Вечность в прошлом

      Густой лес, полный сухих веток и опавшей листвы, хруст под ногами и мрак. Луна висит над их головами высоко в небе, укрывая усыпанную инеем землю серебристыми лучами, однако теней не становилось меньше, а тьма не отступала. Талисманы помогают освещать дорогу, но этого всё равно мало. Тьма клубится вокруг, но Вэй Усянь, прислушиваясь, не находит её особо опасной или агрессивной. Скорее она напоминает водную гладь, глубокую и мрачную на вид, но очень спокойную.       Шаг, другой.       Где-то вдалеке кричат ночные птицы, сбоку хрустит ветка, листва шуршит под ногами, а ботинки утопают в грязи.       Осень — впрочем, как и зима — не лучшее время для охоты. Выследить тварь с виду только легче, а на деле — сложнее. Один неверный шаг, одна случайно хрустнувшая ветка — и существо может испугаться, убежать и скрыться.       Однажды Вэй Усяню довелось отвести малышей из клана Лань на их первую охоту, которая, к его несчастью, выпала на зимнее время. Мало того, что дети были совсем зелёными и неумелыми, так ещё и снег мешался и хрустел, а холод пробирал до костей. Их целью, конечно, была всего лишь навка, но... Одного ребёнка ранили, Вэй Усянь и двое постарше погнались за резвой нечестью, а остальные четверо остались с раненным другом. С простудой тогда слегли поголовно все, потому что в снегу, израсходовав все силы на поимку слишком быстрой твари, успел поваляться каждый.       Однако сейчас осень, и они на ночной охоте, где их целью является русалка. Такая тварь никуда не денется, только если не уплывёт вдоль течения, что уже является невозможным: они перекрыли пути отхода. Тем не менее, за более чем два часа прогулки по лесу они так и не смогли наткнуться на озеро, где она обитает. Они пытались и пройти вдоль рек, впадающих в то самое озеро, и шли сквозь заросли напрямую, но так и не напоролись на сам водоём, словно его и не существовало вовсе.       Впрочем, то могла быть иллюзия. Русалки способны путать мысли и чувства, и Вэй Усянь не удивится, если и сам пал в эти же чары, как и его ученик.       Цзян Чэн замирает, принюхивается и весь передёргивается.       — Ты уверен, что это хорошая идея? — он хмурится и смотрит на учителя. — Здесь пахнет...       Наследник Цзян морщится так, словно съел целый острый Сычуаньский перец за раз. Вэй Усянь принюхивается вслед за ним. Вокруг витает запах гнили, и его трудно назвать приятным, но он не настолько резкий, как ему кажется. Скорее этот «аромат» в меру сносный. С другой стороны, после тех дней, которые он провёл в окружении трупов, едва ли его станет выворачивать от лёгкого тошнотворного душка. Так что раз ученик говорит, что это ужасно, то это должно быть действительно отвратительно.       — Неприятно, — соглашается он, — но терпимо. Советую не обращать внимания.       К примеру, Вэй Усянь и сам не замечал этого запаха, пока Цзян Чэн не сказал об этом.       — Сложно не обращать, — тот морщит нос. — Здесь что, трупы в земле?       Трупы?       Вэй Усянь на миг опускает взгляд, а после прислушивается к ощущениям. Лес как лес.       — Не-а, — он качает головой, — вероятно, морок. Не обращай внимания. И лучше ищи реку.       Проворчав, Цзян Чэн следует его указаниям и продолжает поиски.       Пока ученик отворачивается и занимается тем, что опять шагает впереди, вглядываясь в чащу леса, Вэй Усянь тихо свистит под нос, как делал это весь путь, и прислушивается к воронам. То — случай крайней необходимости и защиты, потому что до них доходили слухи о какой-то невероятно сильной нечисти в округе.       Иногда ему кажется, словно он притягивает неприятности. Бывают дни, когда охота выходит вполне спокойной, а в другой раз — безумной. То Мечник с двумя головами, то Гуй, который объелся людьми настолько, что в его пещере нельзя было счесть костей жертв, то это — русалка и лес, насквозь пропахший гнилью.       В самом деле, это все из-за тёмной ци в его теле, или некто неизвестный пытается устранить его самым неизящным способом?       — Фу!       Моргнув, Вэй Ин подходит ближе и наконец понимает, в чем дело.       — Наша русалка невероятно прожорлива, — бормочет он себе под нос, коснувшись почти истлевшей плоти.       — Учитель!       Приподняв то, что когда-то было кожей человека — настоящего и дышащего, — он приглядывается и изучает остатки. Судя по всему, русалка сменила эту кожу дня два или три назад. Прежняя «шкура» истлевает в течение недели, и, судя по запаху и виду, этой совсем немного.       — Близко, — заключает он и вдруг ухмыляется. — А мы неплохой улов нашли.       «Из чешуи такой русалки получится изумительного качества клинок», — торопливо думает Вэй Усянь, поднявшись с земли.       Верный себе, Цзян Чэн не перестает зажимать нос пальцами. Он также отошел на дополнительные пару шагов назад, отчаянно пытаясь избежать этого гнилого запаха.       Впрочем, Вэй Усянь не находит его настолько ужасным. Вот тысяча другая мёртвых тел, которое оставили на дне Могильных Курганов очень долго…       Качнув головой, он указывает влево.       — Ты уверен? — недоверчиво спрашивает Цзян Чэн.       Хмыкнув, Вэй Усянь указывает на кожу.       — Посмотри на неё, а потом — туда.       Выхватив меч с ножнами, он указывает сначала на кожу, а после — на дерево неподалеку, на котором остались тонкие кровавые следы. В ином разе отпечаток ладони можно было бы принять за женскую руку девушки, ставшей чьей-то жертвой, однако их случай отличается от жутких романов, которые продают в больших городах.       Цзян Чэн смотрит в указанном направлении, и Вэй Усянь мысленно смеётся, замечая в глазах ученика если не панику, то чистейший ужас.       Даже прежний Цзян Чэн, которого он знал в своей реальности, скорее всего отреагировал бы схожим образом. А после стал бы беспрерывно ворчать и пошёл бы за тварью настолько быстро, что Вэй Усянь при всём желании не смог бы поспеть за ним, и лавры могли бы тоже достаться именно Цзян Чэну. В этом был весь его шиди.       Этот А-Чэн, однако, лишь плотнее зажимает нос пальцами и морщится, отчего выглядит несколько старше своего возраста.       — Предпочту охотиться на навку.       — А-Чэн! — смеётся Вэй Усянь. — Какие глупости городит мой ученик?!       Этому Цзян Чэну почти девять, но он такой ребенок.       Порой наступает время, когда Вэй Усянь вспоминает их с братом — и в свои восемь лет они думали действительно не об охоте, а о ловле фазанов, играх и ссорах. Вэй Усянь едва-едва появился в их семье и всполошил привычное спокойствие своим присутствием, а после Цзян Чэн и шицзе стали помогать ему освоиться — и они прогуливали большинство тренировок, гуляли у речки, ловили фазанов (хотя это было скорее попыткой поймать их или удачей) и ловили гулей руками.       Каким же, в самом деле, его детство было беззаботным и простым. Свободным.       Хотелось бы подарить этому Цзян Чэну такое же детство, но вместо этого, чередуя игры с тренировками, он пытается приготовить его к будущему. Даже если у них получится избежать войны хотя бы в том виде, в каком она пришла в ту реальность, он всё равно должен дать своему ученику достойное образование. Тому предстоит в будущем занять пост главы ордена и возглавить свой клан. Сила — одно из достоинств хорошего лидера. И пусть он следует совету госпожи Лань и больше не убегает от тяжелого будущего, это не значит, что он не будет пытаться исправить то кровопролитие, которое повидал его собственный мир. Это точно идея фикс, которая никак не может покинуть его головы, и он думает, думает и думает о ней не переставая.       Стоило ли поговорить об этом с Цзиньхуа? С женщиной, пришедший из его же мира?       Между ними были годы жизни, и единственная их связь — Лань Чжань. Он боялся назвать общим делом клан Лань, несмотря на её нынешний статус. То — маленькое связующее между ними, и Вэй Усянь побоялся бы сейчас назвать их друзьями или даже приятелями.       Качнув головой, он напоминает себе: ночная охота.       — Пойдем.       Густой лес вскоре кончается обширной рекой, и Вэй Усянь замирает в мгновение ока, выставив меч перед Цзян Чэном и не позволяя ему ступить и шага.       Тёмная ци в этом месте густится так сильно, что не остаётся сомнений: эта русалка объела многих простых людей и заклинателей. Разумеется, местные пьянчуги и старушки болтали, что пропавших на самом деле немало, но настолько? Мало было и здешних жертв: реки, впадающие в это озеро, уходили далеко-далеко, и Вэй Усянь был уверен, что это существо успело посетить немало других деревень. Умеет, чертовка, запутать.       Впрочем, это её последняя остановка.       Как и, возможно, Вэй Усяня. Как только Юй Цзыюань узнает, куда он повёл её сына, до сих пор не получившего даже заклинательский меч... Ему остаётся только представлять ожидающую его кару. Даже нескольких ударов хлыстом не хватит, чтобы отплатить за опасность, к которой подтолкнул он Цзян Чэна.       С другой стороны, дети должны узнать, что такое охота! А этот мальчишка, который рвётся играть, и подавно обязан научиться ремеслу заклинателя!       — Талисман готов?       — Конечно, — бормочет позади него Цзян Чэн.       К удивлению Вэй Усяня, их работа выходит довольно слаженной, и мужчина впервые за долгое время не пользуется тёмной ци больше, чем для отвлечения внимания.       Воистину, это — его личная победа.       Взяв всё внимание русалки на себя, он переходит с берега на берег, в очень редкие моменты зависает над водой и больше играется, чем сражается, ожидая, пока Цзян Чэн установит ловушку. А та, зачарованная вкусной силой, ведётся на него, словно кошка на мяту, и пытается достаться, протягивая к нему длиннющие уродливые руки. К неудаче русалки, он слишком опытен, чтобы попасться на её пение, когда та пытается завлечь его в свои воды, а Цзян Чэн носит колокольчик чистого сердца, потому невосприимчив к подобной чепухе.       К счастью, расправиться с ней удаётся без эксцессов, и Вэй Усянь умелой рукой заводит русалку в сети, а после убивает точным ударом Баоху.       Меч звенит в его руках, довольный тем, что им наконец-то воспользовались.       Цзян Чэн вздыхает с облегчением, а после во всю разглядывает изуродованное тёмной энергией тело русалки. Чешуя прикрывает грудь и хвост, который начинается от бедер, а прочие части её тела или скукоженные, или гнилые, или покрыты множеством шрамов.       До того, как они уходят, Вэй Усянь срывает пару чешуек и прячет их в мешочке цянкунь.       Задержавшись, он вглядывается в её лишённое красок лицо: зелень украсила щёки и лоб, волосы, словно тина, прилипли к вискам, а местами проглядывались ошмётки кожи. При жизни это существо было наверняка красивой девушкой, и Вэй Усяню искренне жаль, что та умерла в очевидно юном возрасте и такой ужасной смертью.       Поднявшись, он играет «Покой», и тело русалки медленно обращается в пыль, пока не исчезает с последней нотой.

***

      Спустя пару дней после охоты Вэй Усянь находит Юй Цзыюань в её излюбленной беседке.       Подкинув мешочек в руках, он торопливо заходит в это укромное местечко, начисто игнорирует недовольный взгляд женщины и садится напротив неё.       — Мне доводилось слышать о том, насколько искусен ваш клан в изготовлении оружия.       Взгляд невольно падает на Цзыдянь, и он воспримет те гордые рассказы приёмной матери о том, сколько дней и ночей ковали её драгоценное оружие, из каких дорогих и редких материалов его изготавливали и сколь много духовной энергии ушло на то, чтобы создать это великолепие. Действительно, Цзыдянь — искусное оружие, созданное предками Мэйшань Юй, и Вэй Усянь выражает им дань почести.       Никто другой, кроме клана Юй, не сможет создать нечто столь же сильное и по праву мощное. Ни клан Лань, ни клан Не, ни Цзяны. Проблема разве что скрывается в том, что клан этот скрыт там, куда не ступала нога простого заклинателя, и Вэй Усянь ни разу за всю свою жизнь не услышал ни слова о них. Ни во времена войны, ни до, ни после. Остались ли те живы или погибли? Как много было их представителей тогда, когда Юй Цзыюань выходила замуж за Цзян Фэнмяня? Это тоже осталось в пыли истории.       — К чему эта лесть, господин Лань?       Юй Цзыюань вскидывает бровь и откидывается спиной на скамейку.       В его компании она кажется притворно строгой, но доброжелательной, в то время как её муж скорее притворяется добрым, испытывая или раздражение, или недовольство. Скорее всего. Он стал задумываться об этом всё чаще в последнее время с тех пор, как вернулся из Облачных Глубин.       Прежде он испытывал к Юй Цзыюань разные чувств: сначала он боялся её, чувствуя её нелюбовь к себе; оплакивал во времена, когда она только-только умерла, и просил вернуться, умоляя Богов о снисхождении к их семье; гордился тем, что его учителем была именно эта невероятно сильная женщина, которой не было равных среди других; уважал, став учителем, и вспоминал её уроки, обучая некоторому и тех, за кого отвечал в клане Лань.       В этой реальности он не испытывает к ней страха, но по прежнему восхищается, как женщиной и человеком, сохранившим власть, силу и стать. Глядя на неё, он вспоминает последнее данное им обещание и то, как та защищала его, прикрыв раздражение яростью. Повзрослев, Вэй Усянь стал понимать поступки своей приёмной матери действительно лучше, и у него никогда не повернётся язык называть её плохой или недостойной.       Будь тогда вместо Юй Цзыюань в зале Цзян Фэнмянь, вероятно, они бы с Цзян Чэном умерли, Пристань Лотоса безвозвратно пала, а сама Юй Цзыюань осталась бы одна с дочерью и ни с чем иным.       Здесь и сейчас они не друзья, но своего рода приятели или единомышленники. Для Вэй Усяня, как в прошлом, не нужно явных слов, чтобы обозначить те или иные отношения. В этом есть некоторая изюминка.       Так, случались редкие вечера, когда он приходил в эту беседку, как сейчас, прячась от всего мира в ночной тишине, и после к нему тихой тенью присоединялась Юй Цзыюань, в руках которой в первый раз была лишь одна чаша чая, а в другой раз — две. Не было ни разговоров, ни взглядов, ни касаний. Только одно молчаливое присутствие, в котором, казалось, было больше смысла, чем в чём-либо другом.       — Подарок А-Чэну.       Взгляд Юй Цзыюань искрится понимаем, и она коротко кивает, отпивает чая и делает знак рукой. Иньчжу кланяется, слушает приказ госпожи, сказанный ей на ухо, и удаляется.       Водная гладь рябит сбоку от них, и Вэй Усянь успевает заметить кончик плавника.       — Выбрал ли ты материалы?       Хмыкнув, Вэй Усянь протягивает ей чешую русалки, и Юй Цзыюань присматриваться к ней придирчиво, цепко и строго. Точно она не заклинательница, а настоящий мастер. Истинный выходец из клана Юй.       — Пойдёт, — оглашает она и возвращает мешочек Вэй Усяню. — Иньчжу проведёт тебя.       Моргнув, Вэй Усянь хочет узнать, к чему такая скрытность. Это выглядит по меньшей мере странно. Разумеется, у каждой семьи свои обычаи, правила и особенности, но действительно ли он нуждается в чьём-то сопровождении?       — Между тем… — госпожа Юй хмурится, оставив чашку на столе, — не с той ли охоты это трофей, куда ты повел Цзян Чэна?..       Холод пробегает по спине Вэй Усяня.       Ах, да, уши-уши... Стоит помнить, что себе дороже говорить открыто о чём-либо, пока ты находишься в Пристани Лотоса, и ему стоит предупредить об этом и А-Чэна, который наверняка рассказал об их приключениях сестре. Лишним не будет.       С другой стороны, на Цзян Чэне ни царапинки, ни синяка, что означает, что его ученик не подвергся никакому насилию и не был ранен даже в малой степени.       — Госпожа Юй, вы слишком...       Не успевает он сказать «бдительны», как она прерывает его взмахом руки.       — Как он справился?       Вздохнув с обречённостью, Вэй Усянь рассказывает: следовал указаниям, в гущу битвы не лез, но наблюдал, в один момент — помог, защитив заранее подготовленным талисманом. В общем, он повел себя достойно для ребенка, которому через пару дней будет девять лет.       Удовлетворенная, Юй Цзыюань кивает.       В то же время Вэй Усянь вспоминает собственного сына. Повзрослев, тот отправился в дальние города и страны, присылал письма и небольшие подарки, а со временем почти исчез. Вэнь Нин — тоже. Время текло так неумолимо быстро, что он боялся, что пройдёт ещё пару лет — и он не увидит любимого сына.       Лань Чжань неустанно повторял, что это — судьба, и они увидят сына очень скоро, однако Вэй Усянь, скрыв лицо в изгибе любимого плеча, знал: они едва ли когда-либо встретятся с ним вновь.       Прошли десятилетия, а Лань Сычжуй не появился в Облачных Глубинах даже когда умер его старший отец, однако Вэй Ин не винил его даже сейчас. А-Юань не знал и знать не мог. Кому может быть известно, в каком городе он находился тогда? Куда было присылать весточку? Их разделяло столько сотен ли, что Вэй Ин не мог даже призвать Вэнь Нина, и это стало той причиной, из-за которой Вэй Усянь сдался.       Их пути разошлись по странным обстоятельствам. По, признаться, его личной вине. Ссора. Глупая, глупая ссора. Настолько глупая, что он не прощает себе своих же слов даже сейчас. Лань Сычжуй был для него ребёнком даже в свои двадцать пять лет, и Вэй Усянь по глупости разозлился на него, накричал, повздорил и...       И потерял. Навсегда. Как и Вэнь Нина, который пообещал следовать за племянником ради его защиты.       Сверчки стрекочут где-то совсем рядом, навевая ещё большую тоску.       — Вам стоит им гордиться, — тихо говорит Вэй Усянь, предавшись воспоминаниям далеко не самым счастливым. — И А-Ли — тоже. Будьте их поддержкой. Всегда.       Юй Цзыюань хранит молчание, и теперь Вэй Усянь знает, что это — согласие. В прошлом он принял бы это за неодобрение или явный признак раздражения, но сейчас, особенно зная характер своего шиди, он осознает, что за молчанием скрывается что-то более глубокое и смиренное.       Спустя время появляется Иньчжу. Тихая и смиренная, она указывает Вэй Усяню дорогу, и он наконец-то понимает, к чему была эта осторожность. Тропинка сплошь и рядом состоит из сотен тысяч заклинаний, сплетенных между собой разной ци. Путаница. Ловушка.       Вэй Усянь следует точно за Иньчжу, не решая ни остановиться, ни спросить. Из каких соображений была сделана вся эта вереница ловушек?       В конце концов, они добираются до горы, и Вэй Усянь почти вздыхает. Перед ним раскидывается множество домов, а люди снуют туда-сюда, таская железо, брёвна или что-то другое, а прочие свободно гуляют, наслаждаясь повседневной беседой.       Не оставив возможности разглядеть всё как следует, его отводят к почтенного возраста женщине.       — Кинжал? — спрашивает она скрипучим старческим голосом.       Оглядывая кузню, Вэй Усянь кивает.       — Верно, — говорит он, а после протягивает ещё один мешочек. — И кнут.       Старушка придирчиво оглядывает материалы, пробудет на зуб, а после зовёт внучку — и та, прибежав стремглав, помогает ей.       В этой деревне Вэй Усянь проводит несколько дней, прежде чем получает оружие. Определенно, работы мастера своего ремесла, и он даже не знает, к чему мог бы прицепиться, поэтому молча и без излишних торгов отдаёт деньги и уходит вслед за Иньчжу.

***

      Глупо моргнув, Цзян Чэн, раскрыв рот, смотрит на лежащий в его руках кинжал, а его сестра искоса изучает его. Юй Цзыюань не произносит ни слова, однако Вэй Усянь видит в её взгляде удовлетворение, а Цзян Фэнмянь вежливо одобряет выбор оружия.       Да, кинжал — это лишь мелочь, но весьма полезная даже для заклинателя. В конце концов, против навки оно будет достаточно подходящим, как и на тот случай, если Цзян Чэн решит отправиться на охоту. И, что важнее всего, в основе этого оружия лежит материал, добытый с их совместной охоты, а для заклинателя нет подарка лучше, чем заработанный собственными руками трофей.       — Это…       — Твоя награда, — усмехается Вэй Усянь, чувствуя прилив гордости.       Госпожа из клана Юй проделала поистине восхитительную работу, достойную мастера кузнечного дела. Их хвалят вовсе не за красивые глаза, а за умелость рук и смекалистый ум.       Этот ворчливый, зачастую раздражённый всем вокруг ребёнок улыбается уголками губ и прижимает оружие к груди, словно лучшую награду.

***

      У заклинателя может быть много важных дат, и одиннадцать лет — что-то вроде переходного возраста. Свой первый меч ученик может получить как в десять или одиннадцать лет, так и в двенадцать и даже пятнадцать. Вэй Усянь вспоминает, как они с Цзян Чэном получили своё оружие в десять, успев раньше многих сформировать сильные ядра. Трудно забыть тот восторг, что он испытывал тогда, тот трепет и волнение, когда он впервые взял Суйбянь в руки. И сейчас, глядя на подготовленный для Цзян Яньли подарок, он задается вопросом: какова будет реакция его ученицы на столь прекрасное творение?       А главное — он хочет увидеть лица Юй Цзыюань и Цзян Фэнмяня. В конце концов, этот подарок был секретом в определённой мере и для них.       День рождения Цзян Яньли проводят с размахом: Пристань Лотоса полнится невероятным шумом, который, признаться честно, немного раздражает Вэй Усяня после многих лет, проведенных в Облачных Глубинах. Гостей тоже немало. Среди них он узнает и главу Яо, и наследника Цзинь, который кажется более вежливым, чем раньше, и немало известных личностей на вроде клана Чан. Само собой, здесь присутствуют и господа из клана Лань, и их глава.       — Пристань Лотоса такая, как и прежде, — произносит она, отпив из чаши вина.       Вэй Усянь украдкой смотрит на неё.       Между ними было не то чтобы много разговоров, но ни разу за всё время они не обмолвились и словом о прошлом. Во всяком случае, Лань Цзиньхуа настойчиво избегала воспоминаний своей жизни до заточения в клане Лань, а Вэй Усянь был слишком вежлив, чтобы спросить напрямую.       — Вы бывали здесь?       — Конечно, — хмыкает она. — Я много где бывала, Вэй Ин, и тут тоже. На самом деле, — она отводит взгляд, с нежностью глядя на водную гладь озера, — однажды, когда была здесь проездом, повстречала А-Сэ… Цансэ, — она торопливо поправляет себя. — Ты знал, что очень похож на неё?       Моргнув раз другой, он спрашивает себя, как такое возможно, и сглатывает вязкую слюну. Слёз давно нет, однако глухая боль напоминает о том, что он не помнит их. Совсем. Воспоминания меркнут, даже самые драгоценные, и он не знает, когда в последний раз мог вообще вспомнить образ любимой матери или отца.       — Говорили, — тихо произносит он, улыбнувшись уголками губ. — Но, ах, это ведь… Не совсем я? Не думаю, что больно сильно похож на неё.       Он неопределённо двигает рукой.       Вэй Усянь не может себе представить, какая схожесть может быть между ним нынешним и его родителями. Возможно, он и может поверить, что со временем облик Мо Сюаньюя растворился и уступил место настоящему Вэй Усяню, однако на деле поверить в это достаточно сложно.       Лань Цзиньхуа качает головой.       — Я помню твои слова и не знаю, каким был молодой господин Мо, но я помню и знаю Цансэ. Думаю, — задумчиво тянет она, — ты больше похож на себя, а не на того, кто… дал тебе эту возможность.       Вэй Усяню остаётся разве что принять это. В конце концов, подобное ему говорят уже не в первый и не во второй раз.       Вздохнув, он и сам отпивает вина, а после с улыбкой смотрит на детей. Те, кажется, нашли общий язык, и он радуется этому, как не радовался чему-то очень давно.       Лань Цзиньхуа замолкает на какое-то время, и он рассматривает гостей. Подмечает детали, прислушивается к тихим разговорам рядом. О нём действительно больше не говорят, вместо этого обсуждая паренька из Куйчжоу.       День медленно перетекает в вечер. Лето неумолимо приближается, радуя глаза зелёной травой и листьями, пышными бутонами и ярким солнцем, однако ветер так и остаётся прохладным. Некоторые гости, слишком привыкшие к более теплой погоде, скрываются в павильонах и продолжают застолье уже там, а другие — скорее местные — остаются снаружи и продолжают веселиться.       Подарок он дарит спустя десяток других людей. Вэй Усянь подходит после главы Яо и протягивает ученице коробочку, низко поклонившись ей в знак уважения.       В глазах Цзян Яньли, открывшей подарок, сверкают звезды.       — Это оружие, — объясняет он под заинтересованные взгляды Юй Цзыюань и Цзян Фэнмяня. — Стоит тебе пожелать, и оно обернется хлыстом. Не Цзыдянь, — хмыкает он, — но тоже неплохое оружие. Береги его.       — Спасибо, учитель Лань! — восклицает Цзян Яньли.       Кольцо она надевает практически незамедлительно, и то искрит нежно лиловым цветом, который напоминает скорее лепестки сакуры, чем грозную молнию.       Раз Цзыдянь перейдёт однажды Цзян Чэну, то пусть и у Цзян Яньли будет похожее оружие.       — Достойный подарок, — решает Юй Цзыюань.       Цзян Фэнмянь молчаливо склоняет голову в согласии.       Уже после, когда большинство расходится, к нему на пристань выходит Лань Цзиньхуа. Та ставит вино между ними — «Улыбку Императора», очевидно привезённую из Облачных Глубин, — и разливает по чашам.       С уст Вэй Усяня срывается смех.       — Как вам повезло с генами, госпожа Лань, — говорит он, приняв чашу.       — Хм?       Женщина смотрит на него озадаченно, и Вэй Усянь ухмыляется.       — Однажды мне довелось споить вашего младшего сына, — говорит он, определенно зная, что никто не накажет кнутом за такие слова. — Поверьте, Ланям наливать не стоит. Только если ради веселья! Представляете, он просто своровал кур и еще разрисовал чужую стену!       Вэй Усянь заливисто смеется, вспоминая тот день, и выпивает вина, справедливо считая эту ночь прекрасной.       Лань Цзиньхуа не смеётся, но он замечает улыбку в уголках её губ и глаз. Сомнений нет: вот в кого пошёл его муж. Точная копия.       — Раньше мне казалось, что это правило только для виду, — признается она. — А-Чжань кажется слишком правильным мальчиком.       Вэй Усянь не сдерживается и фыркает.       — В молодости он был очень чопорным и правильным. Слишком. Никаких нарушений. Никаких извилистых обходов. Сейчас А-Чжань куда более свободный, чем тогда, но это не убавляет того, что он все равно Лань.       Их разговор плавно перетекает в обсуждение Охот. Вэй Усянь делится воспоминаниями собственных сражений, а Цзиньхуа отвечает ему своими историям. Чем дольше он разговаривает с ней, тем больше видит сходств между ней и Лань Чжанем.       Мог ли он когда-либо допустить даже мысль, что сможет поговорить с матерью мужа? Кажется, нет. И это странно, и удивительно приятно. Особенно приятно знать, что в этом мире есть кто-то, от кого можно ничего не скрывать.       Это чувство дарит тепло и улыбку.       — Вэй Ин, — говорит она спустя время. — Не хочешь ли ты пожить в Гусу? — Лань Цзиньхуа оборачивается к нему. — Это твой дом, и, уверена, ты скучаешь по нему.       Это предложение заманчивое, более того — его бесконечно сильно тянет туда, где он клялся никогда не жить в молодости. Откуда его изгнали по собственной глупости, когда он врезал Цзинь Цзысюаню.       Тем не менее, это предложение не лишено подтекста.       — Не ходите вокруг да около, Цзиньхуа, — говорит он, налив в чашу вина.       — Здесь нет причин, — говорит она, качнув головой.       Впрочем, в голосе её он слышит лукавость. Причина ведь наверняка есть, та, в которая она сама не желает признаться вслух. Удивительно для такой, как она.       Она замолкает, и Вэй Усянь вдруг чувствует острую необходимость подождать с ответом.       Ветер щекочет кожу прохладой.       — Вэй Ин, — тихо говорит она. — Это лишь предложение матери мужу своего сына. К тому же, — она оглядывается на резиденцию Цзян, — Фэнмянь очень скрытный человек, и тебе стоит держаться от него подальше на случай, если что-то пойдет не так. В Гусу у тебя будет моя защита.       — Разве мне нужно чьё-то покровительство? Цзиньхуа, я старше вас в любом случае…       — Старше или нет, — отрицает она, отпив немного из чаши, — ты пользуешься тем, что ставится под запрет. Не боишься ли ты всеобщего гнева, если вдруг ошибешься?..       Вэй Усянь действительно думает об этом. Цзян Фэнмянь в этом мире — опасная темная лошадка, и ему не хотелось бы вставать у того на пути. С другой стороны, он действительно скучает по Облачным Глубинам. Возраст — это не сила. Знания не защитят от непредвиденных ситуаций.       И, что греха таить, он сможет быть ближе к Лань Чжаню и Лань Сичэню.       — И мне бы хотелось иметь собеседника. Лани… — она неопределенно машет рукой, — сам знаешь.       Смех вновь срывается с уст мужчины, и, о да, он знает, о чём говорит Лань Цзиньхуа.       Мысль о возвращении в Облачные Глубины греет его сердце. Он смог бы вернуться туда, снова жить среди прохлады горных вершин и чопорных адептов.       — А учителем позволите стать?       Это было скорее шуткой, чем реальным предложением, но Лань Цзиньхуа, бросив на него задумчивый взгляд, без сомнений соглашается.       Весной следующего года он отбывает в Облачные Глубины, лишь убедившись, что ученики не пропадут без него. Цзян Чэн получил меч и развил ядро достаточно сильное, чтобы равняться многим адептам клана, а Цзян Яньли в день его отъезда продемонстрировала завораживающие навыки владения кнутом, показав, насколько умела в обучении Юй Цзыюань.       И вот, стоя перед воротами Облачных Глубин, он испытывает трепет и предвкушение. Здесь нет его мужа, каким его знал, но есть почти знакомые ему дети и теперь подруга в лице матери его мужа.       У ворот он замирает и касается гладкого камня рукой.       «Я вернулся, Лань Чжань».       Словно услышав его, ветер едва вздымает его волосы и край рукава, за которым всегда скрывалась лента мужа.