Когда гаснет свет

      После похорон для Алекса время остановилось. Существовало лишь прошлое, где они с Риком были счастливы, и настоящее, в котором душевная боль заглушала все другие эмоции. Алекс впал в прострацию, марь в голове немного спасала, но в моменты просветления он постоянно думал о том, что мог бы сделать, чтобы предотвратить этот кошмар.       Если бы за руль сел Лейв, то, вероятно, он бы не стал ехать по центральным магистралям, предпочел бы обойти большую часть светофоров по маленьким улочкам, и это сократило бы дорогу на три минуты. Целых три минуты! Они бы успели попасть в квартиру, а у Рика было бы на три минуты больше, чтобы выжить. Может, они застали бы драку, и тогда пистолет убийцы вообще не выстрелил бы. Если бы они не застряли в участке, не дотянули допрос до позднего времени, не говорили с Вульфом о выпивке. Если бы…       Алекс смутно помнил церемонию и все, что происходило после. Гроб, залпы, люди в форме и речи о том, каким был Рик. Все правда, он действительно был именно таким, как его описали – честным, сильным и благородным. Алекс говорил слова соболезнования его родителям, а они ему – знали, с кем встречался их сын. Стыдно было смотреть им в глаза. Проклятое «если бы» крутилось в голове.       У каждого человека, ангела или демона есть эмоциональный предел, по достижении которого уже нет сил сопротивляться проблемам. Все, что было за эти полгода, накапливалось, и если бы не Рик, Алекс сдался бы раньше. Вопреки тому, что его окружали друзья, Алекс чувствовал, что опоры больше нет. Макс, Мира и Лейв по очереди заглядывали к нему в комнату, и каждый по-своему пытался поддержать. Макс притащил обед. Алекс так и не смог впихнуть в себя ни кусочка. Мира тряхнула его и бесцеремонно заставила снять грязную футболку и вручила чистую. А Лейв просто сидел рядом. И, пожалуй, такое совместное молчание немного помогло Алексу.       Кто-то посторонний приходил в таунхаус. Алекс видел лишь одного – Сабура. Застал момент, когда они с Лейвом прощались, и эта картинка больно резанула по нервам. Сабур обнимал Лейва так, словно прощался навсегда, гладил по волосам, прижимал его голову широкой ладонью. Лейв тоже вцепился в него мертвой хваткой. Алекс не представлял, что сейчас у них в головах, но предполагал, что их страх потерять друг друга получил подпитку из-за смерти Рика.       Алекс не мог остановиться, он винил себя во всем, еще и из-за своей сути. Ангелы призваны быть щитом, закрывать от ударов. Они созданы и заточены под это, а ведь это не первый провал. Так же Алекс не смог защитить когда-то Вергилия, и тот один выступил против врага намного сильнее себя. Он знал, на что шел, но ведь и Алекс должен был среагировать, понять, что происходит, хотя бы за секунду до фатального рывка. Не смог. Он обязан был выйти с Лейвом на прогулку, прикрыть ему спину, видел же, что напарник не в себе. И этого не сделал. Так какой смысл обладать такой силой, если он не в состоянии ее применить?       Четыре дня Алекс просидел в своей комнате и как мазохист просматривал совместные с Риком фотографии, погружаясь в отчаяние все больше. Вскоре стены комнаты стали давить. Дорогой интерьер вызывал больше раздражение, и хотя Алекс прожил здесь много времени, он так и не смог признать эту спальню своей. Гостиничный номер? Да, пожалуй. Находиться здесь стало физически невозможно – не хватало воздуха. В горле стоял ощерившийся шипами ком, глотать больно физически, сил не осталось. Алекс все больше чувствовал потребность во сне. Его тело способно было выдерживать невероятные нагрузки, кожа отражала пули, а раны затягивались в короткое время, а вот психика оказалась не такой гибкой, по-человечески уязвимой.       Но прежде, чем он окончательно потеряет связь с реальностью, нужно было сделать еще одно дело.       Обитатели таунхауса пропустили момент, когда он ушел. Так получилось, что именно в эти пару минут никого не было на первом этаже, и единственный, кто видел, как Алекс покидает дом, был Падла. Казалось, питомец все понимает, он напоследок подошел, приподнялся на задние лапы и взглянул в глаза. Алекс погладил его, но смотреть в ответ не смог, ему казалось, животное осуждает его. Он и сам себя осуждал, но остатками сознания понимал, что если его кто-то заметит, то выйти на улицу у него не получится.              Алекс поправил рюкзак и пошел вниз по улице. Соседи, знавшие его, здоровались, Алекс автоматически кивал в ответ. Он старался хотя бы имитировать дружелюбие, не обязательно всем знать, что внутри он пустой. Лондон не изменился от того, что в нем не стало Ричарда Мура, но не для Алекса – для него город стал черно-белым. Сейчас ему казалось, что от этой раны он уже никогда не оправится.       На стоянке Алекс взял классический лондонский кэб и назвал адрес, там было единственное место, где можно будет немного передохнуть. Дверь открыла горничная. Увидев сына хозяина в таком состоянии она засуетилась, не зная, что прежде делать – отвести его туда, где он сможет присесть, или звать на помощь старшего Вестберга. Благо, дилемму разрешил сам Уильям, появившись в дверях гостиной с телефоном в руках.       – Он здесь, – бросил Уильям в трубку и отключил вызов.       – Не возражаешь, если я ненадолго займу свою старую комнату? – сипло спросил Алекс. Пару дней он не разговаривал ни с кем, и горло сжалось, словно на шею накинули петлю, теперь слова давались с трудом.       – Конечно! – Уильям встревоженно осмотрел Алекса с ног до головы. Увиденное ему очень не понравилось.       Он видел сына разным, включая моменты, когда у того были проблемы, и всегда знал, как вести себя с ним. Но не сегодня. В Алексе чувствовался серьезный надлом, не просто небольшая трещина, которая, как обычно, со временем затягивалась, а полноценное разрушение. Такое бутылкой виски и теплыми словами не исправить, и вряд ли время способно полностью исцелить.       – Идем, – Уильям сам начал суетиться, но тут же взял себя руки. При детях и жене он не показывал слабостей, и уж тем более не стоило начинать, когда Алекс был на грани нервного срыва.       Это читалось в лихорадочно блестящем взгляде больного человека, а там, внутри, разливалась тьма. Алекс всегда был самым сильным его ребенком, он выбирался из сложных ситуаций, умудряясь сохранять разум, и именно ему на голову всегда сыпались самые большие проблемы, но, похоже, сейчас он уже не был в состоянии справиться сам.       Оказавшись в просторной комнате на последнем этаже, Алекс небрежно сбросил на пол рюкзак и тяжело опустился на край кровати. Потолок с одной стороны скошен, он находится под скатом крыши. В детстве, да и в юности ему нравилось слушать дождь, здесь капли стучали как-то по-особенному. Круглое смотровое окно в потолке он часто не занавешивал, утром яркие солнечные лучи его, конечно, будили, но это не страшно, ведь в ясную ночь можно было лежать, наслаждаясь звездами.       Сегодня было пасмурно, свет в комнате казался тусклым.       – Хочешь поговорить? – Уильям присел рядом. О чем разговаривать сейчас с сыном, он просто не представлял, однако понимал, что оставлять его наедине со своими мыслями опасно, поэтому изо всех сил пытался наладить с ним контакт.       – Не уверен, – вздохнул Алекс. Эту фразу оказалось легче протолкнуть наружу, по крайней мере, она не застряла, а «удавка» на шее чуть ослабла.       Неизвестно, что именно повлияло на его мироощущение, но, оказавшись в своей старой комнате, Алекс немного успокоился. Да и рядом был отец – настоящая монолитная опора. Когда было плохо, Алекс часто приходил к нему, просто пристраивался с комиксом на диване в его кабинете и делал вид, что читает. Уильям Алекса никогда не гнал, позволял сыну сидеть рядом и наблюдал за ним вполглаза. Ужимки и нарочитое спокойствие, которое пытался демонстрировать сын, не вводили его в заблуждение. Уильям инстинктивно чувствовал, когда Алекса нужно поддержать, хоть и не всегда умел это сделать словами.       – Тогда я приму решение, – кивнул Уильям. – Я выйду на пару минут и вернусь с виски. Надеюсь, ты не откажешься?       Алекс отрицательно качнул головой.       – Вот и отлично, – Уильям вздохнул с облегчением.       Алкоголь или расслабит Алекса, или вырубит. Но в любом случае, это неплохая анестезия для измученной души. За пару минут до приезда сына Уильяму стали названивать его соседи по дому. Все были в панике. Четыре дня они стерегли Алекса как стая доберманов, Уильям заезжал к ним на второй день после похорон Ричарда и не получил от Алекса никакой ответной реакции, казалось, он просто никого не видит перед собой. То, что сегодня Алекс смог уйти незамеченным, уже немного радовало, потому что, как минимум, это было осознанное действие. Психика пострадала, но не фатально. Придется приложить уйму усилий, но теплилась надежда, что его еще можно вылечить.       Когда Уильям вернулся в комнату, Алекс сидел в той же позе, но теперь в руках держал кожаную папку с оттиском логотипа одной из компаний, ранее принадлежавшей Гордону Вестбергу, а теперь ею управлял Дэвид.       – Что это? – будничным тоном осведомился Уильям, разливая виски по стаканам.       – Это то, чем Мери держала Гордона, а потом Дэвида за яйца, – ответил Алекс. Теперь в его голосе появились хоть какие-то эмоции. Злость. Хорошо, даже прекрасно, сильная эмоция может ненадолго перекрыть горе.       Уильям протянул один стакан Алексу, но руку не убрал, предлагая передать документы ему. Алекс не колебался, просто сунул папку в раскрытую ладонь и вздохнул с явным облегчением, словно избавился от тяжелого груза.       – Ты смотрел? – Уильям положил папку на предплечье и открыл. Прочитав первые строки, Уильям почувствовал, как на спине выступил пот, а волосы на затылке встали дыбом.       – Да, ознакомился, – кивнул Алекс. – Занятное чтиво. Думаю, если бы не это, Гордон и тем более Дэвид сняли бы Мери со своей шеи.       – Она шантажировала этим свою семью… – голос Уильяма звенел сталью. Он листал документы, и ярость в нем набирала обороты. Еще немного, и он взорвется. Взглянув на сына, он взял себя в руки. Не сейчас, не при Алексе. Потом, когда тот ляжет спать.       – Два последних листа посмотри, – кивнул на папку Алекс. – Это то, что ты искал.        Вначале, прочитав отчет и рассмотрев приложенные фото, Алекс не поверил. У него в голове не укладывалось, что родная мать могла так поступить со своим ребенком. Потом, сопоставив привычное поведение Мери, ее неоднократные высказывания и этот отчет, он пришел к выводу, что ее и матерью-то сложно назвать. Уильям и Джон никогда об этом не говорили вслух, но Мери они не любили, их позиция была отражением ее отношения к детям. Сыновьями занимался кто угодно, но не она. Даже вечно занятый Эдгар уделял им много больше внимания, чем ничего не делающая Мери. Шарлоту Мери ненавидела за то, что она так разительно отличалась от нее самой. Шарлота умудрялась делить свое внимание между четырьмя оболтусами, никого не выделяя и всегда стараясь слушать их. К сожалению, она еще и работала, поэтому не всегда могла себе позволить проводить с ними много времени, но выходные и праздники Шарлота посвящала им, порой игнорируя настойчивые приглашения свекрови посетить какие-то мероприятия. Мери и сама не горела желанием видеть Шарлоту, но того требовали приличия, а Мери хотела выглядеть в обществе как подобает, и открытая конфронтация с невесткой ей была ни к чему.       Алекс скосил глаза в сторону. Там, в углу, за стопкой журналов стояла гитара. В детстве его отдали в музыкальную школу на класс фортепиано, и где-то в возрасте восьми лет он уговорил мать добавить еще один инструмент. Шарлота всегда старалась поддержать увлечения своих детей, но с Алексом она долго обсуждала новый курс, словно не хотела его туда пускать. Только став постарше, он понял, что мама просто боялась перегрузить его – внеклассных занятий у Алекса было выше крыши.       – В это невозможно поверить, – Уильям отвлек Алекса от его мыслей. Взглянув в лицо отцу, Алекс не на шутку испугался, что у того сейчас случится инсульт. Сжатые челюсти, красные лоб и щеки, сверкающий злой взгляд.       – Я тоже не поверил, – кивнул Алекс. Да, Уильям прочел отчет об убийстве Джона.       – Не может быть подставой?       – Может, поэтому я не стал сразу нести его тебе.       – Откуда папка?       – Из дома Беатрисы, – как ни в чем не бывало ответил Алекс.       И тут Уильям вспомнил недавний разговор с женой. Шарлота смеялась, рассказывая, как причитала Беатриса после того, как кто-то влез в ее дом и украл брошь. Все бы ничего, но вор выбрал самый жуткий предмет из ее коллекции, хотя в логике ему не откажешь, в аксессуаре камней не меньше, чем на двести тысяч фунтов. Выяснять, кто ограбил дом, не было смысла – Алекс не скажет, однако Уильям мысленно выразил восхищение умениям преступника. Он действовал хитро, не подкопаться. Мери и Беатриса вели себя как обычно, их внимание было сосредоточенно на украденном украшении, но если бы они знали, что и сейф вскрыли, то выдали бы себя поведением. Беатриса точно, Мери, в силу своего психического расстройства (а Уильям был уверен, что диагноз существует), вполне могла не проявить никакого беспокойства.       Отвлекшись на документы, Алекс словно вернулся из своего небытия, он вел себя вполне адекватно, хотя выглядеть лучше не стал. Все то же бледное лицо, темные круги под покрасневшими глазами. Но Уильям понимал, что это временно, стоит Алексу вспомнить о том, что произошло, он снова замкнется в своей ракушке. Поскорее бы домой вернулась Шарлота. Сестры Алекса – Анна и Сибил – должны были приехать в Лондон завтра. Они уже были в курсе и, не задерживаясь, планировали «погостить» у родителей. Смена обстановки и окружения должна была помочь, но Уильям сомневался, что этого хватит.       Алекс проснулся поздно. Теперь он спал каждый день, как в бытность человеком – быстро уставал и валился с ног. Пока он не беспокоился об этом. Даже если его способности совсем пропадут, то они и не нужны, он точно их не заслужил. Кому-то другому они бы пригодились больше. То, что он родился с ангельской душой, Алекс в расчет не брал, мало ли, ошибся эфир, выбирая тело носителя. Бывает.       Осмотревшись, он не сразу понял где находится, но быстро вспомнил, что вчера напросился в гости к родителям, повинуясь своим эмоциям. Стало стыдно, что вывалил на отца свои проблемы, не стоило этого делать. Алекс уже взрослый мужик, ему пора бы научиться решать все самому, а он прибежал прятаться за спину уже немолодого Уильяма. На душе от этих мыслей стало гадко, от собственного эгоизма и никчемности. Успокоил он себя только тем, что нужно было, наконец, передать папку хоть кому-то из семьи.       Внизу слышались разговоры. Сквозь толстые стены кабинета доносились низкие мужские голоса. В одном Алекс узнал отца, а второй, кажется, принадлежал Дэвиду. Они говорили относительно спокойно, не кричали, но слова, которые удалось различить, ударили Алекса отрезвляющей пощечиной.       – Я решу этот вопрос, – сказал Дэвид. – Но вариантов у меня несколько, я уже говорил. Если не готов помогать, то не вмешивайся.       – Я не отказываюсь, но настаиваю на втором, и вовсе не из-за гуманности, – парировал Уильям. – Я не хочу привлекать к семье внимания больше, чем мы уже получили благодаря Чарльзу. Если еще и вокруг Мери начнется ажиотаж – это может отразиться на наших делах.       – Я тебя услышал, – холодно ответил Дэвид. – Но ты сам должен понимать, что ни Эдгар, ни тем более Гордон этого бы так не оставили, невзирая на родственные отношения. Оба они считали, что семья важнее всего, и если один из ее членов предает остальных, то автоматически перестает быть ее частью. Скажи мне, ты поддерживаешь данное утверждение?       – Да, – не колеблясь, подтвердил Уильям. – Но я также понимаю, что настали другие времена, и любое действие мгновенно будет рассмотрено под микроскопом. Если СМИ мы заткнем, то сетевых «независимых» уже никак.       – Ну, как показывает мой опыт, неподкупных людей нет – есть те, кому мало заплатили, – рассмеялся Дэвид.– Но я не могу игнорировать твою позицию. Хотя ты понимаешь, что сейчас я зол, и мои желания кровожаднее твоих.       От этого смеха продрал мороз, Алекс поежился. Старшие мужчины семьи обсуждали свои дела. Алекс раньше ни разу в жизни не задумывался над тем, как на самом деле происходит управление семейными активами. Слышал фразу про «кошелек Вестбергов» и всегда считал, что это вопрос только Дэвида, но, похоже, голос Уильяма имел чуть ли не такой же вес, как голос главы финансовой схемы.       – Я всегда верил, что в тебе разум побеждает низменные желания, – судя по звуку, Уильям хмыкнул. – Но вопрос открыт. Нужно подготовить почву, чтобы ни один адвокат не смог придраться. Не стоит сбрасывать со счетов ее связи.       – Повторюсь – не бывает неподкупных, – в кабинете послышался шум, мужчины встали. – Пожалуй, мы обсудили все. Я дам тебе знать, когда все будет готово.       – Останешься на обед? – предложил Уильям.       – Я бы с удовольствием, но не думаю, что сейчас это уместно. Пусть Алекс побудет с близкими, – Алекс прислушался. Конечно, Дэвид уже узнал о том, что случилось. – Да, и вопросом нападения на квартиру Мура занимается мой человек. Когда будет информация, я тебе сообщу.       Вот теперь стало интересно. После смерти Рика Алекс не мог ни о чем думать, но, услышав последние слова Дэвида, он словно ожил, у него появилась цель, смысл жизни – отомстить за Рика. Все это было связано с их работой, никак иначе. Это было самым очевидным, что могло прийти ему в голову.       – Хорошо, поговорим позже, – понизил голос Уильям. – Не хотелось бы мне обсуждать это в доме.       – Слуг ты отослал, домочадцев нет, а Алекс спит, – вот теперь в голосе Дэвида слышалась мягкость и тепло, которых раньше Алекс не замечал.       – Сам знаешь, что у стен тоже есть уши, – рассмеялся Уильям.       – До встречи, – попрощался Дэвид.       – Да, до встречи.       Алекс тряхнул головой. Он жалел, что не проснулся раньше и не услышал начала, первый раз за долгое время порадовался, что кое-какие способности у него есть – кабинет Уильяма делался так, чтобы подслушать было невозможно, и все же это оказалось несущественным препятствием для ангельского слуха. И на том спасибо.       

      

***

      

      Обнаружив, что Алекса нет дома, Лейв поднял на ноги всех. Сначала в дело включились Макс и Мирослава, но через двадцать минут, когда они надумали снова звонить Сатане, Лейв сообразил связаться с родителями пропавшего друга. Хорошо, что Алекс вошел в дом Уильяма как раз тогда, когда Лейв был на проводе, и все решилось без привлечения тяжелой артиллерии. Неизвестно, чем бы вообще могло это закончиться, если бы старшие узнали о новом происшествии. И так после смерти Ричарда Мура Сабур настаивал на том, чтобы «бесполезную миссию» свернули немедленно.       Лейв не готов был отступить, и хотя никаких зацепок пока не было, он каждый день буквально перетряхивал всю криминалистическую лабораторию. Оливер Флинн в отчаянии разводил руками, увы, он не мог пока ничем порадовать коллег, убийца ничего им не оставил. Убойный находился в подвешенном состоянии – нового начальника пока не назначили, а Вульф, поставленный ВИО, не знал, за что хвататься. Он уважал Мура и больше всего сейчас хотел найти его убийцу, но, как и остальные инспекторы, ходил от тупика к тупику. В день похорон вообще потеряли несколько образцов из квартиры Ричарда. Нет, их никто не украл, но произошло загрязнение. Оливер чуть не обеспечил инспекторов новыми трупами – орал на подчиненных так, что слышно было за стальной дверью морга. И хотя все списали на случайность, у Лейва закрались первые подозрения. Он не был уверен, что прав, но, прокручивая в голове события последних месяцев, все время натыкался внутренним взглядом на одного и того же человека.       Вечером того же дня, когда Алекс покинул таунхаус, на телефон Лейва поступил вызов с неизвестного номера. Насторожившись, он снял трубку, но тут же узнал голос собеседника. Звонил Барлоу и просил о встрече. Лейв согласился, предложил любое удобное для прокурора место, но Барлоу выбрал таунхаус. Через полчаса он стоял на пороге дома, и вид его заставил даже Лейва немного струхнуть. Барлоу относился к Ричарду по-отцовски тепло, помогал ему, иногда не совсем законными способами, и его смерть сильно ударила по старику. Барлоу осунулся, постарел, между кустистых бровей залегла глубокая морщина, отчего казалось, что он все время хмурится.       – Где Вестберг? Почему он трубку не берет? – поздоровавшись, осведомился Барлоу.       – У родителей. Телефон отключен, – второе было очевидным, но Лейв на автомате отчитался перед прокурором.       – Жаль, я думаю, ему тоже было бы интересно, – вздохнул Барлоу. Он не казался таким грозным, как раньше – просто измученный старик.       – Он… Ему сейчас непросто, слишком много всего свалилось на голову, – Лейв ощущал необходимость защитить друга от нападок, выгородить перед Барлоу, словно тот пришел обвинять.       – Я понимаю, – кивнул Барлоу. – Мне тоже не хватает Ричарда.       Не говоря лишнего, он дал понять, что был в курсе неуставных отношений в участке, но, видимо, ему, как и большинству, было плевать на них, пока это не влияло на работу.       – Перед… – слово не далось Барлоу, он поджал губы, гневно сузил глаза, но быстро взял себя в руки, не желая выказывать слабость в присутствии молодого офицера, которого едва знал. Но вариантов у него не было. Нужно было передать информацию, и если Вестберг недоступен, то оставался только Найберг. – В тот вечер Мур ко мне заезжал. Он попросил скопировать информацию к себе на компьютер, а саму флешку забрал.       Барлоу протянул Лейву серебристый прямоугольник и вцепился взглядом в его лицо.       – Я просмотрел и кое-что вынес для себя, но давать делу ход сразу я не хочу.       – В этом случае убийца может всполошиться и уйти, – подтвердил Лейв.       – Именно поэтому, зная вас с Вестбергом, я бы предпочел, чтобы вы сначала покопались в деле, а потом, когда будете уверены, приходите ко мне, и я посажу ублюдков.       Лейв не сомневался – посадит. И еще он не исключал того факта, что отставной военный Барлоу может устроить им суд раньше времени. Лейв разделял эту идею.       Барлоу попрощался почти сразу, а Лейв еще час просидел дома, вперив взгляд в хромированный бок флешки. Ее можно было прямо сейчас засунуть в ноутбук, и через полчаса все файлы будут разложены по полочкам, но нет. В этот раз он хотел использовать все доступные мощности, подключить засидевшуюся в четырех стенах Ноль первую по полной.       Он предупредил о своем отъезде. Специально проверил, как работает GPSна телефоне, браслете, да и на самом мотоцикле. Если его попробуют остановить, если хоть кто-то следил и понял, зачем приходил Барлоу, Лейв не побрезгует вызвать себе на помощь армию Сабура. Хватит самодеятельности, хватит самонадеянности, это стоило слишком дорого всем участникам расследования. Он почему-то не сомневался, что именно информация с этой флешки стала причиной смерти Гвен, она же убила и Ричарда.       Хаябуса взревел мотором, показав норов. Вечером, когда дороги не так загружены, на нем будет легко выбраться. Лейв проскочил город и, оказавшись в точке, из которой можно было открывать портал, выскочил по ту сторону реальности. Здесь всегда была комфортная температура и влажность, Дисс встретил своего ребенка тысячами огней, приветствуя его дома. Лейв не был тут с зимы и к удивлению обнаружил, что тосковал по городу, ждал возможности снова здесь появиться. Улицы были уже родными, он мог бы проехать по ним с закрытыми глазами. Химеры на библиотеке, которые раньше немного нервировали его, теперь смотрелись как старые приятели и, казалось, улыбались ему. Лейв подумал, что неплохо бы остаться в Диссе, не возвращаться в Лондон, а вести расследование прямо из демонской столицы, но тут же одернул себя. Не время. Зато потом, когда вернется, он в свое удовольствие прогуляется по древним улочкам, зайдет во все любимые заведения и вообще оторвется по полной.       В мечтах он проделал оставшийся путь довольно быстро. Впереди показалась Часовая башня – информационное сердце Дисса. Ноль первая обрадовалась ему как родному, обняла и смачно, с причмоком, поцеловала в щеку, поморщилась, оцарапавшись жесткой пробившейся щетиной, и позвала в свой кабинет.       – Ну как вы? – первым делом спросила она, когда Лейв устроился во втором игровом кресле рядом с ее столом. Дриззе всегда держала два запасных, на случай если посетители задержатся – она не переносила, когда кто-то стоял у нее за спиной, уж лучше пусть сидит.       – С переменным успехом, – невесело ответил Лейв. – Надеюсь, с твоей помощью улучшить ситуацию.       – Давай! Я всегда готова, ты же знаешь! – она уселась на свое рабочее место и уставилась на Лейва, ожидая дальнейших распоряжений. Пальцы застыли над клавиатурой как у заправского пианиста. Ее соната вот-вот зазвучит, пусть только дирижер взмахнет палочкой.       Лейв передал ей флешку, и в этом жесте вдруг почувствовал резкое облегчение. Он довез ее до нужного места, все, теперь, оказавшись в цепких лапках Ноль первого оператора, она уже никуда не денется. Еще одна тайна будет раскрыта.       На всех доступных экранах стали открываться файлы. Лейв крутил головой то в одну, то в другую сторону. Они вместе с Дриззе читали отчеты Гвендолин, письмо из Мюнхена и сравнивали фотографии. О’Брайан не ошиблась, программа сопоставила порезы на фото и действительно выдала соответствие. Нужно было раньше ее применить! Почему они этого не сделали? Почему дотянули до фатальных последствий?!       Лейв злился. На себя, на Алекса, на Ричарда, и у злости этой не было логического обоснования, она непроизвольно выплескивалась наружу, не сдерживаемая больше ничем. Лейв тоже дошел до точки. Не до предела, как Алекс, но был недалеко, чтобы финишировать вслед за ним.       Он несколько раз перечитал письмо от Шульца. И хотя оно вызывало больше вопросов, чем давало ответов, это была зацепка. Не маленькая подсказка, а, вероятно, самый большой прорыв в деле Попрыгунчика. Но переписываться с ним не было времени, нужно поговорить с глазу на глаз. Запросить не сухие отчеты, а выслушать мнение самого детектива, чтобы в этот раз обойтись без посредничества бездушных машин, лишающих людей эмоциональной составляющей диалога.       – Я еду в Мюнхен, – сказал Лейв.       – Ты собираешься на самолете или как?       – Если я сейчас куплю билет на самолет, а наш убийца, я уверен, следит за нами, то могу и не застать Шульца живым. Хватит жертв. Ради блажи я не стану отказываться от того, что подарила мне Вселенная. Откроешь мне портал? – он улыбнулся.       – Давай. Но для начала давай позвоним герру Шульцу и предупредим, что мы хотим с ним поговорить. А то ты ему на голову свалишься, как гром среди ясного неба.       – Хорошо, но свяжемся с ним, когда я уже буду в городе, – согласился Лейв. – А то я прямо-таки ощущаю, что нашему Попрыгунчику хватит и пятнадцати минут, чтобы все обстряпать.       – Ты думаешь, что маньяк настолько всесилен? – удивилась Дриззе.       – Не маньяк, а психопат, – покачал головой Лейв. – Он умен и давно построил паутину, в которой мы запутались.       – Ну что ж, я вот паутину предпочитаю рвать, – пожала плечами Дриззе. Она постучала по клавиатуре и вывела на экран карту. – Он в своем участке. И тебе повезло! Ближайшая точка телепортации как раз в трех километрах от места его работы.       – Я поехал, – Лейв забрал флешку. Все равно Дриззе уже все скопировала на свой компьютер, а ему нужен был физический носитель на случай, если Шульц решит заартачиться. Он ведь не знал, что человек из Лондона, которому он помогал, погиб.       Лейв неплохо знал немецкий, и из письма вынес, что Шульц не горел желанием много расписывать. Он дал нужную информацию, но и все. Лейв понимал, что если детектив упрется, то его придется тряхнуть. В своей подозрительности Шульц не был виноват. Исходя из того, что Лейв успел вычитать в его личном деле, Шульц пострадал от этого расследования довольно сильно. Его затаскали по инстанциям и хорошенько пропесочили, едва не дошло до увольнения. Вполне логично, что любое воспоминание о событиях тех лет вызывало у него агрессию.       Уже петляя по улицам Мюнхена, Лейв задумался о том, как бы расположить Шульца к себе. Он не хотел сходу на него нападать, но для мирного диалога его разговорного немецкого могло не хватить. Одно дело читать, и совсем другое – говорить. Если первое Лейв периодически делал, то со вторым было туго.       Детектив Шульц оказался немолодым, побитым жизнью человеком. Некогда он наверняка был привлекательным – высокий рост, мощная челюсть и яркие голубые глаза, но прожитые годы и нервотрепка на работе были хорошо видны и на его лице, и в осанке. Он назначил встречу в Hofbräuhaus, очевидно, не желая беседовать с незнакомцем вдали от чужих глаз. Кроме того, исторический ресторан – место паломничества туристов в Мюнхене. Его проще найти человеку, не знающему город (подскажет первый встречный), да и новый посетитель там не будет выделяться.       Лейв окинул взглядом просторное помещение и с удовольствием вдохнул аромат пива, которое готовили прямо здесь, в ресторане. В зале играл оркестр, что, по идее, должно было бы затруднить разговоры, музыка глушила их для соседей и разобрать, о чем идет речь рядом, буквально было невозможно. Приходилось наклоняться к собеседнику, но, пожалуй, так даже лучше.       – Спасибо, что согласились встретиться, – поздоровавшись, сказал Лейв.       – Ваша помощница была очень убедительной, – с раздражением ответил Шульц.       Лейв улыбнулся.       – Мне очень жаль, что пришлось оторвать вас от дел, герр Шульц, но у меня не было иного выбора.       – Это дело мне тоже когда-то казалось крайне важным, – чуть смягчился Шульц. По его лицу скользнула тень, но ее с равным успехом можно было списать и на досаду,и на азарт.       Лейв его хорошо понимал – Попрыгунчик забирается в самые дальние уголки сознания своего преследователя, играет с ним, сводит с ума. Начало безумия уже просматривалось у Алекса, но его свалило несколько быстрее, чем Шульца, хотя и это объяснимо – у Алекса все наслоилось на ПТСР после войны, а это чуть ли не сильнейший триггер, который можно придумать. Лейв не успел прочесть документы, собранные Шульцом, их было слишком много, и это даже не все. К сожалению, сухие отчеты не могут дать полной картины, поэтому необходимо было знать, что именно детектив утаил. На него давили, и это точно не просто догадка, это факт, который доказать было бы раз плюнуть. Однако, чтобы сделать нечто подобное, нужно иметь покровительство в верхах, которого у Шульца, естественно, не было. Где в документах из Мюнхена таился ответ, – причина, по которой преступника решили не трогать. Вероятно, именно двенадцать лет назад и появилась идея прикрывать заказные убийства бесчинствами маньяка.       – Герр Шульц, у меня не так много времени, и я не буду ходить кругами, поэтому задам интересующий меня вопрос прямо: кто приказал вам отложить дело?       – Иногда я поражаюсь наглости людей, – вздохнул Шульц, но в его взгляде зажегся огонек, словно он давно хотел, чтобы кто-то об этом спросил.       Лейв ждал, когда ритуальная пляска со взвешиванием всех за и против закончится. Шульц – классический немец, баварец, у него на лице не дрогнул ни один мускул, но он молчал, а это значило, что он обдумывает. От того, что он скажет, зависит вектор их диалога. Наконец он выдохнул сквозь зубы и посмотрел Лейву в глаза.       – Я полагаю, у вас есть доступ к материалам моего расследования, – дождавшись утвердительного кивка, он продолжил.– Убийца появился первый раз в ночь с 5 на 6 декабря. Следов не было, но оформил он картину преступления в лучших традициях фильмов ужасов. Начальство считало, что это единичное преступление, но интуиция мне подсказывала иное. В конечном итоге, я оказался прав. Между собой мы его назвали Крампусом из-за даты нападения [1], но я считал это преждевременным, просто так совпало. Он появлялся раз в месяц, и до третьего убийства удавалось скрыть его похождения от широкой публики. Я не знаю, кто конкретно держал под контролем ситуацию, но СМИ не подпускали… Пока Крампус не убил жену одного очень богатого человека. Сначала это казалось совпадением – она отдыхала в загородном доме мужа, там довольно старая постройка и очень дырявая система безопасности. Это и натолкнуло меня на мысль. Эльза Кёлер никогда раньше не интересовалась этой недвижимостью, и такая поездка была чем-то из ряда вон, исходя из показаний ее знакомых. Охранники ничего не слышали в ту ночь, фрау Кёлер не терпела их в доме, потому, по словам мужа, он приказал им остановиться в гостевом домике и обходить территорию раз в полчаса.       – А камеры наблюдения? – нахмурился Лейв.       – Не было их, – усмехнулся Шульц, порадовавшись, что Лейв думает в ту же сторону, в которую думал он сам, когда попал на место преступления.       Лейв вскинул бровь. Покрутившись в подобном обществе, пусть оно и отличалось от того, как это принято у людей, он узнал много нового для себя. Как, например, то, что глава СБ костьми ляжет, но не пустит взбалмошного шефа или члена его семьи в место, которое не отвечает требованиям безопасности.       – Скажите, а вы допрашивали охранников позже? Ну, допустим, через пару месяцев после инцидента? – удобная практика, если расследование повисло и есть подозрение, что свидетели соврали. Подготовленные «особыми людьми», они расскажут все, как им приказали, но ложь нужно помнить, и через пару месяцев картина их восприятия может измениться.       – Пытался, – помрачнел Шульц. – Но один уехал куда-то на острова, а второй погиб в перестрелке, якобы защищая босса.       – Понятно, – кивнул Лейв. Пожалуй, СБ Кёлера обеспечило сохранность своих тайн. Второй охранник, скорее всего, тоже мертв, но если бы они погибли оба, это вызвало бы подозрения, а так он вроде как уехал и вне доступа как для бывшего работодателя, так и для полиции. – Потом Крампус вернулся к прежнему типу жертв?       – Да, но нельзя сказать, что фрау Кёлер выбивалась из его типажа – та же внешность, тот же способ убийства. Но помимо стандартных надрезов, я заметил еще и довольно специфические насечки, на костях остались следы, так что наш патологоанатом предположил, что это армейский нож. Потом эти надрезы повторялись еще несколько раз, но жертвы, как бы цинично это ни звучало, не были так примечательны, как фрау Кёлер.       – Сколько еще «примечательных» жертв было?       – Еще две за три года, – сцепил зубы Шульц. Очевидно, он решил, что холеный блондинчик, сидевший перед ним, пришел ради расследования смерти очередного богатого клиента. Остальные погибшие его мало волнуют.       – И он убивал каждый месяц?! – Лейв от удивления чуть не опрокинул литровый бокал пива. Когда официантка успела его принести, он даже не заметил. Такой плодовитый убийца не вязался с образом Попрыгунчика, и он бы наделал ошибок.       – Нет, потом было затишье на полгода, ускорение и снова затишье, – качнул головой Шульц.       – Он отработал это здесь, – пробубнил себе под нос Лейв. – После которой жертвы вас заставили бросить вопрос?       – После «малоинтересной» с точки зрения моего начальства фрау – учительницы младших классов.       – А за сколько жертв до нее исчезли специфические порезы? – уточнил Лейв.       – За две, – вдруг подобрался Шульц. – Последней была фрау Шуппе, а перед ней фрау Нойманн – жена Клауса Нойманна, крупной фигуры в правительстве. Это случилось накануне их развода.       – А потом вы поймали напарника Крампуса, – утвердительно сказал Лейв. Он уже не спрашивал, да и Шульц, похоже, сообразил, куда тот клонит.       Действительно, если после длительного перерыва снова посмотреть на дело, многие детали становятся более ясными. Шульц мог думать о связи, но рамки, в которые его поставили, не позволяли ему вольностей. Разговаривая с новым человеком, явно имеющим дело с тем же убийцей, он словно прозревал, соединяя детали, которые раньше не бросались в глаза. И пусть этот человек пришел ради какой-то богатой жертвы, если он сможет наказать убийцу всех этих женщин, то пусть, Шульц будет только рад.       – У вас хватит ресурсов справиться с таким человеком?– Шульц в первый раз задумался, что расследовал преступления не так, как нужно. Он искал маньяка, но, по сути, имел дело с киллером, а тот прикрывал свои заказы серией. Удобно. Ведь расследование в таком случае ведется совсем иначе.       – Да, – уверенно ответил Лейв. – У нас хватит ресурсов.       – Но у вас какой-то свой интерес?       – Женщина, которая первой нашла параллели с делом в Мюнхене, была убита одним из подручных Крампуса. Мы его называем Попрыгунчиком. Сейчас, чтобы иметь возможность убивать разных жертв, он взял себе под крыло нескольких ублюдков, которые делают за него грязную работу. И крайне редко он сам вступает в игру.       – Он сильно прокачался, – горько усмехнулся Шульц.       – Герр Шульц, а скажите, был ли у вас на примете человек, которого вы могли бы связать с делом Крампуса? – Лейв задал свой главный вопрос. Если имя всплывет, то, может, удастся Попрыгунчика как-то идентифицировать.       – Да, я прикинул троих, и именно в этот момент мне обрезали крылья, – Шульц назвал три имени, но ни одно из них не было знакомо Лейву. Впрочем, есть база документов, можно было бы сравнить фотографии.       – Спасибо Герр Шульц, – Лейв подал ему руку. За все время расследования это был самый серьезный толчок.       – И вам, герр Найберг, – Шульц смягчился. Лейв не скрывал своих эмоций, сейчас по нему было видно, что вопрос о поимке преступника для него принципиальный и вовсе не связан с деньгами. Шульц был рад ошибиться.              Выйдя из пивного ресторана, Лейв отослал список имен Дриззе текстовым сообщением. Он не был уверен, что смог правильно передать услышанные фамилии, но это не важно – Ноль первая переберет все возможные комбинации, чтобы получить результат.       По дороге к парковке, где он оставил мотоцикл, нашлась пекарня. Там он в порыве накупил брецелей и с огромным трудом затолкал в свой рюкзак. Настроение было странное. Приподнятое и одновременно какое-то нервное. Появился непонятный зуд в голове, требовавший двигаться. Стоило остановиться хоть на мгновение и Лейв начинал приплясывать на месте. Это начало. Охотничий азарт подогревает кровь, цель не эфемерна, она теперь имеет четкие очертания, еще немного, и она полностью прояснится. И тогда… Тогда все это закончится.