***
Я высунула нос из дома только глубокой ночью, когда объятый сражением Маркарт, наконец, успокоился в холоде и тишине. И предстал передо мной безмолвный, страшный, заваленный трупами легионеров и мятежников. Пахло кровью и сыростью, дул стылый ветер, взвывающий в унисон со стонами раненых. Издалека долетали короткие крики, но слов было не разобрать. Прислушавшись, я поняла, что это команды офицеров. Прямо перед домом распласталось обезглавленное тело легионера. Чуть выше по лестнице валялись ничком двое Братьев Бури. Ниже на ступенях – похожая жуткая картина. Эрандур, выйдя из дома, глубоко вдохнул и осторожно перешагнул обезглавленного, на ходу прошептав краткую молитву: – Да убережет вас Мара по дороге в Этериус! Солдат в имперской броне сидел на ступенях, спиной к нам, и не двигался. Я подошла к нему и дотронулась до плеча. Мертвец тут же завалился на бок, вынуждая меня отпрянуть выше по лестнице. Я призвала огонек, чтобы лучше рассмотреть, что творится вокруг, магическая вспышка тут же привлекла внимание. С рыночной площади раздался душераздирающий вопль: – Чо-о-окнутая-я-я! Я, стиснув зубы, зарычала. Наёмник как всегда – живее всех живых. И как он догадался, что это я?! Неужели во всем Скайриме никто больше не умеет призывать свет? Эрандур тихо усмехнулся, а вышедшая следом Бхусари выдохнула удивленное: – Кто? Не сдержав стона раздражения, я провела рукой по лицу. – Кажется, Ворстаг выжил и находится в добром здравии, – с улыбкой заметил жрец. – А ты не мог бы сказать ему, чтобы прекратил на весь мир орать, что я чокнутая? Это несколько оскорбительно по отношению к архимагу, тебе так не кажется? – Полагаю, он так выражает свои чувства к тебе, – миролюбиво ответил данмер, направившись вниз по лестнице. – Только его чувств мне не хватало, – проворчала я, насупившись. Бхусари бесшумно последовала за нами. На рыночной площади творился ужас. Казалось бы, битва уже миновала, и, судя по обилию алых имперских стягов и легионеров вокруг, завершилась нашей победой, но всю улицу от заброшенного дома до ворот сплошным ковром укрывали трупы. Мужчины и женщины, красное и синее, лежали вместе и их истерзанные клинками тела тесно прижимались друг к другу. В основном это были норды – братья и сестры по крови, что подняли друг на друга оружие по прихоти власть имущих. Я осторожно переступала через мертвых, старалась не задеть никого, не потревожить их покоя. А отряд легионеров под предводительством Ворстага начал уборку на площади. Они растаскивали тела легионеров и Братьев Бури в разные стороны. Мятежников складывали у стен, воинов Империи возле таверны «Серебряная кровь». На темных улицах не было зевак. Никого, кроме нас, солдат и ощутимого присутствия смерти среди обломков каменных башен и стен. – Ворстаг! – окликнула я наёмника, ставшего теперь командиром небольшого отряда. Он обернулся, держа перед собой факел. Лицо наёмника просияло, стоило ему меня увидеть, но он и с места не сдвинулся. Не кинулся ко мне с удушающими объятиями, как раньше. С напускной серьёзностью поприветствовал нас, словно и не орал только что на весь город, и повернулся к двум легионерам, несущим под руки и за ноги какого-то Брата Бури. Они целенаправленно шли к таверне. – Этот живой! – басовито крикнул один из них. – Несите его внутрь! – Ворстаг отошел с моста, посмотрел на нас. – Эдриан велел раненых не добивать. Сказал, как-то это неправильно лежачих бить, даже если это мятежники. Они такие же норды, как я или он. Пусть их потом судят. – Интересно, как бы отреагировал на подобное великодушие наш генерал? – я проводила взглядом солдат, скрывшихся в дверях «Серебряной крови». – Кажется, нам пора снова приниматься за дело, – Эрандур вздохнул, ступая на перекинутый через ручей мост. – Спасем тех, кого ещё можно спасти. – Да… а это ещё кто с вами? – Ворстаг наконец заметил притаившуюся в моей тени каджитку. Она сразу же приосанилась, изящно выгнув спину. Вышла вперед и протянула наёмнику руку. – Моё имя Бхусари, – представилась она. – Давняя знакомая Джулии Октавии из Маркарта. – Да ну? – глаза Ворстага игриво сверкнули. Он сразу раскусил ложь, а Бхусари и не подозревала, что человек перед ней прожил в Маркарте полжизни. – А я Ворстаг, – норд принял её руку и поднес к губам, чуть склонившись. Я скосилась на него, не скрывая удивления, а о вшах решила не предупреждать. Не терпелось увидеть наёмника лысым. Эрандуру хватило беглого взгляда на них. Жрец коротко усмехнулся и кивком указал мне на дверь таверны. Я с хитрющим видом проследовала мимо него и попала в устроенный прямо в зале лазарет. И всю радость от победы, как ветром сдуло, на смену пришло беспокойство. Вдоль стен, прямо на полу лежали раненые. Стонущие от боли, кашляющие, беспокойно ворочающиеся или просто бессознательные. Вся таверна заполнилась звуками и запахами, совсем не способствующими желанию перекусить и выпить бутылочку меда. По залу ходила Фрабби и раздавала нуждающимся воду. Её дочь пробежала через зал с бадьей, заполненной окровавленными тряпками. Мимо нас на улицу проследовали два имперца, разместившие раненого в дальнем углу у камина. – Это… – Эрандур обвел взглядом зал, прочистил горло. – Больше никого не будет? – А кого вам надо-то? – недовольно скривилась жена трактирщика, замерев с кружкой над одним из солдат. – Местных целителей, например, – предположил жрец. – Я посылала сына за Ботелой. Она даже дверь лавки не открыла. Хорошо, если эта старая карга сегодня от страха не померла, – не скрывая раздражения в голосе, Фрабби напоила мужчину и перешла к следующему. Я опустила взгляд и увидела слева от себя парня в имперской броне. От кровопотери его лицо казалось белым как мука. Руками он держался за живот, и сквозь его пальцы сочилась темная кровь. Присев рядом, попыталась аккуратно убрать его руку от раны, но он начал сопротивляться. – Не надо. Я сейчас тебя вылечу. Я – архимаг. Парень не поверил. Посмотрел меня так ревностно, словно его ладонь на животе удерживает не только рану, но и его нордскую честь. Эрандур тем временем разоружился, оставив ножны с мечом на одном из стульев, снял перчатки и направился помогать другим раненым, следуя моему примеру. Мне всё же удалось уговорить парня отцепиться от живота и осмотреть его. Кажется, воина в пылу боя пронзили мечом и после этот меч выдернули. – Лежи смирно, руками за рану не хватайся. Это пустяки, – утешив его, простерла руки над животом и призвала целительный свет. Все получилось хорошо, я даже воодушевилась, что сейчас всех поставлю на ноги. Пока не увидела следующего пациента. Нога того вздулась темно-синей шишкой. Колено оказалось раздроблено, наверняка молотом или булавой, а вся голень уже почернела. Он стонал, пожалуй, громче всех. Я не была уверена, что высшее исцеление справится с таким повреждением. И если я потрачу на него все силы, то уже не смогу нормально помогать остальным. – Эрандур… – шепотом позвала я, с трудом подбирая слова. – Тут… кое-какие… м-м, особый случай. Жрец подошел, посмотрел и вынес приговор. – Ногу уже не спасти, его нужно резать. – Ты сможешь? – я с надеждой взглянула на него. – Чем? Мечом? Здесь вряд ли найдутся подходящие инструменты. Колун это весьма грубое решение проблемы, – приглушенно объяснил данмер. – Его нужно погрузить на повозку и везти в лагерь. Сула всё сделает. А пока перетяни ему ногу выше колена. И надо его напоить настойкой, чтобы погрузить в сон. Я решительно кивнула, жрец ещё раз окинул глазами ряд раненых. – Не трать силы на слишком тяжелых. Раздав ценные указания, Эрандур удалился на другой конец зала и занялся своими пациентами. Завершив все дела с этим раненым, я переместилась к следующему – мужчине в броне Брата Бури. На миг мой разум уколола неприязнь, потом я мысленно повторила себе приказ Эдриана и присела рядом с человеком, которому требуется помощь. Взгляд его был ясен, он сразу увидел меня, подошедшую его лечить, и кашлянул. Изо рта на темную спутанную бороду хлынула кровь. Повреждены внутренние органы, скорее всего легкие. Осмотрев, мужчину увидела несколько отверстий в доспехе от стрел. Какой-то умник их все повыдергивал, и теперь мятежник погибал в муках, медленно задыхаясь. – Это ты... – прохрипел норд. В его груди что-то пугающе заклокотало и забулькало. – Ну... Да. Это я, – успокаивающе улыбнулась ему, решив, что он начал бредить от начавшегося воспаления. – Я, наверное, умер. Мы в Совнгарде? – Нет, мы в Маркарте. Пока ещё, – простерла руки над ранами, но лечение не призвала. Норд на меня открыто пялился. Не сводил взгляда с моего лица. – Не помнишь меня? – спросил он. – Честно, нет. Лежи спокойно, сейчас я тебя подлатаю. Потом расскажешь, где мы пили вместе, – я снова возложила на него руки, пытаясь одновременно рассмотреть лицо. Не юноша, зрелый здоровый мужик, с грубоватым лицом, острым носом и русыми спутанными волосами. Короткая борода вся слиплась и смотрелась на щеках, как толстый слой присохшей грязи. Раны у него серьёзные, но если постараться, то все получится. – А я помню тебя. Странно, да? – бормотал раненый. – Почти каждую ночь… ты мне снилась. Я зовусь… – он снова кашлянул кровью. – Селкир Молчаливый, но имени не знаю твоего. Я нахмурилась и прервала заклинание. Имя звучало очень знакомо, но это же не мог быть… – Скажи, как твоё имя, – попросил норд. – Джулия Октавия, – неуверенно проговорила я, будто сомневаясь моё ли это имя на самом деле. – А данмер… выжил? Меня будто молнией ударило в тот миг. Я отшатнулась, закрыв рот ладонью. Точно! Это он! Захотелось кричать, обличить преступника, но голос застыл в горле, затрепетал на связках прерывистым вздохом. Ледяная тьма снова прокралась в душу, а ведь мне казалось, что я исцелилась от неё ещё в Коллегии. Отойдя к стойке, замерла, не отнимая ладони от лица и не сводя с Селкира испуганного взгляда. Я-то думала буду радоваться, отыскав второго причастного к преступлению, но вместо этого меня парализовал ужас, которого не довелось испытать даже перед святилищем Молага Бала. Алые капли на снегу… Отчаяние… Боль… Я зажмурилась, чтобы не видеть его лица. Судьба только что преподнесла мне заклятого врага, словно на блюдечке. Беспомощного, жалкого и осталось только выхватить кинжал и пронзить его черное сердце. Ощутить освобождение ещё от одной путы, что раз за разом, даже спустя время, обвивалась тугой петлей вокруг шеи, заставляя рыдать, кричать и бояться повторения этого. Почему же я не могу так просто убить его, когда стольких уже лишила жизни? Моё оцепенение не скрылось от Эрандура. Он неслышно подошел ко мне и тронул за плечо, выдохнув моё имя. Я отшатнулась от жреца, в замешательстве посмотрела на него, как на чужого. – Что случилось? – твердо спросил он. – Простите, я… Я совершил ошибку… – Селкир выплюнул эти слова вместе со сгустком крови. Так вот, что чувствует мой заклятый враг? Он раскаивается в содеянном? – Джулия, в чем дело? – потребовал ответов Эрандур. У меня язык прилип к нёбу, я не могла ничего сказать, только слушала бормотание раненого, который, чувствуя, что умирает, решил излить душу. – Я поступил недостойно… неправильно. Я понял это, когда начал видеть твоё лицо во снах, Джулия, – говорил Селкир. – Толфгар и Нелмар смеялись надо мной. Нелмар и вовсе считал это победой, ещё одним трофеем, ну а я... Я помнил. Эти слёзы, тихие слёзы… Я не смог пойти против решения соратников… не смог произнести и слова против… переступил через свою совесть… Эрандур тоже понял кто это, и лицо данмера обратилось ледяной маской. Взгляд остекленел, и он посмотрел на норда так, словно тот для него перестал быть человеком. Жертва. Зверь. Ничтожнее животного. Опасная тварь, от которой следует немедленно избавиться, чтобы от нее не осталось и следа. Жрец готов был исполнить свою клятву, данную мне в Коллегии. Никакого милосердия. И тьма сомкнулась надо мной, я затерялась в собственном разуме, как в лабиринте, пытаясь отыскать внутри себя ответы. Но всякий раз, когда я приближалась к очевидному решению, моя дорога оканчивалась тупиком. Голоса из прошлого, разные голоса зазвучали в моем разуме. «Милосердия они от меня не получат». «Это только ваше бремя, которое вам нести вместе или идти разными дорогами». – Как вы могли совершить подобное? Почему просто не убили нас? – спросил данмер, наклонившись к мятежнику. Звук его голоса пронзал как стальной клинок. – Она… умоляла, – кашлянул Селкир, выплюнув кровавый сгусток. В моей груди вспыхнул огонь. Меньше всего на свете мне хотелось, чтобы Эрандур знал. Боги меня тогда не услышали и теперь тоже плюнули на меня. Да и с чего бы им вообще меня слышать, этакую даэдропоклонницу? – Просила... Взять все что угодно… только, чтобы спасти вас, – захлебываясь собственной кровью, говорил наш враг. Пока я, погруженная в оцепенение, пыталась выбраться из дебрей обуревавших меня горьких дум, жрец вдруг простер над Селкиром руки и с отрешенным видом принялся за исцеление. Меня едва ноги удержали при виде золотистого исцеляющего света в его ладони. Прежде чем я начала возмущаться, Эрандур обратился к норду: – Джулия Октавия, моя возлюбленная, много вынесла из-за вас... Слишком много такого, что не должно выносить женщине, – тихо говорил жрец с нотками горечи в голосе, будто он только что отринул всю злобу и желание мстить, являя то самое легендарное всепрощение, которому учит Мара. – Знаешь ли ты, что на твоих руках кровь нерожденного ребёнка? Именно на твоих, не на её. Ты погубил его своим насилием. – У меня был ребенок? – мятежник лежал с окаменевшим лицом, с каждой секундой его боль уходила, а теплый свет на ладонях жреца разгорался всё ярче. – Я много думал об этом, – продолжил Эрандур, игнорируя смятение Селкира, – слишком много, наверное, и переживал с ней каждую минуту той боли, что вы ей причинили. И поклялся сделать все, чтобы она забыла о той ночи. Только Джулия порой ведёт себя мудрее, чем может показаться на первый взгляд. Я не перестаю восхищаться ею, – с особой теплотой сказал он. – Однажды, когда я, наконец, узнал обо всем, Джулия сказала мне фразу, с которой даже боги не смогли бы поспорить. Не всегда позволить кому-то жить это проявление милосердия. Есть боги, у которых только черное и белое, но мы здесь, смертные, и у нас все намного сложнее. Твои раны никогда не будут болеть, но твоя жизнь станет кошмаром. За то, что тогда ты промолчал. Запомни, такого боги не прощают. Но судить тебя будут другие. И ты сам, всю оставшуюся жизнь. Закончив исцеление и свою проповедь, Эрандур отошёл от Селкира, который, привстав на локте, с изумлением ощупывал себя, поражаясь ушедшей боли. Данмер удалился прочь из таверны, я подозревала, что он решил передать норда в руки имперского правосудия, а для начала – Ворстага. Данмер не отринул злобу и не простил врага. Он попытался поступить правильно. Так, как нас сейчас обязывает поступать наше положение. И при этом жрец проклял насильника, воспользовавшись его раскаянием. Я встряхнула головой, опустила глаза, чтобы не пересекаться взглядами с Селкиром, и молча вышла из таверны. На улице, среди трупов и солдат, я тут же столкнулась с Эрандуром и Ворстагом. Увидев меня, мужчины замолкли, хотя до этого, явно что-то бурно обсуждали. Чуть поодаль крутилась Бхусари и, судя по навостренным ушам, внимательно вслушивалась в разговор. Наёмник бегло взглянул на меня, и в его глазах промелькнула вина. Я могла предположить, в чем причина. Скорее всего, Эрандур рассказал все другу, и тот не слишком хорошо воспринял новости о появлении среди раненых «особенного» мятежника. Я отошла от таверны по дорожке вдоль ручья, не переходя мост и, силясь разглядеть звезды, уставилась в темное небо. Холодная ночь выбивала из тела мелкую дрожь, до слуха долетела фраза, сказанная Ворстагом: – Как хотите, но я ему врежу! Позволив себе натянуто улыбнуться, я остановилась на углу улицы, посмотрела на мельтешащие огоньки факелов вдалеке справа – легионеры вперемешку с шахтерами расчищали обрушившийся вход в шахту Сидна. Из тени внезапно вынырнула рука. Зажав мне рот, она потянула меня к себе, во тьму. Я попыталась дергаться, но неизвестный оказался сильнее меня, и получалось только мычать в надежде, что кто-нибудь меня услышит.Глава тридцать вторая. Селкир Молчаливый
24 апреля 2022 г. в 09:34
Перед тем как толкнуть дверь дома, я замешкалась, не веря, что Молаг Бал ждет меня внутри с распростертыми объятиями. Но все же положила ладонь на металлическую поверхность. Справа раздался рев боевого горна и, повернувшись на звук, я увидела, как медленно открываются ворота Маркарта, и имперцы черно-алым потоком врываются в город.
Дом раскрыл передо мной вход в убежище, пропахшее смертью и тленом. Тяжелый трупный запах резко ударил в нос и вселил в душу ощущение тревоги. Однако очаг горел так ярко, словно невидимый хозяин только что заботливо развел огонь для нас.
Бхусари потянула носом и фыркнула.
– Жаль тебя расстраивать, но, похоже, твой старый друг умер, – огорченно сообщила каджитка, прижав уши к голове. Серая шерсть на её загривке встала дыбом.
Мы медленно опустили Эрандура на пол, и я только теперь подумала о дозорном Турране и Толфгаре, тела которых Братья Бури так и не нашли. Молаг Бал их надежно спрятал. Прямо здесь. В этом самом доме, где мы надеялись укрыться от начавшейся на улицах битвы.
– Да, наверное, так и есть, – согласилась я, растирая уставшие плечи.
– Спасибо, что вернулась за мной, – Бхусари оскалилась в улыбке, а мне стало неловко. Я же в самом деле не собиралась возвращаться в шахту Сидна ради неё, просто так сложились обстоятельства.
– Пустяки, – наигранно приосанилась я. – Ещё не забудь поблагодарить довакина за то, что… э-э… нас приняли в Легион, и он одобрил этот план.
– Я не знакома с ним.
– Познакомишься, как только… – из-за двери раздался грохот и крики. Сражение стремительно двигалось к Подкаменной крепости, а мы с каджиткой замерли и навострили уши. На всякий случай я встала и задвинула металлический засов, чтобы к нам никто не ворвался.
– Посиди пока здесь с Эрандуром, а мне надо осмотреться, – я отправилась вниз, хотела проверить святилище Молага Бала.
В доме, за пределами кухни, было темно, пришлось призвать огоньки, но царящая в этом месте мгла сделала их тусклыми и некрасивыми. Блеклый свет едва озарял мне путь, холодные стены поглощали сияние. А зачем я спускалась вниз, объяснить не могла. Смесь опасного любопытства и страха овладели мной. Вдруг он заставит меня убить Бхусари? Или Эрандура? Смогу ли я сопротивляться?
Среди мебели и всяческой домашней утвари по-прежнему царила чистота. Будто дом действительно обитаем или сюда каждый день приходит старательная служанка и вытирает пыль, разводит очаг. Я добралась до пролома в стене, за которым было устроено святилище Молага Бала, и спустилась вниз.
– Преступник всегда возвращается на место преступления, – сердце зашлось частым взволнованным ритмом. Но не знаю почему, мне смертельно хотелось увидеть Толфгара. То, что от него осталось. Убедиться, что насильник в самом деле мертв, а всё, что приключилось со мной после той жестокой казни, было не зря. Отмщение свершилось так, как было задумано.
Во тьме острыми гранями поблескивало святилище. Рогатая башка даэдра оскалилась на меня, пугая пустыми черными глазницами. Чашу у алтаря всё ещё заполняла кровь, в которой что-то плавало, хоть и количество жидкости заметно уменьшилось. Я сделала шаг вперед, и от вони заслезились глаза. Подставив руку к лицу, опустила взгляд вниз, высматривая под ногами очертания распластанного, почти сгнившего тела. Разлитая на полу кровь стала похожа на давно высохшие чернила.
Награда за то, что я сотворила здесь, казалась соразмерной преступлению. Молаг Бал меня наградил так, как может только он один. С присущей ему жестокой насмешкой над всеми смертными. И мне, решившей раз и навсегда избавиться от метки Обливиона, теперь необходимо лишиться благословения злобного принца даэдра. Кто знает, вдруг со временем, когда все войны завершатся, нам с Эрандуром захочется завести детей?
Я мысленно отругала себя за эту мысль. Наивную, простую, женскую мысль.
– Лорд Бал, – тихо произнесла я. – Мне больше не нужен твой дар. Забери его.
Тишина в святилище даже не дрогнула, застывшая и холодная, как кровь на камнях. Ничего не произошло. Молаг Бал меня не услышал, или не захотел слышать. Говорить громче я опасалась – Бхусари может прибежать на мой голос, а каджитку, пережившую шахту Сидна, пока лучше не шокировать. И кто знает, заслуживает ли воровка моего доверия?
Я развернулась и пошла наверх, не оглядываясь. Попусту тратить время, взывая к безжизненному металлу алтаря, когда на пороге плещется кровавый хаос войны, глупо. Потом придумаю, как отцепить от своей души благословение Молага Бала, а до той поры придется мириться с этим, как например, я мирилась со шрамами.
Бхусари деловито обыскивала стоящий у двери сундук, вытаскивая из него сложенную одежду и тщательно осматривая её. Когда я застала свою подругу по каторге за этим делом, она оторвалась от занятия и приложила к плечам найденное льняное платье нежно-зеленого оттенка.
– Мне это подойдет? – спросила каджитка, навострив уши.
– Конечно. Тебе нужно сменить эти тюремные лохмотья на что-нибудь поприличнее! – я покрутилась на месте, осматривая кухню. На глаза попался горящий очаг.
– Давай нагреем воды, приведем себя в порядок…
В дверь что-то резко и гулко ударило. Мы снова затаились в тревожном ожидании и вскоре заметили, как за порог затекла тонкая струйка крови. Потом все притихло, сквозь дверь до нас долетали лишь приглушенные крики.
Эрандур внезапно вздрогнул и резко привстал на локте.
Обстановку он сразу узнал, но удивленно вскинул брови, когда рассмотрел рядом с собой каджитку, невозмутимо примеряющую платье.
– Эрандур! – я кинулась к нему, обняла за шею, но данмер не торопился обнимать в ответ.
– Как мы здесь оказались?
– Мы тебя принесли, – промурлыкала Бхусари, облачившаяся в платье. Теперь она была похожа на обычную горожанку.
– Сюда? – переспросил жрец, обведя глазами кухню. Разумеется, он отлично помнил, что происходило в этом доме, поэтому возвращение сюда волновало его. Это читалось по встревоженному взгляду.
– Прости, это моя идея, – я отодвинулась от него и присела на лавку. – Но, так или иначе, это безопасное место…
– Только ваш друг умер, – понуро опустив уши, заметила каджитка.
– Друг? – Эрандур встряхнул головой и, поднявшись с пола, сел рядом со мной.
– Ну да, наш друг, который жил здесь. Не Ворстаг, – поспешила успокоить возлюбленного, осознав, что тела Дозорного я не обнаружила, пока блуждала по дому. – Ты не поверишь, но у нашего олуха все получилось. Он открыл ворота. Имперцы штурмуют город. Нет! – я вцепилась в его руку, поняв, что жрец намеревается присоединиться к Легиону в бушующем сражении. – Сиди здесь! На улицах битва и нам там делать нечего.
– Если Ворстаг действительно смог открыть ворота, то наверняка Братья Бури поняли, что их предали. И быстро догадались, где находится имперский шпион, – сурово выдал Эрандур, высвобождая свою ладонь. – Его могли убить на месте.
– Мы тоже рисковали собой. Мы все знали, на что идем! – я сложила руки на груди и покосилась на данмера. – Если он и впрямь убит, то его трупу уже ничем не поможешь, а выскакивать в город с мечом наголо… Да ты и сам всё понимаешь.
– Не враги, так свои примут за врага в пылу битвы, если я побегу к воротам, – успокоившись, согласился Эрандур и снова встревоженно осмотрелся. – Просто мне не по себе от этого места. Хочется оказаться подальше отсюда.
Бхусари заинтересованно повернулась к нам.
– Если не тайна, чем занимался ваш друг? – спросила она.
– Даэдропоклонник он был, – буркнула я. – Вот и поплатился.
Эрандур кисло на меня посмотрел, потом перевел взгляд на Бхусари, которая ненадолго замерла, но после безразлично пожала плечами и принялась обыскивать тумбочку.
– Не переживайте, я многих повидала за всю жизнь. Нисколько не осуждаю даэдропоклонников… О-о, септим! – радостно сообщила она, выудив из ящика монетку.
– Не бери его, – мрачно предупредил Эрандур. – В этом доме теперь всё проклято.
– И даже платье? – глаза каджитки от испуга округлились и засверкали, как два изумруда. Она обхватила себя за плечи. Я пихнула данмера локтем вбок. Какое дело Молагу Балу до какой-то тряпки или монетки?
– Эрандур имеет в виду, что вещи даэдропоклонника не понравятся богам.
Жрец наградил меня скептическим взглядом и отвернулся, махнув рукой. Мне тоже стало не по себе, по спине пробежался холодок. Кровавая полоса у порога замерла, поблескивая в огне очага. Оставалось только дождаться, когда всё закончится.