And this is how it starts

Ты знаешь эти звуки. И ты до зубного скрежета ненавидишь тот факт, что отлично знаешь, что сейчас происходит в спальне. В вашей спальне, вашей, черт возьми, спальне, которая менялась, как пластилин подстраивалась под ваши общие нужды, обрастала удобной мебелью, постерами и полезно-бесполезной мелочью, медленно, но уверенно, там, где ты доводил Карката до изнеможения бесчисленное количество раз (и это всего за даже не год отношений)… Он ведь не мог, верно? Не мог. Каркат прерывисто вскрикивает, и в этом звуке столько наслаждения, что сомнений почти не остается. Сначала ты хочешь уйти — нет смысла терзать себя еще больше, но в груди вспыхивает желание хоть краем глаза увидеть, с кем он сейчас. В голове даже вспыхивает глупая фантазия о том, как ты вломишься к ним и вместо того, чтобы устроить скандал, больным голосом предложишь свое участие, а потом грубо трахнешь Карката в самый последний раз, не дав везучему мудаку, которого он тебе предпочел, ни секунды удовлетворения, но и она гаснет. Ты не сможешь. Ты вообще ничего не сможешь. В носу начинает щипать. Лестница на второй этаж никогда не казалась такой длинной — кажется, что ты ступаешь на новую ступеньку уже сотый раз, но позади всего метра полтора, и ты делаешь новый шаг, а затем еще и еще один, очень тихо, возможно что и не касаясь пола по-настоящему, пока не оказываешься у распахнутой двери. Они даже не стали запираться. Настолько не ожидали, что ты можешь вернуться домой раньше, чем обещал? Это не самое страшное, что происходило с тобой, Джон, убеждаешь ты себя. Просто загляни. Краем глаза. И ты заглядываешь. Сначала ты не понимаешь, что происходит — взгляд мечется по комнате в бесполезной попытке обнаружить того, на чьем члене Каркат скакал в твоих худших догадках, но он в комнате один, и сразу после того, как волна невыносимого, яркого настолько, что ты едва можешь стоять, облегчения, окатывает тебя, вслед за ней на пятки наступает адское желание. Потому что Каркат, тихо поскуливая, грубо растягивает свою щель сразу тремя пальцами. Боже, тут в целом так жарко или это только тебе? Твой (самыйлюбимыйхорошийгорячийединственныйлюблюлюблюлюблю) парень же, кажется, совсем не обращает внимания на происходящее вокруг — он грязнейшим образом выгибает спину, когда вгоняет пальцы особенно глубоко, и ерзает, чтобы раздвинуть свои великолепные, такие крепкие, плотные, горячие бедра шире. Ты не видишь его лица — только заднюю часть тела, сжимающиеся пальчики ног и роскошные ягодицы, но от этого внутри трепещет лишь сильнее. — Эгберт, — вдруг выдыхает Каркат тихонько, как-то стыдливо, и ты, конечно, пугаешься, что он тебя заметил, но тут же понимаешь — не мог. Просто он, очевидно, хотел бы, чтобы ладонь между его ног была твоей. Всего-то. Ха-ха! — Блять, Эгберт… Он снова устраивается удобнее, но на твою удачу так и не поворачивается лицом. Теперь другая его рука играет с щупальцем, а тебя совсем ведет от возбуждения, духоты и количества звуков. И Каркат стонет твое имя. Думает о тебе. Представляет тебя с ним… В нем. Блять, если ты просто себя коснешься, ты кончишь. Мгновенно. Это невозможно. — Ох, блять, — всхлипывает Каркат и внезапно убирает руки. Ты делаешь осторожный шаг в сторону, выбираешь удачное место, с которого ты хорошо видишь Карката, но он не видит тебя, и наблюдаешь. Каркат протяжно выдыхает и некоторое время просто пыхтит — отдаляет оргазм, понимаешь ты с восторгом и одновременно ужасом от того, как сильно это все бьет тебе в голову, — а затем тянется к прикроватной тумбочке. Блять. Блять. Блять. Дилдо, который он выбирает, по размеру почти идеально совпадает с твоим членом. Он, собственно, и покупался для того, чтобы изредка заменять оригинал — например тогда, когда что-нибудь немаленькое так и просится заткнуть болтливый рот маленького непослушного тролля. Ты предпринимаешь жалкую попытку сглотнуть слюну, но во рту ужасно сухо. Каркат раскатывает по силиконовому члену презерватив и… Господи блядский, берет его головку в рот. Блять, он будто играет с леденцом, а не делает минет секс-игрушке. Ты просто вынужден будешь выебать его до потери сознания, потому что нельзя, нельзя, нельзя быть таким, нельзя делать такое со своими парнями, просто нельзя!.. Каркат заглатывает почти до середины, задушенно скулит, вытягивает член чуть ли не из горла, а затем толкает внутрь еще глубже. Он почти давится, но сосет жадно, старательно, талантливо, блять, и ты честно-пречестно сходишь с ума, потому что делая со своим ртом просто нечеловеческие вещи, он все равно умудряется мычать от удовольствия. Каким образом он вообще тебе достался? Что ты сделал, чтобы получить Карката? Чтобы просыпаться с ним каждое утро? Чтобы засыпать с ним по ночам? Он ненормальный и он твой. Ты не мог желать большего. Терпеть становится невозможно, поэтому ты облизываешь ладонь, запускаешь руку в штаны и кончаешь уже через полминуты, дрожа и с трудом сдерживая голос. И пока ты вытираешь руки влажными салфетками с полки в коридоре, Каркат, наконец, устает раздалбливать себе пищевод (или что там у троллей на его месте). У тебя кружится голова, а он вновь падает на четвереньки, широко, будто показательно раскрывает свою щель обеими руками, легонько щекочет ее кончиками пальцев и тянется к блестящему от слюны дилдо. Предвкушающе, голодно урча Каркат гладит мокрые до ужаса складочки плотной резиной, смазывает длину, которая вот-вот окажется глубоко в нем, и, наконец, прижимает головку к своему входу. Легонько толкает ее внутрь, но не позволяет растянуть мышцы даже на мгновение — просто увеличивает давление. Снова отодвигает. Еще раз прижимает крепче. — Пожалуйста, Эгберт, не дразнись, — просит он так, как не попросил бы никогда, если бы знал, что ты слышишь. Его голос ужасно робкий, искренний, а у тебя стоит каменно, будто ты не кончил две минуты назад. — Трахни меня. Ну как ты можешь это проигнорировать? — Тебе невозможно отказать, — говоришь ты хриплым, не подчиняющимся тебе голосом и входишь в комнату. Каркат дергается, резко вскидывает взгляд, и хотя его глаза все еще влажные от возбуждения, а по щекам до сих пор размазана красноватая слюна — след жаркой практики минета, краснеть он начинает мгновенно. — Эгберт! — гавкает он и шлепается на зад, неловко прикрывая сходящее с ума щупальце руками, будто еще есть шанс, что ты успел увидеть не все. В последний момент он обращает внимание на очевидно готовый к делу дилдо и откидывает его куда-то подальше. Ты не можешь сдержать смеха. — Ты совсем охуел?! Ты!.. Да ты!.. Ты как сюда?.. Ты, все еще посмеиваясь, даешь Каркату время попробовать сгенерировать претензию. — Да хватит ржать!!! — Он прикрывается краем одеяла и прячет алое до корней волос лицо в руках. — Ты че тут делаешь?! Ты должен был прийти не раньше восьми! — Панцирникам было лень меня терроризировать, — объясняешь ты мягко и присаживаешься на край кровати, чтобы ласково сжать ладонь Карката в своей. Показавшаяся из-под руки часть лица изображает яростное неудовольствие. — Представь, что я подумал, когда услышал стоны из нашей спальни. — Ты урод, — констатирует Каркат, и ты нежно прижимаешь его ломкое нагое тело к себе. — И тупой. Ты думал, я тебе изменяю? — Я дурак, — соглашаешься ты. — Но зато насколько же слаще оказалась правда… Ты принимаешься зацеловывать его очаровательную влажную шейку, и Каркат ощутимо расслабляется, сдается твоим рукам и даже содействует — чуть приподнимает подбородок, чтобы тебе было проще его ласкать. Прелестный. Самый лучший. Адски горячий. — Мне стоит оставить тебя одного и прикрыть за собой дверь или ты позволишь протянуть руку помощи? — шепчешь ты в его заостренное ушко. — Я серьезно, самоудовлетворение — это не то же самое, что секс, так что если ты хочешь надрочиться в свое удовольствие, я не буду против. Ты даже пытаешься отстраниться, но Каркат протестующе мычит и тянет тебя к себе за плечи. Кажется, он не мечтает вновь остаться один. — …Я начал это, потому что подумал о тебе, — признается он тихонько, — я хочу тебя, а не просто кончить. Хотя ты, вообще-то, вломился в последний момент! — Каркат хмурится, но совсем беззлобно, как-то даже нежно, и эта его податливость, близость, греет тебя изнутри. — Черволобый песоздрюй. Ты снимаешь футболку, осторожно прижимаешь его к себе за талию и глубоко целуешь. И Каркат охотно отвечает. Он необыкновенный, такой жадный до ласки, такой страстный, такой любимый, что ты, еще минуту назад возбужденный до тошноты, теперь не знаешь, как вернуться обратно в похотливый режим. Хочется просто нежничать с Каркатом до посинения. Впрочем, он сам невзначай прикусывает твою губу и требовательно гладит по боку. Кажется, мальчик все же хочет взрослых игр. — Как много ты видел? — спрашивает он, сдирая с тебя штаны. Ты задумчиво мычишь. — Не очень много. Когда я поднялся, рассчитывая кого-нибудь убить, ты стоял раком и имел себя пальцами. Обескураживающее зрелище. Каркат смущенно морщится, и ты, посмеиваясь, ведешь его когтистую ладонь к своему паху. — Как можешь заметить, мне понравилось. — Он аккуратно массирует твой член сквозь ткань боксеров, обхватывает выпуклость рукой, щекочет подтянутые яички, и ты тяжело мычишь. — Повезло, что я успел кончить, иначе это был бы рекорд по скорости оргазма… — Ты дрочил на меня? — выкатывает глаза Каркат, будто это не происходило тысячу раз до начала ваших отношений и еще пятьсот, половину из которых он наблюдал вживую, после. — М-м, грязный ублюдок. И на что именно? — Он так очевидно доволен, что ты не можешь сдержаться и снова рассыпаешь поцелуи по его чудесной мордочке. Каркат легонько улыбается. — Ну-ка не уходи от ответа. — …На то, как ты трахал себя в горло, — признаешься ты хрипло. — Ты чуть не проглотил этот член, это нездорово… — Говорит человек, который кончил, просто смотря на это. Отстань, — закатывает глаза Каркат и раздвигает ноги, утягивая тебя за собой на кровать. Наглый возбужденный тролль под тобой выглядит несравненно. Кроме того, он обнимает твои бедра своими, и хотя ткань трусов быстро становится мокрой насквозь, ощущать его щель рядом так близко просто крышесносно. Ты потираешься о него, мягко сжимая чужое щупальце в пальцах, и вы стонете почти одновременно. — Ты так здорово растянул свою щель, — замечаешь ты, без проблем входя в него четырьмя пальцами и параллельно пытаясь вылезти из прилипающего к телу белья. Тролли до странного податливые — не то чтобы ты пробовал (и не то чтобы ты собирался), но даже вставь ты в Карката кулак, он, должно быть, стал бы таким же узким, как и раньше, уже на следующий день. Великолепная идея пришельческой эволюции. — Не хочешь, раз уж на то пошло, помучать ее еще немного? Каркат выгибается от одних твоих слов, похотливый фанат порнушной болтовни, и стыдливо кивает. Ты тянешься к тумбочке. Новая игрушка диаметром чуть ли не на дюйм больше прошлой, и прежде чем вставить ее, ты долго и усердно заставляешь Карката безумно этого хотеть — лапаешь все его тело, гладишь, щекочешь, целуешь и лижешь, то дразнишь, то крепко дрочишь его чувствительную выпуклость и ни на секунду не оставляешь горячую раскрытую щель. Воистину великолепна. С ней можно делать столько всего — вылизывать изнутри, пока Каркат хнычет и дрожит, потирать пальцами, гладить ее мягкие скользкие стенки… — Встань раком, как до этого, — просишь ты, и Каркат медленно выполняет твою просьбу — он возбужден так, что с трудом может удерживать равновесие. Даже в этом состоянии он дразняще покачивает бедрами перед твоим лицом, абсолютно точно зная, как это на тебя действует, и без напоминания как следует прогибается в спине. Блять, ты однажды потеряешь сознание от того, какой он охуенный. Однозначно. — Хороший мальчик. Может, будешь еще лучше и попросишь меня вставить его? Я уже слышал, что ты так можешь. Каркат тихо, но неприкрыто стонет. — Эгберт… Вставь мне, пожалуйста, — дрожащим голосом говорит он. Ты размазываешь по игрушке смазку, ожидая продолжения. — Мне… Так не хватает чего-то внутри. Вставь. Джон. Хотя дилдо скользит внутрь легко, ни капли не туго, Каркат едва не задыхается от стонов и всхлипов. Он подается тебе навстречу, хнычет и еле-еле удерживается на коленях, пока ты трахаешь его совсем медленно, мягко, в мучительно слабом темпе. Сил просить у Карката нет, но ты и сам постепенно ускоряешься, толкая игрушку сильнее и глубже, буквально растягивая его изнутри. Каркат вжимается в постель всем телом. Ты ласково гладишь его по спинке и волосам, нежно касаешься ягодиц и живота, но Карката слишком уносит — ты буквально чувствуешь, как близок он к оргазму, и это ощущение доводит до пика и тебя. Внезапно Каркат падает на спину и отстраняется. Его алая щель жадно дрожит, но тролль не уделяет ей внимания, будто и не сходит с ума от возбуждения — он распахивает руки и ты целуешь, целуешь, целуешь его, шепчешь нежности в его губы и получаешь те же стыдливые признания в ответ. Ты переполнен, правда переполнен, тебе кажется, что ты можешь отключиться от количества любви, но Каркат отстраняется и раздвигает ноги, и фокус твоего внимания снова переключается на то, как сделать ему хорошо. Это здорово, потому что было бы неловко упасть в обморок, оставив Карката изнемогающим и испуганным. Вместо этого ты вставляешь в него сначала первый дилдо, тот, что поменьше, с интересом смотришь, как нутро Карката пытается сжаться, чтобы кончить хоть от чего-то, пусть и недостаточно большого… — Эгберт, мало, — слабо выдавливает он. А затем раскатываешь по члену презерватив и входишь в него сам. Ты кончаешь после пяти толчков внутрь, Каркат — после семи, и это такой позор, что ни одному из вас не стыдно. Ты держишь Карката за руки, оставаясь внутри до тех пор, пока волны дрожи совсем не оставят его, а он стонет-стонет-стонет от удовольствия, такой красивый, такой чудесный, такой милый, самый-самый-самый-самый… Ты откладываешь игрушки в сторону, снимаешь резинку и крепко прижимаешь Карката к себе. Отпускаешь. Подхватываешь на руки, переносишь на сухую кровать в комнате для гостей, крепко закутываешь в одеяло, чтобы обеспечить его сходящему с ума телу хоть немного защиты и комфорта, и вновь обнимаешь, пока он не придет в себя. Нежно расцеловываешь его лицо. Чешешь за ушками и гладишь везде, куда дотянешься. — Люблю тебя. Очень сильно тебя люблю, — говоришь ты. Каркат угукает. — Ужасно сильно люблю. В этот раз ты добиваешься что-то типа «ятбятоже», и в его нынешнем состоянии это успех. Тролли по природе не должны быть возбуждены так долго — с другой стороны, проблема скорее в том, что так долго не должен быть возбужден вообще никто. Ты не перестаешь нежничать с Каркатом, пока он не засыпает, убаюканный твоими объятиями и любовным шепотом, и отпускаешь его лишь когда он сам зарывается поглубже в одеяло. Тоже клонит в сон. Засыпая, ты окончательно решаешь для себя — больше никогда в жизни ты не заподозришь Карката ни в чем плохом. И правильно делаешь.