I dissolve in trust

Я опаздывал. Парни наверняка уже собрались в студии. Ладно, двадцатилетняя дружба простит мне получасовое опоздание. Всё потому, что некому было разбудить меня. Неделю я ночевал один. Он уехал, чтобы провести время с детьми. Его дети – чуть ли не единственные люди, которых он действительно любил, безгранично, всем сердцем. И я, тоже будучи отцом, прекрасно его понимал. Однако сегодня по случаю записи он будет здесь, и я наконец его увижу. Конечно, при друзьях мы ограничимся не слишком страстными объятиями, но вот вечером.. я уверен, он убедит меня в том, что он очень скучал. Наскоро собравшись и накинув пальто, я поехал в студию. Новый альбом — это всегда тяжело, несмотря на то, что за такое время этот процесс был достаточно налажен: каждый занимался своим делом и старался не лезть на территорию другого. Но это же Раммштайн, а значит, без многочасовых споров никак не обойтись. Что ж, все давно привыкли. В более чем прекрасном расположении духа я вошёл в здание, вызвал лифт. Табло над дверями показало единицу, створки начали разъезжаться. Но не успел я сделать и шага, как, чуть не свалив меня с ног, из лифта вылетел он. Ноль внимания на меня, как будто я уменьшился настолько, что стал совсем уж незаметен. -Рихард! – окликнул я. Он даже не обернулся. Зная, что догонять его бесполезно, в полном недоумении я поднялся в студию. Там царила удивительная тишина. Я кашлянул, привлекая внимание согруппников. Они тихо произнесли слова приветствия, но ни один не поднял глаз. Будто они не решались встретиться взглядом со мной. Я ничего не понимал. В голове не было ни малейшей идеи, которая могла бы объяснить происходящие. -Эй, может, вы уже объясните, что случилось? Первым, как и следовало ожидать, заговорил Тилль. -Пауль, сейчас у нас с Рихардом состоялся разговор. Очень сложный разговор.. -И о чем был этот разговор? – внутренне замирая, поинтересовался я. -Мы сообщили, что группа не поддерживает его начинания, и мы все считаем, что ему пора с этим завязывать. - Все - это вы четверо? -Пятеро. -И кто же пятый? - тупо спросил я. Тилль отвернулся. -Ты, Пауль, ты пятый. Мой мозг катастрофически медленно осознавал эту информацию. Почему он всё-таки вылетел из студии? Что они ему сказали? И тут до меня дошло. - ЧТО?? Что вы ему сказали? – заорал я, подскочив к Тиллю, и, рванув за плечо, развернул его к себе лицом. Тилль безучастно смотрел на меня. - Мы сказали ему, что мы все, включая тебя, думаем, что его группа это недопустимый БРЕД! – на последнем слове вроде бы невозмутимый Тилль сорвался на крик. - Но.. но это же неправда. Ты хоть понимаешь, что ты заставил его думать, что я предал его? Я, насколько это было возможно, учитывая соотношение наших габаритов, тряхнул его за плечи. - Как ты мог? - свистящий шёпот сорвался с моих губ. В глазах Тилля мелькнула вина и сочувствие. - Прости, Пауль, но так будет лучше. Лучше для всех нас. Я оттолкнул его. Я совсем не видел его лица теперь. Глаза застилала какая-то пелена. Неужели это слёзы? -Да что ты вообще понимаешь? – зло бросил я. Я бежал по лестнице, потому что был слишком зол, чтобы ждать лифт. Я вылетел из здания, совсем как десятью минутами ранее сделал он. Сел в машину, со всей силы хлопнув дверью, опустил голову на руль. В голове билось лишь постоянно повторяющееся «Что делать?» и множество непечатных слов. Я откинулся назад на сидение, спрятав лицо в ладони. Что же мне, чёрт возьми, делать? Шумно выдохнув, я отнял руки от лица и завёл двигатель. Сначала нужно поехать в нашу квартиру. Да, это лучшее решение сейчас. Каждая, даже минутная остановка на светофорах казалась мне слишком большой задержкой. Я тупо колотил рукой руль не в силах что-нибудь изменить, хотя очень хотелось взять наш концертный огнемёт и сжечь все эти светофоры к чертям. Припарковав авто (кажется, я забыл даже закрыть его, но это волновало меня меньше всего), я ринулся в дом. В квартире меня ждал полный хаос. Его вещей, конечно же, не было на привычных местах. Куда он мог поехать? В голову пришёл только Нью-Йорк. Не знаю, почему я был так в этом уверен, что тут же поехал в аэропорт, не додумавшись хотя бы позвонить ему. Впрочем, очевидно, что это предприятие закончилось бы неудачей. Не удивлюсь, если его телефон уже нашёл последнее пристанище где-нибудь на дне Шпрее. Удачно добравшись до аэропорта (светофоры, видимо, опасались показывать мне красный) и распугав перекошенным лицом немногочисленную очередь, я купил билет до Нью-Йорка. К счастью для здания аэропорта и окружающих, регистрация на вылет ожидалась через полчаса. Это было максимальное время ожидания, которое я мог выдержать. Опустившись на сидение в самолёте, я, наконец, задумался, с чего я вообще взял, что он в Нью-Йорке. Конечно, уверенности никакой не было, но с другой стороны, куда ещё он мог поехать. Ведь он так любит этот город. Там он чувствует себя по-настоящему живым. Говорит, что голубое небо дарит ему счастье, а в Берлине он его видит редко. Пережитые волнения сказались на мне, и я, к счастью, уснул, ибо лучше забыться сном, чем девять часов мучиться мыслями. Но снился мне не он. Только огромное солнце, от которого я не мог отвести взгляд. Оно то ли сжигало меня изнутри, то ли наоборот наполняло силами..