При лунном свете на крылах Шопена

Сперва Гу Юнь проснулся от звука будильника – как хорошо, что они у него заведены на всю неделю. Потом – от настойчивых поцелуев и дыхания, щекочущего шею. — Чан Гэн, — он недовольно поворчал, поморщился и отпихнул от себя молодого человека, потягиваясь на кровати. В нос ударил слабый запах кофе и еды, а ещё прохладного воздуха с улицы. – Закрой окно, холодно же. — Вставай, — Чан Гэн последний раз чмокнул Гу Юня в висок и отошел, сдёрнув одеяло. Гу Юнь кое-как разлепил глаза и обреченно застонал, нащупывая рукой слуховой аппарат и на автопилоте поднимаясь с кровати. Он немного поёжился и молча направился в ванную, по дороге захватив линзы. Когда он зашёл на кухню уже свежий, слышащий и видящий, то обнаружил Чан Гэна вместе с завтраком и крепким кофе. Тот молча залипал в телефон, напряженно сведя брови к переносице. — Садись, нам ещё в театр ехать, а то ещё раз отмазать тебя у меня не выйдет, — он немного нервно улыбнулся и подвинул Гу Юню его порцию. — Что-то случилось? – Гу Юнь подозрительно посмотрел на Чан Гэна, усаживаясь за стол, сразу же налегая на еду. – Вроде такая шикарная ночь с великолепным мужчиной, дорогой едой и танцами, а ты сидишь как кот в воду упавший. Чан Гэн молча покачал головой и закусил губу, потирая подбородок. Не успел он ничего сделать, как Гу Юнь выхватил из его рук телефон. — Эй! Цзыси, ну! – Чан Гэн потянулся через стол, чтобы отобрать, но Гу Юнь вскочил на ноги, дожевывая бутерброд, и всмотрелся в экран. Цао Нянцзы, он помнил этого настойчивого парня-костюмера, скинул пост с видео и фотографиями: вчерашний поход Гу Юня и Чан Гэна в ресторан. Гу Юнь удивленно приподнял брови и посмотрел на Чан Гэна, который виновато опустил взгляд и перебирал свои пальцы. — Спокойно, подумаешь… — Гу Юнь нервно хихикнул, уже представляя реакцию Юань Хэ, отца Чан Гэна и по совместительству директора театра. А если уж представить, как будет злорадствовать Ли Фэн… повезёт, если его не уволят из-за «гей-скандала». Надо же подумать! Никогда не ловили ни с какими любовницами, а тут поймали и с кем? С сыном директора театра. Вот так статейка выйдет про разложение нравов среди молодёжи. — Отец меня убьет, — Чан Гэн провел рукой по лицу и угрюмо уставился в тарелку с остатками завтрака. — Тебя?! Это вообще-то ты тут «сын директора театра, соблазненный известным танцором»! – Гу Юнь с возмущением ткнул заголовком в лицо Чан Гэна и откинул телефон в сторону. – Хоть Шэнь И мне не пишет, но я ощущаю его праведный гнев сквозь расстояние! — Ладно, надо успокоиться и везде искать позитив. Сейчас общественники на тебя наедут, а бабушки откажутся ходить на твои концерты. Какая потеря! Они и так тебя не особо любили. — Зато привлечем молодую аудиторию, ха-ха. Странно, что Ли Фэн мне до сих пор не позвонил и не выжрал мозги чайной ложечкой, может, ещё не увидел. Твою же мать, вот никогда не палился и надо же было именно с тобой! Чан Гэн меланхолично пожал плечами, смирившись со своей судьбой: — Если ты решил со мной серьезно встречаться, то о нас бы рано или поздно узнали. Такое скрывать просто нереально. — Ты не знаешь шоу-бизнес, — Гу Юнь закатил глаза. – Ладно, всё равно уже ничего не поделать. Поехали, а то, чем дольше тянем, тем меньше у меня шансов остаться в театре. До работы ехали молча, хотя не сказать, что тишина тяготила. Гу Юнь нервно просматривал новости про себя, то и дело недовольно восклицая или ругая, как некрасиво их взяли в кадр. «Это не моя рабочая сторона!» Чан Гэн мог лишь сдерживать улыбку и думать, как ему говорить с отцом, чтобы тот замял скандал, а не использовал как предлог избавиться от наглого танцора, который давно уже портил ему кровь своими райдерами. По приезду Чан Гэн сразу же проскользнул на этаж к своему отцу, пока тот не занялся им первым. Всё-таки лучшая защита – это нападение. Особенно со старым отцом, который уже только ищет повод за что зацепиться. Гу Юнь же пошёл в зал, ожидая встретить там Ли Фэна, но его он там не обнаружил. Зато обнаружил перешептывающихся коллег. Он высмотрел Шэнь И, мило болтавшего с очаровательной арфисткой Чэнь Цинсюй рядом со сценой. У него аж зубы свело от этой конфетно-букетной сцены, поэтому он в несколько широких шагов оказался рядом с ними и с вежливой улыбкой оттащил Шэнь И подальше от всех. — Тц! Ты чего творишь! – Шэнь И выдернул свою руку из лап Гу Юня. — Бесите меня, сладенькие, — Гу Юнь уселся на краю сцены. — Кто тут ещё «сладенькие», о тебе весь театр судачит — Шэнь И засмеялся, а потом ахнул от прилетевшего лёгкого удара в плечо. — Заткнись, скажи лучше, что дальше-то мне делать? — А я почем знаю? Перед тем, как лезть в кровать к сыну директора ты не подумал об этом? Да ладно, Ли Фэн вроде не выглядел каким-то подозрительным. Всё также шипит, плюется ядом и спрашивает, где тебя носит, — Шэнь И пожал плечами и с улыбкой переглянулся с Чэнь Цинсюй. — Да ты бесишь, у меня тут трагедия и скандал, а ты всё со своей барышней! — Скандал? Больно много о себе думаешь! Разве что всякие бабки да депутаты погрозят пальцем и поворчат на безнравственность, — Шэнь И скрестил руки на груди и приподнял бровь. — А еще Юань Хэ может сказать, что я позорю театр, потому что спонсоры отказались ему платить из-за меня!.. Не успел Гу Юнь продолжить свою тираду отчаяния, как в зал вошёл Ли Фэн. Как всегда, в свои любимых тонких очках и с крысиным хвостиком – совершенно ничего нового. — Так-так! Что расселись! По местам, быстро! – он похлопал в ладони, а взгляд его сразу устремился на Гу Юня. — Удачи, друг, — Шэнь И сочувственно похлопал его по плечу и пошёл на свое место в оркестровой яме. Гу Юнь шикнул на него, напоследок хорошенько пнув, и перевел взгляд на Ли Фэна, который быстрым шагом оказался перед ним. — Почему ты всё еще не в форме и не на сцене? – Ли Фэн спустил очки на кончик носа, придерживая их за дужку. — А разве ты не пришел радостно объявить мне, что я тут больше не работаю? – Гу Юнь приподнял брови. — Ты с ума сошел?! У тебя завтра выступление и очередной аншлаг, а также аншлаг на ближайшие два месяца благодаря вчерашним твоим, кхм, прогулкам с моим братом, — он скрестил руки на груди, постукивая пальцами себя по плечу. — А что сказал Юань Хэ? – Гу Юнь удивленно приоткрыл глаза и спрыгнул на ноги. Ли Фэн хмыкнул: — Сначала хотел тебя вышвырнуть, — он снял очки, протирая их об рубашку, — но я ему сказал, что твоя гей-драма сможет сыграть нам на руку и привлечь помощь правозащитных и прочих организаций, а увольнение ни к чему хорошему не приведет. Ещё бы я согласился терять лучшего премьера в истории театра, ты за кого меня принимаешь? А то, что ты кровь мне постоянно пьешь, так врачи говорят, что это даже полезно. Гу Юнь не знал плакать ему или смеяться, но новости однозначно радовали. Уголки губ против воли поползли вверх, а с груди упал камень. Потерять работу из-за личной жизни – явно не верх его мечтаний. — Что ты лыбишься? Почему ты всё ещё стоишь здесь, в чем еще проблема, я не понимаю? – Ли Фэн надел очки обратно. – А ну быстро метнулся переодеваться, разминаться и на сцену! – он ударил Гу Юня сценарием по бедру и пошёл раздавать указания остальным. Гу Юнь до ночи пробыл в театре, поэтому они с Чан Гэном больше не пересеклись и встретились только на следующий день уже перед концертом, когда Чан Гэн без стука и по-хозяйски вошел в гримерку к Гу Юню. — Иди в зал, я зря еле как выбил тебе хорошее место? – Гу Юнь подставил щеку под поцелуй и принялся наносить макияж. — Я зашел на секунду, чтобы быстро кое-что обсудить, потому что вчера не мог с тобой поговорить, а по телефону такое обсуждается. — Не тяни кота за тестикулы, говори быстрее, выход скоро. Чан Гэн встал сзади Гу Юня, положив руки ему на плечи и смотря в глаза через зеркало: — Хочешь съехаться? Гу Юнь отложил кисточки и положил одну руку на кисть Чан Гэна: — А до завтра это не могло подождать?! Чан Гэн, мы с тобой только встречаться стали два дня назад! Что, я теперь должен танцевать и думать, как перевозить свои вещи к тебе? — Зато знакомы мы уже три месяца, подумаешь, — Чан Гэн уперся подбородком в затылок Гу Юня. – Так что? Я могу считать это за «да»? – он хитро улыбнулся. — Я подумаю, а теперь кыш отсюда! – Гу Юнь пнул его локтем, вновь берясь за макияж. – Я барышня гордая, так просто на квартиры не съезжаю. — Про постель ты тоже самое говорил, — промурчал самодовольно Чан Гэн и успел скрыться за дверью прежде, чем ему в затылок прилетела бутылка из-под лака для волос. На концерте Чан Гэн вновь смотрел лишь на него. Зачем тут вообще все остальные, думалось ему, если есть божество танца. Его личное божество – Гу Юнь. Казалось, что он танцует с самим Шопеном под руку, настолько растворяясь в музыке, становясь её частью, ещё одной нотой, самой яркой и громкой. Чан Гэн про себя подумал, что начинает ревновать Гу Юня к каждому в этом зале, от маленькой девочки, откровенно скучающей на балконе, до того интеллигентного дедушки в первом ряду. Как они смеют смотреть на его мужчину. Под конец он проскользнул за кулисы, благо ему это не составляло никакого труда, дожидаясь поклонов. Когда Гу Юнь вышел на сольный поклон, как же он мог упустить шанс вновь повертеть своим павлиньим хвостом перед зрителем, Чан Гэн вышел на сцену с букетом из ромашек и незабудок, притягивая к себе недоуменного Гу Юня. — Что ты творишь?! – шикнул он раздраженно, но не переставал улыбаться. Он всегда на сцене улыбался, при этом совершенно искренне. Ради этой улыбки Чан Гэн был готов отдать душу богам. Чан Гэн в ответ покачал головой, притягивая к себе за талию и накрывая губы поцелуем под тишину зала и тихой музыки оркестра, а потом — взорвавшиеся аплодисменты. Гу Юнь возмущенно, оттолкнул его, но позволил себя обнимать и почти целовать на глазах у сотен зритель, придерживая в руках ярко пахнущий букет: — Ты с ума сошёл, Чан Гэн. Здесь же зрители, — Гу Юнь говорил почти в губы, соприкасаясь носами и чувствуя дыхание друг друга. — Не вижу ни намека на то, что им не нравится на нас смотреть, а тебе ведь это главное? — Чан Гэн улыбнулся в ответ, проводя пальцем по губам Гу Юня, придержав за подбородок, и вновь поцеловал его так, будто вокруг них не было ни зала с сотнями зрителей, ни целого мира.