Удочка для утопающего

Голова гудела хуже колокольного звона. Лучшее доказательство, что ты ещё жив. Слава открыл глаза. Весь зал был залит солнцем: блёстки на нежно-пастельных обоях мерцали, люстра преломляла свет, и то тут то там изгибались тоненькие линии радуги. Уныние только сильнее разыгралось в душе парня. Он попробовал двинуться. Тело послушно двинулось, но ногу жгло от боли. Слава взглянул на нее: кровь уже запеклась, а рана успела стать грязной. Пыль, шерсть с любимого свитера, ещё какая-то гадость — все смешалось в незамысловатое мюсли на тонкой корочке. Парень перевалился на здоровую ногу и, помогая руками, все же встал. Попытки наступить второй ногой привели только к большей боли. Она стала волнами разноситься по телу, достигая каждой клеточки, и снова возвращалась, оставаясь и накапливаясь на икрах. Слава понимал, что нужно обратиться к врачу. Но возникнут вопросы. А на них безопасного ответа не было. Выход оставался один — Мира. Больше помочь некому. Слава сглотнул подступивший к горлу комок. Найти в себе силы извиниться — ничего не стоит, а простить себя куда сложнее. Совесть такая сволочь, которая способна сломить любой настрой, любые доводы, какими бы логичными они ни были. Слава вспомнил слова матери: “Когда меня не станет,— а это произойдет, будь уверен, мой мальчик,— слушай свое сердце. Там живут три ангела, которые никогда не дадут тебе упасть. Совесть покажет тебе, как нужно себя вести, чтобы люди относились к тебе, как к кумиру. Интуиция — не даст тебе совершить ошибку. А Любовь поддержит тебя в самую трудную минуту. Не переживай, малыш, я с ними договорилась. Они присмотрят за тобой!” Воспоминания о матери подарили Славе хорошую мысль. Трость! Парень повел плечами и поджал губы. Один шаг, второй, и вот он проковылял до одной из комнат и остановился перед дверью. Рука задержалась на ручке. Мозг сопротивлялся. Слишком много боли, слишком много чувств включалось, когда он подходил к этой комнате. “Ее” образ вставал перед глазами, и он не мог ничего с этим поделать. Столько лет прошло. Пора бы научиться с этим жить. Кончики пальцев коснулись ручки. Нежно, словно разделяя мокрые страницы книги, Слава надавил на нее и открыл дверь. В нос ударил стойкий запах плесени. Воздух был спертый, вокруг парила пыл. Комната осталась в том виде, в котором его оставила хозяйка: широкая двуспальная кровать была расправлена, три подушки лежали одна на другой, шторы раскрыты, в шкафу с одеждой словно взорвалась бомба. Слава горько усмехнулся: мама всегда собиралась на работу в состоянии войны с сомой собой. А воин не оставляет захватчику ни сантиметра целой территории. Он лучше уничтожит, чем отдаст по доброй воле. Примерно такой же хаос творился на трюмо. Слава прошел к кровати и опустился перед ней на колени. Он просунул под нее руку, как можно ближе к центру, коснулся матраца, но не нашел, что искал. Парень твердо решил найти нужную вещь, и он был уверен, что она находится там. Всем телом он лег на пол и прополз под кровать. Дышать в облаке пыли было практически невозможно: он сжал пальцами нос, так что ладонь полностью закрыла рот, и попробовал вдохнуть. Легче, но не совсем. Трость оказалась на своем месте, просто руки у Славы были короче, чем он себе представлял. Она была подвешена на петлях от кровати, удачно отошедших от своих собратьев. Возиться пришлось долго: трость упрямилась, петли не хотели терять доверенное сокровище. Но, в конце концов, поддалась. Слава сел по-турецки, чуть отставив больную ногу и взглянул на трость. Его мама хранила эту трость, как семейную реликвию. Одну из семейных реликвий. Она не выглядела дорогой или особо изящной. Точно можно сказать, что она была прочной. Как бы Слава ни старался, но в детстве он не мог оставить на ней ни царапины. Это очень расстраивало мальчика. Уверен, и вы бы расстроились в подобной ситуации. Представьте, что вам не разрешают съесть конфетку. Ее прячут от вас, не рассказывая где. А когда вы, под покровом ночи, находите многострадальный трофей, конфетка оказывается самой твердой в мире соленой ириской. Ни съесть, ни надкусить. Полный провал. А Слава жаждал сломать эту трость. Она всегда казалась ему чем-то неприятным. Не злым, но осадок от ее близости оставался. Тогда мама стала прятать ее и доставала только при выходе в свет. Сейчас парень смотрел на трость с ностальгией, с какой смотрят на игрушку, с которой играли в детстве. Большим пальцем он провел по древку, попутно снимая слой пыли. На ней не было ни заусенице. Идеально лакированная поверхность не потеряла даже своего цвета. Тонкая линия, шейка между древком и рукояткой, была вне досягаемости. До нее не дотягивалась даже подушечка пальца. Круглая рукоятка из чистого серебра была довольно увесистой для своего размера. Она идеально ложилась в ладонь, будто была сделана специально под руку Славы. Парень покрутил рукоять в ладони и почувствовал выемки на самом верху. Он вытянул трость перед собой в левой руке, направив рукоять на себя, чтобы лучше разглядеть свое открытие. Это были не просто выемки. Узор, образованный из аккуратно переплетающихся линий, не был похож ни на что известное Славе ранее. Внутри тонкого круга не было привычных геометрических фигур. Даже больше — не было ни одной прямой линии. Все они извивались, сходились, отдалялись и снова сходились. Ни у одной не было строгого начала или конца. А в центре всего этого разнообразия было некое подобие цветка. Хотя, думал Слава, это больше похоже на скрепленные в центре четыре знака бесконечности. Свободная рука потянулась к цветку. Кончик пальца коснулся узора, и он вспыхнул ярким синим светом. И исчез так же быстро, как и появился. Слава не отбросил трость, не отпрыгнул в сторону. Он смотрел на цветок, понимая, что увидел то, что лучше не видеть. Плохое? Хорошее? Ни малейшего понятия… Но лучше было этого не видеть. Он прекрасно знал, что у его мамы было множество секретов, о которых даже Слава понятия не имел. Но эти секреты всегда обходили Славу стороной. Дела его мамы были настолько далеки от его самого, что он привык не спрашивать мать о них. Сейчас он мог бояться только одного: как бы эта высокотехнологичная палка его не ударила током. Другого объяснения, как научная дребедень, он найти не мог. И не хотел. Трость — есть трость. Будет служить ею вечность. Слава медленно отвел древко от лица и поставил на пол. Оперся и с большим трудом встал на ноги. С опаской он коснулся рукояти, обхватил ее покрепче и направился прочь из комнаты. На сегодня приключений хватит — твёрдо решил он. Наивный! Приключения начинаются именно в тот момент, когда они тебе совершенно не нужны. Выйти из дома было проще простого. Преодолеть пятьдесят шесть крутых ступеней ( по двадцать пять ступеней на этаж и шесть ступеней у подъезда ), не врезаться ( на самом деле врезаться ) в дверной косяк, и, наконец, поскользнуться на огрызке груши. Слава был уверен, что это груша. Евгений Остапович, местный садовод, выращивает во дворе грушу, и дети повадились одалживать (безвозмездно) у него одну-другую. Парень уже потерял равновесие и был готов к новой порции боли, как ее не последовало. Он повис в неестественной позе, зацепившись рукой за перила и вдавив трость в трещину на лестнице. Везение? Быть не может. Слава был уверен, что ему не может повезти. По крайней мере так резко. Так что он поставил себе в голове напоминание, что скоро случится что-то грандиозно- невообразимо- разумоуничтожительное. Конечно, можно было сказать просто “плохое”. Но разве это интересно? А интересное Слава продолжал по инерции искать. Когда у тебя что-то в избытке, ты подсознательно ищешь противоположное. Если у тебя всю жизнь был большой дом — ты, повзрослев, купишь однушку. Была собака — захочешь кошку. Не ручка, а карандаш. Не кофе, а чай. И так до бесконечности. Парень, все же, опустился на землю. Он огляделся, надеясь найти хоть один независимый источник наблюдения, но ни Фаины Викторовны, ни Степки во дворе не было. Как обычно: когда кто-то нужен — его нет на месте. Эти двое всегда во дворе. Фаина Викторовна сидит на лавке и критикует каждого, кто проходит мимо, будто это ее жизненное призвание. Степка, мелкий поганец, так и норовит каждый раз обрызгать Славин костюм чем-то. Будь то осень или зима — он всегда найдет, что кинуть в многострадального парня. Так что, похоже, и здесь повезло. По спине у Славы пробежал холодок. Но делать нечего, и он встал на ноги. Продолжая прихрамывать Слава шел пару кварталов, затем повернул во двор поликлиники. Это было небольшое двухэтажное здание, построенное в послевоенное время, так что находилось оно в очереди на снос. Однако здесь до сих пор находилась детская поликлиника. И это мало кого заботило. Сносить здание было дорого. Строить на его месте что-то новое, особенно поликлинику, не выгодно. Так что все смотрели на это сквозь пальцы. Слава уже открывал двери, как по больной ноге проехались детской коляской. Парень взвыл от боли, и тут же получил увесистой сумкой по голове. - Ты чего орешь, придурок?! Ребенок спит! И вообще, какого черта ты здесь забыл? Здесь детей лечат! Ты, что, из этих? А ну бегом отсюда! А то я полицию вызову! Урод!— женщина плюнула Славе в лицо и зашла с коляской в открытые парнем двери. - Что ж. Хотя бы градус везучести понизился. Уже что-то,— Слава большим пальцем смахнул каплю чужой слюны с губ. Он подождал секунд двадцать, постукивая по дверной ручке и открыл дверь. Разрисованные мультяшками стены сейчас были как нельзя кстати. Настроение, и так поганое, сменилось на плохое, что явно было лучше. Слава подошел к стойке регистратуры и взглянул на расписание приема позади медсестры. - Вам что-нибудь подсказать? - Нет-нет. Я… А хотя…— Слава задумался, не выгонят ли его, если он продолжит скрывать причину визита.— Доктор Гипори сегодня принимает? - Гипори? Так вот она. Спускается с лестницы. У нее сегодня обход на участке обеденный. Вы… Слава ее больше не слушал. Он обернулся и увидел Миру. Девушка ничуть не изменилась: та же неуверенная походка, чуть сутуловатые плечи из-за постоянной работы за бумагами, тонкий аккуратный носик, рыжие волосы до плеч. Слава хотел окликнуть подругу, но что-то его остановило. Он опустил голову, чтобы она не заметила его. И все бы хорошо, только… - Мира, тебя тут парень ищет. Вот стоит. Неужели нашла себе по душе? Мира остановилась у двери и взглянула на Славу. Ему пришлось поднять голову и посмотреть ей в глаза. Девушка не сразу узнала старого друга, но когда пришло осознание, она подбежала к нему и со всей силы, со всей чувством дала ему пощечину. Звук удара больше походил на взорвавшийся воздушный шарик размером с планету. Такой шум должен был разбудить младенцев или хотя бы заставить плакать неспящих. Но все молчали. Дети с удивлением и интересом смотрели на Славу и ждали. - Рад тебя видеть,— сказал парень. Он поджал губы, только щеки не коснулся. Удар жег кожу, но он не стал. - И я рада. Извини. Ты...- она замялась,- заслужил. Идем, прогуляемся. Ты же не просто повидаться пришел, верно. - Если бы пришел просто, удар был бы куда больнее. ***** - Значит, гвоздь в ногу вбил, да? А ожег у раны откуда? Слава был уверен, что Мира сразу поняла причину ранения, но решила поиздеваться над старым другом. - Хотел прижечь рану, чтобы не потерять много крови. - Герой ты, однако. Такие старания ради пары капель... Заслуживает уважения. Ни капли это не заслуживало уважения. Подобный посыл красной линией прошел сквозь ее слова. - Расскажи мне, что случилось. Я не кусаюсь. Слава выгнул бровь. - Больше не кусаюсь. Я уже большая девочка,- Мира тепло улыбнулась. Она часто улыбалась, но в большинстве случаев это было защитой. Защитой от всего, что может с ней произойти и от того, что происходит. Слава ненавидел подобную улыбку. И только в такие моменты, когда она действительно счастлива, он тоже чувствовал облегчение. В детстве, когда они что-нибудь натворят, бабушка Миры сильно ругала их. Она могла и кинуть что-нибудь, первое попавшееся под руку. Часто это что-то попадало в Миру. И она, остановившись на месте, смотрела на бабушку и улыбалась. Она боялась расстроить бабушку еще сильнее, поэтому через силу она улыбалась. Бабушка только хмыкала и уходила прочь на несколько часов. Вернувшись, она извинялась, но привычка улыбаться у Миры не пропала. Так она и встречала все невзгоды: улыбаясь. Очень редко, когда все действительно складывалось, она улыбалась по-настоящему. Причину ее нынешней улыбки Слава пока не разобрал. - У меня все идет коту под хвост. С работы меня уволили за то, что просил повышения. - Ты же горбатился на них столько лет! - Квартиру отбирают за долги. - Боже, там же столько всего! - Вот именно. Я не знаю, что мне делать. Они не шутили, что сделают все, чтобы вернуть свои деньги,- я кивнул в сторону своей раны. Мира задумалась. Когда она думает, то вытягивает губы в одну тонкую линию и смотрит куда-то в сторону. Затем, если ей приходит идея, она резко шмыгает носом и выговаривает все со скоростью электрораздатчика. Собственно… - Кфу, я придумала. Как насчет поработать у нас в поликлинике. Можешь мне не верить, но даже здесь нужны хорошие программисты. Вообще-то нам нужны любые программисты, но раз уж тебе нужно, я могу сказать главврачу, что у меня есть кандидатура! Я замялся. Не от неожиданного предложения, а от своих следующих слов: - А сколько... - Двадцать пять с премиями. Я окончательно поник. Двадцать пять меня не спасут. - Я не могу. Деньги нужны срочно. Мира понизила голос и сказала так, будто нарушала древнее табу. - Как насчет ломбарда? Есть же что-нибудь, что можно заложить? У твоей матери было много драгоценностей. Извини за цинизм, но это хороший вариант. - Матушка продала большинство перед своей смертью. Мне нечего заложить. Разве что... - Что? Я коснулся среднего пальца правой руки. - Кольцо. То самое, что матушка никогда не снимала. Мира просияла. - Вот, так и пост...— она запнулась.— Нет, ты не сможешь,- Мира снова улыбнулась, но на этот раз фальшиво.- Ты не сможешь отдать это кольцо, даже если от этого будет зависеть твоя жизнь. В этом можно не сомневаться. Слава тоже горько улыбнулся. Он заметил странную вещь. Чем ему хуже, тем активней он становился. Видимо мозг хотел, чтобы хоть что-то напоминало миру, что у него бывает хорошее настроение. Как говорится, счастье приходит к счастливым людям. Кто сказал этот бред? Хочу дать ему в нос, да по-сильнее. - Что ж. Спасибо за помощь. Рад был повидаться. Надеюсь, это не последний раз, когда мы видимся. - Уж будь уверен. Я тебя из под земли достану. Я же врач. Слава проковылял до двери и обернулся. Мира смотрела ему в спину отсутствующим взглядом, будто хотела сказать еще что-то. Он ее опередил: - Полиция тоже не вариант. И захлопнул за собой дверь.