***
Всю дорогу до дома Дазай молчал. На въезде в город пришлось постоять немного в пробке из-за плохой погоды, поэтому приехали они уже после ужина. Фёдор тоже не был разговорчив. Он понимал, что раз Дазай не говорит с ним об утреннем инциденте сам, значит он ждёт от Достоевского разговора. К этому нужно было подготовиться. Ночью Фёдор спал плохо. Он много думал о сложившейся ситуации и пришёл к выводу, что должен что-то сделать со своим страхом встреч с Киёхару. Этот человек был поистине отвратителен, но стоило выяснить с ним отношения раз и навсегда. Пускай подумает, что Фёдор сдался, зато Достоевский будет чувствовать себя спокойно. Дазай допоздна писал отчёты Фукудзаве, которые задолжал, и заодно выслал все записи разговоров с Юкио и Ясунари. После того, как разделался с отчётами, он почувствовал просто зверскую усталость, и когда добрался до кровати, то сон сморил Дазая, едва голова коснулась подушки. Поэтому вставать утром было тяжело, но собрался Дазай быстро. Утром Фёдор изъявил желание впервые за долгое время пойти на общий завтрак. Он решил прямо, ничего не тая, сказать Осаму, что собирается поговорить с Киёхару, что и сделал. Даже не побоялся, придя на завтрак и застав там будущего супруга, сесть возле него, при всём при этом излучая свою привычно сволочную энергию. Киёхару давно не видел Фёдора, и даже слегка удивился, что тот выглядит вполне неплохо и вообще в состоянии ещё куда-то ходить. Однако он не выдал своего удивления, и вежливо с ним поздоровался. Ему было немного не по себе — они решили не общаться, а тут Фёдор сам к нему подсел, и это было подозрительно. Фёдор ответил ему, и, склонившись к его уху, шепнул: — Я бы хотел попросить вас задержаться после завтрака. Нам нужно поговорить. — Я не против, — согласно кивнул Киёхару, отмечая, что Фёдор даже пришёл один, без своего телохранителя. Дельта кивнул, а когда в столовую вошёл Мацумото-старший, принялся за еду. Конечно же, Фёдор почти не уделял внимание пище, он пил морс, изредка отправляя в рот кусочки еды. Все его мысли были заняты лишь тем, как и что он скажет Киёхару. Разговор действительно был очень серьёзный.***
После завтрака Киёхару встал из-за стола и вышел в коридор, чтобы дождаться Фёдора. Ему даже было интересно, чего он от него хочет, но ему думалось, что ничего хорошего. Фёдор вышел почти сразу после него. Пускай это выглядело и не слишком красиво с точки зрения этикета, но дело было важнее. Когда он вышел в коридор и встал перед будущим мужем, на лице его застыла маска спокойствия. А вот пальцы заведённых за спину рук подрагивали. — Нам стоит переместиться куда-то, где поменьше ушей, — проронил он с каменным лицом. — У вас настолько серьёзный разговор? — точно с такой же миной на лице процедил Киёхару, но против не был и предоставил Фёдору самому решать, где они будут говорить. — Он достаточно серьёзный для того, чтобы вести его в вашем кабинете, — сказал Фёдор, ничуть не переменившись в лице. Киёхару кивнул и направился в сторону своего кабинета. Он ничего не спрашивал у Фёдора — его чужие дела и здоровье и раньше абсолютно не интересовали, а сегодня даже для галочки спрашивать ничего не хотелось. Однако Киёхару всё же открыл перед Фёдором дверь в свой кабинет, зашёл и уселся на диван, сделав жениху жест, чтобы тот сел в кресло напротив него. Достоевский предложение принял и, сев на краешек кресла, чтобы в любой момент вскочить и убежать, начал: — Киёхару-сан, в последнее время наши отношения обострились. Да, это логично, учитывая наше с вами положение, но не слишком приятно, думаю, для нас обоих. — Согласен отчасти, — Киёхару кивнул, хотя в последнее время даже не думал о Фёдоре, если тот не попадал в поле зрения. — Но неужели вас не устраивает наша договорённость? — Это не совсем то, что нам нужно, — ответил Достоевский, — мы оба уже взрослые люди, и вы, и я, понимаем, что хотя бы до моего совершеннолетия ваши родители так или иначе будут пытаться заставить нас с вами сблизиться. Так что я предлагаю выяснить всё, что нас не устраивает прямо сейчас, чтобы в будущем у нас не возникало конфликтов. Киёхару слушал его, подперев голову рукой. — И что вас не устраивает? — спросил он сразу же, когда Фёдор закончил. Фёдор поймал себя на том, что начал перенимать манеру поведения Дазая, поскольку за одну секунду из суперстервы он перевоплотился в маленького мальчика, считающего на пальчиках, причём в буквальном смысле, которого обидел злой дядя. — Во-первых, ревность, во-вторых, угрозы, в-третьих, придирки ко всему. Это по минимуму. — Допустим, — приподнял подбородок Киёхару. — Вы хотите обсудить эти моменты, я верно понимаю? — Да, именно. Киёхару немного поразмыслил над этим. В принципе он был согласен, ему самому не нравился тот факт, что Фёдор знает о его любовнице, поэтому тему ревности как минимум он был готов обсудить. — Хорошо, — Киёхару закинул ногу на ногу, — полагаю, что лезть в личную жизнь друг друга нам не стоит, несмотря на нашу помолвку. Но вы же понимаете, что мы всё равно должны перед всеми изображать, что мы пара. — Изображать пару не значит постоянно держать друг друга в страхе, — резонно заметил Достоевский. Пока что разговор не слишком напрягал его, — мы всегда можем договориться о том, как себя вести где-либо и что отвечать в случае чего. — Конечно, не значит. Вести себя достойно на публике не так уж трудно, как вам может показаться, — отпарировал Киёхару. — И я согласен договариваться с вами. Но все же... не стоит вести себя распущенно. Лишние слухи нам не нужны. — Со своей стороны я гарантирую невмешательство в ваши личные границы без особой надобности, — заверил Достоевский. — Могу обеспечить вам то же самое. Хоть Киёхару и говорил так, ему на самом деле не слишком это нравилось. Он подспудно понимал, что сам изменяет жениху, хотя и полноценной изменой это Киёхару не считал, поскольку они с Фёдором не состояли в браке. Но у него-то, как он считал, всё под контролем, а вот Фёдору он в этом плане не слишком доверял. — Хорошо, — кивнул Фёдор, — я тоже готов выслушать ваши претензии и мы это обсудим. — Мне нужна гарантия, что вы не доставите проблем своими связями, — прямо сказал Киёхару. — Если вы говорите о сексе, то, буду откровенен, я всё ещё девственник и пока что менять этого не собираюсь. Остальное практически недоказуемо. Конечно, он понимал, что Киёхару ему не поверит, но по сути, он и не врал. Казалось, Киёхару искренне этому удивился и слегка приподнял брови. — Надеюсь, что вы и вправду осторожны, — наконец вымолвил он. — И не даёте посторонним лишних поводов болтать. Не в ваших интересах портить свою же репутацию, поэтому я попробую довериться вам, хотя знаю, что вы способны говорить провокационные вещи. И вряд ли только мне. — Благодарю за доверие, — хмыкнул Достоевский, — насчёт упрёков... — Да? Я вас никогда не упрекал! — Ой ли? То мои руки выглядят некрасиво, — начал опять загибать пальцы Фёдор, — то лицо слишком безразличное, то улыбки недостаточно искренние, либо мои улыбки слишком искренние... — Это просто констатация фактов, — отмахнулся Киёхару. — Это придирки, — стоял на своём Фёдор. — Хорошо, называйте это как вам угодно, — поморщился Киёхару. — Мне нет дела до вашего внешнего вида и поведения. Если будете нормально выглядеть, я и слова не скажу. — Ну что за детский сад, — закатил глаза Фёдор. — Вы снова хотите поругаться со мной? — Меня не устраивает условие «если будете нормально выглядеть». У нас с вами разные понятия об этом. — Допустим. И что дальше? — И то. Я не хочу выслушивать всё это. — Я вообще не хочу лишний раз разговаривать с вами. — Очень на это надеюсь. — Что ещё? — Угрозы, — спокойно напомнил Фёдор. — Я вам не угрожаю. И вам самому стоит задуматься над своими словами, ведь чаще всего вы первым начинаете вести себя агрессивно. — Возможно, но вы неоднократно угрожали мне расправой после свадьбы и вы не можете этого отрицать. — Больше не буду, если вы перестанете меня провоцировать. Потому что молчать в ответ на грубость и хамство я не собираюсь. — Я не стану разводить детский сад и доказывать кто кого доводит, давайте просто договоримся без угроз. С обеих сторон, — веско сказал Достоевский. — Ладно, — легко согласился Киёхару, ему этот разговор мало нравился, но в то же время не казался таким уж плохим. — Хорошо, — снова кивнул Достоевский, — что ещё с вашей стороны? — От вас я ожидаю лишь достойного поведения в обществе и минимума проблем. — И молчания, — дополнил Фёдор, — верно? — Крайне желательно. — Так уж и быть, — дельта снова закатил глаза, затем поднялся, — если это всё, я не стану вас задерживать. И помните, что я вам не враг. Мы в одной лодке. — Помню, — Киёхару слегка кивнул, — я не буду вам мешать. — Всего хорошего, — сказал Достоевский и расслабленной походкой покинул его кабинет. Он не то, чтобы успокоился, но стал чувствовать себя чуть лучше после этого разговора. Мацумото-младший проводил его внимательным взглядом. Непохоже, что Достоевский что-то задумал, но Киёхару это всё равно настораживало. С другой стороны, если Достоевский и вправду не будет вставлять ему палки в колеса, то уже всё равно, зачем он решил с ним слегка примириться.***
Достоевский же отправился к Дазаю, чтобы поделиться с ним итогами разговора. Собственно говоря, он чувствовал себя очень крутым и хотел бы, чтобы хоть кто-нибудь, лучше всего Дазай, похвалил его за то, какой он молодец. Видимо, с этим у него тоже будут проблемы... Он подошёл к комнате Дазая и осторожно постучался, прислушиваясь, там ли он. Хотелось увидеть его как можно скорее. Дазай не так давно вернулся с завтрака, потому что трепался с горничной больше, чем ел. К его разочарованию, стратегически важной информации он почти не узнал, зато послушал жалобы на ленивых зажравшихся аристократов. Он сразу открыл дверь и, увидев, что это Фёдор, который явно хочет что-то сказать, пропустил его к себе в комнату. Фёдор прошёл внутрь не слишком уверенно, огляделся, выискивая место где можно присесть и сказал, когда Дазай закрыл дверь. — Я поговорил с ним. — И как он отреагировал? — сразу спросил Дазай, усаживаясь в кресло у окна. — Устраивайся где захочешь. — Осторожнее со словами, а то сяду к тебе на колени, — предупредил Фёдор, — в принципе, он немного повыделывался, но согласился. Дазай удивлённо похлопал глазами, глядя на него. А он ведь даже не думал об этом! — Я не... ладно, неважно, — Дазай решил перейти к сути: — Всё было так просто? Или ты что-то вытворил? — Что входит в разряд «что-то вытворил»? — поинтересовался Достоевский, садясь на край кровати. Дазай пожал плечами. — От такого дьяволёнка, как ты, можно многого ожидать, — он тихо усмехнулся и тут же добавил: — Но в любом случае, ты молодец. — Из всего, что могло бы попасть в эту категорию, я сказал слово секс не подыскивая эвфемизмов, — с ухмылкой ответил Фёдор, — ну и сказал, что я девственник. Всё. — Думаю, он был в шоке, — тихонько засмеялся Дазай. — Он настолько душный, что действительно был в шоке. Дазай хихикнул громче, но тут же испуганно замолчал, прикрыв рукой улыбку. — Он не поставил каких-то условий? — Дёсьтёйняе пявидение, — передразнил Фёдор, — в общем-то, ничего нового. — Ну это ты ему точно обеспечишь, — ухмыльнулся Дазай. — На самом деле я действительно не собираюсь больше делать что-то эдакое, — признался дельта, — я устал от этого всего... — Тогда остается надеяться, что Киёхару не нарушит вашу договорённость. — Я действительно надеюсь на это, — сказал Фёдор, плюхаясь на постель, — это было бы в самом деле глупо. — Думаешь? Он, конечно, мудак, но может быть не всё так плохо... тем более сейчас, когда ты знаешь про его любовницу. — Ну знаю, и что? На его стороне родители, а на моей только ты и Ода. — Думаешь, они поддержат его интрижку на стороне? — Да им плевать на это. Даже если я расскажу о том, что он ударил меня, им будет просто плевать. — Им, может быть, и плевать, но общественность такое любит. Хотя, полагаю, что о том инциденте уже и так многие знают, просто до Мацумото пока не дошло. — Откуда ты знаешь, дошло или нет? — Фёдор с грустью посмотрел в окно. — Хотя... если бы дошло, меня бы уже вызвали на ковёр, и обвинили во всём, в чём только можно. — Сложно сказать, обвинили бы или нет, но точно бы вызвали, — Дазай слегка кивнул. — Да обвинили бы! Меня всегда обвиняют. Нарочно, чтобы не думал, что имею право пожаловаться кому-либо. — Фёдор, не хочу сказать, что ты слишком мрачно на это смотришь, но... всё же об этом можно поспорить. И вообще, неважно, этого в любом виде не произошло. Тебе не нужно беспокоиться об этом. — Я не беспокоюсь, — Фёдор дёрнул плечом. — Да, я помню... — спокойно ответил Дазай, конечно, не веря в это. — Ты не совсем понимаешь что я думаю, да? — склонил голову набок Фёдор. — По поводу чего именно? — Дазай поднял на него взгляд. — Можешь пояснить, если тебе так кажется. — По поводу всего. Ты часто даёшь понять это. — Что я сейчас сказал не так? — Осаму, всё так, — покачал головой Достоевский, — просто я вижу, что ты не совсем понимаешь, о чём я думаю, когда говорю что-либо. Чаще всего я просто поясняю все возможные варианты, а ты думаешь, что я боюсь или волнуюсь, но на самом деле это не так. — Потому что сейчас ты пояснил только один вариант, самый пессимистичный и неприятный, не учитывая другие исходы, а это уже похоже на паранойю, — Дазай тихо вздохнул и отвёл взгляд в сторону. — Ты всегда упираешься в то, что всё обязательно будет или должно быть только плохо. — Неправда, я просто готовлюсь к худшему, но надеюсь на лучшее, просто об этом не говорю. — Ладно, надеюсь, что это действительно так. — Дазай... — Фёдор вздохнул и покачал головой, но говорить больше ничего не стал. Да и что тут скажешь? — Ну что? — альфа подпёр голову рукой и посмотрел на него. — Тебе, правда, виднее. Фёдор недоверчиво покосился на него, словно пытаясь понять, говорит Дазай правду, или нет, но тут же одёрнул себя. Разве Дазай может врать ему? Ё́̈д͝и͜ͅн͝с͊т͝в̚е͝н͑̚ны̇й̊ ͝л̄г͜у́̒н ͜з̿д̽е͝͝с́ь͝͝ ̒т͝о͝ль̇͝к͠ӧ̀ тӹ ͜са͘͜м̕̕ Дазай поднялся и подошёл к постели, опустился на корточки рядом. Сначала он положил голову на свою руку, а потом второй погладил Фёдора по волосам, рассматривая его. — Фёдор, ты в порядке? Не надо зацикливаться на этой теме, я понял, что ты имел в виду. — Почему я должен быть не в порядке? — настороженно замер Фёдор. На то, что Дазай гладит его по голове, он реагировал уже не так остро как раньше, приучил себя не дёргаться и не сжиматься в комок, но всё равно напрягался. Привыкнуть, что тебе не хотят причинить вред, всё же было сложно. Т͝ы ͝н́ͅе͑ͅ в̍ п͜ӧ̓̕ря̌д͝к̃е͌ — Часто, когда я говорю, что ты беспокоишься, ты слишком резко реагируешь и начинаешь отрицать, что вообще обеспокоен, — Дазай мягко убрал волосы с его лица. — И я рад, если тревоги и вправду нет, а мне только кажется, но... иногда по тебе слишком заметно, что ты неспокоен, и я надеюсь, что хотя бы с самим собой ты остаёшься честным. — Я не отрицаю никакое беспокойство, — возразил Фёдор, — конечно, как и все нормальные люди я беспокоюсь. Нормӓ̉л͜ь̀н̍ы̚͝е̚ ͜л̏ю̑̅ди͝ ̉х̔а̕ ́ха х̽а̿ Фёдор сглотнул. — Просто ты спрашиваешь в моменты, когда я не беспокоюсь. — Я не хотел с этим быть слишком назойливым, но иногда не могу не уточнять об этом. Всё же, мы говорим о неприятных для тебя вещах. — У меня слабый эмоциональный спектр, как ты мог заметить, — чуть вздёрнул нос Фёдор. — Ладно, — Дазай слегка кивнул и убрал руку от его головы. — Извини. — За что ты просишь прощения? — не понял дельта. Он даже на локтях приподнялся. — Я сказал что-то не то? — За то, что достаю тебя своей заботой. — Но ты не достаешь меня... — Тебе ведь не нравится эта тема? — И что? Дазай молча посмотрел на него, а потом вздохнул. — Ничего. Трудно разговаривать на темы, которые не нравятся собеседнику, а Фёдор именно тот, кто в таком случае практически не идет на контакт и не выглядит как самый довольный жизнью человек. Всё же злить его и спорить, тем более на такую тему, Дазаю не хотелось. — Боже... не извиняйся, — Фёдор откинулся на подушку, — я вообще с трудом представляю что должно случиться, чтобы тебе пришлось просить у меня прощения. — Ты слишком меня идеализируешь. — Ну... разве что ты сделаешь со мной что-то ужасное без моего согласия, но я не думаю, что это возможно. За остальное я не держу обид. — Дорогие люди могут сделать особенно больно, даже тем, что раньше бы тебя не тронуло, — сказал Дазай, а потом еле слышно добавил: — Обратная сторона... — Ты так говоришь... я делаю тебе больно? — Нет, — без раздумий ответил Дазай, хотя понимал, что состояние Фёдора его беспокоит, и порой из-за этого становится реально больно, но в этом никто не виноват. — Ты уверен? Дазай вздохнул и всё так же тихо и спокойно ответил: — Уверен. Я разве что слишком беспокоюсь о тебе, но ты не делаешь ничего, что задело бы меня, — он потянулся и поцеловал Фёдора в висок. — И я не хочу делать больно тебе. — Ты не делаешь. — Я буду стараться не делать и дальше. — Я тоже. Если я буду делать или говорить что-то не то... Пожалуйста не молчи. — А ты не будешь злиться? — Не буду. А тебе есть что сказать? — Пока нет, — Дазай слегка улыбнулся, любуясь чертами его лица. — Если только не в тему. — Можно и не в тему... — Ты красивый, даже когда усталый, — шёпотом сказал Дазай. Фёдор закатил глаза. — Я думал мы о претензиях говорим. — Ты разрешил не в тему, — Дазай нарочито неловко поводил пальцем по покрывалу. — Я так понимаю, тебе хочется поговорить о том, что я устаю? — он снова сел, теперь уже полностью. — Нет, я хочу поговорить о том, что ты красивый, — альфа проследил за ним взглядом, но сам не торопился подниматься. — Зачем? — Потому что это куда более приятная тема, чем твоя усталость. — Не думаю, — дельта поднялся, — мне пора на занятия. — Да, точно, — Дазай тоже встал и потянулся, — но сначала поцелуй, а потом можешь идти. Фёдор устало улыбнулся в ответ на это, затем подошёл к Осаму и, обняв его за шею, накрыл его губы своими, сливаясь с ним в чувственном поцелуе, в процессе которого Достоевский бесстыдно прижался к паху Дазая бедром. Дазай ответил на поцелуй спокойно и мягко, приобняв его за талию одной рукой, а вторую положил на спину. Несмотря на то, что времени и вправду было мало, он целовал Фёдора медленно, наслаждаясь этим, и даже был не против того, что тот прижимается к нему, хотя от этого по всему телу бежали мурашки. Фёдора совсем не устраивало то, каким медленным был поцелуй. Он спустил руки на талию Дазая и забрался ими под его одежду, стараясь языком коснуться во рту альфы как можно большего количества точек, вызывающих как минимум приятную дрожь. Один раз в жизни можно и опоздать. Дазай тихо усмехнулся сквозь поцелуй, но принял это, стал целовать с большим чувством, позволив себе опустить руку на его ягодицу и слегка сжать. Он понимал, что Фёдор опоздает, но всё равно не прерывался. Достоевский застонал в поцелуй и прижался к Осаму посильнее, наваливаясь, и буквально повалив того на постель. Возможно, Дазай будет против сближения в данный момент, но попытка не пытка, как говорится. Поэтому Достоевский, не разрывая поцелуя, оседлал его бёдра и жадно провёл ладонями по бокам Дазая, слегка поёрзав. Сначала Дазай тихо шикнул в поцелуй, но потом всё же разорвал его, попутно кладя руки на чужие бёдра. — Ты опоздаешь, — прошептал он, почти касаясь его губ своими. — Один раз в жизни можно, — выдохнул Фёдор. — Ты хитрый, Фёдор, — альфа тихо усмехнулся и легонько чмокнул его в губы. — Это не я хитрый, это ты слишком секси, — дельта поёрзал на его бёдрах, — ты же не думал, что я просто так оставлю твою вчерашнюю выходку? — Но это ты полез ко мне под одежду, — прошептал Дазай ему на ухо, оглаживая его бёдра. Фёдор сглотнул, чувствуя как от шёпота по коже бегут мурашки. — Верно. Но разве ты против? — Конечно же, я не против, — Дазай повёл носом чуть ниже, опаляя дыханием его шею и мельком целуя, — особенно, когда ты в таком настроении. — Только, наверное, нам не стоит пока что делать... Сам понимаешь что... — от щекочущего шею дыхания Фёдор прогнул спину и едва слышно застонал. Дазай поднял руку выше, под одежду и провел ладонью по его пояснице. — Я помню, — ответил Дазай, целуя Фёдора за ухом. Достоевский прикрыл глаза и двинулся руками, которые так и остались на боках Дазая, к его груди, задевая пальцами соски. Ему самому было приятно делать это, от одной мысли о том, как это ощущается, по телу пробегали толпы мурашек. — Пометь меня, — жалобно попросил он, — это всё равно ненадолго... — Ты уверен? — на всякий случай уточнил Дазай, понимая, что сейчас Фёдор весь на эмоциях. Он и сам не собирался его отпускать и от этой просьбы, и интонации, с которой она была сказана, бросало в жар, а феромон корицы становился ярче. — Уверен, — кивнул тот, — я давно об этом думаю. — Хорошо, — всё же согласился Дазай, но пока что исполнять это не торопился. — Не хочешь обновить свою метку? Фёдор отрицательно мотнул головой: — Тебе снова придётся её прятать. Да и ты чаще появляешься в обществе. Если от тебя постоянно будет пахнуть мной, люди могут перестать делать вид, что ничего не понимают. — Тебе тоже придется её прятать, — Дазай мельком поцеловал его в уголок губ и не стал отстраняться, слегка касаясь носом его щеки. — Но я почти никуда не хожу, мне будет проще это делать. — Зато ты всегда на виду у семьи... Но я сделаю это, если ты уверен, что хочешь. — Я уверен. Я почти не выхожу из крыла, сегодня они увидели меня впервые за несколько недель. Дазай положил обе руки на бёдра Фёдора, прижимая теснее к себе, и припал губами к его шее. Сначала он мягко поцеловал, потом опустился чуть ниже и впился зубами в кожу. Дазай смыкал челюсти медленно, но чувственно, слегка всасывая кожу, и невольно впиваясь пальцами в его бёдра. Фёдор тихо простонал, когда чужие зубы сомкнулись на его коже. Оказалось, что когда человек не хочет причинить тебе вред, всё действительно происходит совершенно не так. Ноги тоже слабели, как и тогда, когда его кусал Киёхару, но вместо боли по телу разливалось приятное тепло и не было чувства опасности, как тогда, с Мацумото. Хотелось растечься в руках Дазая воском, расплавленным их страстью, но всё, на что его хватило, это смять длинными пальцами чужую одежду и тихо выдохнуть: — Не останавливайся. Получив одобрение, Дазай прикусил его сильнее, но через какое-то время наконец отпустил, и шумно вздохнул, потому что воздуха не хватало. Он не стал отстраняться и прошёлся поцелуями по метке, касаясь её языком. Невольно вспомнился тот вечер, когда он поцеловал шею Фёдора впервые, без разрешения, поддавшись порыву и желая помочь. Тогда у него не было никаких пошлых мыслей, поэтому сейчас Дазай не жалел, но сейчас его слегка вело уже от факта, что эта метка _его_. Фёдор обхватил Осаму ногами за поясницу и прижался к нему, томно вздыхая при каждом поцелуе. — Ты говорил правду... так приятнее. — Ещё бы, — прошептал Дазай, оставляя ещё несколько лёгких укусов и с удовольствием оглаживая его бёдра, но пока не решался заходить дальше. — У тебя чудесная шея. — Она вся в твоём распоряжении, — жарко выдохнул Фёдор, прижимаясь пахом к его животу, — ты... ты очень хорошо ко мне относишься... — У меня нет причин относиться к тебе плохо, — Дазай просунул одну руку между ними и погладил его член через одежду, не переставая мягко целовать шею. Фёдор закусил губу и прошептал: — Ты один из немногих у кого их нет. — Потому что я не глупый и не слепой, — слегка сбивчивым шёпотом ответил Дазай, трогая его сильнее и целуя теперь в подбородок. — Осаму... — дельта шмыгнул носом и уткнулся в чужое плечо. Наверное, сейчас был не самый подходящий момент, чтобы расчувствоваться, но сдерживаться Фёдор тоже не мог. Он слишком устал держать это в себе. Дазай слегка опешил, но потом мягко улыбнулся и потёрся носом о его волосы, невольно наслаждаясь их приятным мятным запахом. — Ну, ты чего? — Ты, — Фёдор тихо всхлипнул, крепче прижимаясь к Дазаю, — ты... — он не мог подобрать слов, чтобы выразить всё, что думал и чувствовал, поэтому просто тихо плакал и жался к Дазаю, как к самому близкому человеку в его жизни. Дазай успокаивающе погладил его по волосам, и поднял его голову, обхватывая лицо ладонями. — Фёдор... — он стал покрывать его лицо медленными поцелуями, сначала поцеловал в уголок губ, потом мокрую от слёз щеку, — ты не представляешь... — потом поцеловал уголок глаза, продолжая шепотом говорить, — как я люблю тебя. Ты правда-правда чудесный. Фёдору от стыда за то, что Дазай видит его таким слабым, хотелось спрятаться, или хотя бы спрятать лицо. Но он мог только кусать губы от бессилия и кивать на слова Дазая. — Мне... — он выдохнул, готовясь сказать самое важное, — мне иногда лезет в голову всякая чушь... Мне кажется, что ты не мог полюбить такого, как я, и что... — он снова сделал вдох, — что я это не я. — Фёдор, я не лучший человек на планете, — прошептал Дазай, — и я тоже никогда не верил, что кто-то может любить такого, как я, — он успокаивающе погладил большим пальцем его щёку и оставил пару поцелуев на веке Фёдора. — Я знаю, что моих слов слишком мало, чтобы тебе стало легче и чтобы тебя перестало посещать это ощущение, но я хочу, чтобы ты помнил об этом. Фёдор завороженно смотрел на него, глотая слёзы и всхлипы, затем осторожно погладил Осаму по голове. — Я... я надеюсь... — он вытер нос рукой, — надеюсь ты понимаешь, что мои чувства искренни и что я полюбил тебя не потому, что мы истинные, а просто так. И я... я буду помнить о том, что ты сказал, но мне очень сложно справиться с этим, — говорить об этом тоже было тяжело, но молчать было страшно, поэтому Фёдор продолжал: — Мне иногда кажется, что я в ловушке в чужом теле, в которое попал не по своей воле. Что все мои воспоминания — ложь и что всё хорошее, что происходит со мной, может исчезнуть в одно мгновение. Я боюсь, что не справлюсь самостоятельно... Дазай внимательно слушал его, убирая с лица влажные волосы. — Тогда, если тебе снова станет страшно из-за этого, то обязательно обращайся ко мне, хорошо? Я вряд ли смогу правильно тебе помочь, но я буду стараться. Фёдор кивнул, чувствуя какое-никакое облегчение от того, что поделился этим с Осаму. — Хорошо... спасибо. Дазай не стал отвечать и нежно потёрся носом о его щёчку. Конечно, его мало радовало то, что рассказал Фёдор, потому что это было довольно серьёзно, но нужно было в первую очередь его успокоить. — Дазай, — тихо позвал дельта спустя несколько минут тишины, — я не хочу в психушку. Услышав это, Дазай тихо хихикнул и чмокнул его в подбородок. — Ты не попадёшь в психушку, золото моё. Можешь даже не думать об этом. Фёдор улыбнулся облегчённо и снова уткнулся Осаму в плечо. — Прости за эту сцену. — Ничего. Но теперь я знаю, о чём мне точно не стоит заговаривать с тобой в такие моменты, — Дазай тихо усмехнулся, пропуская между пальцами пряди его волос. Фёдор вздохнул. — Ну вот, теперь ты будешь бояться сказать что-то не то. — Не буду, честно-честно. Фёдор горько усмехнулся, прижался к Осаму покрепче. — У тебя случайно нет воды? Дазай чуть повернул голову, глядя за спину Фёдора. — На столе стоит, — сообщил он, найдя взглядом бутылку воды. Фёдор кивнул, отстранился, на плохо гнущихся после метки ногах подошёл к столу, и взял с него бутылку с водой, почти полностью осушил её и плюхнулся обратно. — Честно говоря, я чувствую себя эгоистом. — Почему? — Дазай ловко перевернулся на живот и подобрался поближе к нему. — Я постоянно жалуюсь тебе на свои проблемы. — Но ведь это важно, — Дазай снова стал убирать пряди волос с его лица. — Но ты ведь о своих не говоришь. — Потому что пока меня ничего не беспокоит в этом плане. — Я надеюсь, что это так и есть. — Так и есть, — он успокаивающе чмокнул Фёдора в кончик носа и спросил: — Как ты? — Не очень... — Фёдор вздохнул, — руки-ноги совсем слабые... — Шея не болит? — снова спросил Дазай. — Нет, — покачал головой Достоевский, — только такая лень, и в сон клонит... — Понимаю. А как моральное состояние? — Немного легче. — Пойдёшь, всё же, на занятия или нет? — Дазай снова успокаивающе погладил его по голове. — Я должен... — вздохнул Фёдор. — Может быть, попросишь отпустить тебя пораньше? — Возможно, — Фёдор задумчиво прикусил ноготь, — я попробую. — Попробуй обязательно, — он убрал руку от его головы. Вообще Дазай бы дал ему как следует отдохнуть после такого и никуда не отпускал, но понимал, что на занятия нужно ходить, тем более, что это были последние дни перед каникулами. — Проводишь меня? — спросил Фёдор, садясь и чувствуя, как кружится голова, а место, где поставили метку, приятно ноет, отдаваясь волнами расслабляющего наслаждения по всему телу. — Конечно. Дазай тоже сел и взглянул на метку на шее Фёдора. Выглядело это не так кошмарно, как после укуса Мацумото, и было похоже на то, что было у Дазая, когда Фёдор укусил его. Разве что у Фёдора кожа была бледнее, и метка выделялась сильнее. — Пойдём, — дельта поднялся на ноги, — нужно ещё переодеться... — Я подожду тебя в коридоре. Дазай тоже встал и вышел вместе с ним, но остался в коридоре ждать, пока Фёдор переоденется. Фёдор вышел к нему в чёрном свитере под горло, таких же брюках и расстёгнутом пиджаке. В правом ухе привычно поблёскивала небольшая серёжка в форме крестика, а в левом гвоздик с маленьким бриллиантом. Волосы его всё ещё были собраны в хвост, плюс, видимо чтобы добить образ, он снова надел очки. — Как я выгляжу? — поинтересовался он. — Ничего не видно? Дазай окинул его взглядом и слегка улыбнулся. — Ничего не заметно. Ты выглядишь эффектно, никто не обратит внимание на твою шею. — Надеюсь на это, — кивнул Достоевский, — спасибо. — Можешь не сомневаться, — Дазай пошёл за ним, спрятав руки за спину, и с хитрецой произнёс: — Хотя от тебя вообще трудно оторвать взгляд. — Осаму, — он укоризненно покачал головой, — у тебя будет время, когда я закончу с занятиями. — Это будет не скоро, — Дазай вздохнул, и быстро добавил: — И вообще я просто озвучил факт. — Но я ведь обломал тебе... ну... сам знаешь что. — А причём тут это? — При том, что я обязан вернуть тебе должок, — дельта обернулся через плечо и кокетливо подмигнул ему. — Это ты начал, — Дазай слегка улыбнулся ему и убрал за ухо прядку своих волос, — поэтому даже не знаю, у кого из нас должок. — На месте разберёмся, — улыбнулся Фёдор и, махнув на прощание рукой, скрылся в библиотеке. Настроение повысилось. Дазай чуть кивнул, прощаясь с ним, и посмотрел на часы. Не так уж сильно Фёдор опоздал... Дазай тихо вздохнул и развернулся, чтобы уйти. На самом деле он совсем не обижался на то, что произошло, его наоборот слегка настораживала такая резкая смена настроения Фёдора. Дазай мог это понять, но не ожидал, что будет именно так, до слёз из-за обычного комплимента. Всё же, у парня слишком большие проблемы с самооценкой.***
Достоевский, встретив учителя и выслушав очередную лекцию о том, как ему, как будущему примерному мужу, важно приходить вовремя, даже если при этом он не будет ничего знать, потому что ему и не нужно ничего знать, понял, что надо что-то делать с этим. Если после Нового года всё действительно изменится, то нужно протянуть хотя бы до каникул. Поэтому, не тратя время даром, при первой же удобной возможности, Фёдор симулировал обморок, изображая самого умирающего Карлсона на свете. В это время Дазай вернулся к себе и опять занялся отчётами, пока у него было на это время. Других дел пока что не намечалось, поэтому можно было не париться. Уже спустя десять минут Достоевский сидел на стуле у стены и делал вид, что умирает в ожидании врача, которого вызвал его учитель по приказу старшего Мацумото. Конечно, врачей Фёдор не любил, но своего учителя он не любил ещё больше. А вот Сэйтё не любил Фёдора, поэтому когда ему сообщили, что тот упал в обморок, он не стал посылать помощника домой, а позвонил Дазаю и попросил сопроводить подростка в больницу, если понадобится. Выслушав Мацумото с не слишком довольным лицом, Дазай отложил все свои дела и пошёл в библиотеку. Ему это решительно не понравилось, особенно то, что учитель вызвал врача. Хотя, с другой стороны, это было хорошо, если с Фёдором и вправду случилось что-то серьёзное. Фёдор приходу Дазая радовался и не радовался одновременно. С одной стороны, хорошо, что тот будет рядом в такой момент, но не слишком хорошо то, что он может отчитать Фёдора за доведение себя до такого состояния. — Что случилось? — сходу спросил Дазай, быстро окидывая взглядом Фёдора. Выглядел он так же, как и утром, но это его не успокаивало. — Почему-то упал в обморок, — пожал плечами Фёдор, — не понимаю, зачем разводить панику? — И как ты сейчас? — Дазай, пока никого не было, присел на корточки напротив него и устало вздохнул. — Тебе точно не следовало идти на занятия в таком состоянии. Фёдор оглянулся, как шкодливый котёнок, наклонился к Осаму и спросил шёпотом: — Ты никому не скажешь? Дазай настороженно на него посмотрел. Такой взгляд Фёдора был ему знаком, это наводило на догадки, но Дазай всё равно чуть склонил голову набок и так же тихо спросил: — О чём же? — Я симулировал обморок, — очень тихо ответил Фёдор, — он достал меня и я решил единственный раз в своей жизни симулировать болезнь и пропустить несколько дней занятий. Дазай молчал после этого около минуты, а потом шёпотом сказал: — Ты заставил меня переволноваться, и твой учитель вызвал врача. Что ты ему скажешь? — Что мне уже лучше, — серьёзно ответил Достоевский. — Тогда разве он даст тебе выходные? — Даст. — Смотри, чтобы не отправил тебя в больницу, — Дазай вздохнул. — Со мной всё не настолько плохо, — закатил глаза Фёдор. — Мало ли что может ему наговорить Мацумото. Это ведь не в первый раз. — Говоришь так, будто я постоянно только и делаю, что в обмороки падаю. — Но ты часто пропускал занятия... Конечно, чаще всего по придуманным причинам, но мало ли. — Я не так часто их пропускал, — возмутился Достоевский, — тот случай, за который меня усадили под домашний арест, произошёл как раз потому, что я не хотел пропускать. — Конечно, я понимаю... я сам чаще всего настаивал на том, чтобы ты пропускал. И в принципе не имею ничего против, ты мало отдыхаешь. — Осаму... — он вздохнул, — я не уверен, что выдержу это, поэтому хочу оградить себя от такого стрессора. Пускай я и не люблю врачей, но уверен, что смогу договориться с доктором, чтобы он поставил мне нервное истощение и отправил отдыхать на несколько недель. — Хорошо, — Дазай кивнул, — если что, я могу подтвердить всё, что ты ему скажешь. — Спасибо, — кивнул тот, — прости, что снова впутываю тебя в свои проблемы. — Что с тобой поделаешь, — альфа тихо вздохнул и слегка улыбнулся. — Давай ты лучше дождёшься врача в своей постели, раз уж тебе так нехорошо. — Мне сказали сидеть здесь. — Всё в порядке, если я буду тебя сопровождать. — Ну, раз ты так говоришь... — он поднялся, пошатнувшись уже без притворства, и мысленно дал себе по лбу. Нужно будет очень сильно извернуться, чтобы врач не нашёл метку. Дазай тоже встал и мягко придержал его под локоть. — Тебе даже притворяться не придётся. — Это не то, о чём нам стоит говорить. — В смысле? — он пошёл вместе с Фёдором в их крыло, всё ещё слегка придерживая на тот случай, если их кто-нибудь увидит. — Забудь, — он привалился к плечу альфы, — мне нужен чай. — Хорошо. Когда они дошли до комнаты, Дазай оставил его и ушёл вниз, чтобы распорядиться по поводу чая, а заодно и встретить врача, который должен уже скоро быть на месте. Оставшись наедине с собой, Фёдор чисто из интереса посмотрел на себя в зеркало. — Отвратительный вид, Фёдор.***
Примерно через полчаса Дазай встретил врача. Раньше им приходилось общаться только по телефону, и по сути они уже друг друга знали. Так как врачу уже и без того сообщили о том, что произошло, Дазай не стал тратить время на объяснения и сопроводил его до комнаты Фёдора. Спустя ещё полчаса Фёдор уже официально считался пациентом на больничном, которому прописали покой, отдых и расслабляющие процедуры. Честно говоря, страшно было представить, что скажет Фёдору тот же Киёхару. Не было гарантий, что он не прикопается к нему по этому поводу. Дазай так же сопроводил врача на выход, попутно выслушав всё, что он порекомендовал, и даже понимающе ему покивал. Оставалось только сообщить Мацумото, что всё в порядке, передать справку, и можно было быть свободным. Достоевский же спокойно упаковал себя в одеяло и засел в кровати с чашкой сладкого крепкого чая, чтобы немного вернуть себя в форму. Он не знал что будет дальше, поэтому смиренно ждал Осаму, обдумывая свою жизнь. Внезапно у него зазвонил телефон. Номер был незнакомый, и Фёдор насторожился. В его положении лучше было отвечать на такие звонки, но было страшновато, особенно когда рядом никого нет. — Слушаю, — сказал он, всё же смахнув по экрану зелёную трубочку принятия вызова. Отец Фёдора был очень занятым человеком, поэтому в его голове даже не было мыслей о звонке сыну, пока он случайно не взглянул на календарь. Приближался Новый год. Они должны были приехать в Йокогаму на праздники, но в этот раз командировка намечалась прямо после праздника. Долгий перелёт из Европы в Японию, а затем обратно мало устраивал их с супругой, поэтому поездку к сыну пришлось отменить. Но он ведь переживёт, не так ли? Господин Достоевский узнал номер сына от помощника господина Мацумото, и пока у него появилось это священное свободное время, он решил позвонить. — Привет, Фёдор, — сказал он по-русски, когда услышал его голос. Фёдор, услышав знакомый, но ставший за последние четыре года таким чужим голос, замер, затаив дыхание. Он помолчал несколько секунд, приходя в себя, затем спросил тоже на русском: — Откуда у тебя этот номер? — Ты не рад меня слышать? — с деланным удивлением произнёс отец Фёдора. — Просто я не помню, чтобы давал вам этот номер, — спокойно пояснил тот. — Я решил не беспокоить Сэйтё лишний раз и говорить через него, а его секретарь сказал, что ты как раз завёл себе личный телефон, — спокойно сказал мужчина, подходя к окну своего кабинета и глядя на идущий за окном снег. — Вот как, — безразлично бросил Фёдор, — нет, я рад твоему звонку. — Я тоже рад тебя слышать, — таким же тоном отозвался отец. — С прошедшим днем рождения. И с помолвкой. Прости, что не смогли приехать, возникли небольшие проблемы с партнёрами. — Ну, что ж, мои благодарности партнёрам за то, что они создали проблемы, — ядовито фыркнул Достоевский, — я готов выслушать сейчас все поздравления на год вперёд, чтобы ты потом не утруждал себя мыслями об этом. На самом деле Фёдор уже отвык говорить на русском. Несмотря на то, что думал он именно на русском, говорил он на нём весьма редко, и лишь отдельные фразы и говорить теперь с отцом было непривычно, Фёдор боялся не вспомнить какое-то русское слово. Мужчина мягко рассмеялся, оценив остроумие сына. Конечно, каким бы эгоистичным и ужасным родителем он не был, он всё же понимал, почему ему говорят такое. Это было даже справедливо, но не воспринималось им серьёзно. — Мы обязательно приедем после Нового года и останемся в Японии. Скорее всего надолго, так что я смогу поздравлять тебя лично, — сказав это, он вдруг спросил: — Надеюсь, в семье твоего жениха о тебе хорошо заботятся? — Всё в порядке, можешь не волноваться об этом, — привычно соврал Фёдор, чувствуя, как при этих словах начинают дрожать пальцы рук. Наверное, самое худшее в жизни, это когда ты не можешь рассказать родителям о том, что с тобой происходит что-то плохое. Даже если бы в его жизни не появился Дазай, он не мог бы сказать отцу, что обращаются с ним не слишком хорошо, хотя бы потому, что отец прекрасно сам об этом знал. — Очень надеюсь на это. Не хотелось бы лишних проблем. Киёхару надежный парень, и даже если у вас возникнут тёрки, не забывай об этом. — Не думаю, что у нас с ним возникнут проблемы, — ответил Фёдор, постукивая пальцем по чашке, — за последние месяцы мы неплохо сблизились. — Чудесно. Господин Мацумото мне об этом не рассказывал, — Михаил Достоевский посмотрел на часы и задал следующий вопрос: — Как твоё здоровье? — Стабильно болею раз в сезон, — привычно сообщил тот, бросив взгляд на дверь. Едва ли отца действительно интересовало его здоровье. Так, для галочки интересуется. — Если будет нужно больше денег на врачей, я отправлю, — сообщил ему отец. — Мне уже пора идти. Но я ещё позвоню тебе перед Новым годом. — Не утруждай себя, — бросил ему Фёдор и отсоединился прежде, чем человек на том конце провода успел ответить. От слов отца о том, что Киёхару надёжный только пробивало на смех. На подобный жест сына мужчина только вздохнул и покачал головой. Но думать об этом не было желания — куда важнее для него была предстоящая встреча, которая должна быть уже через час и на которую стоило поторопиться. Он не думал, что разговор с сыном получится таким долгим.***
Сам же сын решил на время вообще отключить телефон и посидеть в тишине со своим чаем, из-за наличия сахара казавшийся ему невкусным, но который нужно было выпить, чтобы хоть немного восстановить силы, и периодически гладить кота, который влез к нему под одеяло, и мурчал как маленький трактор. Разговор был для него слишком неожиданным и оказался довольно травматичным. Был порыв включить телефон снова, набрать последний номер в списке вызовов и рассказать всё, что произошло за последние четыре года, особенно то, что начал делать Киёхару с появлением Дазая. Носебя, ор одёрнул себя, напоминая, что его родители вообще-то отдали его этим людям за деньги, и им плевать что он там чувствует. Они не те люди, которые помогут ему. Совершенно не те. Дазай заглянул к нему минут через сорок после ухода врача. За это время он успел доделать некоторые свои рабочие дела, чтобы больше к ним сегодня не возвращаться, в том числе и поговорил с учителем, который передал через него список домашних заданий для Фёдора. Прежде чем войти, он постучался и как обычно представился. Фёдор ответил, что он может заходить, тем временем выпутываясь из кокона, и спихивая недовольного Тацу на пол. Почему-то, ему всё время казалось, что он должен чаще уточнять у Дазая, всё ли хорошо, пусть это и неприлично, но он не понимал почему ему этого так хочется. Войдя, Дазай положил на его стол стопку распечаток с заданиями и спросил: — Чем собираешься заниматься остаток дня? — Проводить законный больничный как положено, — парень потянулся, и приглашающе похлопал рядом с собой по кровати, — падай! — Тебе ничего не нужно? — Дазай пока просто сел рядом на тот случай, если Фёдору будет что-то нужно. Тацу обиженно вылизывал заднюю лапу возле стены, делая вид, что не замечает Дазая. — Только объятия лучшего человека в мире, — Фёдор потянул Дазая за руку, — или у тебя дела? — В таком случае, дел у меня нет, — он тут же лёг к Фёдору и обнял его. Ему нравилось то, что тот был таким ласковым сейчас. — Ого, даже так? — он обнял Осаму за талию, прижимая к себе, при этом кот оторвался от своего увлекательного занятия, и взглянул на них. — А ты и правда лучший. — Что такое? — наигранно удивился Дазай. — Твоя маленькая шалость так подняла тебе настроение? — Немного, — признался Фёдор, — но на самом деле у меня есть поводы грустить. — Почему? — Отец звонил. — Ого! Ты не рассказывал, что вы поддерживаете связь. Что-то случилось? — Дазай слегка насторожился. — В том-то и дело, что мы не поддерживаем связь, — пояснил Фёдор, — он взял мой номер у Ацуши без моего ведома. И разговор вышел не слишком приятный, хотя бы потому, что он назвал Киёхару надёжным. — Он разве что надёжно мудак, — негромко, но с чувством обронил Дазай. — Вот именно, — фыркнул Достоевский, — а ещё, он сказал что они приедут после Нового года. — Это хорошо, — Дазай немного подумал, потом приподнял голову и внимательно взглянул на него: — А если честно, то ты хочешь их увидеть? — Совершенно не хочу, — вздохнул Фёдор, — они меня раздражают. Оба. Мама, правда, меньше чем отец, но она тоже. — Мне... жаль, что всё настолько плохо. — Не говори так, будто я тот человек, который настолько несчастен. — Просто я надеялся, что они не до конца потерянные люди. Но раз ты правда не ждешь их, то это даже хорошо. — Ты серьёзно? — Фёдор посильнее прижал его к себе, обхватывая ногами. — Осаму, они отправили меня жить в чужую семью и получили за это деньги. Это буквально продажа! — Я знаю. Но некоторые дети сильно привязываются к родителям, даже если они поступают вот так, поэтому... хорошо, что ты не из таких. — Я разве похож на дурака? — Мало ли, что ты чувствуешь... — Я действительно много чего чувствую, но не переживай обо мне. — Хорошо, — он поцеловал Фёдора в лоб, — если захочешь, я всегда готов хотя бы выслушать. — Спасибо, я и так этим пользуюсь довольно часто. — Ну и что? — протянул Дазай, по-кошачьи тыкаясь носом в его щёку. — Ничего, — пожал плечами Фёдор, — просто говорю. — Не переживай об этом. — Я не переживаю. — Тогда всё точно в порядке, — заключил Дазай, скорее для себя, и замолчал. — Осаму, — позвал Фёдор спустя несколько минут тишины, — Осаму, я не хочу их видеть. Дазай сначала слегка кивнул, только потом негромко сказал: — Это случится не скоро. — Давай поспим? — предложил Достоевский. — Давай, если хочешь. Только нужно переодеться. — Не-е, давай так. — Тебе удобно в серьгах? — Мне замечательно, — довольно потянулся Фёдор. — Ладно, — почти сдался Дазай, — но если тебе лень, я могу помочь. — Мне лень, — признался, Фёдор. Дазай немного отстранился, а после вытащил сначала из одного уха гвоздик, а потом серьгу из второго. Делал он это осторожно, явно наслаждаясь возможностью лишний раз прикоснуться к Фёдору. Затем Дазай распустил его волосы. — Ты очень заботливый, — улыбнулся Фёдор. — Не получается иначе, — Дазай мягко помассировал его голову и пропустил волосы между пальцами. — Повезло мне с истинным, — ухмыльнулся дельта, — не то что тебе... — Если бы мы познакомились лет семь назад, ты был бы не в восторге, — Дазай тихо усмехнулся и расстегнул его ремень. — Семь лет назад я вообще всех боялся, так что это точно было бы так. Дазай вздохнул, слегка улыбнувшись, и продолжил медленно снимать с него одежду. — Наверное, у меня бы получилось подружиться с тобой. — Кто знает... — Фёдор с ленцой наблюдал за тем, как его раздевают, — а расскажи о том, что с тобой было тогда. — Вряд ли тебе будет приятно услышать об этом, — Дазай, сняв с него верхнюю часть одежды, не удержался и поцеловал его в плечо. Фёдор вздрогнул, взглянул на него устало, улыбнулся краешком губ: — Я бы хотел узнать тебя получше. Он отстранился, чтобы убрать одежду, и попутно сказал: — Лет семь назад, как раз за несколько дней до дня рождения, я в первый раз попал в больницу из-за попытки суицида. До этого пару раз обходилось просто вызовом врачей на дом, но тогда я был настроен решительнее, — Дазай говорил об этом совершенно спокойно, хотя знал, как это звучит. — Поэтому своё шестнадцатилетие я встретил в инфекционке под капельницей. Мне повезло, что у родителей были связи, и они забрали меня домой, а не отправили в дурку. Хотя мне кажется, это было глупо с их стороны. Дазай убрал одежду, заодно снял с себя пиджак и вернулся обратно. — А... почему ты хотел этого? — спросил Фёдор, снова обхватывая его своими тонкими руками и прижимая к себе. Осаму улёгся с ним, и накинув на них одеяло, сам приобнял Фёдора. — Я хотел не дожить до своего дня рождения, — слегка пожал он плечами. — Последние пару месяцев я часто ругался с родителями и срывался на прислуге. Мне казалось, что я... вот-вот убью кого-нибудь, кто подышит в мою сторону, потому что меня это жутко раздражало, меня постоянно преследовала паранойя. И мне в принципе было всё равно, если бы такое случилось, а потом стало страшно, поэтому мне показалось, что моя смерть будет лучшим подарком для моей семьи. Честно говоря, я вообще не хотел причинять никому вред. — Кроме себя... — задумчиво протянул Фёдор, — мне страшно представить что они говорили тебе после этого. — Я вышел почти через месяц, и за это время они успокоились. Хотели вернуть меня в школу, потому что решили, что зря перевели меня на домашнее в средней школе, и что мне не хватает общения со сверстниками, — Дазай задумчиво перебирал прядки волос Фёдора, вспоминая об этом. — Они хотели, чтобы у меня была возможность выплёскивать энергию, социализироваться, но сестра их отговорила. Мне кажется, тот год вообще выдался самым ебанутым. — А потом? — Фёдор невольно начал гладить Дазая по спине. — Потом сестра вышла замуж и уехала, после этого была ещё одна попытка, — Дазай прикрыл глаза, — ты видел последствия на моих руках. Не то чтобы у нас были хорошие отношения, но она всегда относилась ко мне более терпимо, чем остальные. А в следующем году родители погибли, — он слегка улыбнулся, — но я даже не пришёл на их похороны. Решился навестить их могилу почти через два года, когда уже лечился и моё состояние стало стабильнее. — А как ты пришёл к тому, что тебе нужно лечиться? — полюбопытствовал Фёдор. Он, на самом деле, с трудом осознавал, что с Дазаем происходило тогда, но понимал, что нечто действительно ужасное. — Я хотел учиться, но понимал, что так меня с трудом возьмут и что будет тяжело. Выехал благодаря высоким оценкам за экзамены и тому, что мой психиатр поверил мне и дал положительную характеристику. — На самом деле ты большой молодец, — Фёдор чмокнул Осаму в подбородок, — ты проделал большой и сложный путь, чтобы стать тем, кем являешься, это действительно очень сложно. — Да, но это очень выматывает и истощает морально, особенно, когда у тебя синдром отличника в придачу. Зато стоило того, потому что сейчас мне гораздо легче, чем тогда. — Ты тоже очень сильный, — Фёдор прикрыл глаза, — я рад, что ты смог это пережить. — Спасибо, — Дазай слегка улыбнулся, — поэтому ты можешь беспокоиться обо мне чуть меньше. — Не могу, — вздохнул Фёдор, — оно как-то само. — Понимаю, — альфа обнял его покрепче и довольно улыбнулся. — Тогда смирюсь и буду осторожнее. — Верно, смирение — то что тебе нужно, — Фёдор снова поцеловал его, — ты лучший. — Ну вот, ты снова мне льстишь. — Ни капельки! — Тогда признай, что мы оба хороши. — Возможно, но ты сам говоришь, что я не лучший человек. — Что? Почему? Разве я так сказал? — Ну... не совсем так... — Фёдор вздохнул, — просто ты иногда отмечал, что поступки, которые я совершаю, или мог бы совершить отличаются от хороших. — Ну и что? Это же нормально. Невозможно быть полностью хорошим или полностью плохим, к тому же, это всё только субъективная оценка. Я не считаю тебя ужасным. — Значит я неправильно всё понял. — Так что? — Дазай поцеловал его в кончик носа. — Согласен быть лучшим вместе со мной? — Что с тобой поделаешь... Дазай снова довольно улыбнулся и поправил одеяло, кутая его получше. Тацу счёл это приглашением, и вспрыгнул на кровать, тут же сворачиваясь клубком в ногах. — Ура-ура. — Угу, — проворчал Фёдор, тычась носом в его шею и закрывая глаза, — я правда хочу спать, Осаму. — Конечно, спи, — альфа зарылся пальцами в его волосы, успокаивающе массируя голову. Фёдор кивнул, что-то проворчав сонно, а после почти сразу провалился в сон. Дазай просто лежал с ним, поглаживая по голове и обнимая. С Фёдором было хорошо и уютно, поэтому ему казалось, что он может лежать так очень долго. Вскоре Дазай не заметил, как задремал сам, а потом и заснул.