Back to preschool

              Молчание длится десять секунд, а затем дверь Мики открывается. Создается впечатление, что он только что проснулся, что, должно быть, и произошло, поскольку вчера он всю ночь работал в баре. Он смотрит на Люсиль, потом на Луку и Элиотта, и становится очевидно, что он сразу понимает, что тут происходит.        — Где дети?        Лука смотрит на него и улыбается.        — В нашей комнате.        Мика пересекает коридор, быстро кладя руку на плечо Луки, прежде чем направиться в комнату Элиотта и Луки.        — Мы можем спокойно поговорить у Мики?        Люсиль опускает голову, слишком выразительно глядя на Луку, который присоединяется к ним, как будто он ничтожество, и Лука сжимает кулаки, чтобы сдержать гнев, который грохочет внутри него. Он действительно прикладывает над собой усилия, чтобы быть спокойным и пытаться думать как взрослый, но она должна бы отплатить той же монетой. Она поворачивается к Элиотту, полностью игнорируя Луку, как будто его не существует.        — Я хочу его увидеть. Я хочу поговорить с ним.        Элиотт качает головой, возвращаясь в дверной проем, чтобы помешать ей пройти.        — Ты не войдешь, пока не появится наш адвокат. Но почему, блять, ты вообще о нем спохватилась сейчас? Он тебе никогда не нравился. Тебе действительно нужно снова пустить мою жизнь по пизде прямо сейчас? Ты не могла просто подписать бумаги и оставить нас в покое?        Люсиль смотрит на него мрачным взглядом.        — Я имею право быть его матерью. Я его мать, Элиотт. Я не чувствовала, что смогу позаботиться о нем, когда он был маленьким. При учете тебя и твоих эпизодов ребенок стал перебором, чтобы я могла справиться.        Лука тут же кладет руку на плечо Элиотта, чувствуя себя отвратительно из-за того, что Люсиль винит его мужа в том, что она бросила своего сына.        — Теперь, когда он вырос, я думаю, что готова позаботиться о нем. Я хочу получить второй шанс.        — Это не так работает, Люсиль, — снова злится Элиотт. — И, если он тебе не понравится, ты отошлешь его обратно ко мне, так, что ли? Если у него биполярное расстройство, ты снова бросишь его? Ты хоть, блять, понимаешь, что говоришь? Ты не его мать, Люсиль, ты для него ничто. Ты не существуешь. Мы все предпочли бы, чтобы тебя не существовало.        Лука тянет Элиотта назад, чтобы успокоить в их квартире, прежде чем посмотреть на Люсиль.        — Мы должны подумать о Чарли и найти лучшее решение для него. И я думаю…        — Ты вообще заткнись нахуй! — в ярости кричит Люсиль. — Ты не имеешь права слова, ты ему не отец.        Люсиль пытается пройти вперед, чтобы подойти к Элиотту, но Лука отталкивает ее.        — Конечно, я его отец! — Лука в гневе, когда захлопывает за собой дверь, отрезая себя от Элиотта и детей. — Я воспитываю его уже 3 года! Я забираю его плачущим из школы, потому что он боится, что никто не придет за ним; я встаю посреди ночи, чтобы успокоить его, потому что ему приснился кошмар, в котором его бросили; я забочусь о нем, когда он болен, и я помогаю ему справиться со своим гневом. Я его отец, блять! Ты не имеешь никакого права так говорить! Ты не можешь просто появиться и думать, что он захочет пойти с тобой, когда он тебя не знает. Ты ничего о нем не знаешь! Может быть, ты сожалеешь о сделанном, а может быть, просто поняла, что любишь его и хочешь, чтобы он был в твоей жизни, но ты не можешь прийти сюда и сказать, что я для него ничто. Я люблю его, он мой сын. Я его отец, нравится тебе это или нет, так что, если ты хочешь быть матерью, хотя бы раз в жизни, подпиши эти ебаные бумаги и позволь нам быть счастливыми. Ты не можешь просто прийти сюда и разрушить нашу семью.        Лука снова открывает дверь в свою квартиру и захлопывает ее перед носом Люсиль.        — Детка, успокойся. Нам нужно сохранять спокойствие.        Лука смотрит на Элиотта и качает головой, давая волю своему гневу.        — Нет, я не успокоюсь! Черт возьми, он мой сын, — Лука заливается слезами в объятиях Элиотта. — Он мой сын.        Элиотт целует волосы Луки, нежно поглаживая его по спине.        — Я знаю, детка. Я знаю.        Лука отстраняется от Элиотта и осторожно толкает дверь в их комнату. Мика сидит на кровати и читает детям сказку, используя простыню, чтобы сделать платье, и строя из себя принцессу, заставляя детей смеяться.        — Она не может отнять вот это у нас, это несправедливо.        Элиотт прижимает Луку к себе, и они стоят, наблюдая, как Мика дурачится, чтобы заставить детей улыбнуться. Лука хотел бы закрыть глаза и забыть всю эту историю, но, когда он закрывает глаза, раздается легкий стук в дверь.        Элиотт целует Луку в лоб и открывает дверь, впуская их адвоката.        — Я только что говорил с ней. Она хочет поговорить с Лукой наедине, прежде чем вообще подумать о варианте подписи бумаг.        Элиотт тут же отрицательно качает головой.        — Это значит «нет». Она манипулятор. Она собирается…        — Я согласен.        Элиотт хватает Луку за руку, чтобы остановить.        — Нет. Она запудрит тебе мозги, она расскажет тебе все обо мне. Она собирается разрушить твою веру в нас, заставив тебя сомневаться во мне.        Лука кладет руки на щеки Элиотта, вынуждая его приблизиться и прижаться своим лбом к его.        — Ничто из того, что она скажет, не заставит меня избавиться от тебя или Чарли. Мне все равно, что ты делал, когда тебе было 16, 18 или 21. Я знаю, кем ты являешься, любовь моя, и люблю тебя таким, какой ты есть. Я с тобой в этом ебаном туннеле, и меня ничто не испугает, ясно? Я не отпущу твою руку, Элиотт. Я пойду туда, выслушаю, что она скажет, отвечу на ее вопросы, и, надеюсь, она согласится подписать бумаги.        Лука нежно целует Элиотта, прежде чем взять свою куртку, открыть дверь и выйти, его адвокат следует прямо за ним. Как только он выходит из подъездной двери и оказывается на тротуаре, дождь начинает хлестать его по лицу, но это почти ощущается успокаивающе. Лука смотрит на грозовое небо, и ему кажется, что вся Вселенная понимает его и так же печальна и сердита, как и он.        — Я подожду тебя здесь, Лука.        Лука смотрит на своего адвоката и кивает, входя в кафе. Люсиль сидит в углу за маленьким столиком и кажется более спокойной, чем раньше. Более задумчивой. Лука садится перед ней, и она неуклюже вертит ложкой в чашке.        — Хочешь чего-нибудь выпить?        — Нет.        Люсиль кивает и делает глоток кофе.        — Ты, наверное, думаешь, что я ужасная.        Лука изумленно смотрит на нее. Если он и ожидал вопроса, то не такого.        — Именно сейчас: да. Я не понимаю, почему ты пытаешься разрушить нашу семью.        Люсиль поднимает голову и смотрит ему в глаза.        — А до этого? Когда ты узнал, что я бросила своего сына.        Лука пожимает плечами.        — Честно говоря, я был удивлен, но потом подумал, что это довольно смело. Это лучше, чем оставаться и злиться на своего ребенка. Я думаю, что лучше не быть матерью вообще, чем матерью, которая не счастлива ею быть и которая следит за своим ребенком из чувства долга и обязательств.        Люсиль вздыхает и опускает голову, чтобы снова взглянуть на свою чашку, прежде чем внезапно опустошить ее.        — Я пыталась. Я действительно старалась. Но это было слишком тяжело. Я чувствовала, что он не любит меня. Когда у Элиотта случался приступ, Чарли все время плакал и иногда не успокаивался, пока я не укладывала его рядом с отцом в постель. Я никогда не влезала между ними. Когда я уходила, я думала, что это вина Элиотта, потому что он не оставил достаточно места между собой и Чарли для кого-то другого.        Люсиль смотрит на свою пустую чашку, и Лука машет официанту, прежде чем заказать два кофе.        — А потом ты получила наш запрос.        Люсиль кивает в знак согласия, и Лука осмеливается задать вопрос, который обжигает ему губы с тех пор, как он оказался перед Люсиль.        — Это потому, что я мужчина?        Люсиль распахивает глаза и качает головой.        — Нет, дело не в этом. Я знала, что Элиотт был пансексуалом, и мне было все равно. Правда. Но мне было больно. Когда я получила ваше заявление, я поняла, что Элиотт оставил достаточно места для кого-то другого, чтобы впустить его в жизнь Чарли, и это причинило мне боль. Я представляла себе, что, когда ему будет 10, 15 или 20 лет, Чарли придет ко мне, и мы сможем поговорить обо всем этом. Я хочу иметь возможность объяснить ему, почему я ушла. И меня просят больше не быть его матерью, поэтому я подумала, что если Чарли уже позволил кому-то другому войти в свою жизнь, то и со мной будет то же самое. Я думала, это будет как в кино: мать и сын смотрят друг на друга, а малыш прыгает к ней на руки, потому что узнал ее. А потом он начал кричать, и это сломало меня изнутри. Прости, что разозлилась на тебя. Ты кажешься хорошим человеком, прости, что я так кричала. С Элиоттом все по-другому, я думаю, у нас слишком сложное прошлое, чтобы мы могли спокойно разговаривать.        Лука благодарит официанта, который приносит им кофе, и обхватывает чашку руками, позволяя теплу немного подуспокоить его.        — Чарли очень подозрителен, и ему невыносима мысль, что однажды мы больше не будем с ним рядом. У него ворох неуверенности из-за того, что ты ушла, и, даже если ситуация улучшится, это действительно тяжело для него. Ему нужно время, чтобы довериться кому-то, ему потребовалось много времени, чтобы завоевать доверие своих тетушек. Он действительно очень хрупкий, и я не хочу, чтобы это причинило ему боль.        Люсиль кивает, вытирая слезу из уголка глаза, прежде чем посмотреть на Луку.        — С тобой он тоже выжидал? Время, чтобы почувствовать себя уверенным?        Лука вздыхает, но решает быть честным.        — Честно говоря, нет. Между нами все произошло так естественно. Даже когда мы с Элиоттом были просто друзьями, он всегда чувствовал себя со мной комфортно. Теперь мы очень привязаны друг к другу. Он мой сын, и я не хочу, чтобы он страдал. Он самая важная часть во всей этой истории.        Люсиль кивает и смотрит на бумаги адвоката, лежащие на столе.        — Если я подпишу их, то никогда больше не смогу быть частью его жизни. Как будто меня никогда и не было.        Лука делает глоток кофе, пытаясь взвесить каждое слово, прежде чем заговорить.        — Не совсем. Это простое усыновление, так что ты все еще будешь биологической матерью Чарли, но у тебя не будет родительской власти или опеки. У Чарли будет три признанных родителя, но мы с Элиоттом будем единственными представителями и опекунами.        Люсиль кивает и проводит рукой по волосам.        — Я знаю, что выгляжу как ужасная мать. Но в том-то и беда, что я никогда не чувствовала себя его матерью. Когда мы получили вашу просьбу, мой жених бросил меня, потому что он узнал, что я сделала, и он видит во мне монстра, который не сможет иметь семью. Прости, я не знаю, о чем думала, когда пришла сюда.        Люсиль начинает плакать, и Лука смотрит на нее почти с ужасом, чувствуя себя совершенно некомфортно. Он не может оставаться спокойным перед ее лицом, полным горя, но он не хочет обнимать и утешать того, кто может разрушить его семью. Поэтому он протягивает ей бумажное полотенце. И она смотрит на него, улыбаясь, прежде чем вытереть глаза.        — Спасибо. Извини. Я в замешательстве. Я запуталась.        Лука ждет, пока она успокоится, прежде чем снова заговорить, поэтому он смотрит на дождь, бьющий по стеклу позади нее. Капли падают, встречаются, а потом расходятся, и это очень успокаивает. Это дает Луке время подумать о том, что он хочет сказать, потому что он не хочет причинять боль Люсиль, но он не хочет потерять Чарли.        — Я не знаю, думала ли ты о нем в течение его четырех лет, сожалеешь ли ты о том, что ушла, и я никогда не буду пытаться представить себе, что ты чувствуешь, но я знаю, что не смог бы жить без него, потому что он — это часть меня. И все-таки думать надо не обо мне, не о тебе и не об Элиотте. Главное — делать то, что лучше для Чарли. Мы не отпустим тебя с ним в Тулузу, это точно, потому что его жизнь здесь. Мы — его семья, у него есть маленькая кузина, которую он любит, у него есть дяди и тети, две бабушки и дедушка и все его друзья. Мне жаль, что твой жених бросил тебя, и я убежден, что нас не следует судить по нашим прошлым поступкам, но ты действительно хочешь заботиться о Чарли? Вставать ночью, чтобы утешить его? Часами мучаться, когда у него жар, и не знать почему? Заставлять его делать домашнее задание? Часами торчать в магазине в поисках новой одежды, потому что он слишком быстро растет? Ходить в парк, даже когда идет дождь, только потому, что ему нужно подышать свежим воздухом? Управлять его гневом и держать его за руку, когда он в этом нуждается? Ты хочешь заботиться о нем или ты здесь, потому что считаешь, что так просто должно быть?        Люсиль смотрит на него, ничего не говоря, поэтому Лука слегка вздыхает, глядя ей прямо в глаза.        — Мы были семьей больше трех лет, но, пока ты не подпишешь его бумаги, я не могу юридически принимать никаких решений за Чарли. Если Чарли когда-нибудь захочет встретиться с тобой, я буду первым, кто поддержит его, потому что очень важно, чтобы он узнал больше о тебе и твоей истории. Точно так же, как я поддержу свою дочь, если она захочет узнать больше о своей семье в Танзании. Но сейчас я хочу быть отцом Чарли по закону, потому что люблю его. Речь идет не о правах, власти или крови, а только о любви. Я хочу быть в состоянии заботиться о нем, что бы ни случилось, потому что я люблю его. Он мой сын, и я хочу иметь возможность защитить его и заботиться о нем. Я хочу волноваться за него, брать его в парк посреди дождя и вставать ночью, даже если это просто для того, чтобы обнять его и дать ему снова уснуть. Я хочу помочь ему вырасти и дать ему понять, что я буду любить его, несмотря ни на что. Я просто хочу заботиться о своем сыне, и мне нужно, чтобы ты позволила мне это сделать.        Двадцать минут спустя Лука открывает дверь в их квартиру, слезы текут по его щекам, он просто не в силах сдержать рыдания. Чарли прыгает в его объятия, прежде чем он успевает произнести хоть слово, и тут же к нему присоединяются Жанна и Элиотт.        — Мы будем бороться, детка.        Лука качает головой, показывая подписанные бумаги и всхлипывая еще громче, в то время как Элиотт обнимает их троих.        Он плакал в тот день, когда его отец ушел, оставив его один на один с матерью. Он плакал в тот день, когда его мать положили в клинику. Он плакал в тот день, когда узнал, что его жених изменяет ему. Он плакал, когда самолет, который уносил его на другой конец света, взлетел, потому что он чувствовал себя самым одиноким в этом мире. Каждый этот раз он плакал, потому что чувствовал, что ему не позволено иметь семью.        А потом он заплакал, когда в первый раз прижал к себе Жанну. Когда ему сказали, что они собираются изменить ее медицинскую карту, чтобы он мог забрать ее во Францию. Когда он сел с ней в самолет. Он выплакал все глаза, когда официально удочерил ее. Он плакал, когда Элиотт сделал ему предложение. Он плакал как ребенок в день их свадьбы. И он плачет сегодня, потому что собирается усыновить Чарли.        Каждый последний раз он плакал от радости и облегчения.        Потому что да, он имеет право иметь семью, и эта семья идеальна.        Поэтому, конечно, когда чуть больше двух месяцев спустя Люсиль не отозвала согласие, а судья вручил им официальные бумаги и новую книгу регистраций семейного состояния, в которой указывалось, что Лука и Элиотт Демори — родители Жанны и Чарли, Лука заплакал, не в силах остановиться.        Но это не имеет значения, потому что он в объятиях мужчины, которого любит, они прижимают к себе своих детей, и все их друзья окружают их, крича от радости посреди площади перед зданием суда.        Элиотт осторожно вытирает слезу большим пальцем, прежде чем нежно поцеловать его. Все вокруг начинают кричать на разный лад, потому что начинается дождь, но ни Элиотт, ни Лука не делают ни малейшего движения, чтобы сдвинуться с места.        Это определенно один из самых прекрасных дней в их жизни.