— Для Империи невозможно получить ощутимую выгоду, пока эта выгода является потерей для любой другой нации на Калернии. Чтобы исправить это, мы должны отказаться от традиционной линии союза только со Злыми государствами и сделать так, чтобы наша выгода совпадала с интересами других держав.—
Отрывок из «Смерти века чудес», трактата Императрицы Ужаса Малисии
— Когда начинаешь строить планы, сначала нужно продумать желаемый результат, — начала Императрица. — Все остальные практические аспекты вытекают из намеченной цели, и определение того, достижима ли она в принципе, является наиболее важной частью процесса. Я зажгла свечи в своей палатке, устав от полумрака, несмотря на то, что могла видеть в темноте. Малисия взяла один из моих складных стульев и каким–то образом умудрилась сделать его похожим на трон, просто благодаря тому, как она держалась — через тело другой женщины, представьте себе, — в то время как я упала на сиденье, силой позаимствованное у графа Старого Дуба. «Награбленное» было таким уродливым словом. Я воспользовалась одной из свечей, чтобы раскурить трубку, и положила ноги на низкий табурет. Блэк никогда не настаивал на официальной обстановке для своих бесед, и Императрица, казалось, была склонна продолжать в том же духе. Я отказалась от вина на ночь, решив, что вейклифа будет достаточно. Такими темпами у меня закончатся запасы, хотя теперь, когда под началом Крысы были контрабандисты, заполучить в свои руки новую партию не должно было быть слишком хлопотно. Тем не менее, всё ещё дорого. Выпустив струю дыма в сторону, я забарабанила пальцами по богато украшенному подлокотнику кресла. Я знала, чего хочу — просто обдумывала правильную формулировку. — Я хочу, чтобы Фейри не только убрались из Кэллоу, но и избавиться от их влияния, — сказала я. Малисия улыбнулась. Сейчас от её вида не захватывало дух, она не была такой, какой я знала её лично, и просто глядя на неё, я чувствовала себя спокойно. Удобно. Как будто я сидела напротив старого друга, а не одной из самых опасных женщин на свете. Я понимала, что это была улыбка человека, который напялил на себя образ, предназначенный для того, чтобы внушать подобное состояние. Императрица создана из дыма и зеркал, которые оттачивались десятилетиями. Иллюзия была настолько искусной, что оставалась эффективной даже тогда, когда я знала, что она это делает. Она была всем, чем хотела стать Акуа Сахелиан, и разве это не ужасающая мысль? — Ты стремишься к абсолюту, Кэтрин, — упрекнула она. — Избегай этого, потому что он не оставляет места для компромисса. Ты уже должна знать, что такой вещи, как абсолютная победа, не существует. Империя завоевала Кэллоу благодаря ошеломляющей военной победе, но устранило ли это реалии её оккупации? Компромисс, как бы ты его ни отвергала, необходим. Если ты ничего не предложишь в качестве блага твоему врагу, ему нечего будет терять — и это с самого начала гарантирует, что оппозиция лишь укрепится. — С моей точки зрения, имперские губернаторства не кажутся компромиссом, — указала я. — Потому что они не были компромиссом с Кэллоу, чью точку зрения ты всё ещё явно поддерживаешь, — ответила Малисия. — Они были даром Верховным Лордам после того, как им было отказано в прямом владении Кэллоу, которое они считали своим правом. Я поморщилась. Аристократы Праэс, правящие городами Кэллоу, — это было бы… плохо. Примерно, какой, по словам историков, была процеранская оккупация, и, возможно, даже хуже. Когда Кэллоу был разделён на горстку княжеств под властью королевской семьи, которая вытеснила старую аристократию, всё королевство находилось в состоянии постоянно кипящего восстания. Рыцарские ордена ополчились против чужеземцев, сановников княжества резали ножами в тёмных переулках все — от воров до купцов, а поля оставались неубранными, поскольку крестьяне в сельской местности, не желая работать на захватчиков, уходили. Принципат отступил не из-за великих сражений, а из-за постоянного истощения на каждом шаге оккупации. — Это было бы катастрофой, — сказала я. — Именно, — согласилась Малисия. — Конечно, это не значит, что губернаторства не были созданы для подавления беспорядков. Это не случайность, что имперским губернаторам были предоставлены мандаты только на четыре года, или что Амадею были даны полномочия по надзору за ними. Я затянулась своей трубкой, ища в этом смысл. Четырёхлетние мандаты. С моей точки зрения, что они означали? Сладкий дым некоторое время висел в воздухе перед моими глазами, пока я не углубилась достаточно далеко в своё детство, чтобы понять, что она имела в виду. — Мазуса ненавидели, — сказала я. — Но каждые четыре года была надежда, что ему не дадут другого мандата. Что его злоупотребления привлекут внимание Башни, и что он будет отозван. — Надежда на перемены, — сказала Императрица. — Это ключ. Вера в то, что, если быть терпеливым, враг может быть устранён. И к кому вы обратитесь за спасением в этом вопросе? — К Башне, — сказал я. — К Чёрному. Я старалась дышать ровно, но кровь застыла у меня в жилах. Каждый раз, когда я думала, что понимаю всю широту планов, которые они строили, чтобы сохранить Кэллоу частью Империи, я находила ещё один спрятанный нож. Это было обманчиво просто, не так ли? Если появляющиеся герои терпели неудачу, и неудачу заметную, то помощь должна была прийти из другого источника, и единственным доступным оставалась Башня. Имперским губернаторам разрешались относительно незначительные злоупотребления, которые наполняли их карманы и обеспечивали счастье их семей в Пустошах, в то время как мой народ учили надеяться на Атер в том, что очередной мандат станет последним. — В заключение этого вопроса, — сказала Малисия, — вот почему твоя отмена этой системы не является для меня проблемой. Мне больше не нужно умиротворять Верховных Лордов, поскольку с ними как с внутренней угрозой покончено в обозримом будущем. Оставшаяся цель состоит в том, чтобы стабилизировать Кэллоу как часть Империи, и ты представляешь собой реальную альтернативу на этом пути. В тот момент я смутно осознала, что этот обмен мнениями произошёл не естественным образом. Она ещё до того, как впервые упомянула об оккупации, знала, как я отреагирую на это упоминание. Затем Императрица использовала то, что я сказала, чтобы привести к тому, что было одновременно уроком на тему, с которой я пришла к ней за помощью, и мягким напоминанием о политических течениях, с которыми мне придётся иметь дело, когда я поставлю Кэллоу на ноги после всего этого. Боги. Это была мелочь, но такая красноречивая. Женщина, с которой я общалась всего несколько раз, могла так легко предсказать меня и вписать мои реакции и действия в более широкие намерения, не пропустив ни одного шага. Я откашлялась. — Никаких абсолютов, — признала я. — Я хочу, чтобы фейри физически ушли из Кэллоу и любое их влияние исчезло. — Хорошо, — улыбнулась Малисия, и на мгновение я вспомнила солнечные дни в доках и первую девушку, которую я когда-либо поцеловала. На её лице была, казалось бы, неподдельная радость, и на мгновение я в это поверила. Я знала, что она не использовала колдовство. Это не были, ни артефакт, ни Речь. Она могла окрутить меня с помощью одних только слов и языка тела. Я задавалась вопросом, было ли это более эффективным, потому что я была Именованной — я не могла так внимательно или точно изучать людей, прежде чем стать Оруженосцем. Я стала более чувствительна к деталям, и эта чувствительность напрямую повлияла на её игру: я привыкла прислушиваться к своим инстинктам, и мои инстинкты говорили мне: то, что я видела, было правдой. Боги, если это правда, то ей удалось превратить одно из основных преимуществ, которое каждый Именованный считал само собой разумеющимся, в преимущество для неё одной, не прикладывая к этому ни малейших усилий. Я потянулась к сгустку Зимы внутри себя, позволила леденящему холоду течь по моим венам. Я была осторожна, чтобы замедление кровооборота не повлияло на температуру тела, так как это было бы равносильно письменному уведомлению о своей уловке. Ледяное ощущение, распространяющееся по мне, принесло с собой столь необходимую ясность. Я затянулась трубкой, чтобы в дыму вейклифа скрыть пар, который вырвался у меня изо рта. — Тогда давай поговорим о сущностях, которые встанут у тебя на пути, если ты попытаешься достичь этого, — сказала Императрица. — Зимний Двор, — перечислила я. — Летний Двор. Возможно, Дьяволист, если она станет в полную конфронтацию. — Это организации, которые будут активно противостоять тебе, — сказала она. — Расширь свою точку зрения, моя дорогая, на тех, кто не хочет прямо, чтобы ты потерпела неудачу, но могут отказать в помощи в своих собственных интересах. Я нахмурилась. — Тёмные Гильдии, — сказала я. — Некоторые из высших эшелонов Легионов Ужаса. Я бы добавила, Верховные Лорды, но, похоже, они у тебя в руках. — Те из них, кто хотел бы видеть тебя побеждённой, уже сделали свой ход через Дьяволиста, — сказала Малисия. — Ты можешь считать, что аристократия Пустоши больше не в игре. Давай начнём с меньших препятствий. Как ты можешь убрать их? — У меня нет рычагов влияния на Гильдию убийц, — призналась я. — Я не нашла реального способа повлиять на них, кроме некоторых угроз. Контрабандисты были напуганы и вынуждены сотрудничать. А для Легионов ввязываться в это — всё равно что бросать камень в стеклянный дом. Они подчиняются только тебе и Блэку, поэтому вмешиваться в их дела мне никогда не приходило в голову. — Это потому, что ты всё ещё считаешь себя отделённой от Империи, — мягко сказала Императрица. — Отбрось это восприятие, Кэтрин. Несколько сеансов прорицания, дающих понять, что ты действуешь от моего имени, полностью решают проблему. Если я должна полагаться на тебя, как ты того хочешь, научись полагаться и ты на меня. Я заартачилась, скорее по привычке, чем по какой-либо причине. Я поиграла с древком из драконьей кости и заставила себя серьезно обдумать то, что сказала Императрица. Считала ли я когда-нибудь себя частью Праэс? В глубине души я уже знала ответ на этот вопрос. Я сделала свои первые шаги на этом пути с мыслью, что присоединюсь к Легионам, чтобы получить власть, а затем использую эту власть, чтобы изменить ситуацию в Кэллоу. Суть этого всегда заключалась в том, что я стану частью иерархии Праэс, никогда не принадлежа к ней. Я придерживалась такого мнения, даже несмотря на то, что ситуация менялась месяц за месяцем. Конечно, я полагалась на Блэка, но только для того, чтобы он научил меня и защитил от других жителей Пустоши. Даже когда я создала Правящий Совет, все мотивы его структуры вращались вокруг ограничения влияния Праэс на мою родину. Была причина, по которой меня задело, когда в Лауэре Вор назвала меня коллаборационисткой. Я по-прежнему считала Империю врагом, и в течение многих лет я переходила от одного витка риторики к другому, чтобы не признаваться в этом, потому что почти все, кого я любила, происходили из неё. Я не выступала против Праэс как такового, а только против тех его сторон, которые считала неприемлемыми. Я была готова жить с моей мечтой, а не с тем, чем это было прямо сейчас. Но у меня заканчивались оправдания, чтобы не использовать те части Империи, в которые, как я уже сказала, я верила. Я не была против того, чтобы использовать свой вес в качестве Оруженосца, чтобы добиться своего, потому что я всегда думала об этом Имени как о своём. Но на самом деле это было не так. Праэс в целом прислушивался к Оруженосцу, потому что она была ученицей Чёрного Рыцаря, — главным злодеем следующего поколения Бедствий. В тот момент, когда я встала плечом к плечу с Блэком, я выбрала сторону, которую все видели, и ложь себе по этому поводу ни к чему не приведёт. Я не могла иметь власти, принадлежащей правлению Башни, не будучи на самом деле частью правления Башни. Это была не очень приятная мысль. Это было горько, и мне казалось, что я плюю на всё, о чём когда-либо мечтала. Но так обстояли дела. И если я буду продолжать болтать с героями о том, как их гордость и принципы просто мешают сделать то дерьмо, которое имеет значение, тогда мне лучше быть готовой довести дело до конца. Иначе я не прожила бы так долго. — Тогда, пожалуйста, сделайте это, ваше величество, — сказала я, делая глубокий вдох. — Могу я предположить, что у вас есть рычаги воздействия на Тёмные Гильдии? — Малисия, — напомнила мне Императрица. — Зови меня Малисия, дорогая. И у меня приготовлено несколько утюгов на огне. Писец призвала их к повиновению после Завоевания, и у меня есть люди в их рядах. Достаточно, чтобы можно было влиять на мнения. Я задумчиво выпустила дым. В моей трубке остались только тлеющие угольки, поэтому я в последний раз затянулась и отложила её в сторону. Дым лениво плыл в свете свечей — стена, которая вообще никак не могла защитить меня от женщины напротив. — Остаётся самая сложная тройка, — сказала я. Императрица слегка поёрзала на стуле, и я искоса взглянула на неё. Было что-то… каким-то неосязаемым образом я почувствовала, что теперь могу доверять ей больше. А ещё мне стало казаться, что я должна убрать ноги со стула и выпрямиться. Зимний холод дрогнул, когда я поняла, что именно она сделала. «Она имитирует язык тела Блэка», — подумала я, до ужаса впечатлённая. Если бы не разница в росте между ними, я бы, возможно, никогда этого не заметила. В глазах куклы появился весёлый блеск, когда я уставилась на её лицо. Она прекрасно знала, что я это заметила. — Мы подходим к самой интересной части, — сообщила Императрица. — Прежде чем коснуться того, как мы можем повлиять на эти организации, рассмотрим их природу как агентов и то, как это влияет на их действия. Мой лоб наморщился. — Я не уверена, что понимаю, — сказала я. — В качестве примера давай изучим Корделию Хазенбах, — сказала Малисия. Я заинтересованно наклонилась вперёд — не каждый день я получала оценку правителя Принципата из уст той самой женщины, которая сражалась с ней по всему континенту большую часть десятилетия. — На первый взгляд, дорогая Корделия — самая могущественная личность на поверхности Калернии, — сказала другая женщина. — Она командует самой большой и богатой нацией на континенте, её армии недавно вкусили крови, а её личная дипломатическая репутация безупречна. — Но не у самих процеран, — сразу же уточнила я. — Я имею в виду репутацию. Никто из тех, кто граничит с Принципатом, не вспоминает о них с нежностью. — Действительно, — улыбнулась Малисия. — История нации, которой она правит, действительно влияет на то, какие действия она может предпринять, а какие нет. Рассмотрим пределы её положения на более низком уровне. Корделия Хазенбах — ликаонка, Принц Рении. Её база поддержки также в основном ликаонская, что означает, что она беднее и менее густонаселена, чем у её внутренней оппозиции. Она может лишь временно продемонстрировать военную мощь, поскольку ликаонские армии нужны на северных границах. Что это значит для её должности в Принципате? — У неё есть богатые, могущественные соперники, — сказала я. — И ей нужно держать их в узде, если она хочет сохранить свой трон. — Именно, — улыбнулась она. — Чтобы усугубить проблему, гражданская война, которую инициировал Амадей, а я поддерживала, опустошила большие территории Принципата, оставив её с большим количеством обездоленных и безработных солдат. Она вряд ли столкнется с открытым восстанием, поскольку попытка любого амбициозного соперника устранить её силой после последнего десятилетия войны была бы репутационным самоубийством. Тем не менее, если она не займется этим вопросом, она рискует быть смещённой в пользу правителя, который это сделает. — Значит, ей нужно занять своих солдат и не пускать их на свои земли, пока она восстанавливает Принципат, — нахмурилась я. — Тогда почему Праэс? Почему Кэллоу? Есть более легкие цели. Конечно, её репутация пострадает, если вместо этого она сцепится с Левантом или Вольными Городами, но от Принципата ожидают, что он будет вести себя с соседями по-настоящему грубо. — Теперь мы возвращаемся к твоему предыдущему определению репутации. Если бы Корделия поступила так, как ты сказала, она столкнулась бы с той же проблемой, с которой традиционно сталкивается Империя, — сказала Малисия. — Она будет стоять одна. Не заблуждайся, Кэтрин, Принципат был сильно ослаблен. Он не может позволить себе войну более чем на одном фронте, которая обязательно разразится, если Принципат снова станет экспансионистским. Калернианский баланс сил был бы нарушен, если бы ей позволили добиться успеха. Я обдумала это. Хасенбах нуждалась в войне, но она также нуждалась в спокойствии на других своих границах. Что означало, что ей необходимо выбирать цель, которая не беспокоила всех остальных, и способ, которым она могла этого достичь, был… — Крестовый поход, — вздохнула я. — С её точки зрения, это должен быть Крестовый поход. Она не может не воевать, и она не может сразиться ни с одной из южных наций, не разозлив остальных. Но если она сражается с Праэс, они не только не могут нанести ей удар в спину, но, возможно, им действительно придётся ей помочь. — И вот мы подходим к природе Корделии Хасенбах как сущности, — сказала Императрица. — Она должна воевать, но не может воевать с Доброй нацией. Это правила, которым она должна подчиняться. — Вот почему она может вмешиваться в дела Вольных Городов, но только для того, чтобы поддержать фракцию, сражающуюся с Гелике, — сказала я. — В противном случае её южные границы загорятся. Она должна бороться со Злом, иначе все её союзы рухнут, потому что никто не сможет доверять Принципату. — Ты задавалась вопросом, почему я никогда не высказывала опасений, что ты попытаешься стать независимой, Кэтрин? Малисия улыбнулась. — Вот в чём причина. Если предположить, что ты добилась этого результата и даже попыталась устранить стимул для имперских вторжений, торгуя с нами зерном, вам всё равно пришлось бы столкнуться с Принципатом. В конце концов, ты злодей — приемлемая цель для гнева дорогой Корделии с дипломатической точки зрения, а с политической — долгосрочная угроза. Принципат не может позволить себе ещё одну враждебную границу с чисто логистической точки зрения. Ему нужно, чтобы Кэллоу был Добрым и воевал с Праэс, чтобы держать их обоих в узде. Это вдвойне усилило то, что она превратила случайный пример в наглядный урок того, какое место мне отведено. Как я поняла, для неё это было необычно прямолинейно, но не была удивлена. Она приспосабливала свой подход к тому, к кому обращалась, а я лучше всего реагирую на прямоту людей. Она умолчала о том, что если Кэллоу со мной во главе вступит в войну с Принципатом, то это произойдёт без поддержки Легионов. Это не сулило ничего хорошего для моей стороны, а поскольку Праэс не потерпит процеранского протектората за рекой, значит, Кэллоу снова станет полем битвы на континенте, когда Башня сделает свой ход. — Замечание принято, — сказала я. — Природа, ха. Легче всего разобраться с Летним Двором. Мне сказали, что у Королевы есть три правила, которые связывают её: уничтожить Зиму, защитить Айне и увидеть победоносное Солнце. — Все точки давления, которых ты можешь реально достичь, — сказала Малисия. — У меня припрятано солнце, так что я могу поторговаться, — сказала я. — Может быть, пригрозить уничтожить его? На самом деле сделать это в Творении было бы очень плохой идеей, но мне не впервой лгать богу. Два других немного сложнее. — Насколько я понимаю, моя дорогая, Зима — это не статичное состояние, — сказала Императрица. — Это преходяще, обречено прийти и пройти. Тебе не нужно думать о разрушении как о требующем применения силы. Если то, чем является Зима, больше не соответствует тому, чем, по мнению Лета, она должна быть, это вполне может квалифицироваться как разрушение. — Ты имеешь ввиду заставить его перейти в Весну или Осень? — сказала я, рассматривая эту идею. — Я совершенно уверена, что времена года меняются только тогда, когда либо Лето, либо Зима проиграли войну. Я не уверена, что это осуществимо. Малисия тепло улыбнулась. — Было бы ошибкой полагать, что ты привязана к традиционным результатам фейри, — сказала она. — Всё это дело началось с того, что один из Дворов посчитал, что их можно было предотвратить. Способ сделать так, чтобы Зима перестала быть Зимой. Возможно, в этом что-то есть. — Остаётся Айне, место Лета, — сказала я. — Я могу сделать ворота так, что попасть туда будет не невозможно, а просто… очень глупо. Там невозможно выиграть бой, а фейри могут вернуться в Аркадию гораздо легче, чем попасть в Творение. Он не будет беззащитен. — Я сделала паузу. — Мне понадобятся все три, если я хочу заставить королеву сделать хоть что-то, — сказала я. — На самом деле она не из тех, кто идёт на компромисс. Чуть меньше, чем полное поражение, — да провались она пропадом!.. — и она просто продолжит атаковать. — Если твоей силы недостаточно, позаимствуй силу, — сказала Малисия. — У неё тоже есть враги, не так ли? Если я правильно понимаю твой план, это предположение лежало в основе твоего захвата в плен принцессы Полудня. Если Лето не сможет обеспечить её возвращение, если они потеряют слишком много солдат, они впоследствии падут перед лицом надвигающейся Зимы. Это одно из ограничений, которые она должна соблюдать. Я потратила мгновение, чтобы понадеяться, что мои намерения не были так чертовски прозрачны для всех присутствующих. Будь на месте Малисии кто другой, я бы попыталась сделать вид, что она не угадала мой план в точности, не принимая никакого участия в его разработке, но к этому времени я уже отвыкла от такого рода сюрпризов. — Победа Зимы испортит всё нахрен, — откровенно сказала я. — Хотя термин «испортит» не передаёт всех оттенков возможного ужаса. — Тогда давай поговорим о Зиме, — легко сказала Императрица. — Ты лично встречалась с Королём Зимы. Обрела частичную связь с его Двором и сражалась на стороне его величайших военачальников. Что ты из этого почерпнула? — Возьми двух злобных, плюющихся яростью кошек и засунь их в сумку, — сказала я. — Учитывая, что это происходит буквально с незапамятных времён. Король — кот, который отчаянно хочет выбраться из этого мешка. — Красочное описание, — сказала Малисия, выгибая бровь. — И всё же не хватает полезных подробностей. Я чуть не рассмеялась, пока не вспомнила, как дьявольски опасно было бы на самом деле любить эту женщину. — Я думаю, у него нет плана, — сказала я. — Или его план состоял в том, чтобы просто втянуть Кэллоу в эту неразбериху, и ему действительно не нужно контролировать то, что будет после этого. Он хочет уйти из череды перерождений, Малисия. Я не думаю, что то, как он выберется, на самом деле так уж важно. И то, что он вообще думает об этом, пугает других фейри. Я думаю, что он не должен достичь этой цели. — Это, — тихо сказала Императрица, — вызывает беспокойство. Векеса однажды сказал мне, что Аркадия сродни первому наброску Творения и отражает его до сих пор. Если Зима предназначена для того, чтобы быть отражением злодейства, и связана с ним, то могут быть… последствия. Мне не нужно было заглядывать так далеко, чтобы найти злодеев, которые оставили самый большой след в Калернии за последнее столетие, так что смысл был довольно ясен. — Это не так однозначно, — сказала я. — Параллели не такие прямые. Но это приходило мне в голову, да. — Вопрос, по которому нужно проконсультироваться с более склонными к магии умами, — наконец сказала Малисия. — Отчаяние — полезный инструмент, Кэтрин, особенно если ему можно дать выход. Если твоё представление об этом существе верно, это самое лёгкое из препятствий, с которым можно заключить сделку. Я поморщилась. — У него моё сердце, — прямо сказала я. — И я не имею в виду это в романтическом смысле. Вырвал его, чтобы доказать свою правоту. Это несколько усложняет переговоры. Императрица улыбнулась, почти нежно. — Иногда я забываю, как сильно Амадей повлиял на тебя, — сказала она. — Кэтрин, нельзя всегда действовать с позиции силы. Это просто тщеславие. И это не означает, что переговоры будут вестись за твой счёт. — Фейри всегда обманывают в сделках, — напомнила я ей. Мне всегда казалась ужасной эта кривая улыбка Блэка, которая всегда предвещала, что с кем-то, кто, по его мнению, этого заслуживал, случится что-то мрачное. Глядя на лицо Императрицы, на вялое и почти ленивое веселье, я снова увидела нечто подобное. Это было самое ясное понимание человека с короной, которое я получила с тех пор, как впервые встретила её, и то, что я там увидела, заставило мои пальцы зачесаться в поисках лезвия. — Дорогая, ты забываешь, какую сторону ты выбрала, — протянула она. — Ты стоишь на стороне Империи Ужаса Праэс, Кэтрин. Мы убивали богов и делали привратников из демонов. Мы обманом обрекли ангелов на вечное проклятие и сделали их хозяевами полчищ Преисподней. Фейри? — Она весело улыбнулась. — Фейри будут приятным отвлечением от Верховных Лордов, моя дорогая. Позволь мне показать тебе. Дьявол, подумал я. Теперь она мне нравится.