Заложник

— Пришли результаты анализов Ирзе! — старший медицинский техник Матиус имеет отвратительную привычку тихо подкрадываться, а потом орать прямо в ухо. — Ещё раз так сделаешь, подстрелю, — пообещал я, разворачиваясь к нему. — Извини, — неискренне сказал он, протягивая мне планшет с медицинской картой Янарета. — Подписывай. — И что, вы считаете, его кровь можно людям переливать? — скептически спросил я, ставя подпись в карте. — Они от этого не взбесятся? Матиус захихикал: — Посмотрим. При необходимости, ещё раз тесты проведем. Потом он наклонился, его губы коснулись моей шеи. Я взял его за острый подбородок и отвел в сторону. — У меня же смена, доктор Пилюлькин! — Не дождусь её окончания, — тихо проговорил он. — Я соскучился. — Ну да, — не поверил я. — А не ты ли вчера ходил в подсобку с Эганом Даксом? — Сравнил этого бабуина с собой, — Матиус надул красивые пухлые губы и посмотрел на меня трогательным взглядом. — Да иди ты уже работай! — со смехом я толкнул его в сторону двери. — А ты придешь сегодня? — с надеждой спросил Матиус. — Не нарывайся, — предупредил его я, доставая пистолет, — а то вставлю тебе эту штуку — ненавижу, когда клянчат. — Ну ты же будешь нежен, — пропел подлюка Матиус и, пока я не успел снять пушку с предохранителя, свалил из дежурки.       Я перевел взгляд на мониторы. Янарет стоял ровно и смотрел прямо перед собой. Несколько камер были установлены прямо перед его лицом, и я мог поклясться, что он даже не шевельнулся, когда Матиус вкатил в камеру аппарат для забора крови. Согласно приговору, Ирзе автоматически становился пожизненным донором крови на весь срок заключения, в случае её пригодности. На его беду, кровь у него была здоровой, без признаков болезней, следов посторонних химических веществ. Ну ещё бы! Наркоторговцы обычно сами дурь не потребляют.       Матиус открыл клапан на рукаве костюма Янарета. Я отвернулся, когда он вводил иглу в вену заключенного.       Ярко-алая кровь саллийца начала заполнять длинную толстую трубку, ведущую к аппарату. Ирзе все также смотрел прямо перед собой, никак не реагируя на происходящее, словно его тело ему не принадлежало, но, честно говоря, меня это не впечатлило. Когда Матиус закончил свою работу и вывез аппарат из камеры (ему предстояло обойти ещё три десятка камер на нашем уровне), пришло время моей. Согласно тому же многостраничному судебному решению, я должен два раза в сутки запускать процедуру «искупления».       «Искупление» — по сути своей, мучительная пытка мощными электрическими импульсами — ну вы сами понимаете, нашим подопечным нужно как-то отдавать долг обществу. Одной крови мало. Работать им нельзя — у нас такие волки сидят, что ложку в руки давать опасно — не то что кирку. Вот и выкручиваемся. Вернее они. Рвутся, выкручиваются и мечутся в течение часа в своих кандалах. И так два раза в сутки. Сила воздействия зависит от тяжести преступлений. У Янарета она была максимальной. Не все такое выдерживают. На всякий случай, наготове команды реаниматоров. Сердце запустят, и снова в «бой». А кто сказал, что будет легко и приятно? Думать надо, прежде чем закон преступать. Думать… Ну, поехали, дорогуша. И я нажал на панели кнопку запуска «искупления».       За все время работы в тюрьме мне доводилось видеть разную реакцию заключенных. Кто-то начинал вырываться, кто-то так орал, что с мясом выдергивал изо рта зонды-замки, кто-то терял сознание, кто-то валил в штаны, а иные рыдали. Реакцию Янарета я отнес в немногочисленный список удививших меня.       Сначала я решил, что оборудование неисправно, но мониторинг физического состояния убедил меня в обратном — Янарет все прекрасно чувствовал, но… Почему-то по-прежнему стоял истуканом, пяля прекрасные бирюзовые глаза куда-то в стену. Я покрутил регулировку мощности воздействия. Мерзавец даже не поморщился. Интересно, почему? Имидж крутого парня любой ценой? Забавный способ. К тому же, кроме меня, никто этого не видит, а мне ведь все равно, какие они рожи строят, когда их поджаривает в их клетках. Я достал журнал и углубился в чтение, чтобы не сильно напрягаться по поводу Ирзе. Однако не скажу, чтобы меня это не нервировало. Что-то было неправильным. Словно это не его, а меня пытали.       Я с трудом дождался окончания времени наказания и, не скрою, почувствовал огромное облегчение, когда отключил аппарат. Ирзе закрыл глаза, потянул затекшую шею в одну сторону, в другую, а потом посмотрел прямо в камеру. Тонкие морщинки собрались в уголках его глаз, а губы вытянулись в усмешке. — Тебе мало или понравилось? — про себя усмехнулся я и отключил подачу воздуха. Янарет продолжал лыбиться, но губы его медленно стали синеть, а ноздри, в которые были вставлены дыхательные трубки, судорожно стали раздуваться. Так гораздо лучше… Дождавшись, когда Ирзе начал мотать башкой, а самодовольная улыбочка сползла с его физиономии, я вернул ему воздух.       Нет, не подумайте, что я садист. Правилами нашего заведения допускается умеренная жестокость для воспитания особенно борзых особ. Если Янарет не поймет моего намека, я повторю его снова и снова, пока не запомнит. Иначе с ними нельзя — загрызут, косточек не оставят. С Янаретом придется повозиться. Его рожа на экране прямо-таки излучала неприятности. Ну что же, остроух, посмотрим, как быстро ты сломаешься.