На том берегу

Двое элдийских полицейских важно брели вдоль улицы, стреляя взглядами по прохожим. Будто выискивали, к кому бы прицепиться. Твою ж мать! Проверки документов еще не хватало! Только бы не попасться. Жан свернул за угол дома и, присев на корточки, сделал вид, что завязывает на ботинке шнурок. Повезло. Полицаи чинно прошествовали мимо, даже не взглянув в сторону замусоренного переулка. Жан выждал еще немного, а затем выпрямился и с облегчением выдохнул — одна опасность миновала. Теперь нужно было успокоиться и подумать, как действовать дальше: надеяться, что Микаса все-таки возвратится к месту, где они разошлись, и поэтому продолжать ждать ее около пекарни… или прислушаться-таки к внутреннему голосу-предчувствию, который упрямо шептал Жану, что с ней что-то могло произойти, иначе давно бы уже вернулась. Успокаивать себя мыслью, что лучший после Леви боец Разведкорпуса может заблудиться на улицах гетто — казалось глупостью. Ведь каждому на Парадизе известно: кто владеет навыками пространственного маневрирования, тот прекрасно ориентируется на местности, и это умение доведено у всех бойцов Разведкорпуса до автоматизма. Значит, Микаса попала в какую-то заварушку… Вот черт! Не в силах больше сдерживаться, Жан со злостью вдарил кулаком по стене, громко выругался, а затем уселся на отмостку, привалившись спиной к кирпичной кладке. И что теперь делать? Как быть? Где искать Микасу? «Думай! Думай! Думай! Вот же дерьмо! Все еще о командовании мечтаешь?! Да какой из тебя командир, если тебе и одного человека доверить нельзя!» Зарывшись в собственные гнетущие мысли по самую макушку, Жан не сразу понял, что произнесенные слова адресованы ему. — Кепку верни, — повторил просьбу человек, и на этот раз глухой скрипучий голос раздался уже ближе, а в следующую секунду кто-то тяжело опустился на бетон рядом. Жан удивленно повернул голову, но в сумраке переулка было не разобрать ни возраста мужчины, ни черт его лица. К счастью, чиркнула спичка и на несколько мгновений осветила элдийца, который теперь невозмутимо прикуривал сигарету, зажав ту между разбитых губ, пока Жан силился вспомнить, где же он видел это лицо, показавшееся ему смутно знакомым. И только свежая ссадина на скуле да засохшая под носом и на губах кровь навели его на верный ответ: ему решил составить компанию тот, кого совсем недавно так вдохновленно избивали марлийцы у ворот гетто. Ударивший было в нос запах дешевого табака перебила забойная вонь сигаретного дыма, и не привыкшему к подобным «ароматам» Жану захотелось зажать нос или хотя бы оказаться на метр подальше от этой убойной дряни. — Кепку верни, — тем временем в третий раз повторил элдиец спокойно и, по-прежнему игнорируя направленный на него взгляд, выпустил в сумрак облако вонючего дыма изо рта. Жан молча стянул с головы кепку, что поднял с дороги у ворот гетто, и отдал ее хозяину, который тут же спрятал под ней свои проплешины на висках и едва наметившуюся на затылке лысину. На слова благодарности не стоило и рассчитывать. Ни пекарь, ни мальчишка с хлебом, ни этот забитый сапогами элдиец… видимо, люди в гетто не привыкли получать помощь, а потому и говорить «спасибо». Жан раздосадованно хмыкнул и опустил взгляд на бычки и обрывки газет под ногами. Задумался. Занятно все складывалось. Находясь по ту сторону ограды, на марлийской стороне, он сочувствовал загнанным в гетто людям, теперь же, оказавшись внутри, почему-то ощутил себя обманутым… и разочарованным. Хотя какая, к черту, разница? Он ведь здесь не для того, чтобы судить два народа. И уж тем более не для того, чтобы решать их судьбы. Его первостепенная задача — вернуть Эрена, мать его за ногу, Йегера домой. Элдиец между тем нездорово закашлялся, схаркнул мокроту под ноги и, вытерев губы тыльной стороной ладони, поинтересовался: — Куда свою подружку дел? — Мы разминулись, — уклончиво ответил Жан. Вряд ли этот человек согласится помочь ему в поисках Микасы. Избитый. Помятый. Несчастный оборванец. Тот, кто сам себя у ворот защитить-то толком не смог. — На кой хер вас сюда занесло? Чего разнюхиваете? — продолжил допытываться элдиец. — Ищем одного человека. Друга. — Друга? — недоверчиво переспросил мужчина, а затем впервые посмотрел на Жана и вдруг расхохотался отрывистым лающим смехом. — Ты спятил?! Марлийские свиньи, которые дружат с элдийцем… Ну-ну… Может, мне сдать тебя полицаям? Им свои байки будешь рассказывать. Бля! Жан и забыл, что человек видел их по ту сторону колючей проволоки, да еще и без нарукавников, поэтому они с Микасой для него марлийцы-угнетатели. Враги. Твари. Свиньи. Пожалуй, пора было сваливать, пока этот курильщик-туберкулезник не надумал позвать друзей и отыграться на «враге» за свою несчастную жизнь за забором. — Мне нужно идти, — Жан поднялся и уже направился было к выходу из переулка, когда хриплый голос за спиной выбил воздух из его легких. — Я видел, как она шла вместе с Рыжим, — сказал элдиец тихо. Жан остановился и резко обернулся: — Кто? Микаса? Кто такой Рыжий? Мужчина стряхнул пепел с сигареты, растягивая время: — Один из слизняков Яниса Цукурса, готов лизать ему ботинки за пару-тройку монет, — ответил он наконец, подумал немного и подытожил: — Мальчик на побегуш… Не успел договорить, потому что Жан снова оказался рядом, схватил его за грудки и как следует встряхнул: — Ты знаешь, куда они ушли? — грозно потребовал он ответа. Игры в вежливость закончились. Хватит. Если этот элдийский мудак заартачится, то можно и в челюсть ему прописать, чтобы разговорить. — Э! Полегче! — возмутился мужчина, так и не стерший с лица всю свою надменность. Правда, теперь в его тусклых глазах тлел огонек злобы, готовый вспыхнуть и разгореться настоящим гневом, если его снова начнут избивать. Кажется, он уже понял, что Жан не просто марлиец, а тот, кто умеет бить… и возможно, убивать. По взгляду… по захвату… по ощущению текущей в руках силы, с которой его только что не просто схватили, но с легкостью приподняли на несколько сантиметров вверх. Однако даже это понимание нисколько не испугало элдийца. — Отвечай! — еще раз встряхнул его Жан и отпустил, пока тот, чего доброго, не прикусил язык и не передумал говорить. — Так ты видел, куда они пошли? — Видел. — Элдиец прочистил горло и с сожалением уставился на тлеющую сигарету, которую выронил. — К Цукурсу, вестимо. Куда ж еще. Он таких, как твоя баба, любит. Нечасто тут в гетто экзотику можно выловить. За «бабу» Жану захотелось встряхнуть мозги этого типа еще разок, и он еле сдержался, чтобы не осуществить свой мимолетный порыв. — Кто такой этот Цукурс? — процедил сквозь зубы. Мужчина вдруг дерзко усмехнулся и поднял взгляд на Жана: — Хозяин лучшего борделя в гетто. — Так Микаса сейчас в… — Жан не смог произнести это слово. Только не с именем Микасы рядом. — В… — снова попытался он. — Ага, — кивнул элдиец и закончил вместо него: — В борделе. Будто вдарил колокольным звоном по ушам и кувалдой размолотил череп. Жан еле разомкнул губы: — Где это место? — спросил он хрипло. Мужчина молча поднялся, наступил ботинком на свой тлеющий окурок и направился, не оглядываясь, к выходу на улицу. — Иди за мной, — позвал он. Из переулка они вышли уже бок о бок. Жан старался унять душное и нервное беспокойство. Пытался не думать о борделе и не накручивать себя (в конце концов, Микаса не беззащитная девушка и может дать отпор), поэтому размышлял о своем провожатом. Элдиец приволакивал ногу и сильно сутулился, но в остальном никак не походил на того, кто мог бы просто так позволить себя унижать. Жан не чувствовал в нем страха, не заметил за время общения ни одного намека на покорность и безволие, что наблюдал там — у ворот гетто. И все больше недоумевал. Знакомый типаж. Такие люди скорее мертвой хваткой вцепятся зубами в сапог, чем позволят запинать себя. И если бы сейчас, в переулке, Жан не ограничился легким встряхиванием, то наверняка получил бы отпор. Так что же тогда произошло у ворот? В чем причина такого смирения перед военными марлийской армии? Привитое с детства чувство вины за грехи Великой Элдийской Империи прошлого? Боязнь за свою жизнь, которой с легкостью можно лишиться за один выстрел караульных? Чего Жан не видит или не понимает? И все-таки он не выдержал: — Почему ты не сопротивлялся, когда тебя били у ворот? — спросил озадаченно. — Не твоего ума дело, марлиец, — огрызнулся мужчина и надолго замолчал. Они успели пройти целый квартал унылых однотипных домов, и Жан уже не надеялся на объяснения, когда его провожатый вдруг остановился и круто развернулся к нему лицом. — Думаешь, что у нас, элдийцев, не осталось ни яиц, ни гордости, да? Хах… Думаешь, мы смирились с тем, что вы морите нас голодом, лишаете всего, а потом гоните на смерть под вражеские пули… обращаете в гигантов, чтобы выигрывать сражения за счет наших жизней? Не дождетесь, сволочи. Хочешь правду? Пока эти два урода избивали меня около ворот, у них не хватило времени как следует обыскать въехавшую перед этим машину, которая была до отказа набита контрабандой. Еда, вещи, сигареты. Мы от голода и холода помирать в этой дыре не собираемся, понял? Так-то. Мир Жана снова перевернулся с ног на голову. Какой же обманчивой может быть реальность, когда смотришь на нее поверхностным взглядом. Так значит люди в гетто все же не отчаявшиеся трусы, не шаркающие ногами безвольные куски мяса, что смирились со своей участью… Они не просто выживают, но даже спустя столько лет в неволе еще сопротивляются навязанным им заточению и чувству вины за свое существование в этом мире. — Так ты специально?.. — Спровоцировал их. Да. — Элдийца переполняла гордость, которая горела теперь в глазах ясным светом жизни. Он вдруг расправил плечи и окончательно перестал казаться затравленным и помятым. Взглянул на Жана с довольной улыбкой, но быстро спохватился и почти сразу отвернулся, махнув рукой в сторону одного из домов, непримечательного двухэтажного строения с закрытыми ставнями на большинстве окон: — Тебе туда. Как войдешь, сверни направо. Там лестница. Цукурс обычно заседает в кабинете на втором этаже. — Спасибо, — поблагодарил Жан за помощь… и за возвращенную веру в людей гетто Либерио. Лицо элдийца на пару мгновений вытянулось в удивленной гримасе — видимо, не думал услышать подобное слово от «сволочи марлийца». — В задницу свою благодарность засунь, марлийская свинья, — ответил он беззлобно и снова довольно улыбнулся, уверенный, что этого не заметят. — Ненавижу вас всех. Даже не попрощавшись, Жан чуть ли не бегом направился к дому, на который ему указали. Теперь, когда элдийца рядом больше не было, мысли снова вернулись к Микасе и тревожно вились в голове роем надоедливых насекомых. «Зачем она пошла сюда?» «Что сказал ей этот Рыжий?» «Микаса вообще понимает, куда ее привели? И почему?» Но больше всего Жана донимал вопрос, который неожиданно ворвался в голову и в итоге разогнал остальные: «На что готова пойти Микаса ради информации о местонахождении Эрена?» Мудила Эрен! Жан сжал кулак от злости. Если с Микасой случится в гетто что-то нехорошее из-за его пропавшей задницы, Жан лично этому мудаку все зубы повыбивает и в эту самую задницу засунет… Но сначала он потренируется на Цукурсе. — Эй, аккуратней, парень, — рявкнул кто-то в спину, когда на крыльце Жан в спешке задел только что вышедшего человека плечом. — Чего, так не терпится девочку, что ли?.. — Пш-шел с дороги, — процедил он в ответ и нырнул в полумрак публичного дома. Направо… По лестнице на второй этаж… Жан взлетел вверх, перепрыгивая через ступеньки. В коридоре, к счастью, никого не оказалось, но и все двери по обеим его сторонам были закрыты. И что теперь? Каждую открывать, чтобы в итоге устроить здесь переполох, нарваться на разборки с полицейскими и провалить задание? А может, позвать Микасу? Нет, так тоже не пойдет. Жан медленно двинулся вперед, вслушиваясь в тишину. Бурые узоры на красных обоях до тошноты напоминали ему цветом разводы засохшей крови, а к потертым дверным ручкам даже притрагиваться не хотелось при одной лишь мысли, сколько запачканных рук к ним до этого прикасалось. И это, по словам того элдийца, лучший бордель в гетто? Как же тогда выглядит худший из местных публичных домов? Жан как раз добрался до столика, где в беспорядке валялись карты с незаконченной партией (видимо, игроки вскочили в спешке), когда за стеной послышались возня и чей-то сдавленный писк. Он тут же кинулся к двери и, распахнув ее, приготовился к худшему. — Микаса! — Жан! Невредимая, разве что чуть растрепанная Микаса предстала перед ним богиней возмездия. Девой-воительницей она возвышалась посреди просторного светлого кабинета с канцелярским ножом в руке, который метил в шею мужчины на стуле. Чуть поодаль двое других мужчин распластались на полу и не подавали признаков жизни. Крови не было — наверное, Микаса просто вырубила их до бессознательного состояния. Долбавший все это время в голове Жана колокол тревоги наконец смолк, и в тишине полдня он услышал щебет ласточек и собственное прыгнувшее от радости сердце. Микаса чуть приподняла губы в легком подобии улыбки, и разлитый на полу свет, воздух, клочок прозрачного неба за окном — все вдруг наполнилось ею. — Ты в порядке? — спросил Жан, ослепленный то ли солнцем, то ли холодным спокойствием Микасы. — Угу, — она тут же отвернулась и кивнула в сторону сидящего мужчины, который смотрел на обоих возмутителей спокойствия затравленным взглядом жертвы. — Это Янис Цукурс. Один из членов Элдийского совета. Он сказал, что списки недавно прибывших в гетто в верхнем ящике стола. Так вот оно что. Значит, этот толстяк — один из членов Совета. Вот почему Микаса оказалась в борделе. Черт! Да она, скорее всего, даже не подозревает, где находится. Если только этот вцепившийся в стул толстожоп не успел рассказать или предложить ей какие-то непристойности в обмен на списки. Жан чуть ли не насквозь прошил Цукурса подозрительным взглядом. — Я присмотрю за ним. Проверь стол. Он забрал у Микасы нож и встал напротив хозяина кабинета, кажется, окончательно пригвоздив того к стулу суровым выражением своей физиономии. И пока Микаса потрошила стол и проверяла списки, которые действительно там оказались, Жан смотрел в водянисто-голубые глаза Яниса Цукурса и пытался прочесть в них хоть что-нибудь помимо страха за собственную жизнь. Когда шелест бумаги за спиной смолк, снова наступила гнетущая нервная тишина. Наконец Микаса сказала: — За последние полгода в гетто не доставляли ни одного элдийца с именем Эрен. Жан отчетливо услышал в ее голосе разочарование и усталость. — Ясно. Значит, его здесь все-таки нет. — Уходим? — спросила Микаса и, приблизившись, на секунду положила руку ему на плечо. Жану показалось, что этим мимолетным жестом она искала поддержки. Что она, обычная расстроенная девушка, которой вдруг понадобилось крепкое мужское плечо-опора. Какая сладкая иллюзия-обман. Только вот Микаса Аккерман — боец и вряд ли стала бы демонстрировать свою слабость сейчас. Она просто приглашала следовать за собой. — Да. — Жан кивнул, но вместо того, чтобы пойти за ней к выходу, попросил: — Подождешь меня за дверью? Еще кое-что хочу спросить у этого господина-члена… Элдийского совета. Она безразлично пожала плечами и вышла. — Не знаю, кто вы, но вам обоим это с рук не сойдет, — подал голос Цукурс, как только дверь за Микасой закрылась. — Угрожаешь? — удивленно приподнял бровь Жан и спрятал нож за ремень. С таким рохлей он, в случае чего, и без оружия справится. А этот мужик или дурак, или чего-то не понимает. — Ну и что ты мне сделаешь? — дрожащим голосом пролепетал тем временем Цукурс, храбрясь. — Я не какой-то там оборванец с улицы… Ах, ну да. Сам член Элдийского совета — наверное, его здесь все боятся. Пора было спустить Яниса Цукурса с облаков его уверенности в собственную безнаказанность и вдарить как следует о землю с неприглядной для него реальностью. — Да мне похрен, жирный мудила, кем ты тут себя возомнил… — хмыкнул Жан. — Я только хотел узнать, ты ведь не обижал Микасу? Цукурс облизнул сухие губы и усмехнулся: — Хы… Что, не любишь, когда твою девку гладят чужие? — Она тебе не девка, усек? — рыкнул Жан, но, кажется, Цукурс вдруг решил, что нащупал слабое место. Ох, зря. — Такая свеженькая на ощу… — продолжил было молоть он своим поганым языком. Не успел договорить — Жан с силой схватил его, протащил по кабинету и впечатал головой в стол. — Гха!.. Что ты творишь?! — Заткнись! — рявкнул Жан и, вжав в столешницу толстую морду, зафиксировал ее локтем на потной шее. Цукурс дернулся, попытался высвободиться от захвата, тщетно елозя по столу обеими руками, одну из которых Кирштайн придавил коленом. В самый раз. — Нет! Не надо! — испуганно взвизгнул Янис и снова слабо дернулся, как только заметил канцелярский нож в свободной руке Жана. Он всхлипывал и извивался, причитал и с ужасом смотрел на нож, что завис в воздухе над его растопыренными пальцами. Теми самыми мерзкими пальцами, которыми, судя по всему, член Элдийского совета Янис Цукурс касался Микасы. — Я не трогал ее! Только за подбородок взял! Клянусь! Пожа… Пожалуйста! Не надо!.. Умоляю! Только не пальцы! И Цукурс заплакал. Этот воющий и всхлипывающий мужик — зрелище, отвратительнее которого было разве что содержимое желудка гиганта. Жана даже передернуло. Конечно, он не раз видел слезы своих боевых товарищей, но то были другие слезы. Даже ревущий в кадетке Эрен вызывал в Жане скорее уважение и сочувствие, потому что, мать его, уж кто-кто, а Эрен Йегер никогда бы не стал реветь из-за ужаса лишиться пальца или боязни боли. Да что этот всхлипывающий мужик в кителе вообще знает о боли? Будь здесь Эрен, он бы мог много чего ему рассказать: каково это — раз за разом ранить себя… каково это — лишаться конечностей… Будь здесь Эрен… Будь здесь Эрен — как бы он поступил с тем, кто трогал Микасу? А может, ему было бы все равно? Что вообще сейчас в голове у Эрена? В конце концов, это из-за него Микаса оказалась здесь, в каком-то дешевом борделе гетто. Жан смотрел на текущую по носу слезу Яниса Цукурса и все крепче сжимал нож, а затем вдруг замахнулся и под вскрик элдийца всадил лезвие в столешницу между дрожащими пальцами, после чего выпустил Цукурса из захвата, и тот мешком картошки сполз на пол. Жан молча развернулся и вышел за дверь. В нем до сих пор клокотала злость, но теперь он думал не о плачущем Янисе Цукурсе, теперь он размышлял об Эрене — этом придурке, из-за мудачества которого Жан только что чуть не покалечил человека. Пусть тот и конченая мразь, но он не безмозглый гигант, он человек. Человек. Даже не военный. А что же тогда будет дальше? «Я ведь не мразь, чтобы калечить и убивать людей из-за твоего эгоизма, Эрен!»