Иуда

Последующие несколько дней Чимину удается быть практически незаметным. Он только заботливо готовит для Юнги еду, предварительно спросив разрешения, убирает в доме и стирает и свои и чужие вещи, а так практически не отсвечивает. Юнги врет старшим насчет кошки, мол хочется живую душу, вся хуйня, и животное обзаводится мешком корма, засыпки и туалетом. Не самый популярный продукт в нынешнее время, так что это не стоит Юнги ничего, а кошка и Чимин очень рады происходящему. Все это время Юнги напряженно думает. Даже если никто до этого в его подвал не совался, это вовсе не значит, что так будет и дальше. А еще он понимает, что Чимин — живой человек, и вот так вот прятать его под землей, без возможности увидеть свет, — это не выход. К сожалению, он все еще не доверяет ему, он в принципе никому не доверяет, но это не значит, что он может сделать мальчишку узником. — Поехали покатаемся, — бросает он вечером, придя домой после дежурства. Как ни странно, но люди все еще продолжали жить. Те, кто не умирал. Те, кто уже понял, что не только не заражен, но и, кажется, заразиться не может. Юнги десятки раз был в контакте с теми, кто уже умер или был в процессе, и все еще не ощущал никаких симптомов. У него и старших были некоторые мысли на этот счет, но никто не распространялся об этом. Люди продолжали умирать, их всех держали в изоляции. Раз в неделю прилетали вертолеты с гуманитарной помощью, сбрасывали медикаменты, еду, средства первой необходимости, а по громкоговорителю вещали слова ободрения и обещали вскоре найти лекарство. Люди внизу бросались на ящики, стреляли друг в друга, впивались в шеи. Совсем не обязательно было быть зомби, чтобы быть готовым убить ближнего за упаковку фруктового пюре. И тем не менее, люди все еще как-то жили и даже развлекались. Пусть и своеобразно. Юнги никогда не любил тусовки, не слишком часто употреблял алкоголь, предпочитая делать это в одиночестве. Так что его развлечением была езда по опустевшему городу на высокой скорости. Он слушал музыку, гонял по улицам, а затем останавливал машину где-то на набережной и несколько часов сидел, глядя на темную воду и думая о том, как же чертовски многое поменялось и вместе с тем не поменялось почти ничего. Он все так же один. Все так же с оружием в руках. Разве что больше не нужно бегать от полиции, а любые надежды на светлое будущее и отход от дел просто растаяли. — Покатаемся? — удивленно переспросил Чимин, отрываясь от сковородки, которую только что выключил, и поворачиваясь к Юнги. — Правда? Ты выпустишь меня? — А тебя никто и не держит, — фыркнул Юнги, сжимая губы. — Ты же понимаешь, о чем я… Давай тогда поедим и поедем? Чимин улыбается радостно, как щеночек, и тут же начинает суетиться, накрывая на стол. Он даже рассказывает что-то о том, чем они с Чимми занимались сегодня, но Юнги не слишком внимательно вслушивается в это. С одной стороны, ему хочется о многом расспросить Чимина. Просто хочется поговорить с человеком, который не направляет на тебя оружие и от которого ты не зависишь. Но Юнги знает, что это — скользкая дорожка. Он и в лучшие времена предпочитал ни к кому не привязываться, но сейчас это было бы моральным самоубийством. Привыкнуть, привязаться, узнать получше кого-то, а потом потерять? Чимина может убить вирус. Пуля. Нож. Какой-то псих. Люди из мафии. Что, блять, угодно. Юнги тоже могут убить, и Чимина тогда тоже. Это глупо и опасно в такое время: завязывать какие-либо отношения. Никакого блядского пира во время чумы не будет. Юнги — не герой бульварного романа, не персонаж фильма про конец света, где он и его партнер целуются перед толпой зомби, прежде чем начать крошить их в салат. Боже, да Чимину сраных семнадцать лет, и будь он трижды хорошеньким, Юнги всегда привлекали только сверстники. Юнги выходит первым и оглядывается по сторонам, а Чимин семенит следом, прижимая к себе пакет. Юнги предложил захватить что-то выпить, а Чимин добавил к этому и легкий перекус, несмотря на то, что они уже поужинали. Через минуту они уже выезжают из гаража и Чимин с радостной улыбкой глазеет по сторонам, словно не был на улице сотню лет, а не пару дней. — Выглядит жутко, — тихо говорит он, когда Юнги берет разгон по ровной улице. Светофоров-то больше нет. — Ага. — И людей так мало, — добавляет Чимин, вздыхая. — Не могу поверить, что столько людей умирает. — Ну уж придется. — Почему ты такой злой? — Не задавай тупых вопросов. Чимин обиженно дует щеки, а Юнги закатывает глаза и включает музыку. Ничего он у Чимина спрашивать не будет. Ему это все не нужно. Чимин забывает про обиду через пару минут, болтает худыми коленками в спортивках Юнги, а затем тихо подпевает песне, и это впервые, когда что-то внутри Юнги вздрагивает. У Чимина невероятный, на вкус Юнги, ангельский голос. Он напряженно вслушивается в пение и даже прикрывает глаза, несмотря на то, что мчится по проспекту. — Ты хорошо поешь, — тихо сообщает он, скидывая скорость, когда они приезжают на пустующую набережную. — Ты услышал? Ой. Я старался петь как можно тише, — смущённо кряхтит Чимин, кусая щеку, и Юнги должен признать, что сопляк… милый. Юнги не нравится это слово, не нравится это чувство, и Чимин ему тоже не нравится. Дурацкий Чимин, который красиво поёт. Одна из немногих вещей, которые Юнги совсем не умеет. — Ты, может, ещё и танцуешь? Чимин неожиданно напрягается, но кивает. — Танцую. Откуда ты знаешь? — Ниоткуда, просто предположение, расслабься. Ты похож на того, кто танцует. — А как выглядят те, кто танцует? Юнги не уверен на все сто, но Чимин как будто… приспускает маску? Странное ощущение и оно не нравится Юнги. Юнги никогда не играет и никого из себя не строит. И если этот мелкий только строит из себя милашку-очаровашку, на деле являясь кем-то другим… Юнги будет чувствовать себя преданным. Что за тупость? Он даже не привязался. Не ощущал себя преданным Чимину, чтобы оказаться вдруг преданным им. — Ты флиртуешь? — прямо спрашивает Юнги, выключая музыку и приоткрывая окно. Чуточку. Ровно на столько, чтобы было слышно плеск воды, но не вышло вставить дуло. — Что? — и Чимин смущается так искренне, что Юнги чувствует себя идиотом, что подумал о какой-то там маске. Обычный мальчишка, чудом выживший. Дуракам вообще везёт. — Ничего. Просто если ты флиртуешь, то перестань, — отрезает Юнги и достает из пакета две банки с колой и бутылку виски. С деловым видом отпивает из обеих и доливает туда алкоголь. Одну отдает Чимину, вторую забирает сам. — Почему? — Потому что я не собираюсь заводить отношений. И трахаться с ребенком я тоже не собираюсь. — Я имел в виду… почему ты даешь мне пить, я несовершеннолетний, — выдавливает из себя пунцовый Чимин, раздувшийся, как мышь. — А. Да какая нахуй разница теперь, сколько тебе лет? Все мы скоро сдохнем. Алкоголь — один из немногих способов не сойти с ума. — То есть заниматься со мной сексом ты не можешь, потому что мне недостаточно лет, а спиртное пить можно, потому что возраст теперь не имеет значения. Ты… очень логичен, Шуга, — хихикает Чимин после первых двух глотков, заставляя Юнги закатить глаза. Ладно, сопляк прав, это было тупо. — Ну тогда ты просто не в моем вкусе. И, кстати, меня зовут Юнги, — вяло бурчит Юнги, делая несколько глотков и прикрывая глаза, вслушиваясь в мерный шум воды и наблюдая за проплывающим мимо мусором. — Ты просто ищешь оправдания, хотя прекрасно знаешь, что все это неизбежно, — тихо говорит Чимин минут через десять, когда Юнги кажется, что они молчат так долго, что он уже забыл свою последнюю реплику и тему разговора в целом. — И приятно познакомиться, Юнги, но я уже видел твои документы, ты оставлял их на столе. — А ты дохуя борзый, я смотрю, — хмыкает Юнги, но беззлобно. — А нечего было меня поить, это имеет непредсказуемые последствия. Так что лучше не обращай внимания на то, что я говорю сейчас. Чимин издает тихое «хихи», откидывается на сидении, предварительно опустив спинку, и прогибается в спине, заставляя Юнги обратить на это внимание. Неважно. Тот просто потянулся. И Юнги действительно будет игнорировать его поведение сейчас. Набухал мальчишку, сам виноват. — Я правда не в твоем вкусе? — Да что с тобой? Все это время был тише воды, ниже травы, а теперь срочно захотелось ко мне подкатить? Я тебя с улицы подобрал не за этим, придурок. И не провоцируй меня, — фыркает Юнги, которому хочется отправить Чимина в реку, чтобы умылся. Потому что все это… выбивает его из колеи. Он живой человек, молодой мужчина, и его моральные принципы никогда не были такими, чтобы очень уж крепкими. Просто он не хотел трахать Чимина по целому ряду причин и понимал, что проблемы после этого будут хуже воздержания. Он живой человек. Молодой мужчина. И ему тоже не чужды человеческие эмоции, вот в чем дело. — Хен, — это впервые, когда Чимин обращается к нему так неформально. — Я просто хочу отблагодарить тебя, понимаешь? Юнги не успевает вовремя сориентироваться, а по его бедру уже ползет ладошка Чимина, недвусмысленно намекая на то, как именно мальчишка решил его отблагодарить.