***
Нью-Мехико. Альбукерке. Вернувшись в Альбукерке, Густаво думал отнюдь не о своих куриных ресторанах, и даже не о яме в земле стоимостью в несколько миллионов долларов. Он был вне себя от сложившейся ситуации и грезил лишь о том, каким способом ему избавиться от самого мозговитого члена ненавистного семейства Саламанок. Этот хитрый лис практически прижал его к стенке, порушил все его планы — не дает ему развязаться с картелем и начать свое дело. Работать над проектом мечты, который подходит к завершению с племянником Гектора? Да ни за что на свете. Ему не должно достаться даже доллара с прибыли от дела, задуманного Фрингом и почти уже воплощенного в реальность. Если Лало Саламанка думает, что он может прийти на все готовое, прибрать к своим рукам и облапошить его как шестеренку, коим его считает Гектор, то он очень ошибается. В глубине всякой груди есть своя змея и в случае Фринга она помнит своего обидчика. Лишь под вечер, не желая ни с кем общаться и выдерживать любые разговоры, Густаво приехал на своей старенькой "Volvo" в главный ресторан "Los Pollos Hermanos" в ожидании единственного человека, с кем хотел говорить. Он давал себе отчет в том, что его обычное хладнокровное спокойствие не в силах побороть нервозность от того положения, в котором он теперь находился. Ему нужно избавиться от Саламанки, но так, чтобы для картеля он сам остался теперь уже вне всяких, даже малейших, подозрений. Ночь обещала быть длинной и вскоре к нему присоединился Майкл Эрмантраут. — Присядьте. Про Варгу ничего не слышно? — Нет. И не услышим. Найти их теперь невозможно. Мы не знаем кто они теперь, — Майкл смотрел на Густаво и видел, что тот в смятении. В его широких глазах было видно, как пляшут его мысли. Словно на экране. — Понятно, — чилиец глубоко вдохнул полной грудью и задумчиво выдохнул, покручивая в руках письменную ручку, — на асьенде у дона Эладио этот живой мертвец Саламанка попросил меня показать нашу лабораторию и сделать ее частью общего бизнеса. И тогда он забудет о том, кто главный подозреваемый в нападении на его дом. Не понимаю, как он не умер. Как вообще такое могло произойти? — Везучий сукин сын, — Майкл не знал, что ответить. Несмотря на то, что он уже мало чего боялся и готов был ко всему, раздражение босса ему не нравилось. Он чувствовал, что это дело он обязан довести до конца. И не только для своего босса, но и для себя. Семейство Саламанок ему также встало поперек горла после того, как двоюродные братья Лало угрожали его внучке. — А что Вы можете сказать об адвокате и его жене, Майк? Майкл подался вперед и напрягся. Такого вопроса он не ожидал. Сразу стало понятно, что вопрос задан не с проста и за ним скрываются не самые благие намерения. Эрмантраут покачал головой. — Адвокат хоть и склонен к криминалу, от встречи с Лало ему чуть реабилитация не понадобилась. А его жена гражданская. Но он к легашам не обратится. На счет нее есть сомнения. — Послушайте. Саламанка, а будучи здесь — Хорхе де Гузман, тайно вернувшись в Альбукерке по старой памяти решил навестить своего адвоката. Но его дома не было, только его жена, чем и решает воспользоваться судимый мексиканец в отношении добропорядочной женщины-адвоката. У него будет с собой пистолет, так как он знает, что Вы будете следить за ним. После "нападения" женщина должна будет достать пистолет и выстрелить. Пойдет по самообороне. Скажет, что Гузман хотел изнасиловать и убить ее. Ей поверят. На всякий случай оставите им второе оружие в доме. Когда все закончится — заберете. Лицензия на адвоката. Если придется стрелять из своего, скажет, что хранил оружие, потому что боялся угроз своего бывшего клиента — Хорхе де Гузмана. — Они не согласятся, — Майкл поджал губы. Несмотря на то, что этот безумный фармазон Сол Гудман порой выводил его из себя, тот день, когда они застряли в пустыне вдвоем сблизил их. Подставлять Сола, а уже тем более его жену — мирную женщину, ему не хотелось. — Предложите ему баснословную сумму. И он согласится. И еще одно... — Густаво протянул Майклу конверт с фотографиями. На фотографиях была запечатлена слежка за домом Стейси и Кейли. Майкл сразу же нахмурился от злости. Единственной настоящей вещью в этом мире для него была семья. — Не покажем ему лабораторию — крови будет больше. Покажем — я буду вынужден быть партнером. Я бы Вас отпустил. Но Лало не захочет, чтобы Вы знали и оставались живы. Следовательно, Вы тоже будете партнером. Или умрете. Эта идея показалась Майклу Эрмантрауту такой радикальной, что он поднялся и некоторое время смотрел в окно, чтобы свыкнуться с ней. Впрочем, он гарантировал Густаво Фрингу, что все будет хорошо, но облажался. Теперь они оба заложники ситуации и должны ее разрешить.***
— Ни за что на свете! Похоже это деменция к тебе пришла, очень жаль! Советую передать своему боссу, что наивностью пожилых людей пользоваться некрасиво! — Джимии "Сол" завелся, не желая даже выслушать до конца, и успел расплескать воду из алюминиевого чайника в ярых жестикуляциях. А ведь он так мечтал спокойно выпить чашечку кофе, — в каком женском детективе ты прочел, что десяток киллеров не смог убить вашего мексиканца, а одна блондинка сможет? — Успокойся. — Это ты успокойся, с меня хватит Хорхе де Гузмана! С меня еще в пустыне хватило. Мы чуть не погибли! — в глазах Джимми застыла твердость, которая не должна была позволить Майклу продолжить. Казалось, эта твердость в любой момент сменится на отчаяние и он вот-вот расплачется, как ребенок, который не может распутать клубок бесконечных проблем, — я не могу. Не могу подвергнуть ее такой опасности. Даже за эти деньги. Ни за какие деньги. — Она не погибнет. Лало не за чем убивать ее. Он к ней не притронется, я буду рядом. Он будет на прицеле. Пусть только остается с ним в этой комнате, здесь большие окна. Мы будем прослушивать. — Нет-нет-нет! Нет! — Послушай, — Боже, этот Сол Гудман просто невыносим. Майклу казалось, что его зубы готовы были раскрошиться в мелкую крошку, — Лало Саламанка жив. И это проблема. Я помог тебе в пустыне. Я спас твою задницу. Тому, что эти деньги достигли пункта назначения ты обязан мне. Иначе ты бы уже гнил в пустыне. — Пусть лучше я, а не она. Пускай. Закопай меня в пустыне. Давай я выстрелю? — Нет. Будут сомнения на счет самообороны. Джимми "Сол" наконец замолчал и повисла тишина. "Какого черта я об этом думаю? Почему я думаю об этих деньгах. Эти бумажки просачиваются в мое сердце. Этот бесконечный зеленый калейдоскоп в глазах затуманивает мой разум. Сколько он сказал... Десять миллионов. Мы могли бы всю жизнь прожить лежа на матрасах в бассейне, потягивая из трубочек коктейли". И между тем Джимми представлял себе все реки крови, слившиеся в одну огромную лужу, как в фильмах ужасов. Эта идея балансировала на грани безумия. Его мысли были медленными как у кролика, заболевшего миксоматозом. Его сердце афериста металось в груди и никак не могло улечься. Кто же он в большей степени — Джимми МакГилл или Сол Гудман... — Поговори с ней, — Майклу надоело. В конце концов есть только человек и десять миллионов долларов. Пусть думает.***
Ким Векслер вернулась домой через пару часов после ухода Майкла из их дома. Она провела целый день в общественном суде и была довольна делами. Однако, ее все еще не покидали мысли о Хэмлине и потоплении его карьеры. Когда она вошла в кухню, Джимми стоял как солдат на построении, но Ким не придала этому значения, обошла его и направилась в ванную комнату. Уже пару недель они въехали обратно в свой дом, после того, как в нем побывал Лало Саламанка. Тогда они уезжали в гостиницу. Майкл сказал тогда Джимми, что вскоре с Саламанкой все будет покончено, и они вернулись обратно. — Привет, Джимми! Парализовало? — Привет, — Джимми "Сол" вымученно улыбнулся. В бокале у него был налит неразбавленный джин. Он почему-то начал думать о Ким, как о человеке, которого может больше никогда не увидеть. Какая она для него особенная, не такая как все, другая, родная, беззащитная и грустная. Какой сгусток энергии в ней, заточен в это красивое тело. Сколько у нее желаний и планов. Какую благополучную жизнь она вела до знакомства с ним и как бы все могло сложиться, совсем иначе. Неужели это он ее так испортил? Или она уже давно, на клеточном уровне паразитирована склонностью к аферизму и все равно рано или поздно пошла бы по скользкой дорожке? — Хочешь заказать пиццу из "Heartbreak Hotel"? — Ким говорила непринужденно, снимая с ушей маленькие сережки, но паника по поводу напряженного состояния Джимми начинала нарастать, — что-то случилось? — Ким, я сказал тебе, что Хорхе де Гузман мертв... Но. Это не совсем так. Совсем не так. Он живее всех живых. — Что? — Ким выскочила из ванной, продолжая снимать туфли на ходу. Она все еще помнила тот взгляд. Глаза истинного убийцы, беспощадного и не имеющего сострадания. Прожорливый взгляд, фокусирующий каждую деталь, обжигавший ее лицо, вселявший страх смерти. — Да, и он планирует вернуться. Из Мексики. — Нам надо уехать? — Ким заметалась как птичка в клетке, — он нас не тронет? Ты ведь привез ему деньги? Нам ведь нечего бояться? — Это не совсем так, — понимая, что он теперь должник Майкла Эрмантраута, и так просто ему не отделаться, Джимми пришлось придумывать, — мой человек, Майк, сказал, что он хочет вернуться, чтобы убить нас. Что мы слишком много знаем. Но, они не могут его убить здесь, а в Мексике не получилось. Иначе картель подумает на них и у нас будут проблемы с картелем... у меня, в том числе. Он предложил... Майк предложил десять миллионов за смерть Гузмана. — Джимми, — Ким сползла спиной по стене и села на пол, — ты не можешь его убить. Это убийство. Ты сядешь в тюрьму. И твои деньги тебе будут не нужны. — Да, не могу. Но это могла бы быть самооборона. — Самооборона? Бывший клиент напал на своего адвоката? Зачем? — Ну, не совсем. Бывший клиент своего адвоката наведался к нему домой и застал его жену. И... — Джимми! — Ким вскрикнула так, будто внезапно осознала, что у ее мужа рак мозга последней степени. Она боялась Саламанку как кролик боится змею, до трясучки. Как ему могло прийти такое в голову? И почему она сейчас думает об этом? О десяти миллионах и о жизни на Багамах? О том, что Лало Саламанка будет мертв и больше нечего бояться. Она могла бы даже развестись с Джимми после этого. У нее были бы деньги, а страх бы закончился. Все страхи закончились бы, если бы она разорвала связь с Джимми МакГиллом. — Послушай, это единственный вариант, в котором Хорхе де Гузман будет мертв, картель не будет иметь ко мне претензий, мы с тобой обогатимся на всю жизнь и свалим нахрен отсюда. Я.. я все варианты перебрал. Поверь, все получится. Есть план. — Как это будет похоже на самооборону? Зачем ему приходить сюда? — Ким Векслер могла бы сказать твердое "нет" и уйти прямо сейчас, если бы не любила аферы и деньги также, как любит их Джимми. — Когда он вернется в Альбукерке, ему нужны будут новые документы. С новым именем. Человек, на которого работает Майк, будет сотрудничать с ним. И Майк тоже. Знаешь, забудут все обиды. Майк скажет, что они сделали ему новые документы во избежания рисков в общем деле. Он больше не может быть здесь Хорхе де Гузманом. И что эти документы хранятся у его адвоката. Он вроде как доверяет мне... И он придет. Ким молчала. В промежутках между ударами ее сердца постепенно рушилась вся ее жизнь. Она смотрела на мертвенно-бледного Джимми, пытаясь понять, верит ли он в то, что он говорит. — У него будет с собой пистолет. Он всегда при нем, за поясом брюк под рубашкой. Угостишь его бухлом. Может, немного пофлиртуешь. — Пофлиртуешь? — Ну... как пойдет. Он расслабится. Ты должна будешь взять его пистолет. Выстрелишь и скажешь, что это была самооборона. Он хотел тебя изнасиловать и грозил убить. — Джимми. Ты сумасшедший. Этой ночью Джимми и Ким лежали на одной кровати, но не обнимали друг друга. Между ними словно была кирпичная стена. Словно кто-то прочертил линию ровно посередине постели. И каждый думал о спасении себя. Ким не могла простить Джимми то, во что он их впутал. Ее чувства были все сильнее отравлены. И это отстраняло ее от него. А Джимми не мог простить себя. И поэтому отстранялся от Ким. Он хотел быть Солом Гудманом, хотел купаться в деньгах и роскоши. Но рука благодетели тянула его обратно. Мораль — это то, что он пытался выдавить из себя трудом. Почему он хочет этих денег больше, чем боится? И это ему нравится. Ему нравится зарываться все глубже в этот мир опасности и дерзости, а не оставаться в мире страха и смирения. Все должно получиться, он в этом уверен.