Adrenaline breath

Впервые за долгое время Джон и в правду выспался, по-настоящему, проснувшись не по будильнику, а сам. Он сладко потянулся, зевнул, и тут же воспоминания о прошедшей ночи хлынули водопадом. Он резко повернул голову влево так, что даже заныла шея, но Шерлока на постели рядом не оказалось. Посмотрев на часы, интерн понял, почему – было уже два часа дня. Блаженно улыбнувшись, он стал медленно вылезать из теплой кровати. Свершившийся факт почему-то абсолютно перестал пугать. Как сказал Шерлок? Ты знал, что по-другому быть не могло? Да… Да, наверное, он прав. Он знал, все это время знал, что их с Шерлоком сближение непременно случится, но так долго от него бегал, надеясь, что еще не все потеряно. А теперь потеряно все. Дороги назад нет и двигаться теперь можно только вперед, в одну сторону, где будет ждать его Холмс, только он и никого больше. Что ж… Если Шерлок всегда будет таким чутким и ненасытным в постели, пожалуй, Джон даже не слишком сильно будет переживать о… Разрыве с родителями, например. Ватсон нахмурился. Нет, сегодня хорошее утро, не надо об этом сразу думать. Шерлок нашелся на кухне, сидящий у стола за микроскопом. Спина и плечи были необыкновенно напряжены. Он очень аккуратно крутил фокусное расстояние, весь погруженный в дело. Джон невольно улыбнулся и, медленно на цыпочках подойдя к детективу, положил руки ему на плечи, в попытке расслабить сведенные мышцы. Шерлок слегка вздрогнул. — Наконец, ты проснулся… — прокомментировал он безразличным тоном, но потом раздраженно добавил, — Джон, ты мешаешь! Ватсон тут же убрал руки, автоматически отходя на метр. Ну да, конечно, он забыл, с кем переспал. Это же безэмоциональный гений Шерлок Холмс, как будто можно было ожидать кофе в постель или даже утреннего поцелуя. Не то, чтобы Джон расстроился, но на краю сознания завертелась беспокойная мыслишка – не слишком ли он обольщается… Шерлок умеет препарировать трупы. Почему бы ему не научиться препарировать эмоции? — Чай будешь? — как можно спокойнее спросил Джон. В ответ черные кудри слегка тряханулись. — Как себя чувствуешь? Плечи гения чуть опустились, и Ватсон готов был поспорить – это не самый добрый знак. — Мне повторить, что ты меня отвлекаешь? С каких пор у тебя стало плохо со слухом? Интерн глубоко неслышно вздохнул, стараясь проглотить обиду, но вдруг Шерлок снова ожил. — Кстати, тебе звонил отец. Я с ним поговорил. Ножик для масла, который держал в этот момент в руках Джон, с тонким звоном упал на поверхность стола. — Что?! — Слушай, выпиши сам себе капли для ушей… — Что ты ему сказал? — грозно проговорил Джон. Шерлок нахмурился, все также не отрываясь от микроскопа. Но Джон больше не собирался молчать. В полпрыжка он оказался возле Шерлока и с силой притянул его лицо к себе, перехватив ладонью за подбородок. Холмсу ничего не оставалось, как сердито посмотреть в глаза интерна. — Что ты ему сказал? — уже тише, но от того более угрожающе переспросил Ватсон. — Ничего особенного, — пожал плечами Шерлок, — Но он все равно на меня наорал. — Подробнее, — потребовал Джон, закипая. — Я сказал, что ты теперь живешь у меня. Что-то в животе Джона ухнуло вниз, оставляя после себя пузырьки невесомости. Наверное, шок слишком явно проступил на его лице, потому что Шерлок вскинул одну бровь, с довольной ухмылкой разглядывая своего нового соседа. — Ты меня забыл спросить, — наконец, ожил Ватсон. — Зачем? Ты ведь не будешь против, — удивился Холмс, возвращаясь к прибору. — Что ты делаешь? — как-то на автомате осведомился интерн, и Шерлок тут же пояснил, при чем с явным удовольствием: — Я установил зависимость между разными группами крови и скоростью высыхания… Шерлок что-то долго говорил, с жаром, блестя глазами… Он явно додумался до всего только что, и ему не терпелось увериться в собственной правоте, поделиться новой гипотезой… Шерлок говорил, а Джон смотрел. Смотрел на его припухлые после ночи губы, на то, как он коротко, немного нервно жестикулирует, размахивая руками только до локтя и в строго очерченных рамках. Ему нравилось видеть, как дергается его кадык, когда он сглатывает, как колышутся пряди кудрей и расширяются зрачки, как слегка приподнимаются брови. Значит, жить вместе… Интересно, а он выдержит? Простят ли его выбор родители, особенно отец, когда узнает, насколько гениален Шерлок. Хотя… Наверное, он уже узнал. Афганистан… Поедет ли теперь туда Джон… Все также отстраненно он заглянул в глаза Шерлока, который на самом деле, уж давно молчал, но не прерывал раздумий интерна. Отпустит ли он его? А, впрочем… Почему нет… — Позвони им, — вдруг донеслось до сознания Джона. Шерлок пристально смотрел в лицо своего новоиспеченного любовника (надо же, а ведь он думал – его уже ничто не удивит), как раскрытую книгу читая сомнение, вину, мечтательность, стыд и что-то, название чему он не мог придумать. — Да, — послушно кивнул Джон, — Извини, что отвлек. Холмс проследил за ним взглядом. Когда Джон скрылся из кухни, заниматься экспериментом отчего-то больше не хотелось. Чтобы позвонить, Джон ушел в спальню Шерлока. Было странно слышать короткие гудки на другой стороне отцовского телефона и разглядывать смятые, все еще теплые простыни… Наконец, гудки прервались, и Джон услышал прерывистое дыхание. — Привет, пап, — поздоровался он, потому что честно не знал, как начинать разговор. — Ты… — прохрипел отец в трубку, — Ты где? Что ты себе позволяешь? — Я не знаю, что наговорил тебе Шерлок, — начал Джон, решив, что лучше уж выложить все и сразу, — Я у него дома, потому что на работе просили присмотреть за ним после тяжелой интоксикации. Я побуду здесь еще один день, чтобы потом… — Он сказал, ты живешь с ним, — такого мрачного голоса у отца Джон не слыша даже в свои пятнадцать, когда умерла бабушка. — … Чтобы потом забрать свои вещи из дома… — логически закончил интерн, давя тяжелый вздох, говорить становилось труднее, — Да, мы решили съехаться. Молчание в трубке было ответом, и внезапно Джон понял, что лучше б Ник кричал. Старший Ватсон был расстроен. Подавлен. Разочарован. Очень разочарован, настолько, насколько вообще это возможно. Даже сквозь трубку Джон чувствовал это гнетущее зыбкое ощущение беспросветной досады. Был сын – нет сына. — Это худшее, что могло с тобой произойти, — возвестил Ник. Внутри Джона смешался стыд, обида и боль, взращенные родителями, но одновременно неприятие отцовского решения. — Почему тебе кажется, что все должно быть правильно? — устало спросил он, — Мне хорошо здесь… — Хорошо? — выкрикнул в трубку старший Ватсон, наконец, закипая, — Хорошо?! Мы воспитывали тебя лучшим! А ты стал таким же выродком, как и твоя сестрица. Вот уж никогда не думал, что тебе понравится подставлять свою жопу каким-то заносчивым красавчикам! Джону вдруг до ужаса захотелось засмеяться. Да Шерлок красив. И да, ужасно заносчив. Но они явно с Ником слишком мало говорили, чтобы отец реагировал всего лишь такими комментариями. — Ты не допускаешь мысли, что пол может быть не важен, когда… — Когда что? Не желаю больше говорить с тобой. И видеть не желаю. Никогда! — Тебе придется немного потерпеть, — сухо ответил Джон, — После обеда я заеду за своими вещами… — Я не пущу тебя на порог. — И лишишь мать уже обоих детей из одной своей прихоти? — сурово спросил Джон. Эмилия – все, что имело сейчас значение. — Лучше б она не рожала таких детей, — ядовито возвестил Ник, — Мне больше не о чем с тобой говорить. — И мне в таком случае тоже, — холодно ответил Джон, и тут же на другом конце провода запищали короткие гудки. Он медленно выдохнул, опускаясь на край кровати. В голове звенел белый шум. Ну вот, у него теперь нет семьи. В дверях показалась причина его бед. Зато есть Шерлок. Хотя есть ли… — Судя по всему, от тебя только что отреклись, — возвестил с порога Холмс. Джон взглянул на него исподлобья, только вот гениальных комментариев ему и не хватало. — Что ты хочешь, Шерлок? Зачем я тебе нужен? Детектив странно сверкнул на него глазами. — Не неси сентиментальный бред, Джон, — недовольно буркнул он, садясь рядом, — Я не склонен к излишнему выражению эмоций, как ты мог заметить. Но вообще-то остаться жить со мной я не предлагал еще никому. Так понятнее? — лукаво закончил он. Джон почти смог скрыть глупую, какую-то совершенно счастливую улыбку. — Я буду платить половину стоимости аренды, — заявил он, оглядываясь на друга. — Я не собираюсь спорить, — улыбнулся Шерлок в ответ, — Думаю, миссис Хадсон это тоже очень обрадует. Джон настоял на том, чтобы Шерлок не подвозил его до дома на мотоцикле, хотя тому явно очень хотелось. Интерн справедливо рассудил, что ссоры не избежать, а Шерлок может служить дополнительным неприятным аргументом не в его, джонову, пользу. Такси ловить было дорого, теперь Джону нужно было на всем экономить, так что, отправившись на метро, через час он стоял перед невысоким белым домиком. Все окна были зашторены, и никто не выглядывал из-за них на улицу, Ватсон точно не знал, хорошо это или нет, но ощущение зыбкой неуверенности все равно росло где-то в центре грудной клетки. Дверь он открыл своим ключом, ступая в дом тише обычного, машинально, сам того не замечая. С порога его встретила тишина. В коридоре не горел свет, даже могло показаться, что никого нет дома, но Джон догадывался, что все это оцепенение – своего рода траур по погибшей морали сына. И действительно, стоило Джону специально скрипнуть половицей, как из гостиной послышались шаги, и вскоре перед интерном предстал его отец, в крайне мрачном расположении духа. Увидев Джона, он побледнел, хотя, наверняка, ждал его. — Я же сказал тебе не сметь появляться в этом доме, — угрожающе-тихо проговорил он. — Это все еще мой дом, — отрезал Джон, — И как бы ты ни хотел, все еще твой сын. Поэтому, пожалуйста, подумай еще раз, хочешь ли ты меня лишаться из-за одного принципа. Ник Ватсон сурово поджал губы, не глядя Джону в глаза, и тот вдруг понял, что для отца это, правда, тяжелый удар, к которому он явно был не готов. — Я все еще остаюсь твоим ребенком, я все еще люблю вас с мамой, — гнул свою линию Джон, — И не собираюсь отказываться ни от каких планов, которые задумал раньше… Папа… Но папа резко вскинул голову, стоило Джону приблизиться, в серых его глазах читалась почти ненависть, так что интерн даже отпрянул. — Я не понимаю, — честно шепнул парень, — Да что это меняет?! — Что меняет? — крикнул Ник, — Все! Это меняет все! Ты даже не представляешь себе, как относились в мое время к таким как ты и твой дружок! Я прошел войну, почти с самого ее начала, я был горд, когда ты решил поехать в Афганистан, но знаешь ли ты, что с таким тобой там сделают? Хоть представляешь?! — А ты считаешь, что кому-то есть дело до моей ориентации? — хмуро переспросил Джон, — Отец, это давно никого не волнует, а остальных всегда можно заставить замолчать. Ты ведешь себя так, словно я стал другим, ты и с Гарри так себя вел. Но мы не изменились, мы все те же, твои дети, так научись же принимать выбор своих детей достойно! Секунду отец стоял молча, хмуро глядя в лицо Джону. Тот выдержал взгляд, кажется, если бы отец захотел его ударить, он бы не стал сопротивляться, но Ник ничего не сделал, через пару секунд просто отводя взгляд и говоря уже тише, но так же уверенно: — Собери вещи. Можешь попрощаться с матерью. И больше к нам не приезжай. По холодному блеску глаз Джон понял, что это последнее решение и отговаривать отца просто не имеет смысла. Он быстро поднялся к себе в комнату, почти не видящим взглядом, без разбора кидая вещи в сумку. В голове стучало, в венах кипела боль, обида и злость одновременно. А самое главное – бессилие. Даже теперь, в двадцать четыре, Джон все равно не мог ничего поделать с нравом отца, тот всегда был прав, по крайней мере, считал так, и так останется до конца его дней. Распихав кое-как вещи и любимые предметы (пара учебников по медицине в этот список входили), Джон спустился в спальню матери. Она сильно состарилась с тех пор, как Гарри ушла из дома, а теперь и вообще была похожа на обтянутый кожей скелет. Джону было жаль ее, жаль безумно, он мечтал увезти ее из этого чертового дома, но знал, что даже если ему каким-то образом и удастся сделать это, Эмилия сама не поедет. Она всегда была верна отцу, что бы он ни решил и ни сделал, ни разу не упрекнула его ни в чем и даже теперь, когда он буквально изживал собственных детей из своего же дома – молчала. И Джон, несмотря на все, не мог ее винить. — Мама… — поддавшись сентиментальному (как сказал Шерлок) чувству, он сел к ней на постель и крепко обнял. Из-за его плеча раздался еле слышный всхлип. — Сумел ты разозлить отца, давно его таким не видела, — проговорила она тихо, улыбаясь сквозь слезы, — Неужели у тебя все так серьезно, Джон? Он посмотрел в бледно-зеленые глаза матери и вдруг отчетливо понял, что не соврет… — Да. Серьезно. Как никогда раньше не было. Она покачала головой, продолжая вглядываться в его лицо, параллельно гладя его одной рукой по щеке. — Ну раз так… — вздохнула она, — Это все, конечно, неправильно, но если ты уверен… Если не можешь без него, что ж… — она снова слабо улыбнулась, — Так даже лучше. Ты хотя бы точно нашел того, кого искал. — Да. Нашел, — тихо подтвердил Джон, сжимая ее руку, — Как же ты теперь здесь? — спохватился он. Но Эмилия погладила его по волосам, чуть качая головой, так мягко заставляя замолчать. — Обо мне не беспокойся. Я не пропаду, куда я денусь? — серебристый смешок вырвался из ее груди, но Джон видел, как ей тяжело, — Лучше береги себя. И помогай сестре. Интерн быстро закивал, чувствуя, что еще немного и не выдержит ласкового тона матери. В этот момент дверь отворилась, и вошел отец. — Вы закончили? Эмилия подавила вздох, опуская глаза. — Мама, ну хочешь… — начал Джон, но та его быстро остановила: — Нет. Иди. Я тебя все равно люблю. Интерн знал, что это обыденное признание в сложившейся ситуации под холодным взглядом отца дорого ей обойдется, и сильнее сжал ладонь, целуя немного шершавые прохладные пальцы. — Я тоже люблю тебя, мама. — Ну хватит нежностей! — взорвался старший Ватсон, — Ты совсем стал девкой, а я не хочу видеть, как мой сын превращается в собачку на привязи! Довольно ты разбивал нам сердце, можешь идти на все четыре стороны. — И тебя я тоже люблю, отец, — не менее холодно добавил Джон, в последний раз обнимая мать и выходя в коридор. — И оставь ключи на полке, — раздалось в след. Джон обернулся. Отец не вышел из комнаты проводить его. Со смесью злости и обиды он швырнул жалобно тренькнувшие ключи на полочку у коридорного зеркала и быстро вышел, хлопнув дверью. Шерлок не вышел встретить его на Бейкер-Стрит, и хотя Джон ничего подобного не ждал, ему в голову снова пришло, что, возможно, детектив только играет с ним, ставит очередной опыт, что было бы вдвойне обидно, ведь именно он, Холмс, виноват в том, что только что произошло у него в семье. Джон знал, что неправильно винить Шерлока, но сейчас его состояние было близко к тому, чтобы пустить себе пулю в лоб, или лучше напиться до потери памяти, а потому временно переложить вину на другого человека казалось способом отрешиться от проблемы, чтобы для начала хоть как-то привести себя в порядок. Не говоря ни слова, Джон вошел в гостиную, теперь их общую, плюхнув сумку на пол и со всего размаху падая на диван. Он тут же понял, почему Шерлок его так любит – продавленная темно-коричневая кожа была удивительно мягкой и удобной. В голове стало пусто и как-то очень тоскливо. Глаза Джона сами по себе слипались, но не от усталости, а какой-то внезапно образовавшейся обреченности. Он знал, что это пройдет, знал, что надо бороться с подавляющим чувством, но выйти один на один со стихией сейчас бессмысленно. В дверях он услышал аккуратные шаги. Шерлок смотрел на него с любопытством охотника, подстрелившего особенно симпатичную куропатку. — Я тебя обрадую, — мрачно проговорил Джон, переводя взгляд обратно на потолок, — Хочешь ли ты, чтобы я с тобой жил, или нет, у меня все равно больше нет выбора. Ватсон слышал, как прошелестел шелковый халат Шерлока, когда его хозяин подходил ближе. — Смотрю, все прошло плохо, — спокойно констатировал Шерлок, садясь на край дивана и пристально глядя на Джона, — Тебе налить виски? — У тебя есть виски? — интерну показалось, что он ослышался. — Остался от одного эксперимента, — отмахнулся Шерлок, вновь вставая. Через две минуты в ладони Джона оказался граненый стакан с теплой ароматно пахнущей янтарной жидкостью. Он тут же осушил половину, чувствуя, как в голову что-то приятно ударило. — Он не захочет терять такого сына, — вдруг тихо проговорил детектив из кресла. — Что? — бездумная ярость начинала закипать внутри Ватсона. Шерлок был очень спокоен. Просто невозмутим в своем синем, подчеркивающем цвет глаз халате с мирно сведенными друг к другу пальцами в подобии молитвенного жеста. Он пристально смотрел на Джона, и тому казалось, что детектив раздевает его взглядом. К ярости примешалось возбуждение, но ему как раз интерн даже не думал давать выход. — Что ты понимаешь, — вздохнул он. — Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, — ответил Шерлок, — Обида, боль, разочарование, гнев, растерянность, — как загипнотизированный, он привстал с кресла и сел на корточки возле дивана, также не отрывая глаз от Джона, — И совсем чуть-чуть желание… Но кроме последнего, — лицо Шерлока вдруг приняло выражение сомнения, — Я не понимаю, почему. — Мои родители не хотят меня знать, потому что я люблю тебя, так понятнее? — раздраженно переспросил Джон, прекрасно отдавая себе отчет в том, что только что сказал. По лицу Шерлока мелькнула тень испуга. Джон усмехнулся, ну вот оно все и выяснилось. — Я не знаю, отказались ли мои родители от меня окончательно, — медленно проговорил Холмс, словно приходя в себя, — Но меня почему-то не так сильно волнует этот факт, как тебя. Джон посмотрел на него почти сочувственно. — У тебя были плохие отношения с родителями? Шерлок скривился, тем самым показывая, что он думает о выражении «отношения с родителями». — У меня их не было. Кроме того, ты имеешь перед глазами отличный пример в виде моего брата, Майкрофта, — фыркнул он. — Да… Тогда понятно, почему ты не понимаешь, — задумчиво произнес Джон, представляя перед своим мысленным взором особняк четы Холмсов и саму семью. Тонкая элегантная леди в соломенной панаме с лентой наслаждается солнцем в плетеном кресле на лужайке перед огромным красивым особняком. Где-то рядом болтается маленький Шерлок, немного чумазый, с довольно серьезным видом копошащийся в земле и достающий из нее червяков. — Шерлок, что ты делаешь, немедленно прекрати! — кричит дама с ужасом. Из особняка тут же выбегают многочисленные няньки, подхватывают несчастного мальчишку на руки и уносят в дом умываться. Да, именно так… — Извини, что разозлился. Ты тут ни при чем, — вздохнул Джон, садясь на диване. По лицу Шерлока скользнула довольная усмешка. — Вообще-то причем… — шепнул он, кладя локти на колени Джона и выпрямляясь, касаясь его губ. Интерн не стал сопротивляться, позволяя детективу увлечь себя в поцелуй. В этот раз получилось очень тепло, словно Шерлок пытался согреть его, и Ватсону нравилось, кажется, ему нравилось вообще все, что делал Шерлок. Холмс, тем временем, переместился на диван к Джону, обхватывая его руками, опускаясь на него. В голове того уже плясали искры, разжигая тело и затмевая разум. Когда Шерлок спустился губами к шее Джона, во второй спальне на втором этаже что-то оглушительно взорвалось. Ласки прекратились мгновенно, а через секунду Холмс соскочил с дивана (следовательно, и с Джона), как ошпаренный, убегая наверх. — О нет, нет, нет! Я забыл пробирки с кислотой! Интерн громко засмеялся, валясь на диванные подушки. Отчего-то именно такой исход их кратковременного уединения ему был очень по душе. Он смеялся еще пол минуты, пока мозг не включился заново. Джон мигом вскочил с дивана, уносясь за другом. — Шерлок, подожди, это же кислота… Ты не можешь просто так туда войти! Что-что, а скучно теперь Джону Ватсону точно не будет…