Вторая директива

Последние недели перед отлетом выдались, как и ожидалось, суетными. Корак досдал все дисциплины и наконец-то официально завершил свое обучение. Впрочем, вскоре должна начаться самая настоящая живая практика — до Терры не один месяц пути, и все это время ему предстояло работать в команде исследователей малого рукотворного мира, занимающего центральную часть корабля. Этот мир являлся частью так называемого Большого Эксперимента, младшим братом дискообразного мира Ксина, сейчас находящегося под покровительством Фараона. Собственно, поэтому «Крон» и попадал под категорию исследовательского, а не технического или транспортного корабля — помимо доставки Корака на Терру и ВАРНов в другие миры, у него имелась и своя собственная миссия. Сотрудникам лаборатории предстояло захватывающее наблюдение за развитием цивилизации в ограниченном пространстве. Большой церемонии по завершению обучения не случилось, и все же учебный центр организовал приятный дружеский ужин для выпускников. Учителя поздравляли их и желали успехов в дальнейшей карьере. Фло в своей полушутливой манере доброй мачехи потрепала Корака по щеке и сказала, что у нее на него большие надежды. А поскольку она не любит на свете всего две вещи — врачей и расстраиваться, то он должен бы почувствовать мотивацию оправдать ее ожидания, чтобы она ненароком не расстроилась и не попала к врачу. За это время они несколько сблизились с Оранго и общались больше обычного, но все же главным образом Корака занимал отлет и соответствующая ему суматоха. Время от времени, когда выдавалась минутка, он приходил в комнату отдыха и смотрел на картину, рассматривая каждую деталь. Он так и не заговорил с Оранго о щекотливой ситуации, в которой оказался, хотя тот явно обратил внимание, что Корак торчит в комнате отдыха чаще необходимого. «В конце концов, — думал Корак. — Если он уже знает, то у меня нет никакого желания лишний раз обмусоливать все это, а если нет — то тем более, незачем его посвящать во все подробности его задания». Даже будучи отличным эмпатом, сейчас Корак не совсем понимал собственные чувства при взгляде на картину. Раньше он искренне восхищался идеей и профессионализмом, с которым она была воплощена, теперь же это казалось вопиюще неправильной и несоответствующей эмоцией. В углу полотна Корак обнаружил ранее не замеченную им подпись — корявая буква S с двумя бесовскими рожками сверху. Яркие цвета, безупречная композиция, интересная интерпретация — от мыслей об этом накатывала то ли смутная тревога, то ли тоска, то ли разочарование, что такой шедевр оказался плодом хитрого и безжалостного ума. На дружеском ужине Ранти обмолвился, что Шелтем нарисовал картину задолго до своего назначения. Корак задавался вопросом, что могло побудить его создать именно такой образ с двумя половинами — светлой и темной, причем темная часть лица-планеты больше напоминала череп, а светлая служила автопортретом. Понимал ли Шелтем уже тогда, кем станет? Планировал ли он свое восстание против воли Древних? Корак бы не отказался обсудить это с Эскатоном. Ему казалось, что с ним он может быть откровенным и в диалоге найдет названия и объяснения своим чувствам, но за время предотлетной лихорадки они ни разу не встречались. Корак решил, что Старший отбыл на свое поручение по улаживанию криганского вопроса, и мысль о том, что он даже не попрощался, несколько уязвила его. Уж наверное много лет назад он провожал на миссию Шелтема, как своего ученика... «Крон»-исследовательский прибыл на Хаб-5 за три дня до указанной даты отлета, и, лишь только высадив экипаж, тут же отправился в технический отсек для прохождения последних проверок безопасности. Разумеется, Корак, Оранго как и многие другие, встречали корабль в доке — панорамный иллюминатор открывал отличный вид на гигантсую конструкцию. «Крон» представлял собой модель весьма почтенного возраста, изначально использовавшуюся, как скромный грузовой тихоход. Он успел налетать солидное количество парсеков, прежде чем его решили модифицировать под новую исследовательскую миссию Большого Эксперимента и, соответственно, нанять новых членов экипажа. Теперь у «Крона», можно сказать, только вчера сошедшего с верфи технической подстанции МТ-71, имелось два новых гипердвигателя, современная щитовая установка и несколько плазменных орудий. Но главное — всю грузовую секцию заменили на громадный исследовательский диск, снаружи выглядящий, как сплюснутый детский волчок-переросток. К нему же крепились ВАРНы — тоже дискообразные, но гораздо меньшего диаметра. Крошечная рубка, совмещенная с жилыми секциями, рядом с этой махиной становилась похожа на черепашью голову в сравнении с гигантским панцирем. Сходства придавало и расположение ВАРНов, словно коротких лап. Вся команда корабля получила увольнительные на эти три дня. Для них устроили торжественный фуршет, на котором Корака и Оранго представили остальным. Капитаном оказался человек — мужчина по имени Джулиан Фостер, среднего роста, сухопарый и в годах. Он производил впечатление обладателя той трудолюбивой вдумчивости, что часто присуща капитанам грузовозов. Джулиан занимал этот пост последние тридцать лет, и было решено не менять коня на переправе — «Крон» все же оставался грузовозом, просто теперь быстроходным, да и карго вез подороже и поважнее тоберискового вина. Капитан принял Корака и Оранго в своей терпеливой, неторопливой и последовательной манере. — Хм... хм... — он удовлетворенно погладил свою аккуратно подстриженную седую бороду. — Давно хотел поработать с андроидами, да все не доводилось. Что ж, замечательно, замечательно. Добро пожаловать в команду. Остальные члены экипажа тоже оказались весьма любезны. Оранго тут же завязал знакомство с первым помощником, который передавал ему свои полномочия, а сам уходил на профессиональную переподготовку на одной из соседних станций. Корак чувствовал, что сейчас ему также самое время пустить в ход все свои социальные навыки и начать знакомиться с теми, кто на ближайшие месяцы станет его семьей. Но лишь только эта идея успела оформиться в его голове, как молодая эльфийка сама подошла к нему и представилась: — Ви, научный сотрудник лаборатории «Крона», департамент космониума, очень приятно. Корак пожал ее тонкую, точно витражное стекло, руку. Ее кожа была скорее разбавленного светлого голубого оттенка, чем насыщенно-небесная, как у самого Корака, черты лица более утонченными, а уши — вытянутыми и заостренными. Как и у людей, у других рас — эльфов, гоблинов, гномов и полуросликов — имелись существенные вариации в цвете кожи и других чертах внешности, причем эльфы из всех считались самыми разнообразными. Корак и Ви отличались друг от друга так же сильно, как, например, представитель негроидной расы отличается от белокожего. Однако, как и с людьми, не возникало сомнений, что оба они — эльфы. Завязался разговор. Ви, явно довольная тем, что нашла благодарного слушателя, так вдохновенно рассказывала Кораку о предмете исследования, что даже забыла о фруктово-шоколадном канапе, которое все это время держала в руке. Казалось, дай ей вместо него указку — и будет типичная школьная учительница у доски. Чувствовалось, что она очень гордится своим назначением и хорошо знает предмет. — Мы и сами только начали, — призналась она с легкой улыбкой. — Модификации провели на «Кроне» не так давно. Мы словно первопроходцы — аналогов пока нет. Есть рукотворные миры, есть отцепные гондолы, но полноценного, пусть и малого передвижного мира до нас еще не было. Наблюдать за его развитием невероятно интересно. Он почти как настоящая планета, только очень маленький и плоский. — Плоская планета, какая прелесть, — послышался низкий голос. Корак обернулся, ожидая увидеть мужчину, но это оказалась гоблинка с спортивной женственной фигурой, красивым лицом, прямыми темными волосами, убранными в тугой пучок, блестящими миндалевидными черными глазами, аккуратными острыми ушками и светло-оливковой кожей. Ее болотно-зеленые от естественной пигментации губы были скривлены в ироничной усмешке, а насмешливый взгляд устремлен на Ви. — Послушай, хватит придираться к словам, — эльфийка вспыхнула. — Это просто фигура речи! — Ой, ладно, — гоблинка отпила шампанское из бокала, осушив его почти до половины. — Чего еще ожидать от ведьмочки, неужто науки? Корак почти физически почувствовал напряжение между этими двумя, ему даже показалось, что он покрылся мурашками. Ви залилась румянцем, на ее коже выглядящем нежно-розовым, и зло сузила глаза — назревала ссора. Корак развел руки в жесте мира и объединения и не замедлил перевести тему разговора: — Меня зовут Корак, особый офицер, — он улыбнулся гоблинке. — А, наш безбилетник, — буркнула та, даже не пытаясь выглядеть дружелюбно. — Моргла, департамент беллума и заведующая лабораторией. Она явно казалась раздосадованной его вмешательством, и Корак сделал себе зарубку на будущее — то, что он принял за ссору, по всей видимости, являлось у них прелюдией. Он ощутил небывалый прилив благодарности к трехсеместровому курсу специальной этики отношений с Фло, с тактом и профессиональностью выходя из разговора и ускользая в другую часть зала. В остальном вечер прошел спокойно. Корак успел познакомиться и поговорить почти со всеми членами экипажа. Он периодически кидал быстрый взгляд на Оранго — тот не отходил от экс-первого помощника, с упоением и волнением слушая его рассказы. Возможно, для него это сейчас было лучшей тактикой — узнать как можно больше о корабле и команде. Корак и сам бы волновался в подобной ситуации — без опыта сразу быть назначенным на такой высокий пост. Оставшиеся два дня пролетели, как один миг. Корак не смог бы даже вспомнить, куда ушли его последние часы на Хабе-5 — единственном доме, который он когда-либо знал. И вот уже его, Корака, одетого в черно-фиолетовую форму с серебряной полосой и парадным оружием в кобуре на бедре, провожают в доке. Главные члены экипажа давно заняли свои места на корабле, последними на посадку шли сотрудники лаборатории и охрана. Корак обвел взглядом публику. Попрощаться пришли другие андроиды, учителя и сотрудники станции. Он посмотрел на стоящего рядом Оранго и не смог сдержать улыбки. Что ж, строгая форма космофлота, разумеется, придала ему серьезности. И если раньше он выглядел, как механик какого-нибудь ретро-корабля на химическом двигателе, где все делается с помощью лампочек, реле, лома и отборных ругательств, то сейчас в нем явно опознавался парадно одетый механик обновленного корабля с гипердвижком. Оранго поймал взгляд Корака и улыбнулся в ответ, видимо, решив, что тот подбадривает его. Корак почувствовал укол совести, но внутренне смеяться не перестал. Оранго поспешил на посадку — его давно заждались. Корак же неторопливо попрощался со всеми, кого знал, и уже собирался направиться следом, но вдруг заметил высокую фигуру Эскатона — все такого же худого, сейчас выглядящего несколько истощенным, с растрепанными волосами и в мешковатой одежде. По-видимому, все это время Старший то ли очень хорошо прятался, то ли же был сильно занят. Второе представлялось Кораку более вероятным, но он не отказал себе в удовольствии представить своего учителя, передвигающегося по станции короткими перебежками, лишь бы не столкнуться с ним. — Удачи, — коротко сказал Эскатон, подойдя к нему. — Спасибо. Мне она не помешает, — сказал Корак, а затем неожиданно даже для себя признался: — Мне не хватало тебя эти дни. — Я знаю, — рассеянно кивнул тот. — Извини. Повисла пауза. Если бы Корак задумался над услышанным, он бы, скорее всего, удивился — возможно, он был первым, получившим извинения от самого Эскатона-Разрушителя. Но в голове было пусто, а в сердце назревала глухая тоска. Он только сейчас понял, что ни с Фараоном, с которым они довольно тесно общались во время обучения, ни с Оранго, с которым ему предстояло работать, ни с одним из учителей он не сблизился так, как с этим немногословным и внешне равнодушным андроидом. И хотя их общение преимущественно состояло из тренировок, Корак почувствовал, что ему будет не хватать этой невидимой связи, этого интуитивного понимания и этой молчаливой заботы во взгляде. — Не хочу распинаться в торжественных речах — они тебе ни к чему, — продолжил Эскатон. — Пожалуйста, будь осторожен. Корак улыбнулся, стараясь выглядеть беззаботно: — Ничего. Мое дело правое. Да и ты не зря меня учил, не так ли? — Так, — мрачно кивнул Старший. — Да вот только я и его учил, не забывай. И тоже, как мне видится, не зря. Он окинул корабль через панорамное окно позади Корака долгим взглядом, то ли поддавшись воспоминаниям, то ли задумавшись о чем-то своем. — Знаешь, какое у него было прозвище, пока он учился? — наконец спросил он. — Шел? — предположил Корак, не понимая, к чему тот клонит. Эскатон покачал головой. — Первый сын. Корак удивленно поднял брови: — Но... он же не первый. Ты — первый, так? — Я Старший, — поправил его Эскатон. — На самом деле по рождению он девятый. Но он смог стать действительно Первым во всех смыслах. Это прозвище закрепилось за ним не зря. Просто помни об этом. — Неужели он сильнее тебя? — недоверчиво спросил Корак Эскатон только усмехнулся, словно услышал рассуждения маленького ребенка. — В твоем вопросе не много смысла, Младший. Мы с ним различны не менее, чем мы с тобой. В сущности, вы с Шелтемом похожи больше, чем ты думаешь. И точно больше, чем я с вами обоими. Такое сравнение не понравилось Кораку — его обнаженные от предстоящей разлуки чувства оказались задеты. Он сжал губы, желая одновременно и скрыть, и выплеснуть негативные эмоции — и не в состоянии решить, чего же он хочет больше. Эскатон тихо добавил: — Думаю, он был и остается любимым творением Древних. — Любимые творения не уничтожают, — возразил Корак, хмурясь. — И тем более, не уничтожают любимых сыновей. Эскатон вздохнул, и Корак вдруг увидел перед собой очень старого, уставшего и оттого уязвимого человека — не андроида. Он впервые заметил морщины вокруг его глаз и запавшие щеки. Его обида испарилась так же быстро, как и появилась, и он, поддаваясь импульсу, неожиданно и неловко обнял Эскатона, так что тот на мгновение оторопел. Однако уже в следующую секунду он искренне ответил на объятие, и Корак почувствовал его расслабленность. — Жизнь — не черно-белая, — сказал Эскатон. — К сожалению, резон есть не всегда и не во всем. Иногда получается бессмыслица, Корак. Вроде той, что я тебе сейчас говорю. Это сложно объяснить, да и у меня не получится, но просто поверь. Андроиды — послушные идеалисты, и в этом наша беда, — он отстранился и, глядя Кораку в глаза, твердо повторил: — Удачи. А затем развернулся и, не обернувшись ни разу, покинул док. Озадаченный Корак простоял еще какое-то время, все с той же пустотой в голове, пока его не отвлек сотрудник терминала — пора. Корак взошел на борт и направился прямиком в свою каюту. Как новый член экипажа, он освобождался от первого рабочего дня — обычно это время все равно уходило на разбор багажа, изучение корабля, более близкое знакомство с коллегами и привыкание к нормальным процессам на борту. Корак хотел бы сказать, что почувствовал, как корабль тронулся, но, спасибо гравикомпенсации, это было бы неправдой. Поэтому он не смог бы сказать, в какой точно момент окончательно покинул станцию, отправившись навстречу неизвестности. В его каюте имелся небольшой экран-иллюминатор — больше дань традиции, чем реально необходимая вещь. Он настраивался на разные планетарные ландшафты и погоду — считалось, что это положительно сказывается на эмоциональном и психическом здоровье экипажа. Но Корак оставил изначальные настройки — чернота открытого космоса за бортом. Он долго вглядывался в нее, думая о том, что сменил одну дрейфующую металлическую скорлупку на другую. Ту, что словно трудолюбивый муравей, тащила на себе два совершенно различных и почти не соприкасающихся мира — экипаж и ничего не подозревающих существ Большого Эксперимента.