***
Дом был большой и шумный. В каждой комнате толпились люди разного возраста и разной степени угашенности. Вечеринка уже явно подходила к концу — мусора было гораздо больше, чем людей, которые могли бы этот мусор создать. Часть из гостей была относительно трезва, некоторые во что-то играли, некоторые просто спали. Тем не менее, даже на этом этапе гуляния народу было ужасающе много, и абсолютное большинство из них настолько плохо соображало, что не было способно хотя бы просто вспомнить, как стоять на ногах. Их не интересовало предстоящее утром похмелье и возможные последствия для здоровья от такой сильной передозировки алкоголем или что-там-ещё-они-принимали. Их вообще мало что интересовало, они хотели веселиться в том единственном представлении «веселья», которое имели. Да ещё и с таким рвением, будто не рассчитывали прожить после этой ночи хотя бы пару дней. Пьяные толпы падали тут и там, спотыкались, глупо улыбались незнакомцам и с настойчивостью искали ещё хоть одну бутылочку горячительного, словно весь смысл вечеринки был в том, чтобы допиться до белочки. Отвратительно. Арсений брезгливо кривился, перешагивая уже потерявших чувства одноклассников и настойчиво продвигаясь вперёд, заглядывая в каждое расслабленное пьяным сном лицо в надежде не увидеть знакомые кудряшки. Оксана плелась рядом, Нурлан загораживал её собой, прикрывая от блестящих пьяной похотью глаз своей огромной курткой. Тамби шёл где-то позади, насмешливо снимая происходящее на телефон и, кажется, прикидывая, какую из бутылок можно было прихватить с собой. Они вместе обшарили почти половину первого этажа дома, прежде чем наткнулись на небольшую толпу возле лестницы. Возможно, они бы даже и не обратили внимание на этих ребят — большинство из них были им не знакомы, а вели себя относительно тихо и неприметно. Но Арсений резко замер. Пронзительный лёд его глаз выловил хмельную улыбку знакомой девушки, её надменный блеск глаз и развязный язык тела. Её неприкрытое самодовольство заставило прирасти к месту, настороженно прищуриваясь. Тревога внутри поднялась новой волной, свернулась горьким комком в горле и покрылась корочкой инея, а в голос прокралась стальная дрожь: — Где он? Среди ребят прокатился смех. Они начали наперебой что-то отвечать, шутить, ругаться и кидаться брезгливыми взглядами, но Арсений на них внимание не обратил. Его взгляд приклеился к выбранной жертве, будто над её головой он увидел цель, шестым чувством понимая, что именно она и была ему нужна. Именно она была причиной его страха. Злость внутри заклокотала, клубясь чёрным густым дымом, мышцы свело напряжением и кулаки зачесались от желания выпустить всю накопившуюся агрессию. Но рядом не было сада и цветочков. Рядом были только люди, которые причинили вред Антону, и Арсений знал, что сегодня не сможет сдержаться. Он знал, что сегодня сделает кому-то больно, и со злобной ухмылкой надеялся, что это будет девушка, которую даже просто в мыслях по имени называть не хотелось. Он был готов сделать ей так больно, чтобы она больше никогда не посмела даже подумать о том, чтобы тронуть Антона, и Арсу было всё равно, какого она была пола и весовой категории. Ира, видимо, это тоже очень быстро поняла. Улыбка спала с её лица, она дёрнулась назад от неожиданного насыщенного страха и невольно кивнула в сторону неприметной двери, прежде чем скрыться на втором этаже. Арсений проводил её хищным цепким взглядом, но без лишних раздумий отпустил, даже не собираясь преследовать. Сейчас были задачи более срочные; Попов уверенно направился к комнате. В которой был его Антон. Которому он был нужен. Которого хотелось обнять и прижать к себе как можно быстрее. Невроз достиг такого накала, что, когда на пути Арсения встал какой-то незнакомый парень, с мерзким бульканьем горланя что-то о пригласительных и приличии, Арс не раздумывал даже сотую долю секунды. Он лёгким движением опрокинул наглеца через бедро, с отвратительным хрустом вывернул ему руку за спину и выпрямился, удерживая орущего от боли парня на месте тяжёлой подошвой ботинка. И шумный дом моментально затих. Только где-то позади Тамби восхищённо прошептал: «Это и есть режим терминатора?!», да одноклассницы начали перешёптываться опасливо и удивлённо, снимая происходящее на камеры своих айфонов. Лёд треснул. Возводимая годами стена безразличия рухнула, демонстрируя миру кипящее от злобы нутро. Теперь каждый мог увидеть, какая концентрированная ярость скрывалась за маской гордости и величия Попова. Десятки лет самоконтроля Коту под хвост. Плевать. Арс натурально взревел, подхватывая замершего под ним парня за шкирку и швыряя его в толпу. Окинул их колючим потемневшим взглядом и низко прохрипел: — Кто-то ещё хочет попытаться меня остановить? Мышцы покалывало от желания подраться, от необходимости отстоять своё и готовности делать это так долго, как только понадобится. Арсений видел, каким недовольным взглядом на него смотрел Дима и как равнодушно попивал своё пиво в стороне Сергей. Он знал, что у них было много друзей, он знал, что в этой небольшой толпе были те, кто хотел бы ему врезать. И знал, что никто бы не смог в действительности навредить ему достаточно сильно, чтобы остановить. Мрачное удовлетворение пробивалось сквозь маску ледяного совершенства с каждой секундой молчания всё сильнее. Прошла минута, вторая, пятая, и только когда Нурлан сжал его плечо, Арсений понял, что всё это время стоял в неподвижном напряжении, в любой момент готовый принять боевую стойку и напасть. — Иди, — кивнул Сабуров на дверь, оборачиваясь к толпе с гадкой ухмылкой, — Они не станут тебе мешать. Им же ещё нужны руки, чтобы ЕГЭ было чем писать. Ухмыльнувшись совсем гадко, Арс дёрнул ручку на себя и вошёл в пропахшую электронками комнату. Чувство злобного самодовольства и благодарности сохранить надолго не удалось — ему хватило одного взгляда на распластанного по кровати, полуголого и дрожащего от плача Антона, чтобы тут же провалиться в новую пропасть паники. — Тош? Арс не сразу понял, что этот тихий надломленный шёпот принадлежал ему. Он даже не сразу понял, что что-то сказал, казалось, горло сдавило страхом так сильно, что он едва мог дышать. Антон его не слышал. Антон смотрел на него прозрачным взглядом зелёных глаз, проливая крупные слёзы. Он был весь мокрый от холодного пота, его живот был грязный, залитый дурно пахнущей смазкой и засохшей спермой. Он пытался прикрыться, застегнуть штаны или хотя бы натянуть на себя простыню, но руки его всё ещё не слушались, а каждая неудачная попытка сделать хотя бы одно осмысленное движение вызывала новую лавину слёз. — Тош, — прошептал Арсений, бережно касаясь завитков волос у виска. Антон тут же дёрнулся, испуганно хлопая мокрыми, слипшимися ресницами. Внутри у Арсения что-то порвалось от той боли, что скривила его залитые кровью губы. Заросли пальм и диких лиан в его глазах посветлели, словно из них выпарили все чувства, а зрачок задрожал, то сжимаясь от дикого страха, то расширяясь под натиском неизвестного препарата. — Антош, — попытался ещё раз Арсений, сглатывая собственный плач. Рухнул коленями на влажный от рвоты ковёр и осторожно провёл похолодевшими пальцами по мокрым щекам, стирая слюну и потёки слёз так нежно, как только мог, — Это я, Тош. Это я. Ты слышишь меня? Антон крупно вздрогнул, первое мгновение всё ещё пытаясь отстраниться, но затем, наконец узнав до ужаса любимые руки, с тихим выдохом расслабился. Прикрыл глаза, подставил лицо тёплым касаниям и разрыдался ещё сильнее. — Арс, прости, — просипел он сквозь громкие всхлипы. Не открыл глаза, медленно покрываясь красными пятнами жара стыда, а пальцами вцепился в рукава рубашки Арсения, сжимая их так крепко, словно боялся, что Попов не реален и вот-вот исчезнет, — Прсти… Я не хотел, я пытался.. я.. Арс? — слепо ткнулся носом в подставленную ладонь и забулькал уже приглушённо: — Пожалуйста, прости. Прости меня. Мне так жаль. Я не мог даже… я.. Арс! Арсений знал, что должен был быть аккуратен, но он не мог. Он просто не мог себе позволить продолжить сидеть на коленях возле своего рыдающего парня и слушать все эти глупые сбивчивые извинения — он набросился на Антона, прижимая его к себе в крепких объятиях. Носом уткнулся в мокрый висок, сцеловывая солёные слёзы с век, пальцами зарылся в волосы на макушке, ласково почёсывая и перебирая влажные пряди. Возможно, он не рассчитал силы, скорее всего, сжал Антона слишком сильно. Вероятно, не так следовало обращаться с жертвами насилия, но Арсению было всё равно. Антон в его руках перестал дрожать. Он согрелся, затих, прижимаясь ухом к горячей груди и вдумчиво считая частоту биения сердца Попова. Он всё шептал свои глупые извинения, действительно считая, что Арс мог его в чём-то обвинить, и от этого было так больно, что тот и сам затрясся от едва сдерживаемого плача. — Всё хорошо, — прошептал он, — Не извиняйся, пожалуйста. Ты ни в чём не виноват, Антон. Ты не.. Подобрать слова утешения было сложно, заставить себя поверить в их правдивость — ещё сложнее. Но именно в тот момент Арсений решил, что сделает всё возможное, чтобы его обещания не были пустыми. Он бережно поднял голову Антона, настойчиво заставляя смотреть себе в глаза, произнося с такой уверенностью, чтобы банальность не звучала как таковая: — Всё будет хорошо. И Антон засопел, снова готовый разрыдаться, кажется, действительно поверивший. Он упал обратно на постель, с трудом сворачиваясь в клубок, но из пальцев рукав Арсовой рубашки не выпустил. У него не было сил ни на что, у него едва хватило сил на то, чтобы остаться в сознании, но он даже и не подумал о том, чтобы отпустить Арсения, пусть и потратил на это слишком много энергии. Арсений с трудом выдавил из себя нежность, когда принялся приводить Антона в относительный порядок, параллельно приговаривая всякие сладкие глупости, стараясь не пропустить в голос ту гегемонию ненависти, что поднялась в груди от полноценного осознания произошедшего. Хотелось тут же подняться на второй этаж и заставить насильницу испытать те же чувства. Сотворить с ней тоже самое, но грубее, сильнее, больше. Заставить проглотить самодовольство вместе с кровью и слезами, подавиться ими, задохнуться в розовой пене с клубничным запахом. Только Арс не мог. Он не мог себе представить ситуацию, где ему бы пришлось вновь оставить Антона. Выдернуть рукав из его робкой хватки? Бросить в чужой комнате без своего тепла и своей защиты? Месть того не стоила. — Арс. Рядом оказалась Оксана. Арсений в последний момент чуть не накинулся на неё, резкий как струна от всех этих болезненных чувств. Его начало по-настоящему потряхивать, ему страшно захотелось отключиться, но полусознательный Антон всё ещё был на его руках, а оба они всё ещё сидели в комнате чужого дома. Не лучшее время для слабости. — Арс, — Оксана присела рядом. Заглянула в глаза Антона, не находя там осознанности, и поджала губы, стараясь тоже не расклеиться, — Его надо увезти отсюда. — В больницу? — прохрипел Арс не своим голосом. Тряхнул головой, на время сбрасывая усталость, а затем перехватил Антона покрепче и поднялся с ним на руках, едва не воя от боли в пояснице, — Его накачали. Я боюсь, что… — Я позвонила подруге. Ну, той, которая в ЦРБ работает, — на ходу перебила его Оксана, грамотно обходя темы, которые могли окончательно сломать их обоих. Она тоже понимала, что для паники было слишком рано — они только покинули пределы злосчастной комнаты, — Скинула ей твой адрес. Откапаем его дома. — С ним всё будет хорошо? — появился из-за угла Нурлан. На скуле у него красовался свежий синяк, но он совсем не выглядел пострадавшим. Его тоже слегка потряхивало, только не от страха, а от насыщенного хищнического удовольствия. — Если всё это время он оставался в сознании и понимал происходящее — это хороший знак, — нахмурилась Оксана, задерживаясь на месте только для того, чтобы встать на цыпочки и нервным движением потереть яркое пятно кровоподтёка на его скуле, — Ты подрался? — Ерунда, — отмахнулся тот, жмурясь от неприятной боли, — Твоя подруга привезёт все расходники или нам надо будет заехать в аптеку? — Я спрошу, — тут же схватилась за телефон девушка и ушла быстрым шагом чуть вперёд, наконец выбегая на улицу, чтобы шум гудящего дома не отвлекал её от разговора. Арсений не знал, сколько времени прошло, прежде чем они дошли до машины и в четыре руки уложили Антона на заднем сидении, только к тому моменту его руки задеревенели, а спина уже начала мерзко тянуть насыщенной болью. Его снова начала бить крупная дрожь, и только спокойный полусон Антона удерживал от порыва вывернуть желудок прямо себе под ноги. Мысль о том, что Антон сидел в его машине, под его ответственностью и в зоне наилучшей видимости здорово успокаивала. Арс понимал, что до полного спокойствия ещё было далеко и настоящие проблемы только начинались, но, по крайней мере, он мог коснуться Антона в любой момент и чёртов дом остался где-то за спиной. И тут Арсения окатило леденящей виной. Боже. А ведь если бы он его не отпустил, всего этого и не произошло бы. Если бы запретил идти на эту вечеринку, заставил остаться с ним в тот вечер и все последующие, затащил в постель и не выпустил до первых экзаменов.. тогда Антон был бы в порядке. — Тебе нельзя за руль, — докуривая сигарету, произнёс Нурлан. Он всё ещё слегка жмурился от боли в скуле, но выглядел гораздо лучше любого из них. Поразительно спокойно и уравновешенно. Видимо, драка помогла ему высвободить часть злости и страха — Арс даже немного завидовал, уже еле удерживаясь на ногах от накатившей ненависти к самому себе, — Ничего личного, но выглядишь так, будто это тебя накачали. Арсений подозревал, что, если он не заметил момент, когда Нурлан успел закурить, ему действительно не следовало садиться на водительское место. Да и руки всё ещё дрожали, что уж говорить про скорость реакции. — Тогда придётся вызывать такси. У нас прав нет, — появилась рядом Оксана, как никогда вовремя обхватывая поникшие плечи Попова своими тёплыми объятиями. Она провела ладонями вниз, по неприкрытой коже предплечий, потирая и надавливая, стараясь согреть. Словно крупные мурашки на его руках были от холода — что ж, Арс тоже был не против поддаться самообману. — У меня есть права! — крикнул с порога Тамби. Под ошалевшие взгляды друзей он торжественно прошествовал к машине, с наглой ухмылкой на губах поставив две бутылки дорогущего шампанского в салоне под ноги, а затем и сам плюхнулся в кресло, с громким стоном наслаждения оглаживая руль, — Ну, здравствуй, рыба моя. Арсений вздёрнул бровь, переводя скептический прищур на Сабурова, но тот только пожал плечами. — Выбора-то у нас нет, — с уставшим вздохом на губах заключил он, быстро забираясь на соседнее сидение, — Не переживай, Арс, я за ним присмотрю. Ничего с твоей ласточкой не случится. А Арс переживал. Но явно не за машину.***
Сколько бы времени ни прошло, бусина никогда не переставала светить. Временами, в особо пасмурные дни, её свечение было едва видно, временами — настолько ярко, что ночью им можно было осветить небольшой кусочек пространства вокруг. Арсений сидел в темноте кухни и отстранённо поглаживал синее сердечко на бусине большим пальцем. Браслет за время постоянной носки слегка разболтался: когда Арс опускал руку, он стопорился на пястье, едва не доставая до костяшек пальцев, а когда поднимал — мягко опадал к локтевой ямке. Перламутровые синие бусины звучно стукались друг о друга с каждым движением, пока Арс зло пытался стереть с лица следы предательских слёз. Трус. Если бы у него хватило смелости запереть Антона дома. Ох, если бы только у него хватило смелости… На стол перед ним с громким стуком приземлилась ещё слегка дымящаяся кружка чая. Оксана села напротив, уставшая и измученная. Улыбнулась тепло, сделав вид, будто не заметила блестящих от влаги щёк и тихих стонов боли в полнейшей тишине. — Нурлан пошёл провожать Тамби. Хорошо, что он где-то рядом живёт, не пришлось вызывать такси, — равнодушно начала она, словно пытаясь бесцветным тоном голоса прощупать почву, понять, насколько плохо всё было. За всей этой беготнёй с Антоном, со всеми срочными процедурами, тестами и непрекращающимися волнениями они будто бы забыли о том, как сильно трясся Арсений на заднем сидении Порша (и ведь дело было далеко не в неаккуратной езде). Конечно, в тот момент это казалось вторичным, но теперь, когда с одним пострадавшим всё стало ясно, Оксана решила, что была обязана помочь и второму. — Ты знаешь, с ним всё будет хорошо, — не спрашивала, а утверждала она, уверенно заглядывая в яростное свечение ледяных глаз, — Мы промыли желудок, поставили капельницу, отмыли его, переодели. Рита даже все ранки обработала. Он будет в порядке. Арс прикусил язык, вместо ответа демонстративно отхлёбывая чай и отворачиваясь к окну. Кипяток обжёг нёбо, но парень только слегка нахмурился, небрежно оставляя кружку на столе. — Будет тяжело, — вздохнув, продолжила Оксана, игнорируя упёртое желание Арсения сожрать себя виной в одиночестве, — Но он доверяет тебе и не боится твоих касаний, а это — главное. Ты сможешь его вытащить, — прищурилась, наклоняя голову, силясь вновь поймать его ранимый взгляд, — Снова. Он вздрогнул, за считанные секунды теряя весь свой отстранённый вид. Его плечи опустились, ресницы затрепетали, а горло сжалось, выпуская в прохладу воздуха несдержанный пылкий вздох. Арсений обернулся к подруге, на пробу пытаясь улыбнуться, но губы лишь скривились в неловкой гримасе, чтобы после поджаться от разочарования. Арс закачал головой, прогоняя прочь остатки ненависти, испустил ещё один уставший вздох и наконец смог выдавить из себя слабое подобие улыбки. Такое измученное, что лучше бы он продолжал хмуриться. — Спасибо, — прошептал, ощущая, как голосовые связки отозвались болезненным хрипом после долгого молчания. Было сложно выражать какие-либо эмоции, особенно на фоне событий прошедшей ночи, но Антон уже как пару часов тихо спал в его постели, чистый во всех смыслах, и Арсений чувствовал необходимость выразить свою искреннюю благодарность, — Я не знаю, как бы справился с этим всем без тебя. Внезапно вместо сдержанной благородной улыбки на лицо Оксаны наползло сомнение. Она скривилась, её пальцы беспокойно сжались на керамических боках кружки, а ноготки затарабанили по ним неизвестный ритм. Она терзалась каким-то сильным беспокойным чувством, настолько неожиданно поразившим её, что она не могла даже просто поднять глаза. Не могла смотреть на то, с каким доверием и добротой на неё глядел Арсений. — Я- — начала Оксана и тут же снова поджала губы, отчаянно краснея. Убедила сама себя, что сейчас было не лучшее время, а потом перебила, справедливо посчитав, что лучшего времени не будет никогда. Наконец собралась, выдохнула нервозность, подняла голову, ловя в темноте ледяной блеск чужих глаз и вымолвила: — Я любила тебя. Арсений даже не моргнул. Только улыбнулся как-то необычайно нежно, отвечая поразительно интимным шёпотом: — Я знаю. — Что? — задохнулась возмущением Оксана, невольно перегибаясь через стол и тоже переходя на шёпот, — И давно ты знаешь?! — Всегда знал. С самого девятого класса. У девушки сердце едва не остановилось. Она отшатнулась, опадая на спинку стула, и спрятала горящее смущением лицо в ладонях. Протяжно простонала сквозь пальцы, на высоте ноты переходя в надрывный рык. — Ты знал и ничего не сказал? — произнесла глухо, сопя и едва заметно подрагивая от обиды и стыда, — Неужели я выглядела настолько жалко?.. Окончательно упасть в болото жалости к себе она не успела — горячие грубые ладони обхватили её запястья, отвели ладони от лица и не отпустили, задумчиво поглаживая чувствительную кожу внутренней стороны. Арсений сидел перед ней на коленях, в лунном свечении похожий на сказочного принца. Улыбался уже увереннее, мягко и нежно шепча: — Я не сказал, потому что посчитал, что ты смутишься этого. Я не испытывал к тебе чувств, но не хотел этим ранить. Ждал, когда ты сама разочаруешься во мне. У Оксаны сердце чуть не остановилось от такой картины. Она в ступоре позволила ему поцеловать свои дрожащие пальцы, после чего порывисто скользнула к нему на пол и обняла. Ещё пару месяцев назад она была готова отдать всё, что угодно, лишь бы как сейчас сидеть на коленях Арсения, прижиматься щекой к его щеке и ловить грудью частое биение его сердца. Но в этот вечер близость не вызывала того жаркого восторга, а мысли не плыли от желания и любви. В этот вечер Оксана на короткое мгновение отстранилась от Арса, заглянула в черноту его зрачка и без задней мысли прижалась губами ко лбу, отпуская в последний путь своё глупое и прекрасно наивное подростковое чувство. И стало легче. Им обоим. Арсений улыбнулся. Тревога наконец отступила, злость рассеялась, а боль немного притупилась, и от того улыбка вышла почти настоящей. Чувства улеглись, оттеснённые заботой и любовью куда-то на чердак сознания, а вина, которая последние несколько часов беспрерывно буравила сердце, взяла перерыв на обед. Арс медленно втянул запах девичьего кондиционера для волос, осознавая, что впервые с начала вечера вздохнул полной грудью. От насыщенного ощущения спокойствия захотелось снова разрыдаться, но его друзья были слишком замечательными, чтобы позволить ему это. — Ого, а для меня местечко найдётся? — раздался над их головами весёлый голос Нурлана. Оксана тихо хихикнула, отводя одну руку в сторону, позволяя ему присоединиться, и он охотно воспользовался возможностью, прижимаясь к друзьям со всей пылкостью и наваливаясь так сильно, что они громкой кучкой повалились на пол. Смех прокатился по кухне, замирая где-то под потолком, но они даже не попытались отстраниться, продолжая лежать в объятиях друг друга, — О, да. Предлагаю так сегодня и спать. — Плитка холодная, — воспротивился Арсений, тем не менее, даже не пытаясь выбраться из-под кучи рук и ног. — Не переживай, я буду греть тебя всю ночь, — нагло ухмыляясь, кокетливо подмигнул Нурлан, — Я и система тёплых полов. Врубил пару минут назад, скоро прогреется. Арсений правда хотел пихнуть его в бок как можно сильнее и возмутиться, привычно заткнув, но получилось только расслабленно улыбнуться, сдерживая очередной смешок. Оксана тоже не собиралась ругаться, только завертелась под боком, устраиваясь удобнее на переплетении жилистых парнишеских тел. И пусть идея звучала настолько же несуразной, насколько и безумной, у них в этот вечер действительно сил хватило лишь на то, чтобы подтащить к себе на пол огромный плед с дивана и уснуть, сладко сопя друг другу в уши. Арс никогда бы не признался, но, как ни странно, это был один из самых спокойных снов в его жизни.***
Просыпаться от боли во всём теле — не самое приятное чувство. Арсению понадобилось почти два часа, чтобы расшевелиться и растянуться, да и то моментами спину так прихватывало, что сдержать болезненный стон было невозможно. Ускакавшие в магазин Нурлан и Оксана таких же эмоций не испытывали, так что Попов справедливо решил, что сон на полу был ни при чём. Видимо, вчера он всё-таки надорвал спину, пока таскал Антона из стороны в сторону, но, конечно, жалеть об этом не собирался. В очередной раз скривившись от стрельнувшей в поясницу боли, Арсений поставил-таки чайник на плиту, шипя сквозь зубы проклятия и обещая, что больше ни разу не пропустит день спины в зале. Хотя были и плюсы. Каждый неосторожный вздох и каждый несдержанный писк заставляли Антона очнуться. Он отрывался от отрешённого разглядывания стены, возвращал на лицо своё обычное выражение и неизменно подходил ближе, чтобы обнять или поиздеваться, но чаще — и то, и другое. Вот и сейчас Арс с облегчением почувствовал, как вокруг его торса обернулись горячие руки. Не менее горячие губы оставили у линии роста волос на затылке несколько сладких поцелуев, а затем Антон порывисто прижался к парню уже всем телом. И боль как будто бы действительно стала меньше, словно он своими объятиями создал для ноющей спины необходимую опору, забирая части нагрузки. — Старушка дряхлая моя, — не удержался от издёвки Антон, шепча на самое ухо возмутительно томно и низко, — Зачем корячишься тут стоишь, если продукты на завтрак ещё не пришли, м? Арсений блаженно закатил глаза, откидываясь головой на его плечо. Жилистые руки на мгновение чуть сильнее сжали его бока, а затем широкие ладони прошлись лёгкими, ничего не обещающими касаниями по прохладной коже живота под мятой футболкой. Арс отозвался нежной улыбкой на мягкий мурлыкающий тон Антона, потёрся щекой о его шею и в таком положении замер, млея от тепла родного тела. — Боюсь, они, как и всегда, возьмут не то. Вот, думаю, овсянку сварить. — Фу, — подтверждая свои слова Антон с наигранным рыком вцепился зубами в подставленную шею. Несколько секунд подержал светлую кожу между челюстями, дожидаясь, когда на ней расцветёт багряным кровоподтёк, а затем отпустил, любуясь своей работой, — Никакой овсянки в этом доме, пока я тут хозяин. — Ладно, хозяин, — хитро стрельнув в парня глазками, подыграл Арсений, — Тогда чего изволите на завтрак? Арсений прекрасно понимал, что происходящее было не совсем здоровым, понимал, что Антон таким образом пытался забыть о событиях прошлой ночи, знал, что стоило бы наоборот, обо всём поговорить и обсудить дальнейший план действий. Но ещё он понимал, что давить — не лучший вариант. Он был готов ждать Антона, подыгрывать ему в его желании забыться, чтобы (снова) в нужный момент поймать и помочь. Поэтому он с готовностью подставился, когда Антон развернул его на месте и поцеловал. Порывисто, нахально, мокро, прижав любимое тело к себе и ладонями забираясь дальше, под резинку штанов. Арсений поплыл, его повело от ощущения собственной важности и понимания, что именно в этот момент Антон просто физически не мог даже представить, что будет касаться таким образом кого-то другого. Арсений был для него спасением, и он искренне наслаждался этой ролью, позволяя раскрашивать свои плечи полукружиями укусов и не сопротивляясь грубым ласкам. Он отдавал всего себя и искренне верил, что это поможет. Помогло бы. — Антон?! Они отстранились друг от друга настолько быстро и порывисто, что Арсений сильно ударился головой об кухонный шкафчик. Когда он проморгался от звёзд перед глазами, все мысли о боли и возмущении исчезли. — Мам?! Антон был напуган. Он держался на расстоянии почти трёх метров и с усердием пытался натянуть рукава майки на пальцы, косясь на Арса с чистым ужасом в глазах. Его мать стояла на пороге и буравила своим зеленоглазым взглядом со всей родительской строгостью, а чуть позади неё стоял Илья Иванович, хмурый, но молчаливый. — Мам, что ты тут делаешь? — дрожащим голосом проговорил Антон. Сделал шаг назад, а затем нервно схватился за волосы на затылке, зажмуриваясь от стыда, — Мам? Как ты меня нашла? — Ты ещё спрашиваешь?! — вскипела женщина, взмахивая руками, — Мы тебя с отцом полночи искали! Как тебе не стыдно? Если бы не Дима, сколько бы ещё мы таскались по моргам и больницам?! Ты должен был быть на даче! — Мам, мне пришлось уехать… Меня напоили там, — едва сдерживая слёзы, прошептал Антон, безжалостно дёргая собственные волосы. Засопел, теперь уже действительно плача, со всей детской наивностью ища в родительнице понимание, — Мама, меня там изнасиловали. — Что за глупости! Ты же парень, это невозможно, — вместо этого она только сильнее разозлилась, переходя на крик, — Если уж переспал с какой-то прошмандовкой по глупости, то так и скажи! А такую ересь я даже слышать не хочу! — она сделала несколько шагов вперёд, вольно расхаживая по чужому дому прямо в обуви, не обращая внимание ни на испуганно замолчавшего Антона, ни на сконфуженного супруга, ни на злющего Арсения. Впрочем, на Арсения она всё же посмотрела. — Опять ты, — выплюнула пренебрежительно, сверкая чистой ненавистью в глазах, — Мало тебе было того, что случилось в младшей школе? Ты решил ещё раз моего сына испортить?! — Мам! — на глазах бледнея, неожиданно воскликнул очнувшийся от оцепенения Антон. Мгновенно стёр слезы, забывая обиду, в три больших шага приблизился к Попову и схватился за его похолодевшую ладонь. Сжал, переплёл пальцы, отчего зеленоватая бусина браслета оказалась заперта между их ладонями. Он почти не сорвался на дрожь, когда сказал, глядя матери в глаза: — Я люблю его. У Арсения щёки запылали. Он тоже задрожал, но не от страха, а от странной смеси обожания и желания укрыть собой. Пережив такой ужас, почти натурально побывав в аду, Антон продолжал его любить. Мало того, что не закрывался, так ещё и в критический момент демонстрировал чувства открыто, нагло и со всей присущей ему искренностью. Арсению хотелось тут же заключить Антона в свои объятия и никогда не отпускать. Но все положительные эмоции смыло волной чужого презрения. — Опять? Она смеялась. Издевалась над собственным сыном, источая такой агрессивный скептицизм, что у Арса руки зачесались от желания снова сделать кому-нибудь больно. — Тошенька, сынок, — притворно-ласково начала она, решив сменить тактику. Даже руки примирительно раскинула, приближаясь шаг за шагом, — Ты же помнишь, что мы об этом уже говорили, да? Помнишь? Десять лет назад? — Антон вздрогнул, на короткое мгновение сжимая пальцы Арсения ещё сильнее. А затем отпустил, дёргаясь в сторону, словно от фантомной боли фантомного удара, — Это всё не настоящее. Таких чувств не бывает, милый. Тебя просто обманули. Арсений с каким-то отрешённым непониманием наблюдал за тем, как уверенность и любовь в глазах Антона гасла, сменяясь печалью и обидой. Он нахмурился, махнул головой, будто пытаясь стряхнуть что-то навязчивое и неприятное, а зажмурился и прижал ладони к лицу, бормоча что-то себе под нос. Сжимаясь на глазах от страха и боли. Арс хотел его коснуться, хотел ему помочь или хотя бы просто понять, от чего его так быстро захлестнуло пугающе тихой панической атакой, но не успел и шагу сделать — Антона уже обхватили нежные материнские руки, поглаживающие по плечам и голове, заботливо и бережно ведущие к выходу из дома. Она что-то продолжала шептать сыну на ухо, не замечая как от каждого её слова дыхание Антона становилось тише и тише, а голова опускалась всё ниже и ниже. — Антон? — наконец отмер Арсений. Он, может, и не понимал, что происходило, но знал, что если не попытается их остановить — потеряет Шастуна навсегда. Выдавливать из себя слова было неожиданно больно, у него словно тоже началась паническая атака: воздуха критически не хватало. Но Антон его услышал, остановился, обернулся, и на его лице застыло какое-то уже совершенно незнакомое выражение. Злобное, обиженное, такое, с каким он встречал Арсения каждый божий день в начале учебного года. Арс вздрогнул ошарашенно, но старательно собрал всю свою разбитую любовь, шепча: — Ты просто уйдёшь? В зелёных зарослях чужих глаз на короткое мгновение мелькнуло какое-то светлое чувство. Свежее и пронзительно-прекрасное, как листья монстеры в парнике. Оно загорелось привычной любовью, и тут же погасло. Антон глубоко вздохнул, поразительно быстро приходя в себя, и произнёс так холодно, как никогда не умел: — Рано или поздно это должно было закончиться. Прости. Наверное, ты никогда мне не нравился. Они ушли. Захлопнули за собой дверь, оставив внутри только мрак и разруху. Арсений буквально заставил себя снова дышать. Он отрешённо уставился на россыпь голубых бусин у своих ног и поджал губы, давя слёзы внутри. Он и не заметил, когда браслет на его руке порвался. — Арсений. Напротив стоял Илья Иванович. Он неловко переминался с ноги на ногу, хмурился и будто бы сдерживался от того, чтобы ободряюще коснуться ученика. — Ты… Это будет звучать грубо, но ты должен воспринимать это, как хороший урок, — наконец вымолвил он, взволнованно хватаясь за собственные кудри русых волос на затылке. Смотреть Арсению в глаза он не мог, постоянно пытаясь, но с тем же постоянством отводя взгляд в сторону. Видимо, его сжирала вина, но и сам Попов помогать ему не собирался. Молчал и медленно закипал, сдерживая агрессию из последних сил. — Пойми, таким отношениям нет места в нашей среде. Вы ещё молодые, вам кажется, что весь мир будет у ваших ног, но.. это не так, — он сочувствующие покачал головой, опуская плечи и произнося теперь уже гораздо тише и мягче, почти по-отечески: — Мне жаль, что так получилось. Ты хороший парень, Арсений, но я… Я, как директор, не могу дожидаться, когда этот конфликт выйдет за пределы школы, ты же понимаешь? Арсений не понимал. Он крепко сжимал руками столешницу кухонного гарнитура и мысленно считал от одного до десяти. С десятки перескакивал на единицу и начинал сначала. Илья Иванович вздохнул, не найдя в ученике ни грамма понимания. — Мне придётся принудительно перевести тебя на домашнее обучение. Прости, — теперь без страха заглянул в льдистые глаза, уверенный в своих словах и своём решении, — Ты поймёшь. Это для твоего же блага. Не медля больше ни секунды, он развернулся на месте и пошёл к выходу. У самой двери остановился, обернулся и с гордым, снова почти отеческим чувством произнёс: — И спасибо за то, что позаботился о нём. Я постараюсь сделать всё, чтобы больше с ним такого не случилось. Дом опустел слишком быстро. Чёрная дыра в груди Арсения разрослась с ещё более пугающей скоростью. Он постоял на кухне ещё какое-то время, смотря на переливы бусин под ногами, а затем выдохнул устало, стёр слезу со щеки и, схватив секатор, вышел в сад.