Наконец знакомая тяжесть кольчуги и привычная одежда. Колчан, лук и мечи — всё на своих местах. Как же он скучал.
Уйти незамеченным он, разумеется, не рассчитывал. Но почему-то дозорные, определённо заметившие хромающего через всю пещеру эльфа, не окликнули его и даже не спросили, с чего это он шарится по лагерю ночью и при оружии. Налипшие взгляды людей отвлекали, заставляли нервничать, но скоятаэль не позволял себе хоть одним мускулом выдать своё напряжение. Ещё не хватало, чтобы dh'oine почувствовали своё влияние.
И, чёрт, как это не вовремя.
У входа стоял Роше, что-то втолковывал солдату, и, конечно, он услышал шаги за спиной. Йорвет невольно остановился, расправил плечи и упрямо уставился на человека, игнорируя бойца рядом. Помедлив, Темерский Пёс кивнул в сторону выхода, вынуждая эльфа последовать за собой.
— Остановишь меня, Роше? — насторожённость сквозила в напускной заносчивости эльфа.
Только вот вопреки предположению человек отрицательно качнул головой и посмотрел в небо. Он расслабленно, даже слишком расслабленно, привалился спиной к скале.
— Зачем? — он равнодушно пожал плечами и безразлично окинул скоятаэля взглядом. — Не хочешь здесь оставаться — твоё дело.
Йорвет почему-то продолжал стоять напротив, нахмурившись, и совершенно не понимал, что на уме у этого человека.
Роше вдруг слишком быстро оказался на расстоянии шага, и рука эльфа дрогнула, желая ухватиться за меч, но он сумел заставить себя успокоиться. Угрозы Йорвет не чувствовал. Глаза человека были чёрными, свет луны не позволял хорошо рассмотреть его лицо, но опасности в его движениях не было, такое Лис привык замечать, особенно в этом конкретном темерце. Но сейчас неизвестно, чего от него ждать, и это незнание нервировало. Уйти теперь, значит повернуться спиной к Темерскому Псу, потерять бдительность, а, если что-то случится, с повреждённой ногой сопротивляться получится недолго.
— Курить будешь? — человек протянул небольшой мешочек с табаком.
Йорвет смотрел на протянутую руку долго, но Роше не двигался, дожидаясь еле заметного кивка эльфа. Второй раз за время, проведённое здесь, Лис берёт свою трубку и набивает табаком, в котором действительно один только табак и никаких примесей душистых трав, так привычных эльфам. Темерец поджигает свёрнутую бумажку от ближайшего факела и подносит её к своей трубке, а затем — к трубке Йорвета. Как ни в чём не бывало, словно стоит сейчас с приятелем. Но острый эльфский взор замечает — Вернон следит за каждой его реакцией, и, можно быть уверенным, его равнодушие и напускная расслабленность в момент испарятся, стоит только Лису повести себя неправильно. Как именно это «неправильно» должно выглядеть, скоятаэль представлял, но точно границ дозволенного не знал. Оставалось только спокойно курить, как и Роше, не говоря ни слова. Да и не было желания разбивать вдруг повисшую между ними тишину.
— Как ты себя чувствуешь? — уж на что эльф не рассчитывал под конец, так это на вопросы о своём здоровье. Хоть, на самом деле этого можно было ожидать, но беспокойство о самочувствии эльфа как-то не вязалось с Роше.
— Esseath ghnath, — прищурившись, настороженно ответил скоятаэль. Человек выдохнул дым, качая головой с досадой на такую острую недоверчивость. Ведь они оба прекрасно знали, что до полного выздоровления эльфу потребуется куда больше двух недель.
— Постой здесь, Йорвет. Я принесу кое-что, — тихо сказал темерец и вытряхнул остатки табака из трубки. Вглубь пещеры он ушёл до того, как эльф успел найти ответ.
Было бы абсолютно логичным скрыться в лесу прямо сейчас, не дожидаясь возвращения Пса, но что-то удерживало скоятаэля. Этот человек умеет интриговать. Попросил подождать, словно точно знает, что Йорвет послушается, как миленький будет ждать. Нахал. И ведь он не побоялся повернуться спиной к своему врагу, в отличие от эльфа.
Прошло немного времени, минута или две, и человек вернулся с чем-то в руках. Надо признать, это не было похоже на пыточные инструменты, что уже хорошо. Йорвет в любопытстве склонил голову, ожидая слов Роше.
— Твои раны всё ещё нуждаются в обработке. Держи, — эльф принял баночку с мазью и бинты слегка ошеломлённо, поглядывая то на них, то на темерца. — Сами раны мазать нельзя, только вокруг. Войтек просил передать, — под конец Роше сложил руки на груди и странно прищурил глаза, — Хватит на меня так смотреть, белка. Это не яд.
Недоверчивый эльф, смотрел на подарок, странно кривил губы. Не понимал. Молчание тянулось между ними, и Лис вдруг вспомнил, чего хотел, резко вскинул голову, будто неспокойный дикий зверь.
— Va faill, Roche, — слова брошены через плечо. Эльф ушёл быстрыми шагами в густые деревья, чувствуя тяжёлый взгляд на своей спине. Это чувство не проходило долго, даже когда эльф совершенно точно ушёл достаточно далеко вглубь, скрылся из виду за густой чашей и неровным рельефом, словно темерец и сейчас каким-то образом мог следить за ним. Хотя с чего бы ему стоять и пялиться в неясные силуэты? Наверняка вернулся уже в лагерь и думать забыл об эльфе. Говорил же, что забот и без того хватает.
Ночной лес пах свежестью, цветущими летними травами и листьями, отгонял навязчивые мысли, и вскоре напряжение ушло, а голова перестала быть такой тяжёлой. Под ногами ломались веточки и шуршала трава. Всё, чего хотелось, — вдохнуть полной грудью пьянящую смесь запахов и не выдыхать, слушать тихие шорохи и стрекотание жуков. Скучал эльф без леса, без возможности уйти подальше от шумных, пропахших железом и горьким табаком людей. Всё же зелёные ветви могучих деревьев манят сильно, зовут зайти вглубь чащи.
А вот идти кроме как в чащу было некуда. Эльф так сильно рвался подальше от людей, от Вернона Роше, что забыл — никакой цели у него нет. Дома тоже нет. Тот проблеск надежды, что подарила скоятаэлям Саския, быстро потух. Свободный Верген закрыл перед Йорветом тяжёлые каменные ворота.
Куда теперь идти? Прибиться к какому-нибудь отряду скоятаэлей?
Что ж, впереди целая ночь, чтобы что-нибудь придумать. Главное, отойти как можно дальше от лагеря.
Холодное лето в этом году, в лесу сыро и холодно по ночам, Йорвета немного трясёт от озноба. Он идёт всего ничего, да и медленным шагом, хромая, всего около сорока минут. Но как же он вымотался. Наконец смог покинуть это сборище dh'oine, и будто какая-то пружина у него внутри вдруг распрямилсь, стало легче. Вечно напряжённое тело наконец немного расслабилось, а раненая нога начала ощутимо дрожать. Тянуло в сон.
Мысль о привале так увлекла Йорвета, что он не сразу заметил каменные стены среди редеющих деревьев. На вид давно заброшенное строение, но ночью о внешнем виде судить было не очень разумно, и эльф двинулся вперёд, надеясь на удачу.
Старые руины, эльфские. Каким-то чудом Лис умудрился набрести на старые развалины Aen Seidhe, остатки некогда прекрасного строения, которые сейчас были лишь хранилищем памяти великого народа. Всего лишь округлая постройка из толстых стен и арок, украшенная статуями и резьбой, в темноте проступали только их очертания, заставляя замереть прежде, чем ступить внутрь. Лунный свет слегка освещал старый камень, пробиваясь сквозь листву дерева, растущего практически из центра строения. Крыши тут нет и никогда не было. Сейчас, спустя столько веков, определить, для чего служила эта постройка было сложно, а Йорвет не был знатоком зодчего искусства, хоть и предпочитал скрываться с отрядом близ руин своего народа.
И в этот раз он предпочел остановиться в этих стенах, навевающих память о былом. В темноте чащи яркий свет почти наверняка может привлечь чьё-нибудь внимание, но эльф всё же решает рискнуть, набирает опавших веток и поджигает искрой. Ветки загорелись не сразу, но всё же поддались жару пламени, Йорвет протягивает холодные руки к разгорающемуся огню.
Перед сном следовало обработать раны, а значит — снять одежду и замёрзнуть ещё сильнее, но выбирать не приходилось. Стены хотя бы спасали от ветра. Стеклянная баночка была небольшой, широкой, размером ладонь, мази явно хватит ненадолго при таком количестве ран. Но почему Роше так просто отдал лекарство, даже такое небольшое количество? Скоятаэль уже устал думать о возможных причинах и мотивах этого dh'oine. Но за последнее время тот сделал слишком много, чтобы заставить Йорвета чувствовать себя обязанным. Обязанным чёртовому Вернону Роше.
Промозглый ветер тут же добрался до кожи, стоило стянуть рубашку через голову, потревоженные раны заныли с новой силой. Воспалённой кожей мазь чувствовалась ледяной, снова неприятно защипало. Запахло чем-то терпким и горьким, перебивающим запах леса и сухих старых стен.
После нехитрой процедуры баночка снова вернулась в потрёпанную, почти пустую сумку на поясе. Бинты липли к не до конца впитавшейся мази, Йорвет натянул обратно одежду, поморщился и лёг на траву, подкладывая руку себе под голову.
Прохладная ночь неприятно холодила раны, сон был неспокойным. Никогда раньше не приходилось видеть вместо снов или кошмаров такую дикую смесь видений. Изматывающий сон, не приносящий ничего, кроме ещё большей усталости и странных картин, отпечатанных на внутренней стороне век. Йорвет сжимал веки всё сильнее, не в силах проснуться, морщился и ворочался, сгребая под собой траву, сворачивался в клубок, словно дикий зверь. Разобрать слова, набатом звучащие в голове разными голосами наперебой, никак не удавалось. Суматоха не давала проснуться.
Как вдруг, в один момент напряжение кончилось, лёгкие заполнились воздухом, и Йорвет резко разомкнул веки.
Что это было?
Уже светало. Воспоминания о сне остались размытые, болезненное чувство сумбура, словно перепутавшего все чувства между собой, никак не отпускало даже через несколько минут. Йорвет выдохнул, уставившись в огонь.
Костёр догорел, лишь угли тлели. Снова нужно было идти дальше.
Стиснув зубы, Йорвет поднялся, опираясь рукой о старые стены. Нога разболелась, видимо, от ночи на холодной земле. Стоило найти палку покрепче, каким бы смешным не было зрелище грозного и гордого атамана скоятаэлей, опирающегося на корягу, но без хоть какой-нибудь опоры передвигаться по лесу станет труднее. Благо сломанных веток в чаще всегда с лихвой хватало. Вот одна вполне приличная, похоже, упала с этого самого дерева, приютившего эльфа у своих корней. Довольно крепкая, хоть и кривовата. Пойдёт.
Йорвет оглянулся, некой грустью запечатляя в памяти прекрасную картину изящной эльфской архитектуры в рассветных лучах, и направился дальше.
***
Новиград наполнился шумом с самого раннего утра, когда только начали открываться магазины, рынок и маленькие лавки с таким разнообразием, что не засмотреться было невозможно. Роше, прибывший в город как раз в это время, легко проскальзывал сквозь толпу людей и нелюдей, торгующихся и кричащих на все возможные лады. О своей незаметности он нисколько не волновался, всё равно без синих полос на мундире в нём почти никто не сможет узнать командира спецотряда. Были плюсы в обычном, ничем не примечательном лице, и среднем росте.
В широком переулке совсем рядом с рыночной площадью он сумел отыскать немного выцветшую вывеску с простецким рисунком сапог с загнутыми носами. Снаружи небольшой покосившейся пристройки стоял грубо отделанный стол с негодными обрывками кожи и недоделанным башмаком. Неприглядная обшарпанная дверь открылась на удивление без скрипа. Вряд ли кто из непосвящённых мог догадаться, что в такой лачуге временно пребывал бывший глава разведслужбы Темерии. Со своим излюбленным моноклем с небольшой трещиной, расползающейся по стеклу, он приветственно махнул рукой, почти не глядя на вошедшего, бумаги для него были куда занимательнее. Ядрёный запах выделанной кожи, кажется, любого мог избавить от насморка на десяток лет вперёд, впрочем, и отбить обоняние напрочь.
Старые половицы не скрипнули под аккуратными шагами Роше, он лишь скупо ухмыльнулся.
— Мне бы пару башмаков залатать? Найдётся время помочь бедному солдату? — быстрым движением откинул капюшон назад, расчёсывая волосы всей пятернёй.
— Сожалею, — шпион развёл руками, — материалов ни хера, состояние инструментов преотвратнейшее, времени нет, да и вообще, я, сука, закрываюсь. Хватит с меня этой неблагодарной работы, ебись оно всё в три прогиба, — он сгрёб куски кожи со стола прямо на пол.
Приваливаясь бедром на массивный рабочий стол, Вернон окинул взглядом широкий шкаф без дверцы, забитый кожей и инструментами.
— И куда же ты собрался? Станешь теперь корчмарём? Торговцем рыбой? Цирюльником? — он сложил руки на груди и со слабой усмешкой глянул на Талера. В ответ тот красноречиво сморщил нос, отмахиваясь, словно от назойливой мухи.
— Не, корчмарь этот всегда на одном месте и почти с неизменной, сука, клиентурой. От продавца рыбой воняет так, что яйца поджимаются, кто захочет подойти и за жизнь поговорить? А к цирюльнику простой люд не ходит…
— Ладно-ладно, я понял, — Роше нетерпеливо вскинул руки. — В чём дело-то?
Всё это напускное веселье спало тут же, невесёлая ухмылка шпиона, красноречиво говорила, что дело куда сложнее и хуже, чем представлялось раньше.
— А дело всё в том, что Эмгыр-вар-Хер-Его-Там-Разберёт жаждет пообщаться со мной лично, — пусть Талер выглядел и говорил как абсолютный невежда, но близко знакомые с ним люди прекрасно понимают, что этот человек знает каждый титул самого задрипанного барона каких-нибудь обедневших земель, что уж говорить про императора Нильфгарда. — Потому, еду я разговоры разговаривать с этим, сука, павлином. Знаешь, птица такая есть в тёплых странах? Важная до хера, красивая, только вот пение её услышишь, сразу уши захочешь поглубже куда-нибудь запхать? Желательно, ей же в задницу.
— Слышал я про эту птицу. Но не припомню, чтоб Эмгыр пел хоть когда-нибудь. Важничать он всегда готов, но петь…
— Ещё б, сука, он пел, — не выдержав, Талер всплеснул руками. Он на взводе, весь напряжён, что вена на виске вздулась, а под глазами залегли тени от бессонных ночей. — Забудь про пернатых. Не о том толкую. Ехать мне надо к нему, буду обсуждать насколько наша страна соответствует цене коронованной головы лысого хера. Сложно будет, блядь, до жопы. Уж не представляю, что ему такое вылизать придётся, — он выдержал небольшую паузу и протёр монокль. — Но и ежу понятно, что даже его императорскому величеству тяжко против огромной армии выступать, пока ещё и партизаны его планы херят. Уж сумею я выбить пару послаблений.
Ответа не последовало. Партизан даже не смотрел на него, упёрся взглядом куда-то перед собой, нахмурил брови так, что глаза совсем сузились и стали практически чёрными. Сколько бы не были знакомы, в такие моменты Талер действительно верил, что в любую секунду Роше прорвёт, и тогда под раздачу непременно попадут все, кто находится рядом. Стоит отдать ему должное, шпион был свидетелем такого взрыва только один раз, после того неприятного случая Вернон держит себя в руках, насколько может. И сейчас, несмотря на напряжение, он лишь перебирал в мыслях возможные пути. Другие, где не участвуют Эмгыр и переговоры в одном предложении. Но таких путей нет, Талер сам долго ломал голову над этой огромного размера загадкой, совсем не занимательной, но необходимой, и ломал не он один.
— Наталис знает об этих переговорах? — наконец подал голос Роше.
— Да, куда уж без него. Есть способы с ним связаться…
— А от меня ты чего хочешь? Или просто так позвал лясы поточить? — рыкнул партизан, и лучше бы он так и продолжал пялиться перед собой, от взгляда этого ноги сами собой отступили назад. Роше заметил.
— Да за кого ты меня держишь, Роше? — шпион выдохнул, понимая, что его слишком уж вспыльчивый товарищ не собирается двигаться с места. — Не просто так. Я тебе, хочешь, сапоги сошью? Из охеренной кожи с жопы какой-нибудь коровы.
Кажется, Роше успокоился, раз смог выдавить из себя подобие улыбки.
— Это всё невероятно смешно, Талер. Но можно ли перейти к сути?
— Ладно, прекращаю трепаться, я действительно позвал тебя не потому, что моя, блядь, левая пятка сегодня зачесалась. Во-первых, вот тебе письмо от Наталиса. Во-вторых, посидите-ка со своими парнями тихо. Не отсвечивайте, пока я не вернусь.
Вернон задумчиво кивнул, принимая протянутую скрученную записку.
— Понял, сделаю, — Роше вздохнул и подошёл ближе к шпиону. — Удачи, Талер, — рука в беспалой перчатке тяжело опустилась на плечо шпиона.
Из мастерской Вернон вышел с тяжёлой головой, полной трудных размышлений. Не глядя на дорогу, он шёл, лишь по привычке перебирая ногами. Люди вокруг мало его волновали, а прилавки и вовсе потеряли всю свою привлекательность. После разговора с Талером аппетит пропал, словно не хотелось партизану свежеиспечённого хлеба. Но, кажется, Роше ещё долго будет не до еды.
Конюшня встретила его тихим ржанием лошадей. Стоят звери, мотают гривами и затаптывают копытами землю в ожидании хозяев.
Лошадь стояла в стойле совсем недолго, но охотно повезла хозяина обратной дорогой. Спокойное, неприхотливое животное — то, что нужно для партизан, которые сами нечасто могут наесться и отдохнуть.
***
Вернон потёр глаза, уставшие от тусклого мерцания догорающей свечи, и отложил старое перо. Единственный стул со спинкой достался ему, как капитану, поэтому он смог с наслаждением откинуться назад и немного расслабить ноющие мышцы. Незанятые письмом Талеру мысли всё гуляли, вытягивали из закутков разума память об эльфе, что ушёл несколько дней назад. О нем с тех пор ничего не слышно. Да так и должно быть, ведь остроухий и не планировал возвращаться. Вернее, он и подумать не мог о том, чтобы остаться с людьми. Зачем ему это? Поэтому совершенно нет смысла забивать себе этим голову, но Роше упорно возвращается к тому времени, когда Йорвет сидел в их лазарете, на удивление смирный.
Все это было очень странно. Словно подобрал какую побитую дикую зверушку, вылечил, выходил, всё раны перебинтовал. А когда тот поправился, отпустил, потому что дикий зверь должен жить на свободе. Вот и эта белка в неволе зачахнет, не успев до конца окрепнуть. Роше понимал это с самого начала, потому совершенно не удивился, встретив Йорвета ночью в полном обмундировании у выхода. Но что-то копошилось внутри при виде теряющейся в лесных зарослях спины эльфа, словно какая-то недосказанность. Слово «враг» уже не было таким правильным ярлыком для Йорвета, какой повесил Вернон после года охоты за Грозой севера. Тогда это ёмкое слово описывало в полной мере всю гамму их отношений, разумеется, подкреплённое парой крепких витиеватых выражений. Их вражда длилась достаточно долго, чтобы они могли узнать о противнике буквально всё и возненавидеть друг друга не как эльф человека или человек эльфа, а на личном уровне.
Возможно, именно то, что Вернон знал Грозу Севера не как какого-то абстрактного командира эльфов в очередном лесу, а как именно Йорвета со всеми хитрыми планами и драматичными замашками, позволило ему в некоторой степени почувствовать к эльфу то, что чувствуют старые знакомые при встрече через несколько лет. Чувство это усугубилось от вида раненого эльфа, от его беззащитного, не представляющего угрозы состояния. Быть врагом, вернее, быть опасностью он перестал. Пусть и на время.
Но Вернон понимал краем сознания, что вряд ли сможет по-прежнему считать Йорвета подонком. Всё точно не вернётся в прежнее русло.
Но что об этом думать? Эльф ушёл, а значит, и рассуждать о былом больше смысла нет. Если только он снова не свалится темерцу на голову.
Роше усмехнулся своим мыслям, вставая из-за стола с полностью сгоревшей на нем свечой. Свет от костра освещал комнату, но не годился для работы с бумагами. Где-то в сундуке лежала новая, ранее принадлежавшая неудачливому солдату из реданского разведывательного отряда, так некстати зашедшего в эту часть леса. Совсем зелёные мальчишки были, кто же таких в разведчики набирает. Шуму от них, как от кабанов, вот и служба была их недолгой.
Блуждая взглядом по полупустому сундуку в поисках свечи, Роше почти упустил занимательную деталь. Среди его вещей незаметно лежало небольшое фазанье перо.
Разве Йорвет мог так просто его забыть. Возможно, слишком торопился, забирая все своё небольшое имущество, что не заметил отсутствия какого-то пера.
Роше задумчиво уставился вглубь сундука, споря сам с собой, и, вздохнув, потянулся за пером. Теперь оно спокойно лежало за подкладкой дублета, обжигая кожу одним лишь фактом своего присутствия.
Свеча, как оказалось, лежала совсем рядом, намекая темерцу о недописанном письме и отвлекая от размышлений о находке и том, кому та принадлежала.
