Грани темноты

Гордый и окрылённый словами Дазая Достоевский шёл по коридору походкой тигра, вышедшего на охоту. И пускай вид у него был не весьма презентабельный для завтрака за общим столом, лицо его выражало желание загрызть насмерть за малейшее замечание по этому поводу. Киёхару после неплохо проведённой субботы встал не слишком рано, поэтому возвращался к себе как раз тогда, когда Фёдор спускался вниз. — Добрый день, — Киёхару остановился напротив него, давая понять, что у него к Фёдору какое-то дело. Несмотря на то, что Дазай тактично находился на расстоянии и вообще молчал, не выражая никакого интереса к происходящему, Киёхару на долю секунды смерил его злобным взглядом и отвернувшись, постарался игнорировать его присутствие. — Добрый, — ответил ему Фёдор, останавливаясь напротив. Видимо, если надеяться, что чего-то не случится, то оно обязательно случится.— Чем могу быть обязан? — Я приглашаю вас на ужин завтра вечером, — сразу перешёл к делу Киёхару, усердно игнорируя подчёркнуто неподходящий для хождения по дому внешний вид Фёдора. — Я могу отказаться? — уточнил Фёдор, зевая и прикрывая рот рукой. В целом, как мысленно оценил Киёхару, выглядел дельта не лучше бомжа. Ещё и корицей от него несло на весь коридор. Киёхару чуть вздёрнул подбородок, глядя на него не без осуждения. Подобное поведение ему совсем не нравилось, ещё и тот факт, что Фёдор снова пах чужим запахом, раздражал. — Не можете, — холодно отрезал он, и уголок его губ дёрнулся в едва заметной усмешке.— Я бы хотел провести с вами немного времени. Мы всё-таки помолвлены, если вы не помните. Конечно, по большей части этого хотел отец, а Киёхару лишь старался ему угодить, и ещё, по возможности, развить полезный потенциал будущего супруга. — В таком случае, я бы не стал называть это приглашением — скорее требованием, — фыркнул Достоевский, пряча руки в карманы мягких брюк.— И когда ужин? Он даже не стал говорить о том, что то чего хочет Киёхару, не является пределом мечтаний и смыслом всей жизни, поскольку смысла пререкаться не было. Тут оставалось лишь смириться и постараться не слишком испортить себе настроение при разговоре с Киёхару. А ещё, Фёдору нравилось злить его чужим запахом. Почему-то он был уверен, что Киёхару сам ему изменяет, но не мог никак этого доказать. Просто это же яснее ясного, что молодой здоровый альфа не станет ждать возможности переспать с человеком, которым вообще-то брезгует. Так почему Киёхару позволяет себе ревновать? — Считайте, как вам больше нравится. Освободитесь завтра к шести, я буду сопровождить вас, — как можно спокойнее ответил Киёхару, стараясь удержаться от замечаний, а после снова посмотрел на Дазая и обратился к нему: — Я справлюсь сам. Ваша помощь мне не потребуется. Дазай не показал никаких лишних эмоций, и только безропотно кивнул, хотя на самом деле ему это не нравилось. Прежде подобное уединение этих двоих ничем приятным не заканчивалось, и в этот раз оставалось целиком полагаться на кусачий характер Фёдора. — К шести, так к шести, — пожал плечами Достоевский, — а куда хоть идём? — В один из самых дорогих ресторанов Токио. Вам должно понравиться. — То есть, надо соответствовать, — кивнул сам себе Достоевский, — но если мы поедем туда в шесть вечера... Вы собираетесь возвращаться ночью? — Мы вернёмся не слишком поздно. Но рекомендую вам закончить все дела днём. — Я учту ваши рекомендации, — кивнул Достоевский, — а теперь, если вы позволите, я хотел бы продолжить свой путь. — Конечно, — Киёхару слегка кивнул в ответ, и отправился дальше, не желая надолго задерживаться. Фёдор, пока тот не скрылся из виду, продолжал вести себя как ни в чём не бывало, а после этого беспомощно взглянул на Дазая и лишь покачал головой, прежде, чем пойти дальше. — Надеюсь, он хотя бы накормит тебя нормальной едой, — негромко и слегка шутливо заметил Дазай, когда они немного поравнялись, продолжая путь. — Главное, чтобы не сделал ничего неприятного, — вздохнул Достоевский, — я всегда был уверен, что он не тот человек, который станет опускаться до подобных вещей, но после того, как он просто так пометил меня... Под «подобными вещами» Фёдор подразумевал приставания. Всё же, Киёхару сказал, что поедут они без Дазая, значит он сможет сделать наедине с Фёдором что угодно! Конечно, вряд ли ему будет не противно касаться Достоевского, но и цель, и условия свидания заставляли Дазая нервничать. Всё могло случиться, учитывая ревность Мацумото-младшего, так и подавно. — Было бы неплохо, — Фёдор опустил голову. — Постарайся не думать об этом, — хоть Дазай и дал этот совет, он понимал, что вряд ли это так и будет, но с другой стороны, навязчивые мысли будут делать только хуже. Он невольно задумался над тем, почему Киёхару принял подобное решение. Что могло измениться с той деловой встречи? Радовало только то, что Мацумото слишком сильно охраняли Фёдора, значит вряд ли стали бы подвергать его жизнь опасности, но всё равно это было как-то подозрительно. — Ты же понимаешь, что после этих слов я только сильнее буду думать. — Не будешь, — Дазай открыл ему дверь в кухню и сам зашёл следом, — по крайней мере, ближайшие полчаса. — Твоя уверенность вдохновляет, — улыбнулся Фёдор. Почему-то он до сих пор ощущал тепло чужих ладоней на своих руках, после того, что они делали утром. — Конечно, потому что еда это иногда святое, — Дазай не стал садиться за стол и сразу включил чайник, а потом ушёл вглубь кухни, чтобы найти кого-нибудь из работников и узнать, что вообще осталось после завтрака. — Ладно, ты вынудил меня согласиться с тобой, — сказал Фёдор ему вслед, а после сел за стол и снова уставился в окно. Погода собиралась испортиться к вечеру. Наконец, альфа нашёл дежурного и начал приставать к несчастному усталому бете с вопросами о том, что можно поесть, и желательно, нормальное. Так как было воскресенье и работать лишний раз не хотелось, тем более рядом с приставучим Дазаем, дежурный быстренько принёс Фёдору завтрак, и вернулся к помывке посуды. К тому времени как раз закипел чайник, поэтому Дазай сначала сделал чай Фёдору, а потом и себе. — На самом деле, тобой действительно стоит восхищаться, — сказал Фёдор и принялся за еду. Было приятно на самом деле, что кто-то о нём заботится. — Спасибо, но почему ты вдруг подумал об этом? — спросил Дазай, выискивая что-нибудь сладкое к чаю на верхних полках. — Ну, ты то есть, просто берёшь и просишь еду... И тебе дают её, а не гонят вовремя ходить на обеды. — А тебя гоняли? — Ну... иногда, — признался Достоевский, — меня не все здесь любят. — Главное, состроить как можно более невинный вид и быть настойчивым, — альфа, наконец, достал банку с вишнёвым джемом, чтобы сделать себе тосты с ним. — Ага, с твоей-то настойчивостью тебе сделают что угодно, лишь бы отстал, — вздохнул Фёдор, — но спасибо за лайфхак. — Вот именно! — важно заметил Дазай, садясь обратно за стол. — Главное потом ещё сказать спасибо так, будто человек тебе спас жизнь. — Ты уверен, что это так работает? — Работает, если не перестараться. Обычно люди смягчаются, когда видят, что доставили кому-то радость. — Ага, — кивнул Фёдор сам себе, — я запомню. — И, по возможности, будь искренним. Иногда это ощущается, — альфа наконец взялся за завтрак и предпочёл помолчать какое-то время. Фёдор кивнул, думая о том, как теперь это применить. Он, конечно, понимал, что Дазай наверное прав, но не был уверен, что сам так сможет. Поэтому он предпочёл есть молча. Дазай и вправду больше не отвлекал его, поэтому и сам закончил достаточно быстро. По окончании трапезы Фёдор едва по столу не растёкся, абсолютно довольный своим завтраком. — Стоит почаще соглашаться на завтраки, — сказал он, чуть ли не мурлыча. — Стоит... Это же завтраки, — чуть улыбнулся Дазай, и собрал пустую посуду, чтобы отнести её в мойку. Достоевский ничего не ответил, лишь задумчиво накрутил прядь волос на палец. Он снова волновался об ужине с Киёхару. Это приглашение было неожиданным и каким-то... неуместным. А ещё Фёдор снова чувствовал себя просто игрушкой, которую по желанию можно потащить куда угодно, а она ничего сделать с этим не сможет. Дазай уже не стал дёргать несчастного дежурного, который собирался уходить, и сам убрал посуду в посудомойку. Только потом вернулся к Фёдору. — Пойдём? — Ага, — он поднялся и потопал на выход.— К слову, ты выглядишь чуть более отдохнувшим чем обычно. — Не ощущаю разницы, но спасибо, — альфа открыл перед ним дверь, как и обычно. — Тебе много уроков делать? — Достаточно, — кивнул юноша, — можешь спокойно делать что тебе нужно, я буду занят до вечера, так что не нарушу тебе планы. — Теперь осталось эти планы построить, — Дазай убрал руки за спину. — Тогда зайду к тебе перед ужином, если ты никуда не собираешься. — Не собираюсь, спасибо, что уделил время, — Фёдор благодарно склонил голову. — Это моя работа, — ответил уже на автомате Дазай, и вздохнул. — Когда ты так говоришь, это всё начинает выглядеть как-то... не слишком красиво, — Фёдор тоже вздохнул.— Я говорю ерунду... прости, — он развернулся и стремительно направился к себе, не желая повторения утренней сцены. Альфа решил не дёргать его лишний раз, но задумался над тем, что Фёдор мог подумать. Он запросто мог не так его понять, но Дазай понадеялся, что ошибается. А когда Фёдор ушёл к себе, тоже вернулся в свою комнату. Заниматься было, откровенно говоря, нечем, поэтому Дазай бездумно играл в игры на телефоне, ожидая, придут ли в голову какие-нибудь дельные мысли. Только вот, в голове крутился один лишь утренний разговор с Фёдором. Возможно, Дазай действительно в глубине души всё-таки хочет быть нужным своему истинному, но это желание такое наивное, что самого себя становилось даже немного жалко. Он сам быстро привязывается к людям, но и об этом не слишком хочется говорить. Тем более, поделать с собой ничего нельзя, и с этим фактом остаётся только смириться и привыкнуть, что не всем эта привязанность нужна. Для себя он точно определил, что будет оставаться рядом с Фёдором, если тот ему позволит. Слегка нервировал тот факт, что приближался зимний гон. Не хотелось портить отношения с Фёдором. Почему-то Дазай был уверен, что из-за их истинности он будет не в сильном восторге по нескольким причинам. Дазай даже задумался, сможет ли как-нибудь перебить бергамот большой дозой подавителей, несмотря на то, что за это организм ему спасибо не скажет. Хорошо, что время на раздумья у него ещё было. Остаток дня Фёдор посвятил домашке. Он думал в это время много о чём, включая Осаму. Он многое рассказывал Дазаю, но тот о себе не слишком распространялся. Фёдор не лез к нему в душу, считая это некрасивым, но хотел ли сам Осаму, чтобы его не спрашивали о проблемах? Или наоборот, расспросы его только оттолкнут и он ещё сильнее закроется? Судя по тому, что видел Фёдор, Дазай сидит на каких-то таблетках, но об этом он с Фёдором не говорил вообще. Только сегодня Дазай немного приоткрыл дверцу, даже нет, приподнял тюль на окне, в своё прошлое. Возможно, он не считал, что это в принципе кому-то нужно знать, возможно ему просто было больно вспоминать это, но Фёдор понял одно: смотреть на его шрамы и думать о том, почему они могли появиться, было довольно-таки больно. Дазай, наконец, отложил в сторону телефон и устало потёр глаза. Стоило сосредоточиться на деле и не расслабляться слишком сильно. Будь его воля, он бы действительно уже давно похитил Фёдора и забил на всё. Но всё же, чувство долга у него было. Завтра, пока Киёхару не будет дома, можно пробраться в его кабинет, чтобы поискать компромат. От скуки хотелось спать, поэтому Дазай едва не задремал, но всё же старался следить за временем и перед ужином, как раз вовремя, постучался к Фёдору. — Кто там? — на всякий случай уточнил Достоевский, вспоминая завалившегося к нему на днях Киёхару. Тогда этот вопрос, можно сказать, спас жизнь одному котёнку. — Всего лишь я, — отозвался Дазай. — Ты собираешься на ужин? — Да, секунду, — Фёдор дописал последний иероглиф и закрыл тетрадь, а затем поднялся и вышел к Осаму, — я и не заметил, как время прошло. — Да-а-а, очень быстро, — Дазай тихо усмехнулся и прикрыл рот рукой, зевая, — ты пойдёшь на общий? — Делать мне нечего, — фыркнул Фёдор, — я с ними сажусь за стол только в редких случаях. — Замечательно, — Дазай пошёл следом за ним вниз, сохраняя дистанцию, так как люди встречались им не так уж редко. — Настолько не хочешь их видеть? — поинтересовался Достоевский. — Мне, в общем-то, всё равно, просто так мне не слишком скучно. — Понимаю, — кивнул Фёдор, — я вот их просто ненавижу. Телохранитель тихо усмехнулся от этих слов, а когда они подошли к кухне, открыл ему дверь. Там было оживлённо, но никто их не гнал, даже наоборот порадовались, что хоть сейчас они вовремя и не придется домывать посуду. Ужин Фёдору почему-то тоже очень понравился. Рядом с Дазаем он даже не думал о Киёхару, настолько всё было хорошо. В принципе, Дазай действительно помог ему. Поэтому, успокоившись и не думая о плохом, после ужина Фёдор спокойно уснул, радуясь тому, что хоть как-то поговорил с Осаму. Завтрашний день обещал быть тяжёлым. Вечером Дазай проверял результаты по отпечаткам пальцев, которые ему прислали ещё днем. Некоторые из них уже были в базе, но многие были неизвестны. Разбираться с этим Дазай решил завтра, поэтому лёг не слишком поздно и без проблем проснулся по будильнику.

***

День Фёдор провёл в постоянных нервах и суматохе. Он закончил со всеми делами слишком быстро и остаток времени просто переживал о том, что его ждёт. Мысль о том, что Киёхару может попытаться использовать его как-нибудь снова, вызывала у Фёдора дрожь. К вечеру он выпил успокоительного, надеясь, что не зависнет как тогда на приёме, и подготовился к поездке. Было немного страшно, но в то же время интересно. На ужины его ещё не водили. Киёхару в этот день работал дома, поэтому постучался к Фёдору ровно вовремя, даже сверился с часами перед этим. Одет он был как на приём, а волосы собрал в низкий хвост и предпочёл линзы вместо очков. Киёхару заранее настраивал себя на максимально дружелюбный лад, чтобы не раздражаться по каждому поводу из-за Фёдора. Настроение и так необъяснимо поднималось от того факта, что телохранитель Достоевского не будет их сопровождать. Киёхару же всё-таки надеялся наладить с женихом контакт хоть немного, поэтому предполагал, что если будет действовать осторожно, то и Фёдор не будет постоянно язвить. Может быть, получится неплохо провести вечер даже в компании такого сложного человека. Фёдор вышел к нему, как только услышал стук. Он окинул Киёхару оценивающим взглядом и мысленно присвистнул. Перед кем же этот мудила собирается так красоваться? Неужели перед ним? Но он не сказал ни слова, лишь улыбнулся ему и поприветствовал мягким тихим голосом: — Добрый вечер, Киёхару-сан. Рад вас видеть. — Добрый вечер, взаимно, — Киёхару склонил голову в приветствии, и пошёл по коридору в сторону парковки, попутно поинтересовавшись: — Как ваше самочувствие? — В полном порядке, — ответил Фёдор, на самом деле удивляясь, что тот вообще об этом спросил. Он, вроде бы, не давал поводов усомниться в своём самочувствии. Но Фёдор снова не стал ничего говорить, лишь молча проследовал за Киёхару, попутно раздумывая, как будет прятать при нём руки в ресторане. Есть в перчатках ведь неприлично, а слова Дазая распространялись только на случаи где Киёхару не было. — Замечательно, — ответил ему Мацумото на автомате. По пути до машины он молчал. Было немного удивительно, но сам он за руль садиться не стал, а взял в качестве водителя одного человека из своей личной охраны. Сам же открыл заднюю дверцу для Фёдора, и уселся там же, рядом с ним. Это Фёдору тоже не понравилось. Конечно наличие кого-то третьего в машине давало какую-никакую гарантию того, что Киёхару ничего ему не сделает, но вот то, что он взял кого-то из своей охраны, а охрану Фёдора предпочёл оставить дома, Достоевского напрягало. Вероятно, Киёхару просто не слишком любил Дазая, но оставаться без гарантии безопасности Фёдору бы не хотелось. В машине он постарался максимально близко сесть к окну, чтобы не касаться Киёхару никоим образом и тут же отвернулся, делая вид, что заинтересован пейзажем. Не слишком-то он хотел говорить с этим человеком. Киёхару всю дорогу был увлечён переписками в телефоне, прекрасно видя, что Фёдор не в настроении говорить. До центра Токио они доехали относительно быстро и без пробок. К тому времени уже стемнело, поэтому в центре всё мерцало и ключом кипела жизнь, поскольку как раз многие возвращались с работы. Они припарковались возле одной из высоток, и Киёхару сам открыл дверь Достоевскому, потом галантно взял под руку. В здание они вошли одни, без охраны. Фёдор чувствовал, что после таблеток не хочет вообще ничего, в том числе и конфликтов с Киёхару. Именно поэтому он даже не дёрнулся, когда тот взял его под руку. Ему никогда этот жест не нравился, но сейчас не было никакого желания говорить об этом. Он едва заметно расслабился только когда они сели за столик. Перчатки он всё же снял и сейчас, будто нарочно (нет), положил руки так, чтобы было видно кольцо на его пальце. Стоило признать, на его руке оно смотрелось весьма неплохо. Так как Фёдор кольцо носил, Киёхару был вполне доволен и замечаний не сделал. Но и на руки его лишний раз старался не смотреть. Вскоре к ним подошла официантка-бета и передала им книжечки с меню. Сидели они как раз у окна, из которого открывался шикарный вид на город. В целом, в ресторане было приглушённое освещение, поэтому от стекла почти не отсвечивало. Фёдор изящно взял в руки меню, когда его принесли, и начал изучать блюда, предлагаемые рестораном. Выбор был большой, но Фёдору почему-то ничего не нравилось. Возможно, дело было в спутнике. Киёхару листал своё меню неторопливо, а потом поднял взгляд на Фёдора и спросил: — Могу ли я что-нибудь вам посоветовать? — Я был бы рад, — улыбнулся Фёдор, поднимая на него взгляд. Не то, чтобы он и правда был рад, просто ничего получше нельзя было сказать. — Хорошо, — Киёхару продолжил перелистывать меню, но потом снова задал вопрос: — Какое вино вам нравится? Или вы предпочитаете что-то другое? Услышав этот вопрос, Фёдор улыбнулся. Он отложил меню и уложил подбородок на сплетённые пальцы рук, а затем произнёс: — Шато О-Брийон. Киёхару даже бровью не повёл, только кивнул, хотя мысленно и пожлобился из-за размеров запросов своей пары, а когда к ним подошла официантка, сделал заказ на двоих, добавив к заказу вино, которое назвал Фёдор. После того, как его жених сделал заказ, Фёдор отвернулся к окну и стал наслаждаться видом ночного города, чувствуя как начинает нарастать раздражение. Он вообще не совсем понимал, что они тут делают. Помолчать за столом они бы и дома могли. Да и винный погреб семьи Мацумото не был скудным. Как только официантка скрылась, Киёхару переключил всё внимание на Фёдора. Сначала он просто рассматривал его черты лица, а потом заговорил: — У меня есть к вам небольшое предложение. Так как до нашей свадьбы осталось чуть меньше года, я хотел на это время предложить вам работу в моём офисе. На неполный день, конечно же. Фёдор плавно повернулся к нему и посмотрел ему в лицо странно томным взглядом. Такое предложение его не слишком устраивало. Проводить даже полдня рядом с Киёхару было выше его сил. Он понимал, почему тот хотел держать его ближе к себе. Всё же то, что тот увидел (или унюхал) вчера утром, могло разозлить любого альфу. К тому же, сам факт того, что Киёхару взял его на переговоры с Мори в качестве красивой куклы, отвлекающей на себя внимание делового партнёра, с возможностью дать этому партнёру зайти с Фёдором и подальше, невероятно взбесил. И дельта не мог его оставить без отмщения. И это они ещё не успели вступить в брак! А что же будет потом? Под кого ещё Мацумото будет готов его подложить?! — И что за должность? — поинтересовался Фёдор, едва не скрипя зубами, но продолжая посылать ему эдакий блядский, соблазнительный взгляд. — Должность моего личного помощника, — спокойно ответил Киёхару, пока ещё стойко вынося его взгляд, но даже не пытался отвернуться и сохранял зрительный контакт. На секунду вдруг ему показалось, что он действительно хочет, чтобы такой, как Фёдор, стал его правой рукой. — Простите, Киёхару-сан, но вынужден отказаться, — ухмыльнулся Достоевский, особо не раздумывая, и отвёл взгляд как раз после положенного для флирта времени на зрительный контакт. — Для человека столь неопытного, как я, такая работа не подходит совсем. — Я принимаю ваш отказ, — Киёхару кивнул. — Но настоятельно рекомендую подумать, потому что опыт вам всё-таки откуда-то брать нужно. — Я учту ваши рекомендации, — кивнул Достоевский в свою очередь, улыбнувшись и снова бросив на Киёхару тот самый, многообещающий взгляд. — Благодарю. С вами сегодня удивительно приятно вести беседу. — Если вам уж слишком приятно, я могу начать снова говорить с вами как раньше, — осадил его Достоевский. Киёхару как можно мягче усмехнулся, и поблагодарил официантку, которая как раз принесла вино и некоторые блюда. — Не стоит, мы с вами всё-таки в приличном месте. — Так может выпьем за то, что в такое приличное место пустили кого-то вроде вас? — выпустил ядовитое жало Фёдор. Киёхару сомкнул пальцы на ножке бокала с вином, заставив себя стойко вытерпеть настолько нелестное замечание, но поневоле выпустив запах имбиря. — Стараюсь полностью соответствовать вам, дорогой будущий супруг. — Ох... — с наигранным сожалением вздохнул Достоевский, — что-то вы не справляетесь. — Разве? По-моему, так очень даже. Разве что не могу позволить себе быдляцкое поведение, но прошу меня простить за такой «промах», — не сдержавшись, прошипел Киёхару. — Многое упускаете, — покачал головой Достоевский.Такие замечания его совсем не задевали, только раззадоривали. — Возможно, если бы вы позволили себе это, выглядели бы не таким душнилой. — О, правда? Может быть, посоветуете мне что-нибудь? — Киёхару ухмыльнулся и отпил немного вина. — Я бы посоветовал наблюдать и набираться опыта, — Фёдор поднял бокал. — За то, чтобы вы стали менее душным! — провозгласил он тост, и сделал большой глоток вина, о чём тут же пожалел, но постарался не измениться в лице. — Благодарю, — Киёхару тихо, почти незаметно вздохнул, — будьте аккуратны с вином. — Не волнуйтесь об этом, — дельта поставил бокал обратно на стол, — но раз уж мы заговорили об этом, — его глаза в освещении ресторана заблестели, как драгоценные камни, точно так же, как и серьги в ушах, — вы серьёзно привезли меня в Токио, только для того чтобы предложить быть вашим помощником? — Я мог бы спросить об этом и дома, но согласен, что для сегодняшнего вечера разговоры о работе совсем не подойдут. Киёхару поставил бокал и как раз поблагодарил официантку за то, что донесла остальные блюда. Среди них не было ничего японского. Кухня, выбранная Киёхару, была итальянской, и без пасты, естественно, не обошлось. — В таком случае, — Фёдор чуть наклонился вперёд и металлические серьги в его ушах соблазнительно качнулись, — возможно у вас есть тема получше? Вино не просто так стоило больших денег, оно было вкусным, но достаточно крепким. От алкоголя Фёдор расслабился и подумал, что флирт с Киёхару не такая уж плохая идея. В конце концов, он всегда любил выводить из себя этого индюка. И чего было его бояться? — Думаю, она обязательно найдётся. А пока что приятного аппетита, — Киёхару взял в руки столовые приборы. — И вам того же, — ответил Достоевский и принялся за еду, примериваясь, как бы подобрать момент получше. Киёхару взялся за ужин и ел неторопливо, но аккуратно. Пока что говорить он не собирался, стоило хотя бы расправиться с пастой, а для разговоров перейти к более лёгкой пище. Заодно он оценивал поведение Фёдора и отметил, что настроение у того весьма... шаловливое. Но Киёхару не совсем понимал, было ли оно искусственным, или же это черта характера Фёдора. Исходя из прежнего опыта, он склонялся ко второму варианту. А Фёдор времени зря не терял. Пока они ели пасту, он преспокойно снял туфлю с ноги и медленно провёл ступнёй вверх по лодыжке будущего супруга к колену. Оказалось, на ощупь это было не слишком приятно, но перекошенное лицо Киёхару и резко вспыхнувшая волна аромата имбиря того стоили. Сначала Киёхару едва заметно нахмурился от его поползновений. Поведение Фёдора было крайне возмутительным, и Киёхару был рад, что благодаря длинной, до пола, скатерти, этого было не видно со стороны. — Господин Достоевский, неужели вы не можете держать себя в руках? — как можно спокойнее заметил Киёхару, но запах имбиря стал ещё сильнее. — Разве вам нужно, чтобы я держал себя в руках? Или, может, это вам хочется подержать меня в руках? — поинтересовался Достоевский, у которого на секунду промелькнула злая мысль, насколько исказилось бы лицо Киёхару, если прямо здесь и сейчас расстегнуть ногой молнию на его ширинке? Мысль промелькнула и пропала, только мята успела вползти ноткой раздражения, соревнуясь с имбирём Киёхару. При этом лицо дельты выражало абсолютное спокойствие, даже игривой улыбки не было. Киёхару тут же перехватил его ногу, убирая в сторону от своего колена, но не отпустил. — Вы должны уметь вести себя в обществе! Или же у вас натура настолько распущенная? Манеры просто не позволяли Киёхару подыгрывать Фёдору, но и своё возмущение он высказать вслух не мог по тем же причинам. — Человеку, который привёл меня на переговоры с деловым партнёром, зная, что этот партнёр испытывает ко мне неоднозначный интерес, это было должно быть только на руку, разве нет? — парень даже не попытался освободить ступню, наоборот, игриво пошевелил пальцами. — Вы меня раскусили, — Киёхару постарался улыбнуться, но вышло как-то кисло. — Раскусывать было нечего, Киёхару-сан, — он отправил в рот порцию пасты, даже не почувствовав её вкуса. Впрочем, для него сейчас любой деликатес не отличался бы по вкусу от картона. — Я так понимаю, вам всё же нравится трогать мою ногу. — Безусловно мне нравится, когда вы этой ногой не можете делать недопустимые вещи, — Киёхару всё-таки отпустил его ногу, и опять отпил вина, стараясь хоть немного успокоиться, и уменьшить запах имбиря. Всё же, это было общественное место. — Вам больше нравится, когда недопустимые вещи с вами делает кто-то другой? — поинтересовался Фёдор, обуваясь, и мысленно поражаясь, как его ещё не стошнило от этого имбирного запаха. — Скажем так, мне больше нравится, когда они происходят не в дорогом ресторане, а тогда и там, где это вполне уместно, — процедил Киёхару и вернулся к еде, пытаясь унять раздражение, но получилось только немного ослабить аромат имбиря. Ну и как вообще завести с этим человеком нормальный разговор? — Я вас понял, — кивнул Достоевский, делая мысленно пометочку, что раз в ресторане нельзя, то за столом в столовой дома Мацумото — вполне себе можно. Он тоже полностью занялся едой, ослабил свою мяту, начав благоухать сиренью, и уже не обращал внимания на Киёхару. Он лениво потягивал дорогое вино, любовался панорамой красивого вечернего города и был вполне доволен собой. Испортил-таки этому Мацумото вечер! Ну разве он не красавчик? Через несколько минут молчания Киёхару, наконец, полностью унял свой усилившийся запах имбиря, и выпустив медовую нотку, нарушил тишину, чтобы снова попытаться завести разговор. — Господин Достоевский, может быть, расскажете мне о ваших предпочтениях касательно искусства? — В искусстве я предпочитаю... — Фёдор сделал паузу и слегка улыбнулся, — эстетику человеческого тела. Знаете ли, такие вот длинные пальцы, золотисто-чайного цвета глаза, на солнце становящиеся почти прозрачными, вьющиеся каштановые волосы... Что-то в этом духе. Понимаете о чём я? — Фёдор подпёр подбородок рукой и издевательски ухмыльнулся. Киёхару слегка склонил голову, постепенно начиная понимать, о чём (или о ком) говорит Фёдор. Имбирная волна поднялась снова. — Да, вполне понимаю, — процедил он. — Но я бы не назвал это искусством. Можно ли считать искусством нечто низкое и обыденное? — Если я так сказал, значит можно, — невозмутимо отрезал Фёдор, плавая в облаках сиреневого аромата. — В таком случае, у вас нет вкуса, — Киёхару слегка улыбнулся на этих словах, догадавшись, что приемлемого ответа от своего жениха он так и не получит. — А у вас чувства такта. Говорите о приличиях, а сами стыдите других за вкусы. Это — неприлично! — О, нет. Я вовсе не пытался вас пристыдить, лишь подметил факт. — В подмечивании фактов вы невероятно слабы, — засмеялся Фёдор, — ведь с таким же успехом я могу подметить, что вкуса нет у вас. — Если бы вы что-нибудь в этом понимали, то могли бы, конечно, — альфа раздражённо отпил ещё вина, наблюдая, как официантка-бета с невозмутимым выражением лица забирает посуду, и порадовался, что она не слышит их запахов. — Вы пытаетесь меня оскорбить? — насмешливо поинтересовался Достоевский. — Вовсе нет. — Я вас понял, — всё ещё насмешливо хмыкнул Достоевский и снова отвернулся к окну. Наверное, рискованно было так играть с Киёхару, но Фёдор надеялся, что Дазая тот всё же не уволит после этого. — Кстати говоря, раз уж у нас зашёл этот разговор: я очень удивлён тому, что вы нашли общий язык со своим новым охранником. — Не думаю, что это так, — протянул Фёдор, принимая печальный вид, — он смотрит на меня так же как и вы. — И как же я смотрю на вас? — скептично спросил Киёхару. — Думаю, вам лучше знать. — Увы, не могу взглянуть на себя со стороны. — Уверяю вас, это прекрасно, потому что если бы вы взглянули, то попали бы в больницу с антиэстетическим инфарктом. Мацумото озадаченно на него посмотрел, явно не особо догоняя, что тот имеет в виду вообще, поэтому решил немного вернуться назад в разговоре. — Так значит, вы им недовольны? — Да нет, я им вполне доволен, а вот вы, я вижу, не слишком. — Что вы, я рад, что вы наконец-то угомонились и больше не перебираете персоналом, — соврал Киёхару, чтобы не выглядеть больше ревнивым глупым женишком, но запах имбиря выдавал его с головой. — А то, что он не слишком мне нравится, это нормально. Не все ваши охранники были приятными, но и он не обязан таким быть. — Верно. Однако, он не делает ничего из того, что стало причиной для увольнения предыдущих телохранителей, так что я не вижу причин с ним конфликтовать, — спокойно парировал Фёдор. — Вы уверены, что не делает? — спросил альфа, явно намекая на постоянно цепляющийся к Фёдору запах корицы, а также на их вчерашнюю встречу. — Или, может, делаете вы? — За кого вы меня принимаете! — возмутился Фёдор. — Интересуюсь для вашего же блага, — спокойно поспешил заверить его Киёхару. — Вы уверены, что для моего? Или, может, для вашего? — Почему для моего? Мне-то ваш слуга никак не навредит. — Мне тем более. В противном случае, я бы сказал сразу, если бы что-то было не так. — Хорошо. Я рад за вас, — Киёхару даже слегка улыбнулся, но выпустить медовый феромон у него не получилось. — Как хорошо, — взгляд Достоевского снова стал слегка томным, а губы растянулись в покровительственной улыбке. Словно на ребёнка смотрел. Почему-то от этого Киёхару почувствовал себя не слишком уютно. Может быть, Фёдору и одного бокала вина было много? В любом случае, даже алкоголь никак не помог наладить с ним контакт, и это начинало слегка злить. Фёдор не стал долго задерживать взгляд на нём, вновь отворачиваясь к окну. Пьяным он себя почти не чувствовал, разве что в теле появилась лёгкая слабость. Почему-то захотелось уткнуться в уже привычный воротник, пахнущий шоколадом, а не вынюхивать вот это вот всё. Киёхару ничего не сказал, просто потягивал вино и слегка лениво смотрел на других посетителей, которые уже начинали на него подозрительно коситься, вероятно учуяв имбирь. Он усиленно пытался уменьшить запах имбиря, и уже жалел, что не принял ничего для подавления запахов перед походом в ресторан. Хорошо, что хотя бы официантка, в силу своей природы, не слышит этой дуэли ароматов, а то их уже чего доброго, попросили бы на выход. Так. Фёдора лучше здесь не трогать. Если же попытаться снова вывести его на разговор, то даже самый простой вопрос превратится в цирк. В конечном итоге, Достоевский окончательно заскучал и от скуки даже начал рассматривать Киёхару. В принципе, тот не был некрасив и во внешности его не было отталкивающих черт, но он был человеком из категории, которая называется «говно в красивом фантике». Поэтому, когда Фёдору стало совсем нечем заняться, он спросил: — К слову, раз вы считаете себя человеком знающим, то может просветите, что можно считать истинным исскуством? — Могу предложить вам в следующий раз посетить вместе со мной галерею, театр, оперу, консерваторию, или что вам больше нравится. Смотреть на то, что создано людьми, куда приятнее, чем на самих людей. — Вы в курсе, что сейчас унизили скульпторов времён античности и эпохи Возрождения? — Позвольте заметить, что я имел в виду живых людей, — от Киёхару опять потянуло имбирём. — Историки утверждают, что в древности и в эпоху Возрождения как раз и считали живых людей самих по себе искусством. Поэтому и стремились запечатлеть образ человека в камне, стараясь передать всю пластичность человеческого тела. Если взглянуть на скульптуры тех времён, можно понять, насколько ценилась естественность тела. И голыми людей изображали не просто так, а потому что человеческое тело красиво, независимо от того, скульптура это или живой человек. Киёхару даже слегка поразился столь длинному учёному монологу и поставил бокал вина на стол. — Я не особо ценю людей, пока они имеют обыкновение открывать свои рты и излагать не слишком умные мысли. Но не могу не согласиться с тем, что искусство скульптуры красиво. Статуи хотя бы молчат. — В таком случае, у вас, должно быть, ужасная самооценка. Ну, что ж вы так по поводу мыслей-то? — покачал головой Фёдор. — Себя надо ценить. — О, поверьте, обычно такие суждения не распространяются на себя любимых. — Вы говорите, как человек понимающий, так что верю, — кивнул Фёдор, опять слегка выпуская мяту. — Но я хотел спросить вот ещё что: считаете ли вы меня достойным получить высшее образование? Ранее этот вопрос ни в семье Достоевских, ни в семье Мацумото не обсуждали, а Фёдор близился к возрасту, когда сможет поступать в ВУЗ. Поэтому, он должен был знать сейчас, стоит ему на что-то настраиваться или же нет. — Само собой, — вопрос даже показался Киёхару немного дурацким, — вы ведь имеете не только возможности, но и ум. Будет большим упущением не дать ему развития. — Ладно, — кивнул Фёдор, немного успокоившись, и снова сгущая сирень. Пока что ему было достаточно и этого. — На кого бы вы хотели учиться? — Я уверен, что у вас есть свои мысли на этот счёт, поэтому для начала я бы хотел выслушать их. — Было бы неплохо, если вы пошли бы в политику или экономику. Однако, это лишь с точки зрения выгоды и для поддержания статуса. О том, что подошло бы вашей душе, я не имею ни малейшего понятия. — Я учту ваши рекомендации, — кивнул Достоевский, вновь погружаясь в свои мысли. Теперь у него был плюс один повод не спать ночью. — А чего бы вы хотели? — поинтересовался Киёхару, даже в какой-то степени искренне. — Меня интересует информационная безопасность, — честно признался Достоевский, — но пока что это лишь интерес. — Это тоже неплохое и полезное направление, — согласился Киёхару. — Не подумал бы, что вас интересует нечто подобное. — В плане перспектив это направление достаточно выгодно, — пояснил Фёдор, — тем более в нашем техногенном мире. — Более чем, — даже несколько обрадовался Киёхару, начиная лучиться мёдом. — Думаю, у вас всё получится. — Надеюсь, ваши слова окажутся правдивы. — Окажутся, если вы будете стараться, — Киёхару допил вино, чувствуя себя куда лучше, чем в начале вечера. — Уж я приложу все усилия, — пообещал Фёдор. Сейчас он немного расслабился и даже позволил себе откинуться на спинку стула. Теперь ему совсем немножко хотелось спать. То ли от вина, то ли от того, что он смешал алкоголь и успокоительное. Они провели в ресторане ещё около сорока минут, изредка перекидываясь фразами или колкостями, но больше беседа у них не пошла. Киёхару решил, что это лучше, чем ничего, могло бы быть и хуже. После разговора об учёбе ему стало совсем немного жаль Фёдора — всё же у того были свои желания и мысли, которые абсолютно никого не интересовали. Сам Киёхару понял, что совсем не знает его. Они вышли на улицу, когда там уже очевидно похолодало, а над городом нависли тучи. Возможно, пойдёт мокрый снег. Киёхару всё так же под руку проводил Фёдора до машины и открыл перед ним дверь, а охранник тем временем завёл мотор. Достоевский, как и прежде, заполз в самый дальний угол салона, но на этот раз, чтобы лишний раз не раздражать Киёхару своим присутствием рядом. Несмотря на то, что во всё то время, пока они находились в ресторане, он продолжал держать боевой настрой, сейчас, почему-то, почувствовал жуткую усталость и нежелание больше нарываться на конфликты. Поэтому, он предпочёл снова просто отвернуться от будущего супруга и смотреть в окно. Когда машина тронулась с места, Киёхару внезапно сам сел поближе к Фёдору и наклонился к нему. — Ну, и где же весь ваш прежний распутный настрой, а? — А вы считаете, что машина это хорошее место для распутства? — вяло отбился Достоевский, чуть повернувшись к нему. Киёхару тут же успел поймать его лицо за подбородок, чтобы он не отвернулся. Вот теперь можно было немного отыграться за выходку Фёдора в ресторане. К тому же, Киёхару был слегка пьян, и это показалось ему забавным. — Более чем. Тем более, что у вас же нет чувства стыда, можете не стесняться присутствия третьего человека. — Знаете, — Фёдор помнил с прошлого раза, что вырываться в таких случаях себе дороже и решил, что просто не будет отводить взгляд, — если вы так говорите, значит чувства стыда нет и у вас тоже. — Может быть, — Киёхару недобро ухмыльнулся. — И что дальше? — И вы этим гордитесь? — Нет. Мне просто всё равно, — Киёхару наклонился к шее Фёдора, опаляя её своим дыханием, от чего Достоевский едва заметно вздрогнул, но упираться пока не спешил. Да и не был уверен, что ему в принципе сейчас это позволят. — И много таких вещей, на которые вам наплевать? — Честно говоря, достаточно. Могу себе позволить, — он едва ощутимо коснулся носом бледной шеи и повёл его кончиком выше, к уху. Кожа Фёдора пахла прекрасно, отдавала сиренью, что несмотря на одеколон ощущалось на таком расстоянии. Он сразу вспомнил шею своей давней омеги-любовницы, Канеко, которую так живо напомнила нежная кожа шеи Достоевского. Даже зубы начинали чесаться — так захотелось укусить. Всё же затуманенный алкоголем разум легче поддавался инстинктам, и хоть Фёдор и был отвратителен в общении, по своей природе дельта оставался для него привлекательным. Конечно, если забыть об его ужасных руках. Здесь мальчишка проигрывал ей по всем статьям — ручки актрисы всегда были настолько холёными, что так и манили их поцеловать, что Киёхару и делал каждую встречу с ней. Ах, если бы не этот нелепый брак... Ну, парень хотя бы умный, это уже был плюс. Надо только этот плюс обернуть себе на пользу, и будет вообще великолепно. — Даже интересно, что же ещё вы можете себе позволить, — хмыкнул Достоевский, чувствуя, как постепенно привлекательную сирень начинает опять вытеснять мята. Конечно, это было ожидаемо, все альфы реагировали так на опасность, а Фёдор всё же был чуть-чуть альфой, но ему не нравилось, что от этих прикосновений по позвоночнику бегут мурашки. Возможно, это нормальная реакция тела, но обидно, что её причиной является Киёхару, а не... — Много чего, — шёпот Киёхару защекотал ему ухо, зубы слегка прикусили хрящик уха и альфа добавил: — Например взять то, что мне принадлежит. Запах мяты слегка отрезвил его, даже неприятно защекотал нос, но он решил пока что не реагировать на это. — Например, совесть, которую вы обронили? — огрызнулся Фёдор, поморщившийся от укуса. Он всё ещё не упирался, но раздумывал над тем, в какой момент лучше бить и куда. — Оу! Вы думаете, она мне ещё пригодится? — Думаю, что не помешает. — Не соглашусь с вами, — Киёхару всё-таки вновь опустился к его шее, сначала коснулся её губами, а затем ещё раз небольно прикусил, желая оставить на ней метку. Не Канеко, конечно, но пока он юн, его кожа не уступит в нежности и мягкости омежьей женской шейке. Достоевский в ответ на это лишь оскалился, и приобняв Киёхару за шею, ласково проговорил: — Пометишь снова — зубы вырву. На секунду Киёхару сжал зубы крепче, уже больнее, но тут же всё-таки разжал. Он помнил, что было в прошлый раз, и не сомневался в способностях Фёдора. — Жалко что ли? — спросил с лёгкой издевкой. — Для вас, Киёхару-сан, мне даже льда зимой жалко, — ответил Фёдор, не меняясь в лице, когда тот сжал зубы сильнее, хотя и было больно. Главное было держать лицо, но вот мяту сдерживать получалось плохо. — Могли бы и потерпеть. Пора же когда-то привыкать к замужней жизни, — Киёхару немного отстранился и перехватил руку, которой Фёдор обнимал его за шею. — Удивительно, что в замужней жизни вы намереваетесь приставать ко мне в присутствии прислуги, — Фёдор слабо дёрнул рукой, в надежде, что совесть Киёхару всё же не потерял. — В замужней жизни я намереваюсь оставлять на вашей шее метки, чтобы все знали, кому вы принадлежите, — Киёхару сжал его руку крепче. — Ну же, неужели в прошлый раз вам настолько не понравилось? По-моему, вы были в восторге. Фёдор тихо зашипел, когда его и без того хрупкую кисть руки сжали посильнее, затем ответил не без издёвки: — Я так понимаю, вам тоже понравилось получать по лицу? — Ничего, — процедил сквозь зубы Киёхару. — Думаю, вы поддаётесь дрессировке. — А вы, видимо, нет. Я так понимаю, в вашем случае, вас сразу усыплять нужно? — Что вы, необязательно, — альфа отпустил его и положил руку на чужое бедро, но больше ничего не делал. Фёдор, несмотря на то, что очень хотелось, не стал трогать освобождённую руку. Он откинулся на сиденье, чтобы иметь точку опоры в случае чего и с вызовом взглянул в зелёные глаза напротив, окружив себя удушливым облаком мяты. Киёхару смотрел на Фёдора, также окутавшись едким имбирём, и чуть сощурив глаза. У него слегка растрепались волосы, и он уже не слишком напоминал вежливого джентльмена, хоть и старался держать лицо. Руку же он убирать не собирался и даже показательно, назло Фёдору, провёл ладонью выше, ближе к чужому паху. Та мысль, что смутила Достоевского в ресторане, его самого не смущала ни капли. Фёдор тоже не спешил его прогонять. Он понимал, что ехать им ещё долго, но также понимал и то, что дальше Киёхару всё же не зайдёт. Будь они одни, можно было бы ожидать всего, а так стоило просто максимально обезопасить себя от синяков и укусов, остальное можно потерпеть. На этот жест Фёдор ответил лишь изогнутой бровью и едва поползшим вверх уголком губ. Можно сказать, он снова бросал вызов. Киёхару понял, что Фёдор, видимо, воспринял это как вызов, поэтому сам останавливаться не стал. Что ж, интересно, насколько у Фёдора на самом деле хватит смелости. Именно поэтому Киёхару совершенно спокойно расстегнул чужие брюки, на что не решился Фёдор в ресторане, и сильнее сократил между ними и без того близкое расстояние. Достоевский с трудом, но удержался от того, чтобы перейти в оборону. Он продолжал смотреть Киёхару в глаза, попутно прикидывая, насколько реально быстро можно снять серёжку и в случае чего воткнуть её жениху в руку. На самом деле, он уже понял, что зря затеял то развлечение в ресторане. Бесило его что-то, или нет, месть всё равно не удалась. Киёхару даже немного вошёл во вкус, хотя всё же слегка опасался Фёдора. Ну, он же говорил только о метках, об остальном речи не было, так? Именно с этой мыслью Киёхару в качестве мести не побрезговал даже погладить Фёдора в том самом месте, куда руки по-хорошему совать не стоило до свадьбы. Фёдор, на самом деле, думал, что выдержать это будет немного легче, но когда Киёхару коснулся его там, он тихо пискнул и вздрогнул, дёрнув руку к серёжке. Киёхару остался вполне доволен такой реакцией, но насторожился и свободной рукой перехватил дёрнувшуюся руку Фёдора. — Что вы хотите сделать? — спросил он шёпотом на ухо. — Приласкать вас, — прошипел Фёдор, понимая, что вторую серьгу можно даже не пытаться снять. Он либо не успеет, прежде чем Киёхару перехватит и вторую руку, либо поранит мочку. — Неужели вы настолько хотите этого? — Киёхару не без яда усмехнулся, убирая руку от его паха и ею же выдёргивая из брюк Фёдора рубашку. От этого действия Фёдор задышал чаще и осторожно попытался освободить руку: — Вы пьяны, Киёхару-сан... — Я знаю. Вы тоже, — хмыкнул Киёхару. — Что дальше? — То, что нетрезвые люди могут потом пожалеть о своих поступках. — Думаю, вам это незнакомо, — он позволил Фёдору освободить руку, — лично я прекрасно осознаю, что делаю. С чего это я должен буду пожалеть? Воспользовавшись свободой, Достоевский без особых раздумий выдернул серёжку из уха и зажал в руке. Благо, на нём были серьги-гвоздики и застёжка снялась почти без травм. Но прокол всё же начал неприятно саднить. — Вот с этого. Киёхару сразу понял, что именно Фёдор имеет в виду. Всё же, серёжка, состоявшая из кольца и довольно прочной на вид висюльки-штыря длиной в палец, выглядела травмоопасно, и Киёхару на пару секунд замер. Знал же, что Фёдор местами безбашенный, и куда целиться будет, не слишком понятно. — Оу, вы что, угрожаете мне? — альфа усмехнулся, но лезть руками под рубашку Фёдора всё-таки не стал. — Предупреждаю, — твёрдо произнёс Фёдор, внимательно следя за его движениями. Ужасно хотелось потрогать мочку и проверить нет ли крови, но это лишние движения, а на них тратить время нельзя. — Пф! Да что вообще этим можно сделать? — Хотите проверить? — Если только не на мне, — альфа осторожно потянулся к его руке, чтобы забрать серёжку, при этом заметив издевательским тоном: — А то что же вы заднюю даёте? В ресторане так резво намекали на свой недотрах... — Недотрах тут, похоже, только у вас, Киёхару-сан, — заметил Фёдор, сильнее сжимая серьгу в руке и угрожающе занося её, давая понять, что не позволит просто так отнять у него оружие. — У меня как раз с этим всё в порядке. Не вешаюсь на всех подряд, в отличие от вас, — Киёхару всё же решил, что с Фёдора будет достаточно, поэтому наконец отпрянул от него. Да и получить в глаз острой серьгой как-то не хотелось. — С каких это пор будущий супруг это все подряд? — дельта чуть прищурил глаза и проследил взглядом за Киёхару, не опуская пока что руку. — Я всего лишь один из, — едко заметил Киёхару. — Можете даже не оправдываться. Фёдор сначала удивлённо взглянул на него, затем опустил руку и истерически хихикнул. — Вот, значит, что вы думаете обо мне?Что ж, ваше право. Мацумото слегка дёрнулся от его смешка и косо на него взглянул. Он уже и сам начал уставать от этого всего, поэтому не стал с ним больше разговаривать до конца всей поездки. Как только Фёдор понял, что он в безопасности, он быстро застегнул брюки и постарался завернуться в пиджак. Оказалось, ухо он всё же чуть-чуть повредил, поэтому пришлось зажимать мочку носовым платком. До конца поездки Фёдор окончательно вжался в облюбованный им угол и смотрел в окно, не решаясь закрыть глаза и немного отдохнуть. На самом деле, он и не думал, что чужие прикосновения к своему члену ощущаются именно так. Теперь было чуть яснее, почему люди этого по возможности избегают и делают не со всеми подряд. Алкоголь от волнения выветрился, осталась лишь неприятная слабость в конечностях. Пару раз Фёдор бросал взгляд на водителя, но альфа вёл автомобиль как и прежде, поэтому Фёдор не мог понять, что он думает об этом. По приезде Киёхару как ни в чём не бывало вышел из машины и даже открыл дверь Достоевскому. Хоть он и был вроде бы воспитанным, стыдно за произошедшее ему не было совсем, но и приятных эмоций Киёхару особо не испытал. Разве что было слегка обидно, что пометить Фёдора во второй раз так и не получилось. Может быть, тогда тот бы даже привык... В целом Киёхару посчитал этот вечер вполне продуктивным, несмотря на не слишком приятное завершение. Фёдор вышел из машины без чьей-либо помощи, и не оборачиваясь зашагал к дому. Сейчас, скорее всего, все уже собирались спать, так что в доме было в общем-то тихо. Мацумото шёл рядом с ним, и пока что не говорил ничего. Тем не менее, Киёхару задумался, стоит ли попробовать позвать Фёдора ещё куда-нибудь. Может быть, вторая попытка будет удачнее?.. Фёдор остановился только у лестницы, ведущей на второй этаж: — Спасибо за вечер, Киёхару-сан, — сказал он, стараясь выглядеть максимально спокойно, — жаль, что пора расходиться. — Может быть, жаль, но надеюсь, что это не последний наш совместный... отдых, — Киёхару чуть кивнул, остановившись напротив него. — Позволите мне проводить вас? — В этом нет нужды, — заверил его Достоевский. — Вы уверены в этом? — Да, — уверенно кивнул Фёдор, чувствуя, что на самом деле вообще не уверен в своих словах, ибо пол качался у него под ногами. Киёхару недоверчиво взглянул на него. Вроде бы, от ресторана до машины тот дошёл без проблем, значит, сейчас всё должно быть в порядке, но выглядел Фёдор не слишком хорошо, и запах мяты был весьма красноречивым. — Тогда, — Киёхару всё же взял его под локоть, — я помогу вам подняться по лестнице, пока нам по пути. Тут Фёдор решил не возражать, хотя чуть-чуть и хотелось. Он покорненько повис на чужой руке и потопал по лестнице, почему-то думая, что дело может быть в успокоительных таблетках. Если это так, то в ближайшее время ему будет очень весело. Мацумото не пожалел о том, что решил помочь, когда почувствовал вес Фёдора. Излишняя самоуверенность всё же вредила дельте, и Киёхару лишь вздохнул. Однако, как он и обещал, оказавшись на нужном этаже, отпустил Фёдора. — Доброй ночи. — И вам того же, — ответил Фёдор и направился прочь, в своё крыло, едва-едва придерживаясь за стену. Он чувствовал, что ещё пожалеет обо многом, что натворил сегодня. У двери в спальню он немного завис. Нужно было открывать её, но Фёдор никак не мог понять, нужно ли. Киёхару последовал к себе после того, как проводил Фёдора взглядом до ближайшего поворота. Всё же поить его вином не стоило, но на данный момент Киёхару уже было всё равно, и он ушёл к себе.

***

За то время, пока Киёхару отсутствовал, Дазай успел достаточно быстро облазить его кабинет. Из полезного он только снял его отпечатки пальцев, а также нарыл парочку договоров о поставке таблеток, где как раз стояла его подпись. Кроме того, на некоторых из них посчастливилось отыскать подписи ещё некоторых подозреваемых, включая и Мори. Насчёт последнего Дазай начинал уже сомневаться из-за слов Фукудзавы, но постарался гнать эти мысли прочь. Всё же, Мори ему не слишком нравился. Больше ничего полезного Дазай так и не обнаружил, что было неудивительно с учётом того, что Киёхару — младший и, скорее всего, на него часто не вешают особо важные сделки. На этот раз Дазаю посчастливилось ни на кого не наткнуться и удачно обойти все камеры, поэтому и вернулся он на пару часов раньше Киёхару и на отчёт у него осталось не так уж мало времени, чем он и занимался остаток рабочего дня.

***

Фёдор простоял ещё немного перед дверью, затем всё же открыл, и вошёл внутрь, споткнулся несколько раз, и в итоге удобно лёг на прохладненький пол. Не стоило ему, всё же, заказывать это вино. Он вдруг представил, что было бы, если бы в таком виде его застал Ода или, не приведи господь, Дазай. Было бы весело. Точнее, Фёдору была бы крышка. Дазай прекрасно слышал, что Фёдор вернулся, но предпочёл его не трогать. После вчерашнего разговора он всё же твёрдо решил, что Фёдору нужно давать возможность быть самостоятельнее. Конечно, если это не касалось тех случаев, когда что-то случалось, но в этот раз они вернулись не слишком поздно, а Фёдор даже был в состоянии дойти до комнаты сам, поэтому пришлось приложить усилия, чтобы всё-таки его не трогать. Он и понятия не имел, что Достоевский так и уснул на полу, не имея ни сил, ни желания переместиться на кровать. Наутро он чувствовал себя более-менее нормально, но голова была тяжёлой, а ещё он даже и не думал вставать с пола и, кажется, проснулся только когда в дверь его комнаты постучали.