Король умер

Рядом кто-то стонал. Ребра болели так, будто на них сверху скинули полено. Стоял устойчивый запах формалина, металла, старого пота и мочи. Генри заморгал. Потом, морщась, Генри сел. Думать было тяжело. Мысли были вязкими, неповоротливыми, каждая весила по тонне. Он ничего не понимал. Где он? Длинное, унылое барачное помещение с тремя рядами коек и прямоугольными окнами. Трубы под потолком. Он поежился. Взгляд упал на один из тощих опорных столбов. «С Ш -» он прочитал. Он помнил, как потемнело, как услышал снаряд, поднял голову и увидел его. Помнил свист. Помнил, как выскочил из окопа, выронил винтовку и побежал. Потом был грохот и темнота, что-то огромное, не легче паровоза, ударило его в грудь, и он полетел назад. Дальше — ничего. Что с его взводом? Сколько он без сознания? Ни одного знакомого лица. Генри скинул одеяло и боязливо посмотрел вниз. Он был обнажен по пояс, грудь перетягивали бинты, все в темных пятнах. Он боялся представить состояние торса. Он огляделся. Никто не обращал на него внимания. Мужчина на соседней койке отвернулся в сторону, прижав ноги к груди и обхватив голову ладонями. Солдат через пару коек лежал неподвижно, глядя в потолок. За две минуты, что Генри смотрел на него, он ни разу не моргнул. Генри вздрогнул и отвел взгляд. Когда ему было десять, и они жили в Савидже, Миннисота, отец впервые взял его на охоту. Генри не помнил, когда потерялся или как это произошло. Они шли рядом, их пес трусил впереди. В какой-то момент что-то потянуло его в сторону. Словно он услышал голос старого, полузабытого друга. И следующее, что помнил Генри — он стоит c детским винчестером.22 калибра через плечо и рюкзаком за спиной, его обступают сосны и болиголов, и он не знает, где находится. Будто его взяли за шкирку и перенесли по воздуху с места на место. И он один. Но он испугался не в тот момент, а несколькими секундами позже. Когда на его зов никто не ответил. И когда он вспомнил, что от края леса их отделяет больше тридцати миль, он не помнит направлений, а в его рюкзаке из еды только пачка печенья, фляга воды и нет спичек. Когда на него обрушилась тишина, не присущая городу. И стволы деревьев, каждый в три его обхвата, начали давить. И он не узнал в вернувшемся к нему эхе своего голоса. Будто кричал не он, а кто-то чужой и недобрый передразнивал его. Похожее чувство потерянности он ощущал ни раз на войне. Ощущал сейчас. Он был один из многих. И войне было откровенно плевать на Генри Штейна. Сверху принимали решения и отдавали приказы, которых он не понимал. Решали, сколько ему спать, когда вставать, куда идти и в кого стрелять. Он больше не принадлежал себе. Он был ранен, был подобран и был переброшен в армейский госпиталь, как сброшенная с доски пешка. Ему не следовало убегать из дома. Он не потрудился даже узнать, за что воюет. Он просто хотел быть мужчиной. На стене на крючке висела форма, его, она выглядела потрепаннее, чем он помнил. Из-под кровати торчал ремешок. Его сердце екнуло. Игнорируя боль, он нагнулся и трепетно потащил лямку на себя, будто она была последней ниткой, соединявшей его с привычным миром. Рюкзак оказался у него на коленях. Фляга, теплые носки, рубашка, ремень, две обоймы… Он нетерпеливо вытащил рубашку, противогаз и две пачки пайка на койку. Не так много у него было вещей. Он держал блокнот в крайнем отделении, ближе к спине. Но его не было. Выронил в бою? Когда взорвался снаряд? Но все остальное было на месте. Генри был благодарен за жизнь. Ему повезло выжить. Он не знал, что стало с теми, кто находился рядом. И все-таки он не мог отделаться от чувства потери. Там были его рисунки, сделанные до и во время войны. Портрет матери. Пейзаж перед домом. Рисунки товарищей, некоторые из которых мертвы, и других Генри не думал, что еще раз увидит. Он проверил каждое отделение, прощупал рюкзак несколько раз. Бессмысленно. Его привлек свист из-за спины. Генри обернулся. На койке в центральном ряду он увидел парня. Его темные волосы почти полностью скрывала бурая от крови повязка. Он был бос, в одной рубашке и подштанниках, левую ногу перетягивали бинты. Лицо покрывали мелкие царапины. Но он не выглядел расстроенным. Совсем напротив. А еще в его руках был блокнот Генри. — Это ищешь? — он широко улыбнулся. Вместе с облегчением Генри ощутил раздражение. Он привык, что люди заглядывают через плечо, вырывают рисунки (в школе кое-кому пришлось объяснить на языке тумаков, что этого делать не стоит), и его это не сильно беспокоило. Но сейчас он был на взводе. И как его блокнот оказался у этого малого в руках?.. Он что, рылся в его вещах? Нет, конечно нет. Никто из солдат не стал бы рыться в его вещах. Генри терпеливо улыбнулся. — Ага. Точно. Отдай, пожалуйста. — Любишь рисовать? — парень не сдвинулся с места. Его пальцы довольно-таки небрежно теребили корешок, итак растрепанный. Генри кивнул. — Вот те на! Художник на войне! — солдат рассмеялся. Послышалось несколько недовольных комментариев. Мужчина с соседней койки грубо потребовал вести себя потише. Парень бросил на него косой взгляд и повернулся обратно к Генри. — Я серьезно. Отдай блокнот, — Генри почесал в затылке. Они были солдатами, воевали и видели кровь. Все было очень серьезно, и, конечно же, они стояли выше этих школьных глупостей. Парень открыл блокнот, поглядывая на него. Его глаза блестели. Или нет. — Посмотри и верни, когда закончишь, — рано или поздно, если на него не реагировать, этому малому надоест, и он оставит Генри в покое. — Я уже посмотрел. Знаешь, что я думаю? — Нет. Что? — Я думаю из твоих рисунков выйдет неплохое оружие. Мы можем вырывать по странице и использовать как снаряды, чтобы деморализовать врага. Генри рассмеялся. Он знал, что был тем еще рисовальщиком. Мистер Лиланд, пожилой художник, живший на их улице, иногда снисходил до того, чтобы посмотреть его рисунки. Его комментарии были похлеще. По его мнению, каждый раз, когда Генри брал в руки карандаш, ангелы плакали на небесах, и где-то во Вселенной сразу по нескольку звезд гасло навсегда. Генри было все равно. Он хотел рисовать и знал, что однажды станет художником. А ангелы потерпят. — Было бы то еще зрелище. — Так ты согласен? — оживился собеседник. — Предлагаю начать прямо сейчас, — он взял двумя пальцами край листа и сделал вид, что собирается его вырвать. — Послушай, ну я бы все-таки предпочел, чтобы ты… Эй! Треск! Генри вскочил на ноги, вытаращив глаза. Малец смотрел на него с самой развеселой улыбкой. В одной его руке был его блокнот. Ну, а в другой была страница оттуда. — Ты что, думал, я этого не сделаю? — он помахал вырванным листом. — Ты рехнулся? — Генри сжал кулаки. Щеки пылали. Он не мог поверить своим глазам. Немыслимо! — Отдай обратно! — Думаю, я просто избавлюсь от него, — парень сделал вид, что прицеливается блокнотом в приоткрытое окно. Генри рванул к нему. У него закружилась голова, в груди стрельнуло, и он неловко завалился на чью-то койку… завалился на кого-то, но быстро восстановил равновесие. — Прекратите! Он помотал головой, прогоняя дурноту, и обнаружил парня уже в другом месте. Не размениваясь на слова и угрозы, Генри прыжком перемахнул через чью-то койку, оказавшись шагах в пяти от поганца с его блокнотом. Поганец присвистнул и отскочил, увеличивая дистанцию. — Помогите! — он сложил ладони рупором. — Бешеный художник! Генри подскочил ближе, так, что их разделяли столб и койка. Солдат на койке разразился руганью, пока Генри и его противник примерялись друг другу, просчитывая, кто в какую сторону метнется. Блефуя, Генри дернулся вправо; парень клюнул. Он метнулся влево. И оказался почти нос к носу с Генри, который настиг его одним прыжком. Генри выкинул вперед руку, пытаясь схватить его за ворот; парень отдернулся, налетел на раскладной столик, опрокинул его. Загремели на пол алюминиевый поднос, стакан с водой, черный томик Библии, чьи-то очки… Несколько гневных голосов велело им прекратить. Лицо Генри вспыхнуло. Они были самыми молодыми в палате. Все остальные — мужчины зрелого, среднего, даже преклонного возраста. Но он прекращать не собирался. Не раньше, чем блокнот окажется у него в руках. — Сестра! Генри загнал противника в угол; тот был намного выше, и поднял блокнот в руке так, что до него было не дотянуться. Но Генри не собирался за ним прыгать. — Отдай, или пожалеешь, — Генри выставил перед собой кулаки. — Лови! Парень закинул блокнот в противоположный конец барака. Книжка стукнулась об стену, раскрылась и упала. Генри обнажил зубы в оскале. Он был зол. Он встретился взглядом с парнем, и тот улыбнулся ему. В ответ Генри сунул ему кулак в живот. Парень открыл рот и согнулся пополам. — Да прекратите вы немедленно! Сестра! Поганцы! Я сейчас сам разниму вас, — краем глаза Генри видел, как крупный мужчина тяжело поднимается на ноги, и ударил поганца снова, теперь под ребра. Тот успел защититься выставленным локтем. — Да ладно те, паря, полно!.. Генри был не согласен. Слева от них стояло ведро с мусором. Генри взял его двумя руками и высоко поднял. Прежде чем его неприятель сообразил, что происходит, ведро оказалось у него на голове. Парень взвыл. Потому что в ведре находились не только бумажки. Старые бинты, грязные повязки, банки, что-то еще, дурно пахнущее. Генри с удовлетворением смотрел, как все это добро вываливается на наглеца, пока тот пытается высвободиться. А потом сильные руки схватили его за шкирку, грубо отдернули назад и развернули. Он оказался лицом к лицу с здоровенным, заросшим щетиной мужчиной. — Паршивец, — его дернули за волосы и Генри вскрикнул. — Молокососы. Сколько вам лет? Таким как вы не место на фронте. Генри стиснул зубы. — Он первый… — Закрой пасть, щенок! Услышу еще звук, переломаю вам ноги. Здесь лежат мужчины, воевавшие за свою страну. И от вас требуется, — его сильно тряхнули, так что щелкнули друг о друга зубы, — уважение. И вы его проявите. Ясно? — солдат оттолкнул его. Генри отлетел на пару шагов, ударился спиной о подоконник, охнул и осел на пол. Издалека он услышал: — Ну-ка иди сюда! Генри не стал смотреть, как подобная участь постигает его противника (только слышал его сдавленные протесты). Фыркая от боли и шипя сквозь зубы, опираясь рукой о подоконник, он с трудом поднялся на дрожащих ногах. Адреналин сошел на нет, силы оставили его, боль вернулась. Морщась на каждом шагу, игнорируя злые, осуждающие взгляды, он поковылял в угол, куда улетел его блокнот. — Да не расстраивайся ты так, пострелец, — на дальней койке сидел мужчина лет сорока; он сунул Генри в руки тетрадь, встал и взъерошил ему волосы на голове. — Я не расстраиваюсь, — сморщился Генри. — Иди, приляг, ты бледный, как полотно. У тебя кровь. — Я знаю. Генри пронесся мимо секретарши у входа в художественный. Остановился в своем старом закутке. Образцы выцвели и пожелтели. Под звуки лязгающей трубы, он безжалостно содрал со стены рисунок с Бенди. Один из первых. На нем у Бенди ноги длиннее, чем надо. Бумага не выдержала, продралась по центру. Секунду Генри смотрел на испорченный набросок. Потом скомкал его и бросил в урну. Уолли выбросит в середине дня. Он не мог видеть Бенди. Бенди был ему отвратителен. Последние воспоминания опорочены тварью внизу. В то же время, он хотел забрать все старые работы. До последней. Другие листы отошли проще. На нескольких порвались края, но это было ничего. Он собрал их, вошел в отдел. — Генри! — окликнул Джейкоб. Он не ответил, прошел к своему столу, игнорируя взгляды, и стал собираться. Набор перьев, многоразовая ручка, подарок Линды на юбилей. Стопка комиксов. Он присел на корточки, заглядывая под стол. Рука потянулась к тайнику, в который он не заглядывал пятнадцать лет, но застыла: его обступили. Он поджал губы. — Что случилось? Где ты был? — У мистера Дрю, — Генри медленно опустил руку. — Я уволен. Он встал, обернулся и увидел Ричи и Джейкоба. Ламберт стояла чуть поодаль. На их лицах — шок, непонимание. — Что значит — уволен? — резко спросила Ламберт. Они обменялись взглядом с Джейкобом. Генри не ответил. Отвернулся и стал складывать принадлежности со стола в портфель. — Ты шутишь, — сказал Джейкоб. — Боюсь, нет, — Генри защелкнул застежки. — Мистер Дрю уволил меня пять минут назад. Ламберт прищурилась и кивнула. — Понятно. Взвешенное решение, как я вижу, — ее губы были поджаты. — Он что, спятил? — Ричард. — Через две недели оба мультфильма должны быть готовы! Мы никогда не уложимся без тебя! — Вы бы и со мной не уложились, — отрезал Генри. — Вы с мистером Дрю поссорились? — Джейкоб оказался справа. — Почему? — Это не твое дело, Джейкоб. — Нельзя решать такие вещи на горячую голову. Нужно успокоиться. Он остынет, нужно… — Мне жаль, — оборвал Генри. — Это ничего не изменит. Я ухожу. У меня есть семья. И они меня ждут. Он помешкал. Больше возможности забрать старые рисунки из тайника не представиться. Но весь художественный отдел пялился на него. Включая фанерную вырезку Бенди у стены, которую ему хотелось разбить. Его взгляд остановился на Ламберт. Вид у нее был как у человека, который знает, что берется за пропащее дело, но остается. Его кольнула жалость. Но что он мог сделать? — Он постоянно на всех орет, — сказал Ричард. — Он увольняет Уолли Фрэнкса по нескольку раз в неделю, вот уже года два. Нужно просто… — Я не Уолли Фрэнкс. К Ламберт, Ричи и Джейкобу присоединились теперь Рут, Энди. И Дэвид. — Мы в сокращенном составе в самом деле не управимся, — сказал Дэвид. — Мне жаль. Может, стоит подумать о другой работе. В ответ — пустые взгляды. Как будто он предложил им улететь на Луну. Дэвид сунул руки в карманы и покивал. Генри проскользнул между ним и Ламберт и выскочил из отдела. - Вот и все. Все кончено. Генри закрыл дверь на замок, повесил цепочку, кинул пальто на вешалку, снял обувь. От разговора с Джоуи, взглядов сослуживцев, было мерзко, тяжело. В то же время он чувствовал облегчение. Джоуи уволил его; а весь план заключался в том, чтобы действовать внутри студии. Теперь, когда у него нет в нее доступа… Ему остается только вернуться домой. Больше нет контракта, который связывает его по рукам. Нет чудовищных дедлайнов и удушающей спешки. И нет… «Бенди». Он может с чистой совестью умыть руки, заплатить Броди, чтобы тот доработал свою версию — и все. Он итак сделал больше, чем сделали бы другие на его месте. Зазвонил телефон. Линда не могла звонить, потому что вместе с дочерью уехала к сестре два дня назад, Броди звонил только после девяти вечера. Больше Генри никто не интересовал. Он дождался, пока трель смолкнет и снял трубку, затем уселся на кровать. Часы показывали половину одиннадцатого. Рядом с обшарпанным платяным шкафом стояли его чемоданы, еще не до конца разобранные. Генри думал о Сэмми и Томасе, Флетчере и Сьюзи Кэмпбэлл. О Нормане и Уолли, которого Джоуи «увольнял по нескольку раз в неделю». О художественном отделе. Банде из Дейва, Ричи и Джорджа, и Джейкоба, и тихой Рут, суровой мисс Ламберт и робком Энди. Это был лучший коллектив, в котором ему доводилось работать. У Джоуи было чутье на людей, на таланты. И потом он думал о трубах и протечках. О существе, запертом в комнате. О секретах и машинах, о пропавших людях. О синяках под глазами Коэна, который не мог понять, куда деваются деньги. Он хотел бы остаться работать в студии Джоуи Дрю. Эта была работа его мечты. Если бы с руководством дела обстояли иначе. Он принял лекарства. Температура спала до 37,6. Он не был в самом деле болен; стресс ударил по иммунитету. Горло еще болело, но не так сильно, как с утра. Если бы рядом была Линда, она бы загнала его под одеяло с грелкой и заставила пить молоко с медом и травяные чаи. Но он был один в Нью-Йорке. Непривычно, совершенно один. И некому было его контролировать и пенять за халатность к себе. Генри поежился. Он не мог обратиться в полицию. С чем бы он пошел? Но он мог бы… предупредить остальных. Рассказать Норману и Сэмми, что происходит. Они работали с ЭТИМ почти вплотную. Они имели право знать. Должны были знать. Генри не был уверен, что Джоуи оставит ему доступ в здание. Старый Джоуи оставил бы. Но этот новый… Генри не знал. Но он может подстеречь этих двоих перед работой. Он может рассказать… Рассказать что?.. Что рядом, за стенкой, прячется монстр? Генри застонал, закрыв лицо ладонью. Все это было чертовски плохо. Он был в непредвиденной дурацкой ситуации и не представлял, что делать. Они сказали, они избавятся от него в конце недели. Да, но что, если это не сработает? Томас не выглядел так уж уверенно. «Что, конкретно, ты можешь сделать, Генри?» Он прошел на кухню, заварил чай. Вернулся в комнату, бросил взгляд на разбросанные по полу папки. Папки с Джерри. Что если бы это был он? Что если бы это Линда ждала его на пришедшей в упадок кухне? «Существо тут не при чем, Генри» Он мотнул головой. Нет. Он не верил. Джоуи что-то скрывал. Генри вспомнил его глаза. Его лицо, в мельчайших деталях. Может быть, он не врал про тварь… Может быть, Джерри не находил ее. Но у студии было достаточно секретов, способных утащить человека на дно. Машина. Трубы. Долги. Исчезновение Джерри было как-то привязано к этому месту. Генри чуял это. Что бы не говорили Норман и Джоуи. Он отпил из кружки. Хотелось просто воспользоваться шансом и вернуться домой. Но пока он сидел, мысли циклично перескакивали с дома на Джерри. На существо. На мультфильмы, над которыми он больше не работал, и которые теперь провалятся. И на Джоуи. Генри хотел бы, чтобы слова Джоуи задели его меньше. Джоуи умело жалил ими, когда хотел. «Чего ты добился без меня, Генри? Поделись своими успехами!» Генри допил чай. Кипяток обжег горло. Он поморщился, закашлялся. Чего добился? О, многого. У него была прекрасная любящая семья, для начала. Он занимался своим делом. Он всегда мог найти место и не боялся остаться без денег. Его работы выходили в свет. Он даже открыл свою студию восемь лет назад (и с треском провалился через четыре месяца — в нем не было деловой жилки). Но… Он так и не создал ничего большого, что осталось бы после него. Вроде Микки или Феликса, или Бетти Буп. Его все узнавали в своих кругах — и, в то же время, о нем никто не знал. Он всегда рисовал чужое. Его персонажи так и не обрели популярность. Кроме одного. Генри поднялся и с пустой кружкой прошаркал на кухню. Может быть, он вернулся не только из-за Джерри. Он выпил еще чай, затем собрал с пола бумаги, упаковал из шкафа одежду в чемодан. На несколько часов засел над делом Джерри, ни слишком вдумываясь в него. Просто листая страницы. В семь вечера температура снова поднялась, заломило поясницу, пришлось принять таблетки. Если он съедет на днях, домовладелец потребует половину за месяц?.. Он сел за стол, взял лист бумаги и карандаш, бездумно рисовал полчаса, пока не понял, что рисует наброски для военного мультфильма. Он с отвращением скомкал лист, бросил в мусорное ведро. Встал, нагнулся, достал его обратно, расправил — вышло неплохо. Жаль, он провалится. Может, не увидит свет. Звонок в дверь. Генри поджал губы и застыл, прислушиваясь. Прошло секунд десять, и звонок повторился. Он остался стоять неподвижно. Он никого не ждал, никто не знал его адреса и никто не мог к нему прийти. Кроме… Он неодобрительно покачал головой. Может, снимать телефонную трубку было не лучшей идеей. Если он продолжит игнорировать звонок, может, его просто оставят в покое. Дзинь! Генри щелкнул языком, бросил мятый лист бумаги на стол. Ступая бесшумно, вышел из комнаты, подкрался к двери и взглянул в глазок. — Черт побери, — беззвучно сказал он. Он просто продолжит игнорировать их. Вот и все. Дзинь! И, приглушенное, из-за двери: — Ну, Генри, мы знаем, что ты дома! Он выругался сквозь зубы. Пару секунд Генри раздумывал, чтобы развернуться и уйти. Но у него был существенный недостаток: наличие совести. Изъян, который у Джоуи отсутствовал. Он не стал снимать цепочку, но отпер замок и выглянул в щель. — Привет, Генри. — Что вы здесь делаете? Откуда у вас мой адрес? — Ну, у нас свои способы доставать информацию, — Джейкоб подмигнул. За его спиной Ричард фыркал, стряхивая с пальто снег и протирая рукавом запотевшие очки. — Послушайте, не хочу показаться грубым, но я плохо себя чувствую, — он посмотрел на часы. Половина девятого. Они раньше ушли с работы. Намного. — И собирался ложиться спать. Джейкоб и Ричард переглянулись. — Да ладно, Генри. Мы на полчаса. — Послушайте… — Мы принесли тебе кое-что согреться, — Ричард надел очки на нос и вытащил из-за ворота бутылку конька. — И парочку твоих рисунков, Генри. Ты забыл их на доске. — Ты видел что за окном? — Ты же не выгонишь нас в такой мороз на улицу, правда, Генри? — на Джейкобе был малиновый пиджак и легкое, почти летнее синее пальто. Непонятно, как это должно было касаться Генри. Он выругался, снял цепочку и открыл дверь. Фыркая и отдуваясь, мужчины ввалились внутрь. От их обуви в прихожей мгновенно образовались лужи. Он кинул им тряпку, чтобы вытерли за собой, и, шаркая, пошел на кухню. Его единственная комната служила и спальней, и гостиной, и офисом. Так что он усадил их на диван, поставил на кофейный столик горячий чай и коньяк. — Прошу прощения, если мне нечем вас угостить, — он опустился на стул напротив. Ему было не жаль. Он плохо себя чувствовал, а они явились без приглашения. Выслушав их заверения, что все в порядке, он шмыгнул носом, потер горло и сказал: — Я не собираюсь возвращаться. Так что даже не начинайте. Ричи и Джейкоб переглянулись. — Не буду скрывать, об этом мы и пришли поговорить. — Мне жаль, — повторил Генри. — Но я не буду работать с человеком, который. — он замялся. Все что касалось Джоуи было глубоко личным. Делиться этим с кем-то было неправильным. — Наши разногласия с мистером Дрю не оставляют места для сотрудничества. — Но что насчет нас? Генри молчал. — Послушай, нам ужасно неловко тебя просить… Но сейчас от тебя многое зависит. Генри фыркнул. Джейкоб вальяжно потянулся, улыбаясь. — У Дейва тоже есть жена, — непринужденно сообщил он. — Он сказал, если график увеличат, он уволится. Так что мы останемся не без одного, а без двух художников, — Джейкоб почесал затылок и ухмыльнулся. — Не хочу показаться эгоистом… Но у меня тоже есть девушка. Я не думаю, что наши отношения продвинутся куда-то, если в уикенд я снова сообщу ей, что работаю, Генри. — Худшее не то, что мы на три недели засядем на работе на 24 часа в сутки, — кусая губы сказал Ричи. — Мы проиграем Диснею. Мне трудно выразить словами, насколько это… плохо. Этот контракт — наш большой шанс, и если его сейчас упустить… — Полетят головы. Многие останутся без работы. мисс Ламберт, конечно, этого не показывает, но она сильно расстроена. Она первая на очереди. Может, за Рут. — Ламберт? — поднял голову Генри. — Она отвечает за производство, — развел руками Ричард. — она свою семью итак почти не видит, Генри. Она работает больше всех. Несправедливо будет, если ее после всего еще и выкинут. — Генри, дружище, помоги нам дорисовать это, — Джейкоб подмигнул ему. — Я готов заключить с тобой любую сделку. Почти. Даже съем свой носовой платок, если попросишь. — Заманчиво. — Я бы предложил раньше, если бы знал, что это тебя заинтересует. Генри допил свой чай с коньяком. — Давно вы работаете на Джоуи Дрю, парни? Они переглянулись. — Три года, — сказал Джейкоб. — Четыре, — Ричард вытер очки салфеткой и посмотрел стекла на свет. — Джоуи всегда ставит невозможные дедлайны. С ним спешка никогда не кончается, — покачал головой Генри. — Неважно, сейчас я уйду или потом. Не будет худшего или лучшего момента. Все это иллюзия, в которой легко потеряться. Мой вам совет, — он взял стакан воды и сделал глоток. — Уходите. Ищите новую работу. Я работал в другой студии, и то, что происходит у Джоуи — это ненормально. Многие места сейчас пустуют из-за войны. Для вас откроется множество дверей. Ричи издал сухой смешок, но ответил Джейкоб. — Двери откроются не для всех, Генри, — он улыбался. — Что насчет Рут и мисс Ламберт?.. Генри не ответил. — Мистер Дрю — человек широких взглядов, — прищурился Ричард. — Мало кто согласится взять их на ту же должность и с тем же окладом. — Ты знаешь, они держаться за свои места, — добавил Джейкоб. — Не знаю, кто больше. Пожалуй, Рут. Ламберт — крепкий орешек. Но для Рут это — работа ее мечты. Не думаю, что если все развалится, она что-то такое найдет. — Это замкнутый круг, — сказал Генри. — Все мы связаны. Так было пятнадцать лет назад, так есть сейчас. Иногда ему казалось, Джоуи создает эту ситуацию нарочно. Чтобы никто не мог вырваться. Но это было бы слишком умно, даже для Джоуи. — Ты прав, Генри, но послушай, — Джейкоб подался ближе к нему. — Ты можешь разорвать круг в любой момент, но сейчас… Генри отмахнулся. — Ребята, вы не укладываетесь, это не реально, со мной или нет вы… — С нашим эпизодом — возможно. Но если мы добьем эту короткометражку для дядюшки Сэма, все обойдется, Генри. Только и всего-то. Один мультфильм. Забудь про второй — нам нужно добить армейский. И мы в шоколаде. Генри отвернулся и посмотрел на телефон. Потом устало потер виски. — Это какой-то гипотетический разговор, парни? — он посмотрел на Джейкоба, потом на Ричи. — Потому что я все еще уволен. — Но ты бы вышел? На один мультфильм? Хотя бы ради девушек? — Гипотетически, — добавил Ричард. — Не знаю, — он передернул плечами. — Может быть. — Может быть! Ну, это уже что-то! Генри фыркнул и покачал головой. У него было чувство, будто он вылез из чего-то вязкого и тягучего, еле выкарабкался на берег. А потом оттуда вынырнула лапа, схватила его, и медленно затягивает обратно. Он посмотрел на свои руки, в следах чернил (тех самых, хотя он тщательно мыл их) и увидел в них какой-то фатализм. Генри не верил ни в судьбу, ни в приметы. Не видел знамения во всем, как видел Джоуи. И, хотя Линда таскала его с собой в церковь каждое воскресенье, не отличался религиозностью. Он едва ли больше трех-четырех раз испытывал то, что называли шестым чувством. Даже на войне. Но сейчас его не покидало ощущение, что он останется. Должен остаться. Должен довести дело до конца. Будто звучал приказ в голове. И он не мог определить, был этот порыв хорошим или плохим. Должен он был послушаться его или бежать со всех ног. Не было способа определить это. Или, быть может, слишком много незавершенного привязывало его к этому месту. — Нужно действовать решительно, — сказал Джейкоб. — просто выходи на работу. — Что-что? — Может, Джоуи не заметит, что ты уволен? Генри расхохотался, но смех тут же перешел в кашель. — Вы издеваетесь? — Почему нет? — Ричард пожал плечами. — Он любит говорить: вера — это главное. Мы все притворимся, что ты не уволен. Сделаем вид, что все в порядке вещей. Генри открыл рот, чтобы возразить, но задумался. Вообще-то… это было не такой уж плохой идеей. Во всяком случае, на это он мог согласиться. Он точно ни за что не пойдет к Джоуи с мировой. Но просто взять и выйти — это можно. Тяжело дыша, Генри вернулся к своей койке и, морщась и придерживаясь за ребра, сел. Страницы оказались помяты. Некоторые рисунки испорчены. Блокнот был самодельный, мать сшивала страницы. Сверху нитки прорвались, и некоторые листы теперь едва держались. Посреди нарисованной углем лужайки перед криво изображенным отчим домом красовалась дыра. Генри поджал губы. Свист. Он не отреагировал. — Генри, — громкий шепот. — Эй, Генри. Генри резко обернулся. Откуда… Ну да. Конечно. На его блокноте ведь стояло имя. Парень с перебинтованной ногой подмигнул ему и приблизился, слегка прихрамывая. В его темных всклокоченных волосах над грязной повязкой остались какие-то нитки, опилки от сточенного карандаша и мелкий мусор, и он то и дело поднимал руку, чтобы пригладить их. — Ты ведь Генри, да? — парень подсел рядом на койку. Генри смерил его недовольным взглядом, но кивнул. — Ты в порядке? Не обиделся? — Все нормально. — Ты расстроен? — Нет. — Я же пошутил. Ну, раз пошутил, тогда, конечно, ничего страшного. Генри молча убрал блокнот в рюкзак. Он не думал, что кому-то еще придет в голову копаться в его вещах. — Не обижайся. Хочешь, покажу тебе свои рисунки? — толчок в плечо. Боль в ребрах. Генри поморщился и зашипел сквозь зубы. — Извини! — парень вскинул руки. Генри недоверчиво посмотрел на него. Рисунки? Это шутка? Солдат не был похож на того, кто рисует. Он скорее походил на тех задир, что в школе кидались учебниками, и пытались порвать его рисунки (не то чтобы им не доставалось в ответ). Но, может, Генри спешит с суждениями?.. Он пригляделся. Посмотрел на его руки, потом на лицо. Парень выглядел совсем молодым. Вообще-то… Он выглядел, под бинтами и кровью, много моложе призывного возраста, моложе, чем Генри сначала подумал. Выглядел его ровесником. Генри еще не встречал парней своего возраста, которые бы рисовали. Он кивнул. — Хорошо, давай. Солдат оскалился, неловко вскочил с кровати, подвихнув ногу, ойкнул, хромая доковылял до своей койки, порылся в рюкзаке и вернулся с книгой в твердом переплете, похожим на кожу. Он упал рядом с Генри; пружины скрипнули. Генри в руки сунули плотный томик. Он осторожно раскрыл его на середине. Такая хорошая бумага. Не то что у него, не плотнее бумаги от чека. — Мне нравятся твои рисунки, — сообщил солдат. Генри не ответил. Рисунки в плотной книге были серыми, плоскими и статичными. Преобладали портреты, почти все в одном и том же ракурсе и развороте. Шеи на них были похожи на палки. В какой-то книжке Генри прочитал, что Леонардо да Винчи выкапывал и крал трупы, чтобы по ним изучать, как рисуются мышцы. Было очевидно, что этот парень этого не делает. Он вообще, похоже, не знал слова «анатомия». Вторая половина блокнота была интереснее. В ней пошли карикатуры. Потом небольшие комиксы и раскадровки, какие делал сам Генри. И его сердце екнуло. А на одной странице он задержался. На ней был нарисован комикс про… сходство было посредственным, но, похоже, парень изобразил себя. Он кидал гранату под гусеницы вражеского танка, и, в конце, взвод ему аплодировал. — Недурно, а? Самоуверенности ему было не занимать. Но Генри это нравилось. В царящей вокруг серости и унынии она бодрила. Ее-то как раз здесь и не хватало. — Ага. Парень ударил ладонью себя по колену и расхохотался. Генри вытаращил глаза и зашипел на него, прижимая палец к губам, с опаской выискивая в палате мужика, посулившего переломать им ноги. Почему-то, он ему легко поверил. Но его нового знакомого эта угроза не сильно пугала. Однако, голос он понизил. — Да это же просто судьба, парень! — он снова пихнул его локтем в бок. Генри охнул и уставился на протянутую руку, потом в серые глаза. — Я — Джоуи!