***
— Откуда такое рвение спасать детские задницы? — недоумевал Зак, сидя за прямоугольным столом в глубине полутемного зала. — А откуда у тебя такая холодность при виде избитого ребенка? — охлаждая пыл ледяным виски, произнес Джек. — Издержки профессии. Членство мафии учит тебя быть непоколебимым даже при виде убийства собственного отца. Изучив каменное лицо Зака, Джек так и не понял, содержали ли его последние слова хоть толику правды. Но мысль о том, что он никогда не упоминал об отце навевала соответствующие мысли. Оба приятеля были профессионалами в сокрытии эмоций. У них имелось много общего, потому один не мог раскусить другого. Идеальное сочетание. Худенькая официантка в черном переднике опустила на стол два аппетитных куска мраморного мяса. Бросила флиртующий взгляд, полной надежды на обоих парней, но, получив абсолютный игнор, скрылась. В отличии от Джека, Зак уплетал еду за обе щеки. Фрост же сверлил сочное мясо задумчивым взором. В голове гуляли совершенно иные мысли, далекие от еды. Если бы не тот благодарный взгляд девочки на улице, ностальгия бы не окутала его сердце. Просторная комната самого верхнего этажа позволяла насладиться звездным небом этой августовской ночью. Потолок, выполненный из толстых стекол, вызывал восхищение даже в Джеке. И ему очень не повезло, ведь небесные апартаменты служили не для него, а для восьмилетней крохи на воздушной кровати. Щербатая обладательница шоколадных локонов лежала укутанная одеялом рядом с братом. Влажные ореховые глаза счастливо наблюдали за сиянием острой луны и её маленьких спутниц. Неожиданно пролетела падающая звезда. Тоненькая ручка взмыла вверх, навстречу ей. — Смотри, Джек, падающая звезда! Надо загадать желание! — пропел хриплый голосок. Но сейчас пока малышка загадывала свое очередное желание, Фрост волновался совсем о другом. Ему было не до радостей. — Осторожно, Сноуи, капельница может слететь, — парень привстал на локтях, проверяя, не сошла ли острая игла, пронзающая бледную кожу девочки. Благо, всё оказалось в порядке. — Ты загадал желание? — спросила полная непорочности Сноуи. Знай она, что брат каждый день просит небеса не отбирать её у него, подобного бы вопроса не прозвучало. Парень лишь кивнул и снова прижался головой к её хрупкому тельцу. Ей было восемь, но она выглядела намного младше. Болезнь с каждым днем истощала её всё сильней. И так продолжалось до тех пор, пока однажды воздушная кровать девочки не сменилась твердой землей. — Ныл всю дорогу, а теперь даже не притрагиваешься к мясу, — недовольно пробубнил Зак, пережевывая сладкий кусочек стейка. Джека выбило из внезапного транса. В бокале с виски зашумел лед, и парень разом его иссушил, наконец, принявшись за еду.***
Утро, оповещающее о себе посредством солнечных лучей, нагло прорывающихся сквозь занавески в комнату, много радости, как и обычно, не принесло. Парню пришлось приложить огромное усилие, чтобы раскрыть глаза, и ещё намного больше, чтобы встать с постели. Какое-то время назад его мать начала задавать себе вопросы о том, почему её сын стал хуже высыпаться. Он всегда рано вставал и порой очень поздно засыпал, будучи ещё в школе, а потом и в институте, и тому была причину — учеба. Старший ребёнок в семье никогда не зубрил всё подряд, однако, если его интересовало какое-то дело, он отдавался ему полностью. Так и произошло с техническими науками, в которые он погрузился лет с четырнадцати. Мать очень радовалась его усидчивости, любви к знаниям, но все омрачалось отсутствием здорового сна. А с недавних пор переживания усилились из-за частого позднего возвращения домой. Сперва она даже обрадовалась: подумала, что сын гуляет с друзьями, наконец сблизился с ними, а может подыскал подходящую девушку. Но ночные похождения стали учащаться, и она заволновалась с большей силой. Сын стал приходить, когда весь дом уже спал. А однажды мать застукала его лишь с рассветом. Она много версий перебирала в голове: связи с наркоманами, подработка и куча других темных дел, которых пруд пруди в Вегасе. Тем не менее, особых пугающих изменений в нем, помимо углубления синяков под глазами, она не замечала. Однажды он подарил матери неимоверно дорогую цепочку. О вещице женщина мечтала больше года и имела право знать, откуда у сына столько денег: — Чем ты занимаешься, Иккинг? Откуда у тебя деньги? Где ты пропадаешь по ночам?! Он, как обычно, был сама непоколебимость. Спокойно отхлебнул из чашки и приподнял брови. — Тебе не нравится? — сонным голосом проговорил Иккинг, кивнув на цепочку. — Ты знаешь, что нравится! Мне не нравится только чувство, которое подсказывает о плохом. Что ты скрываешь от меня, сынок? Он с улыбкой закатил глаза. — Что скрываю? — Не знаю. Об этом и спрашиваю… Невозмутимость сына немного перешла и к матери, она притихла. Опустила глаза к золотому украшению с массивными изумрудами и тяжело вздохнула, не заметив, как к ней подошли. — Всё хорошо, мам. Я просто на неё накопил. Тебе не нужно волноваться. Ничего противозаконного в моей жизни нет, это уж точно. — Все так говорят. А потом… — Я не как все, мам. Я осторожный. Иккинг быстро чмокнул впалую щеку матери, подхватил рюкзак и, оставив чашку на столе, направился к выходу. — Мне пора в институт. До скорого! Валка проводила сына глазами и ещё раз печально взглянула на подарок. — До какого «скорого»?.. Сегодня ведь ты тоже наверняка вернёшься в ночь… Первенец Валки уже вышел из возраста, в котором она могла смело воздействовать на него одними словами и требовательными вопросами, а потому смирилась с обстоятельством дел. Ведь не хотела портить идеальные отношения между ними своей паранойей. В конце-концов, Иккинг и вправду относился к тем, кто не способен и не желает связываться с криминальным делом. Валка в это искренне верила. К тому же, с его-то сестрой, которая не делала и шага вон из дома.***
Полусонный Иккинг встретился с матерью на кухне, откуда приятно веяло ароматом кофе. — Доброе утро, сынок, — с материнской нежностью произнесла Валка. — Доброе, Ма. Она сидела за столом с женским журналом. Зелено-голубые глаза мельком проследили за сыном, исследовавшего высокий холодильник мраморной текстуры. — Что тебе приготовить? — Ничего. Не хочу тебя напрягать. — Когда дело, результатом которого была нормальная еда для моего сына, было напряжным? Ну-ка садись за стол. Тебе яичницу с сыром или с помидорами? Он захлопнул холодильник, улыбнулся, посеяв в душе матери семена тепла, и покорно занял место напротив неё. Она к тому моменту уже вспорхнула к плите и с шумом извлекала сковороду из шкафа. — Давай и с тем, и с тем. — Как вижу, ты сегодня не спешишь? — Мне ко второй паре. Масло зашипело на сковородке; Иккинг на мгновение отвернулся к окну, где деревья бесцеремонно раскинули свои ветви с готовившимися попестреть листьями. — Ты сегодня во сколько вернёшься? — не оборачиваясь, спросила мать в милом переднике с кошечкой. — Не знаю точно. А что? — Вечером будут по телевизору показывать любимый сериал Хедер. — Это тот, где жена убивает мужа и скидывает всё на дочь? — Да. Она хотела посмотреть его с тобой. Как и все предыдущие сто пятьдесят раз… Только в этот он удержался от «да мы же итак уже знаем сюжет!». — Во сколько начало? — выдохнул он. — В семь тридцать. Приходи, прошу. Ты знаешь, что это важно для неё. — Конечно, — он переставил стул в более удобное положение и поднял глаза на мать, — я зайду к Эльзе ненадолго, а потом вернусь сюда. — Кстати, о ней, — после недолгой тишины начала миссис Хэддок, ловко справляясь с едой на плите и не желая обсуждать что-то тяжёлое. — Расскажи, как её дела. А то что-то про них с сестрой совсем ничего не слышно. — Всё нормально. Хоть факультеты у нас разные, иногда бывает совместные пары. Плюс, мы вместе обедаем. А Анну… — тут его укололи не совсем приятные воспоминания, и парень ненадолго прервался, — её я где-то месяц уже не видел. — А сегодня зачем идёшь к ней? — Эльза просила помочь с протекшим краном. Сантехника она вызывать побаивается. А так ей некого просить, ты знаешь… — Конечно знаю, Иккинг! Я знаю её с детства, как и ты. На стол приземлилась тарелка с ароматным содержимым, и парень впервые за долгое время осознал, что и впрямь давненько не отведывал домашнего завтрака. Ещё минута, и у него потекли бы слюнки, а потому он решил не медлить ни минуты и приступил к еде. Из коридора послышались шумные шаги, и через мгновение кто-то вприпрыжку заскочил на кухню. Мать и сын подняли головы. Темноволосая девушка с пламенной улыбкой на лице и милой сорочкой с рюшками сперва обняла женщину сзади, а затем поцеловала парня с вилкой в руках и набитым ртом в щеку, заняв место напротив. — Хедер! — улыбнулась мать. — Будешь завтракать? — Хочу хлопья! Долой все эти ваши омлеты! И как ты ешь это, Икк? — Хедер плохо знала значение фразы «личное пространство», особенно, когда это касалось брата. Потому, сев рядом с ним, повисла на его шее, словно ленивец. Иккинг старался не обращать на ее копну волнистых волос цвета вороного пера, которые лезли ему на лицо и от которых веяло лимонным ароматом. Парень мягко улыбнулся и, отлепляя от себя сестру, он вернулся к еде. Миссис Хэддок же послушно потянулась к холодильнику за упаковкой молока. — Как институт, братик? Как там эта твоя физика, информатика? Фу! Я даже названия с трудом выговариваю. — Они там хорошо. Рад, что мы с ними вроде как понимаем друг друга. А твой бисер там как? Хедер Хэддок интересовалась лишь одним занятием на свете: вышивка бисером. Её мать убила огромное количество времени на то, чтобы это понять, перепробовав всё: лепку, рисование, вязание, после чего получала лишь разрисованные обои и раскиданный по комнате пластилин. Какого же было её счастье, когда она увидела, как старательно и сосредоточено дочь пытается нанизать на нитку бусинку. Врач был прав: правильная мелкая моторика и впрямь успокаивала ребёнка. А успокаивать его надо было. Энергию, которую обычные дети выплескивали на прогулках по улице или же за играми, Хедер некуда было девать. Со всего района она знала лишь маму, Иккинга и почтальона, которого каждую неделю видела через окно. Она вела с ним масленый диалог каждый раз, как приходили счета или мамины женские журналы. Все трое людей связывали Хедер с внешним миром, далеким и пугающим царством. Порой младшая сестра Иккинга развлекалась за окном, давая имена прохожим людям по их внешности и деталям одежды. Так «Смешная шляпа» проходил под ее окном каждый вечер со слюнявым бульдогом, а «Огромные ботинки» часто куда-то опаздывал. Конечно, Хедер не всегда была такой… странной. Все её отклонения пошли годам к пяти. К шести семейство Хэддок уже наняли специализированную сиделку, но, когда ей исполнилось семнадцать, она заявила, что уже взрослая, чтобы за ней приглядывать. А когда что-то втемяшивалось ей в голову, её было невозможно остановить и переубедить. Теперь миссис Готти приходила только по особо важным случаям, не чаще трёх раз в неделю. Хедер была как подросток-максималист с частыми перепадами настроения и своей четкой позицией. И вся их маленькая семья к тому привыкла. Привыкла, что кто-то один всегда остаётся дома, присматривает за Хедер. Привыкла не звать гостей, ведь любые люди пугали девочку. Семья ко всему привыкла, их маленькая, дружная семья. Но к тому, как Хедер начала вести себя в последнее время, Иккинг только начал привыкать, и делал это с трудом. — Что ты делаешь вечером, Иккинг? — пропела сестра. — Смотрю с вами сериал. Я очень постараюсь успеть. — Правда? А почему можешь опоздать? Дела? Или ты опять будешь с этой надоедливой Эль… — Хедер! Валка строго глянула на дочь, прежде чем поставить перед ней ложку. — Живу с тобой восемнадцатый год, а всё не могу понять, чем подруга Иккинга тебе не угодила? — Да тем, мама, что она забирает у нас его! Неужели ты не видишь? — Нет, совсем нет. Я вижу лишь хорошую девушку, у которой есть цели на жизнь. Что в этом плохого? С выражением «вы все слепы» Хедер без энтузиазма зачерпнула ложкой молоко и хлопья. Иккинг молча дожёвывал свою яичницу и разглядывал сестру. Он много размышлял о том, почему она ревнует его ко всем, и одобрил версию о том, что сестре особо не с кем больше говорить и она боится времени, когда её горячо любимый брат сможет вскоре покинуть семью, что мало вероятно. Это заставило Иккинга принять поведение сестры и смириться с её нередкими капризами. Еще с малого возраста Хедер обращала особое внимание на девушек вокруг брата. А с недавних пор стала более агрессивной в этом плане. Эльза получала незаслуженное обзывание в свой адрес. И Иккинг никак не мог пресечь это в необузданной сестре. Он и представить себе не мог, в какую ярость придет Хедер, если узнает о том, что её брат по уши влюбился в стриптизёршу, имя которой ему даже неизвестно… Быстро сменив спортивное трико на удобные джинсы чёрного оттенка и бордовую толстовку, Иккинг покинул дом. На крыльце уютного дома его встретила солнечная погода и легкий осенний ветерок. Преодолев палисадник и узорчатую калитку, Хэддок по диагонали перешёл дорогу и оказался около двухэтажного дома в жемчужных тонах. Его передний двор украшали выцветающие кусты белых цветов и зелёная трава. У входа виднелся синий велик Иккинга, оставленный тут ещё неделю назад, когда он возвращался поздно домой и не хотел тревожить маму, потому залёг у Эльзы. Незапертая дверь с облезлой краской добродушно впустила Иккинга внутрь, как сразу же послышались встревоженные голоса, доносящиеся из кухни: — Держи крепко, Анна! Держи же! Кухня маленького семейства Разенграффе имела выход на задний двор, отчего спертый воздух в нежно-голубой комнате исчезал сразу же при открытии французских дверей. Напротив них располагался круглый столик из белого дуба, доставшийся из бабушкиного наследства, а по краям тянулись того же цвета кухонные тумбы. На одном из них как раз сидела промокшая Анна. Она сдерживала брызги крана толстым полотенцем. Атласный топ бордового цвета заманчиво прилипал к стройному телу и заметно выпуклым грудям. Но внимание Иккинга было обращено на совсем другое: на Эльзу, она стояла у крана в милой розовой пижаме, прикрывающей все тело. С огромным гаечным ключом в маленьких ручках она выглядело смешно. Иккинг, желая побольше насладиться столь забавным моментом, с особой неохотой приблизился к девушкам. Легонько коснувшись угловатого плеча Эльзы, он отобрал у неё тяжелый инструмент. — Ты хоть знаешь, как этим пользоваться? — усмехнулся парень. — Пару раз долбануть по крану. И все само прекратится. Разве нет? — подыграла девушка, послушно уступая место. — Для начала перекрой воду, — приказал Хэддок, оценивая урон. Свободно выдохнув оттого, что битва с водой свалилась на мужские плечи, Эльза поспешила вон из кухни. — Привет, Иккинг, — словно ласковая кошечка протянула Анна, медленно склоняясь к крану всё ниже. Бордовый топ на лямках опускался вместе с хозяйкой, открывая взору упругую белоснежную грудь. Но Иккинг глядел строго на кран в ожидании, что вода прекратит литься. — Привет, — без энтузиазма ответил он, моля про себя Эльзу поскорей вернуться. Быть наедине с девушкой, которая уже успела урвать у него поцелуй против воли, не сулило ничего хорошего. Тем более зная, насколько яро Эльза защищает сестру от ранних похождений с мужчинами, Иккинг точно не хотел возникновения недоразумений. — Так давно не виделись. Где пропадал? — не отступала Анна, уже опустившись настолько низко, что перед взором мелькали соски созревшей груди. — Да нигде, — тут кран перестал извергаться холодной водой. Но Иккинг не смог приступить к починке, так как Анна теперь мешала с полотенцем. — Позволишь? — парень кивнул на кран. Анна отступила. Как только Иккинг опустился ниже, влажные губы впились в его сухие, а крепкая хватка сжала его промежность. Послышался рычащий стон, который и позволил Анне скользнуть языком глубже. Она умела добиваться желаемого. Гаечный ключ с грохотом упал в раковину. Иккинг резко отпрянул от сестры Эльзы, вытирая губы тыльной стороной ладони. — Блять, Анна! Сколько уже можно? Ответа не послышалось, так как на кухню влетела Эльза. — Что там?! Вода прекратила брызгать? — Анна резко соскочила с тумбы и метнулась к обеденному столу, схватив красное яблоко. Неспокойный взгляд Эльзы прыгал по крану. Тут она успокоилась, заметив, что вода больше не заливает кафель. — Взгляни, сестренка. Может, научишься чинить кран, — смачно куснув фрукт, Анна кивнула в сторону Иккинга, который уже сумрачно орудовал ключом. Эльза с радостью залезла на тумбу рядом с раковиной. — Как поживает твоя семья? — начала разговор старшая сестра, взглянув на друга. — Отлично. Мама о тебе спрашивала, — коротко ответил Иккинг, избегая взгляда подруги. Тут Эльзу резко заклинило, веселость сменилась подозрением. Она пригнулась чуть ниже. Резко схватилась за челюсть друга и повернула в свою сторону. Бледно-розовая помада зияла на его светлой коже вокруг губ. — Какого черта, Иккинг?! Ты целовал мою сестру? Хэддок вытянулся, словно тетива. Взволнованность овладела его серьёзным лицом. Он взглянул на ухищрённо улыбающуюся Анну. Плотный слой помады дешевого оттенка украшал её пухлые губки. Парень матернулся в голове, проклиная себя, что остался с хищницей наедине. — Все не так, как ты думаешь, Эльза! — он поднял руки вверх, словно пойманный преступник. — Ну давай, расскажи, как ты случайно упал на ее губы! — хрупкая ладонь Эльзы стала бить парня по рельефной груди. Бить по лицу она не осмеливалась. На третий замах Иккинг ловко схватил подругу за запястья. — Это она меня поцеловала! — тут Эльза повернулась к сестре. Анна невинно пожала плечами, жуя яблоко. — Я убью тебя! — Эльза уже хотела рвануть к сестре, но крепкая хватка Иккинга её сдержала и позволила Анне сбежать в свою комнату с веселым хохотом. — Ты труп, Анна! А ты чини этот чертов кран! — взорвалась Эльза, отталкивая друга. — Когда сердишься, ты такая милая! — улыбнулся Иккинг, возвращаясь к работе. Столь взрывная реакция Эльзы объяснялась тем, что забота о сестре легла на её плечи в раннем возрасте. В свои восемнадцать она вела домашнее хозяйство мудрее многих взрослых. Все было бы иначе, будь живы их родители, которых забрала автокатастрофа. А единственным другом, который оставался всегда рядом, оказывался Иккинг. Их дружба брала начало в далеком детстве. И, как самая истинная, началась именно с вражды в воспитательном саду из-за неразделенной игрушки. Сэр Йорген-Бьорген все ещё хранился у Эльзы как особый талисман и порой служил стратегическим оружием по избавлению временной вражды между Иккингом и Эльзой. Разенграффе всегда разыгрывала перед другом сценки с игрушкой, когда их дружеские отношения заходили в тупик. Тогда сэр Йорген-Бьорген напоминал о начале их долгого пути, и всё становилось на свои места, а дружба лишь крепчала. И пока их связь усиливалась, контроль над сестрой постепенно ослабевал. Уже в четырнадцать Анна обладала необузданным характером, с которым Эльза не справлялась. К пятнадцати младшая Разенграффе побывала на самых именитых тусовках Вегаса. А в шестнадцать перепробовала все коктейли подпольных баров, где на возраст не обращали внимания. В семнадцать стояла одна цель — потерять девственность… — Спасибо, — вполголоса пробубнила Эльза, глядя на починенный кран. — Приготовила бы чай, но я все ещё зла. — Эльза, — утомленно вздохнул Иккинг, — ты и сама знаешь, что я даже пальцем бы не тронул твою сестру. Анна… Она всё чаще переходит дозволенную черту. — Без тебя знаю! — буркнула старшая сестра. — Но я все равно злюсь! Иккинг притягательно усмехнулся. — Чувствую, мне пора. Не то твоя очаровательная ворчливость превратится в нечто большее. Зайду завтра. Иккинг всегда знал, когда уносить ноги. Тем более, он не любил вмешиваться в отношения сестёр. Первенец Валки вернулся той же дорогой, которой пришёл. На этот раз Эльза заперла дверь на ключ, хоть в этом и не было нужды, ведь в доме самой ценной вещью была древнекитайская ваза, привезённая покойными родителями. Так сёстры не имели даже простого телевизора. Будь дверь закрытой, Эльза бы точно постучалась в неё. Но вход в бардак Анны стоял нараспашку. — Анна, я… — фраза внезапно прервалась. Эльзу сковал неизгладимый ужас при виде сестры, стоящей у зеркала и разглядывающей свой живот. — Ты что, беременна?