мне нужно место, чтобы спрятаться,
но здесь вблизи таких не найти. я хочу почувствовать себя живым, снаружи я не могу побороть свой страх.
billie eilish, khalid - lovely
Это случилось к концу первого дня их пути, как он и прогнозировал, но ему всё равно пришлось скрыть своё смятение и даже страх за кашлем, в котором потонули обе буквы невольно сорвавшегося с губ имени. Ощущение было сравнимо с пробуждением, которым оно по сути и являлось, и он не осознавал, насколько слабее себя ощущал, пока это не произошло. Ли пробудился, и он был в порядке, он был… Джон. Парри вздрогнул, едва не порезав себя ножом, которым секундой ранее шинковал морковь. Он знал, что это не прошло незамеченным, но на едва ощутимый взгляд ангелов отреагировал хмурым выпадом, поджав губы, за что в ответ получил лишь тихий смешок. Уилл также уловил перемену, обеспокоенно наклонив голову и прищурившись. — Всё в порядке? — Да, — кивнул Джон, ладонью поправляя рубашку над сердцем. Уилл чуть нахмурился, и в свете костра Джону показалось, что на лице сына мелькнуло недовольство. Но тот не стал его озвучивать, а Джон не стал настаивать, сосредоточив внимание на их предполагаемом ужине. Связь пробуждалась медленно. Позднее Джон понял, что его имя — лишь необузданный порыв едва пришедшего в себя сознания. Это осознание вызывало в нём смешанные чувства, что колючим комком ёрзало где-то в горле. Происходившие перемены были постепенны — будто Вселенная невидимой рукой с зажатой в ней тряпкой стирала пыль со струн давно неиспользованного инструмента. Фантомные ощущения чужого тела приносили дискомфорт и радость одновременно, беспокойство чесалось под кожей аллергией, и Джону чудом удавалось сохранять внешнее спокойствие. Ему жутко не хватало Саян — возможности сепарации от воплощения собственной души он несколько переоценил, осознав глубину привязанности к этой несносной птице лишь избавившись от её постоянного присутствия если не рядом, то хотя бы неподалёку. Саян была здесь — он знал и чувствовал это едва ли не ощутимей, чем связь. И стоило закрыть глаза и сосредоточиться, она бы предстала в его сознании. Но он не делал этого, ощущая отголоски птичьей обиды и недовольное закатывание глаз. Упрямый осёл. Он так же знал, что за ним наблюдают — ангелы, кажется, чувствовали произошедшие изменения, и реакция Джона их, видимо, забавляла. Иной причины столь пристального внимания к свой персоне он найти не мог. Предположение подтвердилось на третий день пути, когда во время одного из привалов Уилл вдруг обратился к одному из ангелов: — Бальтамос, Барух, могу я спросить вас? — Спрашивай, — отозвался Барух. — Я многое не знаю об этом мире, а Лира не смогла мне объяснить, — Уилл вздохнул. Казалось, что вопрос его тактичной британской натуре давался тяжело. — Предыдущий носитель сказал, что нож способен разрезать не только материю между мирами, но и… Нити? — у Джона вдоль спины пробежал холодок, замерев острой снежинкой прямо напротив солнечного сплетения. — Что это значит? Лира сказала, что нити связывают людей друг с другом, но я всё равно не понимаю. — Видимо, ваша девчонка не столь умна и уникальна, как вы описываете, — усмехнулся Бальтамос. Уилл нахмурился, поджав губы. Зашелестели крылья, и по колебанию воздуха Джон понял, что один из ангелов приблизился к его мальчику. — Но она отчасти права, — произнёс Барух, куда мягче, почти покровительственно. – Нити — это уникальная парная связь. Она состоит из Пыли. Вероятно, поэтому Чудесный нож способен к её разрушению, — Джону показалось, будто ангел был озадачен чем-то. — Но, предполагаю, это лишь теория. Не помню ни одного подобного прецедента. — То есть это родственные души? — С деймонами это не связано, парень, сказали же… — Нет, нет, я о другом, — торопливо поправил себя Уилл. Он коротко улыбнулся, и лицо его просветлело. — Получается, все имеют подобную связь? — Только обладатели душ. То есть в основном люди. — Но как же вы? — Несколько тысяч лет назад я был человеком, — заметил Барух. Уилл издал смущенное «о». Затем, собравшись, продолжил: — Но как тогда понять, что ты нашел своего человека? — Ты услышишь его голос в голове, — произнёс Джон, почти тут же пожалев об этом. Уилл удивлённо захлопал глазами, поворачиваясь к нему. — Ты знаешь об этом?! — Не больше твоего, — ответил он. Ложь далась ему слишком легко. Он поднялся, на ходу завинчивая флягу и убирая её в сумку. Затем взглянул на сына, чьи глаза почти что светились от любопытства, которое он оборвал одним, достаточно строгим: — Нам нужно идти. Раздавшийся смешок определённо принадлежал Бальтамосу. Уилл продолжал попытки задавать вопросы ещё несколько километров, прежде чем устал от сухих и кратких ответов. Своё нежелание говорить об этом Джон оправдывал собственной некомпетентностью в вопросе — он действительно знал о связи немного, куда меньше чем тысячелетние ангелы. Но было ещё и чувство болезненной уязвимости, которое он не мог перестать ощущать с момента разговора. Чудесный нож способен разрушить связь. Закономерное свойство, как верно подметил ангел, открытие которого оказалось куда большей неожиданностью, чем Джон мог предвидеть. О которое он обжегся, как обжигается маленький ребёнок, касаясь раскалённого металла. И почему это было так, он не хотел задумываться. Не имел права. Только не сейчас.***
Они уже были на подходе к тому, что ангелы звали «Небесной республикой», когда новый шаг вперёд отдался болью в груди такой силы, что ему пришлось остановиться, согнувшись в бессмысленной попытке её унять. Он почти не слышал взволнованного «Пап!», с которым Уилл бросился к нему, потому что боль водоворотом утянула его куда-то далеко, так что окружающий мир потерял очертания, оставив после себя лишь холодное свечение серебра. Он не путешествовал сознанием так давно, что почти забыл, как это, но сейчас это получалось так легко и естественно, будто ничего и не стоило вовсе. Он понял, что дело в Саян или Ли или них обоих, но это осознание не помогло, потому что на его клич никто не отозвался, пока… Он не увидел их обоих прямо перед собой. Это ощущалось будто во сне, но в то же время — наяву, потому что он почти не видел реальности вокруг — лишь тёмно-зелёные оттенки деревьев и черный пласт земли, но лицо Ли, что замерло напротив, мог разглядеть до каждой черточки. Аэронавт медленно и тяжело дышал, сидя на земле, и Джон видел, как пот струйками бежит по болезненно бледной коже, огибая рельефы лица и падая на ткань одежды. Он также увидел деймонов, что обеспокоенно прыгали вокруг, и почти мог услышать столь же взволнованный женский голос, принадлежавший Серафине. Вы пересекли границу миров, понял он, и мысль эта зазвенела серебром, так что он почти ощутил исходящий от неё холод. Все трое — оба деймона и человек — вздёрнули головы, но прежде чем он успел ощутить на себе их взгляды, реальность снова поплыла. Моргнув, Джон обнаружил себя сидящим на земле, пока Уилл держал его за плечи, обеспокоенно спрашивая, что случилось. — Саян пересекла границу миров, — сказал он, и голос его прозвучал сипло и сухо, будто он не пил несколько суток. Уилл, видимо ощутив эту перемену, поспешно потянулся за флягой, на что Джон благодарно кивнул. Вода подействовала успокаивающе, окончательно возвращая связь с реальностью, но не избавляя от трепета в груди, с которым отзывались явно натянувшиеся нити. Чужая боль и измотанность разливалась по телу тягучей смолой, и Джон прикрыл глаза. Ты слишком слаб, чтобы идти, произнёс он, почти тут же ощущая недовольство адресата. Он тяжело вздохнул. Это небезопасно. В ответ снова молчание. Джон открыл глаза, вновь вздыхая, уже ощущая нежелательные взгляды на себе. Он медленно поднялся, высвободившись из поддерживающей хватки сына, расправил плечи. Поднявшийся поток ветра прошелся по его волосам и лицу, и Парри подумал о вихрях, что несли воздушный шар. Внутри что-то болезненно сжалось. Просто будь осторожен, произнёс он, закрывая связь прежде, чем смог ощутить ответ.***
Развитие Небесной республики предполагалась быстрым, но на подходе к Адамантовой башне Джон был впечатлён. То, с какой скоростью шло строительство, пока повсюду шныряли ангелы разных рангов и прочие существа, последовавшие за Белаквой, не могло не впечатлять. Но наравне с удивлением здесь был и страх, притаившийся в самых глубинах того, что христиане звали душой. Шагая по коридорам, слыша голоса созданий, Джон не мог не заметить то, с каким рвением и фанатизмом они работали. Возможность сопротивления Магистериуму пробудила в них жажду жизни, лучшей жизни и это было даже похвально, только на ум Джону почему-то приходили тихие вздохи Баая, который тот издавал во время каждого их диалога в первый месяц знакомства. Азриэл обнаружился в просторной светлой комнате в окружении ангелов. Когда они вошли, он стоял, склонившись над столом в процессе изучения карты или чертежей — Джон не мог разглядеть точнее. Он не обратил внимания, даже когда Балтамос окликнул его, и Джону это доставило тихое удовольствие — наблюдать за беспомощным пыхтением ангела. Когда Азриэл отмахнулся, сказав, что займётся ими позже, Джон усмехнулся. — Боюсь, мы не будем ждать «позже», лорд Белаква, — произнёс он достаточно громко, чтобы голос эхом отскочил от округлых стен. Прятавшийся в его тени Уилл вздрогнул. Азриэл замер, а затем круто развернулся, глядя прямо на них. Когда он прищурился, чуть наклонив голову, Джон не сдержал очередного смешка. — Что, не узнаешь? — Глазам не верю, — парировал Белаква. Чертежи были оставлены, к недовольству ангелов. Азриэл направился к ним, широко распахнув руки. — Грумман! Живой! — А ты небось уже растрепал всем о моей смерти? — Тебя не проведёшь, — засмеялся Азриэл. Они пожали друг другу руки, а потом Азриэл и вовсе обнял его, хлопнув по спине. — Рад тебя видеть, старина, — произнёс он, улыбаясь. Джон моргнул, испытывая фантомную боль, когда лорд сжал его плечо в месте, которое не так давно пробила пуля и стрела. Но он тут же прогнал это ощущение, спрятав так глубоко, как только был способен. Не сейчас, не в этом месте, не с этим человеком. — Решил примкнуть к моим рядам? — Подумал, что буду полезен. И что тебе не помешает помощь, — он отстранился, чуть оборачиваясь. Уилл стоял позади. По его позе становилось очевидно, насколько ему некомфортно находится здесь, а когда Азриэл заметил его, на лице мальчика мельком отразилось недовольство, которое он тут же скрыл за маской безразличия. Азриэл вздёрнул брови. — Мне больше не нужны дети, Грумман, — усмехнулся он, обращаясь к нему. По лицу Уилла прошлась тень ужаса, который Джон разделил, пусть и не в полной мере. Кажется, они оба понимали, о чем шла речь, хотя Джон не мог знать наверняка. Но это было неважно, не сейчас, поэтому Джон отзеркалил усмешку Азриэла и спокойно произнёс. — Это Уилл. Он… — Носитель ножа, — закончил за него Азриэл, и Парри заметил, каким серьёзным стало его лицо. Уилл сжал выдавшую его руку в кулак. — Ты нашел его. — Я хотел сказать, что он мой сын, — продолжил Джон, и лицо Белаквы вытянулось. — Что?! — Джон кивнул. — Как? Груманн, да ему же не меньше одиннадцати, когда ты успел… — Ему тринадцать, — поправил Джон. — И он не из этого мира. Как и я. Удивление Азриэла стоило всех трудностей пути, с которыми им пришлось столкнуться. Джон почти рассмеялся, но Азриэл опередил его, залившись смехом, несколько смахивающим на истерический. Затем, продолжая смеяться, захлопал его по плечу, повторяя «ну ты даёшь». Джон улыбнулся. Всё складывалось как никогда лучше.***
— Это была ошибка. — Что? Уилл вздохнул. Они находились в гостевой комнате — той, что предназначалась младшему Парри — которую выделил им Азриэл, как своим дорогим гостям. У Уилла с собой почти не было вещей, да и разбирать рюкзак он не собирался, оставив его у ножки односпальной кровати, что была застелена серым бельём. Серый и его оттенки вообще были преобладающими цветами в башне, на фоне которых Уилл казался надутой грозовой тучей. Он вздохнул, поворачиваясь к Джону. — Мне не следовало приходить сюда. — Уилл, — вздохнул Джон, протягивая руку к плечу сына, но тот отстранился, помотав головой. — Я был бы куда полезнее, помогая мистеру Скорсби спасать Лиру. Я… — Нет, — покачал головой Джон. От упоминания Ли внутри что-то скребнуло, но он задавил это чувство быстрее, чем смог подумать. Вздохнув, он заглянул Уиллу в глаза. — Мы говорили об этом. Ты — носитель. И у тебя есть долг. — Я знаю, что у меня есть долг. Защищать нож от того, чтобы он попал в плохие руки. Он… — Уилл вздёрнул руку, указывая на дверь, за которой десятью минутами ранее скрылся Азриэл. — Не из хороших. Он мне не нравится. — Он никому не нравится, — вздохнул Джон, присаживаясь на край кровати. Он был слишком утомлён дорогой, чтобы стоять так долго. Или, быть может, это его недуг давал о себе знать. — Но он борется за правильные вещи. — Я не знаю! — воскликнул Уилл. Кажется, все сомнения, что копились в нём, пока они были в дороге, наконец нашли путь выплеснуться. — Он не выглядит хорошим и правильным. Судя по тому, что я видел и слышал, он просто… Я не знаю, диктатор? Джон усмехнулся. — Азриэл не Гитлер, — Уилл не ответил, плотно сжав губы. Джон вздохнул. — Послушай, я соглашусь, что Азриэл не хороший человек. Он тот ещё козёл, на самом деле. — Как вы вообще познакомились? — В Иордан-колледже. — Это то, откуда родом Лира? — Да, — кивнул Джон. — Я получал степень в Германской академии, когда начался весь этот скандал с её рождением, но позже отправился туда преподавать. — Подожди… Он и есть её отец? — Да, — кивнул Джон, не предав значения тому, как нахмурился Уилл. Вряд ли авторитет Азриэла мог хоть немного подняться в глазах его сына. — Азриэл учёный. Первоклассный учёный. У него всегда было достаточно амбиций и влияния, чтобы получать, что он хочет. Это, — Джон сделал широкий жест рукой, как бы указывая на всю Небесную республику сразу. — Одна из таких прихотей. Но мысль, которую она несёт — правильная. Азриэл хочет свободы для всех, но в первую очередь — для свободных умов, как мы. Что в этом плохого? Уилл не ответил. Джон не мог сказать по виду, устроил ли его ответ, но он не произнёс ни слова в течение вечера, лишь когда их позвали на ужин, выразил своё нежелание идти. Джону пришлось настоять. Он был уверен — весь ужин затеивается в первую очередь ради него, потому что Азриэл желал заполучить Носителя и Нож слишком долго. Так что возражений он бы не потерпел. Уилл согласился, но лишь из вежливости, и показное равнодушие, с которым он качал головой на каждое предложенное изысканное блюдо было тому доказательством. Он ограничился простым чечевичным супом и почти не участвовал в беседе, отвечая короткими сухими репликами, сводящимися в большинстве случаев к «да» и «нет», а после демонстративно пил воду, вынуждая отвечать Джона. Лишь когда речь зашла о создании портала, он заинтересованно посмотрел на Азриэла. Мыслительный процесс отразился на его лице тенью сложного часового механизма, и когда шестерёнки сошлись, встав на предназначенные им места, что-то с щелчком изменилось. — Так вы убили Роджера? — произнёс он, и повисшая тишина заставила Джона трижды пожалеть о том, что он настоял. Азриэл медленно повернулся к Уиллу. Лицо его выражало скорее безразличие, чем удивление, но Джон знал его достаточно долго, чтобы понять, что это — лишь маска. — Кого? — Лучшего друга Лиры. — Ты про сиротку, что пришел с ней на Север? — уточнил Азриэл. Уилл невнятно пожал плечами. Белаква издал глухой смешок. — Это был вынужденный шаг. Мне нужен был достаточно большой всплеск энергии, чтобы создать портал, поэтому… — Ты разделил его с деймоном, — скорее утвердил, чем спросил Джон. Когда Азриэл кивнул, по спине Парри холодным лезвием прошли мурашки. Впервые за всё время он был рад, что Саян Кётёр не было рядом. Шок Уилла однако восполнял это с лихвой. — Вы… Это ведь… Это ужасно. — Все великие открытия требуют жертв, парень. — Вы убили лучшего друга вашей дочери у неё на глазах. Это ваша жертва? — Уилл… — попытался одёрнуть сына Джон, но в этом уже не было необходимости. Уилл кивнул, а затем, извинившись и поблагодарив за ужин, вышел из-за стола, не обращая внимания на окрики Джона. Для него с ужином было покончено. Как, видимо, и с Азриэлом.***
Джон вернулся к себе в комнату несколько часов спустя. У него кружилась голова от вина, что предложил Азриэл, едва за Уиллом закрылась дверь. Джон не представлял, как мог перенести остаток ужина без него, но сейчас это казалось ошибкой. Усталость после дороги не проходила, и даже когда он сходил в душ в почти бессмысленной попытке смыть её вместе с туманом в голове, это не помогло. Голова всё ещё была тяжелой, а мысли — свинцовыми, и всего этого было так много, что его начинало тошнить. Он сел на кровать, обхватив голову руками, чуть массируя пульсирующие виски, чтобы снять напряжение. Когда он закрыл глаза, то в сознании возник образ, но не аэронавта, как он боялся, а птицы. Саян Кётёр смотрела на него с нескрываемым возмущением. Будешь ли ты так любезен объяснить происходящую какофонию? Джон вздохнул, сдаваясь. Он рассказал свой назойливой и нетерпеливой птице всё, начиная с вопросов Уилла и заканчивая сегодняшним разгромным ужином. Птица выслушивала внимательно, но не отказывала себе в удовольствии отпускать едкие комментарии и порой даже клевать его, пусть и мысленно. Когда он закончил, она произнесла: Я догадывалась, что мальчик разбирается в людях куда лучше твоего. Ты не помогаешь. И он прав, не доверяя Азриэлу нож. Почему ты не поддерживаешь меня? У себя спроси, хмыкнула Саян. Но ты уже знаешь ответ, не так ли? Джон вздохнул, проводя пальцами по мокрым волосам и невольно думая о других волосах, точнее о конкретной такой челке. Саян Кётёр хмыкнула. Ему лучше, произнесла она, отвечая на невысказанный вопрос. Гораздо. Сегодня мы встретили панцербьёрна, с которым он знаком. Йорек, кажется. Король среди своего вида. Это его обрадовало. Но он всё ещё слаб, хоть и упрямо настаивает обратное. В этом вы похожи. Не надо, вздохнул Джон. Он почти увидел, как Саян раздраженно повела хохолком. Почему ты закрываешься от нас? Не думай, что я этого не заметила. Вы тоже не очень-то идёте на контакт. Да и не в том я месте, чтобы уходить в связь. Птица раздраженно вздохнула. Затрепетали крылья, и Джон только сейчас осознал, что Саян, должно быть, летит. Не ври мне, Джопари. Себе — сколько хочешь, но не мне. У тебя отвратно получается. Ты невыносима. Если хочешь, чтобы тобой восхищались — отправляйся к Азриэлу. Или к сыну, хотя после сегодняшнего, твой авторитет перед ним явно померк. Я здесь не за этим. Джон раздраженно вздохнул, открывая глаза, тем самым прерывая связь. Его и без того паршивое настроение стало просто отвратным, мерзким привкусом отзываясь на кончике языка. Он помотал головой, а затем поднялся, направившись прочь из комнаты. Саян Кётёр не помогала, но её толчок к разговору с Уиллом был верным. Не то чтобы он переживал за свой авторитет, хотя что-то и обеспокоенно скреблось в груди от этих слов, скорее хотел убедиться, что его сын в порядке. Но когда ответом на пятикратный стук и троекратный зов упрямо служила тишина, беспокойство обрело конкретную форму и причину. Предположение вспыхнуло в голове крохотным огоньком, которого оказалось достаточно, чтобы повлечь за собой панику. Нет. Дверь поддалась даже легче, чем он думал, но это всё равно оказалось бессмысленно. Потому что оказавшаяся за ней комната была пуста. Нет. Меря пространство широкими шагами, он осмотрел комнату, отгоняя худшие из предположений другими, помягче. Но те отметались — дверь была заперта изнутри вместе с окнами, и Уилл не выходил куда-то за её пределы. Его вещей не было. Он ушел. Окончательную точку поставил листок бумаги, зажатый стоявшей на тумбочке зажженной свечой. Когда Джон взял её в руки, он заметил капли воска, что успели попасть на неё. Здесь были пять предложений, написанных округлым почерком с мягкими связками — так похожим на тот, что был у Элейн. «Мне жаль, что я не оправдываю твоих ожиданий, отец, но я не буду помогать этому человеку, какими бы правильными, с твоей точки зрения, идеями он не руководствовался. Я её не разделяю. И Лира тоже. Это важнее для меня. Прости» Джон закрыл глаза, ощущая, как желчь на языке становится ощутимей. Он отложил записку, сделав шаг к стоявшей неподалёку мусорной корзине. Но когда он наклонился, чтобы сплюнуть, его вдруг вырвало. От неожиданности он присел, рукой зацепившись за холодную поверхность стены, загоняя пыль цементных блоков себе под ногти. Когда всё закончилось, он крепко зажмурился, коротко дыша. Сорвавшихся с щек капель он даже не заметил.