Другой Жавер, другая смерть

— Я… я мало что узнала, мсье, — пролепетала Эпонина, ещё не придя в себя от внезапного появления Жавера. — Они не открывают свои тайны женщинам. Холодная усмешка инспектора пугала её. Тогда, в тюрьме, это был обыкновенный следователь, спокойный и хладнокровный;, но здесь, на пустой улице, вдруг возникший, словно призрак, инспектор казался ей воплощением своих кошмаров. — Но… Я узнала их планы… — девушка выжала некое подобие улыбки, нагнулась к лицу Жавера и доверительно зашептала: — Они собираются поднять народ в ближайшее время… — Когда именно?! — взбешённый близостью девушки, он оттолкнул её плечо. «Что она ведёт себя так, будто секретничает с подружкой? Неужели она не понимает, что-то важный разговор, что перед ней — представитель власти? Или она пытается подлизаться, как те мошенники из подворотни?» — думал раздражённый инспектор. — Они сами не знают, месье… как Ваше имя? — Эпонина прекрасно поняла жест полицейского. И устыдилась своих действий. Так мерзко вёл её отец, который всегда был вором и доносчиком, она презирала его, а теперь использует его методы. — Жавер, — буркнул инспектор. — Мсье Жавер, они подадут людям знак. — Какой? — жандарм сощурил глаза. — Они начнут петь и махать флагом… впрочем, революция будет очевидна. — Вы знаете, что будет… — Я Эпонина, — простодушно заявила девушка. Жавер закатил глаза. — ВЫ знаете, что будет, если информация окажется ложной… Вы знаете что-то ещё? — Нет. Мне кажется, у них нет плана действий. — Понятное дело, эти юнцы считают, что жизнь — это песня, и всё выйдет само собой, — Жавер усмехнулся. Эпонина вздрогнула. Инспектор заметил это. — Вы на их стороне, не правда ли? — спросил он, приблизившись к лицу девушки и внезапно смутившись от этого. — Вам, Эпонина, — он сделал акцент на её имени, — лучше держаться подальше от них. Не желаю Вам погибнуть из-за их мечтаний. Девушка гордо промолчала.

***

«Я одна. Я одна в этом мире». Эпонина обхватила руками коленки и смотрела в окно. Мимо очень редко проходили люди, грязные нищие просили милостыню на углу, два раза проезжал экипаж. «Серый день. И солнце какое-то серое. И люди серые. И никому нет до меня дела». Настроение было ужасным. Девушка думала о Мариусе, что теперь вселяло в неё хандру. «Он с другой. Он любит другую». Печально. Иногда Эпонина злилась на Козетту, но обрывала свои мысли: она не виновата. И он тоже не виноват. Никто не виноват. Но знать, что Мариус никогда не обнимет её, не скажет нежные слова, не поцелует, было невыносимо. Невыносимо больно. Грудь жгло письмо. Чужое письмо. Но отдать его теперь она не смеет. В окне появился Жавер. «Только ему я нужна», — горько подумала Эпонина. «Но ни как любимая, ни как дочь, ни как сестра — как шпионка». Девушка спустилась по лестнице и вышла на улице. Лучше подойти к нему и сообщить, что она ничего не знает, сейчас, чем потом. Сразу сказать и уйти. И быть свободной весь день. — Мсье Жавер! Он повернулся. Эпонине вдруг стало весело. У инспектора был такой изумлённый вид, что удержаться от улыбки было невозможно. — Вы ищете меня, мсье Жавер? — тихо хихикая, спросила девушка. — Нет… Эпонина смутилась. — А Вы что-то узнали? — Нет. Именно это я хотела Вам сообщить. Ой, а что это у тебя? — вдруг спросила Эпонина, всматриваясь в торчащий из кармана позолоченный предмет. Жавер кашлянул, не зная, как реагировать на «тыканье». — Записная книжка, — только и произнёс он. — Твоя? — девушка окончательно перешла на привычное для неё обращение. Эпонина восхищённо разглядывала торчащий уголок дорогого блокнота. Странные ощущения инспектора зашевелились в нём с новой силой. -Ой, какая красивая… А можно посмотреть? Жавер медленно опускался на мостовую. — Да… — не успел ответить он, как женские пальчики полезли в его карман и извлекли позолоченную книжечку с изумрудными вставками. — Красивая, — восхищённый вздох. Инспектор очнулся и взял дорогую вещицу из рук Эпонины. — Это конфискованная вещь, — строго сказал он. — Я не имею права ему кому-то давать. — Ну и ладно. Последняя реплика была произнесена девушкой с ноткой обиды в голосе. — Вы должны пообщаться с революционерами. Наверняка у них вся голова забита «грядущими переменами», и они могут говорить только о них. Я приду к Вам вечером, сюда… Вы ведь здесь живёте? — Тут, — Эпонина указала на дом, — второй этаж, справа от лестницы. — Хорошо. Будьте там в восемь вечера. До свидания. Жавер удалился, немного пошатываясь от пережитых потрясений. «У меня свидание с инспектором», — пошутила Эпонина про себя. После той удивлённой физиономии она уже не боялась Жавера.