Die rote Blume//Алый цветок

24 ЯНВАРЯ, 2021 ГОД МОСКОВСКАЯ ОБЛАСТЬ, ДЕРЕВНЯ РУДИНО ВОСКРЕСЕНЬЕ, 8:45 Бордовые лепестки разбиваются в дребезги об блестящий лед земли. Опадают, как хлопья снега, покрывая застывшую грязь своей благородной чистотой. Где-то в сером свинцовом небе скрывается абсолютно мутное солнце. В это время года оно выходит крайне редко, особенно по утрам, когда даже ранние птицы едва раскрывают блестящие крупинки глаз. А с охладевших роз все так же опадают лепестки, останавливаются на бледных щеках и пушистых ресницах, покрытых серым инеем. Кружат в танце танго, пока их не встречает ладонь смерти. — А птицы еще не щебечут, — напевает длинноволосая красавица, кружась в облаке сошедших с неба разнообразных снежинок и сорванных лепестков с обмерзшей розы. Будто ища свое укрытие, дуновения морозного ветра вязнут в ее темных локонах, а нежная кожа, что совершенно не прикрыта теплыми вещами, обрамлена гусиным покровом. Она вышла, буквально, в том, в чем родила ее мать — в длинной белой сорочке, выражающей черты тонкой талии и затвердевших от морозного воздуха сосков. — Не сияет нам утренний свет. Сидя на деревянной ступеньке, ведущей в небольшую хижину, и играя на классической гитаре незамысловатую мелодию давно позабытой песни, мужчина с особым вожделением не сексуального желания смотрит на кружащуюся женщину. Все мысли его заняты ее пружинистыми локонами и сладким запахом лебединой шеи, а тонкие запястья, плывущие в воздухе мирными волнами теплой реки, вызывают в нем вздохи восторга. Пальцы перебирают новые струны с легкостью, не механической отработкой, а с самой душой, вырывая из нутра деревянного инструмента динамичное звучание аккордов, сложенных разнообразным перебором. — А внутри горит пламень объятий, — продолжает женщина, переступая ногами, прикрытыми тонкими аккуратными носками, через лежащее на земле окровавленное тело. — Деланными любовью ко мне. Она делает еще пару оборотов, почти путаясь в своих волосах и заливисто смеется, приседая рядом со своим возлюбленным. Покачавшись пару раз под мелодию, растягивает губы в мягкой улыбке и примыкает виском к крепкому плечу мужчины. Тот, закончив играть, откладывает гитару и лениво закуривает последнюю сигарету из помятой пачки. — Юрк? — зовет длинноволосая ундина, поглаживая тонкими пальчиками разноцветную татуировку на груди, не скрытую растянутой серой майкой. — М? — гулко отвечает мужчина, хмуря по глупой привычке густые брови, опускает взгляд на макушку жены и, ухмыльнувшись, кратко целует в нее. — А почему именно он? — с ропотом женской заинтересованности она задает вопрос. Перед глазами, прикрытыми на секунду пышными ресницами, отвратительным изувеченным телом лежит давний ухажер. Еще живой, раскрывающий в немом крике глубоководной мерзкой рыбы свои блеклые губы и дергающий пальцами по самому настоящему льду под собой. Она знает: ревность — малышка вредная, вечно голодная, но одновременно почему-то слабая и грубая, вечно вызывает у мужчин слишком сильный импульс злости. — Потому что смотрел он на тебя нехорошо, — свободно пожав плечами, отвечает Юра, стирая с заросшей щеки капельки крови. Перерезать связки и не повредить артерию оказалось крайне тяжело, но он осилил это испытание, данное ему несуществующим Богом. — А ты для меня, Анечка, самая главная ценность. И никакой урод не влезет в наше таинство. Тело на земле неприятно хрипит, а из раскрытой раны резко прыскает струя крови. Белоснежная земля окропляется яркой жидкостью, чуть подпаливает острые краешки льда. — Юр, — повторяет свой зов она, теребя тонкими пальчиками край длинной сорочки. — А? — потушив горящий огонек сигареты об холодную деревянную ступеньку, вновь отзывается мужчина. — Я в Москве еще один домик частный знаю…там дама красивая живет…она однажды кое-что сделала нехорошее… Юра думает недолго. Смотрит прищуренным взглядом на изворачивающийся змеёй полутруп перед собой и в загадочной улыбке растягивает свои чуть пухлые губы. Длинные, аккуратные пальцы, с небольшими мозолями на подушечках от острых струн, сцепляются в единый замочек между двумя руками, пока сгорбленная фигура крепкого тела сидит недвижимо, как скала. Наконец он выпрямляется в спине до тихих хрустов позвонков и поворачивает голову к лику прекрасной возлюбленной, прочищая перед ответом горло. — Для тебя готов хоть всю Москву завоевать, — карие глаза мужчины мерцают тысячами чувств, предназначенных только для *нее*. Той, что однажды открыла для него целый мир, заполнила его до краев и по сей день держит прекрасный уют их крепких чувств. Анна на ответ счастливо улыбается, словно ребенок новой игрушке. Повернувшись на бок, ухажер гулко стонет. Посиневшей от холода рукой закрывает пульсирующую рану на отекшей шее, и ногами отчаянно старается перебирать по скользкой земле. До леса далеко, но тот не оставляет тех жалких попыток, которые по глупому мнению могут спасти. За медленно передвигающимся телом следуют полосы кровавых следов, сменяющихся углублениями проломленного льда и остатков снега, опадающего с неба так мирно и нежно, словно сама Зима накрывает блаженного своим огромным белым покрывалом. Юра медленно поднимается с места и, хлопнув в ладоши, скалится жестоким зверем. Шагнув на ступеньку ниже, он поклоняется своей возлюбленной и ловко ловит ее ладонь. — Пора бы и честь знать! — восклицает Анна, нетерпеливо спрыгивая поскорее на промерзлую землю. Схватившись за крепкую ручку деревянного ножа, они оба заканчивают долгие страдания несчастного ухажера. 24 ЯНВАРЯ, 2021 ГОД МОСКВА ВОСКРЕСЕНЬЕ, 16:38 Трель будильника может взбесить настолько, что даже самый спокойный в этом радушном мире человек из ниоткуда неожиданно вынет пистолет и заставит смолкнуть пищащее исчадье Ада. Очередной переход на длинный куплет и Антон вроде бы обожает эту песню Эминема, да только сейчас она подло и до костей обидно прерывает неожиданно ставший крепким сон. В воскресенье Шастун не стал шататься по клубам, кафе. Не решился назначать встречи, которые из-за общения неимоверно сильно выматывают и без того уставшего мужчину. Дело с их убийцей оказалось продуманным, странным. И Антона все чаще посещают мысли: всё повторится. Он придет на работу, а там его коллеги принесут папку с ещё одним делом. И тот же почерк, та же картина Сальвадора Дали, искаженная призмой под названием «жизнь». Он хотел бы пригласить в их отдел человека, идеально походящего на Уилла Грэма, чтобы тот своим профессиональным взглядом психопата понял мотив и нашел их личного Ганнибала Лектора, да только здесь не произведение книжное и не снятый по нему фильм с сериалом, здесь жизнь, которая всегда строит из себя недотрогу и грубую, но справедливую, даму. Телефон смолкает на минуту. Пиликает пару раз, уведомляя о сообщениях, но в экране не гаснет, наоборот: озаряет лицо капитана во тьме вечернего зарева. Перевернувшись на живот, Шастун загоняет руки под мягкую подушку, носом тычется в мышцу руки и выдыхает шумно, отчасти даже недовольно, когда будильник вновь разражается вымораживающим звуком будильника. Антон открывает красные от сна глаза, шмыгает измятым носом и прикрывает рот, стирая слюну с щеки об наволочку подушки. Вперившись тупым взглядом в звенящий гаджет, только сейчас он понимает, что не ставил будильников, да и треков таких не использовал для них точно. А это означает, что… — Позов, ты совсем охерел? — шипит в микрофон телефона Антон, потирая левый глаз свободной рукой, пока правая удерживает на весу наполовину заряженную ношу. — Воскресенье, вечер. Если причина неуважительная, то уволю к херам собачьим. — Так точно, Антон Андреевич, — невесело отвечает Дима. Мужчина только сейчас понимает по гулкому звуку и прерывистому дыханию, что тот стоит на их лестничной площадке и делает затяжки крепкой сигареты. — У нас труп. На Мезенской, дом семьдесят. — Частный что-ли? — прочистив горло от сонного хриплого голоса, Антон поднимается на кровати. Рука тащит брюки с кресла, расправляет их и поочередно натягивает на каждую ногу, пока не приходится прижать телефон щекой и не встать в полный рост. — Так точно, — издав новый краткий ответ, Позов тушит сигарету. Шастун понимает это по характерному звуку бренчания стекла на металлической перилле. — Самоубийца? — Никак нет. Волю брать с нами? — Бери, — кивает зачем-то Антон, понимая позже, что такого жеста собеседник совершенно точно не увидит. — Нечего ему в своем морге сидеть, нам поможет понять что стряслось. А кто вызов сделал? — Сосед. Он с погибшей роман крутил на стороне, у них договоренность на встречу была. Она на звонки не отвечала, вот и пошел узнать что за дела. По итогу нашел труп. Антон натягивает теплую толстовку, носки, поставив заведомо телефон на громкую связь, тащится в прихожую. Кот, лежащий на своем теплом лежаке с явным недовольством поднимает голову с взлохмаченной шерстью, показывая одним лишь взглядом краткое: «я тебе сейчас такое учиню». В качестве извинений, решив еще и немного потянуть время, Шастун накладывает питомцу лишнюю порцию любимого паштета от известной фирмы кошачьей еды. — Понял. Скоро буду. За недлинным ответом следуют протяжные гудки, вынуждающие серое вытянутое лицо сморщиться еще больше. Наступает легкая тошнота и головная боль, а поврежденная в порыве паники лопатка нещадно ноет. До места Антон добирается за полтора часа. Высокие дома в пятьдесят этажей и ряды высоко выросших, но сейчас голых деревьев, сменяются аккуратными домиками из блоков, кирпича и дерева. То там, то здесь снуют на цепи обозлённые отчего-то на машину собаки, а на высоких заборах временами сидят пушистые кошки и коты, расслабленно жмурясь и хвостом разметая около себя блестящий в свете фонарей снег. Заметив несколько патрульных машин и нервно курящего вновь Позова, Антон рвано выдыхает. Отличающийся от всех своим неимоверным спокойствием, сейчас Дима нервничает гораздо сильнее остальных. Чуйка у парнишки что надо. Капитан делает вывод: вечер будет веселым до дрожи в коленных чашечках. — Уже выяснили что-нибудь? — пожав крепкую ладонь коллеги, Антон останавливается около полуразвалившегося колодца. Тот, извергая из себя запах несвежей воды, приветственно скрипит, стоит маленькой льдинке попасть в его сгнивший наполовину деревянный каркас. Дима, до этого явно пребывавший в раздумьях, кивает вверх-вниз, безмолвно давая положительный ответ. — Женщину звали Мия, — пожимает плечами мужчина, пряча в глубоких карманах пальто свои охладевшие руки. Антон уверен: в доме не теплее от слова «совсем». — Сергеева Мия Георгиевна, если быть совершенно точным. 33 года, не замужем. По куче рассказов соседей была гуляющей, с мужчинами долго не жила, детей нет. — Но с нашим свидетелем крутила? — приподняв в недоумении бровь, Шастун поворачивает голову в сторону крепко закрытых окон. На одном из них, медленно мерцая, висит одинокая гирлянда. Отчего-то капитану становится тоскливо и тревожно, а голос в его голове заполошно повторяет:

БЕГИ БЕГИ БЕГИ БЕГИ БЕГИ БЕГИ БЕГИ

— Простая интрижка длиной в месяц, — вновь пожимает плечами Дима, явно стараясь таким способом согреться. — Очередная девчушка, прожигающая свою скучную жизнь… Антон с усмешкой кивает, мысленно благодаря Позова за его открытую прямолинейность и правильную позицию в жизни, затем принимает из рук коллеги резиновые перчатки и нехотя натягивает их холод на свои длинные пальцы. Ступить в дом оказывается особенным испытанием: словно оное целый обряд. Разорвешь его, разобьёшь его ход, как величественное зеркало, и семь лет будешь страдать от неудач, проклиная день, когда поторопился с ритуалом. Но массивный ботинок все-таки ступает медленно на деревянную поверхность пола, перемещая высокорослое тело внутрь узкой террасы. Здесь, блестя инеем, сверкают в луче фонарика узоры снежинок на окнах, а в дальнем углу, жужжа, кряхтит советский холодильник. Открыв его, Антон обнаруживает лишь пару позеленевших кусков свинины и початую бутылку дешевого пива. Закуски не находится, как и адекватной домашней еды. Следом, войдя в массивную дверь, мужчина оказывается в основной части дома. Старая, низкая тумбочка с привинченным зеркалом и висящей на одной петле дверцей, куча дешевой косметики, чуть поношенная обувь и внушительно дорогая шуба из норки. Шастун светит фонариком в темную комнату слева. Луч света освещает заправленную двуспальную постель и аккуратный шкаф-купе, немного приоткрытый в отделе с вешалками. Зеркало, висящее на перемычке в середине, приветственно блестит отражённым лучом и благодаря тому Антон замечает несколько приклеенных фотографий. Две девушки, счастливо улыбающиеся. Красивые и молодые, обнимающие друг друга так, словно давние подруги или даже родственницы. Что-то неясное задевает Антона, словно в их улыбках читается некая фальшь. Немного подумав, он идет дальше. В соседней комнате справа оказывается аккуратная кухня с едва начатым ремонтом и мерно тикающими на стене часами, а впереди, после длинного коридора — гостиная. Именно в ней горит желтого цвета тусклая люстра и доносятся знакомые монотонные голоса. — Черепно-мозговая травма, — Паша немного приподнимает голову трупа, осматривает внимательным взглядом запекшуюся рану на макушке и невольно фыркает, кивает. — Да, явно чем-то тупым и… Резко мужчина смолкает, внимательно всматриваясь в длинную рану, словно прорезанную острым ножом неумелого хирурга. Проведя пятерней по длинным окрашенным в цвет меди волосам, судмедэксперт отодвигает слой кожи. Один из желторотиков, согласившихся на работу в воскресенье, прикрыв рот, стремительно пролетает мимо капитана на выход. Последнему остается лишь наблюдать, как сверкают пятки его начищенных новых берец. Павел же, совершенно не отвлекаясь на посторонний шум, свободным движением раскрывает черепную коробку. — Мозга нет? — догадывается Антон, когда Воля застывает в немом вопросе нецензурного характера. — Пустая голова. Обрезали нервные каналы глаз, сосуды. Неаккуратно, как будто мясник пришёл с работы и перепутал ее с теленком. Антон присаживается рядом с другом, бегло осматривает взглядом всё ещё сонных глаз лежащее тело и сильно хмурится. Не изнасилована, но убита. Не ограблена, но убита. Она убита. — Пришли с явным намерением её убить, — кивнув на сервант с открыто лежащими там деньгами, Антон поднимается на ноги. Смотрит по сторонам, не замечая странностей в окружающей картине. Аккуратный диван, просторная стенка с плазменным телевизором, небольшой компьютерный стол с ноутбуком и горящая на нем маленькая лампа на специальном креплении с кронштейном. — Кому-то насолила или же…а мужчину, который ее нашел, вы допросили? Как он себя вёл? Едва успев зайти в дом, Серёжа получает вопрос буквально в свой широкий лоб. Поправив фуражку на голове, он ведет густыми бровями и уверенно кивает. Антон замечает на его шее фиолетовые укусы — засосы — оставленные явно нетерпеливой пассией. — Да почти в истерике он был при допросе, — отвечает спокойно Матвиенко, фотографируя труп, пока Позов снимает с поверхностей хоть какие-то следы. — Говорил, что испугался сильно. Что жалко ему её и за свою семью боится. Здесь особо следов нет, да и холодно. Не нравится мне тут… — Мозг надо найти, — подает голос Воля, раскрывая лёгкую блузку девушки у всех на виду. Антон быстро отводит взгляд, когда замечает, что под ней нет лифчика или хотя-бы просторного топа, который смог бы скрыть прелести женского тела. — Вы все комнаты осмотрели? — холодным голосом интересуется Шастун, медленно раскрывая верхнюю пуговицу грузного зимнего пальто. От головной боли ему резко становится жарко. Тем временем коллеги, которым задали прямой вопрос, отчего-то часто хлопают ресницами и бегло смотрят друг на друга. — А ты кухню проверил, как я просил? — первым подает голос Дима, так и оставив руки с массивной щеточкой и пудрой в пальцах повисшими в воздухе. От возмущения Серёжа раскрывает рот. — А с чего бы это я должен проверять был? Я и бы тупо не успел и вообще… — Заткнулись оба. — жёстко и грубо прерывает тираду и нарастающую ссору Антон, смотря на пререкающихся так отчужденно и даже зло. — Я сам проверю. Закругляйтесь тут и едем в часть. Антон отступает на два шага, поворачивается на девяносто градусов и стремительно направляется в сторону непроверенной комнаты. Обостряются чувства, когда покрасневший краешек уха улавливает безобидное биение механизма в настенных часах. Он осторожно заглядывает в помещение, замечая на газовой плите крупную желтую кастрюлю. Расстегнув пальто полностью, мужчина медленно проходит на кухню, невольно прислушиваясь более усиленно, нежели минутой ранее. Звенящая тишина, развеиваемая тиканьем одиноких часов и шумное дыхание его самого, заполненное чувством ужаса. Антон неуверенно раскрывает кастрюлю, отводя свое лицо подальше от ее краев, укладывает крышку на столешницу, подрагивающими пальцами задевая тонкий бокал из-под вина. Звучит легкий писк, словно задавленная в мышеловке несчастная мышка дает свой предсмертный знак, а после из кровавой жижи с кусками пропавшего мозга исходит густой дым воспламеняющегося пороха. Мужчина испуганно закрывает крышкой кастрюлю, смотрит неосознанно на часы и понимает: их стрелки уже давно застыли на одном положении, встречаясь в сутки лишь пару раз на одном и том же времени. — Живо из дома! Тут бомба, блять! — орёт набатом Шастун, стремительно вылетая из кухни, буквально за шкирку оттягивает от близкой к кухне стены Матвиенко и падает вместе с ним на пол. Закладывает уши громкий взрыв, треск ломаемых опор дома, услужливо загородивших выход. Паша отлетает чуть дальше, прикладываясь спиной об шкаф, а Дима, успевший сгруппироваться, прячется за открытой дверью маленького туалета. Трещат возгораемые от взрыва доски, загорается маленькая нитка, подсоединённая к большому баллону газа. Как дорожка кокаина перед наркоманом, она стремительно исчезает, направляясь уверенным огоньком к своей огромной цели. — Антон, вставай! — орёт Матвиенко оглохшему напрочь начальнику, похлёстывает того по бледным щекам, приводя в чувство, пока Позов отчаянно ломает крепкие стекла пластиковых окон. Жестокий огонь, перебираясь с кухни, воспламеняет ткань штор, лежащего ковра и половиков. Становится тяжелее дышать, в глаза застилает пеленой крови. — Сука! — в панике кричит Дима, отбрасывая прочь от себя молоток. — В спальне, — вспоминает Шастун, ощущая, как на обожженной руке уже проступают водянистые пузыри. — Там окно не пластиковое, гирлянда… Именно то окно, что было освещено тоскливым светом одинокой гирлянды, не оказалось заменено на пластиковое. Явно живущее со времен переделки дома, оно сохранило на себе лишь два экземпляра тонкого стекла. Не держащего тепло и легко пробивающегося. Дима на такую наводку нервно кивает и стремительно ретируется в другую комнату. За сиим следует звонкий треск преграды, отчетливый визг сирен пожарных машин и далекий крик людей на улице. Антон кашляет от дыма, быстро поднимаясь на ноги. Хватает Пашу за руки, закидывает на свое плечо, а Серёже дает команду, прогоняя того в соседнюю, опасную и в ту же секунду спасительную, комнату. Когда они оба добираются до окна, за их спинами уже рушится потолок. Сгорая как маленькая спичка, дом намеревается похоронить их всех под шквалом обжигающего дерева. Первым спасается Дима. Так и не пришедшего в сознание Пашу получается вытащить вторым. После выпрыгивает прочь и Серёжа, вовремя успевший уклониться в прыжке от падающей горящей деревяшки. Последним, как и положено капитану, вылезть пытается Шастун. Протиснувшись до середины торса в оконную раму, его ноги прижимает горящей балкой. И вот она: боль, которую он так боялся и одновременно с тем восхвалял годы напролет. Ниточка заканчивается у основания баллона, утопает под его маленьким вырезом, юрко разогревая несколько пластин, приклеенных ко дну. Ещё немного и произойдет взрыв. Антон прощается с жизнью, треплясь в заточении, как несчастная пташка в клетке из костей. Крепко схватив за запястья, его тащат вниз. Не обращают внимание на нечеловеческий вопль от сдираемой кожи и явную потерю сознания от шока. Буквально вынуждают врезаться дрожащим телом в холод снега и пытаться ползти хотя бы немного дальше от голодного огня. На периферии сознания он слышит новый, более громкий взрыв, вой собак и крики людей, гул сигнализаций пожарных машин и протяжный смех своей давно усопшей жены. Та, склонившись над ним, оставляет холодный поцелуй на коже лба и моментально исчезает во тьме. Антон отключается, истекая в собственной крови, а, получивший подключение к связи, телефон в его кармане взрывается множеством уведомлений. ХХХ Мне нужно Вас предупредить! ХХХ Антон, ответьте! ХХХ Не лезьте в дом с убитой девушкой. ХХХ Не суйся туда, придурок. ХХХ ИДИОТ, ТАМ БОМБА ХХХ АНТОН