Грани темноты

Ацуши Накаджима всё ещё не отошёл толком от того случая, когда застал Осаму в кабинете своего босса. Он до сих пор будто ощущал хватку Дазая и именно поэтому опасался с ним контактировать, но именно сейчас это пришлось ему сделать. Он набрал его номер и попросил встретиться в холле. Конечно, Ацуши мог бы отдать карту лично Фёдору, но лучше уж Дазай на нейтральной территории, чем Достоевский в своём логове. Дазай получил его сообщение как раз тогда, когда высушил волосы и переоделся. Спускаться куда-то не очень хотелось, но раз это Ацуши, то придётся. Перед тем, как выйти, Дазай натянул на себя тёплый белый свитер с горлом, чтобы закрыть шею, и был в холле уже через пять минут после того, как ему скинули сообщение. Ацуши почти сразу без лишних церемоний протянул ему карту: — Передайте это господину Достоевскому. Это карманные, которые ему будут перечислять каждую неделю его родители. — Ого! — восхитился Дазай, пряча карточку в задний карман джинсов. — Очень щедро! Я обязательно передам, спасибо. Поведение Дазая было абсолютно обычным, он даже улыбался, будто ничего тогда и не было, но в запахе альфы сегодня было нечто непривычное и тревожащее. — Благодарю, — кивнул Ацуши, внутренне сжимаясь, — хорошего дня. Накаджима тоже старался вести себя как обычно, разве что чуть настороженный запах озона перед грозой, который от него исходил, говорил о том, что он нервничает. Дазай это ощутил, но ничего не сделал, так как и без того излучал ауру спокойствия и добра. Только кивнул Ацуши в ответ, произнеся: — И вам хорошего дня. До встречи. Ацуши на это ничего не сказал. Он развернулся и ушёл, радуясь, что встреча закончилась довольно быстро. Не слишком ему хотелось находиться рядом с альфой, у которого, похоже, ещё и гон, судя по внешним признакам. Дазай провожал Накаджиму взглядом, но недолго, и отправился к себе. Вроде бы, тот не собирался мешаться и выступать против Дазая, поэтому не было никаких поводов давить на него. Дазай надеялся, что и не будет. Правда, стоило всё же поговорить с ним, чтобы выяснить, насколько он вовлечён в дело Мацумото. Этим Дазай решил заняться немного попозже. Всё же, Ацуши, как гамме, наверняка будет неуютно рядом с альфой во время гона. В ожидании Осаму Фёдор занимался почти всем чем мог. Он и читал, и выполнял очередной заказ, и игрался с котом, но всё равно времени ещё было слишком много. Даже с учётом сборов на свидание. В конечном итоге, он, одетый в свитер и чёрные джинсы, валялся на постели ожидая Дазая и раздумывая, надевать ли серьги, или очки. Всё же, если это свидание, там ничего такого быть не должно. Дазай собрался к четырём, и ровно вовремя постучался в комнату Фёдора. На улице тогда уже начинало уже потихоньку темнеть, но в особняке ещё было не так уж и мало людей. — Войдите, — лениво бросил тот, подумав, что очки всё же стоит надеть, и предпринимая отчаянную попытку побороть лень и сонливость, и встать. Дазай заглянул к нему, но далеко проходить не стал. — Ты уже собрался? — Да-а, — Фёдор всё же поднялся, быстренько повязал шарф, надел своё элегантное чёрное пальто, очки, и подошёл к Дазаю, — достаточно тепло? — Достаточно, — альфа мягко улыбнулся, а после вытащил из кармана карту и протянул Фёдору: — Накаджима-сан сказал, что твои родители будут перечислять тебе на карманные расходы. Фёдор с любопытством повертел карту в руке и спросил: — С чего это они расщедрились? — Видимо, Мацумото надоело постоянно тратиться на тебя, — альфа чуть пожал плечами. — Пойдём? — В таком случае, свидание оплачиваю я, — заявил Фёдор и выйдя из комнаты, запер дверь. — Ты забыл, с чего все началось? — Дазай пошёл за ним, пряча руки в карманы. — Но я теперь богаче, — возразил Фёдор. — И что? — охранник пошёл в сторону паркинга. — И то, что мне совесть не позволит пользоваться твоими деньгами. — Моими деньгами пользуюсь только я, а тебе есть на что ещё потратиться, раз так хочется. — Тебе обязательно доминировать даже здесь? — Что значит «даже здесь»? Где ещё я «доминирую» по-твоему? — альфа обернулся на него. — Везде. — Ответ не принимается, слишком расплывчато, — усмехнулся Дазай. — У тебя ещё будет возможность потратить на меня деньги. — Мне просто неловко, что ты платишь, вот и всё, — он спрятал нос в шарфике, а руки в карманах. Даже несмотря на то, что он не забыл перчаток, ему всё равно было холодно. — Я плачу не всегда, — напомнил ему Дазай, когда они уже подходили к машине. — В общем, забей, солнце. Фёдор ничего не ответил, но на обращении «солнце» всё же скептически посмотрел на Дазая, словно тот сказал какую-то глупость. В самом деле, какое же из него солнце? Дазай открыл перед ним дверь, а после сам сел на водительское место и завёл машину. Так как в ней было холодно, сразу включил печку и потом уже вырулил на дорогу. Фёдор всё время, пока Дазай выполнял привычные действия, наблюдал за ним. Движения Осаму казались ему действительно изящными и красивыми. А ещё он до сих пор не мог поверить, что Дазай действительно ответил на его чувства и позволил себя пометить. Может быть, Фёдор ударился головой когда падал в обморок и лежит в коме? Ну не может же ему действительно настолько повезти! У Дазая было неплохое настроение, несмотря на то, что он выпил чуть больше подавителей, чем обычно. Возможно, это и была приемлемая доза. Но он сейчас даже не думал об этом, потому что его больше волновал маршрут. А ещё он надеялся, что если и пойдёт снег, то не слишком сильный. Пока что дорога была хорошей, и на въезде в город машин было не слишком много, поэтому уже через полчаса они были в центре, и Дазай выбирал место, где лучше оставить машину. Фёдор всю поездку думал о том, куда же Дазай его повезёт. По улицам было непонятно, как и по ТРЦ, где они начали парковаться. Но и спрашивать Фёдор опасался, Дазай, скорее всего, не ответит, но хотелось всё же знать, к чему готовиться. А то вдруг Фёдор будет там как волк в тигрином логове? Наконец, Дазай остановил машину в не очень многолюдном месте, а после вышел и открыл дверь Достоевскому. На улице и вправду стало прохладнее, но ветра не было. Теперь, когда они остались одни, Дазай сам взял Фёдора за руку и повёл по улице. У Достоевского от такого жеста сначала покраснели уши, и он постарался освободить руку, но после опомнился, и вцепился в ладонь Осаму. Теперь стало страшно, что он её отпустит. — Всё в порядке? — решил уточнить Дазай из-за немного противоречивой реакции Фёдора, и взглянул на него краем глаза. — Да, просто непривычно, — взволнованно пробормотал Фёдор. — Ты сам брал меня за руку, поэтому я решил, что ты не против. Но если что, говори, — слегка улыбнулся альфа, ведя его за собой, но особо не торопясь. — Всё так! — воскликнул Фёдор. — Всё так. — Тогда я тебя не отпущу. — Никогда? — он взглянул на Осаму, глазами полными надежды, надеясь, что за стёклами очков ничего не разберёшь. — Да, если пожелаете, — ответил альфа торжественным тоном. — Желаю, — твёрдо произнёс Достоевский. — В таком случае я очень рад, — ответил Дазай уже нормальным тоном, и слегка сжал его руку, улыбнувшись. — А куда мы всё-таки идём? — поинтересовался Фёдор, нежно сжимая его руку. — Мы уже почти пришли, сейчас узнаешь. — Если мне не понравится, я уйду, — предупредил Достоевский. — Мне даже интересно, что тебе может не понравиться. Но надеюсь, в этот раз ты не уйдёшь. Когда он договорил, они уже подошли ко входу на крытый каток в одном крыле ТРЦ, где играла музыка и горели огни на ограждении и вокруг, за стеклянными стенами. Людей было не так уж много. — Надеюсь, ты умеешь кататься на коньках, — альфа потянул его ко входу. — Не умею! — в панике воскликнул Фёдор, лихорадочно оглядываясь по сторонам. — Я никогда не был в таких местах, я же простужусь! Альфа удивлённо посмотрел на него, но потом мягко улыбнулся, слегка усиливая запах шоколада. — Ничего страшного, я тебя научу, это не так сложно. Тебе должно понравиться, — Дазай остановился и поправил свободной рукой его шарф. — Ты ведь тепло оделся, будешь двигаться и не замёрзнешь. — А если я упаду и кто-то проедется по моим пальцам? — уже более спокойно поинтересовался Фёдор. — К слову, во время гона твой феромон даёт обратный эффект, тебе стоит прекратить его усиливать. Дазай слегка ослабил своё воздействие и тихо хихикнул на его замечание о пальцах. — Обычно у людей есть глаза, и они видят, куда едут. — А если не увидят? — Не волнуйся, — Дазай повёл его дальше. — Я буду следить, чтобы ты не упал. — Я не отойду от бортика, — пообещал Достоевский, вопреки словам, не собираясь уходить, если ему что-то не понравится. Хотя, нельзя было сказать, что ему не нравится. Скорее, это для него было шокирующе. — Тогда точно не отпущу твою руку, — альфа зашёл вместе с ним в помещение, взял билеты, только потом встал в небольшую очередь на прокат коньков и уточнил: — Ты на роликах тоже никогда не катался? — Я ни на чём кроме больничной каталки не катался, — фыркнул Достоевский, — мне же нельзя! — Как ужасно! Ты упустил такое развлечение как разбитые об асфальт колени и ободранные ладони! — Дазай сделал тяжёлый вздох, но настроение портиться не собиралось. — Издеваешься, — невесело хмыкнул Фёдор, но на самом деле ни разу не обиделся. Правда ведь, упустил. Причём это не имело никакого смысла, так как от шрамов на ногах он не уберёгся всё равно. — Вовсе нет, — оптимистично продолжил Дазай. — Я вот отвратительно катаюсь на роликах, постоянно куда-то влетаю и падаю, поэтому предпочитаю коньки. Лёд ровный, за пределы коробки не улетишь. Самое то. — Поэтому лучше держаться возле границы этой коробки, — заметил Фёдор. — Это ску-у-учно. — Зато безопасно. — Со мной тоже безопасно. Я уверенно стою на коньках. Когда подошла их очередь, Дазай взял две пары коньков и одну протянул Фёдору. В раздевалке было не так уж много людей, поэтому свободное место нашлось очень быстро. — Ты вон какой худой, ты меня не удержишь. — Ну... да, похоже, мы упадем вместе если что, — альфа повесил свою куртку, плюхнулся на скамейку и начал переобуваться. — Вот именно, — Фёдор снял и повесил пальто, сел напротив и начал неловко обуваться. Было волнительно. — Ничего, если набьём парочку синяков, — Дазай слегка улыбнулся, не отвлекаясь от шнуровки. — А если кто-то из семьи заметит? — А ты не светись перед ними без одежды, и не заметят, — Дазай вздохнул. — После случая на завтраке я снова опасаюсь Киёхару, — Фёдор всё же справился со шнурками. — Всё будет хорошо, — Дазай закончил со шнуровкой и встал, чтобы убрать их обувь, после протянул руку Фёдору, чтобы помочь подняться. — Забудь о Киёхару на несколько часиков. — Я постараюсь, — он принял чужую руку и поднялся с лавки, — в конце концов, о нём тут ничего не может напомнить. — Фёдор, не заставляй меня ревновать, — Дазай слегка обиженно надулся и повёл его ко входу на каток. — Хэй, о какой ревности речь? — возмутился Достоевский. — Ты должен был сказать «конечно, я уже стёр его из своих мыслей», — хихикнул Дазай, и первым вышел на лёд, сразу разворачиваясь к Фёдору, и тут же серьёзно посоветовал: — Постарайся не напрягаться. Если будешь делать резкие движения, будет больше шансов упасть. Фёдор хотел съязвить в ответ на шутку, но не стал. Пусть потешится, не так и страшно. — Может можно вообще не делать движений? Мне и понаблюдать будет интересно. — Давай, не бойся, — альфа аккуратно потянул его за руку на лёд. — По льду идти не получится, он скользкий, поэтому чуть согни колени и постарайся отталкиваться рёбрами лезвий. Как делают остальные, — Дазай коротко кивнул на других посетителей и немного ослабил хватку, мягко взяв Фёдора за пальцы. — Я не умею держать равновесие, — предупредил Фёдор, стараясь сделать как говорил Дазай. — Ты опираешься на обе ноги, пусть и поочередно, плюс помогаешь себе руками, — когда тот оказался на льду, альфа медленно отпустил его руку. Потеряв опору в виде чужой руки, Достоевский, как кот, оказавшийся в ванне с водой, метнулся к бортику, вцепился в него руками, и в панике пролепетал: — Я так упаду. — Тебе будет удобнее научиться держать равновесие, если будешь помогать себе обеими руками, — Дазай сделал небольшой круг, разминаясь, и оказался перед Фёдором. — Попробуй доехать до меня. Я тебя поймаю. — Я попробую, но если ты меня не поймаешь я точно отсюда уйду, — снова предупредил Достоевский, стараясь продвинуться по льду вперёд, но боясь отпускать бортик. — Расслабься и не бойся упасть, от страха только больше шансов шлёпнуться, — Дазай чуть улыбнулся, наблюдая за ним. Несмотря на эти слова, он всё равно был готов подхватить Фёдора в любой момент. — Я не боюсь упасть, а рационально оцениваю шансы, — фыркнул Фёдор, отпуская наконец бортик и решительно катясь навстречу Осаму. Почти удачно. По крайней мере, он удачно впечатался лицом в чужую грудь. Дазай довольно улыбнулся и, похлопав его по плечу, плавно откатился назад, всё ещё находясь лицом к Фёдору, но снова набирая дистанцию между ними. — У тебя хорошо получается. Фёдор, понимая, что его оставили слишком далеко от ограды без опоры, прикрыл глаза и медленно выдохнул. На коньках даже стоять было сложно, что уж о катании говорить. — Ты точно уверен? — Ну, ты спокойно доехал до меня. Можешь это повторить для закрепления. «НЕ МОГУ!» мысленно прокричал Фёдор, но внешне остался невозмутим, даже попробовал повторить. Однако на сей раз не так удачно, встретился лицом он не с грудью Дазая, а с собственными руками, выставленными вперёд в защитном жесте во время падения. Дазай только вздохнул и подъехал к нему, чтобы помочь. — Не больно? — Нет, — ответил тот, садясь на льду и отряхивая руки от начавшей таять от тепла ладоней ледяной крошки, — в порядке всё. Альфа сделал пару кругов вокруг него, пока он собирался с мыслями, и остановился напротив. Снова протянул Фёдору руку. Всё же, вставать на льду было труднее, чем на более шершавой поверхности. — Почему ты не надел перчатки? — Они скользкие, в них неудобно цепляться за борт. А ещё, они могут прилипнуть ко льду, здесь же холодно, — как маленькому объяснил Достоевский. Умолчал только о том, что в придачу ко всему вышеперечисленному он решил попытаться избавиться от одного из комплексов и не скрывать руки на людях. — Но здесь ведь не настолько холодно, чтобы они прилипли, — Дазай недоумённо склонил голову набок, но больше возражать не стал: — Ладно, давай поднимайся. Достоевский посмотрел на него исподлобья, попытался встать самостоятельно, чуть не упал снова, но удержался, прочертив по льду борозду лезвием конька. Вопреки своему не слишком радостному настрою Фёдору это свидание, в принципе, нравилось. В конце концов, нечасто ему встречается дело, в котором он не может стать почти профи с первых же минут. Когда Фёдор встал на ноги, Дазай не стал от него уезжать. — Ты примерно понял, как двигать ногами? — Более-менее, — дельта кивнул, — прости, что я не могу поехать сразу. — Не извиняйся, ты же учишься, — Дазай аккуратно взял его за руку и развернулся, вставая рядом, а потом поехал, ведя Фёдора за собой. — Ты со мной как с маленьким, — надулся Достоевский, следуя за Дазаем и время от времени цепляясь за него, чтобы не упасть. — Разве? Ты, вон, даже встал сам, я не настаивал на помощи, — сам Дазай ехал спокойно и уверенно и не отпускал его руку, держась рядом. — Да, разве. Ну серьёзно, — Фёдор вздохнул, — свидание классное, по крайней мере, идея. — Спасибо. Я подумал, что мы могли бы неплохо размяться, но и тот вариант, что ты не умеешь кататься, я тоже учёл и решил, что тогда тебе неплохо было бы научиться чему-нибудь новому. Катание на коньках не самый полезный навык в повседневной жизни, но провести вечер, размеренно катаясь по льду — неплохой отдых. Ты скоро привыкнешь, и станет легче. Дазай ехал сам не быстро, чтобы Фёдор не тащился за ним, а скользил рядом, и не отпускал его руку. — Романтично, — согласился Фёдор, — вынужден согласиться, что ты разбираешься в свиданиях. Дазай сначала слабо усмехнулся, но потом смущённо потупил взгляд. Забавно, но на нормальные свидания он так и не сходил ни разу, особенно на такие, которые можно было бы назвать романтичными. Через пару секунд он искоса посмотрел на Фёдора. — Ты правда так думаешь? — Мне есть смысл врать? — поинтересовался Достоевский. — Вдруг ты из вежливости. Я и сам не знал, разбираюсь ли я в этом на практике, — хмыкнул альфа. — Как оказалось, очень даже, — Фёдор оттолкнулся от льда уже более уверенно, даже удержал равновесие, — у меня было поистине ужасное детство, я столько всего упустил... Ты будто знал, что мне нужно. — В таком случае, я очень рад, что тебе нравится. Столько ещё всяких мест есть, где тебе стоит побывать, — Дазай внимательно наблюдал за тем, как он едет, но ничего не говорил об этом и не отпускал его руку. — Скоро Рождество, — вдруг сказал Фёдор, — я праздную его не в тот день, когда это делают в семье Мацумото, хотя я вообще не понимаю, зачем они его празднуют, если они даже не христиане! Поэтому, если ты атеист, то седьмого января нам лучше не пересекаться. — Вам запрещено видеть атеистов на Рождество? — Дазай слегка улыбнулся. — Я просто не хочу, чтобы ты смотрел на меня как на дурачка, когда я буду молиться, например. — Но ты же не будешь молиться весь день? — осторожно уточнил Дазай. — В моём положении стоило бы, — задумчиво отметил Достоевский. — Ну, Фёдор, я серьёзно! — Я тоже, — он посмотрел на Дазая, — мне действительно стоило бы больше внимания уделять религии в моём положении. — Ты же тогда свихнёшься, если будешь постоянно молиться. — Почему? Я сказал, что следует делать это чаще. Не раз в день, а допустим, два. Это не постоянно. — Раз в день — это мало?! — Да. Дазай, для которого и один раз в год было бы много, слегка нахмурился, но решил, что тот наверняка шутит, поэтому решил ничего говорить и снова спросил, слегка прибавив ходу, когда Фёдор более-менее привык катиться: — Так почему нам не стоит видеться седьмого января? Ты ведь не будешь постоянно занят своими мистическими обрядами. — Я буду колдовать Киёхару бородавки, — преувеличенно серьёзным тоном сказал Фёдор. Дазай хихикнул, но тоже нарочито заговорщическим голосом сказал: — Тебе случайно не нужен помощник? — Если ты лягушка, и можешь пожертвовать слюну, то да, — кивнул Фёдор. — А поцелуй и превращение в принца потом будут? — прищурился Дазай. — Не уверен, ты уже выглядишь как принц. — О, так это хорошо! — Дазай, паясничая, выдохнул с наигранным облегчением. Фёдор хотел улыбнуться, но поскользнулся и чуть не упал, в последний момент уцепившись за Дазая, и надеясь, что тот не упадёт вместе с ним. Дазай удержал его, и тем более отпускать не стал. Они оба внезапно заметили, что за огромными панорамными окнами, окружавшими ледовое поле с трёх сторон, стал идти снег. — Господин Достоевский, не витайте в облаках, — развернулся он к нему лицом и взял за обе руки, продолжая катиться спиной вперёд и вести Фёдора за собой. — Ты так в кого-нибудь врежешься, — сказал Фёдор, улыбаясь и чувствуя, как краснеет, и очки начинают запотевать. Однако, было проще их протереть, чем снять, потому что иначе будет недостаточно пафосно. — Надеюсь, людям будет нетрудно заметить меня и пропустить, — хмыкнул Дазай. — Не могу же я отпустить тебя! — Это умнее, чем ехать так и надеяться на случайность. — Ты уже отшил меня на целое седьмое января! Я вынужден отдать тебя какому-то левому мужчине, которому ты будешь молиться, поэтому сегодня я буду много держать тебя за руки. — Ну хочешь, на Новый год мы пойдём в ваш храм и тогда я не буду молиться всё седьмое января, — закатил глаза Достоевский. — Хочу, — тут же согласился Дазай, даже не подумав. — Ты сейчас серьёзно? Я же шутил про молитвы. Дазай сначала было обиделся, но потом всё же не выдержал и негромко рассмеялся. Фёдор тоже прыснул, надеясь, что так они не упадут, а то будет вообще несмешно. Дазай всё же отпустил одну руку и снова встал рядом, медленно ускоряя их ход. — Но если серьёзно, что насчёт храма? — спросил альфа, как только успокоился. — Ты хочешь в храм? — Ну... — задумчиво протянул Дазай, — скорее да, чем нет. — Подумай, да или нет, а потом скажешь, — Фёдор сжал его руку. — А ты бы хотел? — Не знаю, я не синтоист. — Я практически тоже, — слегка пожал плечами Дазай. — В моей семье это было не принято, но мне нравятся храмы и атмосфера в них. Ты там бывал когда-нибудь? — Раз или два... Пришлось идти с этими, хотя я и не принадлежу к их вере. — Ого. Так они фанаты религии? Надо же! — Скорее, они делали это, чтобы вносить пожертвования и покрасоваться, какие они благотворители, — Фёдор поморщился. — Ладно, но если забыть о них, то как тебе? — Я не знаю... Было интересно, но я даже не уверен. — Хорошо, возможно тогда это не лучшее место, в которое мы можем сходить, — Дазай сказал это слегка задумчиво, но всё равно старался следить за тем, куда они едут. — Мы ещё подумаем над этим. Оба. Идёт? — Обязательно. Фёдор улыбнулся, нежно сжав его пальчики. Погода за окном располагала к романтике. Дазай старался особо быстро не ехать, но когда понял, что Фёдор стоит увереннее, начал иногда баловаться, наворачивая вокруг него круги или игриво ведя за собой на скорости. При этом он следил за тем, чтобы не переборщить и чтобы Фёдор не терял равновесия. Спустя чуть больше часа, когда людей стало побольше, а снег за окнами пошёл сильнее, Дазай остановился напротив Фёдора и спросил: — Ты устал? — Не устал, — соврал Достоевский, не желая ещё ниже упасть в глазах Дазая в плане выносливости. Тот и так подшучивает над тем, что Фёдор упал в обморок от его феромонов, не хватало ещё чтобы думал, что и покататься не может! — И тебе не холодно? Мы уже давно тут, — сказал он, посмотрев на время в телефоне. — Нет, — пожал плечами Фёдор, тут уже не соврав, — я привычен к низким температурам. — Прекрасно. Тогда покатаемся ещё или пойдём? Эти слова ввели Достоевского в ступор. Сказать «пойдём» он не мог, так как для этого должна быть причина. А раз он не устал, причины и не будет, нельзя же сказать, что просто надоело. Это может прозвучать обидно. Но и кататься он не мог больше физически. Поэтому он сказал: — Лучше пойдём, я хочу пить. — Хорошо, — телохранитель повел его в сторону раздевалки, — у тебя, наверное, ужасно будут болеть ноги. — Я не такой слабый, как ты думаешь, — фыркнул Достоевский. — Ты в первый раз встал на коньки, твои мышцы с тобой не согласятся, — Дазай слегка улыбнулся и отпустил его, когда они зашли в тёплое помещение. — А вдруг им будет всё равно? — Фёдор тут же спрятал руки в перчатки. Потренировался не прятать их, и хватит. Дазай со странным выражением лица пронаблюдал за этим жестом, но ничего не сказал об этом и сел на скамейку, забрав их обувь. — Если им будет всё равно, то я буду вынужден заподозрить тебя в том, что ты не человек! — А вдруг это правда? — прищурился Фёдор. — И кем же ты можешь оказаться? — начал переобуваться Дазай. У него самого с непривычки немного болели ноги, хотелось уже снять коньки и размяться. — А вдруг я приспешник дьявола? Или инкуб? — хмыкнул Достоевский, занявшись поистине нелёгкой задачей: переобуванием в перчатках. Зато не нужно показывать изгрызенные пальцы. — О, вот как? Тебе нравится подобная тема? Я думал, вам в православии так нельзя. Ужасно, Фёдор... Фёдор на это лишь ухмыльнулся, но комментировать не стал. Если его и впрямь считают развратником, каких поискать, то уже и непонятно, кто он на самом деле. Он с горем пополам застегнул ботинки и поднялся, раздумывая, стоит ли предложить Дазаю посетить кафе. Всё же, у них опять может начаться спор из-за того, кто будет платить. Переобувшись, Дазай всё же немного размял ноги, а потом устало вздохнул. Когда они оделись и вышли на улицу, он снова взял Фёдора за руку и повёл по улице, раздумывая, куда им лучше зайти на ужин. Достоевский молчал. Ноги после катка действительно гудели, хотелось просто посидеть где-нибудь и ни о чём не думать. Однако, это было не лучшим вариантом хотя бы потому, что на улице было слишком красиво для того, чтобы просто засесть в кафешке. А ещё, Достоевского не отпускали мысли о том, что будет дальше. Сейчас он счастлив, но что будет потом? Всё же, вряд ли ему может повезти настолько, чтобы он, обретя истинного, смог спокойно наслаждаться жизнью, пускай даже скрывая их отношения. Что-то да непременно помешает. Дазай думал не слишком долго, так как они как раз проходили по оживлённой улице с магазинами, барами и небольшими ресторанчиками. В один из них он завёл Достоевского. Там оказалось приятно тихо, только негромко играла какая-то иностранная музыка, а люди предпочитали не шуметь, наслаждаясь вечером. Освещение там было слегка приглушённым, и стиль «лофт» от этого только выигрывал. Дазай решил выбрать столик у стены, подальше от входа и других людей. Фёдор этот выбор оценил, по крайней мере, это означало, что не придётся терпеть снующих туда-сюда людей. Дазай снял верхнюю одежду и шарф, всё равно оставшись в свитере с высоким воротом, и уселся напротив Фёдора. Достоевский тоже снял пальто, но вот с шарфом, как и на катке, расставаться не спешил. В нём он чувствовал себя уютнее. — Что закажем? — беззаботным тоном поинтересовался он. — Что захочешь, — слегка пожал плечами Дазай, беря меню у подошедшего официанта. — Тут не так много полноценных блюд, но если ничего не понравится, можем остановиться на закуске. — Я не голоден, так что хватит и закуски, — махнул рукой Достоевский, — и лучше я доверю выбор тебе. — Ты уверен? А то вдруг тебе не понравится. — Я тебе доверяю, — спокойно ответил юноша. Дазай решил благоразумно промолчать и принялся молча изучать меню. Он и сам не знал, чего ему сейчас хотелось больше всего, поэтому он листал меню раза три, а потом всё же заказал тигровые креветки в сливочно-чесночном соусе и кофе. Фёдор всё это время лишь наблюдал за ним, пытаясь сделать свой взгляд менее влюблённым, чтобы не выглядеть как идиот. В конце концов, какими бы ни были их отношения, а лицо на людях терять нельзя, но когда официант уже готовился отойти, он опомнился, и заказал себе безалкогольный глинтвейн. Просто потому, что напиток пах корицей, да и к атмосфере зимы слишком уж подходил. — Хочешь куда-нибудь ещё зайти сегодня? — спросил его Осаму, когда официант ушёл, и он стал ждать, подперев голову рукой. Приятно было наконец куда-то сесть, потому что ноги гудели, да и в целом было слишком хорошо. К тому же, ещё и рядом с Фёдором. Было ощущение, что всё хорошо, а проблемы испарились по щелчку пальцев. Сиди себе и любуйся прекрасным юношей напротив, пока за окном, подсвеченный фонарями, идёт снег. — Нет, — дельта мотнул головой, — впечатлений с меня на сегодня достаточно. — Буду считать, что это хорошо, — Дазай чуть улыбнулся. — Это замечательно, — улыбнулся Достоевский, — то есть... это действительно очень хорошо. — Я рад, что тебе понравилось. Но в следующий раз всё же выберу место поспокойнее. — Да необязательно, — Фёдор откинулся на спинку стула, — мне, всё-таки, стоит хоть чуточку социализироваться. — Смотри, а то договоришься, и следующее свидание мы проведём с тобой в подземке, — усмехнулся альфа, — вот уж точно неплохой способ повысить уровень социализации. — Я надеюсь, мы будем там попрошайничать, — Фёдор хитро ухмыльнулся в ответ. — Что? Зачем? — Тренировка на будущее, — максимально серьёзно сказал Достоевский. — М? — Дазай сощурился. — И как ты будешь это делать? Притворишься слепым? — Буду играть на виолончели. Можно ещё при этом притвориться глухим. — В таком случае все точно будут в восторге, — Дазай улыбнулся. — Но если серьёзно, я думаю, что это был бы весьма прекрасный своей трагичностью образ. Даже если ты не будешь притворяться глухим, изменится немногое. — Вот выгонят меня из дома, как раз и полюбуешься на мою трагичность, — улыбнулся Фёдор. — Могу и так любоваться. — Специально для тебя сяду в подземке и начну играть, — он опять ухмыльнулся, на сей раз с ехидцей, — журналисты оценят. «Жених сына известного бизнесмена играет в подземке для своего телохранителя!» Звучит ведь! — Я бы предпочёл, чтобы ты играл для меня в более романтичной обстановке. Где-нибудь в частном доме на берегу моря, например, — Дазай вздохнул. — Подземка это ужасное место! Там слишком много людей. — Так социализация же. — Для социализации надо играть не для одного человека. — Ну вот, а в подземке много людей. — Тогда это будет уже не для меня. — Для тебя. — Для меня это если только один я буду тебя слушать. — Какой ты жадный, Дазай. — Эй, почему? Я же не запрещаю тебе играть для других, — Дазай слегка надулся. — Всё равно жадный. — Аргументируй, — важно произнёс Дазай, откидываясь назад, и по-деловому закинул ногу на ногу, пока официант расставлял на столе их заказ. — Аргументом может послужить твоя выходка вчера на завтраке. И вообще, ты ревнуешь. — Что я такого сделал? — Дазай склонил голову набок, но по поводу ревности ничего не сказал. Пока что. — Если так посмотреть, это тоже проявление собственничества. «Никто не может отчитывать моего Фёдора кроме меня!» И не говори, что не отчитываешь. — Так я не потому раздражался, — ответил альфа слегка виновато. — Всё дело в его мерзком к тебе отношении. — И прям таких мыслей не проскакивало? — Фёдор подпёр подбородок рукой. — В тот момент нет, честное слово! И разве мне было бы за что тебя отчитывать в тот момент? Я не такой уж и злой, — Дазай даже вздохнул. — Я же не конкретно тот имел в виду... Дазай задумался, но быстро нашёлся с ответом: — Я, что, правда так часто тебя отчитываю? — Ну не то чтобы... — замялся Фёдор, он ведь и не считал, — но отчитываешь ведь. — Тогда постараюсь больше так не делать. — Ты правильно сказал когда-то, что я действительно всё ещё ребёнок, так что время от времени меня стоит... м-м... Приструнять. — Не мне воспитывать тебя, если говорить по-хорошему... Могу только наставлять иногда. Достоевский в ответ только пожал плечами и цапнул палочками с блюда очищенный хвост креветки, быстро запихивая его в рот, и не притронувшись к поданному к морепродуктам варёному рису. Всё же, оказалось, он проголодался. Дазай отпил кофе, наблюдая за ним, и подумал, что стоило бы заказать что-нибудь посытнее, ну или хотя бы побольше. Но решил пока не зацикливаться на этом, повторить заказ или сделать другой они ещё успеют. — Странно тогда выходит, пометил меня ты, а жадный и ревнивый собственник тут я. Это как? — он хитро сощурился и взял палочками с тарелки одну креветку, и положив её себе в рот, взял из блюда с рисом комочек, и отправил его туда же. — Я не присвоить хотел, а попробовать каково это, — поправил его Достоевский, — так что не надо тут. — И поэтому тебе так нравится любоваться меткой, и говорить, как она мне идёт? — скептично произнёс Дазай. — Потому что тебе идёт, — невозмутимо ответил тот, точа креветки одну за другой, и игнорируя рис. — Это же говорит о том, что ты абсолютно доволен результатом. И потом, ты даже спишь со мной в обнимку, как будто я твой плюшевый мишка. — Будто ты не спишь со мной, — Фёдор скептически окинул его взглядом, — хотя ты и не спишь. И очень зря, — он пикантно прикусил губку. — Крайне ужасное упущение, — легко улыбнулся альфа, а потом подмигнул ему, — как-нибудь обязательно исправлю, не беспокойся. — Ах, ну вот, видишь, я тот ещё инкуб, — Фёдор хихикнул, — а ты не верил. — Разве же я не верил? — Ну, ты не высказал доверия к этой теории. — Я просто слегка скептичен, потому что ты слишком часто похож не на демона-соблазнителя, а на умильного котёнка. — Я не похож на котёнка! — искренне возмутился Фёдор. — Ах, очень даже похож, — Дазай невольно улыбнулся от умиления, подумав об этом. — В душе ты очень ласковый и тебе нравится, когда тебя гладят, а ещё теплолюбивый и любишь шкодничать. При этом ты бываешь язвительным и колючим одиночкой, вот точно как многие кошки. — Видимо, запах истинных действительно крышу сносит, раз ты во мне ласку разглядел, — Фёдор закатил глаза и отпил из бокала, жмурясь от удовольствия. — Заметь, это не я тебя к себе на колени посадил в тот раз, — Дазай между делом вернулся к еде. — В тот раз я просто отчаялся. — А то, что ты никогда не против того, чтобы тебя гладили по голове? — Я не против того, чтобы меня ты гладил по голове. — Правильно, кошачье доверие тоже не все могут получить. — В таком случае, ты зоофил, — перешёл в наступление Фёдор. — Но я тебя и пальцем не тронул, — парировал Дазай. — Но пообещал, что тронешь! — Тогда не обвиняй меня раньше времени. — Намерение что-то сделать уже является поводом для обвинений. — Хорошо, — Дазай чуть вздёрнул подбородок, — зоофилом меня ещё не называли, но раз так решила Вселенная, я приму это. — Ну ты серьёзно... — закатил глаза Достоевский. — Ты сам это сказал, — тихо хихикнул Дазай. — Что я могу поделать с тем, что ты напоминаешь котика? Ты даже когда спишь, такой хорошенький. — Спасибо, хоть не фотографируешь. — Я даже и не думал о таком, честно! Зачем, если можно и вживую позалипать. — Тебе повезло, что ты можешь залипать вживую, а мне вот пришлось залипать на твоё фото из досье. — Оно же ужасное... — Ну... в жизни ты лучше, но и там ничё такой. Дазай убрал за ухо прядь волос и опустил взгляд. — В таком случае, я готов как можно чаще попадаться тебе на глаза. — Когда ты так делаешь, ты тоже похож на кота. — Ох... тогда выходит, что зоофил тут ты? — Дазай поднял на него хитрый взгляд и стал допивать свой кофе, чтобы скрыть улыбку. — Если я тоже кот, то нет. — Я рад, что ты перестал отрицать тот факт, что ты кот. — От споров ты не перестанешь так говорить, так что проще не портить вечер бессмысленными препирательствами. — Тоже мне! Ты правда стал бы серьёзно об этом спорить? — Я не очень люблю, когда меня с кем-то сравнивают. — Это даже не сравнение... кошки же это не конкретная личность, а что-то такое общее... ассоциативное, собирательное. И то мы говорим лишь о схожести черт внешности и характера, а так, конечно, твоя личность намного глубже, сложнее и интереснее. — Если так поразмышлять... тот же Тацу приятнее в общении чем я, так что я даже не уверен чья личность глубже. — Ты вовсе не примитивный, в отличие от него. — Ты сейчас назвал моего кота недалёким? — изогнул бровь Достоевский. — Я имел в виду, что твой кот действует по инстинктам, а ты обладаешь разумом. Глупо всерьёз и буквально воспринимать слова о том, что вы похожи. — Очень жаль, было бы неплохо быть кем-то вроде Тацу. — Да уж... ему точно повезло, что у него есть ты. — Очень даже. Спасибо, что спас его. — Пожалуйста. У меня инстинкт спасать всё котообразное, — тихо усмехнулся Дазай, откровенно любуясь тем, как юноша изящно отпивает из бокала. — О, так вот почему ты мне помогаешь, — хихикнул Достоевский. — Как бы мне не хотелось этого признавать, но да, — Дазай вздохнул, но уже серьёзно спросил, заметив, что закуска почти закончилась: — Заказать что-нибудь ещё? — Угу, — кивнул Достоевский, — но опять же, полагаюсь на твой вкус. — Я просто повторю заказ. — Как скажешь, — Достоевский пожал плечами. Дазай изящно подпёр голову рукой и доел последнее, что осталось на тарелке, только потом попросил официанта повторить заказ, только Фёдор, распробовав глинтвейн, и поняв, что ему нравится напиток с запахом корицы, всё же ощутил, что ему пожалуй хватит, и тоже заказал кофе. — Ты и правда хороший, — улыбнулся Фёдор, — ты заботишься обо мне, хотя не обязан вообще-то. — Главное, чтобы тебя это не напрягало, — Дазай тоже улыбнулся, но совсем слабо. — Наоборот, — его ушки слегка покраснели, — обо мне очень редко заботились. В основном это была гиперопёка от родителей из-за слабого здоровья, а ты проявляешь именно заботу, я... — он осёкся, понимая, что его понесло и он наговорил лишнего. Сейчас ещё это вызовет кучу неловких вопросов. Дазай слушал его со вниманием, но когда Фёдор запнулся и замолчал, всё же решил спросить, не особо надеясь на продолжение: — Что ты?.. — Я... — он выдохнул, будто решаясь, — благодарен тебе. Дазай дотянулся до него и аккуратно взял за руку, бережно сжимая её. — Я это ценю, правда. — Спасибо, — улыбнулся Фёдор, — я правда благодарен тебе за это. — Ты так часто говоришь об этом, что мне становится очень неловко, — могло показаться, что Дазай снова отшучивается, но на самом деле он говорил правду, хотя и признаваться в этом всерьёз тоже было неловко. — Прости, — Фёдор смущённо улыбнулся и убрал прядку волос за ухо, выглядел он при этом ещё более мило, чем обычно. — Не извиняйся, ты можешь говорить о своих чувствах сколько захочешь, — Дазай не удержал лёгкую улыбку умиления, наблюдая за ним, и погладил большим пальцем тыльную сторону его ладони. — А ты романтик... — задумчиво проговорил Фёдор. — Это не специально... — Ну, это же не отменяет того факта, что ты романтик. — Нет, но зато я теперь хотя бы знаю об этом. Дазай вообще знал, что влюблённость в кого-то способна превратить мозг человека в сахарную вату, но он никогда не думал, что когда-нибудь это может произойти и с ним. Но, кажется, теперь начал понимать, что именно это обычно и называют романтикой. — Ну вот, теперь я официально буду звать тебя романтиком. — Как пожелаешь, — Дазай совсем не торопился отпускать его руку, — тем более, пока у нас свидание, это можно. — Я вижу, ты действительно кайфуешь от того, что у нас свидание, — хитро прищурился Фёдор. — Конечно, — Дазай хихикнул, но быстро принял такой же хитрый вид, — стараюсь соответствовать тебе по уровню коварства. — Какое же это коварство? Чего коварного в кайфе от свидания? — Я специально пригласил тебя, чтобы на законных основаниях оплачивать счета, постоянно держать тебя за руку и говорить всякие романтические вещи. — Но это скорее приятно, а не коварно... — А ты тоже всё-таки не лишён романтического духа, — слегка улыбнулся Дазай. — Сочту за комплимент, — хмыкнул Достоевский. — Это и есть почти комплимент! — Учитывая то, что сама формулировка подразумевает сомнение в том, способен ли я на это, считать её комплиментом довольно трудно. — Иногда мне кажется, что ты и правда очень суровый и холодный, поэтому узнавать что-то милое о тебе слегка... удивительно. — О, правда? Я кажусь холодным? — И недоверчивым. — Я недоверчивый. — Но не холодный. Дазай отпустил его руку, когда им принесли повторный заказ. — А мне казалось, температура моего тела чуть ниже чем у тебя... — произнёс дельта. — Может быть, дело во мне, а не в тебе? — Не думаю, — качнул головой Фёдор. — Допустим. Но по характеру ты точно не такой холодный, каким кажешься. — Это тоже комплимент? — Думаю, что да. У тебя хорошо получается скрывать свою натуру, и это в каких-то случаях очень полезно. — Я запомню твои слова, любитель котов. — Это хорошо или плохо? — Это нормально. Просто нормально. — Я поверю тебе, но всё равно буду внимательнее, — альфа специально сощурился. — Ты ужасен, ты знал? — Ты часто это говоришь, я помню, — Дазай слегка улыбнулся. — Я такими темпами не перестану это говорить вообще. Фёдор тихо хихикнул из-за этого, прикрыв рот рукой. Конечно, он знал, что Фёдор, в отличие от людей из его прошлого, не имеет в виду ничего плохого, поэтому Дазай и не воспринимал эти слова с обидой. — Прости, пожалуйста, но я на самом деле считаю тебя вполне самостоятельным. Просто иногда страшно за тебя. Вдруг ты совсем закроешься. — Я настолько закрытый? — удивился Достоевский, снова ловко подцепляя креветку и отправляя её в рот. — На самом деле, да. Ты сам согласился с тем, что ты недоверчивый. Это нормально. — Верно. Хорошо, что ты понимаешь это. — Но если что-то будет сильно тебя беспокоить, я тебя выслушаю. — Я знаю, что тебе можно довериться. — Приятно слышать, — Дазай вздохнул, — не хотелось бы настаивать. — Как ты вообще мог засомневаться после того, что я тебе показывал? — дельта не обижался, было действительно интересно. Дазай чуть пожал плечами. — Может быть, ты решил, что доверить это было бы не так страшно, а потом тебе могло показаться, что это было слишком. Вдруг ты пожалел о том, что доверился мне. Не знаю... Но если для тебя это показатель доверия, то я разделяю твои чувства. — Это показатель доверия, а ты загоняешься. — Разве я загоняюсь? — Да. Именно сейчас ты показал, что загоняешься. — Я случайно, прости, — Дазай улыбнулся и допил кофе. — Ты серьёзно сейчас извинился за загоны? Дазай отвёл взгляд в сторону, полагая, что лучше ничего не говорить на всякий случай, всё равно Фёдор и так всё понял, однако вскоре всё же ответил: — У меня редко такое бывает в последнее время. — Раньше было хуже? — участливо поинтересовался Достоевский. — Намного. Поражаюсь тому, как мозг человека может превратиться в хаотичное месиво из нездоровых мыслей по щелчку пальцев, даже странно, что это было со мной. — А это может вернуться? — Да, но я не думаю, что мне это грозит. — Я буду рядом с тобой, если такое случится, — сказал Достоевский, а потом подумал немного, и добавил: — И если не случится, тоже буду. — Второй вариант мне нравится намного больше! — Будем придерживаться его, — кивнул Фёдор, цепляя креветочку, а после поднося её ко рту Осаму. Тот слегка удивлённо похлопал глазами, глядя то на Фёдора, то на предложенную еду, но потом всё же послушно открыл рот и съел то, что ему дали. — Во-о-от, а то совсем ничего не ешь, — покачал головой Достоевский, подсовывая Дазаю ещё еды. — Ем я, ем, чего ты... — Дазай не стал отпираться, только мягко улыбнулся. — Вот и жуй. Дазай покорно начал есть всё, что Фёдор ему подвинул, и не стал ничего пока что говорить. Убедившись, что Осаму покушал, Фёдор, наконец, оставил его в покое. — Надеюсь, ты хорошо отдохнул сегодня. — Прекрасно, — Дазай слегка кивнул, — а ты? — Я отдохнул как никогда, — юноша довольно растёкся по стулу. — Замечательно. Неизвестно, когда ещё будет такая возможность... — Ты прав, — улыбнулся Фёдор, — наверное, у тебя много работы... — Не напоминай об этом, — детектив слегка скривился. — Оу, я надавил на больное? — Да, — едва не проскулил Дазай. — Прости, — дельта взял его руку в свою, сжимая в успокаивающем жесте, — мы справимся. — Конечно, но сейчас о работе можно не думать, — тот сжал его руку в ответ. Они просидели так ещё какое-то время, пока Фёдор не почувствовал, что почти засыпает за столом. После этого он ещё долго говорил Осаму в машине обо всякой ерунде, о моделях ноутбуков, о том, что обязательно поступит куда мечтает и прочем, не замечая времени, пока крупные снежинки размазывались «дворниками» по лобовому стеклу. Всё же, уходящий день был слишком хорош...