18 ЯНВАРЯ, 2021 ГОД ПОНЕДЕЛЬНИК, МОСКВА 13:51
Откинуться на спинку стула, выдохнуть рвано, запрокидывая голову назад. Чуть прогнуться в спине, замечая за движениями характерный звук хрустящих в тишине костей и треск затекших мышц. Давно он не посещал зал, не приводил себя в форму, отдаваясь делам и серьезным операциям настолько глубоко, что забывал принимать пищу, зато таблетки от головной боли глотал, как не в себя. Нет, Антон не самоубийца. Просто когда он шёл в полицейскую академию, то мечтал словить шальную пулю в плечо или ногу, чтобы понять боль, чтобы прекратить её бояться. Переборол такой страх он уже в армии, когда задел дерзкими словцами главаря местной дедовщины. Перелом ключицы в ответ на повреждение роговицы глаза и разбитый нос. Именно в тот день он сменил статус со «шпалы» на «Антон, ну ты мужик». Не то, что бы тот таким поступком гордился, но и, честно признаться, испытал радость от удачно завершившейся стычки. Справедливость восторжествовала. На столе, еще ранее заваленном кипами бумаг, напоминавших ворох неразберихи, теперь чисто. Слева — стойка с ручками и парой крупных блокнотов, пустые бланки заявлений. Справа — стационарный телефон и небольшой ноутбук, достаточно мощный, чтобы несколько открытых приложений не загружали его ЦП и память. А посередине, шурша потрепанными листами от легкого ветерка со сквозившего окна, лежит одинокая папка с мелкой надписью посередине жёсткой, жёлтой обложки.1998 год.
И Антон хотел бы забыть все упоминания об этом, но был вынужден прочесть всю документацию. Нашёл папку несчастный Позов, которого капитан по обещанию все-таки наказал. Притащил с гримасой недовольства в чуть пухловатых пальцах, положил осторожно на стол и стремительно ретировался прочь, не желая знать какие еще занятия для его провинившейся души может найти Шастун. Последнего же цепляет отсутствие штампа «закрыто» и небольшое количество документации. И вроде бы черт с ним, пометить штампом, да поставить свою подпись в подтверждении об окончании дела, если бы не одно «но»… — Антон Андреевич! Труп! — влетев в кабинет капитана, рапортует Матвиенко, на пути в бегущем шаге успев натянуть на голову фуражку. Шастун же, не медля от слова «совсем», резко срывается с места, предвкушая начало нового дела. Немецкая фабрика по производству ткани оказалась недалеко от выезда из города. Пробки из-за того, что был час пик, особо не заставили ждать, однако, испытывая какое-то волнение, Антон всю дорогу нетерпеливо ерзал на водительском сидении патрульной машины. По приезде первое, что он видит, это — огромная толпа у подножья высокого ограждения. Прямо на воротах главного входа, объятое солнечными лучами, на цепкой шипованной леске, висит изувеченное тело. Мутный взгляд бывших несколько мгновений назад карих глаз опустошенно устремляется словно прямо на приехавшего сотрудника полиции. Разрезанная от уха до уха челюсть, свисая вниз и извергая из себя нити крови, изображает подобие кривой улыбки, словно труп был рад завидевшим такую странную картину людям, их вниманию и удивлению. — Ахуеть, — первым подает голос Паша, до этого момента не соглашавшийся на работу в полевых условиях, и натягивает на тонкие пальцы эластичные перчатки. — Это же как надо постараться… — Как его привязали-то? Откуда столько сил? — удивленным тоном поддерживает Матвиенко. — Личность опознать нужно. Документы найти в карманах. Рубашка на нем вроде. Стремянку тащите, надо осмотреть его, пока не снимаем, — Антон поправляет на себе строгое пальто, дергает воротник, смотря исподлобья на улыбающегося мертвеца. В его разодранной грудине, раскуроченной, с торчащими в разные стороны ребрами воткнуты множество разных цветов. Редкие бордовые космосы, отчего-то в сорте названные «шоколадными», сноудонская желтая ястребинка, чуть закрывшаяся от холода Московской погоды острыми бутонами, и богатая ярким сбором маленьких цветков гортензия, что красивым букетом расположилась в районе сердца. Дух захватывают кадила с терпким дымящимся ладаном. Их цепи, уверенно висящие в воздухе, расположились ровно на тонких синих запястьях мертвого мужчины. Кто-то позади выразительно чихает, отвлекая от мыслей о мотивах убийства и возможном портрете образа, которое пытался составить убийца. — Всем быстро надеть маски или респираторы для защиты дыхательных путей, — двинувшись к машине, приказывает Антон, моментально натягивая на лицо аккуратные резиночки лицевой масочки. — Я кому сказал, блять! Граждане-очевидцы, вы можете быть свободны. Нечего тут смотреть. Начальству приказано приостановить работу цехов на сегодняшний день. — Я связался с отделом кадров. Мужчина здесь работал, — делится информацией неясно откуда появившийся Позов, пока Шастун устанавливает на неровную промерзшую почву неустойчивую стремянку. — Ляпин Геннадий Кириллович, 38 лет, не женат. Постоянно ходил в церковь, был достаточно набожным, работу на заводе выполнял идеально. Его даже начальник однажды наградил за помощь производству, когда его коллеге чуть не перерезало половину лица сорвавшейся леской. Антон долго смотрит на мужчину напротив, хмуря густые брови. — Когда-то он помог коллеге не умереть и теперь сам висит на заборе с такими же повреждениями? Причем тут тогда ладан, и… кем был его коллега? Позов тупит взгляд, словно жалеет, что сам не догадался заранее узнать эту информацию. Почесав изгиб брови, он виновато поджимает губы и отрицательно качает головой. — Сам не знаю… — Пробей, кем был тот коллега и всю на него подноготную. Мне нужны списки всех работников, как-либо контактировавших с Геннадием. И Пашку сюда позови, он мне нужен. Дима понимающе кивает и, шмыгнув от холодного воздуха покрасневшим носом, стремительно ретируется в сторону толпы начальства. Следом за ним к Антону подходит судмедэксперт, не менее продрогший, но отчего-то улыбающийся. — Странно ты выглядишь для человека, которому придется этот труп греть и перебирать грудную клетку, — зыркнув недовольным взглядом зеленых глаз, поясняет мужчина, пока сам Воля уже принимается копаться пинцетом между ветвями прекрасных, но уже мертвых цветов. — Да я просто вспомнил, как мы желторотиками впервые проблевались с обычного трупа самоубийцы, — поморгав пару раз и выпустив пар из раскрывшегося рта, делится Паша. — Я-то более-менее привыкший, считай, сколько в морге пробыл, а вот ты… Антон усмехается на упоминание неудачного выезда на квартиру, где их ожидала уже бледная девушка. Неразделенная любовь творит именно такие вещи: ножом вначале режет по сердцу и только после — по нежным тонким запястьям ласковых рук. Тогда Ира еще была жива и заменяла целое солнце, теплом согревая их общую квартиру с уютным скандинавским декором. Антон до сих пор помнит каждое касание ее губ, когда после тяжелого рабочего дня он чувствовал объятия крепких рук и жар девичьего тела. — Чего завис? — ткнув локтем в ребро, усмехается Паша, чуть не роняя таким резким движением их обоих с болтающейся лестницы. — Подумаешь, блеванул. Все блюют при первом трупе. Тонкое лезвие пинцета с предельной осторожностью освобождает пространство переплетенных тысячей капилляров легких, пока Антон сам не останавливает чужую руку, чтобы присмотреться. Резко содрогнувшись, сердце мужчины продолжает биться медленно, но верно, обозначая лишь одно. — У него сердце бьется! Живой?! — Просто трупные конвульсии, ничего больше, — хмуро отвечает Воля, растягивая широкий пенал с аккуратно выложенными и обработанными спиртовыми средствами хиругическими приспособлениями. — Такое бывает, но с сердцем вижу впервые. Сейчас посмотрим… Сердце замирает на секунду. И вновь бьётся, вызывая в Шастуне смесь удивления и чувства подступающей к горлу тошноты. Голова взрывается тысячами видов болей, собирающихся в висках, вынуждающими задышать часто и глубоко. Антон слегка щурится, ожидая лишь того, чтобы болезненные чувства поутихли. Судмедэксперт делает небольшой надрез, раскрывает расширителем куски почерневшей от свернувшейся крови ткани. Из расщелины сердца, издав писк, появляется маленький клюв, а после и весь владелец выпутывается прочь из пучин темной заварухи, в которую так бесцеремонно был заключен. Совсем молодой воробей, чирикнув более уверенно, расправляет влажные от слизи крылья и, рассмотрев совершенно некомично вытянувшиеся в отвращении лица, хлопая крыльями, отлетает к близстоящему дереву. — Птица? — не веря своим глазам, переспрашивает Паша, все тем же взглядом осматривая раскуроченный разрез внизу органа. — В сердце, — кивает Антон в подобной реакции, выуживая из кармана пальто пачку сигарет. — Снимаем труп, едем на базу.18 ЯНВАРЯ, 2021 ГОД ПОНЕДЕЛЬНИК, МОСКВА 17:02
— Так, — прервав тишину, Антон тут же смолкает. Закурив очередную за вечер сигарету, он недолго смотрит в небольшое окно, выходящее на задний двор полицейского отделения. Там, в шуме смеха и возгласов, Матвиенко и Позов пытаются победить друг друга в снежки. — Теперь давай снова и с остановками на вопросы. Паша, уставший от долгого удаления цветов из новоприбывшего трупа, проводит холодной ладонью по осунувшемуся лицу и делает глубокий вдох. — Потерпевший умер вчера примерно в четыре часа вечера. Причина: остановка сердца. Вызвана была препаратом для повышения давления. Сердце просто не выдержало. Его повредил птенец ко всему прочему, изнутри множество царапин и оторванных кусочков тканей. Воробей выбраться пытался, а потом сдался. Я нашел рядышком с моим надрезом неаккуратный шов. Человек явно не из хирургов, руки ну слишком сильно трясутся. То ли в состоянии аффекта был, то ли пьян, то ли у него тремор хронический. — Слишком много догадок, — недовольно тянет Антон, сщурившись от легкой тошноты и дыма ментоловой сигареты. Паша слегка покашливает и отходит чуть подальше, будто хочет сказать фразу а-ля «задолбал дымить, в твою трубу скоро Санта Клаус ввалится», но отчего-то сдерживается. Усталость сама говорит за себя. — Легкие истыканы цветами. Они, кстати, очень редкие, и я не понимаю, откуда они могли взяться. Все, кроме космоса, не выживут в нашей среде, слишком теплолюбивы. На запястьях следы только от лески и цепей кадилов. Рот разрезали кухонным ножом, неаккуратно, но старались сделать по линии зубов. Пальчиков не обнаружено, следов слюны, спермы, волос, жировых остатков и так далее нет. — Значит, зацепок тоже нет? — отведя взгляд от наблюдения за детскими игрищами взрослых мужчин за окном, Антон тушит сигарету в пепельницу и чешет кончик аккуратного носа. Карие глаза смотрят в ответ с такой виной, словно Паша и вправду из ничего обязан был найти хоть какую-то зацепку. — Меня только беспокоит, что убийство ну очень похоже на серию тех, что фигурировали в одном из незакрытых дел. — А, то, которое за 98 год? — Паша зарывается пятерней тонких пальцев в мягкие волосы, ворошит прическу и поправляет на себе белоснежный халат. Антон сводит к переносице брови, смотря на друга со смесью обиды и удивления. — А ты-то откуда знаешь? — Да твой Позов всем разболтал уже все. Вот надо было ему нос свой опять сунуть и прийти ко мне выпендриться тем, что он знает, — Паша поднимает обе руки, пальцами изображая образные кавычки, — кое-какую информацию. Антон закатывает глаза, прильнув виском к холоду оконного стекла. — Нет, ну что за человек, — бурчит он, смотря на опустевший двор. Видимо, победила дружба.