***
Kaleida – Coco
Когда они плачут, Кровоточит палитра. И мы ломаем колени за то, чтобы увидеться вновь. Чонгук и Юнги просыпаются в нежных объятиях неспящего Падшего. Он невесомо гладит их крыльями, и, хоть они не чувствуют этого физически, само действие приводит всех троих в трепет и вырастает, множится в поразительное слияние душ. – Доброе утро! – потягивается Юнги, потирая глаза и смешно потягиваясь на двуспальной кровати, ставшей вдруг такой тесно-уютной от присутствия ещё двоих людей в ней. – Чёрт, уже двадцать пять минут одиннадцатого?! У меня через полчаса клиент! Вы можете остаться здесь, а я быстро в душ и работать! – Эй, хён, ну полежи с нами ещё пять минут! Успеешь в свой салон, тебе тут спуститься десять секунд, – уговаривает Чонгук, протягивая ладонь к блондину через торс Падшего. – Тэхён, ну скажи ему! – Как бы ни хотелось вас сейчас отпускать, но мне тоже пора, у меня есть... эээ, определённые обязательства. Гукки, если хочешь, я побуду с тобой немного, но не могу удерживать Юнги. Тем более, что я тебе обещал подстраиваться под вашу жизнь. – Чего какой сговорчивый, м? – с подозрением смотрит Юн, и тут же улыбается, обнажая дёсны и превращая глаза в узкие щёлочки. – Вы тут главные, я лишь подчиняюсь, – подмигивает Тэхён. – Ага, то-то вы меня послушались оба, когда я сказал, что не готов к вашим губам на своём члене. – Не припомню конкретно такой фразы, хён, – Чонгук перемещает руку с груди на живот и ещё ниже. – Тебе же понравилось, м? Ты единственный из нас кончил. – Это обвинение? – вспыхивает Мин, а Тэхён покатывается про себя, наблюдая за препираниями "детишек" – Это не обвинение, это уже приговор. Так что придётся тебе отработать "наказание" и позволить самому себе ещё не раз обнажиться, чтобы мы могли все втроём сравнять счёт. – Так, всё! – отрезает Юнги. – Я пошёл на работу. А вы тут, чем хотите, занимайтесь, можете свои счёты сравнивать. Чонгук, я же просил тебя... – Тсс, ну успокойся. Прости, это моя вина, – включается в разговор Тэхён. – просто я слишком сильно этого хотел. Прости, что вынудил тебя... вас. Обещаю, пока ты сам не захочешь, ничего такого не повторится. Мин кивает, соглашаясь с прозвучавшим тезисом, хоть и чувствует, что уже и сам совсем не против повторения с продолжением. Голова кружится от смешавшихся запахов на его кровати, Чонгук потягивается и зевает, а Тэхён восхищённый, ей-богу, щенячий взгляд переводит туда-сюда, своей неприкрытой нежностью обволакивая каждый уголок души. Юнги невероятным усилием воли заставляет своё тело отлипнуть от Падшего и подняться с кровати. Внимание тут же привлекает пустующий мольберт. Почему-то факт отсутствия портрета вовсе не удивляет художника, как будто необъяснимое уже настолько прочно поселилось в его буднях, что одним событием больше, одним меньше – уже никакой разницы. – Ты его сожрал что ли? – обращается к Тэхёну с насмешливой ухмылкой. – Или настолько не понравился, что ночью выбросил? Чёрт, а ведь Тэхён был настолько погружён в свои мечтания и невесёлые мысли о Чимине, о чувствах Сокджина к смертному, которого любит его лучший друг, что совершенно не придумал, как объяснить то, что Ангел без раздумий позволил себе распорядиться чужой вещью, пусть и косвенно относящейся к нему. – Юнги, я... Прости. Я должен был помочь другу, которого я оставил ради вас, справиться с его горем, – Тэхён решает, что в условиях отсутствия убедительной лжи правда, как бы по-дурацки она ни звучала, – наилучший выход. – Он попросил меня забрать твой шедевр с собой. – Ага, понял. А друг, видимо, тоже бессмертный, да? Ну тогда всё логично. Ничего нового. – кивает. – Твой друг приходил ночью? – Чонгук какое-то время находился в режиме "zone out", но упоминание другого бессмертного привлекло его внимание, тем более, что он почувствовал под своей ладонью, как ускорилось сердцебиение Тэхёна после вопроса Юнги. Внезапный приступ ревности обуял младшего, вновь вернулось не совсем (точнее, совсем не) здоровое желание приковать черноволосого наручниками к батарее и не позволять никому, – за исключением возлюбленного Юнги-хёна, – смотреть и прикасаться к обретённому идолу. – Он пришёл попрощаться, клянусь. Боюсь, что мы долго теперь не увидимся, практически целую вечность. И это моя вина. – Тэхён закрывает лицо руками, на мгновение поддаваясь слабости и сожалению. Пусть он и обрёл, что хотел, но отдал взамен немало и ранил близкого друга, с которым делил печали, радости и физическое удовольствие долгими небесными столетиями. – Ты жалеешь? О своём решении? – Юнги приближается к кровати, на которой Чонгук молча обнимает опечаленного Тэ, накрывает прижатую к лицу ладонь своей и шепчет осторожно. Тэхён реагирует мгновенно, открывая лицо и хватаясь за белоснежные ладони, как за спасительную соломинку. Взгляд его просветляется, сияя влагой и решимостью даже сквозь печаль. – Я не жалею ни секунды. Я бы всё это пережил снова ради одного лишь мгновения счастья, что я испытал... испытываю рядом с вами. Истинного счастья, настоящего, а не придуманного и внушённого кем-то извне. Юнги наклоняется и мажет по тёмным губам своими. Легонько, без капли пошлости, словно прикасается к хрупкому в своей сущности цветку. При этом глаза не закрывает, а направляет обжигающий взгляд в сторону сидящего рядом Чона, который жадно сканирует короткий акт нежности, со спины сжимая покрепче талию Ангела. ... – Тебе надо к Сокджину, да? Ты же к нему торопишься? – спрашивает Чонгук, когда Юнги уходит работать и оставляет двоих наедине. И, о Будда, Чон ревнует даже сейчас! К Джину, который уж точно не претендует на Тэхёна, хоть и пригласил его пожить у себя под крышей. – Да. Я должен быть рядом с ним, чтобы помочь ему научиться снова наслаждаться жизнью, а не её иллюзией, – Тэхён чувствует смятение младшего и внимает ему, обещая. – Увидимся позже, хорошо? – Наверно, я никогда больше не смогу вернуться в тот дом... Не после тех слов, что услышал от тебя там. И, тем более, не после того, что натворил там своими же руками. – произносит Чонгук скорее самому себе, чем Падшему. Чувство вины ещё не прошло до конца, как и злоба, перемешанная с обожанием в такой взрывоопасный для мозга коктейль, что одно от другого не отделить никак, и лишь время способно расставить эмоции на свои места и выделить приоритеты. – Я не устану извиняться за то, что натворил, находясь на Земле. Я поступал бережно по отношению к Юнги, но с тобой я был эгоистичен, жесток и... неправ. Тэхён смотрит открыто, приближает своё лицо стремительно, губами впивается тут же. Два идиота, однажды повернувшие не туда... Они определённо стоят друг друга, умножая свои неверные действия и чудом превращая их в нечто светло-волнующее, взаимное. Неугасающее. Поцелуй углубляется всё больше, извинения и нежность вырастают в страсть двоих отрицательных персонажей, которым надоело притворяться озлобленно-равнодушными и взаимно кромсать свои души и тела вместо того, чтобы их объединять. Незаданных вопросов всё ещё тысячи, но их наличие кроет козырем всепоглощающее влечение, и не подчиниться ему невозможно. Падший укладывает Чонгука на лопатки, нависая сверху и разрывая поцелуй ненадолго, чтобы тут же его возобновить. Куда и в какой момент с обоих исчезает одежда, – почти неважно. Важно лишь, что кожа пылает в местах соприкосновения, – там, где пальцы и губы впиваются чувственно, а слои ткани прежде были всего лишь легкоразрушимым препятствием. Тэхён целует острую линию челюсти, обводя языком её изгибы, спускается к шее, пробуя на вкус и её тоже. В голове вдруг почти видением возникает картина, как Чонгук слизывает кровь с лезвия ножа. Его, – тэхёнову, – кровь. С низким грудным стоном вгрызается и зубами, – чёрт, этот несносный смертный так странно влияет на Падшего, особенно, когда находится в непосредственной близости, буквально в считанных миллиметрах, прижимаясь максимально доступной площадью открытой кожи. А Чон в этот момент и сам купается в огненном смерче, и мысли как будто все разом испаряются из головы, оставляя лишь квинтэссенцию удовольствия и желание вытрахать из Ангела хотя бы часть ответов. Похуй. В момент, когда Тэхён стонет низко и погружает зубы в шею наёмника, тот хочет быть, по меньшей мере, сожранным или полностью объединённым с телом, восседающим на нём прямо в этот момент. – Я тебя хочу с того момента, как увидел... – срывается с губ убийцы. – Я ждал тебя с начала времён. – отвечает Тэ, выцеловывая уже грудь и поднимая взгляд, когда произносит слова тихо, но отчётливо. – Как ты можешь быть правдой, Ви? – Не могу. Но я здесь, и я твой. Тэхён с усилием заставляет себя оторвать губы от солоноватой кожи Чона и принять вертикальное положение, усевшись у того на бёдрах. Чёрная полоска ткани, – последняя преграда, и пальцы проворно справляются с ней, спуская ниже. Ангел неотрывно смотрит в расширившиеся зрачки лежащего под ним человека, пока легонько сжимает головку и размазывает первые капли влаги по стояку Чонгука, который с вызовом выдерживает зрительный контакт, но непроизвольно учащает вдохи-выдохи, потому что ощущений просто рук, – хоть и таких приятных, – ему крайне мало. – Ты... – Чего ты хочешь? Просто скажи, и получишь это, клянусь. Чонгук разом забывает вообще все слова. В голове стучит одно лишь имя, татуированная буква V горит на кисти, пока она сжимает бедро Ангела, оставляя покрасневшие следы. Как сказать, сформулировать, как произнести что-то, определения чему ты даже сам для себя дать не сможешь? Он хочет его в себе и себя в нём. Хочет проникнуть в этот пиздец какой прекрасный рот, хочет видеть и чувствовать длинные пальцы, нащупывающие внутри источник электрических разрядов. Хочет ощущать на языке давление розового ствола, который прямо сейчас освобождает Тэхён из собственного белья. Блять, он хочет всего и сразу, и не знает, как об этом сказать. Тэхён, – теперь уже обнажённый полностью, уязвимый и открытый максимально, – наблюдает отражение своих неозвученных желаний, пролетающих в голове Чона. "Отражение" тоже дышит прерывисто, потому что прелюдия не прерывается ни на секунду, и пальцы Ангела всё с большей уверенностью и возрастающей скоростью надрачивают лежащему на спине младшему... – Давай я решу сегодня, м? – низкий голосом пробирает до дрожи Тэхён, приоткрывает одной рукой челюсть Чона и проникает двумя пальцами в рот, стремясь увлажнить. – Поможешь мне подготовить себя? Чонгук округляет и без того огромные глаза и принимается старательно посасывать пальцы, изнемогая в предвкушении и до конца не веря, что это происходит на самом деле. Тэхён с одобрением смотрит на подчиняющегося Чона, приопуская веки и продолжая двигать по его члену свободной рукой. И пусть Ангелу не совсем удобно делать это, сидя у наёмника на бёдрах, зрелище постанывающего от дрочки и увлажняющего одновременно чужие пальцы своим проворным языком определённо стоит всех неудобств и немного затекающих конечностей. Достаёт мокрые пальцы изо рта и проводит по нижней губе, чуть прихватывая и оттягивая. Чонгук тянется навстречу, тоже принимает сидячее положение и с умоляющим видом просит поцелуя, который получает тут же. Пока губы Тэ ласкают и повторяют движения чоновых, пальцы уже принимаются за растяжку, чтобы уже скорее приступить к главному, хоть и ожидание с переходящими от нежности к яростному обожанию прикосновениями уже множило звёзды перед глазами и заставляло сердце ускоряться, словно болид на высокоскоростной трассе с крутыми неожиданными поворотами. – Не хочу отвлекаться и идти за резинкой... – шепчет Чонгук в поцелуй, реально не представляя, как в такой момент вообще можно прерваться. – Чёрт, я и не ожидал, что мы зайдём так далеко... мм.. сегодня. Давай без него, я определённо чистый сейчас. – Плевать даже если и не совсем. Я так хочу тебя, Тэхён! – теперь уже ладонь Чонгука сжимается на члене Ангела, и тот впервые ощущает на себе физическое воздействие своего Смертного, и пот прошибает мгновенно и так приятно, волнами удовольствия. Но он будет оттягивать оргазм до последнего, чтобы кончить одновременно... Высвобождается из хватки Чона и опускается на колени перед кроватью, чтобы погрузить в рот член, который через пару мгновений ощутит в себе с другой стороны. Добавляет слюны побольше, пару раз давится, пытаясь расслабить горло, но терпит неудачу и закашливается, отчего Чонгук тут же тянет его наверх, к себе, и впивается мокрыми губами, сразу же по-хозяйски вторгаясь в рот горячим языком и сплетая его со вторым. Тэхён верхом садится и насаживается резко, с болью для самого себя и, наверное, для Чона тоже, потому что вход слишком узкий, а за резинкой или смазкой никто так и не сходил. Синхронное "А-х!" вырывается у обоих взаимно, – поцелуй разорван, так что теперь просто – соприкасающиеся лбы и распахнутые глаза в глаза, пока Падший насаживается снова, и снова, и снова... Чонгук не знает, что Тэ и так на грани, что боль так ничтожна в сравнении с кайфом, – наёмник думает, что не продержится слишком долго, и сам обкончался бы прямо сейчас, потому что после первого, слегка болезненного от чрезмерного давления толчка дальше испытывал только чистый, сосредоточенный и концентрированный экстаз, да ещё и имея возможность пожирать глазами восседающее на нём божество. Так что Чон решает помочь Ангелу кончить побыстрее, двигаясь ладонью по члену в ритме проникновений. Стоны становятся выше регистром, и оба понимают, что близится к развязке, но глаза себе закрывать не разрешают, – нельзя пропустить ни секунды происходящего, – лучше, как на плёнку, записать всё до мельчайших подробностей и лелеять это воспоминание, как их первое полное воссоединение. Цель достигнута – оргазм поражает их одновременно, с низа живота, через сердце – прямиком в мозг, опаляет всё тело и расширяет границы реальности. Тэхён содрогается и откидывает голову назад, выпуская самый громкий стон наружу, а Чонгук, вжимаясь плотнее внутрь и заливая горячей спермой Падшего изнутри, моргает на мгновение, и после лицезреет... ...по обе стороны от плеч Тэхёна раскинуты огромные, пленящие чернотой августовской ночи, сияющие отблесками света в длинных перьях крылья. Чонгук думает, что ничего более красивого он в жизни не видел.***
Тэхён уезжает к Сокджину приходить в себя после всех событий последних двадцати четырёх часов, а Чонгук так и проводит весь день в кровати Юнги после того, как принимает душ. Смотрит кино про наёмников и смеётся над тем, насколько в реальности всё по-другому. Думает о разном, закрывает глаза и прокручивает в голове снова и снова... Он собирается пригласить Юнги поужинать, а потом, может быть, позвать Тэ присоединиться, когда из потока сознания его вырывает сообщение. *Тень-А – Бар "Ось" 20:00. Тебе нужно услышать кое-что.*Ангел Смерти – Срочно?
*Тень-А – Я когда-нибудь беспокоил тебя из-за всякой хуйни?*Ангел Смерти – Я буду вовремя.
В баре "Ось" царит полумрак, оттеняемый тусклым светом диодных лент. Неспешный джаз из стереосистемы обволакивает пространство, не мешая сознанию концентрироваться на цели. Немноголюдно – будний день, так что глаза наёмника быстро находят нужный объект за круглым столиком в самом дальнем углу. Красивый мужчина, одетый, как и Чон, во всё чёрное, потягивает из бокала Шардоне и изредка выуживает креветки из маленькой глубокой тарелки. Слегка кивает Чонгуку, когда их взгляды сталкиваются в первый раз. Тот направляется уверенно и занимает место рядом. Напряжение нарастает с каждой секундой, – эта встреча точно не состоялась бы без веской на то причины. – Гао Шидэ. – тихо приветствует убийца своего коллегу. – Давай без имён, Ангел Смерти. – с вымученной полуулыбкой отвечает мужчина. – Как скажешь, Тень-А. Зачем мы здесь? Не припомню, чтобы ты сильно по мне скучал последние несколько месяцев. – Да, я... работал усердно. Хочу отойти от дел, готовил себе пути отступления и создавал новую легенду. – И тебя так просто отпускают? – Совсем не просто. Последнее убий... кхм.. – к столику подходит официант, чтобы принять заказ. – Мне апельсиновый фрэш. И не беспокойте нас, пожалуйста, как минимум десять минут. – говорит Чон, не удостаивая даже взглядом тощего парнишку, который, похоже, порядком испуган по неизвестной для самого себя причине. Вроде бы ничего особенного в этих двух клиентах, – разве что уж слишком красивые, как из идеализированных яойных дорам вышли. Но сгусток энергии рядом с ними настолько прошибает тебя в грудь, а инстинкт самосохранения буквально вопит: "Беги прочь!", что невольный страх заставляет всё твоё естество сжиматься и дрожать, как если бы тебя бросили в яму с ядовитыми змеями. – Так вот, последнее дело, – продолжает Шидэ после ухода официанта. – Мне дали неделю на исполнение, потом я свободен. – Я рад за тебя, дружище. Правда. Но при чём тут я? Рука Тени-А протягивает его смартфон с развёрнутой на весь экран фотографией. Чонгук видит на экране... себя, – без маски, заходящим в кофейню в обычный, ничем не примечательный будний день. Блять-блять-блять. Нет, только не сейчас... – Я... твой последний заказ? – хоть фото-подтверждение практически однозначно, спросить вслух кажется хорошей идеей. Шидэ кивает, внимательно вглядываясь в лицо напротив. – Ты знаешь правила. Если заказывают сотрудника, деньги клиента и компенсация за потерю исполнителя перечисляются сразу на счёт конторы, лежат замороженные. Если заказчик погибнет до срока исполнения, убийство считается аннулированным, но деньги остаются у нас. Поэтому я не стал отказываться. Лучше я, чем кто-то тебе чужой, – любой другой не церемонился бы. Я даю тебе шесть дней, Чонгук. Ты можешь успеть найти заказчика и решить нашу общую проблему. Если не выйдет, на седьмой день мне придётся сделать работу, и ты уже знаешь, что позволишь мне это. – Признаться, я такого не ожидал, когда ты написал о встрече... – Есть мысли, кому ты мог помешать? Хотя, когда заказывают наёмника, это почти всегда месть... Кто-то тебя подставил, Ангел Смерти. Крошечная птичка в районе сердца, – первая чонова татуировка, наколотая рукой Юнги в честь 28-й жертвы, пульсирует тревожными волнами, словно стремясь отделиться от кожи и улететь прочь. Мысли наёмника мечутся внутри черепной коробки. Все заказы через сайт анонимные, – никаких имён, никаких лиц, кроме фотографии самой жертвы. Чёрт, как же за шесть дней найти человека, который может быть кем угодно?! И если ещё несколько дней назад Чонгук был бы готов с честью принять смерть, – тем более, от руки бесподобного Шидэ, – то буквально свалившийся с небес Тэхён всё изменил, перевернул на сто восемьдесят градусов. Возвёл в степень каждое чувство, кратное любви, усилил привязанности и заставил желать жить просто по-бешеному. Чон больше не имеет права сдаться без боя. И не сдастся, даже если за шесть дней придётся убить половину Сеула, чтобы самым низменным способом отстоять своё право ходить по этой земле ещё какое-то время. Почему-то на губах фантомно материализуется вкус тэхёновой крови, вспоминается физическая мощь и захватившая эйфория наутро после второго убийства... Интуиция ясно диктует, что черноволосый Падший с татуировкой "The Shadow like me" – ключ ко всем тайнам Вселенной. Тем более, что убить Чона послали наёмника с именем "Тень-А" – у Судьбы точно есть чувство юмора. – Гао Шидэ, тебе не придётся пачкать руки моей кровью, я почти в этом уверен. Подходящий к столику со стаканом апельсинового сока официант, чётко расслышавший каждое слово, тут же убеждает себя забыть об этом под гипнотическим взглядом чёрных глаз Чонгука, который в этот самый момент бросает вызов самой смерти.