Путь к себе

Цзян Фэнмянь не раз встречал утро в Облачных глубинах во время обучения. Всё знакомо — холодный и свежий воздух с утра, мокрая трава, белые фигуры неторопливо снующие туда-сюда. Когда он вышел из цзинши, то на мгновение чувство ностальгии окутало его. Казалось, сейчас отворится соседняя дверь и из неё, беззвучно матерясь, выйдет молодой господин Не. Он будет зло затягивать свои одежды на ходу, сжимая зубы до треска, или в очередной раз порвёт пояс, ибо мало кто знает, но господин Не подъем на заре мало жаловал.   Потом они пойдут по этим не изменившимся коридорам на занятия. Может, встретят зевающего и читающего молодого господина Цзинь, который, увидев их, прикроет лицо веером, а книгу (боги знают с каким содержанием), быстро припрячет за пазуху. Может, встретят Лань Цижэня, докладывающего старейшинам о нарушениях среди приглашенных адептов и с жаром «обличающего пороки нового поколения». Поначалу ко всем правилам относились серьезно, но так сложилось, что к середине обучения Лань Цижэнь успел «вскрыть пороки» почти всех адептов, так что попасть в его поле зрения уже не считалось позором, а, своего рода, посвящением. В окне дома, где проходят занятия, они увидят горделиво восседающего господина Лань. Совершенно точно, в тени сандалового дерева будет тренироваться Вэй Чанцзе. Цзян Фэнмянь в очередной раз подивится, как его слуга (давно уже не просто слуга, на самом деле) выматывает себя с самого утра. Он ему улыбнётся, а Вэй Чанцзе же…   — Доброе утро, отец. Цзян Яньли была необычайно задумчива и печальна. Впрочем, после вчерашнего разговора, он сомневается, что сам выглядит веселее. Дело даже не в несчастье, что постигло Вэй Усяня. Цзян Фэнмянь о нём не спрашивал, полагая, что дочери будет не просто об этом говорить и уж лучше он сам всё услышит и разберется.   — Доброе утро, — он мягко улыбнулся. — Сегодня приедет глава ордена Цзинь. Насчет того, о чём мы говорили вчера… Ты уверена? Цзян Яньли опустила взгляд, но решительно кивнула. — Да. Я лишилась последних иллюзий.   Они ненадолго замолчали. Будучи главой клана, он разговаривал со своими детьми не часто. Здесь же, без его госпожи и власти, говорилось и слушалось свободнее. — Каких? — Когда я впервые в жизни увидела молодого господина Цзинь и узнала, что он мой жених, я была рада. Вопреки всей его колючести, я увидела в нём… Впрочем, вряд ли вам захочется слушать мысли глупой девочки. — Отчего же, если эта девочка — моя дочь? Она улыбнулась, но покачала головой.    — Я же ему не понравилась. Но мне казалось, что всё изменится, что я изменюсь или… что-то произойдёт. Но время шло и каждый раз, когда… Она посмотрела на него, и Цзян Фэнмянь застыл, уже по взгляду поняв, что скажет Цзян Яньли. — И каждый раз, когда я глядела на вас с мамой, я думала, что в связи, где один в неволе, нет ничего хорошего. Ведь любовь — это не битва. Прошу меня простить за непочтительность. Цзян Яньли слегка поклонилась. — И… Когда я возвращалась вчера от А-Сяня, я встретила господина Цзинь и по одному взгляду поняла, что он мне не рад. Я… не хочу, чтобы меня так встречали. Не хочу, чтобы кто-то, кто будет вынужден находиться рядом со мной всю жизнь, такое чувствовал. Если… он не воспротивится отмене помолвки, то зачем же она нужна? Она опустила печальный взгляд. Цзян Фэнмянь знал этот взгляд и почти наверняка знал ту грусть, что плотно захватила грудь — ни вдохнуть, ни выдохнуть без слёз. И знает это чувство. Понимание, что для счастья человека, с которым хотелось бы разделить своё, тебе надо отойти. Это решение не принесло ему ни капли радости. Поэтому Цзян Фэнмянь в какой-то степени уважал его госпожу, которая поначалу пыталась бороться за его расположение и даже добилась свадьбы. Но ни отступивший от счастья Цзян Фэнмянь, ни какое-то время сражающаяся за него Юй Цзыюань не получили никакой любви, одни страдания и болезненную, режущую душу связь. — Насильно мил не будешь, — произнесла на выдохе Цзян Яньли, сжав кулачки. Цзян Фэнмянь сжал губы, грустно улыбнулся и потрепал её по волосам. — Напрасно ты себя ругаешь. Ты мудрее нас двоих. Она подняла блестящие глаза на него. — Тогда я разорву помолвку. — Это… Не повредит кланам? — Отмена помолвки не высушит реки и не сожжет подписанные договоры, — он улыбнулся. Помолвка с самого начала была скорее похожа на прихоть жены. В союзе нет срочной нужды. Да и неужто он, глава великого ордена, не сможет устроить судьбу своих детей счастливо? Зачем тогда вообще нужна власть?   *** Дело решилось быстро. Он хотел навестить Вэй Ина в тот же день, что и дочь, а уж потом заняться помолвкой, но ему донесли, что его воспитанника внезапно скосил недуг. Зная, как коварно искажение, он решил дождаться следующего дня, тем более, что нашелся повод задержаться. Разорвав помолвку, Цзян Фэнмянь чувствовал себя свободным. Господин Цзинь не изменился с юных времен. В нем всё ещё была детская обидчивость, которую Цзян Фэнмянь отметил ещё во время совместного обучения. Цзинь Гуаншань, в общем-то, никогда не стремился к высокому уровню самосовершенствования и доблестью похвастать не мог, но при этом завидовал тем, кто добивался успеха. Более всего он презирал добившихся чего-либо женщин, которым полагалось быть слабее мужчин. Слабость характера он не особо скрывал, и вскоре у него появилась определенная репутация. Решив, что раз от него все ждут низостей, то почему бы эти низости не предоставить, он с юношеских лет окунулся в разврат. Родители пытались приструнить его женитьбой на женщине сильного характера — воспитаннице ордена Мэйшань Юй. Но, увы, кулаками и скандалами человека не исправить. Недооценивать Цзинь Гуаншаня, тем не менее, опасно. Познав свои слабости, он познал чужие и научился их использовать. Потому-то если Цишань Вэнь решит начать войну, то орден Ланьлин Цзинь пострадает меньше всего. Он умеет тешить их тщеславие, как никто иной.   Он вздохнул. Политика, политика. Цзян Фэнмянь приехал к своему ученику. Проблемы такого толка следует отставить. Территория лечебницы порадовала фэншуем. Он вздохнул и улыбнулся. Мысли об осторожных взглядах господина Цзинь, жене и клане Вэнь на мгновение улетучились, образовав в голове блаженную пустоту. Прекрасный сад, белая лечебница и неяркое солнце — на мгновение он даже забыл, что где-то посреди этой красоты мучается его воспитанник. — Господин Цзян.   Голос будущего главы клана Лань плавно вплетался в мирную, убаюкивающую душу картину. Цзян Фэнмянь обернулся, улыбнувшись. Они поприветствовали друг друга. — Если я не ошибаюсь, заниматься лечением искажения и душевными болезнями на этой местности начали недавно? — Да, всё так, — кивнул Лань Сичэнь. — Но, смею заверить, не безуспешно. — Я видел главу ордена Не во время его болезни и после возвращения из лечебницы. Так что, у меня нет никаких предубеждений насчёт вашего возраста. — Ваше доверие — честь для меня.  Ходили слухи, что решение лечить подобные недуги приняли во многом из-за смерти госпожи Лань, но Цзян Фэнмянь решил не размышлять об этой стороне вопроса. Причины его не касались.     Вскоре они оказались в одной беседке, где уже сидел Вэй Ин. Увидев его, Цзян Фэнмянь застыл. Тот сидел в неподобающей позе и пустым взглядом таращился на пиалу. Глаза у него уставшие, точно он не спал месяцами. Лицо изнеможенное, руки и шея перевязаны. Он тоскливо вздыхал. В его движениях, мимике обычно таилась кипучая энергия, которая рвалась из него, даже когда он болел. А сейчас Вэй Ин так вял, что без слез не взглянешь.   — Господин Вэй. Тот спешно отставил пиалу и тут же подскочил. Отчего-то он смотрел виновато, и даже руки за спину спрятал. — Дя-дядя Цзян! — Вэй Ин.   Глава ордена выдохнул, прикрыв глаза. Ему требовалось взять себя в руки, прежде чем продолжать беседу. — Для начала, сядем? — предложил Лань Сичэнь. — И если моё присутствие вам не обязательно, то я уйду. — Нет, — мгновенно отозвался Вэй Усянь, после он замялся, тревожно нахмурившись. — Я имею в виду, я же не смогу объяснить мой недуг. Он переглянулся с Лань Сичэнем. — Вы точно этого хотите? — спросил глава лечебницы. — Да. Нет. Не знаю, — он посмотрел на них двоих. — Просто… вы ведь знаете мою проблему и если что, то сможете вовремя остановить, когда я начну говорить что-то… не то. Дядя Цзян, я нынче мелю чушь больше обычного, так что, прошу меня простить. «С каких пор он за это извиняется?» — подумал Цзян Фэнмянь.   Они заняли положенные места. Вэй Ин выглядел слишком встревоженным, что было не в его характере, потому Лань Сичэнь разлил чай по пиалам и начал беседу. — Это особый чай, собранный в Цинхэ первый сбор. С нужными приправами он помогает восстановлению ци, — глава лечебницы добавил что-то в пиалу Вэй Усяня, — в обычном же виде, он помогает сохранять сосредоточенность. Чай приготовлен превосходно. Понемногу напряженная атмосфера улетучивалась.   — Когда мы отправляли его на обучение, то никаких проблем с золотым ядром у него не было, — начал господин Цзян. — Я не хочу обвинять ни в чем орден Гусу Лань. Мне хотелось бы прояснить причины. — Спешу заверить, что клан Лань не имеет никаких враждебных намерений по отношению к клану Цзян, — вежливо ответил Лань Сичэнь. — Но что касается здоровья вашего воспитанника, то как человек, обладающий разумом, только он имеет право рассказать о своей болезни. С согласия больного, могу подробно разъяснить непонятные моменты. Но как лекарь я предоставил ему все известные мне сведения и предложил посильную помощь.  — Как подло! Я вас оставил как раз таки ради того, чтобы избежать этого вопроса. Что же вы творите? — возмутился Вэй Ин. Лань Сичэнь улыбнулся.   — Что с тобой произошло? Вэй Усянь опять виновато посмотрел на главу Цзян. — Мелочь. Я просто открыл новую болезнь ци. Поэтому и обычных симптомов не было. Право, вам не стоило так волноваться и приезжать. Никто меня убить не хочет. И… — Новая болезнь? — нахмурился Цзян Фэнмянь. Вэй Ин славился крепким здоровьем, но если и заболеет, то с размахом. — Может ли мой орден предоставить что-то? — Лечебницу содержит орден Гусу Лань, но как все вы можете оставить пожертвование. Мы закупим всё необходимое в нужном количестве, — заметил Лань Сичэнь. — Каковы шансы на выздоровление? Больной и лекарь переглянулись. Вэй Ин кивнул.  — Всё зависит от желания пациента, — ответил Лань Сичэнь. Истертая фраза, но глава ордена чувствовал, что в ней таился скрытый смысл.    Цзян Фэнмянь сложил руки. — Благодарю за помощь. Всё же, я думаю, у него шансы высоки. У его родителей не было предрасположенности к искажению. Но не могу ручаться за более дальних родственников. В роду Вэя Чанцзе не было заклинателей, а про Цансэ я не ведаю.  — К сожалению, пока сложно сказать, как связана болезнь с наследственностью, — покачал головой Лань Сичэнь. Вэй Ин же то замирал, уставившись на главу Цзян с интересом, то неуверенно переводил взгляд с одного предмета на другой. Глава лечебницы заметил эти переглядки и спросил: — Возможно, господин Вэй хотел бы узнать о своей матери?  Тот вздрогнул, посмотрел враждебно на Лань Сичэня, и встряхнул головой.  — Нет-нет! Совсем не обязательно! Вы не должны говорить, если вам неприятно! Цзян Фэнмянь удивленно моргнул. — Почему же мне неприятно говорить о ней? Мы долго были друзьями. Вэй Ин замер с болезненным выражением лица. — Мадам Юй говорила, что… мой отец и мать сбежали от вас, так что мне лучше о них не спрашивать, потому что это причинит вам страдания. — Сбежали? — задумчиво переспросил Цзян Фэнмянь. — Так, конечно, говорят. Но твой отец бы не смог сбежать. Это не в его характере. Хотя… Ты не знал, каким он был слугой. — Да? А каким он был? Вэй Усянь подался вперед, полностью развернувшись к нему, точно ребенок, которому обещали конфету.    — Вэй Чанцзе был молчаливым и послушным с самого детства. Всё потому, что твой дедушка… Да простят меня предки, но после смерти жены он обходился со своим единственным сыном довольно жестоко. Мой отец относился к нему куда лучше, почему, собственно, и позволял нам тренироваться вместе. Он был слишком талантлив, чтобы оставаться слугой, но всегда хмурился и возражал, когда я называл его другом, — Цзян Фэнмянь улыбнулся. — Твой отец очень уважал и любил моего. И потому, когда Вэй Чанцзе приносил свадебные клятвы с твоей мамой, он преклонил колени перед табличкой моего отца.  — О! — удивленно протянул Вэй Ин. — Он… Он…  — Но, само собой, Чанцзе безмерно уважал моего отца. Он бы не посмел сделать это втайне от меня. У него даже мысли такой не возникло. Если бы я не позволил. Вернее, не отвел бы их в храм предков лично. Само собой, ночью, когда никто не видит, иначе… Слухи, крики, обвинение в святотатстве — сам понимаешь. Его ученик замер удивленным истуканом. Подавив порыв закрыть его челюсть, Цзян Фэнмянь ласково усмехнулся. — Вэй Ин, разве похож я на того, кто стал бы их останавливать?  — О, нет, честно, я думал, что вы, конечно же, знали. Но спрашивать… Но я и не думал…. Спасибо! — Вэй Ин улыбнулся. — Не за что, — он покачал головой. Только сейчас глава ордена вспомнил, что помимо них в этой беседке есть ещё человек. Но Лань Сичэнь так слился с обстановкой, что замечать его стало сложно. Тот покачал головой, улыбаясь. — Однако ты сказал, что госпожа Юй запретила тебе спрашивать о родителях? Мне казалось, что ты не говоришь о них потому, что не хотел бередить свои раны. — О, нет-нет! Мне всегда было интересно! Я просто не хотел бередить ваши! — замахал руками Вэй Усянь, а потом замер, словно только сейчас понял, что сделал. — Т-то есть, я не хочу, чтобы вы чувствовали вину за то, что не поняли меня! Вот черт. Мне не стоило это говорить. — Вот как. Но это ведь правда. Госпожа полагала, что это неприятные воспоминания для меня. Но нет. Я знал твоего отца всё детство и юность, и немало лет дружил с твоей матерью. Вспоминать дни с ними для меня совсем не страдание.   Это были простые дни полные боев, полевых цветов, снов под ночным небом, веселой ругани и охоты на нечисть. Ответственность, клан, тяжелые одежды главы ордена виднелись где-то в далеком будущем. А в то время перед ними — мир полный приключений, свободы и юношеского хохота. Он не жалел ни об одном из этих дней.   Ему только жаль, что они с Вэй Ином потеряли столько времени. Цзян Фэнмянь мог бы ещё на Пристани рассказать, где тренировался Вэй Чанцзе и как долгое время скрывал, что едва мог прочитать пособие по золотому ядру, где Цансэ воровала лотосы, хотя могла их купить, как они ловили гулей…  — Я не знаю о родственниках со стороны твоей матери. Как и она. Однако она была сильной заклинательницей.  — То есть, мама не говорила, откуда она?  — Всегда говорила разное. Если ей удавалось удачно сторговаться, то она говорила, что она родилась в «золотых пеленках». Если побеждала кого-то в плавании или убивала гуля, то понятно, на какой орден она ссылалась. Однажды, попробовав улыбку императора, она пошутила, что, возможно, она из Гусу, поскольку только её родственники могут создать что-то настолько прекрасное в таком скучном месте. Это услышал уже знавший её нрав Лань Цижэнь. Само собой, они сцепились в словесной схватке, и господин Лань наговорил себе на несколько сотен ударов ферулой. После она отказалась от своих слов и единственный орден, родство к которому она отрицала всю свою жизнь, это был орден Гусу Лань. Вэй Усянь рассмеялся. Легкий кашель раздался со стороны Лань Сичэня, который пытался спрятать улыбку за пиалой. А у Вэй Усяня так горели глаза, что Цзян Фэнмянь всё-таки почувствовал лёгкую тоску. Значит, всё это время Вэй Ин хотел знать… — Стало быть, я весь в мать. — По большей части, Вэя Чанцзе разглядеть в тебе действительно непросто, — покачал головой глава Цзян. Вэй Ин же, словно вспомнив что-то неприятное, перестал улыбаться и опустил голову. Его эмоции обычно не сменялись с такой скоростью и очевидностью, насколько знал Цзян Фэнмянь. Неужели так на него влияет болезнь? — А вот… Поэтому в Пристани говорили, что… Договаривать не надо было. Цзян Фэнмянь вздохнул. Ох уж эти злые языки. — Вэй Ин. Кто бы что ни говорил, а твоя мать — Вэй Цансэ, а отец — Вэй Чанцзе. Ты не мой родной сын.  Вэй Усянь поморщился, но, словно смутившись своих чувств, отвернулся. — Спасибо. — Вас это расстраивает? — внезапно обратился Лань Сичэнь к его воспитаннику. — Что? — Что вы не родной сын главы клана?   Цзян Фэнмянь удивленно приподнял брови. Вот так вопрос! Вэй Усянь покачался на месте, не отрывая взгляда от пола. — Радует. Меня это радует. Все… Говорили, что глава ордена Цзян относится ко мне, как к сыну и что мне повезло оказаться в такой родовитой семье. Что я, наверное, радуюсь, раз мои бродячие и нищие родители умерли, а я теперь пребываю в богатстве… — Вэй Ин! — удивленно воскликнул Цзян Фэнмянь. Но Вэй Усянь впал в бред воспоминаний, и поток его сознания полился водопадом слов. — Что глава ордена Цзян, небось, спутался с бродячей заклинательницей, или она его напоила, чтоб понести, а потом она с позором сбежала. А своего слугу он послал с ней из чувства вины. И они попрошайничали, а вовсе не зарабатывали на жизнь заклинательством. Небось ненавидели друг друга, сына не воспитывали. Конечно, он же ничего не может. Едва читает, едва пишет, едва мечом владеет. А глава ордена относится хорошо. Любит играть с ним больше, чем с родным сыном. Слишком сильно чувствует вину, балует. Повезло-то как! Повезло!   Он схватился за голову. Лань Сичэнь поднялся с места, решительно сел напротив и ткнул в акупунктурные точки. Вэй Ин странно дернулся, а после перевел осмысленный взгляд на главу лечебницы. — Выпейте чаю, господин Вэй, — спокойно сказал Лань Сичэнь.  Тот заторможенно кивнул и отпил, не глядя на господина Цзян. — Вэй Ин, — слабым голосом сказал глава клана. — Простите, — тихо отозвался он. — Я благодарен за всё добро, что вы сделали, но иногда я не понимаю. Кто я в Пристани Лотоса? Я правда сын своих родителей? У меня была семья. У меня была хорошая семья, а вовсе не то, что о ней говорят. У меня был… есть отец. И как бы вы ко мне ни относились… Он посмотрел на него со странной смесью благодарности и злости. — Иногда вы и в самом деле вели себя, как если бы я был вашим сыном. Тогда… Тогда… — Понятно, — он вздохнул, собирая по крупицам своё спокойствие. — Но ты моим сыном быть не хотел, ведь это значило бы, что твоя родная семья совсем не такая хорошая, как ты её помнишь. Ты боялся, что это окажется правдой и потому… Тебе не нравилось то, как я к тебе отношусь? — Нет! — воскликнул Вэй Ин, а после неловко почесал шею. — Вы… Правильно меня поняли. Я боялся, что мои родители не такие. На что бы я тогда смог опираться? Как бы я смог жить по их заветам, если вся наша жизнь — ложь? Как бы я верил себе? Мне… Но я очень рад, что вы обо мне заботились, и в Юнь Мэне было много хорошего. Но, когда вы вели себя как отец, невольно я пугался… Думал. Простите. Не думайте, что я не благодарен… Просто… Ох, зря я это начал.   Цзян Фэнмянь покачал головой. Было о чем подумать. С Вэй Ином легко общаться, вероятно, потому, что он сделал себя достаточно удобным для этого. Он и не представлял, что такие опасения таятся в голове воспитанника, что то, что он делал для Вэй Усяня приносило ему боль. Но это его вина. Он держал мальчика в неопределенном состоянии всё это время, он так и не дал ему понять то положение, в котором он находится. — Вэй Ин. Знаешь ли ты, как твоя мать появилась в Пристани Лотоса? Конечно, я тебе не рассказывал, но в своё время об этом много говорили. Вэй Усянь удивленно заморгал, а после покачал головой. — Цансэ появилась, когда предыдущий глава клана Вэнь пытался начать масштабную войну. Он планировал подставить главу клана Не, чтобы между орденами Цзян и Не началась война и, таким образом, мы взаимно ослабили друг друга. Для этого они планировали похитить меня, тогда ещё наследника, и убить. Мне было от силы пятнадцать. Мы охотились близ ордена Вэнь вместе с Вэй Чанцзе. Им удалось меня похитить, я же послал А-Цзе… То есть, твоего отца, обратно в орден. Но его скоро настигли. Твоя мать как раз заканчивала тренировки поблизости, она освободила твоего отца и вызвалась меня спасти, хотя мы были лишь знакомы по слухам. У неё это вышло так играючи, так удивительно, — он ненадолго задумался, вспоминая их первую встречу. Её запястья казались хрупкими, а движения лёгкими. Один раз узришь такую лёгкость — и пропадёшь. — С тех пор… Мы пережили много приключений, и я спасал её, и она меня. Но суть в чем, — он посмотрел на Вэй Ина, — твоя мать спасла Пристань Лотоса от войны, и ты имеешь право находиться там, как никто другой. Пристань в долгу перед твоей матерью. Вырастить тебя — это меньшее, что я мог сделать.  — А… О…  — Благодарность, неблагодарность. Я забрал тебя вовсе не за тем, чтобы ты меня боялся или чувствовал себя в неоплатном долгу.  Вэй Ин замолчал. Он погрузился в задумчивость, поджал губы, нахмурился.   — Вы не рассказывали о случае с орденом Вэнь? — спросил Лань Сичэнь, пока Вэй Ин сидел и осознавал услышанное. — Нет. Это было невозможно доказать и могло обострить отношения. Но в моём ордене все и без моих слов знали. Потому и считали, что она станет следующей хозяйкой, — он нахмурился. — Однако нынешний глава ордена так действовать не станет. — Да, он скорее сразу пойдёт войной, а не интригами, — заметил Лань Сичэнь. Цзян Фэнмянь задержал на нем взгляд, но Вэй Усянь всхлипнул, и всё внимание вновь перенеслось на него.   — Спасибо, — сказал он, утирая глаза. — Просто… Зная, как вы относитесь к моей маме, я… — Ох, с твоей матерью меня связывала только крепкая дружба, не более. Всё остальное — домыслы, — сказал он, пусть не совсем откровенно, но более всего ему хотелось успокоить воспитанника. Однако Вэй Усянь нахмурился, покачав головой. — Нет. Я бы мог в это поверить, но нет. Не тогда, когда у меня есть доказательство вашего иного… отношения. Цзян Фэнмянь нахмурился. — Какое же? Вэй Ин встряхнул головой, схватившись за голову. — Не хочу думать об этом. Просто… Помните день, когда вы вернулись и сказали, что уничтожили ту нечисть, что убила моих родителей? Цзян Фэнмянь помнит. Он преследовал её несколько лет после того, как привел Вэй Ина в Пристань. Дни тогда смешались в одну неясную похлебку. Он разрывался между обязанностями главы клана и охотой на опасную тварь. Тогда он сильно отделился от своей семьи и усугубил ревность супруги. Но… Фрагмент памяти всплыл в голове. Маленький Вэй Ин, испуганный и плачущий, вытягивающий свои всё ещё костлявые от долгого голода руки. Цзян Фэнмянь обманул сам себя, но не чары. — В самом деле, — он усмехнулся, — да. Я старался избегать это воспоминание. Но ты прав… Лучшего доказательства не придумаешь.   Они обменялись взглядами. Вэй Ин тут же посмотрел виновато. — Простите меня. Я вовсе не хотел, но… Если уж говорить честно… — Сегодня день откровений. Цзян Фэнмянь замолчал.   — Я могу помочь вам с этим разобраться? — спросил Лань Сичэнь. Цзян Фэнмянь за глаза доверял этому молодому человеку во многом потому, что глава ордена Не всегда безошибочно угадывает достойных людей, и раз он ему доверился, то стало быть, и Цзян Фэнмянь может. — Давай разберемся со всем окончательно, Вэй Ин? Взгляд его заметался, но после он решительно кивнул. Цзян Фэнмянь понял, что придется сейчас поднять тему, которую он давно откладывал в долгий ящик. Его воспитанник хотел правды. — Все дело в том, что я поцеловал Вэй Ина. Лань Сичэнь на секунду застыл. На лице его не было никаких эмоций. — Вот как, — произнес он без осуждения и удивления. Воистину, хороший лекарь. — Но как это связано с нечистью? — Я долгое время искал нечисть, ставшей причиной гибели его родителей. Всё же они были сильными заклинателями. Несчастные случаи бывают, но это не то, что могло произойти с ученицей бессмертной и заклинателем из великого ордена. В этом я хотел разобраться. Насколько я понял, врагов было двое и они были разумны, как демоны из легенд. Впрочем, тот, кого я настиг так и представился. Ёкаем, кажется? Насколько я понял, второй демон не мог найти первого и потому отказался возвращаться. Вероятно, первого таки убила Цансэ. Второго я и искал несколько лет. Когда я напал на след, и вовсе сон потерял. Помимо этого было много других дел. Поэтому я встретил демона не в лучшей форме. Он… Задел меня каким-то заклинанием или проклятьем перед смертью. — Дядя Цзян, может… Не надо? — осторожно вмешался Вэй Ин.   Цзян Фэнмянь посмотрел на него. Чудное дитя, весёлое, как мать, преданное, как отец. Вэй Ин безусловно ему дорог, но судьбу не переменить. Остается только надеяться, что Вэй Усянь позволит позаботиться о себе. — Это проклятье смутило мой разум. Когда меня привели на Пристань, я ничего не осознавал. Реальность превратилась в смутную иллюзию. Но кто-то сказал Вэй Ину, что я так пострадал из-за нечисти, которая убила его родителей, так ведь? — Да, так и было, — он удивленно похлопал глазами. — Как вы догадались? — Я знаю, что скажут злые языки, — он вздохнул. — Так вот, хотя всем строго настрого запретили входить в мои покои, он всё же зашел. И тогда… вместо Вэй Ина я увидел её. Цансэ.   Он опустил голову. Чувства, что вспыхнули в нём в тот момент, было не описать. Цзян Фэнмянь в те времена ещё пытался обмануться, пытался смотреть с восхищением на свою красивую и сильную жену. Но с той мгновенно возникшей бурей из тоски, восхищения и любви это слабое подобие чувства никак не сравнилось бы. Иллюзия начисто стëрла существование всего остального. Осталась только она. И много, много невыраженной любви.  — Мне казалось, что она пришла ко мне, ведь я уничтожил демона и заботился о сыне. Мы бы пошли в обеденный зал, где накрыто на нас троих, а потом мы делали воздушных змеев, по пути обсуждали ночную охоту. Разум быстро подстроился под новую иллюзию. Тогда… Всё и случилось. Вэй Усянь сжался. Он отвернулся, и Цзян Фэнмянь прекрасно его понимал. Тот взгляд детских глаз, скорее обреченный, чем испуганный, до сих пор иногда мелькает перед мысленным взором. После такого у него никогда не хватило бы сил ни ругать его за что-то, ни осудить. Только баловать и надеяться, что Цзян Фэнмянь принесет ему больше радости, чем принёс горя в тот день.  — Д-да ладно, дядя Цзян. Ничего же страшного не случилось, — глухо сказал он. — То, что ничего страшного не произошло, не значит, что тебе не было страшно. Вэй Ин открыл рот, но возражать не стал. — Мне ужасно совестно за эту сцену. И даже если в той иллюзии и нет моей госпожи, мне сложно простить себе то, что там не было моих детей. — Я могу кое-что сказать? Они оба посмотрели на главу лечебницы. Тот спокойно поставил пиалу и от того, что он не осуждал и не выражал своего отношения было до странного спокойно. — Одержимость обращается к нашим самым ярким эмоциям, чувствам и мечтам. Не к постоянным, не к самым продолжительным, не к тем, что мы испытываем сейчас, а именно самым ярким. Детские и юношеские эмоции обычно ярче всех прочих. Если какие чувства и были, совсем не обязательно, что они остались в неизменном виде. Самая яркая влюбленность — не обязательно единственная. Если в ваших иллюзиях не было кого-то, это совсем не значит, что в вас нет любви к этим людям. И всё же… Было над чем подумать. Слова Лань Сичэня странным образом облегчали душу, да и лицо Вэй Ина просветлело. Хотя, казалось бы, отчего ему радоваться за него после случившегося? — Вэй Ин, как бы то ни было, я всё ещё считаю тебя своим родным человеком. И в Пристани Лотоса всегда для тебя найдётся место. Вэй Усянь бросил на него тревожный взгляд. — Ого! Звучит, как будто вы ждете, что я туда не вернусь. — На самом деле, зная твою маму, что надолго не задерживалась на одном месте, у меня есть ощущение, что однажды ты покинешь орден, — он улыбнулся. — Но я тебя не гоню, как и не держу на привязи. Надеюсь, теперь ты лучше понимаешь мои намерения. — Да, — он кивнул и слабо улыбнулся. — Спасибо, дядя Цзян. — Я думаю, на сегодня хватит, — сказал Лань Сичэнь. И да, Цзян Фэнмянь выдохнул, чувствуя, что даже сидя, у него кружится голова. Когда он поднялся, то Вэй Усянь внезапно схватил Лань Сичэня за рукав и посмотрел на него умоляющим взглядом. — Ох! Я только осознал! Я ведь то же самое сделал с Лань Чжанем! Точно так же поцеловал его, будучи не в своём уме. Я побывал в двух ролях. Боги, это же ужасно! Вы передали, что я хотел извиниться? — Передал. Пока мой брат предпочитает уединение.   Вэй Ин отпустил его рукав, тяжело выдохнув. Цзян Фэнмянь недоуменно посмотрел на своего воспитанника. — Вам не о чем переживать, господин Цзян, — заметил его замешательство глава лечебницы. — Давайте я вас провожу. Возможно, у вас ко мне вопросы иного толка.