Янтарные осколки

Тема: Кастрация/Стерилизация. Гет, элементы слэша, NC-17, и да простят меня хирурги.       Адмирал Кейн Амберский терпеть не может большинство своих братьев и сестер. Исключения - Джерард и Флора, а остальные - их просто слишком много. Из-за того, что их много, в семье не прекращаются распри, заговоры, убийства. Он до трепета ненавидит отца за невоздержанность. Двадцать законных и более сотни бастардов, морской дьявол забери! Впрочем, кажется, какой-то дьявол уже забрал Оберона. Только это не прекращается. Уже растет третье, неподконтрольное поколение амберитов, и эти дети детей кровожадны не меньше отцов. Один уже почти убил его.       Кейн предпочитает односпальное ложе. Кейн исключает даже малейшую возможность стать отцом. И даже с Винтой он… Нет, сейчас лучше не думать о камее с холодными глазами, не то встанет, несмотря на анестезию.       Каждый из рода Оберона изучал и практиковал за бесконечную жизнь множество наук и искусств, выбирая их исходя из своих склонностей. Обязательными являлись только морское дело и хирургия. Ей сейчас и придется заняться. В очередной раз.       Операция несложная, но Кейну приходится проделывать это над собой раз в год. Регенерация рассасывает швы, возобновляет потоки и давит, давит, заставляя вожделеть еще больше. Он, раздетый до пояса снизу, делает первый боковой надрез.       Чистые руки, спирт, тканевые тампоны - все привычно. Клеенка, марля, хоть крови будет совсем немного. Во всех этих мерах почти нет толку, все бы получилось, даже режь себя Кейн ржавым, в засохшей крови, трофейным топором. Он бы обходился и без наркоза, но, морские черти, он не может не возбуждаться, когда режет себя так.       Кожа мошонки словно чужая. Чуть сморщенная, мягкая. Сначала он пробовал делать это на весу, скорчившись, сидя, над зеркалом - как только не пробовал! Одного не практиковал ни разу - не подпускал к себе другого хирурга. Сейчас он уложил яйца на сложенную в несколько раз чистую простынь, которую постелил поверх клеенки на собственный стол.       Надрез ровный, недлинный. Много и не надо. Он мог бы проделать все с закрытыми глазами, если бы пожелал. Нужно Зафиксировать разрез зажимом, подтянуть тонким крюком семявыносящий проток, перетянуть хирургической нитью в двух местах, а потом иссечь. Пролить спермицидом, подогнуть концы и сшить. Если просто перетянуть, но не резать - не хватит и на полгода.       Как-то Логан, квартирмейстер, застал его за этим. Ужаснулся… и предложил помощь. Но единственная попытка закончилась, не начавшись, короткой взаимной дрочкой, а Кейн по-прежнему предпочитает делать все сам.       Он привычными движениями пальцев заправляет проток - тонкую мягкую жилку - обратно. Теперь нужно зашить надрез и повторить все заново, слева. Тампон. Нить. Хирургическая игла, похожая на кривую улыбку. Кейн шьет и улыбается. Проколоть - протянуть - завязать. А потом еще. И еще. Уже через час шов будет нещадно чесаться, зудеть сладко и больно, и захочется его разодрать. Желательно, с чьей-нибудь помощью. Только вот придется потерпеть. Анатомия у него бешеная, быстро развлечься можно будет уже завтра, а вот навестить наследницу винного дома Бейли - не раньше, чем через субъективную неделю. Они будут долго играть в шахматы, и она, конечно, проиграет, поддавшись. Ведь нельзя, как она думает, выставлять адмирала худшим стратегом, чем дочь алкогольной империи. Они выпьют вина, что называют “Мочой Бейли” - потокового продукта, что легко отыскать в каждой лавке и каждом трактире. Вино это ругают за дешевизну и соленый привкус, и весь город наверняка думает, что Винта, захомутавшая амберского принца и будущая хозяйка бизнеса, пьет сорт побогаче. А еще позже они расположатся в беседке с пледом и книгами, но им быстро станет не до чтения. Винта приподнимет платье и осядет на Кейна, расположившись к нему спиной, сожмет себя спереди пальцами и в первый раз сделает все сама.       Блядь, как не вовремя ему это видится! Ксилокаин давно переработался разбушевавшимся организмом, и Кейн, шипя, делает себе еще один укол. Проводя вторую часть операции, он несколько раз дергает скальпелем и иглой, потому что пальцы дрожат. И смотрит, как ткань впитывает амберскую кровь - величайшую ценность и самую бросовую дрянь в мире, куда там “Моче Бейли”!       Все. Он бросает инструменты в почечный лоток, кровавые тряпки - в ведро. Хорошо, что был штиль. Напоследок чуть сжать себя, сдавить и наложить повязки - тоже дань образованию, ведь швы уже не кровоточат. Морщась, натянуть кальсоны и штаны. И выйти к своим людям, чтобы скомандовать маневр. Ветер поднимается.