Другие вампиры

      Эйлин снова обмякает в его руках, потеряв от боли сознание. Сэм крепко сжимает кулаки и стискивает зубы, силясь не закричать — от отчаяния, от страха, от бессилия. Дин на его месте уже бы что-нибудь сломал, но Сэм ещё держится.       — Она напугана и не понимает, что происходит, — слышится от двери в кабинет. — Попробуй поговорить с ней, рассказать. Белле знание помогло потом с самоконтролем.       — Эйлин глухая, — горько выдавливает Сэм в ответ. — Она меня не слышит, и я не успеваю ничего объяснить на жестовом, — ему остаётся только крепче стиснуть её холодеющую ладошку в своей, и он привычным уже для них двоих движением растирает её пальцы, почти не задумываясь, что теперь это не поможет. Она будет холодной, твёрдой и опасной для окружающих людей. Дин ещё не говорил этого, но не за горами тот момент, когда он будет уговаривать брата держаться от Эйлин подальше ради собственного блага, пока они не разберутся, и даже простая мысль об этом разбивает сердце.       Эдвард подходит ближе и садится рядом настолько неслышно, что, заметив вампира рядом с собой, Сэм дёргается, на рефлексах чуть не бьёт его и, едва остановившись, хочет было разразиться тирадой о том, почему не стоит так подкрадываться к ним с Дином, но Эдвард говорит первым:       — Думаю, мы с Ренесми сможем помочь. Если ты не против.       Его план предельно прост: пока он будет читать мысли Эйлин и озвучивать их для Сэма, Несси будет своей способностью передавать Эйлин всё, что будет отвечать ей Сэм.       — У вас двоих схожий дар и вы очень похожи внешне, — всё-таки не выдерживает Сэм. — Ты — родной брат Ренесми? В смысле, по крови родной?       — Она — наша с Беллой дочь, — коротко отзывается Эдвард. — По крови. Долгая история.       Сэм открывает рот, чтобы поразиться вслух, и тут же захлопывает варежку обратно. Не ему судить. Не после того, как его мать выглядела младше, чем он сам, младший в их семье. Да и глупо ожидать, что в такой необычной семье обойдётся без своих странностей.       — Но я больше похожа на папу, поэтому в школе мы выдаём себя за двойняшек, как Розали и Джаспер, — с улыбкой добавляет Несс.       Сэм уже не обращает внимания на эти слова. Ему очень не хочется сейчас укладывать в своём мировоззрении столетних вампиров-школьников.       Едва Эйлин приходит в себя, он подробно проговаривает вслух и дублирует на жестовом рассказ о том, что случилось и где они находятся, что он рядом, что ему жаль, что боль не прекратится ещё несколько дней... Ренесми внимательно смотрит на него, взглядом впитывая каждую деталь, пока сама держит Эйлин за руку, закачивая ей в разум это знание.       — Она не верит, — вскоре качает головой Эдвард. — Думает, что её кто-то дурачит, показывая тебя. С ней так уже делали в... аду.       Сэм осекается, лихорадочно перебирая в мыслях способы убедить Эйлин в правдивости происходящего. У них с Дином есть «покипси», но только для них двоих и Эйлин этот код не знает, а отдельного для себя они не придумали.       Подходящая идея врывается в хаос его разума и расталкивает все остальные едва ли не пинками. Привычным широким жестом Сэм громко щёлкает перед лицом Ренесми, прежде, чем осознать, что привлекать её внимание способом для глухих вовсе необязательно, касается на мгновение под подбородком кончиками полусогнутых пальцев, тут же отводит ладонь округлым движением от себя и подмигивает.       — «Иди ты»? — недоумённо переводит Эдвард, и Сэм не меньше его удивлён узнать, что вампир разбирается в слэнговом амслене. Но тут же Каллен смотрит на Эйлин и кивает: — Теперь она поверила.       Дальше очередь переходит к Эдварду: он повторяет практически то же самое, что рассказывал несколькими часами ранее Карлайл, и, кажется, Эйлин даже уточняет что-то, потому что Эдвард разговаривает с ней, будто ведёт диалог, отвечает на неозвученные вопросы, тоже дублируя свою речь жестами.       — Сэм, — в конце концов едва различимо зовёт Эйлин, и Винчестер тут же хватает её за вторую руку, будто утопающий за спасательный круг, сжимает тонкую ладошку в своих пальцах и прижимает к своей щеке.       Эйлин коротко улыбается, прежде чем вновь отключиться.       — Я люблю тебя, — шелестит Сэм настолько тихо, что сам себя не слышит. Она всегда знала это, но прежде он никогда не произносил этого вслух, и сейчас ему горько от того, что это могут быть последние его слова для неё.       Он закрывает глаза и молится Джеку, молится куда ретивее, чем когда-либо молился Чаку, прося только об одном. Джек не примет жертву, но Сэм готов и на это, лишь бы не потерять Эйлин Лихи в третий раз.       Вечером звонит Дин, чтобы рассказать об успехах их охоты, и Сэм до одури рад услышать, что брат в порядке, потому что, глядя на случившееся с Эйлин и учитывая рассказы Карлайла, боялся, что Дина тоже обратят, или, чего хуже — покалечат. Но брат жив, здоров, только причиной этому не удача, а заглохшее по всем параметрам «дело». Зацепок нет, следов нет, свидетелей, само собой, тоже нет.       — Что-нибудь есть в преданиях? — уточняет Сэм, выходя на балкон, чтобы прочистить мысли и глотнуть немного свежего воздуха.       — В том-то и дело, что в преданиях есть всё и мы не можем разобраться, что именно для нашего случая, — ворчит Дин. — Века назад люди делали мало различий между тем, какой именно кровосос их убивает, мы уже нашли штук пять видов, некоторые по описанию пересекаются с гулями, некоторые — с Детьми Луны. Но ничего, с чем можно было бы выйти на улицы и найти ублюдка.       — Может, я могу чем-то помочь? — уточняет Сэм. — Привези мне несколько книг.       Он не хочет признаваться, что без дела, без очередной охоты двинется крышей от болезненного ожидания где-то к следующему полудню, и просит он больше для себя, чем из желания помочь. Дин наверняка понимает это и сам, потому ворчливо соглашается. Где-то позади него слышится предложение отчаявшейся Чарли оцифровать всё это безобразие и искать по ключевым словам, и Сэм согласен с этой идеей, только они займутся этим позже. Давно уже хотели заняться, но беготня сначала за Михаилом, а потом за Чаком мешала.       Сэм, наконец, отключается и долго смотрит вдаль, в лесную зелень, ни о чём не думая. Мыслей в голове слишком много, они в беспорядке и нужно как-то уложить всё по полочкам — тогда, глядишь, придёт правильная идея.       — Я могу помочь, — слышится внизу.       Сэм ищет источник голоса и находит сидящего на перилах террасы Джаспера.       — Ты хочешь помочь охотникам поймать своего сородича? — скептически уточняет Винчестер.       Джаспер безразлично пожимает плечами:       — Мы лишь принадлежим к одному биологическому виду и больше нас ничего не связывает.       — А с нами связывает?       — Нет. Но кочевник охотился на нашей территории и это ставит — уже поставило — под удар мою семью. Считай, у меня есть свой интерес.       — И тебе нужен повод держаться отсюда подальше во время обращения, не так ли? — Сэм вспоминает, как волновались все Каллены за Джаспера. — Почему?       Вампир поднимается на ноги, отходит на полшага и легко запрыгивает на балкон, чтобы оказаться с Сэмом лицом к лицу, если не считать разницу в их росте. Золотистые глаза Джаспера сначала смотрят Сэму на шею с чем-то, похожим на голод во взгляде, но, не успевает Сэм обеспокоиться этим, Джаспер поднимает голову.       — У меня есть дар — контролировать эмоции, — говорит он, наконец. — Я чувствую её боль, и твою тоже. Ваш страх перед будущим. Это невыносимо.       — Почему ты не попросишь Беллу «отключить» тебя?       — Потому что моя способность работает по-другому. Я помогу вам выследить кочевника, — Джаспер протягивает руку: — Только полевая работа, все ваши тайны останутся вашими, влезать в них я не собираюсь. Идёт?       — Идёт, — Сэм пожимает крепкую ледяную руку и думает, что Дин его за это прибьёт.       Джаспер проходит в комнату, присаживается возле Эйлин, смотрит на неё печальным взглядом, точно сожалеет о происходящем — кажется, будто каждый из Калленов сожалеет, едва смотрит на них двоих, особенно на мучения Эйлин, — берёт её за руку и подносит запястье к носу, чтобы как следует вдохнуть сначала запах её кожи, а затем — одежды, в том числе той, в которой её нашёл Сэм. Мгновение — и вампир переносится к шее Эйлин, чтобы изучить запах вокруг укуса.       Сэму не нравятся эти манипуляции, но он заставляет себя оставаться на месте и не возмущаться. Судя по всему, Джаспер знает, что делает, и мешать ему, когда сам же согласился — глупо.       В конце концов вампир возвращается к Сэму и с коротким «можно?» принюхивается к нему. Винчестер послушно замирает и пытается унять гулко колотящееся в груди сердце — не то, чтобы он слишком боялся какого-то кровососа, но с нечистью всегда стоит оставаться начеку, даже с полностью контролирующим себя Гартом — Фитцджеральд сам просил однажды, опасаясь, что рано или поздно найдётся тот самый триггер, который попытается испортить в их отношениях если не всё, то зыбкое доверие точно. И это речь о многолетней дружбе, не о первом дне знакомства.       К тому же, мысль о том, что вампир слышит его взволнованное сердцебиение и без труда считывает эмоции, задевает гордость.       — Интересно, — резюмирует, наконец, Джаспер, с любопытством разглядывая Сэма, и на мгновение кажется, будто золотистые глаза вампира опасно потемнели. Однако тут же меняет тему: — Меня ты не боишься, но ты слишком тревожен, — и в то же мгновение Сэм чувствует себя гораздо более спокойным.       Да, они в полнейшей заднице, разгрести которую шансов мало, но это то, с чем они, Винчестеры, всегда умели справляться. Справятся и сейчас. Не впервой.       — Прекрати, — хмурится Сэм, как только за умиротворением следует понимание. — Оставь мне меня, уж будь любезен.       Вампир лишь негромко смеётся, спрыгивает с балкона обратно на террасу и тут же исчезает в лесу.       Сэм же остаётся в кабинете и даже примеряется к кушетке Карлайла, чтобы заночевать, но сомневается, что сумеет сомкнуть этой ночью глаз. Справедливо решив, что хозяин кабинета не будет против небольшой вольности, Винчестер передвигает кушетку поближе к койке Эйлин и кое-как укладывается всем своим высоким ростом так, чтобы видеть лицо девушки и держать её за руку. Больше ему ничего не нужно.