Взаимно

***

Не успеваю захлопнуть за собой дверь, облегчённо выдыхая, как врезаюсь в невысокого мужчину средних лет, отчего у того из рук валится кипа бумаг, связка ключей, громко брякнувшая по каменному полу, и ещё куча всего. — Боже, простите, я такая неловкая, — тут же наклоняюсь, помогая подобрать упавшие вещи. — Ничего, барышня, всякое бывает, — отвечает он легко и смеясь, в голосе слышится небольшой характерный акцент. — Сам молодым был, так бывало замечтаюсь, что с велосипеда падал. Тянусь рукой к синенькому пластиковому прямоугольнику — электронный пропуск с эмблемой университета — и поднимаю, замечая на обратной стороне знакомую фамилию. Беридзе, Беридзе… — Реваз Вахтангович, — осеняет меня, когда я протягиваю ему пропуск, — Вас-то я и ищу. — Меня? Приятно слышать, — улыбается мужчина. — Не каждый день меня симпатичные студентки по университету разыскивают, когда до сессии ещё, — взмахивает рукой. Да уж, в моём случае, до сессии не «ещё», а «всего». — Виктория Соколова, — представляюсь, протягивая ему руку. Почему-то кажется, что он не против такого нарушения субординации. — Вам в деканате должны были обо мне что-то говорить. — Ну, моё имя вам уже известно, — крепко, но не слишком, пожимает руку. Не ошиблась. — Идёмте, барышня, разберёмся мы, что делать с вашими международными стандартами обучения. Следующие полтора часа провожу на паре Беридзе, параллельно знакомясь с учебной программой и отмечая, что к моему счастью, темы, предназначенные для этого семестра, я уже прошла до конца. О чём и оповещаю преподавателя, дождавшись окончания действительно увлекательного семинара, что я слушала с открытым ртом. Реваз Вахтангович выдавал такие факты, о которых, я уверена, доктор Лейне, что вела этот предмет у меня в старом университете, даже не слышала. Беридзе отпустил меня, пожелав успехов на предстоящей сессии, где, как оказалось, мы с ним увидимся в следующий раз, потому что от пар он меня освободил. Святой человек, если бы со всеми было так легко и приятно иметь дело… Кстати, обо всех остальных. Выйдя из кабинета, я сунула было руку в карман, на полпути осознавая, что телефона у меня нет. Он так и остался у этого зазнавшегося придурка. В прошлой жизни я наверное была членом СС, раз эта подкидывает мне засранца раз за разом. Отлично, блять. Просто замечательно. Каковы шансы, что он всё в той же аудитории? Спустя полтора часа. Нулевые. Петляя в бесконечных коридорах, по которым меня вёл Беридзе, я потратила ещё минут двадцать, чтобы найти нужную аудиторию. Естественно, там уже началась пара, поэтому пришлось прождать ещё полтора часа прямо в коридоре, развлекая себя наиувлекательнейшим разглядыванием стендов с планом мероприятий на текущий семестр, кубков за участие в различных играх вроде «Самый умный» и «Сто к одному», техники безопасности, плана эвакуации при пожаре, составе забытой кем-то на окне полупустой банки с энергетиком, собственных порядком отросших ногтей, потрескавшихся в нескольких местах. Дальше я тупо пялилась в окно, считая проходящих мимо людей, неловко поскальзывающихся в одном и том же месте — в паре шагов от ступенек у входа в корпус. Надо запомнить. Свалюсь сегодня ещё раз — обязательно на этого чёртова Соболева, чтоб его. По коридору стали прохаживаться редкие студенты, отпущенные пораньше с пар. Судя по их счастливым лицам и быстрому шагу, спешили они в столовую. В желудке раздался жалкий вой умирающих тюленей. Может, плюнуть на всё? Ну вернётся же он в общежитие, в конце концов! Пойду сейчас в столовую, куплю себе борщ, чёрт, не ела его лет сто. Куплю, ага. Купишь, Вика, ещё как. И расплатишься кленовыми листочками, что были в детстве валютой, на которой держалась вся мировая экономика. И какой идиот придумал расплачиваться через NFC? Это удобно, говорили они, все карты в телефоне, не нужно таскать с собой кошелёк, не потеряешь. А что мы имеем на деле: вся твоя грёбаная жизнь летит коту под хвост, когда твой телефон оказывается в плену у какого-нибудь идиота, решившего построить из себя строгую училку. Деньги все там, да даже зайцем не проедешься на общественном транспорте, потому что не знаешь ни то что, на какую ветку метро сесть, а даже адреса общаги, что можно было бы сказать таксисту. Блять. Они победили. Гаджеты захватили мир. Мои мысленные рассуждения об обречённости человечества прерывает шум из-за той самой двери, на которую я молилась, чтобы из-за неё вышел Макс. А хреном по лбу не хотите, Виктория Станиславовна? Из-за двери вываливается толпа толкающихся студентов, по большей части девушек, недовольно ворчащих, что очередь в столовой уже, наверное, до дверей, и поесть на этой перемене им не светит. И конечно же, последней выходит высокая худощавая преподавательница, отточенным до автоматизма движением поправляет на носу-крючке очки, после чего закрывает аудиторию, отправляя ключ в карман классических брюк. И моя надежда уходит, торопливо постукивая каблуками. — Извини, — хватаюсь за проходящую мимо девушку, как за спасательный круг. Поздравляю, Вик, крайняя степень отчаяния. — Ты случайно не знаешь, где я могу найти Максима Соболева? — боже, Соколова, ты правда думаешь, что в университете, где обучается несколько тысяч студентов, все друг с другом знакомы и трижды целуются при встрече? — В холле на четвёртом этаже, — отвечает брюнетка, окидывая меня изучающим взглядом. — Он прямо сейчас там? — это слишком замечательно, чтобы быть правдой. — Он там практически днями и ночами, — усмехается она, откидывая назад длинные чёрные волосы, и спешит избавиться от моей компании, сваливая на своих длинных худых ногах, обтянутых вельветовыми ботфортами на шнуровке сзади. Если слово «повезло» ещё можно ко мне применять, то да, мне повезло. До четвертого этажа всего два лестничных пролёта. Бедро болит чудовищно, так что, каждый лишняя ступенька вверх даётся мне через маты и тихое шипение. В холле четвертого этажа ни души. Зато во всю стену стенд со спортивными грамотами, кубками, и, конечно же, фотками лучших спортсменов ВУЗа, откуда на меня с ехидной улыбкой смотрит Максим Соболев. Максим Соболев — капитан волейбольной команды факультета истории. Максим Соболев — нападающий сборной университета по волейболу. Максим Соболев — победитель прошлогоднего соревнования по лыжам. Максим Соболев — участник благотворительного забега. Максим-в-каждой-бочке-затычка-Соболев. — Ну вы посмотрите, спортсмен, комсомолец и просто красавец, — закатываю глаза. Теперь понятно, за что та стерва одарила меня таким взглядом. Не волнуйся, милая, не претендую. Этот паршивец весь твой. Понимаю, что ничего, кроме как просто спуститься к выходу и ждать его там, мне не остаётся. А если он вообще уже давно в общаге? Ну, значит, буду ночевать прямо под дверьми универа. Длинная перемена. Из столовой, расположенной как раз тут, на первом этаже, в этом крыле, вкусно пахнет чем-то жареным и сладкой выпечкой. Проходящим мимо студентам нет до меня дела. Подумаешь, сидит какая-то пришибленная, в лицо каждому заглядывает, пытаясь кого-то найти. Четвёртая пара. Из-за постоянно открывающихся дверей начинаю замерзать. Забираю из гардероба куртку, радуясь, что хоть номерки всё те же, советские. А не какой-нибудь штрих код, который тоже вносили бы в смартфон. Есть время, чтобы обдумать всю свою жизнь от начала до конца, вспомнить, что пять лет назад нужно было ответить на первом свидании, что если бы я забыла почистить зубы, были бы шансы избежать того тошнотворного поцелуя. Самая короткая перемена, зато самый большой поток студентов и преподов, спешащих покинуть учебное заведение. Счастливые. Нет, он точно уже давно ушёл. В толпе то и дело мелькают похожие парни, но они либо не такие высокие, либо плечи узкие, либо в очках, либо это вообще мужеподобная преподавательница. Либолиболибо. И ни одного Соболева. Пятая пара. Охранник стал странно на меня коситься, после того, как я придвинулась ближе к его обители, чтобы — О Боги! — было лучше слышно какой-то сериал про хранителей порядка, где игра актёров настолько оставляла желать лучшего, что мне даже не нужно было видеть картинку, чтобы понять это. Из столовой вышли последние посетители, и большие стеклянные двери закрыли на замок. От женщины, что закрывала дверь, пахло кухней, теплом и той же сладкой выпечкой. Она улыбнулась охраннику, пожелав ему спокойной смены, задержалась из-за размагнитившегося пропуска. — Ты чего тут сидишь, сирота казанская? — раздалось над моим ухом, стоило только увлечься особенно абсурдным диалогом сериала. — Издеваешься? — вскакиваю на ноги. Я тут едва не умираю от усталости и скуки, а ему весело, стебётся он. — Да вроде просто вопрос задал, — пожимает плечами, накидывая на шею красно-белый шарф. Фанат, блин. — Нервная какая, ПМС? Я, кажется, едва не брызжу ядом из пор, хватая его под локоть и утаскивая к выходу. А то охраннику больно интересно стало, действительно ли у меня ПМС. Это вам не «Улица разбитых фонарей», тут реалити-шоу сейчас развернётся. С убийством, расчленёнкой и репортёрами. — Телефон, — протягиваю руку. — Серьёзно? — смеётся он, демонстрируя два ряда ровных белых зубов. — Ты торчишь тут с самого утра, потому что твой телефон у меня? Тише, Вика, дыши. Вдох-выдох. — Расслабься, соседка, — треплет меня по волосам, но я резко уворачиваюсь, сдерживаясь, чтобы не расцарапать его довольное жизнью лицо. — Расслабься? Серьёзно, блять, расслабься? Из-за тебя я просидела тут пол дня! Я замёрзла, устала, хочу есть и курить! А ты предлагаешь мне расслабиться?! — мой голос срывается на крик. Дыхательная гимнастика — такая чушь, скажу я вам. — Ты растяпа, а виноват я? — спокойно спрашивает Макс, закатывая глаза. — Нахер мне твой телефон, что я его съел бы? Могла бы поехать давно в общежитие, а не кидаться на людей с идиотскими предъявами. — Ой, спасибо, что подсказал. Из-за ПМС совсем мозги не работают, не догадалась, — уже спокойнее, но не менее язвительно отвечаю, всё ещё стоя с протянутой рукой. Осталось только запеть «у Курского вокзала подайте Христа ради». — Не могла бы. Я расплачиваюсь NFC. Налички, как ты догадался, у меня не водится. — Язык до Киева доведёт. — И как это понимать? Опять будут шутки про скрытые желания? — Это значит, что ртом можно не только на айфон… Его речь обрывает резкая пощёчина. Только когда вижу на щеке красный след, а собственную ладонь начинает печь, до меня доходит: я его ударила. Влепила оплеуху. Никогда этого не делала. Замечаю, как на щетинистых скулах двигаются желваки. Блять. Он же под два метра ростом. Как я дотянулась вообще? Какие шансы, что не успеет догнать и свернуть мне шею? — Извини, — неожиданно выдаёт он. — И ты, — ну, возможно, я погорячилась, ладно. Господи, а почему так неловко-то стало? Даже злость куда-то испарилась. — Так значит, говоришь, из-за меня не ела весь день? Пошли, — кивает куда-то и разворачивается. Спросить, куда мы идём, у меня почему-то смелости не хватает, просто послушно плетусь следом, слегка прихрамывая и еле успевая за этим громилой. Через пару минут мы оказываемся у какого-то ларька с яркой вывеской. — Привет, как обычно, только две, — бросает Макс продавцу, выглядывающему из окошка. Расплачивается и поворачивается ко мне. — Как нога? — Нога? — переспрашиваю. — Всё-таки приложилась головой, да? — усмехается. Но без злобы. — Сойдёт, — машинально потираю отбитое бедро. Неловкость только усиливается, пока мы просто стоим и ждёт, когда Максу приготовят его заказ. — Спасибо, — от бумажных пакетов валит пар. На улице ощутимый минус. — Приятного аппетита, — протягивает мне один. Я смотрю на него с недоверием, но, господибожеблять, как же вкусно пахнет. Открываю пакет. Не подумайте, что я какая-то мажорка, питающаяся исключительно красной икрой и королевскими креветками, просто практически всю жизнь старалась придерживаться здорового питания. Это первая шаурма в моей жизни. И, чёрт побери, она, видимо, лучшее, что случилось со мной за последние пару недель. — Осторожнее, у тебя сейчас соус капнет, — предупреждает Макс, неторопливо жуя. Успеваю избежать трагедии, слизнув текущую по внешней стороне лаваша дорожку соуса, замечая взгляд парня. — Что? — смущаюсь. Боже, Соколова, вообще-то ты должна была отказаться. Кто ест из рук врага? Да ещё и как свинья. — Вкусно? — интересуется Соболев. Хотя ответ, наверное, очевиден, поэтому, не дожидаясь его, он продолжает заполнять неловкое молчание. — Лучшая шаурмичная в этом районе. Главное попросить, чтобы вместо помидоров положили ещё раз огурец, и она будет идеальна. Боже, что ты несёшь? — Спасибо, когда вернёшь мне телефон, я переведу тебе деньги. — Не надо, — отмахивается он. — Я настаиваю, — я пока ещё в состояние платить за еду. — Вик, это просто шаурма, успокойся. — Я не хочу быть кому-то должна, — отвечаю чуть резче, чем хотелось, потому что, чёрт… Я. Не. Хочу. Быть. Кому-то. Должна. Хватит с меня. — Тогда я просто не отдам тебе телефон, — сообщает Макс, разворачиваясь в сторону метро. — Ты шутишь? — у меня вырывается нервный смешок. — Я? Ни в коем случае. Ты шуток не понимаешь, какой смысл использовать в общении юмор? — Я подам на тебя в полицию, — выпаливаю первое, что приходит в голову, поспешая за брюнетом. — Товарищ лейтенант, какой-то турок завалил в инстаграме моей девушке директ предложениями поехать отдохнуть к нему на море. Забрал телефон, чтобы не потерять свою единственную и неповторимую любовь, — он состроил многострадательное лицо. — Клоун, — закатываю глаза и тянусь в карман куртки, обнаруживая пустую пачку. — Отдай телефон, мне нужно купить сигареты. — Не нужно. — Слушай, это игра мне надоела, ясно? Отдай. — Выбирай: попасть домой или покурить? — Я застываю посреди тротуара, пытаясь осознать, это шантаж, или мне показалось? — Идёшь? Я, недовольно сопя, плетусь за ним следом. Тоже мне, борец за здоровье. Как будто мне ему детей рожать. — Ладно, — решаю подыграть. — Давай сюда, не буду я покупать сигареты. За метро-то расплачиваться нужно всё равно, — киваю на аппарат, к которому он тут же по очереди прикладывает наши телефоны. — Довольна, независимая? — усмехается, проходя вглубь вагона, заставляя идти за ним. Снова час-пик. Снова чёртова толкучка, снова недовольные, уставшие от жизни люди, только теперь к ним присоединилась и я. Проскальзываю между двух мужчин в деловых костюмах. Через остановку все в вагоне перемешиваются, и я почему-то оказываюсь зажатой между стеной и Максом. Он, не стесняясь, разглядывает моё лицо, о чём-то думает. Решаю воспользоваться такой удобной отвлечённостью парня и аккуратно запускаю ладонь в карман его куртки, надеясь найти там свой айфон. Макс склоняется чуть ниже ко мне и шепчет в самое ухо: — Передний карман. Полезешь? Он что, пытается взять меня на слабо? Не на ту напал, мальчик. Хотя, кого я обманываю? Краснею уже в тот момент, когда опускаю руку, чтобы скользнуть ему под куртку, слегка прикрывающую верх брюк. Аккуратно дотрагиваюсь, приподнимая ткань, отмечая, что куртка у него какая-то слишком тонкая для зимы. Почему-то мозг цепляется за этот факт. Уверена, что ещё не раз мысленно вернусь к этому вопросу. Медленно и осторожно, боясь задеть что-нибудь, просовываю руку в карман джинсов. Какая-то мелочь, пластиковая карта, скорее всего, пропуск. Никогда не угадываю, если нужно выбрать одно из двух. Не тот карман. Немного изогнувшись, повторяю ритуал со вторым карманом, натыкаясь сначала на острые зубчатые края упаковки, потом нащупывая нечто, напоминающее кольцо. Презервативы, отлично. Как же, твою мать, душно и тесно в этом метро. — Я имел ввиду нагрудный, а за массаж спасибо, — смеётся Соболев, а я уже проклинаю и его, и себя, и метро это, и идиотский телефон. Вагон замедляется, Макс достаёт телефон из нагрудного кармана и протягивает мне. — Наша остановка, — отворачивается к дверям. — Почему отключен? Вроде нюдесов на заставке не было, — возвращаю ему его же тупую недошутку. — Смски достали. Что значит хазе? * Какой-то немец никак не мог угомониться. Меня аж передёрнуло. И нет, не от того, как он каверкает язык. Hase (нем)*. Зайка. — Не немец, а швейцарец, — зачем-то поправила его. — Похер. Ага. Я тоже так думаю. Абсолютно похер. Настолько, что убираю телефон, который ещё минуту назад так хотела вернуть, в карман. Где он будет лежать отключенным ближайшую вечность, наверное, потому что я не хочу видеть сообщения от Йохана. Оставшуюся дорогу до общаги мы прошли в тишине. Почему молчал он, не знаю. Я молчала, потому что устала. Правда устала. От него. От херни, творящейся в жизни. От мыслей о том, что же там написал бывший, от надежды, что сейчас я приду в свою комнату, открою дверь и плюхнусь на кровать, проваливаясь в сон. Одна. Что не будет никакой стервозной соседки Светы. Пусть просто исчезнут из моей жизни. Все. — Добрый вечер, Валентина Ивановна, — Макс поздоровался с вахтёршей. Та ответила ему доброй улыбкой, совершенно не замечая меня. Не очень-то хотелось. Хотя, она явно мне нравится больше, чем вчерашняя. Или, может, дело в том, что я просто вошла не одна? Об этом я и думала, пока мы поднимались на лифте на восьмой этаж. — Пока, — попрощался Макс, останавливаясь у своей двери. — Пока, — ответила я, проходя чуть дальше, к своей. Ещё парочка шагов, Вика, и ты приляжешь. Вставляю ключ в дверь и понимаю, что он не входит до конца. Это значит только одно: с обратной стороны тоже вставлен. Терпеливо стучу, надеясь, что мне откроют. Может, Света боится, что я буду ругаться за вчерашнее? Стучу ещё раз и прислушиваюсь. Скрипит кровать. Фу, боже! Выскальзываю за дверь, чувствуя, как краснею. Да, Соколова, представляешь, люди иногда занимаются сексом. В этом нет ничего такого. Да-да, я понимаю, что твоя комната, но и Света там тоже живёт. В конце концов, не развалишься, если подождёшь полчасика в коридоре. Полчасика затягиваются на час. Возвращаюсь и стучу снова, но никто не открывает. Кажется, твой дом у балкона, Вик. Там ты и будешь коротать одинокие вечера. Запрыгиваю на широкий подоконник, прикладывая висок с стеклу. Вчера хотя бы был плед. И сигареты. И телефон. Похоже, пришло его время. Включаю гаджет, и уже через несколько секунд вижу шестнадцать оповещений от одного номера. Йохан, как я и думала. Похер. Удаляю диалог, оставив их непрочитанными. Пустое поле оповещает, что пользователь набирает сообщение. Пользователь летит в чёрный список. Попутного ветра. Моё одиночество нарушает девушка, появившаяся на этаже. Она смотрит на часы, переминаясь с ноги на ногу. Через минуту появляется, конечно же, он. Максим Соболев. Протягивает девушке что-то и желает удачи. — Наркотиками барыжишь? — почему-то хочется, чтобы он обратил на меня внимание. — Думал ты уже десятый сон видишь, бедолага, — усмехается. — Говорила, что устала. — Моя соседка там закрылась с кем-то, — пожимаю плечами. — Ну, допустим, с кем она закрывается, для меня не секрет. Так и собираешься тут сидеть? — заметив, что я лишь пожимаю плечами, Макс кивает в сторону комнаты. — Можешь у меня переждать. — Мне и тут неплохо, — ёрзаю на холодном, неудобном подоконнике. — Как знаешь. И уходит. А чего я ждала? «Отморозишь свой зад, на который находятся приключения, Вика». Такого? Ему нет дела. А пошло всё к чёрту. Макс прав, нужно быть проще. Нужно расслабиться. Соскальзываю с подоконника и иду следом, дверь не закрыта. Понял, что я не долго буду строить из себя невесть что? — Тепло, — срывается с моих губ, как только я оказываюсь в типичной мужской комнате. Такой же маленькой, как моя. Стены здесь завешаны плакатами, спортивными грамотами, а из предметов уюта на тумбочке кактус, что явно перерос свой горшок. — Давай куртку повешу, — предлагает хозяин, и я киваю, ловко стягивая с себя верхнюю одежду. Он пропадает на время, оставляя меня наедине с собой. Среди кучи спортивных грамот нахожу глазами сертификаты, подтверждающие участие в благотворительных акциях, неделях донорства и научных дебатах. Макс возвращается с двумя чашками чая, от которых исходит какой-то нереальный аромат трав, навевающий мысли о лете, проведённом у бабушки в деревне под Белгородом. Детством пахнет. — Спасибо, — улыбаюсь, кажется, в первый раз за последнее время чувствуя себя уютно. Макс копается в шкафчике, выуживая оттуда какую-то красивую маленькую баночку, открывает её и ставит на стол рядом с чаем. — Что это? — Варенье из сосновых шишек, — подтягивает второй стул к столу, а сам плюхается на первый. Я сажусь, обхватывая руками горячую чашку. Как же приятно. Пальцы у меня всю жизнь ледяные. Говорят, что у людей с холодными руками горячее сердце. Забавно, не замечала за собой такого. Честно говоря, даже не плакала, когда рассталась с парнем и потеряла друзей. Какой смысл плакать? Разве что от собственной глупости, что мешала раньше понять, какие фальшивые люди меня окружали. — Попробуй, — он подталкивает баночку поближе ко мне, а я смотрю с недоверием, но всё же опускаю ложку в варенье, зачарованно наблюдая за тем, как медленно её обволакивает янтарная жидкость. — На мёд похоже, — выдаю вердикт, распробовав, и губы сами растягиваются в улыбку. Ну, на странный мёд, ладно. Смолистый аромат хвои точно окунает меня в лес, заставляя забыть о проблемах и слиться с природой. — А их можно есть? — подцепляю ложкой малюсенькую шишку. — Можно, — отвечает Соболев и, заметив мой подозрительный взгляд, демонстративно отправляет в рот шишку. Ну, себе же он не будет вредить, правда? Надкусываю маленькую шишечку, которая на удивление легко поддаётся, слегка хрустнув на зубах. Специфический вкус, но приятный. Возможно, дело в том, что я из тех людей, кто готов попробовать любую еду, если там не торчат тараканьи лапки. — Мне нужно заниматься, — сообщает парень, убирая со стола. — Как думаешь, скоро они закончат? Не хочу тебе мешать. — Расслабься, ты не помешаешь. Тем более, эти кролики обычно долго мирятся, — он по-доброму усмехнулся. — Так что, думаю, тебе сегодня придётся тут спать. Лёхина кровать к твоим услугам.