***
После последнего урока Оксана отписалась Нурлану ждать её возле главного входа, а сама снова заскочила в уборную. Внутри было, мягко говоря, неуютно: на полу расплывались грязные следы от чужой уличной обуви, в воздухе стояло удушливое ягодное облако никотина, а шум от громких грубых смешков и нахальные взгляды и вовсе поднимали в груди желание тут же развернуться и уйти. Оксана отстранёно почувствовала дежавю, когда чуть не врезалась в компанию девочек из параллели, заполнившую всё пространство возле кабинок. Небольшая остановка и мимолётное замешательство позволили ей разобрать это странное ощущение на составляющие, и наконец девушка поняла его причину — на неё пялилась Ира. Возмущение гремучей змеёй поднялось в груди, и Оксана тщетно попыталась его подавить. Она убеждала себя в том, что в разборках не было смысла, что это ничем не могло помочь, что Нурлан был, как и всегда, прав, и ей стоило держаться подальше от этой компашки. Но не сейчас. Не после прошлого вечера, когда ей пришлось силой оттаскивать пугающе безэмоционального Арсения с секатором и лопатой в руках от розовых кустов. Не после тех часов, что она пролежала в постели без сна, вспоминая серое выражение его лица, пока он рассказывал о том, как любовь всей его жизни отвергла его. Но им, конечно, было этого не понять. Оксана смотрела на ехидные ухмылки девочек, на их довольные прищуры глаз и не могла справиться с яростью. Она переводила взгляд с одной на другую, искала в лицах хотя бы капельку раскаяния, пока неожиданно не наткнулась на море боли в глазах Иры. Она улыбалась. Лёгким движением руки подносила электронку к губам, с наслаждением вдыхала и выдыхала ядовитый клубничный пар. Весь язык её тела, мимика и речь сочились самодовольством, пока она рассказывала о том, каким Антон был галантным и заботливым. Она вся словно была окружена любовью и источала её, светясь долгожданным чувством. Но Оксана видела дальше всей этой театральной мишуры. Она, как хищник, напавший на след, видела и боль прошлого разочарования, и страх неизвестного будущего, и неуверенность в настоящем. Видела ложь, страдания и цеплялась за них, как за тонкую ниточку человечности. Ей понадобились считанные секунды, чтобы обмотать эту едва заметную нить вокруг запястья, потянуть и неожиданно вытянуть из собственной груди сострадание. Ведь они с Ирой были так похожи. — Я знаю, какого это, когда любишь безответно, — внезапно заговорила Оксана. Торопливое говорение тут же прекратилось, девушки замерли и переглянулись, заинтересованные, а Ира нахмурилась, невольно подаваясь вперёд, вслушиваясь, — Очень больно любить кого-то, кто на тебя даже не смотрит. Я знаю, каково это. Во многом Оксана и правда немного сочувствовала девушке, но в голос то и дело проскальзывало презрение, выдавливаемое подсознанием против её воли. Было сложно звучать доброжелательно, когда каждое мгновение перед глазами проносились события прошедших ночей, а в ушах стоял гвалт пронизанных презрением насмешек. Они смеялись над ней. Или ещё хуже — над Арсом. Оксана поджала губы и недобро сощурилась. Если после всего произошедшего у неё и был небольшой запас терпения, то в тот момент он окончательно исчерпался. Она устала, ей хотелось есть, спать и ещё раз есть, и совсем не хотелось стоять в туалете, снося на себе наглые ухмылки человека, который навредил её другу. Обоим друзьям, если быть точной. Оксана вскинула на всё ещё улыбающуюся девушку острый взгляд и начала медленно к ней приближаться. Шаг за шагом, отчеканивая каждое своё слово стуком каблуков об плитку: — Но я бы никогда не опустилась до такого. Я бы никогда не посмела причинить боль тому, кого люблю. Ира ухмыльнулась ещё острее, гордо вздёргивая нос. Бравада была явно напускная — Оксана видела, как нервно она схватилась за лямку своей сумки, как у неё задрожали пальцы и кожа покрылась мелкими мурашками, но отступать не собиралась. Хотелось сделать ещё больнее, хотелось разорвать на части. Надавить на открытую рану, а если раны нет — собственноручно открыть и надавить. Она сделала ещё один шаг, останавливаясь в полуметре от девушки. Невольные зрительницы замолчали, заинтригованные происходящим, и в полной тишине Оксана не стала увиливать, хладнокровно решив, что для деликатности было слишком поздно: — Тебе понравилось его насиловать? Ира вздрогнула от грубости сказанного, теряя маску самодовольства даже слишком быстро. Она едва заметно вжала голову в плечи и уставилась на Суркову во все глаза, сдерживая трусливый мимолётный порыв развернуться и уйти. Оксана, наоборот, приосанилась, ощущая, что попала в нужную точку, и кровожадно собралась долбиться в неё до последнего. — Понравились его слёзы? Мольбы? Тебе понравилось делать ему больно, правда? — быстро, но чётко говорила она, постепенно набирая темп, с каждым словом ввинчивалась глубже в страх на дне чужого зрачка, не обращая внимание ни на включенные камеры смартфонов, ни на то, как стремительно в лёгких заканчивался воздух, — Ты наслаждалась этим от начала и до конца. Ты даже не позаботилась о нём после: оставила грязного и использованного, как сломанную игрушку. Ты уверена в том, что действительно его любишь? Не знаю, как сильно нужно ненавидеть кого-то, чтобы сотворить нечто подобное. — Б-бред, — проморгавшись, попыталась ответить Ира. Язык не совсем хорошо её слушался, но под прицелом собственных подруг она попыталась взять себя в руки, вновь стараясь перейти на насмешливый уверенный тон, — Мы с Антоном любим друг друга. Встречаемся. И наш первый раз был прекрасен. — Ну да, я видела, — скрестив руки на груди, хмыкнула Оксана, — Прокуренная комната, пропитавшиеся чужой спермой подушки и лужи рвоты под ногами — очень романтично. Скажи, а для поддержания романтического настроя обязательно накачивать своего парня наркотой? Или это у вас игры такие? А в следующий раз будешь его связывать, чтобы секс был настолько же «прекрасен»? Или думаешь, что Антон тоже поверит в то, что его не насиловали, и сможет подпустить тебя к себе добровольно? Яд так и сочился в каждом слове. Ира была напугана, смотрела на Оксану с таким ранимым выражением лица, что сомнений не оставалось — она даже не успела подумать о последствиях своего поступка. — Думаешь, он совсем идиот? Сможет полюбить тебя после всех тех часов, что Арс провёл рядом с его кроватью, заботясь о том, чтобы он не захлебнулся в собственной рвоте? — девочки за спиной Иры начали о чём-то перешёптываться, и та отвлеклась, ошалело оборачиваясь к ним. Оксане это не понравилось. Она сделала громкий шаг вперёд, почти переходя на угрожающее рычание, привлекая внимание, — Он действительно любит Арсения. Ты же умная, ты тоже это понимаешь. Ира оступилась. Чуть не упала, отшатываясь от Оксаны и едва не впечатываясь в перегородку туалетной кабинки. Суркова в последний момент перехватила её за плечо и подтянула к себе, выдыхая последние, самые колючие слова доверительным шёпотом губами в губы: — Ему понадобилась всего пара месяцев, чтобы вернуться к чувствам, которые он подавлял почти десять лет. Как думаешь, сколько пройдёт времени в этот раз? Неделя? — сочувствующе сложила брови домиком, — Как долго он будет тебя терпеть? Щека загорелась раньше, чем Оксана поняла, что ей дали пощёчину. Она прижала холодные пальцы к покрасневшей коже и медленно перевела тяжёлый взгляд на загнанно дышащую Иру, не обращая внимание ни на хлопнувшую за спиной дверь, ни на весело гудящих подпевал, всё ещё снимавших всё на смартфон. — Ничего ты не понимаешь, — прошипела Ира, сжимая не менее горящую ладонь в кулак, — За любовь нужно бороться, и если ты не боролась за Арсения, то ты и не любила его. Так что не надо мне читать нотации, я всё сделала правильно. И сделаю ещё раз, если понадобится. — Вот как, — хмыкнула Оксана, с отстранённым видом выпрямляясь и переводя взгляд на матовое окно, — Бороться, говоришь. Ну ладно, — отбросила свою сумку в угол и с плотоядной улыбкой на губах снова двинулась вперёд, закатывая рукава рубашки, — Значит, будем бороться.***
Нурлан стоял на крыльце и беззастенчиво курил прямо у всех на виду. Бояться ему было некого, так что и шифроваться смысла не было. Уроки закончились, мелкие уже давно разбежались, а все старшаки из параллели столпились за воротами, совершенно не обращая на него внимание. Что, кстати, было весьма удивительно. Ещё совсем недавно Сабуров был готов закопать директора за то, что он позволил себе такую наглость, оставив Арсения на домашнем обучении. Нурлану хотелось возмущаться, кричать, собирать огромную команду адвокатов и отстаивать право на очное обучение друга во всех возможных судах. Ему казалось это несправедливым, а в совокупности со всем произошедшим — ещё и унизительным. Но теперь он понимал. Слухи по школе разлетелись очень быстро. Их подкрепили обрывочные видео, снятые в том отвратном доме, сильно приукрашенные рассказы очевидцев-тусовщиков и отстранённое молчание Антона. Они были глупые и далёкие от правды, но достаточно неприятные, чтобы даже Нурлан почувствовал себя не в своей тарелке, а ведь его имя едва ли звучало хотя бы в пятой части этих слухов. Он знал, что был далеко не главным героем всеобщих сплетен, но всё равно привлекал достаточно много внимания, чтобы на него заинтересованно косились, обходили стороной, перешёптываясь и шутя, иногда настолько открыто и громко, что почти высказывая своё никому не нужное мнение прямо в лицо. Конечно, он старался не обращать на это внимание, да и некогда ему было отстаивать свою честь в глазах широкой общественности, но на фоне всей этой какофонии звуков и взглядов поступок директора больше не казался несправедливым и унизительным. Теперь Нурлан отчётливо понимал, что если он ещё и мог игнорировать немного усилившееся внимание к своей персоне, то тяжело представить, как это бы выдержал Арсений. Арсений, который вчера чуть не вырвал с корнем все свои драгоценные розы, который с вечера не отвечал ни на одно сообщение и который, по заверениям его матери, так и не встал с постели. Сабуров кинул взгляд на толпу одиннадцатиклассников у ворот, выцепил сгорбленную фигуру Антона и мысленно чертыхнулся, натыкаясь на его тоскливый ответный взгляд. Он должен был подойти, наверное, хотя бы поздороваться и спросить, как он себя чувствует, должен был быть выше слухов и обиды, но… Выпустив в воздух плотную струйку дыма, Нурлан злобно улыбнулся, громко окликнул Матвиенко и преувеличенно дружелюбно помахал ему рукой. Тот вспыхнул ушами, отворачиваясь и невольно демонстрируя тот бок, с которого прекрасно был виден ярко-фиолетовый синяк на его челюсти, и Сабуров расплылся в ещё более самодовольной ухмылке, напрочь игнорируя раненого его равнодушием Антона. И пусть его потом сожрёт собственная совесть, Нурлан даже не постарался выглядеть хоть сколько-нибудь заинтересованным в общении с ним — демонстративно проигнорировал, словно и не было в том месте никого больше, достойного его внимания. Ладно, возможно, сегодня он узнал, что был более мстителен, чем считал ранее. Впрочем, любые мысли отошли на второй план, когда из здания школы выскочила громкая толпа девчонок. Ругаясь и оглядываясь, они протащились по двору к воротам, где ненадолго остановились, что-то рассказывая мальчишкам, активно жестикулируя и не сдерживаясь в выражениях. Прошло ещё минуты две напряжённого молчания и тихого шипящего переругивания, прежде чем все вместе они стремительно ушли куда-то в сторону жилого массива, переодически оборачиваясь к школе и кидая на самого Сабурова полные ненависти взгляды. Нурлан проводил их сконфуженным взглядом, меланхолично прикидывая, насколько сильно он был заинтересован произошедшим, чтобы решиться за ними проследить. — Ну что, идём? От неожиданности он выронил недокуренную сигарету из пальцев. План по хитроумному выяснению обстоятельств нового скандала схлопнулся в ту же секунду, когда парень обернулся к Оксане и значительно округлившимися от шока глазами высмотрел лиловый кровоподтёк на её скуле. — Это..? — неопределённо махнул в сторону не так давно испарившейся толпы, всё ещё не в состоянии переварить взъерошенный и слегка побитый вид необычайно нервной подруги, — Что..? — Твой пацифизм не сработал, — цокнула та, поджимая губы и тут же шипя от пронзившей щёку боли, — Не смогла сдержаться. К горячей повреждённой коже тут же прижались прохладные пальцы, и Оксана выпустила из груди напряжённый застоявшийся выдох, с готовностью подставляясь под нежные касания. Нурлан с видимым трудом переварил информацию, уже гораздо смелее поглаживая свежий синяк, но всё же не удержался от издёвки: — Ну, она хотя бы пострадала сильнее? Суркова расплылась в хитрой ухмылке, стреляя из-под ресниц коварным взглядом: — Пришлось отвести её к медсестре. Кровь из носа никак не останавливалась. — Молоток. Нурлан уже хотел притянуть её к себе и насмешливо растрепать волосы на макушке, но Оксана вовремя отстранилась, кидая растерянный взгляд на здание позади. Прищурилась, забавно наклоняя голову и поджимая губы, задумчиво хмыкнула, скрещивая руки на груди, и только спустя пару мгновений заключила: — Мне всё ещё надо в туалет. — А? — тупо уставился на неё парень, — Но ты же… Погоди, даже если сейчас ты была занята другим, то я точно помню, что ты была в уборной перед последним уроком. — Сабуров, — чуть ли не прорычала Оксана, выглядевшая с синяком на пол щеки ещё более грозно, чем обычно, — Ты собираешься попрекать меня за женскую физиологию? У меня в тазу органы понапиханы так плотно, как селёдкам в банке и не снилось! И уж прости, если мне хочется освободить сдавленный маткой мочевой пузырь чаще, чем три раза в сутки, но здесь я совершенно бессильна! — Ладно-ладно, — в защитном жесте поднял руки Нурлан, — Если не хочешь возвращаться обратно в школу, давай в кафе зайдём? Как раз куплю Арсу кофе. Оксана вздёрнула гордо нос и благосклонно кивнула, разворачиваясь на месте и мирно уходя в сторону калитки школьного двора. Такая кроткая и приличная, будто полчаса назад не она устроила кровавую драку в женском туалете. Сабуров мысленно перекрестился, молясь, чтобы она не решила заняться кулачными боями всерьёз — страшно представить, чего она добьётся в этой сфере с такой мощной подавляющей энергетикой.***
Человеческое тело при особо пристальном изучении начинает напоминать часовой механизм. Каждый орган и каждая система, как винтики в сложной последовательности, выполняют свою отдельную функцию, необходимую для жизни всего организма в целом. И когда механизм ломается, этот слом не возникает сразу во всех его частях, а начинается с одного маленького винтика. Арсений думал, что с ним всё в порядке. Он был здоров, полон сил, не голодал, травм не получал, а по оценкам некоторых врачей из частной клиники, куда его водила мама, он в любой момент был готов хоть на Марс полететь. Он даже практически ни о чём не переживал, стоически отметая все тревожные мысли гораздо раньше, чем даже просто задумывался о возможности их появления. И если некое эмоциональное приглушение и казалось подсознательно каким-то пугающим и неправильным, то он не пытался с ним что-либо сделать. Он был в норме. Нормально. Всё было хорошо. Встав рано утром, Арсений прищурился, первые пару минут лениво рассматривая яркий и тёплый майский рассвет через окно в потолке. Тело с первыми лучами солнца наполнилось силой и желанием совершить что-то грандиозное, поэтому задерживаться в постели Попов не стал. Привычно пошёл в душ, освежился и почистил зубы, улыбаясь своему отражению почти настоящей улыбкой. Затем спустился вниз, чтобы в рамках ежедневного ритуала выпить с мамой кофе из турки, одновременно пытаясь её заверить, что всё хорошо, а после скудного завтрака покормил Кота и начал собираться на пробежку, прикидывая план на день. А план был грандиозный: помимо очевидной необходимости решить что-то с произошедшим, давно пора было помыть машину, отвезти зимние одеяла в химчистку, закупить новые шторы на веранду, перебрать гардероб, чтобы вытащить летние вещи. Да и в его цветнике дел было полно: кактусы уже давно требовали пересадки, монстеры не опрыскивались, юкки покрылись пылью и пятнами болезни, а розы… Что-то с Арсением всё-таки было не так. Стоило ему бросить взгляд на беседку за окном, как внутри что-то обломалось. Он сам сломался. Нестерпимая усталость накрыла с головой и заставила его лечь обратно в кровать, как был, прямо в спортивной одежде и кроссовках. Он накрылся пледом, прикрыл глаза и пообещал себе, что полежит всего пять минут, пока не уйдёт эта странная, непонятная и неожиданная хандра. И Арс правда не спал. Просто лежал, то отстранённо глядя в потолок и раздражающее солнечным свечением окно в нём, то прикрывая веки и считая про себя глухие удары разбитого сердца. Только встать и продолжить свой день в соответствии с планом так и не получилось ни через пять минут, ни через пять часов. Тело, налитое свинцом, тяжёлое и холодное, словно отказывалось работать, даже мозг едва ли был в силах функционировать в прежнем темпе. Рядом размытыми тенями постоянно кто-то появлялся: мама с тарелкой любимых оладьев, пытавшаяся мягко и нежно выманить его из тёплого кокона одеял, Кот с крыской-игрушкой в зубах, настойчиво потирающийся о его щёку и сдавленно мурчащий, залетевшая через открытую форточку бабочка, которая всё же заставила Арсения встать, но только лишь за тем, чтобы закрыть нахрен дурацкое окно. В конце концов, они все ушли, а Арс так и остался в постели. Один, слабо понимающий, что с ним происходило, и не особо желающий разбираться в этом. Когда прямо перед его носом замаячил бумажный стаканчик из любимой кофейни, а невероятный насыщенный аромат кофе заполнил всё пространство комнаты, очнуться из странной полудрёмы всё же пришлось. — Доброе утро, красавица! — в поле зрения появилась чеширская улыбка Нурлана, и Арсений хотел его послать, но получилось только.. всхлипнуть? Когда он успел заплакать? Арс с отвращением стёр с щёк холодные слёзы и неохотно поднялся, садясь в коконе из пледов относительно вертикально. Комнату внезапно озарил яркий полуденный свет, и глаза отозвались на это болезненным нытьём, словно под веки насыпали песок, а на дно сетчатки положили битое стекло. — Кто, блять, раздвинул шторы? — прохрипел Попов, нахмуриваясь и безошибочно переводя взгляд на Оксану, собираясь высказать ей всё своё недовольство. Однако, стоило ему рассмотреть яркие и ещё слегка припухший синяк на её лице, как любые возмущения застряли в горле, только удивлённый вздох вырвался сквозь стиснутые зубы. В ледяных глазах на мгновение мелькнуло беспокойство, а затем хандра последних часов спала так же неожиданно, как и нахлынула. Арс растянулся в кривоватой усмешке: — Если вы пришли, чтобы поставить фингал ещё и мне, то даже не мечтайте. Нурлан фыркнул, неловко почёсывая собственный синяк. В следующее мгновение нагло забрался к другу на кровать, отнимая плед и с блаженным стоном кутаясь в него под неодобрительный взгляд Оксаны. — А что? — ухмыльнулся он, — Ты выглядел бы круто с фингалом. И мы ходили бы по городу, как самая блатная ОПГ области. Ездили бы ночами на Порше, включая громкую музыку, пугали стариков и зажимающихся малявок во дворах. О! Или находили бы местные вписки, отнимали у тусовщиков алкоголь и вещества и разгоняли их по домам. ОПГ «Обломщики», как тебе? Арсений невпечатлённо выгнул бровь. Покачал головой и встал с постели, чтобы подойти к окну и, на некоторое время зависнув возле штор, всё же окончательно отодвинуть их, позволяя комнате утонуть в тепле начавшегося дня. Помедлив не дольше пары секунд, снова открыл форточку, а затем забрался на нагретый солнцем подоконник и отстранённым движением погладил Кота, что не упустил возможности подлизаться к наконец проснувшемуся хозяину. Оксана тихо выдохнула, отпуская напряжение последних минут. Всё было не так плохо, как она воображала. Переглянувшись с Нурланом, она медленно подошла к задумчивому другу ближе, присела рядом с ним и пытливо наклонила голову, заглядывая в подёрнутые дымкой апатии глаза. У неё руки чесались коснуться его: не обнять, хотя бы просто за руку взять, но она одёргивала себя, боялась, что Арсений этого не примет. Снова оттолкнёт, и тогда всё вернётся к началу. Нурлан, наблюдавший за её метаниями, кивнул в сторону тумбочки, и Оксана согласно моргнула, взяла уже почти остывший стаканчик кофе и подсунула его Арсению под нос. Тот вздрогнул, будто уже забыл о том, что в комнате кто-то был, замер, с большим запозданием принял напиток из её рук и сдержанно-благодарно улыбнулся, чтобы в следующее мгновение снова вернуться к отстранённому залипанию в одну точку. Оксана недовольно поджала губы. — А я вчера записался в автошколу, — теперь Нурлан попытался вывести друга из транса. Тот только моргнул лишний раз, без лишнего интереса произнося: — Зачем. Сабуров с готовностью напялил на себя самую наглую ухмылку: — Хочу получить права, чтобы легально забирать у тебя машину, конечно. Буду ездить на ней на учёбу и клеить девушек, — подобрался на постели, чтобы начать возбуждённо махать руками, улыбаясь всё шире и безумнее, — Я даже уже научился красиво вертеть ключи на пальцах! Чтобы, знаешь, заходить в Чайхану и вот так вот ключами крутить, — продемонстрировал своё новое умение на воображаемой связке, комично вытягиваясь в лице, — И всё! Все мальчики и девочки мои! Арсений смерил его долгим испытывающим взглядом, скептически вздёрнув бровь, но под хитрым прищуром друга не продержался и минуту — прыснул себе в кулак от смеха и тоже улыбнулся. Наконец по-настоящему. И будто бы даже солнце стало ярче светить. — Серьёзно, это почти преступно! — решил закрепить успех Нурлан, ощущая, как с груди свалился огромный вал напряжения, — Нельзя такую тачку оставлять в гараже! Мы должны заявить о себе, брат. — Настроения нет заявлять, — скромно улыбнулся Попов. Кот на его коленях возмущённо мяукнул, призывая продолжить чесать его за ушком, и Арс удивлённо уставился на него, уже и забыв, что тот лежал на нём последние полчаса. Но чесать, конечно же, продолжил. — А может, стоило бы? Ну, развеяться, — осторожно подала голос Оксана. Арсений повернулся к ней с самым жалостливым и уставшим видом, но она только торопливо схватила его за руку, некрепко сжимая, не позволяя снова укатиться в хандру, — Тебе надо встряхнуться. Нам всем надо. — Я в порядке, — болванчиком отчеканил Арс и тут же скривился, кажется, впервые услышав ложь в собственных словах. — Ну да, — фыркнул Сабуров, цепляясь за реальные эмоции друга, дожимая их до конца, — Ты прямо источаешь здоровый позитив. Арсений с кислой миной кивнул, соглашаясь с ним, и снова потупил взгляд на какой-то точке за пределами объективной реальности. Он больше не выглядел пустым и пугающе спокойным, теперь скорее напоминал свою старую, ледяную версию: на его лице застыло расчетливо-задумчивое выражение, в глазах заблестели мельтешащие мысли, а на губах словно вот-вот грозилось появиться привычное едкое выражение. В конце концов, Арс выдохнул холод куда-то в потолок и откинулся на стекло окна, отпуская струну напряжения внутри и бросая на друзей виноватый взгляд. — Ему сейчас хуже, чем мне. — Он сделал свой выбор, — нахохлилась Оксана, рефлекторно потирая свежий синяк. — А если нет? — закусил губу Арсений. Заметил, как недоверчиво нахмурились ребята и набрал в лёгкие побольше свежего весеннего воздуха, готовясь к долгому и тяжёлому разговору. — Вы не видели этого. Когда его мама сказала про то, что было десять лет назад, он как будто.. перезагрузился. У меня всё не выходит это из головы, — будто в подтверждение собственных слов, почесал подпекаемую солнцем макушку, переходя на почти возмущёный тон, — Как ей это удалось?! Он никогда никого не слушал, авторитеты не признавал, а уважение по факту возраста отрицал. Он бунтарь, вы же понимаете? Такие люди не могут отказаться от чего, что им дорого, просто потому что так сказал кто-то из взрослых. Внутри что-то болезненно кольнуло сомнением, но Арс легко отмахнулся от любых лишних переживаний. Он знал, что Антон его любил, и не собирался верить в глупые, последние произнесённые Шастуном слова. Нужно было быть абсолютным идиотом, чтобы поверить в то, что он под действием аффекта мог сказать что-то, хотя бы отдалённо похожее на реальные чувства. Арсений мог поверить в то, что Антон ещё какое-то время сомневался в своих чувствах, но «я никогда тебя не любил»? Бред. Он словно сознательно пытался сказать что-то как можно более болезненное, чтобы оттолкнуть, заставить отступить. Он пытался защитить Арсения. От этого понимания внутри ещё сильнее поднялась злоба, и Арсений без опаски позволил ей прорваться наружу угрожающими рычащими нотками: — И всё же её он послушался почти в тот же момент. В ту же секунду! Даже спорить не стал! Разве на него это похоже, скажите мне? — окинул замолчавших в задумчивости друзей чистым догадками взглядом и удовлетворённо кивнул, соглашаясь с самим собой, — Вряд ли дело только в том, как сильно он её любит и уважает. В тот момент он испугался. Это был такой сильный страх.. я впервые такое видел. — К чему ты ведёшь? — нахмурился Нурлан. Арсений тяжело вздохнул, собираясь с силами. Злость перегорела, и на его лице появилось новое, уверенное и воинственное выражение, которое в равной мере пугало и восхищало. Он выпрямился на подоконнике и скрестил руки на груди, произнося своим почти забытым деловым тоном: — Вчера ночью я списался с выпускником десятилетней давности. Он сказал, что они, конечно, издевались над Антоном, но никогда не доходило до реального причинения вреда. Могли пихнуть или дать подзатыльник, но Антон, в конце концов, был первоклашкой. Ребёнком. Никто не пытался ему навредить. — И ты ему поверил? — скептично протянула Оксана. Арсений запоздало кивнул, и она чуть ли не отшатнулась, непонимающе озираясь на хмурого в задумчивости Нурлана. — Сами прикиньте, — импульсивно взмахивая руками и случайно сбрасывая Кота с коленей, вступился за свою ещё толком не озвученную теорию Арс, — Конечно, в те года образование и культура были немного другими, но не настолько же! Кто бы позволил в стенах школы систематически избивать ребёнка? Это было непозволительно в любое время, тем более в нашем, достаточно крупном, городе. — Постой, — наконец подал голос Нурлан, звуча почему-то испуганно, — Ты же не хочешь сказать, что… — Я видел шрамы, — кивнул ему Арс, — Полосы, которые я принял за шрамы от лезвий, и круглые ожоги от мест, где о кожу тушили сигареты. Сигареты! Ты можешь себе представить хоть одного нашего сверстника, который стал бы тушить сигареты об ребёнка?! Оксана, тоже уловившая направление движения мысли Арсения, несдержанно испуганно пискнула, подтаскивая колени к груди и прикрывая рот рукой. Тот закивал болванчиком, завершая свои догадки с горечью на языке: — И лезвия… Разве реально, чтобы кто-то додумался резать семилетнего ребёнка? Это были шрамы не от лезвий. Его секли. — Это не похоже на издевательства старшеклассников, — поддержал друга Нурлан. Кот, обиженный на хозяина, забрался к нему на колени, и он с отстранённым взглядом приласкал его, позволяя улечься в гнездо из пледа. Теплота его нежных касаний к кошачьей макушке, впрочем, никак не сочеталась со сталью в голосе, — Это похоже на наказания. — Его мама..? Арсений быстро перебил Оксану, желая пропустить чувствительную часть догадки и сразу переходя к анализу. Словно, если не озвучить этого вслух, то оно как будто бы и не существует в реальности. Просто теория, без реальных прототипов и реальных жертв. — Видимо, так она пыталась перепрошить его «неправильное» сознание. А детский мозг Антона в попытке излечиться от травмы скрыл ненужные воспоминания, поэтому он и думал, что били его тоже ребята из выпускных классов, — Арсений импульсивно поднялся на ноги, не в состоянии сидеть на месте от напряжения, и принялся мерить комнату шагами, едва не задыхаясь от торопливого темпа повествования, — Он рассказывал мне про то, что в один из дней после всех издевательств попал в больницу и что именно тогда его мама узнала про всё это и перевела его в другую школу. Я ещё тогда подумал: почему она не написала заявление на тех ребят? Почему не стала разбираться, а просто перевела его в другое место, которое, к тому же, было даже не в другом районе, а на другом конце города? — Потому что ей нужно было, чтобы учителя не видели Антона, — согласно хмыкнул Нурлан, в задумчивости закусывая губу, — Они наверняка подозревали, что дома его избивают, и если бы он вернулся на уроки в том состоянии, социальная служба уже на следующий день была бы возле их дверей. — Это.. очень серьёзные обвинения, Арс, — наконец отмерла Оксана, тоже вскакивая на ноги от беспокойства, — Если ты прав, то нам нужно будет обратиться в органы опеки. В полицию! И если наши домыслы окажутся недостаточно убедительны для органов, станет хуже. Шастуны уже не ограничатся домашним обучением. — Вы его не видели, — на мгновение вновь проваливаясь в густую хандру, прошептал Арсений, садясь прямо на пол возле кровати и утыкаясь лицом в собственные колени, — Он так.. сжался. Она, наверное, не часто кричит на него или даже просто ругается, потому что то, как он отреагировал… Будто его облили холодной водой. Предали, — запрокинул голову вверх, прожигая потолок ненавидящим взглядом, — И сейчас он совсем один, снова терзает себя и считает неправильным. А я сижу здесь, сплю, ем, смотрю глупые видео на ютубе и не могу придумать ни одного достаточно хорошего плана, как бы его вытащить.. — Всё, — оборвал его Нурлан, укладывая ладонь на вихрастую макушку, словно так он мог прервать бесконечный поток мыслей. Арс бросил на него полуненавистный взгляд, но тот даже не попытался испугаться. Только сильнее надавил, отчеканивая: — Хватит. Ты не можешь ему помочь, — уже начавшееся возмущение заткнул новым хлопком по макушке, — Не можешь. Не сейчас. Лучше разберись со своими проблемами. — Какие у меня проблемы? — искреннее возмутился Арсений. — Серьёзно? Брат, ты весь день из постели не вылезал! — Весь день? А сколько сейчас времени? — нахмурился тот, зашарив рукой по постели в поисках телефона. Нашёл, включил, ошарашенно округлил глаза, — Ого. То, что он принял за полуденное восхождение солнца на небосклон, оказалось близящимся закатом. Осознание того, что он весь день провалялся под пледом, здорово его подкосило. Арсений чуть сгорбился, растерянно оглядываясь по сторонам. А что ещё он мог пропустить, не замечая за величиной своего горя? — Давайте прогуляемся? — напоследок потрепав друга по макушке, встал с места Нурлан. Оксана бросила на него недовольный осуждающий взгляд, но он только пожал плечами, — А что ещё делать? Сидеть тут и жалеть друг друга по кругу? Поехали! Давно уже на набережную собирались, ну! — Он прав, — неохотно признал Арсений. Снова откинулся головой на постель и интенсивно потёр глаза в попытках привести себя в чувства, — Ещё немного, и я тут окончательно свихнусь. Нужно немного освежиться. — Ты уверен? — осторожно подступила ближе Оксана. — Да, — уже более уверенно ответил Арс, улыбаясь подруге неловкой улыбкой, — Я думаю, что выспался на пару дней вперёд. — Отлично! Сегодня снова путешествуем на своих колёсах! — едва ли не захлопал в ладоши Нурлан. В следующее мгновение его энтузиазм заметно притупился, парень замер, задумчиво прищуриваясь, а затем снова расплылся в преувеличенно дружелюбной улыбке, — Вы тогда тут собирайтесь-умываетесь, а я пойду подготовлю машину. И стремительно исчез в дверном проёме, не позволяя друзьям озадачить его логичными вопросами. Оксана сконфуженно уставилась на такого же хмурого в своём замешательстве Арсения. — Машину надо готовить? — произнесла она в пустоту коридора, где только что мелькнула спина уходящего Нурлана. Попов только пожал плечами и, забив на странности друга, развернулся в сторону ванны. Ему, объективно, хватало своих тараканов в голове. Сил на понимание чужих уже не было. Поздняя вечерняя прогулка по набережной прошла тихо и спокойно. Так долгожданно хорошо, что Арсений позволил себе подумать о том, что в конечном итоге всё будет лучше, чем следовало бы ожидать. Он не требовал от будущего слишком много, но, наблюдая за дурачащимися на пляже друзьями, робко надеялся, что с ними сможет пережить многие трудности. Если они продолжали оставаться рядом с ним, то в этом был какой-то смысл. Какое-то значение. Он сам имел для них какое-то значение. Наверное, даже очень важное значение, раз они с таким отчаянием тащили его к воде, чтобы поплескаться и побрызгаться. Внутри со звучным щелчком встала на место какая-то деталь, и механизм стройным тиканьем завёлся вновь. Сначала заскрипел, немного отстал, но всё же заработал. И Арсений улыбнулся, хохоча и брызгаясь в ответ. Нурлан никогда об этом не расскажет, но в тот вечер он хладнокровно оставил в мусорке у дома семь пачек сигарет. Может, он и казался безответственным болваном, но он всегда знал, как защитить друзей. Даже если это требовало не слишком благородных поступков.