***
Несмотря на жару на улице, внутри дома всегда было прохладно. В своё время родители Арсения озаботились тем, чтобы потолки в их жилище были достаточно высокими, чтобы даже в самый пик июльского пекла в комнатах было хотя бы слегка свежее. Вечерами в угловых помещениях бывало даже вполне холодно, но Арсений с самого детства не был подвержен спонтанному замерзанию — спорт и ранние пробежки здорово закаляли. Даже более того: Арсений обожал холод во всех его проявлениях. Поэтому, вдоволь наработавшись в саду и приняв быстрый горячий душ, Попов с удовольствием завалился на кухню, прохлада которой сразу же нежным облачком облепила пышущую жаром кожу. На мгновение он даже успел забыть о том, что его ожидало за столом, но, даже заметив, насколько напряжённая тишина повисла между ребятами, нисколько не стушевался. После долгого и изнурительного физического труда сил на переживания просто не осталось, поэтому на лице Арсения красовалась усталая полуулыбка. Он откинул полотенце на свой стул, взъерошил влажные волосы и хлопотливо завертелся возле кухонных шкафчиков, выискивая кружки, сладости, ложки и тарелки. Вскоре на столе оказался полный набор для полуденного чаепития, в воздухе заструился сладкий аромат мяты, а яркий солнечный свет озарил пространство сквозь панорамные окна зала. Только кислые мины одноклассников всё ещё не соответствовали сложившейся атмосфере. Арсения это странным образом позабавило. Настолько сильно, что он несдержанно тихо рассмеялся, разливая по кружкам настоявшуюся заварку, игнорируя испытывающий взгляд Нурлана. — Сергей, тебе чай сделать покрепче или послабее? — намеренно мягко произнёс Попов, с нажимом демонстрируя другу всю свою сдержанность и благодушие по отношению к Матвиенко. — Мне бы что-нибудь в целом крепче чая, — скривился тот, за что тут же получил звучный подзатыльник. Сжался под строгим прищуром хозяина дома и виновато опустил голову, — Покрепче. И разбавить холодной водой, если можно. — Можно-можно, — лучезарно улыбнулся Арсений, довольный проведённой воспитательной работой. Снова вернулся к тумбочкам и буквально запорхал над ними, готовя самый идеальный чай в мире, не иначе. — Возвращаясь к главному вопросу, — косясь на друга с должной долей скептицизма, подал голос Нурлан, — Что ты там собирался рассказать? Серёжа запоздало кивнул, благодаря Арсения за идеальную порцию зелёного чая. Выдержав задумчивую паузу, отпил из кружки и в мгновение шокированно выпрямился, уставившись на Попова округлившимися глазами. Прокатывая на языке новый вкус, пробормотал куда-то себе под нос: — Никогда бы не подумал, что суп из листьев может быть настолько вкусным. — Суп из листьев? — хмыкнул Сабуров, заметно расслабляясь и впервые за день улыбаясь, — За отсылку к «Аватару» респект, а за свинчивание с темы... Арс, лупани его ещё раз! Арсений без лишних пререканий выполнил просьбу друга, впрочем, в этот раз подзатыльник получился намеренно слабее. Серёжа даже не обиделся, только глаза закатил для приличия, чтобы старосты вдруг не решили, что ему нравятся их дурацкие приколы. Дождался, когда Попов сядет на место рядом с ним, и только тогда осторожно начал: — В общем, я, честно признаюсь, очень уважал Антона за его трезвость. Никогда не мог представить, что можно расслабляться без выпивки, без веществ... Это казалось ужасно скучным. Но Антон всегда был весёлым и активным, без капли алкоголя и всякого прочего. Для меня это было странно, но уважаемо, — Серёжа не увидел, но почувствовал, как Арсений напрягся, торопливо отпивая из своей кружки, проглатывая вместе с чаем густой ком тоски. Хоть Матвиенко так и не смог понять всех тех чувств, что парни испытывали друг к другу, это не мешало ему понимать, как много боли они испытывали теперь. Из-за него. Серёжа вздрогнул, отмахиваясь от ненужных сейчас мыслей. Решив, что стоит как можно меньше упоминать как Антона, так и то, что с ним произошло, он откашлялся, продолжая уже более деловым тоном: — Поэтому для меня было непривычно видеть его под кайфом в тот вечер. Сначала даже решил, что он просто перепил пива. И только потом, уже после... ну... всего, до меня дошло, что весь вечер он цедил одну-единственную банку, — взволнованно сделал глоток чая, с трепетом подметив, как внимательно его слушали старосты. Возможно, это был чуть ли не первый раз, когда его воспринимали настолько серьёзно. Как равного. Серёжа, не привыкший быть для кого-то важным и ценным, почувствовал необычайный внутренний подъём. Если у него и оставались какие-то сомнения, то теперь их просто снесло потоком уверенности. Он, наконец, поступал правильно. — Это Дима, — твёрдым голосом выпалил Матвиенко, — Это он в тот вечер дал Антону ту банку. Он не отходил от него ни на секунду, следил за его состоянием и будто ждал момента, когда можно будет… — прикусил язык, осторожно косясь на поджавшего губы Арсения. Перевёл взгляд на Нурлана, который теперь задумчиво пялился в пустоту перед собой, сжимая ладони в кулак, — Он говорил мне что-то о «лечении», «благе» и «он ещё скажет нам спасибо», — Серёжа незаметно для себя продолжил рассказывать, ощущая, как отвращение прорвалось наружу сквозь пелену жалости к себе, — Сука! И я ему поверил! Он звучал так убедительно! — Это многое объясняет, — снова запрокидывая голову к потолку, прошептал Арсений. Уже не злясь, а словно перезагружаясь в попытках переварить новую информацию. Пытался разработать план, понять, что он мог сделать, как мог помочь. Или хотя бы на пару шагов приблизиться к Антону. Увидеть, что с ним всё хорошо, убедиться, что он в безопасности. Арсений так сильно волновался за него, что не переставал думать об этом ни на секунду, и теперь, когда знал, что причина всех бедствий была как никогда близка к нему, переживал ещё сильнее. Бессильная злоба клубилась в его глазах, когда он импульсивно поднялся с места, принимаясь расхаживать по кухне беспокойным маятником. Серёжа вздрогнул, только теперь вспоминая о своём самом главном задании. Нервно похлопывая по карману джинсов, он нащупал нужный свёрток. Не дожидаясь, когда старосты отойдут от новой информации и начнут уточнять детали, продолжил рассказ: — Это ещё не всё, — дождавшись, пока они обратят на него внимание, он наклонился над столом, чуть ли не переходя на заговорщический шёпот, — Мне тут рассказали, что вы занимались поиском поставщика всей дури в школе. Так вот Дима был главным курьером. Он никогда не светился с этим, но я бывал пару раз у него дома, поэтому видел... масштабы. — Кто тебе рассказал о нас? — подозрительно прищуриваясь, напрягся Нурлан. — Мы никогда не думали на Диму, — перебила его Оксана, сразу принимая слова Матвиенко на веру и отмахиваясь от возмущённого Сабурова, — Он ни с кем из курьеров нигде не пересекался, а ведь мы следили за ними достаточно долго, чтобы это заметить! Неужели, действительно, в интернете… — Допы по химии, — вставил Матвиенко, ловя на себе ошеломлённые взгляды. Смутился вниманием, скрывая румянец на щеках за чашкой чая, — Он, вроде как, подрабатывает лаборантом у нашего химика. Заменяет его на допах. И я недавно заметил, что на его занятия ходят почти все ребята, которые разносят товар. — Но как?! — подскочил на месте Нурлан, едва не переворачивая стол порывом чистой ярости, — Почему никто до сих пор не заметил, что на допах по химии распространяют вещества? Разве это можно сделать незаметно в таких масштабах?! — Если только сам химик не занимается всем этим, — предположила Оксана, — У него есть знания, опыт. Материалы тоже есть, даже вся необходимая техника, — она кинула взгляд на Матвиенко, ища подтверждения, но тот только пожал плечами: — Таких деталей я не знаю. Никогда не интересовался, — и тут же нахмурился, задумчиво потирая подбородок. На пару мгновений замер, прикидывая что-то в уме, а затем дополнил неуверенно, — Хотя… Пару раз я видел их вместе после школы, но Дима всегда говорил, что химик просто иногда подвозит его домой. Я его ещё подкалывал за это какое-то время. — Вы сейчас на полном серьёзе обсуждаете такой вариант? — хватаясь за волосы, чуть ли не взревел Нурлан, — Как вообще возможно, чтобы прямо в школе производили и сбывали увеселительные вещества?! Вы хоть представляете, сколько на это нужно сил, энергии и реагентов? Да директор бы сразу заметил неладное, посмотрев на смету по тратам! Секунда, две. Озарение. Все четверо замерли, ошарашенные единой теорией, и только Арсений устало опустился на стул, позволяя себе произнести пару нецензурных слов сквозь стиснутые зубы. — Вот почему он даже слова не сказал по поводу состояния Антона, — глухо выдавил он в сложенные у лица ладони, — Он знал. Он с самого начала знал, что так случится, и был к этому готов. Почему мне теперь кажется, что он же это и организовал? — Погодите, — проглатывая ужас, взволнованно подскочила теперь Оксана, хватая всё ещё необычайно тёмного Нурлана за руку. Он окатил её холодным, безжизненным взглядом, но в ответ получил только лёгкую тряску за плечо, вынуждающую вернуться из глубин самокопания обратно на землю, — Если директор во всём этом замешан, то тогда зачем он попросил нас разобраться в этом деле? — Он хотел, чтобы мы запутали все концы, — прохрипел тот, устало откидываясь головой на кухонные шкафчики, — Если в деле замешаны несовершеннолетние, то у полиции во многих аспектах связаны руки. К тому же, как видите, это всё обеспечило ему неплохое алиби. Никто даже подумать не мог… Какие мы идиоты! Нурлан задрожал от едва сдерживаемой ярости. Он был зол. На жизнь, на корыстных взрослых. На самого себя. Он поддался на лестные слова, поверил в себя. Открылся. Играл под чужую дудку долгие годы и даже не замечал этого. Он должен был быть умнее, он должен был стать лучшей версией себя! А оказалось, что он не сдвинулся ни на шаг в своём пути искупления. Что он топтался на месте, мешаясь своими ребячливыми порывами сделать мир лучше. Всё это время… Очередной приступ бессильной дрожи потонул в жаре чьего-то тела, и Нурлан доверчиво прижался к нему. Обнимая, позволяя обхватить себя со всех сторон и не дать упасть ещё ниже. — Ты ни в чём не виноват, — раздался тихий шёпот Арсения прямо над головой. Его тёплые ладони прошлись по лопаткам снизу вверх, невесомо сжали плечи и вцепились в затылок, отрезвляюще почёсывая отросшие локоны, — Ты делал то, что считал нужным. Ты не виноват в том, что люди оказались хуже твоих ожиданий. Ласковые девичьи пальцы стёрли с его щёк слёзы, и Нурлан только в тот момент понял, что плакал. Устало привалившись к Арсению чуть ли не всем своим весом, он полностью отпустил себя и позволил нежным воркованиям Оксаны забраться в самую душу. Обласкать, утешить. Успокоить. Попытаться, по крайней мере. — Мы ничего не можем с этим сделать, правда? — нервно улыбаясь, пробубнил он Арсу в плечо, красноречиво сопя и дыша всё тяжелее, — Нам никто не поверит! У нас нет ни единого доказательства! Только догадки и слова со слов. Нам никто не поверит... никто... Друзья промолчали, но нежные касания стали настойчивее, а объятия — теснее. Нурлан ощутил, как кислорода в лёгких стало меньше, как в груди разгорелось что-то большое и тесное, и он начал задыхаться, судорожно хватаясь за плечи друга, сжимая пальцы до побеления. Он задрожал ещё сильнее прежнего, и только размеренный голос Арсения продолжил удерживать его на плаву, не позволяя укатиться куда-то в темноту. Это была паника. Первая и настоящая. Нурлан качался на волнах страха и боли, по ощущениям, долгие часы, но, когда всё же очнулся, его голова была мокрая и холодная, а щёки красные и горячие. Оксана сидела рядом с ним прямо на полу, держала за руку и шептала указания, приказывала дышать, задавая ритм, не позволяя сбиться ни на секунду, а Арсений нависал сверху, капая на затылок водой и придерживая его голову в одном положении крепкой хваткой на щеке. — Ты в курсе, что раньше это считалось пыткой? — смотря на друга сквозь пелену слёз, ухмыльнулся Нурлан. — С почином, — ухмыльнулся в ответ Арсений, откладывая стакан на столешницу и тоже опускаясь на пол. Надолго уставился глаза в глаза, словно пытаясь на дне зрачка рассмотреть, насколько сильно пострадал друг, и, только решив что-то для самого себя, произнёс: — Мы обязательно найдём решение. У Нурлана совершенно не было сил спорить, поэтому он поверил.***
Серёжа никогда не задумывался над тем, какое место он займёт в этом мире. Друзья были крепкими и надежными, дни насыщенными, а будущее — где-то слишком далеко, чтобы о нём думать. Молодость воспринималась чем-то мимолётным и желанным, её хотелось заполнить адреналином, кайфом и весельем, чтобы запомнить на всю оставшуюся жизнь. Серёжа никогда не думал о том, что мог просто не дожить до тех времён, когда нужно будет вспоминать. Он не знал, что бывает по-другому. Что можно сидеть за столом, пить чай и тоже наслаждаться юностью. Не понимал, что друзья могут не только веселить, но и поддерживать. Стирать слёзы, учить заново дышать. Стоять рядом в самый тёмный час, держа за руку. И теперь ему не хотелось возвращаться в свой кривой и некрасивый мир. — Я найду вам доказательства, — выдохнул облако пара в воздух Серёжа. Обернулся на Арсения, провожавшего его до калитки, и вложил во взгляд так много стальной уверенности, сколько никогда бы у себя не нашёл. Попов остановился, оглядывая его с каким-то новым, неизвестным чувством. Доверчивой нежностью? Умилённой уверенностью? Серёжа был не силён в сложных эмоциях, но ему хватило того, что Арс его не ненавидел. — Зачем ты это делаешь? — тот наконец задал волнующий вопрос. Матвиенко закусил губу, подбирая слова. Шаркнул подошвой кроссовка по гравию и произнёс так тихо, будто не хотел быть услышанным даже собой: — После того вечера я не мог больше заниматься всем тем, чем занимался обычно. Думал, а вдруг и меня… Это глупо, наверное, но я правда много думал об этом и просто.. решил отказаться, — улыбнулся своей привычной широкой улыбкой, гордо выпаливая: — Чист уже три недели, представляешь? Арсений кивнул с доброй усмешкой на губах, тоже в некоторой мере довольный достижением одноклассника. Конечно, им ещё многое стоило обсудить и преодолеть, но уже сейчас Попов явственно ощущал, словно та стена вражды, что росла между ними годами, с треском рушилась. Кирпичик за кирпичиком. — К тому же, — с загадочной ухмылкой на губах засовывая руку в карман, прошептал уже совсем тихо Сергей, — Я пытаюсь искупить вину перед кое-кем. Он всучил Арсению порядком мятый свёрток и нервно задёргал ногой, дожидаясь, пока тот его развернёт. Сердце Арсения замерло ещё в ту секунду, когда он почувствовал привычный вес предмета в своих ладонях, а стоило ему увидеть в ворохе бумажной обёртки горстку бисера, как оно забилось с тройной силой, разгоняя по телу жар и трепет. Щёки окрасились румянцем, на глазах выступили несдержанные слёзы, а кожа покрылась крупными мурашками в ту же секунду, когда Арс надел свой новый, теперь почему-то зелёный, браслет на запястье. Он отстранённо погладил пальцем привычную, светящуюся в темноте бусину с сердцем в центре и расплылся в нежной улыбке. Поднял полный счастья и облегчения взгляд на Серёжу, и тот как-то стушевался, бормоча: — Он сказал, что ты поймёшь. — Да, — чуть дрожащим голосом ответил Арсений, — Я понял. — Мне ему что-то передать? — всё ещё чувствуя себя слишком неловко, нехотя предложил Матвиенко. Арсений замер, стеклянным взглядом рассматривая блестящий тёплой зеленью в свете уличных фонарей браслет, а затем без лишних слов подорвался на месте, оббегая дом по кругу и врываясь в беседку с секатором наперевес. Его не было не дольше пяти минут. Серёжа даже не успел замёрзнуть. Зато его точно согрела самая солнечная улыбка Попова, когда он с нескрываемой дрожью в пальцах передал ему в руки аккуратно завёрнутую в крафтовую бумагу розу. Жёлтую, с нежными розовыми кончиками лепестков и оранжевыми переливами в центре бутона. Серёжа мало что понимал в чувствах между двумя парнями, но он думал, что это было нормально — завидовать их отношениям. Он хотел бы когда-нибудь найти себе кого-то, кто тоже смог бы общаться с ним лишь символами. И в любви признаваться без слов.