Звёзды Безвременья

— Ну так что? — спросил отец Арктус, нарушая воцарившееся молчание. В глазах его начинало пылать тайное удовольствие, стоило ему перевести взгляд с одного ошарашенного лица на другое. Сразу вспоминались те дни, когда именно к нему, а не к Дервенину, обращались за помощью люди — будь то столичные или деревенские. Ребята стояли, раскрыв рты, взмокшие и бледные. В голове у обоих помутилось. У Амарил — из-за нелепости и необъяснимости происходящего. У Эри — по причине того, что Его Светлость Безумный Принц, а также камердинер, озвучившие буквально каждое действие, которое ему дозволялось, не дозволялось или необходимо было совершить, умолчали о том, что в качестве заключительного аккорда двум молодым людям надлежит грохнуть друг друга в торжественной обстановке. Эри, даже если и ожидал чего-то подобного от Лорда, глубоко в душе надеялся, что после освобождения от ненавистного клейма и всех мучений, которые с ним связаны, он наконец-то будет волен распоряжаться своей жизнью сам. Как же тошнит от этого постоянного ощущения, будто сердце и мозг вот-вот разорвутся, расплавятся! А все из-за одной только ошибки, совершенной когда-то очень давно. И эта порча разъедает изнутри — медленно, неумолимо, непрерывно... Но жизнь не обрывается, хотя он каждую минуту готов к этому, а продолжает вариться в котле угрызений совести. Тошнит даже сейчас, пусть эта порча и присмирела на какое-то время. И в том виноват только он один. Ну а даже если и не сам будет собой распоряжаться — так хотя бы станет помогать этому самому герою, о котором Лорд Шеогорат ему и своим подопечным все уши прожужжал. Неважно, пожизненно ли, временно ли. Работать на других он уже научен, пусть и жалеет об этом всей душой. Даже если это означает подчинение чужой воле, Эри не был против: в свободную от дел минуту он бы нашел способ помочь тому, кому было обещано, вдоволь наговориться с теми, кто дорог сердцу, и рассчитаться с той частью людского сообщества, которая этого ждет. Амарил Андарис — весьма сомнительное воплощение «героя», которому выпала такая же сомнительная честь спасти царство от гибели, но все-таки она может стать тем, кому... Кому он не побоится открыть себя настоящего. Единственный человек, родственная душа, с которым он желал разделить все свои страхи и радости, умер. Да, этот человек не был ни «испорченным», ни «героем», но он был бесконечно дорог Эри. И его отнял у него, как выразилась коротышка Айрис, несчастный случай. Он узнал об этом всего несколько дней назад. Удивительное тогда было утро, свежее, бодрое. Небо сияло, как расплавленное золото, чуть зеленоватое из-за дымки, в нем плавали, поблескивая и переливаясь всеми цветами радуги, хрустальные шарики звезд. Причудливые здешние птицы, может, и не пели, но в воздухе разливалось необыкновенное умиротворение, совершенно не свойственное мрачной части столицы. Эри был рад вернуться в город, к друзьям, которых пришлось на долгое время оставить. Прибыл он не один, а с новой знакомой — может быть, однажды и она станет их другом? Ему вообще нравилось заводить друзей, помогать кому-нибудь и всячески любопытствовать. Порой такое внимание даже казалось навязчивым, но он ничего не мог с собой поделать. Айрис, конечно, узнала его не сразу: дурацкий колпак на голове оказался заколдован и скрывал лицо за темной пеленой, — но распознала природу чар очень быстро и будто по щелчку пальцев сняла с него проклятие. И именно тогда, там же, в доме двойняшек Вюмьен, страшное известие снежной лавиной обрушилось на Эри. Первым захватившим все его существо желанием было... Впрочем, мерзко, отвратительно даже думать об этом! Пока в мире есть хотя бы один человек, с которым его что-нибудь, ну хоть что-нибудь связывает, Эри и мысли не допустит о самой призрачной возможности наложить на себя руки. Неважно — светлые то чувства или же злые. А братец Ольфи... Страшно даже представить себе, как тяжело ему пришлось, когда он узнал о трагедии, ведь это был и его друг тоже. Неудивительно, что его состояние усугубилось столь чудовищным образом. Мог ли Эри помыслить, что судьба повернется к нему спиной с припрятанным за ней ножом, с которого издевательски-медленно, капля за каплей стекает кровь дорогого ему человека? Мог, но старался никогда не думать об этом. Он несколько дней не выходил из своей комнаты, полностью погрузившись в себя, не имея ни малейшего желания видеть кого бы то ни было и этим делая себе только хуже. А ему категорически необходимо выговориться. Порой эта потребность становилась почти смертельной. Шеогорат сказал, что такая возможность представится ему, когда он встретит того, кто спасет Дрожащие острова и сможет использовать его, Эри, для достижения этой цели. И если это единственный способ освободить душу от мрака, с которым он борется с тех самых пор, как еще ребенком сбежал из дома и по собственной глупости заставил страдать близких ему людей, и если он своей помощью все, наконец, искупит — юноша готов исполнять любые прихоти своего союзника, кем бы он ни был. Это то, чего Эри ожидал от испытания. Никто иной, кроме пресловутого «героя», как сказал Его Светлость, не поможет ему избавиться от страшной боли, которую причиняло клеймо, а оно раскалялось всякий раз, как им овладевало желание поделиться с кем-нибудь своими тайнами. С этим невозможно жить. И Амарил даже не догадывается, как много она сделала для него всего за один этот вечер. Мне ничего от тебя не нужно. Не давай мне повода сожалеть о том, что спас тебя. Чувство жгучего стыда охватило его. Как у него только язык повернулся сказать ей такие злые слова? Словно грязью облил. И ведь сам с раннего детства презирал высокомерие. А почему, собственно, герой вообще должен умереть? Кто тогда будет защищать царство... вернее, помогать его защищать? Или, может быть, это на самом деле такой коварный способ убрать с дороги посторонних? Эри уже давно перестал понимать, кем, как и в какой степени изнасилован его мозг и в чем следует искать подвох. Оставалось лишь злиться на самого себя — на все, что он сделал с собою и ближними много лет назад. — Готовы? — Священник Деменции посчитал необходимым напомнить гостям о своем существовании. От Амарил, судя по ее виду, ответа в ближайшее время было не дождаться, поэтому Эри, собравшись с духом, первым решился подать голос. — Ну, э-э-э, — промолвил он неуверенно, — в каком смысле — «перерезать»? — Ч-что перерезать? — Как — что? Вы же только что сказали... — Что я сказал? — Что этим двум прихожанам следует пустить друг другу кровь из глоток, отец Арктус, — встрял Дервенин, посмеиваясь и издевательски выделяя тоном имя священника. Глаза у Арктуса от ужаса расширились и округлились, как две тарелки. Все его тело пробрала дрожь, он дернулся, словно вдруг очнувшись от дремы. — Шутить изволите, вы, все трое? — У него даже сел голос. — Что еще за чушь — «пустить кровь из глоток»? Да когда бы я такое... Да разве могу я так с паствой... Ох, Арден-Сул, жестокий и справедливый, покарай же меня, воздай за грехи, да пожестче!.. У Эри вырвался нервный смешок. — А... так это... Хотите сказать, вы просто оговорились? Или это у вас юмор такой специфический? — Немилый мой, разве должно мне, священнику Деменции, с прихожанами шутки шутить? За праздностями обращайтесь сюда, — он грубо ткнул пальцем в Дервенина, чем заслужил его негодование. Сказать, что Амарил и Эри были ошеломлены, — значит не сказать ровным счетом ничего. Даже облегчение, которое должно было бы пронзить их подобно острой, отрезвляющей разум игле, неловко топталось в сторонке, дожидаясь объяснений. — Нет-нет-нет, дети мои, — замотал головой Арктус и поднял руки в примирительном жесте. — Этот безумец Дервенин точно хочет выставить меня посмешищем перед часовней. Если вы умрете, то как в таком случае собираетесь исполнять волю Его Светлости? Не знаю, что вы там услышали... Разумеется, от вас требуется всего лишь порез на ладони, в коей держали вы жижу... то есть, прошу прощения, драгоценное снадобье. Смешайте вашу кровь, окропите ею алтарь — и будьте свободны, как ветер. Тут и к Амарил, наконец, вернулись самообладание и голос. Ноздри ее раздувались от еле сдерживаемого гнева, плечи слегка подрагивали. — Говорю совершенно однозначно: этого человека убивать я не стану, — громко отчеканила она, указывая на Эри, а тот удивленно вытаращился на нее в ответ. — И ранить его я тоже не собираюсь. Я ему обязана жизнью, а вы!.. — Искажение ритуалов ведет к не самым приятным последствиям, — перебил ее отец Дервенин. В неверно блеснувшем свете церковных огней его алое одеяние вдруг до жути напомнило девушке ее собственную мантию — ту самую, что принадлежала убийцам императора. — Прошу, не задерживайте ни себя, ни нас. После полуночи сюда, скорее всего, нахлынут возбужденные горожане. Вы, испорченные, видно, плохо себе представляете, каковы они в приступах своих безумств. Проблем не оберетесь. — Мы знаем, о чем говорим, — впервые за этот вечер поддержал коллегу отец Арктус. — Уж не думаете ли вы, что испорченность делает вас избранными в глазах нашего Лорда? Клятвы, жертвы, обряды брака, жизни и смерти — воспоминания о каждом из этих событий вырезаны у нас на сердце, точно вот этими самыми кинжалами. Ваше испытание — лишь капля в этом море крови. Арден-Сулу не важно, являетесь ли вы смертными или бессмертными, получили вы одобрение Его Светлости лично или нет. В глазах Арден-Сула все равны, как равны по силе обе стороны Безумия... Хотя, конечно, эту часть я бы несколько скорректировал, но... гм... Так, о чем я? — О том, что времени все меньше, а дело так и не сдвинулось с мертвой точки, — нехотя отозвался Дервенин. — Меня безмерно трогает пафос героизма, но геройство, да еще и столь неуместное, — долой. Сделали — свободны. Вам ли самим этого не хочется? — Хочется, — буркнула Амарил и искоса поглядела на алтарь, как будто от ее хмурого взора что-то могло измениться. Горячая туманообразная жидкость, плескавшаяся в полупрозрачной емкости, мерцала то тусклее, то ярче, в такт мигающим огонькам свеч, как будто сомневалась в чем-то. У девушки душа ушла в пятки. Медлить действительно опасно. Даже если Эри и не умрет, это не значит, что они легко отделаются. Из груди вырвался протяжный вздох. Она уже собралась открыть рот, чтобы извиниться за неудобства, которые придется причинить спутнику, да не успела, потому что парень, в свою очередь, вздохнув еще громче, взял ее руку и без малейшего предупреждения рассек ладонь данмерки серебряным лезвием кинжала. Сделано это было столь быстро, небрежно и, разумеется, чувствительно, что она вскрикнула — правда, скорее от неожиданности, чем от боли. По запястью потекла кровь. Увидевшие это священнослужители кивнули с одобрительными улыбками. Эри, натянуто усмехнувшись, протянул Амарил свою ладонь и сказал: — Если распирает желание сделать мне как можно больнее — не стесняйся, — с точно таким же хладнокровием в голосе, из-за которого она тогда, в подземелье, приняла его за своего врага. «Неужели пытается вызвать во мне ненависть?» — подумала она, крепче сжимая в здоровой руке свой кинжал. — Пошли вы к Дагону со своим «больнее», — Амарил послала юноше взгляд, полный отвращения к его словам. — Я вовсе не злюсь на вас. Я все еще не понимаю, зачем мы через все это проходим, но одно, кажется, уяснила: мы теперь команда, так? А я очень не хотела бы, чтобы в нашей команде процветали ненависть и жажда мести. Услышав эту фразу, отец Арктус возмущенно ахнул, но вмешиваться не стал. — Надеюсь, мы друг друга поняли. Эри ничего не сказал, только попросил ее поторопиться. Сжав зубы и преодолевая всякое нежелание причинять ему лишнюю боль, Амарил как можно осторожнее полоснула кинжалом по его ладони. Когда порез скрылся за алыми каплями, отец Арктус велел «обменяться кровью» над алтарем, с которого уже убрал чашу с удивительной, похожей на туман горячей жидкостью. Амарил и Эри коснулись друг друга окровавленными ладонями и сжали их, следуя его совету. Тело тут же пробрал неприятный озноб, как если бы в организм сквозь ранку просочилась зараза. Данмерке вновь показалось, что ее вырвет, но она старалась не показывать этого: не хотела обидеть своего нового напарника. Тот стоял, опустив глаза и, вероятнее всего, как и она, борясь с желанием сбежать отсюда и поскорее начисто вымыть руки, которое становилось почти непреодолимым. — Положите ладони на алтарь рядом друг с другом, — велел отец Арктус. — Вот так. А теперь слушайте внимательно и повторяйте за нами. Когда молодые люди последовали его совету, он и Дервенин отошли от них на расстояние четырех шагов и сложили руки в молитвенном жесте. — Очищенная кровь, смешанная с кровью друга, окропит алтарь Арден-Сула, дабы сила его и защита не покидали нас, преданных ему до самой смерти, — торжественно провозгласил священнослужитель Деменции. — Очищенная кровь, смешанная с кровью друга... — сбивчиво повторяли они. — Клятва служения, данная Арден-Сулу, Шеогорату, Принцу Даэдра, Лорду Безвременья, Безумной Звезде, укрепит дух ее приносящих, — продолжил священник Мании. — Клятва служения... — Через боль — избавление от страданий. До Амарил медленно, но верно начал доходить смысл испытания. — Через кровь — избавление от порока. Если «пороком» здесь считается неприятие безумств... — Через пот — избавление от преград. ...то им как «испорченным» нужно изжить его в себе путем отказа от здравого смысла. И — от поиска причин, по которым они подвергались и будут подвергаться всевозможным тяготам... — Через слезы — избавление от эйфории. ...а тому, кто решил встать на защиту царства Безумия... — Через смех — избавление от тоски. ...придется проникнуть в самую суть обеих его половин. Для этого и требуется отбросить свою «испорченность». Они выжили — следовательно, доказали свое право на эту привилегию. К такому заключению, во всяком случае, пришла Амарил Андарис. Верное оно или нет — выясним. Она будет только рада, если поняла все неправильно. — Через смех — избавление от тоски, — синхронно повторили напарники. И тут случилось странное: едва они произнесли последнее слово, чувство тошноты, заполнившее их с головы до ног, наконец, обрело над ними власть. И юношу, и девушку одновременно вырвало прямо на алтарь, так что каменная поверхность, к которой словно приросли их руки, оказалась покрыта... Но не блевотой. Наружу вырвалось нечто светло-синего оттенка, напомнившее варево, которое им пришлось проглотить ранее. Смешавшись с кровью на алтаре, оно приобрело пурпурный цвет — в точности такой же, каким было снадобье до того, как Амарил и Эри добавили в него свою слюну. Они давились и заливались слезами, пока рвота, наконец, не прекратилась. На ум пришла страшная мысль: уж не чужой ли кровушки они тогда отведали?! Изнутри алтаря засиял яркий свет, и жидкость, окропившая его, вдруг зашевелилась, расщепляясь на тоненькие нити ручейков, которые отделились от камня и поползли по рукам эльфийки и ее спутника, обвивая и сдавливая их кисти, точно крошечные змейки на ветвях дерева. Эти пурпурные блестящие нити переплетались друг с другом, извивались, копошились, жгли и сразу охлаждали кожу. Когда же руки напарников были накрепко связаны, так что ими сделалось невозможно пошевелить, давление вдруг резко ослабло, и нити рассыпались по алтарю, вновь став жидкостью. Еще секунда – и она без остатка впиталась в алтарный камень, словно никакого кровопролития здесь и не свершалось. Боль в руках унялась сама собой, оставив лишь легкое покалывание. — Ну что ж, дети мои, — торжественно объявил отец Арктус, очень довольный собой и своим предназначением, — поздравляю с успешным завершением испытания. Отныне вы и ваши жизни связаны кровью. Вы вольны поверять друг другу все, что сочтете необходимым. Специально для вас, немилый мой, я повторю дважды: вы вольны поверять друг другу все, что сочтете необходимым. Амарил вопросительно посмотрела на Эри. Разве друзья или, например, братья и сестры не делятся сокровенным, не обращаясь за соответствующим разрешением к родителям, аэдра, даэдра и вообще кому бы то ни было? А тут — целый ритуал... Парень молча кивнул священнику, показывая, что понял его слова так, как тот желал, чтобы он их понял. — Положите ваши кинжалы в этот ларец и можете быть свободны. У данмерки дрогнуло сердце: неужели, неужели все?! И... как странно! Она не чувствовала себя существом, потерявшим рассудок. Ее «испорченность» не исчезла, как не исчезло и желание придерживаться здравого смысла. Значит, суть испытания была истолкована ею неверно. «Ну, берегись! — подумала она с радостным облегчением, глядя на напарника, который складывал запачканное оружие в обитую синим бархатом шкатулку. — Теперь-то ты никуда от моих расспросов не спрячешься!» — Однако, — подытожил отец Дервенин самым что ни на есть будничным тоном, — таких тупящих прихожан я не встречал уже очень давно. Полночь наступит через несколько минут. Даже думать не хочу о том, что могло случиться, если бы вы не справились вовремя. — А что... — начала было Амарил, но Эри грозно зыркнул на нее, и она умолкла. — Ну а ты, немилый мой, — обратился к юноше священник Деменции, — можешь попрощаться со своей ношей. Я о клейме. Лорд Шеогорат даровал тебе свое прощение. Ну, то есть, почти даровал. Сомневаюсь, что в Зедилиан тебя пустят в одиночку, но вместе с этой леди... Словом, благодари судьбу за то, что заключил союз с защитником Дрожащих островов. Но не стоит распространяться об этом всем и каждому. Пока — не стоит. Со временем жители сами узнают своего героя в лицо. Такова воля Лорда Шеогората. — Конечно, отец Арктус, — ответил Эри с едва заметным поклоном. — Я от всей души благодарен вам за помощь. Это чистая правда. — А я что, для красоты здесь стою? — тут же возмутился Дервенин, скрестив на груди маленькие ручки. — И вам, отец Дервенин, большое спасибо. — На здоровье, — усмехнулся лесной эльф. — Не забывайте почаще рассказывать о нашей часовне в глубинке царства. Кто знает, скольким людям на самом деле по душе маниакальное учение великого Арден-Сула?.. Молодые люди пожали плечами — и рассмеялись! Это был смех громкий и нелепый. Как и предсказывали священники, в часовню постепенно начали стекаться люди — пришло время ночной службы. В основном это были жители Крусибла, которых Амарил легко приняла бы за представителей Мании: слишком уж радостно светились их лица. Даже любительница скумы Калдана Монриус пожаловала. А вот жители Блисса, разряженные в пух и прах, наоборот, как один, выглядели страшно удрученными. Будь Амарил и Эри сейчас в сознании, то непременно удивились бы этому. А они все никак не могли остановить свою истерику, хотя на них никто и не обращал ровным счетом никакого внимания, разве что пара добровольцев оттащила их в дальний угол, чтоб не мешались под ногами. Сильное напряжение, охватывавшее путешественников еще совсем недавно, исчезло. И хотя все самое трудное было еще впереди, сейчас они испытывали колоссальное облегчение.

***

Выходя на улицу, Амарил чувствовала радость, какую чувствует авантюрист, который по собственной глупости проник в айледские руины, полные нежити, и не только не погиб в них, но и забрал домой ценные трофеи. Она сделала глубокий выдох. Они живы! Они справились! И, что очень важно, у нее появился напарник. Разумеется, она не вынесет всего, что уготовано ей здесь, в одиночку. Чего стоит одно только приключение в крепости Зейвара. Именно тогда данмерка ясно ощутила потребность в союзнике. Желательно, таком же «испорченном», как и она сама. Хотя, вспоминая Джейрида Ледяные-Нервы... Эх, вот кого ей действительно не хватает! Конечно, он далеко не первый, кто приходился ей компаньоном. Были среди них и мужчины, и женщины, молодые и старые. Каждый запомнился ей по-своему. И все-таки Джейрид... Вряд ли чувство, которое охватывало ее при мысли о нем, можно было назвать влюбленностью. Скорее — душевной привязанностью. Пережитый ими опыт слишком отличался от того, что она разделила со своими предыдущими коллегами. Это был кратковременный, но очень яркий опыт. Вот почему перед ней то и дело возникали его светлые озорные глаза — и даже тогда, когда она думала о вещах, не имеющих ни к Дрожащим островам, ни к своей судьбе искателя приключений никакого отношения. А теперь у нее есть Эри. Потом, возможно, появится кто-то другой. Да, он еще совсем, совсем юный, ежели сравнивать его с предыдущими напарниками, но разве это важно? Главное — узнать побольше о его способностях и целях. Правда, она, возможно, предложила бы ему сотрудничать и безо всей этой кровавой возни: уж больно выгодно он себя показал за минувшие несколько дней, начиная с их встречи в подземелье. Скорее всего, настоящая причина, по которой молодой человек втянул ее в это испытание, связана с тем, что он не мог стать ее союзником без... как там сказал отец Арктус? Ах да, без «прощения» Лорда Шеогората. Или же он не заслужит это самое прощение, не став помощником героя. Значит, успел в чем-то провиниться? Ничего, теперь у них будет достаточно времени, чтобы узнать друг друга получше. Эльфийка взглянула на ночное небо: звезды сияли так ярко, будто радовались вместе с путешественниками их маленькой победе. Столько всего произошло сегодня... вернее, вчера... Так много, что даже не верится! С небес на землю ее вернул только затхлый уличный воздух. И почему девчонка вообще лелеяла надежду, что после сегодняшних событий город преобразится и станет чище и приветливее? Пришлось лезть в сумку за маской. Вот, так гораздо лучше... Только сейчас Амарил ощутила, насколько измотана. И все же, несмотря на усталость, хотелось поскорее нарушить воцарившееся молчание. Когда два плохо знакомых друг другу человека объединяются для совместной работы — все равно, по своей воле или по воле обстоятельств, — бывает, что им вдруг становится неловко начать разговор. Даже если они уже преодолели вместе какие-то преграды. — Я рада, что все закончилось хорошо, — первой заговорила данмерка, с улыбкой наблюдая за светлячками, которые вились около них, точно мотыльки возле фонарных столбов. — Теперь с вами все будет в порядке, не правда ли? — Надеюсь, что правда... — Эри с огромным трудом подавил зевок. Он выглядел очень уставшим. — Знаешь, я бы хотел извиниться за все, что наговорил тебе четыре дня назад. Когда мы вернулись из форта. Прости, что напоминаю, но с тех пор совесть моя не дает мне покоя. — Да? А я уже и не помню, о чем именно вы тогда говорили. — О том, что мне не нужно от тебя ровно ничего... и еще кое-что очень неприятное. Амарил, радостно вышагивавшая впереди напарника, любуясь пятнышками света на скользкой от грязи дороге, остановилась. — Не волнуйтесь, я сделаю вид, что вы мне ничего не говорили. Особенно второе. — Амарил, ну серьезно!.. — Эри спрятал лицо в запотевших ладонях. — Не знаю, что на меня тогда нашло. Я пойму, если ты зла или обижена, и совсем не против, если ты меня ударишь. Мне это будет только на пользу. Сейчас нас едва ли можно назвать приятелями, но я постараюсь сделать все, чтобы стать тебе хорошим другом. В команде, как ты и сказала, не должно быть места ни ненависти, ни жажде мести, ни другим порочным чувствам. И мне так стыдно за себя... Поэтому, пожалуйста, если я действительно тебя ранил, ответь мне тем же, и мы будем в расчете. И тебе станет легче, и я успокоюсь. Данмерка молча взглянула на него. Каким, все-таки, странным ей казался этот человек. Вроде бы «испорченный» (по крайней мере, он сам так утверждает), но все равно — странный. Непонятный. Да, он и впрямь не смог не задеть ее своим заявлением, но у него наверняка были причины, по которым ему оказалось не под силу прикусить язык. — Вы что, не слышали? Я же ясно выразилась, что не хочу делать вам больно. Зачем вы напомнили? Возможно, я и позорю весь эльфийский род своей неприхотливостью, но мне правда все равно. Никаких мордобоев, скандалов, дуэлей, просьб дать денег за моральный ущерб и прочей ерунды вы от меня не дождетесь. Кто угодно, но только не вы. В темноте, изредка подсвечиваемой огнем бледных уличных факелов, трудно было разглядеть, что за эмоции отразились на лице юноши. Молчит? Расстроился, наверное. — Ну, будет вам, в самом деле, — Амарил ободряюще похлопала его по плечу — правда, с некоторой робостью. — Если так хотите загладить вину, просто расскажите мне, зачем мы проходили через всю эту хе... испытание. Парень широко и с явным облегчением улыбнулся, и его глаза ярко блеснули, будто два крупных зеленых светлячка. Напарники снова тронулись с места. — Я в любом случае у тебя в долгу, Амарил Андарис. Хотя теперь я и сам сомневаюсь в правильности своих выводов, но, как и обещал — поделюсь ими с тобой непременно. Только, пожалуйста, не подумай, что это был такой завуалированный способ напроситься к тебе в команду, — быстро добавил он и по привычке спрятал ладонь в волосах. — То есть, конечно, тебе в любом случае не помешал бы помощник. Твое состояние на четвертое месяца Середины года... «День, когда мы впервые столкнулись в Зейваре», — вспомнила она. — ...прямо-таки кричало об этом, и я подумал, что вполне сгожусь на его роль. Так что, да, неловко признаваться, но тогда я и впрямь захотел стать твоим напарником. Почему именно я и почему именно твоим? Как ты думаешь? — Потому что я — «герой», который нужен Лорду Шеогорату? — В том числе, но это далеко не главная причина. Об этом и о том, при чем здесь, собственно, наше испытание, я расскажу, когда мы вернемся в гостиницу. — А, может, лучше прямо сейчас и расскажете? Погода замечательная! В самый раз для прогулки. Обожаю думать или разговаривать о чем-нибудь, гуляя под звездами. Эри опять замедлил шаг. — Постой, — велел он, и Амарил послушно замерла, — прислушайся. Понятия не имея, чего он от нее хочет, данмерка навострила уши, пытаясь уловить ими что-нибудь кроме обычного городского шума, правда, сейчас, ночью, поутихшего. Где-то вдалеке раздавалось характерное хриплое нытье Калданы Монриус с требованием поделиться скумой в честь праздника, соседствующее с пьяным и не очень хихиканьем незнакомых Амарил голосов и бранью, судя по тембру, принадлежавшей Ушнару гро-Шадборгобу. К ним прибавилось рассерженное кошачье шипение, которое издавал, скорее всего, тот самый каджит Биша, о котором орк ей рассказывал. — Слышу, как матерятся горожане, — пожала плечами эльфийка. — Это просто ужасно! Вот так же ужасно днем звучали и вы... — Не, горожане тут ни при чем. А вот это, — Эри ткнул себя в живот, который на этот раз очень громко и жалобно забурчал, — очень даже при чем. Амарил покатилась со смеху. После похода в часовню — а, вернее, после испытанного ими ужаса — ей хотелось смеяться не переставая. Хотелось чувствовать легкость на душе так долго, как только возможно. — Так бы сразу и сказали, что проголодались. — Проголодался? — хмыкнул парень. — Проголодался? Да я жрать хочу, как последняя обесшкуренная гончая! Да и ты как будто не хочешь. Вот заморим червячка, тогда и поговорим. — Эй, так нечестно!.. Теперь движение молодых людей приобрело куда большую целенаправленность. Больная Бернис будет рада видеть, что с ними все хорошо... Да, наверное, будет. — Кстати, а что такое «обесшкуренная»... Но Амарил запнулась на полуслове. Мимо напарников прошмыгнула маленькая девчушка лет восьми-девяти. Это была такая же случайная прохожая, что и остальные. Однако эльфийка подивилась ее внешнему облику. Юная особа была какого-то слишком уж пестрого вида. В свете уличных факелов ее можно было принять за смесь желтокожего альтмера с чешуйчатым аргонианином. Рослая. Пожалуй, сложно вообразить себе что-то более дикое, чем союз надменных высоких эльфов со столь презираемыми ими людьми-ящерами. Выражение лица было у нее такое же восторженное, как и у фанатов гладиаторов с имперской Арены. В руках она сжимала оберточную бумагу, из-под отворота которой торчали сладости, кажется, мармелад. Помнится, Герта Мириган как-то в детстве заявляла соседским ребятам, что совершенно не прочь поцеловать того, кто подарит ей на день рождения огромную коробку с мармеладными червячками. Это было ее любимое лакомство. Жаль, Амарил так и не узнала, выполнила подруга свою угрозу или нет, — Герта с возрастом стала слишком степенной, чтобы заикаться о своих проделках. Девочка спешила в часовню, а с губ ее срывались обрывки фраз: — Заблудиться в грязном городишке... Забыла, где часовня... Из-за праздника... Дервенин... Я уже бегу! Дождись, дождись меня, Дервенин!.. Амарил тихонько усмехнулась. Юная особа определенно не из здешних краев. Остановившись и потоптавшись немного на месте в нерешительности, она обернулась и удивленным взглядом воззрилась — но не на Амарил, а на Эри. — А... — запнулась она. Белесые глаза ее округлялись все больше и больше по мере удивления. — Вы же... Ты же... Ты?! Да-да, ты! Я тебя знаю! Ты же друг этой самой, как ее!.. Забыла имя... ну и ладно! Ты что тут делаешь? — Гуляю, — машинально ответил парень. Но, сообразив, что обращаются именно к нему, он повернулся, как следует разглядел нарушительницу спокойствия и сказал довольно строгим тоном: — Постой-ка. Хотан, ты ли это? Почему ты шляешься по улицам в такое позднее время? Или смерти ищешь? — А я... — смущенно пролепетала девочка, — я ищу... — И, сделав глубокий вдох, выпалила на одном дыхании: — А то ты не знаешь, кого я ищу! Я так давно не видела тебя у нас в Блиссе! Ты говорил, что сводишь меня к Дервенину и мы с ним поиграем! Забыл? Она обвиняюще ткнула в него пальцем. На продолговатом, типично альтмерском лице, невпопад обрамленном блестящими чешуйками, унаследованными от земноводных предков, изобразилось капризное недовольство. Аргонианский хвост дергался из стороны в сторону. — Отцу Дервенину, — поправил ее Эри с шутливым упреком. — Никакого уважения. — Ладно, ладно, отцу Дервенину! Отведи меня к нему, срочно, умоляю! Я так хочу видеть его, я без него жить не могу! — Неужели я и вправду такое обещал? — Забыл, значит, да? Дурак! Чтоб тебя и твою дырявую голову... Ты... ты ведь знаешь, как я люблю его... Пока она хныкала, теребя парня за край рубашки, послышались торопливые шаги. Обувь хлюпала в грязи. Взволнованные голоса звали маленькую пеструю леди по имени: — Хотан! — Хотан, где же ты? — О нет! — прошептала девочка, испуганно таращась в сторону источника голосов. — Они меня услышали! Я не хочу домой! Эри, умоляю, помоги! Мама и папа не пускают меня в часовню. А я должна сейчас же увидеть Дервенина! Поздравить его... и вообще!.. Хотан спряталась Эри за спину, прижимаясь к нему всей своей худощавой фигуркой. — Не выдавай меня! Юноша только хихикнул в ответ на ее просьбу. Но отказываться не стал. — Они все так же протестуют? — Ну да. Говорят, в часовню ходят только глупцы. Но я-то не глупая! Скажи, разве Дервенин любит глупых... — Мы сходим к отцу Дервенину, а потом я отведу тебя к папе и маме, поняла? И никаких отговорок! Не доросла ты еще до возраста, в котором можно слоняться ночью по городу одной. Крусибл — это тебе не шутки. — Да я п-поняла уже... Тут так страшно! Хотя еще вчера было очень красиво... Все быстро поменялось... Хотан жалобно всхлипнула. — Амарил, — бросил напарник данмерке под громкий аккомпанемент урчащего желудка, — ступай без меня. Я вернусь минут через сорок. Если не заснешь к тому времени, поболтаем немного. А заснешь — встретимся утром в таверне. Я обязательно подожду тебя внизу. Доброй ночи! Темная эльфийка без особого энтузиазма кивнула, и, когда Эри со странной девочкой ушли, двинулась в сторону «Закусочной Больной Бернис». Глаза у нее начали слипаться. — А что за странная штука у той мадам на лице? — уже откуда-то издалека послышался вопрос любопытной Хотан. Явно о маске спрашивала. Ответа девушка не смогла разобрать. Оставшись наедине с собой, Амарил вновь ощутила на себе все неудобства мрачного и грязного города. Некому было занять ее внимание, и она двинулась в сторону «Закусочной» куда более неуверенной походкой, чем раньше. В голове не переставая крутились воспоминания о прошедшем дне, вставали перед глазами подробности то одних его слагаемых, то других. Как же долго тянется сегодня время... Может быть, оно и вправду иногда замирает? А существует ли на Дрожащих островах часовой механизм? Солнечные часы — достояние Нирна, который никогда не расставался с гигантским огненным светилом. Существуют на ее планете и песочные часы. А кто-то, слышала она, объявлял о начале разработки еще более замысловатого устройства. Дрожащие острова — совсем другое дело. Было бы интересно узнать, как ориентируются местные жители. «Около четверти двенадцатого», — неожиданно всплыли в голове чьи-то слова. Амарил изо всех сил напрягла память. Перед глазами тотчас возникло лицо человека, который их произнес, — смутное, расплывчатое, но такое знакомое... Увидеть бы его еще раз, чтобы точно убедиться. И, если это правда он... Ах, как она желала, чтобы это действительно был он! А разве ты не собиралась забыть его раз и навсегда? — упрекнул ее внутренний голос. Данмерка тяжело и грустно вздохнула. Сие обстоятельство, столь желанное и столь ненавистное, свалилось на нее слишком внезапно, чтобы выкинуть его из головы сию минуту. Она хочет, безумно хочет забыть его. Но разве можно забыть свою первую любовь? Того, кто всю жизнь был для тебя недосягаем, но вдруг появился словно из ниоткуда именно там, где ты меньше всего ожидаешь встречи? Того, кому ты с малых лет отдал свое сердце, но получил в ответ снисходительную улыбку, что хуже отказа? Того, кого ты почти изгнал из памяти, и кто одним своим случайным появлением вновь взбаламутил твой разум? Человека своей мечты — разве его можно забыть? Не устояв на скользкой поверхности, она шлепнулась на грязный булыжник, больно ударившись бедром. Темноликих женщин-охранниц поблизости не было. Эта часть города освещалась куда тусклее, а праздничный (кстати, что вообще сегодня отмечают горожане?) шум, который, надо заметить, уже значительно стих, сюда доносился еле-еле, и здесь было гораздо тише и угрюмее, чем, например, возле часовни или гостиницы. Здесь росло много деревьев, грибов и низеньких кустиков — должно быть, жалкая попытка кого-то из горожан организовать небольшой палисадник. Вот чей-то обшарпанный домишко рядом. Чей же он? Ах, сирот Вюмьен, кажется. Спят ли они в такое время или еще бодрствуют? Коротышка Айрис наверняка допоздна засиживается в своей мастерской. Брошь, которую она подарила данмерке, лежит в одном из карманов жилета. Брошь как брошь, ничем не лучше и не хуже других — мало ли видела Амарил украшений на своем веку? Разве что носила их очень редко. И дело вовсе не в деньгах, которых когда-то едва хватало даже на рваную койку в трактире. Просто незачем, да и некуда. Но старания молодой мастерицы она оценила по достоинству. Чувствовалась в ее работе отчаянная самозабвенность, чувствовалось стремление превзойти границы своего таланта... Внезапно необъяснимая тоска заполонила ее сердце. И не что-нибудь, а слова самого Безумного Принца отдались в отяжелевшей от дум голове со всей строгой ясностью: Никуда ты отсюда не уйдешь... Никуда... Не уйдешь... Но расчувствоваться Амарил не успела. Где-то поблизости, наверное, с другой стороны дома, послышалась возня. Затем тихо, но явственно зазвучали голоса — женский, с приятной бархатной ноткой, и двое мужских, один хрипловатый и очень низкий, другой повыше, с легким придыханием. Звуки, издаваемые их обладателями, заставили девушку в ужасе прижать ладони ко рту: троица явно вытворяла что-то очень постыдное, совершенно не заботясь о том, что ее могут заметить. Облезлая крона невысокого деревца ритмично колыхалась в такт их движениям. Голоса становились то тише, то громче, и сердце Амарил готово было выскочить наружу всякий раз, как слышался очередной непристойный вздох. Что-то подсказывало ей, что необходимо сейчас же удалиться с места происшествия, и чем незаметнее, тем лучше. Но, впервые в жизни став невольным свидетелем того самого, заповедного, бедная данмерка, которая возымела поверхностное представление об «этом» лишь благодаря словесным стараниям знакомых и не совсем знакомых, но очень охочих до разговоров леди и джентльменов, чувствовала себя не в состоянии пошевелить даже пальцем, — настолько шокирующим казалось происходящее. В животе что-то зашевелилось, а лицо покраснело до такой степени, что, если бы кто сейчас ее увидел, наверняка подумал бы, что Амарил Андарис пьяна или заболела. Эти странные трепетные ощущения могли бы даже показаться ей занятными, если бы не одно отягчающее обстоятельство. Троица совокуплялась прямо на улице! И ладно бы просто на улице — что она, сама, что ли, никогда не желала в мыслях отдаться воображаемому любимому мужчине где-нибудь на волшебном лугу, утопающем в сочной зелени, напоенном нежным ароматом цветов и запахом еще не высохшей на листьях росы? А они — у грязных стен, рядом со сточной канавой, на воздухе, пропахшем отходами... Тьфу! Внезапно послышался глухой удар. Дремлющую улицу заполонил громкий крик, а по замызганному окну гулко застучали костяшки чужих пальцев. — ЕБ ТВОЮ МАТЬ, СУКА! — заорала незнакомка. — Ты заплатишь за это! Амарил, к которой от отвращения и испуга наконец вернулся инстинкт самосохранения, сочла за лучшее отползти поскорее куда-нибудь в сторону и спрятаться. К счастью, рядом с ней росло большое раскидистое дерево, похожее на иву, и она шмыгнула в его тень и принялась наблюдать за происходящим из-за ствола. На какую-то долю секунды ее посетил страх, что здесь может скрываться какой-нибудь маньяк, но чувство это быстро улетучилось. Жалобное дребезжание немытого оконного стекла довольно долго сотрясало тишину наряду с грубой бранью незнакомой женщины, прежде чем створки, наконец, резко распахнулись, заставив ее отпрянуть. Из окна высунулась взъерошенная девичья голова. — Чего тебе? — осведомилась Айрис Вюмьен, глядя на нарушительницу спокойствия сверху вниз. — Мой брат уже спит, а я пытаюсь сосредоточиться на работе, какого скампа ты орешь на всю улицу? Женщина развернулась, и ее лицо попало в пучок тусклого зеленоватого света. Амарил, приглядевшись, распознала в ней ту самую смуглую красавицу с короткими кудрями, которая тогда, при первой встрече, показалась ей очень обаятельной. Сейчас же она выглядела так, словно сбежала из публичного дома. Изящная блуза расстегнута и вызывающе спущена с плеч, практически обнажая большую грудь, многослойная юбка задрана и кое-где порвалась, если судить по высвечивающемуся силуэту. Правая половина лица пострадавшей была залита темной жидкостью, сочащейся из глубокой раны. — Меня не ебет, на чем ты там пытаешься сосредоточиться! — огрызнулась она в ответ на слова нордки, прижимая к окровавленному лицу ладонь. — Твой молоток ударил меня в височную кость, взгляни! Видишь это? Видишь? Кровь! А если бы ты меня убила, а?! Почему нельзя складывать инструменты в угол, если они не нужны? Зачем кидаться ими в прохожих?! Что это еще за блядские порядки в вашем прогнившем Крусибле?! — А меня не ебет, что тебя не устраивают наши блядские порядки. Откуда мне знать, вдруг под моими окнами собралась кучка маньяков, жаждущих всадить в меня или моего бедного брата свои вонючие колья? Или тебя не предупреждали, что у меня с головой проблемы? В Крусибле полно других темных мест, но нет, почему-то все прутся трахать друг друга именно сюда! Вам тут что, медом намазано? Пшли прочь! — Можно подумать, мы знали, что в этой грязной берлоге кто-то живет! Да у вас даже свет не горит, какие еще, к скампам, чертежи в такой темноте? Нет, сука, сначала ты ответишь за причиненный ущерб, а уж потом мы уберемся отсюда. — Заклинание лечения в помощь. Или твоей маны хватает только на то, чтобы у мужиков между ног... — Как смеешь ты!.. — Ладно. — Проигнорировав ругательства женщины, Айрис скрылась в оконном проеме и спустя пару секунд опять высунулась наружу. В руках она держала небольшой сверток и размахивала им из стороны в сторону. — Смотри, это мой подарок в качестве извинения. Тебе повезло, что сегодня праздник и что я слишком занята своими чертежами, чтобы тратить свою энергию на тебя и твоих дружков. А не то с радостью вырвала бы ваши распутные языки. С этими словами она перегнулась через подоконник, наклонилась низко-низко к редгардке и дернула ее за волосы, привлекая ближе к себе. Та закричала от боли. — Держи. — Айрис всучила ей сверток. — Тут пара зелий. Твоя рана быстро заживет, я это гарантирую. Верните мне молот и убирайтесь отсюда, пока я не разозлилась по-настоящему. Можешь передать другим в Блиссе, что заниматься непотребствами возле дома Айрис и Ольфи Вюмьен чревато в лучшем случае порчей и сглазом. Мужчины, сопровождавшие красивую смуглянку, за все это время не проронили ни слова. Амарил, быть может, и вовсе бы забыла про них, если бы не Айрис. Оба они, кажется, были одеты в черное, поэтому еще сильнее сливались с темным фоном ночного города; лишь изредка звезды высвечивали то пуговицу, то прядь волос, то пряжку на ботинках. Один из них по велению редгардки протянул девушке-ювелиру запачканный кровью молоток. Вырвав его из чужих рук (Амарил не переставала удивляться энергии и силе этой миниатюрной худосочной бестии), она для острастки помахала им у редгардки перед носом и с громким стуком захлопнула окно, так что многострадальные стекла зазвенели еще жалобнее, чем в первый раз. Троица стремительным шагом прошла мимо дерева, за которым пряталась Амарил. — Эта мерзкая стерва обломала мне все удовольствие, — зло бормотала красавица себе под нос. — Ничего-ничего, когда-нибудь ты у меня попляшешь. Амарил сидела в засаде, не оставляя попыток прийти в себя от изумления. Случившееся казалось ей настолько неправильным, абсурдным, аморальным, что она не знала, что и думать, кого жалеть. Тут нечему было симпатизировать. С одной стороны — разврат, с другой — членовредительство. Должно быть, такие случаи в Нью-Шеоте не редкость, раз никто из соседей или прохожих не удосужился поинтересоваться, в чем дело. Наверняка уже выработали иммунитет, как однажды сказала ей Больная Бернис. Но Амарил ни за что не собиралась пополнять список тех, для кого подобные выходки — в порядке вещей. — Жаль, что нас прервали так быстро, — опять послышался удрученный голос редгардки. — Тоже мне, праздник. Одно расстройство. Не разбить бы только зелья, которые дала эта стерва... Вот дерьмо, чувствую себя униженной! Замедлив шаг, она вытащила из свертка лекарство. Поковырявшись немного с пробкой, залпом выпила все, что находилось внутри. Какое-то время были слышны ее рычащие стоны (заживление ран с помощью магии или снадобий — процесс довольно болезненный). Затем она повернулась к своим молчаливым спутникам. Амарил, округлив от удивления глаза, увидела, как женщина дотронулась до плеча одного из мужчин и как место соприкосновения осветилось бледно-фиолетовым цветом. Более всего это было похоже на заклинание рассеивания. Любопытно. Леди, значит, увлекается школой Иллюзии? Тогда понятно, почему ее спутники ведут себя так покорно. Надо быть осторожней. — Прости, что был сегодня только наблюдателем, — прошептала она, не отпуская его плечо. — Но Сендрис Арелет еще совсем молод, и я решила, что будет правильнее, если ты уступишь меня ему. У тебя-то наверняка и раньше были возлюбленные, а я у него первая. Хе-хе. Сказав так, она чмокнула в щеку своего любовника, затем проделала то же самое и с его соседом. Судя по чуть угловатому силуэту и остроконечным ушам, вторым ее спутником был темный эльф. — А ты держался молодцом! — Бархатные нотки в ее голосе взыграли с двойным усердием. — Такой юный, а сколько страсти! Это было поистине великолепно! Я искренне жалею, что та подколодная змея помешала нам. Ну ничего, в следующий раз найдем местечко получше. Однако, сколь ни удивительно, когда чары рассеялись, ее любовники ничем не выдали своего изумления, возмущения или гнева, если только вообще испытывали что-то подобное. Казалось, их вполне устраивало быть этакими подопытными красавицы-колдуньи. Между ними завязался столь непринужденный разговор, словно несколько минут назад ничего сверхъестественного и не произошло, словно никто не нарушал непорочную тишину под чужими окнами. Когда троица удалилась прочь, Амарил, переведя дух, выползла из укрытия и, старательно изображая невинность и отстраненность, направилась в гостиницу. Интересно, который час? Как дела у Эри? К своему стыду, данмерка только сейчас вспомнила о своем новом напарнике. Вернулся ли он в гостиницу или все еще развлекает маленькую капризную аргонианку? Как лучше поступить — дождаться его в баре или пойти в кровать? Эльфийка невесело усмехнулась. После увиденного сон как рукой сняло. А ей следовало выспаться, набраться сил и продумать дальнейший план действий. Но в голове отдавались эхом возбужденные голоса, женская ругань, а теперь к ним примешался и ее собственный смех, затем накрыли с головой воспоминания о минувшем ритуале и всех связанных с ним мучениях. Аэдра всемогущие, это когда-нибудь прекратится?..

***

Эри внизу не оказалось. Амарил спросила Больную Бернис, не появлялся ли в гостинице ее новый знакомый, но бретонка ответила, что, увы, не видела его. — Обычно он, когда в Крусибле, всегда заглядывает ко мне поздороваться или пожелать доброй ночи, — она сморщила грустную улыбку, — но сегодня что-то задерживается. Чего ты такая бледная и мокрая, Амарил? Неужели ваше свидание провалилось? Только не говори мне, что у вас была дуэль... Боги мои! Неужели ты его... Не надо было тебе его убивать, погляди, что с тобой стало. Если он тебя обидел, надо было сразу сказать мне, я бы голыми руками его... — Что вы такое говорите, мутсэра! — воскликнула Амарил в ужасе и чуть не выронила из рук вилку. — Никто никого не убивал, упаси аэд... то есть, даэдра! И ничего мне ваш Эри не сделал. Просто мы... м-м... попали под сильный ливень, когда вышли за пределы города, вот и все. Едва она произнесла эти слова, вездесущий орк Ушнар гро-Шадборгоб тут же встрял в разговор: — Постой-погоди, дорогая! Какой такой ливень? Я вышел погулять за ворота немногим позже вас, а никакого ливня и в помине не было. Зачем смущаешь хозяйку обманом? Бардак в твоей голове полный, я погляжу. — Так разве порядок — это есть хорошо? — в тон ему ответила Амарил. — А дождь был, и еще какой! Мы вымокли до нитки! Иначе вы разве спросили бы меня, почему я так плохо выгляжу? Нас даже стража не хотела пропускать поначалу. Вы, мутсэра, точно что-то путаете. — Ничего я не путаю! — Ушнар в порыве чувств приложил кулак об стол. — Ливня! Не было! Зуб даю, что не было! Я своих четвероногих под дождь ни за что бы на улицу не выпустил. Эй, Бернис, ну-ка разберись тут! — А я и не знаю, что на самом деле было, — скромно промолвила бретонка. — Думаете, я бы позволила себе выйти на улицу и оставить своих клиентов без присмотра? — Да не было никакого дождя за городом, не было! — подал голос еще один посетитель, высокий эльф по имени Ирил, у которого данмерка приобрела заклинание фильтрации воздуха. Его рабочий день всегда рано подходил к концу, и он время от времени наведывался в «Закусочную», так как терпеть не мог готовить еду сам. — Зачем же нашему Лорду устраивать непогоду в праздничный день? — Вот-вот! — поддержал его Ушнар гро-Шадборгоб, активно кивая головой. — Что-то я уже совсем ничего не понимаю, — вздохнула Амарил, устраивая ладони и подбородок на спинке резного стула. — Если не было дождя, то почему я и вправду так вымокла? Пойти, что ли, завтра у остальных спросить... — Хочешь — спрашивай, хочешь — нет, — упрямо твердили орк и альтмер, — но днем никакого дождя не было. Тут уже не вытерпела Больная Бернис. — А ну-ка, хватит! — взвизгнула она и с силой поставила стакан с ягодным компотом, который заказала у нее Амарил, на стол, окатив данмерку душистыми каплями. — Амарил, моя дорогая, приношу свои извинения. Поешь, а потом я погрею тебе водички... Не утонешь, честное слово... Тридцать септимов... Послушайте, вы! — Хозяйка с упреком воззрилась на мужчин. — Давайте-ка сменим тему? «Было», «не было» — какая разница? Расскажите лучше, как вам праздник? Что-то изменилось по сравнению с прошлым годом? — Мутсэра, — обратилась к ней Амарил, накладывая в тарелку овощей, — о каком празднике все говорят? — Юная леди не в курсе? — изумился Ирил, присаживаясь рядом. — Сразу видно — испорченная. Ничего, это лечится. Минувшим днем, вплоть до полуночи, жители Деменции и Мании отмечали ежегодный День пришествия спасителя Дрожащих островов. — Что? Неужели и вправду есть такой праздник? Я думала, в вашем царстве никто ничего не отмечает. Кажется, все настолько поглощены своими проблемами, что их не волнуют ни даты, ни события. — Ну-ка повтори, что сказала, — стукнул кулаком по столу Ушнар, и все, кроме Амарил, рассмеялись. — Кого это там ничего не волнует? Меня вот очень даже волнует. И поглощен я не только собой: проблемы моих собачек меня беспокоят ничуть не меньше! Типун тебе на язык за плохие слова, испорченная. Веселиться здесь любят все, неважно, безумцы они или нет. — Говоря о минувшем празднике, — подхватил Ирил, — то я не знаю, как он называется на самом деле. Когда-то давно кто-то окрестил его именно так, и все привыкли. Согласно одной из легенд, давным-давно наше царство находилось под гнетом другого Даэдрического Принца и вот-вот должно было кануть в небытие. Но вдруг, словно священная путеводная звезда, к смертным сошел с небес молодой герой (или уже старый, не помню точно) и объявил себя защитником Дрожащих островов... — Ты немного перепутал, — перебил его Ушнар. Амарил внимательно слушала их обоих, боясь упустить что-нибудь важное. — Ни с каких небес он не спускался. Он сидел-сидел себе во дворце, собирался с силами, а потом вдруг взял да и показался народу. Говорят, это был какой-то другой Принц, непохожий на нашего Лорда Шеогората. Очень возможно, что это был наш пророк, великий Арден-Сул. Именно он вселил в горожан надежду на сохранение царства Безумия. Я верю в перерождение! И наш Лорд наверняка есть перерожденный Арден-Сул. — Словом, легенд и версий много, но суть одна: с тех пор в царстве традиционно отмечается День пришествия спасителя Дрожащих островов*. Правда, никто точно не знает, сколько лет этому обычаю. Все же наше царство очень, очень древнее. Но, в любом случае, праздник существует по сей день. И для нас это, в отличие от жителей Блисса, нескончаемая радость! А знаете, почему? — Почему? — спросили Больная Бернис и Амарил в один голос. — Да потому, что мы тем самым отдаем честь перерождению Арден-Сула! Ну и заодно треплем нервишки всей Мании, — довольно оскалился Ушнар гро-Шадборгоб. — Эти невежды из Блисса ничегошеньки не смыслят в его учении. Слыхал я, что тамошние еретики и вовсе отрицают Арден-Сула. Поэтому для них этот праздник — насмешка над их мировоззрением! Вот так! Жители Мании его, конечно, отмечают, но для них это скорее очередной повод предаться своим буйным фантазиям. Ну или просто нажраться. А вот мы — совсем другое дело. Мы свято чтим память древнего пророка и верим, что благодаря ему наше царство выстояло когда-то давным-давно в борьбе против испорч... Ох, девочка, не принимай близко к сердцу. Я вовсе не хотел тебя обидеть, правда... — Ну что вы, — отмахнулась данмерка, натянуто улыбнувшись. — Меня не так-то просто обидеть. Думаю, я примерно поняла, о чем речь. За вами интересно наблюдать. — Понаблюдай мне тут еще, — шутливо огрызнулся орк, пододвигая к себе блюдо из жареных баливожьих ляжек. — Нам и страхов своих, что глаз с нас не спускают денно и нощно, хватает позарез. Нечего тут наблюдать. Уж больно вы, испорченные, любопытны. А любопытным... этим, как их... в общем, без носа останетесь. — Я хорошо запомню это, — кивнула Амарил, потягиваясь. Неспроста их с Эри испытание оказалось приурочено к такой важной дате. Интересно, а Шеогорат уже знает, что они стали командой? Каково его отношение к тому, что защищать царство она будет не в одиночку, а с кем-то из таких же смертных, да еще и «испорченных»? Ей хотелось узнать о царстве, о празднике, об Арден-Суле и Принце Безумия еще больше. Но, наевшись до отвала и разомлев, она почувствовала, как усталость ударила в голову с новой силой. Эри так и не вернулся. Больная Бернис не оставляла попыток узнать, чем же они занимались на своем первом «свидании», но на все ее расспросы Амарил неохотно отвечала: «Не помню». Хозяйка явно была недовольна этой информацией и смотрела на данмерку с величайшим укором. Ее гостья уже совсем клевала носом, когда Бернис начала рассказывать ей о своем первом с Эри знакомстве. Долго рассказывала. Сразу видно — юноша был у нее одной из излюбленных тем для разговора. Уж не втрескалась ли? Больной Бернис на вид было лет за сорок, а ему — около двадцати, может, чуть больше. Не самые подходящие друг другу по возрасту люди. С другой стороны, какая, в общем-то, разница? Кому надо, тот и на лета внимания не обратит... Ах, как же неважно сейчас все это! А вот то, что они выжили и будут работать сообща — очень важно. Эри обещал, что они встретятся утром. А утро вечера мудренее, так почему бы не выкинуть из головы все пережитые ужасы и не позволить сознанию расслабиться?.. Больная Бернис уже давно разговаривала сама с собой, похоже, вовсе и не замечая, что посетители разошлись по домам, а эльфийка мирно посапывала за столом и пропускала все ее слова мимо ушей. Кажется, именно на фразе «Из его милого ротика никогда не вылетит ни единого матерного слова» Амарил окончательно провалилась в сон, уронив лицо прямо в тарелку с недоеденным ужином.