Ты единственная надежда, что я храню внутри

…

      «Доброе утро, приехал в институт, погода такая мерзкая, я весь промок, пока дошел до здания»       «Мы с Кристой зашли в старбакс, все пьют горячие напитки, а мне очень сильно захотелось карамельный фраппучино»       «Поеду к Армину провести время, в пятницу не очень хочется сидеть в общежитии»       «Я у Армина, Энни и Микаса с Жаном тоже здесь, они думают пойти развеяться куда-нибудь, но у меня, честно говоря, нет на это никакого настроения»       — У тебя горло еще от дыма не болит? — неожиданно слышит Эрен тихий голос Армина за собой. Он быстро блокирует телефон и засовывает его в карман, поворачиваясь к другу.       Эрен стоит под козырьком на крыльце его дома, выкуривает третью сигарету подряд и отсутствующим взглядом смотрит на него, прежде чем опять перевести его обратно в никуда.       Целый день, как на заказ, моросит неприятный дождь, оседая на лице мелкими каплями. Небо бледно-серого цвета уже слегка потемнело, а холодный ветер пробирает до самых костей, несмотря на то, что Эрен под куртку надел бледно-фиолетовое худи с капюшоном.       Прошло уже пять дней, его чат с Леви пополняется каждый день его собственными сообщениями, на которые нет ни одного ответа. Лишь меняющиеся с серого на голубой цвет галочки дают понять, что Леви вообще читает то, что он пишет.       Хотя, может, и не читает. Открывает и все, чтобы не висело уведомлением.       — Не знаю, курю на автомате, если честно, — тихо отвечает Эрен, опуская взгляд вниз и стряхивая с сигареты пепел.       В воскресенье, после того как Леви сказал ему убраться, все, на что Эрену хватило сил, — это вернуться в общежитие, смыть с себя всю грязь и пот, что собирались на нем аж два дня, и, не поужинав, упасть на свою узкую кровать, чтобы забыться беспокойным сном.       Он не нашел в себе силы пойти на пары на следующий день, даже будильник не ставил и проснулся уже к обеду с головной болью и полным нежелания делать хоть что-то. Он выпил свои лекарства, уточнил в сообщении у Имир, какие именно ему надо принимать антипсихотики, с учетом того, что он уже вышел из фазы, и весь день провел в своей комнате, иногда выходя в общую, чтобы набить чем-то желудок. Соседей по блоку не было почти весь день, а к вечеру они предложили Эрену посмотреть вместе «Мистера Робота».       Эрен во время просмотра думал о том, что даже синяки под глазами главного героя не сравнятся с его собственными синяками под глазами.       Посмотрев в тот день на себя с утра в зеркале, Эрен решил больше это не делать. Вряд ли отражение ему лгало, выглядел он просто отвратно. Спустя несколько дней организм, конечно, пришел в норму, но, видно, его душевное состояние напрямую влияет на то, как он выглядит.       Леви на следующий день после их разговора не взял трубку ни днем, когда Эрен ему звонил, ни вечером, ни ночью перед сном, хотя больше всего у Эрена была надежда именно на ночной звонок. Леви даже не сбрасывал, просто ждал, пока он перестанет звонить, а Эрен, слушая бесконечно долгие гудки, лежал в кровати и безучастно смотрел в потолок.       Все мысли крутились вокруг произошедшего.       Он принял решение, что все равно продолжит писать Леви, где он, чтобы… чтобы тот был в курсе, чтобы знал. Конечно, сейчас, учитывая то, что не получил ответа ни на одно сообщение, он сомневается, что тому вообще это нужно, однако пускай в одностороннем порядке, но Эрен имеет с мужчиной хоть какую-то связь.       Он боится думать об этом, но… кажется, будто тот просто решил вычеркнуть его из своей жизни.       Сейчас время близится к десяти, у них у всех в «Сегансее» выпал выходной, и, если бы… если бы все было как раньше, он уже после института бы ждал Леви дома, но, похоже, ему надо смириться, что это конец.       Он опять стряхивает пепел и прикрывает глаза.       Эрен поверить не может, что все закончится так, неужели… неужели Леви даже последнего слова ему не скажет?..       Хотя это неудивительно.       Эрен так сильно хочет увидеть его, хотя бы увидеть, но он понимает, если Леви теперь и захочет встречи — она точно станет финалом их отношений, и от этого безумно боится его звонка.       Он вообще не знает, чего ради шлет эти сообщения, может быть, он только приближает этот момент, но он… просто не может прекратить.       — Может быть, ты пойдешь к нему? У тебя ведь есть ключ… — предлагает Армин, вставая напротив него и заглядывая в его глаза. Парень выглядит сильно озабоченным, он кутается в домашний плед, а Эрен отрицательно качает головой и, втягивая в легкие дым, выдыхает его в сторону друга.       — Приду, и что ему сказать?.. Оправдать себя я не смогу, а ему только возможность дам окончательно послать меня к черту. — Эрен тушит бычок о пепельницу и поджимает искусанные губы, а Армин задумчиво хмыкает. На них резко дует ветер, отчего Эрен вздрагивает, а у Арлерта разлетаются светлые длинные волосы.       — Может, сейчас как раз лучший момент рассказать ему? Эрен… я думаю, что он имеет право знать, в конце концов, он ведь понятия не имеет, что по факту произошло. Что он, по-твоему, должен думать? — тихо спрашивает парень, и Эрен задумчиво смотрит вперед себя.       — Думаешь, я об этом не думал?.. — отвечает Эрен, горько усмехаясь, глядя на Армина со слегка исказившимся от печали лицом. — Я знаю, что, если сейчас расскажу ему, он простит меня за эти выходные, но что будет дальше, Армин? Я показал свою болезнь с очень неприглядной стороны, просто исчез, а когда вернулся, вонял чужими ебаными духами… Он думает, что я трахался с кем-то, а когда гуглишь биполярное расстройство, что сразу же выходит в симптомах?.. Я и так просрал его доверие, но после того, как он узнает, что я действительно… могу так поступить… черт знает, во что это вообще выльется. Ни во что хорошее, разве что. — Он нервно зарывается в свои волосы и откидывает голову назад на колонну. — Мда… я, если честно, завел себя в полный тупик… Да и с учетом его ПТСР, не знаю, как… это вообще могло бы работать, просто жил в какой-то сказке, думал о будущем, будто бы биполярки не существует, но кто вообще будет терпеть подобное?.. — Эрен выдыхает и опять переводит взгляд на голубые глаза друга. Армин просто слушает, пока что не добавляет ничего от себя, видно, понимая, что ему как никогда надо выговориться. В конце концов, Эрен первый раз говорит с ним о случившемся в таком ключе. — Он так много всего пережил, и проблем у него и без меня хватает, как я мог с учетом всего этого… просто прийти и, когда все, наконец, наладилось, сказать: «кстати, имей в виду, что иногда я схожу с ума: бываю либо очень счастлив, либо очень раздражителен, не могу спать, хочу трахаться как не в себя, творю различную дичь, но это только одна сторона, а в другой мне бывает настолько плохо, что я не могу встать с кровати, ненавижу все и всех, но больше всех себя и ни много ни мало хочу сдохнуть, но ты не волнуйся, это не всегда так, хотя в какой момент меня ебнет — я понятия не имею, тут уж как повезет, но ты не волнуйся, все супер, болезнь контролируется».       Он договаривает почти на одном дыхании, а Армин тяжелеет взглядом с каждым его словом. Эрен же, понимая, что и друг ничего не может сказать на эту горькую, но правду, достает из полупустой пачки еще одной сигарету.       — Ты знаешь… — тихо начинает тот, а Эрен придерживая зажигалку ладонью, прикуривает очередную сигарету и смотрит на Армина исподлобья, — мне кажется, ты его недооцениваешь. Я понимаю, тебе страшно, но…       — Не понимаешь, Армин, — грубо перебивает его Эрен, хмуря брови и выдыхая в сторону дым. — Ты не понимаешь. — Никто, кроме тех, кто страдает от этого, не понимает, что это такое, когда в один момент чувствуешь себя королем мира, во второй тебя штырит так, что ты едва ли понимаешь, что творишь, а в третий хочешь спрыгнуть с крыши из-за ощущения собственной абсолютной никчемности.       И самое ужасное, что он никогда не забывает то, что делает, может, хоть так было бы легче и он бы не съедал себя чувством вины каждый чертов раз.       В моменты обострения он не всегда понимает, что что-то не так, ему кажется, что все, что он делает, — вполне себе правильно и логично, но вот когда это заканчивается… черт, как же он паршиво себя чувствует. Он до сих пор не понимает, как это работает, и то, что он остановил себя в тот день с Мией, кажется каким-то чертовым чудом. Эрен ведь действительно мог продолжить, не отталкивать ее, и мысль об этом просто убивает его.       Разве Леви заслужил это?       — Ладно, — со вздохом отвечает парень, не теряя мысли, — я не понимаю, Эрен, как скажешь. — Армин делает паузу, но продолжает уверенным голосом:— Ты боишься потерять его доверие, боишься, что Леви перестанет относиться к тебе так, как относится сейчас, боишься, что он вообще откажется связываться с этим, но… Эрен, — Армин вздыхает, — ты сам говоришь, он многое пережил, он войну прошел! Так почему ты уже решил для себя, что его испугает твоя болезнь?.. — Эрен приподнимает брови, а Армин мягко улыбается ему, когда понимает, что парень все же задумался о его словах. — Тебе надо отвлечься хотя бы ненадолго. Если бы он хотел бросить тебя, он бы уже это сделал, а так… дай и себе, и ему немного времени. — Он прикасается к плечу Эрена, мягко сжимает его и направляется обратно в дом, с тихим хлопком закрывая за собой дверь.       Эрен провожает его взглядом, тушит недокуренную сигарету и опять достает свой телефон, включая чат с Леви.       Тот не в сети, как оно чаще всего и бывает, но последнее сообщение, отправленное им, прочитано. Эрен вздыхает и прикрывает глаза. Что сейчас делает Леви? Сидит на диване и смотрит что-то по телеку? Читает свои не кончающиеся электронные книги или, может, слушает аудиоуроки иностранных языков?..       «Я напишу, если решусь куда-нибудь пойти с ребятами, но, если честно, все, чего я сейчас хочу, — это лечь головой к тебе на колени и слушать про очередную антиутопическую вселенную, о которой ты прочитал. Я очень по тебе скучаю, Леви, настолько, что кажется, что жизни до тебя никогда не существовало»       Эрен отправляет сообщение, перечитывает его несколько раз, и, когда готовится заблокировать телефон, Леви подключается к сети. Серые галочки перекрашиваются в голубые, и Эрен замирает.       Может, сейчас?.. Леви находится в сети минуту или около того, Эрену кажется — вечность, но потом выходит, так ничего и не ответив, и парень в бессилии откидывает голову назад. Может, мужчине и правда нужно время? А может, тот уже все для себя решил.       Эрену кажется, что, ожидая хоть какой-то ясности, он окончательно сойдет с ума.

…

      — Капитан Аккерман, срочно нужна помощь! — Слышит Леви встревоженный голос Петры за плечом и оборачивается. Он снимает черные бинты с рук и хмурится из-за того, что она запыхается. Видно, бежала сюда. — Саша сломала ногу! — громко говорит она, в ее глазах яркое беспокойство, брови сведены, а губы напряжены. Леви тцыкает, сжимая пальцами переносицу. Только этого не хватало. — Ребята боятся поднимать ее, ей очень больно, и мы… — Петра выглядит напуганной, и Леви поджимает губы.       — Отставь истерику, ничего страшного не произошло. Перелом и перелом, в части есть лечебное крыло, в чем проблема? — резко спрашивает он, и она замирает, невольно сглатывая накопившуюся слюну. Выглядит Петра действительно растерянной, так что Леви предполагает, что перелом открытый. В конце концов, по первости видеть такие вот травмы, тем более у близких товарищей — не самое простое испытание, и тем не менее, все они должны уметь держать себя в руках в такой ситуации. — Открытый или закрытый? — спрашивает он, чтобы убедиться, а та сводит брови.       — Открытый, там… просто ужас, крови море, кость торчит, Саша плачет… ей очень больно и страшно, поэтому я переживаю! — чуть громче договаривает она, а Леви, откладывая незакрученные бинты, поднимается со скамьи, на которой сидел.       — Никто не запрещает переживать, но для паники нет причины, вы вызвали медиков?..       — Конни и Жан уже вызвали, они с ней, а я решила найти вас, капитан. — Леви вздыхает.       — Веди. — Петра, меняясь в лице с испуганного выражения на серьезное, кивает.       Сегодняшние занятия не были какими-то особенными, тренировки, теория, тренировки, теория, и под конец рабочего дня Леви оставил ребят для свободных занятий буквально на двадцать минут, и именно в эти двадцать минут Браус умудрилась сломать себе ногу, как потом выясняется, по совершенно идиотской случайности. Бесилась, спрыгнула с каната, поставив неудачно ногу и распределив неправильно вес. И, конечно, Леви знает, у каждого из них свои таланты, каждый в чем-то лучше и в чем-то хуже, но подобная грубая ошибка просто не должна допускаться на таком уровне подготовки, так что с Сашей предстоит серьезный разговор.       Во всяком случае, когда она придет в себя. Не хочет он вдобавок к травме ругать ее, это ждет.       Мужчина не позволяет Конни и Жану остаться, те наводят слишком много суеты вокруг, что не может его не раздражать, он и так взвинчен до предела, и ему кажется, что из равновесия его может выбить любая мелочь, так что он выгоняет ребят, пока переговаривает с травматологом.       Сашу направляют на операцию, а Леви, переговорив с лечащим врачом, что будет вести ее перелом, понимает, что прогнозы нерадостные: нога будет срастаться минимум восемь недель, после чего ей предстоит пройти курс физиотерапии, и дальше уже будет понятно, что с ней делать. По срокам она точно пролетает.       Он понимает, что на днях надо будет к ней зайти, проведать. Скорее всего, та жутко напугана не только фактом самого перелома, но и страхом за собственную службу.       Надо будет сообщить об этом и Эрвину, правда, едва ли того это обрадует.       — Леви-и-и! — Вдруг вырывает его из собственных мыслей громкий голос подруги.       — Да твою же мать… — выдыхает себе под нос мужчина, останавливаясь и не поворачиваясь. Он стоит по центру длинного светло-зеленого коридора и думает, что последнее, чего он сейчас хочет, — это задерживаться здесь. На Зое у него и вовсе нет сил. Спустя миг на него налетает подруга. — Не сейчас, Ханджи… — Она обходит его и встает перед ним, глядя сверху вниз выпытывающим взглядом.       — Не сейчас, говоришь? Да ты ведь избегаешь меня! И Эрвина тоже! Ты всех избегаешь, даже с ребятами после тренировок перестал оставаться, что, черт возьми, происходит? Пришел в наше крыло и даже не зашел в мой кабинет! — возмущенно тянет она, укладывая на его плечи руки, а он отступает назад, чтобы она убрала их.       — У Браус открытый перелом, и мне сейчас вообще не до тебя, Ханджи, — угрюмо отвечает он, но подруга будто не слышит.       — Я слышала об этом, но ты ведь игнорил меня задолго до ее перелома!       — Я же сказал, сейчас не время! — Его тон несколько резок, и подруга не на шутку удивляется. Людей в коридоре практически нет, все врачи и их ассистенты заняты своими делами, так что не особо обращают на них внимание, а Леви кажется, что на него даже желтый неприятный свет в этом чертовом крыле давит.       Ханджи хмыкает и отступает от него, чуть хмуря брови.       — Слушай, я понимаю, ты сам не свой с тех пор, как Эрен напортачил, но…       — Даже слышать не хочу, — быстро перебивает Леви, желая пройти мимо нее. Последнее, чего он сейчас хочет, — это обсуждать Эрена с кем бы то ни было, его мысли и так крутятся вокруг него постоянно, и кажется, что голова скоро просто взорвется от этого.       Ему даже вспоминать те два безумных дня, когда Эрен пропал, не хочется. Он до самого чертового прихода парня в воскресенье не мог успокоиться, думал, что-то стряслось, потому что даже не предполагал, что существует вероятность того, что тот просто съебется непонятно куда без средств связи и каких бы то ни было денег. У Эрена ведь даже бакса наличкой не было с собой.       И никто не знал, где он: ни его друзья, ни его поганый брат, который только и смог, что указать направление, куда тот убежал, как оказалось, в порыве злости. И единственным логичным предположением Леви стало именно то, что с Эреном что-то случилось, а он даже найти его не может. И если поначалу он пытался себя успокоить, убедить в том, что тот просто на эмоциях где-то зализывает раны, что оставил ему его дерьмобрат, то на следующий день, когда Эрен так и не пришел ночевать и не объявился своим друзьям, его поглотила такая чертова паника, что он до сих пор не понимает, как сумел справиться с ней самостоятельно.       Видимо, опыт прошлых лет, не иначе.       И он бы мог оправдать это собственной тревожностью, прямыми симптомами ПТСР, но вот только он понимает, что и без всего этого дерьма пришел бы к такому же выводу. Он и сейчас не понимает, каким надо быть идиотом, чтобы, черт возьми, свалить без каких-либо средств существования на какой-то ебаный фолк-фестиваль непонятно с кем.       Разве что полнейшим безбашенным обмудком.       Конечно же, он без промедлений связался со Смитом, чтобы начать поиски, но по итогу Эрен пришел сам, грязный, потерянный, объебанный и воняющий чертовыми ванильными духами.       Так что да.       Сейчас он не хочет ничего слышать об Эрене.       Леви сжимает кулаки, впиваясь короткими ногтями себе в ладонь, и прикрывает глаза, стараясь унять чувство гнева и жуткой тоски.       Теперь Эрен штурмует его сообщениями, и, если бы не они… черт возьми, Леви бы свихнулся, потому что, что бы ни было, а знать, где тот — все так же важно, как бы сильно он ни злился на парня.       И Леви понятия не имеет, что ему со всем этим делать, его тупо не хватает на все это.       Он не понимает, что ему делать, как себя вести, не понимает, почему произошло то, что произошло, его злит и сводит с ума то, что он не может ничего объяснить хотя бы самому себе, и он испытывает так много чувств: ярость, боль, обиду, он испытывает жгучую ревность, такую, которую никогда раньше не чувствовал, и она отвратительна — Эрен сказал ему, что не изменял, и выглядел тот так, будто шлялся непонятно где и непонятно с кем не по своей воле, а совершенно, черт возьми, случайно, но как, мать его, такое возможно?       Будто бы его кто-то мог заставить повести себя так безрассудно и эгоистично.       И как на нем остался этот запах, если он ни с кем не был?.. Эрен клялся, что ничего не было, и Леви не знает, верить ли теперь ему, но даже если ничего не было, даже если Эрен не предавал его… остается еще и то, что тот жрал чертовы наркотики. Это окончательно выбило его из колеи, Леви даже подумать не мог, что возникнет проблема наркотиков!       И Леви был готов разбираться с последствиями встречи с Зиком, но Эрен переплюнул все его ожидания, и как разбираться с этим, у него нет ни малейшего понятия. Сейчас он не может избавиться от ощущения того, словно его, разморенного и расслабленного после долгого периода беззаботной стабильности, окунули в чан с ледяной водой. Лучше бы он вообще не расслаблялся, может быть, тогда ему было бы легче принять то, что Эрен не тот, кем он его считал.       И самое отвратительное то, что это не вяжется с парнем, не вяжется вообще ни с чем, что тот ему показывал, и от этого у Леви идет кругом голова. Может, это его вина и ему не стоило так сильно доверяться Эрену, не стоило им очаровываться, но… как после всего, что было, он вообще мог предположить, что произойдет нечто подобное?..       Что ему теперь делать?.. Он, блядь, думать ни о чем другом, кроме как о нем, не может.       — Леви… если тебе настолько плохо, почему бы не поговорить с ним, не попросить объясниться? — с беспокойством в голосе спрашивает Ханджи, а мужчина, отстраняясь, устало заглядывает ей в глаза. Эрен не может ничего объяснить, тот пытался, и ничего вразумительного, кроме того, что разозлился, сказать не смог.       Леви сразу же вспомнил ситуацию, когда тот напился «разозлившись», теперь тот, «разозлившись», сбежал, куда глаза глядят, а что будет в следующий раз, когда тот «разозлится»?..       — Ничего он не объяснит, — устало выдыхает мужчина, не находя силы говорить что-то подробнее. И так голова взрывается, а уходить в дискуссию с психотерапевтом в лице подруги — последнее, что ему сейчас поможет. — Я домой, Ханджи, поговорим в другой раз. — Его тон сменяется ровным, взгляд серых глаз становится равнодушным. Держать лицо с каждым разом все сложнее, но так легче, во всяком случае, ему кажется, что так легче.       — Конечно, Леви, — тихо отвечает она, отступая, и он коротко кивает, испытывая благодарность. Ханджи могла бы начать настаивать, вытягивать из него хоть по слову, но видно, она понимает, что он находится в критичном состоянии и лучше его просто-напросто пока не трогать. Он должен пережить это, успокоиться и принять решение на трезвую голову, только вот рационально думать, когда дело касается Эрена, — едва ли возможно.       Несмотря ни на что, он все равно скучает, он до безумия хочет его увидеть, пускай злится и испытывает глубокую обиду. В нем смешиваются абсолютно разные, противоречащие друг другу чувства, и он не понимает, как помочь самому себе справиться с этим.       Леви хочется рвать и метать, хочется наорать на парня, обвинить его, сделать так, чтобы тому было так же больно, как и ему было все эти дни, но при этом он знает, что, заметив его слезы, единственное, что захочет сделать, — это притянуть к себе и убедить в том, что все нормально, что все в прошлом и все будет хорошо. Он это отчетливо понял в тот момент, когда, несмотря на пик собственной ярости, увидев, что Эрен плачет, невольно почувствовал, что его слезы важнее, чем все то, что переживает он сам. И только головой мужчина понимал, что Эрен виноват и виноват настолько, что будь на его месте кто-либо другой — Леви бы даже раздумывать и находить какие-то оправдания не стал.       Но то, что понимает голова, не понимает сердце, похоже, окончательно решившее отдать себя в руки парня, который, выйдя из себя, может наплевать на все, что ему важно.       Аккерман думает об этом как на повторе: он ложится спать с мыслями об этом и просыпается с ними же, и хоть убей, ни до чего не может додуматься.       Просто не выходит.       Мужчина приезжает домой спустя час. Он коротко переговорил с Конни и Жаном, которые не уходили после рабочего дня, чтобы дождаться его вердикта. Конечно же, они понимали, что за подобное он Сашу не похвалит, они также переживали за ее будущее в спецназе. Наказывать ее за неосторожность может казаться жестоким, но, если он не будет направлять ее сейчас — кто направит на операциях? Неосторожность в их работе непозволительная блажь, которая может закончиться смертью или, что еще хуже, пленом.       Он несколько раз поворачивает ключ и открывает входную дверь. Квартира встречает его темнотой, тишиной и прохладой от приоткрытого окна. Леви вновь гонит возникающие в голове мысли, прикрывает глаза и глубоко вдыхает, игнорируя участившиеся сердцебиение.       Снимая с себя обувь и кидая ключи от квартиры на стойку, он проходит вперед, вешает куртку, включает свет в гостиной и направляется в спальню за домашней одеждой. Взглядом он невольно касается деревянной вставки на угловом диване, видит там несколько плетеных браслетов, рука не поднялась их выкинуть или куда-то спрятать.       Довольно сложно абстрагироваться от Эрена, сложно, потому что вся квартира мелкими шагами перестраивалась под то, что здесь живет еще один человек, и Леви нравилось это.       Очень нравилось.       В гостиной браслеты на вставке, черная приставка и джойстики, а также запрятанные на книжную полку, что никогда не используется, исписанные тетради, с которыми Эрен как-то вернулся с института. На кухне в небольшой вазочке находятся вертерсы, кроме кофемашины и большой бутылки карамельного сиропа с дозатором.       Одежды Эрена в шкафу относительно немного, и почти вся она домашняя или же это сменное белье, но… Леви уже освободил для него несколько полок. В ванной осталась его зубная щетка, какие-то крема, которые тот использует на ночь, потому что «не у всех такая идеальная кожа от природы, Леви», и, разумеется, его вишневый шампунь для волос, которым напрочь пропахла соседняя подушка. Сейчас она отличается по цвету от простыней, что Леви успел сменить несколько раз, ему просто… засыпается легче, хоть отдаленно чувствуя запах Эрена, пусть он и понимает, что этой слабостью делает себе хуже.       Леви лениво переодевается, бросает одежду в стирку и возвращается в зал, падая на диван и укладываясь головой в диванную подушку. Последнее время он не чувствует в себе сил вообще ни на что, сейчас даже заказать еду с доставкой лень, да он и не уверен, что вообще голоден. Телефон в его кармане вибрирует, он уверен, что Эрен приехал на смену в «Сегансею» и пишет именно он.       Доставая телефон, он поворачивает голову набок и смотрит в экран, сообщение обрезано уведомлением наполовину, и Леви открывает чат, который сплошь усеян сообщениями Эрена.       «Приехал в сегансею. Я не видел тебя уже восемь дней, кажется, вечность. Я такой идиот, так сильно жалею, что, когда у меня была возможность, я не делал больше твоих фоток. А совместная у нас и вовсе одна. С моей комнаты, помнишь ее? Когда ты впервые пришел ко мне в общежитие»       Леви вздыхает и поворачивается на спину. Он нажимает на миниатюру фотографии Эрена, когда понимает, что тот сменил ее, и та открывается на весь экран. Это относительно новая фотография, и сделал ее сам Леви в один из выходных дней, когда Эрен у него оставался. На ней парень сидит за столом в кухне, на нем домашние штаны в клетку, ноги скрещены под собой, челка привычно завязана кверху, он смотрит в камеру, поймав, что Леви его фотографирует, и улыбается открытыми зубами.       И, конечно, у Эрена есть фото намного лучше, чем эта, но, видно, тот решил пробить его по всем фронтам, поставив именно ее.       Будто бы Эрену действительно надо манипулировать, будто бы Леви и без этого не скучает, как проклятый.       Леви выключает чат, блокирует экран и поднимается с дивана.       Он больше не может так.       В его квартире есть только одно место, где Эрена никогда не было. Леви прикладывает ладонь к своему лбу. Со всеми этими переживаниями… у него вылетело из головы все остальное, даже сны не снились, так, может, пора бы вернуть себе это остальное?       Леви идет к небольшому ящику в прихожей, достает ключ, который не трогал очень долгое время, и подходит к двери, замирая перед ней. Он… очень давно не заходил сюда. Настолько давно, что наверняка в комнате все покрылось толстым слоем пыли.       Мужчина проворачивает ключ в щеколде несколько раз и открывает дверь, сразу же чувствуя затхлый запах пыли.       Комната как комната, стены здесь покрашены в светло-зеленый пастельный цвет, внутри находится высокий шкаф из темного дерева, крупный письменный стол с широкими ящиками и кресло, на котором Леви ни разу не сидел. Небольшое окно, воздух сильно застоялся из-за того, что то всегда закрыто, и от количества пыли мужчина невольно чихает.       Встав в центр комнаты он вздыхает и прикрывает глаза.       На стене висит старенькая, ничем не примечательная гитара, и, подойдя к ней, Леви проводит по струнам, которые выдают тихий расстроенный звук. Он мажет по дереву, собирая пыль, и на гитаре остаются отпечатки его пальцев. Леви прикрывает глаза. Вся комната наполнена призраками его прошлого. В шкафу их военная форма. Жетоны Фарлана и Изабель лежат в одном из ящиков, их… вещи, различные предметы, что принадлежали им когда-то, рисунки Изабель, фотоальбом, который они пополняли с детства, и последняя фотография которого была сделана прямо перед тем, как их отправили на фронт… Леви не уверен, что когда-то сможет вновь посмотреть их.       Он не уверен, что имеет право.       Черт возьми, как он мог оставить комнату, что хранит в себе столько памяти о них, в таком состоянии?..       Леви подходит к окну и, опуская две ручки вбок, настежь раскрывает его, впуская в комнату свежий воздух.       Воспоминания о родных приносят слишком много боли. Леви никогда не перебирал их вещи, все, что здесь есть, привезли Эрвин и Ханджи, а сам он… никогда ничего не трогал и до сих пор не готов это делать, но он не будет больше хоронить все под слоями пыли.       Во всяком случае, он, наконец, должен найти в себе чертову смелость поддерживать память о них в чистоте и порядке, пусть воспоминания и причиняют сильную, режущую грудь боль.

…

      — Опять задерживаешься допоздна? — Ханджи входит в кабинет, чисто номинально два раза стукнув костяшками указательного и среднего, прежде чем зайти. Сейчас почти одиннадцать, для субординации слишком поздно, да и не то чтобы они втроем вообще ее придерживаются, тем более, наедине друг с другом.       Эрвин сидит за стационарным компьютером, поднимает на нее взгляд уставших голубых глаз, и она мягко улыбается ему, проходя внутрь и прикрывая за собой дверь.       — Может, хочешь хотя бы кофе? Выглядишь не очень. — Мужчина усмехается ее словам и слегка щурит взгляд.       — Ты всегда скажешь что-то приятное. Я скоро закончу, спать еще меньше из-за кофе мне совсем не хочется, — устало произносит он, откидываясь на спинку мягкого кресла и сжимая переносицу пальцами. — Почему ты сама все еще здесь?       — Все ждала тебя, но, как видишь, не дождалась, — легко отвечает Ханджи, разводя руками. Она проходит вперед и садится за самый ближний стул, что стоит к столу. Эрвин чешет бритый подбородок пальцами.       — Ты ждала меня почти до ночи, полагаю, причина может быть лишь одна. — Он тоже мягко улыбается ей, и Ханджи вздыхает. Пальцами она прослеживает по небольшой металлической статуэтке, что стоит на столе Эрвина. Здесь много таких вот разных вещичек: это награды, грамоты, подарки то от солдат, то от кого-то посерьезней. Весь его кабинет обставлен подобного рода вещами.       Смит пристально смотрит на нее, а потом хмыкает.       — Когда я хотел ему рассказать, не ты ли начала ломиться сюда? — спрашивает Эрвин, и Ханджи угрюмо вздыхает. Да, конечно же, она помнит тот день. Эрвин и Леви привычно закрылись в его кабинете, и ей пришлось барабанить в дверь, чтобы мужчина не успел ничего рассказать. Хорошо, хоть предупредил, что собирается это сделать. — Я до сих пор считаю, что мы поступаем неверно, скрывая от него то, что знаем.       — Эрвин, ты сам знаешь, как сильно я ненавижу с тобой спорить, но ты не должен был этого знать, ты залез в дело мальчика, хотя никто об этом не просил. — Ханджи хмурит брови, а Эрвин, заглядывая ей в глаза, вздыхает.       — Я привык использовать каждый ресурс, что мне доступен. Он сам виноват в том, что я заинтересовался, может, если бы он скрывал свою болезнь лучше, подобного бы не случилось, — уверенно отвечает Эрвин, и Ханджи цыкает.        Она прекрасно помнит, как после их встречи в стейк хаусе Мортона, словами о том, что будет, если у Леви возникнут с ним сложности, Эрен настолько зацепил Смита, что тот поднял всю информацию, что была о том в принципе. Тогда ему стало понятным и то, почему у Леви и Эрена вообще произошла встреча возле клиники — просто у парня там лечащий врач, плюс, при клинике есть психоневрологический диспансер, в котором тот не один раз лежал.       То, что Эрвин нашел, конечно, ввергло его в шок, он сразу же рассказал обо всем Ханджи, и благодаря его доверию ей, благодаря тому, что она смогла убедить Эрвина, что биполярное расстройство второго типа — это не настолько страшно, как звучит, тот более или менее успокоился, но сказал, что от Леви подобное скрывать нельзя.       «Нельзя, но не мы должны быть теми, кто расскажет ему, Эрвин!» — ответила она тогда и, черт возьми, до сих пор придерживается этого мнения. Она могла понять, почему Эрен ничего не рассказывает, могла понять, настолько страшно в подобном признаться, тем более человеку, к которому испытываешь чувства. Эрен не мог быть уверен в том, как Леви отреагирует, да и… Ханджи сама не была уверена, что бы тот сделал, узнай обо всем в самом начале.       В прошлом у Эрена были проблемы с правопорядком, его задерживали за мелкое хулиганство, но однажды в семнадцатилетнем возрасте арестовали по-настоящему и спасло его как раз то, что ему диагностировали биполярное расстройство. По итогу Эрен отделался условным сроком в год и домашним контролируемым браслетом арестом.       Все это произошло относительно недавно, Эрену всего двадцать, а в семнадцать ему уже диагностировали болезнь, после того, что он совершил преступление в фазе мании, так что, конечно же, он боится своей болезни, конечно же, скрывает ее от Леви.       И Ханджи не может залезть в голову к Эрену, каким бы хорошим врачом ни была, но она знает, в том говорит стыд и страх, а это… безумно хреновое сочетание чувств.       — Он ни в чем не виноват, Эрвин, ему двадцать, он напуган, живет с этим диагнозом всего три года, думаешь, это легко? Принять в себе то, что нельзя излечить? — спрашивает она, сводя брови и поднимаясь со стула. Она упирается ладонями в стол, а мужчина со вздохом сжимает переносицу. — Разумеется, он скрывает! Кроме собственной болезни его мысли отягчаются еще и ПТСР Леви. Ты хоть знаешь, что Эрен отчитывается ему о каждом своем шаге, многие ли соглашаются на подобный контроль? Кроме того, что это не свойственно такому типу личности, хочешь сказать, это все мелочи? Леви сдвинулся с мертвой точки только благодаря тому, что встретил Эрена, иначе так бы и затух, не справившись с потерей Фарлана и Изабель! Он постоянно думал о том, что не достоин жизни, что это он должен был умереть, а не они, но появился Эрен, и у него хоть немного, но начали сменяться ориентиры, он перестал думать о прошлом, как заведенный, его мысли наконец занимает настоящее и даже, я тебя удивлю, будущее! — она говорит это на одном дыхании, злясь, что Эрвин не понимает чего-то настолько очевидного. Она переводит дыхание. — И да, ему сложно, и то, что происходит сейчас, выматывает его и причиняет боль, но он движется вперед, и я уверена, что Эрен — решение! Он тот, из-за кого Леви вернет себя к жизни, и я не позволю тебе из-за повышенного чувства долга и справедливости это разрушить! — Ее голос становится громче с каждым словом, что она произносит, но Эрвин спокойно слушает ее и не меняется в лице. Ханджи надеется, что он хотя бы слышит ее.       Виснет тяжелое молчание. Конечно же, Эрвин зол, Леви был… на грани нервного срыва, когда Эрен пропал, и продлись мания того дольше, парня бы пришлось доставать из-под земли, но по факту, это не было виной Эрена, Ханджи пыталась донести это до друга. И она понимает, Эрвин не винит болезнь, он злится на ложь и на то, что Эрен до сих пор скрывает болезнь от Леви.       — Было вопросом времени, когда его расстройство даст о себе знать, Ханджи, ты же понимаешь это? Обратного пути нет, и, если Эрен не расскажет обо всем сейчас, это придется сделать кому-то из нас. У Леви должны быть ответы на его вопросы, я до сих пор не могу понять, почему после всего произошедшего мальчик все равно все держит в тайне. Как ты можешь это объяснить? — Ханджи угрюмо смотрит в его глаза, и Эрвин хмыкает. — Кроме логики, кроме всего прочего, Эрену было бы проще всего признаться в том, что болеет, хотя бы для того, чтобы Леви простил его, но он этого не делает. Почему, Ханджи? Ты знаешь ответ?       — Я не знаю. Я не чертов экстрасенс, Эрвин, — устало отвечает она, опять садясь и закрывая лицо ладонями. — Если бы я была его врачом, я бы смогла ответить, но я видела его всего чертовых два раза. — Эрвин вновь задумчиво хмыкает, а Ханджи сводит брови. — Я прошу тебя, дай им время, Эрен должен сам ему рассказать. — И дойти он должен до этого самостоятельно, признаться добровольно, только в этом случае они отделаются малой кровью.       — А что, если он продолжит скрывать? — Эрвин скрещивает руки на груди, спрашивая это, а Зое устало и беспомощно опускает лоб на скрещенные пальцы, глядя вперед себя.       — В таком случае сначала он потеряет доверие, — угрюмо отвечает Ханджи. — А потом и самого Леви.       — Уничтожив его окончательно, — договаривает Смит, а Ханджи поджимает губы и вздыхает. Она понимает, что говорит Эрвин. Она понимает, что после всего произошедшего — после того ада, что пережил Леви, после продолжительной и до сих пор не до конца завершенной реабилитации, что привела к полнейшей и беспросветной апатии, — Эрен… совершенно внезапно появился в этом не заканчивающемся кошмаре, словно луч света. Долго и упорно пробивался и достиг цели, но вот… если этого луча света не станет, черт знает, насколько сильно Леви опять погрузится во тьму.       Если Эрен не найдет в себе смелость признаться, Леви никогда больше не откроет никому душу. И в этом заключался главный риск, о котором знали и Эрвин, и Ханджи.       Ханджи даже подумать не могла, что по итогу Леви вообще даст шанс хоть кому-то, никогда не думала, что найдется тот человек, что сможет пробиться сквозь воздвигнутые стены, окутав своей любовью и заботой его израненную душу. Оказалось, что и Эрен нуждается в том, чтобы его спасли от собственных страхов и неуверенности, и она знает, она ставит на то, что они оба смогут с этим справиться, она всем сердцем верит в это!       — Когда человек открывается другому человеку, по-настоящему, без оглядки — невозможно избежать рисков, как ни старайся.       — И ты считаешь, что это стоит того? — задумчиво спрашивает Эрвин, а Ханджи, поджимая губы, кивает.       — Я считаю, что это — сама жизнь, — уверенно отвечает она.       Их мнения отличаются на этот счет. Эрвин и сам отказался от возможности разделить жизнь с любимым человеком, считает, что его цель — в другом, и Ханджи знает, каждый сам для себя должен решить, что ему приоритетнее и какие цели он преследует. И, конечно, Эрвин не лишен чувств, хотя порой может казаться, что он излишне холоден и расчетлив, но она как никто другой знает, насколько он предан тем, кого любит.       Эрвин Смит — тот человек, который не пожалеет жизни ради благой цели, и при этом тот, кто бросит все силы, нарушит все мыслимые и немыслимые правила ради того, чтобы спасти того, кого считает другом. Свою преданность он доказывал не раз так же, как и Леви, для которого Эрвин больше, чем друг, — брат, семья, его проводник, тот, кто вел его на войне, и тот, кто от этой войны спас.       Неудивительно, что Эрвин переживает за него сильнее, чем за кого бы то ни было, неудивительно, что единственный, к чьим словам Леви в действительности прислушивается, — это Эрвин, и от этого настолько важно проконтролировать мнительность Смита, долго и упорно взращенную годами и опытом.       Она надеется, что ее слова хоть как-то помогают, во всяком случае, когда они прощаются с мужчиной на парковке, ей кажется, что она выиграла им немного времени, прежде чем тот вмешается.       Ханджи устало вздыхает, усаживается на водительское место своего красного миникупера и упирается лбом в руль, прикрывая глаза. В ее жизни, в личной жизни, не происходит ничего, так уж вышло, что круговорот безумных событий происходит с теми, кто в итоге оказывается в ее кабинете, а ей остается только наблюдать со стороны и пытаться помочь разобраться.       Она не научилась до конца абстрагироваться и просто от пациентов, бывает действительно сложно, и иногда после особенно тяжелых историй все, что ей хочется, — это прийти домой, улечься носом в подушку и забыться сном, но вот когда дело касается действительно близких ей людей — она не понимает, как можно ограждаться. Конечно, Ханджи понимает, что глобально, она никак и ни на что не может повлиять, и кто-то может сказать, что это вообще не ее дело, но все то время, пока Леви был в плену, после, когда его вызволили, когда он… пришел в относительную норму — она чувствовала себя наиникчемнейшим человеком, она ничем не могла помочь, ничего не могла сделать, лишь со стороны смотреть на то, чем стал ее близкий друг.       Леви вернулся из плена абсолютно пустым. Бо́льшую часть времени он не испытывал ничего, ничего не делал, практически не ел и смотрел в никуда пустым взглядом серых глаз. Его мучали страшные кошмары, галлюцинации и приступы, а в короткие промежутки ясности сознания с его глаз стекали злые слезы, его поглощало собственное бессилие и непонимание того, что ему делать и как жить с тем, что он видел. Это вызывало жуткие приступы агрессии, когда Леви как не в себя крушил все, что видел. Его мог успокоить только Эрвин, даже Ханджи не могла достучаться.       Во всем произошедшем тот винил только себя, черт возьми, до сих пор винит…       Спустя время именно Эрвин убедил Леви постараться открыться Эрену Крюгеру, именно Эрвин был тем, кто с самого первого дня возвращения курировал его лечение, направлял к врачам, чтобы вылечить искалеченное многими днями плена тело, был всегда с ним. Леви даже сейчас говорит, что едва ли помнит то, что с ним было после возвращения, его мозг как будто поставил блок на эти воспоминания, зато прекрасно обо всем помнит Эрвин.       Единственный, кроме Крюгера, знающий то, что на самом деле происходило с Фарланом, Изабель и Леви в том страшном месте.       Неудивительно, что на данный момент Эрвин видит в Эрене больше угрозу, чем спасение, неудивительно, что он не доверяет парню, чью болезнь надо держать под контролем, тот, как заведенный, читал все о биполярном расстройстве: что из себя представляет, чем лечить, отчего бывает, но правда в том, что оно проявляется настолько индивидуально, настолько по-разному у каждого пациента, что Эрен и для него оказался загадкой. Эрвин не любит людей, которых не может просчитать. Таких людей очень немного, но Эрен попал именно под эту категорию. Невольно, не своими силами, но попал. И все же Ханджи знает случаи, когда люди уходили и в десятилетние ремиссии, надо лишь направить, проработать страхи Эрена, его отношение к ней и самому себе.       Ханджи знает: Эрен не угроза. Эрен тот, из-за кого Леви вернется.       Душа, что заснула долгим беспокойным сном, оставив за собой только пустую оболочку, душа, которую Эрвин и Ханджи всеми силами пытались разбудить чем угодно — работой, общением, лечением — начала потихоньку просыпаться только после того, как он встретил этого мальчика, и она не может позволить им упустить это, не может позволить этой душе вновь заснуть.       Она сделает все, что от нее зависит, чтобы это не произошло, даже если каждый на всем чертовом свете скажет, что ее это не касается.

…

      — Спасибо, что согласились встретиться со мной. — Слышит Ханджи низкий голос Эрена и невольно переглядывается с Петрой, что сидит по ее правую руку. Племянница выглядит слегка напряженной, но невооруженным взглядом это не будет заметно. На встречу с Эреном они приехали вместе, хотя позвонил тот каждой отдельно с просьбой встретиться и поговорить о чем-то.       Петра рассказала ей по пути, что Жан предупреждал о том, что Эрен просил ее номер, но для чего, тот сказать не успел, их дернул Аккерман, и та, разрешив дать, позже и не интересовалась. Прошло некоторое время, и она забыла, что тот вообще брал ее номер, и вот сегодня утром Эрен позвонил ей, попросив встретиться после работы, вместе с этим попросил и номер Ханджи, но предупредил, что Леви об этом рассказывать нельзя.       Сейчас они сидят в небольшой теплой кофейне в центре города, столиков здесь мало, все они из яркого, уходящего в светло-коричневый цвет дерева, в центре каждого стола находится небольшая белая вазочка с живым цветком. Именно ее сейчас держит парень, катая из одной руки в другую. Видно, от нервов.       Эрен выглядит слегка бледным, что особенно бросается в глаза из-за слегка смуглого цвета кожи. Его щеки впали так, будто бы тот недоедает и недосыпает, волосы привычно растрепаны, он снял с себя зеленую толстовку, повесив ее на спинку стула, оставшись в черной футболке и джинсах. Ханджи невольно насчитывает на двух его запястьях семь плетенных браслетов и две шамбалы.       — Да уж, неожиданно, конечно, ничего не сказать, — тянет Ханджи, со вздохом упираясь щекой в кулак и заглядывая в глаза Эрена. Красивый цвет. Эрен в принципе очень красивый парень, и они с Леви, разумеется, не обсуждали ничего подобного, да и вряд ли когда-нибудь обсудят, но, учитывая взгляды, которыми его сопровождает мужчина, тому и не надо ничего говорить, за него все делают глаза. — Дай угадаю, хочешь поговорить о Леви? — Она улыбается, но парню явно не до улыбки.       — Нет… не совсем о нем, — отвечает тот и поднимает на них взгляд, от которого Ханджи буквально поглощает тоска. Очень непривычно видеть этого парня таким, даже с учетом того, что в первую встречу Эрен сильно переживал, что было видно невооруженным глазом, его взгляд был открытым и ярким, а сейчас, видно, от сильных душевных переживаний тот выглядит пустым и истощенным. — Я хотел, чтобы вы помогли мне устроить для него День Благодарения. Нормальный. И помню, вы говорили, что он не празднует, но… — Эрен вздыхает и опускает взгляд на свои руки, отпуская наконец вазочку, — но не должен он быть один в этот праздник, а вы — Эрвин, ты и Петра — самые близкие ему люди, которых он точно захочет видеть рядом. — Телефон Эрена на столе начинает дребезжать короткой вибрацией, и тот, нажимая на боковую кнопку, достает из кармана толстовки желтую таблетницу.       По всей видимости, это было напоминание.       Ханджи на миг приподнимает брови. Леви ведь наверняка не мог не заметить, что Эрен сидит на таблетках, как тот ему объяснил это? Вряд ли бы ему удалось скрыть нечто подобное, учитывая то, что Эрен приезжал к тому на все выходные.       — Что бы мы ему ни предложили, он не пойдет, он никогда не идет, думаешь, мы не пытались? — напряженно спрашивает Петра, нахмуривая тонкие брови. Она тоже зацепилась взглядом за таблетки, но не придает этому никакого значения. В конце концов, если Эрен так открыто принимает их перед ними, значит, не боится, что этот вопрос Леви зададут, а значит, тот уже видел эту таблетницу.       Черт возьми, как же, наверное, сложно скрывать подобное, Ханджи даже представить не может.       — Ему не надо ничего предлагать, — тихо отвечает Эрен, переводя на нее взгляд. Он смотрит на нее с уверенностью. Петра приподнимает брови, а Ханджи хмыкает.       — И как же ты сам это видишь?       — Я возьму на себя стол, сделаю все традиционные блюда, но мне нужна ваша помощь, либо помощь Эрвина. Леви не должно быть дома утром, и он не должен вернуться раньше двух, иначе… — Эрен нервно прикусывает губы и опускает взгляд, — иначе все это только испортит ему настроение. Я должен успеть все приготовить и уйти, так что…       — Погоди-ка, хочешь сказать, ты не собираешься остаться?! А в чем тогда вообще смысл? — громко спрашивает Ханджи, а Петра слегка недоуменно смотрит то на нее, то на него. Ханджи понимает, что та и вовсе понятия не имеет, что Эрен и Леви поссорились. Догадывалась, конечно, учитывая настроение Леви, хоть по тому и сложно что-то определить, но не могла предположить, что до такого, что Эрена не будет на празднике, который тот сам же и хочет устроить.       — Что между вами произошло?.. Я догадывалась, что с капитаном что-то не так, но…       — Слушай, что произошло не твое дело, ладно? — резко перебивает ее Эрен. Его тон меняется совсем слегка, тот даже не повышает голос, но Петра тут же замолкает, в удивлении раскрывая глаза. — Я не хочу об этом говорить, — тише и спокойнее договаривает Эрен, в его тоне нет грубости, и тем не менее, он четко обозначает свои границы. Петра со вздохом пожимает плечами и разводит аккуратные ладони. — Он не хочет меня видеть, и я не буду использовать этот праздник и вас, чтобы с ним встретиться, ни к чему хорошему это не приведет, только испортим ему день, а я наоборот хочу, чтобы… он был рядом с теми, с кем хочет быть. Так что… я очень рассчитываю на вашу помощь, — заканчивает Эрен, откидываясь на спинку стула и глядя на них обеих.       Петра невольно переводит на нее взгляд, и Ханджи, конечно, понимает, почему та в такой растерянности. Сейчас, наверное, и Ханджи должна ничего не понимать, но по факту, она просто знает то, чего не знает Петра, причем с подробностями, о которых предположить не может даже Леви. Да и Эрен тоже.       Черт, да она даже представить не может, насколько Леви в замешательстве, объяснить поведение Эрена, учитывая его трепетное отношение, невозможно. Неудивительно, что тот не понимает, что ему думать, и с учетом того, что Леви анализирует буквально все, что происходит в его жизни, ему еще сложнее.       И, конечно же, она понятия не имеет, что именно вытворил Эрен, но она прекрасно знает, насколько рискованное поведение может быть у болеющих биполярным расстройством.       Почему же Эрен до сих боится рассказать правду? Что именно его пугает? Неужели он настолько уверен, что Леви и сейчас не примет болезнь? Ханджи задумчиво трет подбородок. Возможно, дело даже не в Леви, а в том, как Эрен относится к своей болезни. В конце концов, если он сам ее не принимает, как он может ждать, что кто-то другой примет?       — Если ты так считаешь… — отвечает Ханджи на выдохе. — Думаю, это неплохая идея, но так надолго его сможет задержать только Эрвин, от меня Леви просто сбежит, — протягивает она, а Эрен почему-то грустно усмехается, не глядя на нее. — Я поговорю с ним, но ты же понимаешь, что он догадается, что все это твоих рук дело?.. — Парень пожимает плечами.       — Догадается или нет совсем неважно, — тихо отвечает Эрен, уголки его губ опускаются вниз. — Важно, чтобы в этот день он был в окружении любящих людей, чтобы… знал, что он не один, — еще тише договаривает он, вдруг прикрывая лицо рукой.       Вряд ли парень хочет показывать им такое свое состояние, и, видно, дела обстоят куда хуже. Эрен ведь ничего этого не хотел, он стал невольником обстоятельств.       Как же все сложно, думает Ханджи, наблюдая за его метаниями. Эрен и сам понятия не имеет, что ему делать, и она даже представить не может, как сильно тот винит себя и собственную болезнь за то, что сейчас происходит.       — Я могу помочь тебе с готовкой, вместе точно управимся быстрее, — говорит Петра, и Эрен кивает, поднимая на нее усталый взгляд.       — Спасибо, это было бы здорово, — тихо отвечает он, не испытывая особо радости, а Ханджи, не выдерживая, наклоняется к нему и ласково заглядывает в глаза.       — Все будет хорошо, Эрен. Это временные трудности, вот увидишь, главное будь с ним честен и все наладится, — произносит она, а Эрен, слушая ее, вдруг криво улыбается. И эта улыбка настолько не вяжется с этим парнем, что ей становится не по себе.       Он не верит ни единому ее слову, скорее всего, даже всерьез ее не воспринимает.       — Гм… да, ладно, — выдыхает он и поднимается со своего места. Он достает из кармана несколько смятых купюр за воду, что заказал еще до того, как они с Петрой пришли в кафе, и кладет их на стол. — Спасибо, тогда мы с тобой на связи, — он говорит это уже Петре, — я скину тебе адрес кафе, в котором работаю, продукты закуплю за день, чтобы всего хватило, там недолго ехать до Леви, пешком не унесем все пакеты, так что вызовем такси.       — Не надо, я за рулем. — Эрен кивает, больше ничего ей не говоря. Он поворачивается к Ханджи.       — Ханджи, если не записали, то возьмите мой телефон у Петры, вы будете держать нас в курсе, где Леви и сколько у нас времени, и еще, предупредите, если Эрвин не согласится или же не сможет по каким-то причинам его вытащить, придумаю что-нибудь еще. — Он накидывает свою зеленую толстовку вместе с капюшоном и обводит их обеих взглядом.       — Я дам тебе свой ключ, но он у меня дома, — предупреждает она.       — У меня есть ключ, — тихо отвечает парень, и Петра, и Ханджи в удивлении переглядываются, а парень, явно подмечая их реакцию, хмыкает. — Это так удивительно?..       — Удивительно то, что ты так не считаешь, — фыркает Ханджи, а Эрен приподнимает брови. — Ох… ну какой же глупый, думаешь, он всем раздает ключи от своей квартиры? — выдыхает Ханджи, отчего Эрен нахмуривает густые брови. С другой стороны… вряд ли Леви рассказывал Эрену, что это он получил ключ от нее и Эрвина, а не они от него. Как будто того вообще волновало, где жить, когда встал вопрос о приобретении жилья. Тому было просто все равно, тому на все тогда было плевать. Локацию неподалеку от клиники и обстановку, все, что было в этой квартире, было выбрано Эрвином. Тот даже обстановку подбирал самостоятельно, зная, в какой именно Аккерману будет наиболее комфортно находиться. Ханджи и Петра же закупали все, что может быть мужчине необходимо, от полотенец и до кухонной техники.       Едва ли Эрен об этом знает, Леви бы не стал рассказывать.       — Я понимаю, что это серьезный шаг для него, не надо считать меня идиотом, но для него я — не все, — резко отвечает он, поджимая губы. На самом деле, чем больше она узнает Эрена, тем больше замечает то, насколько сильно тот зависим от своего настроения, что, конечно же, неудивительно, с учетом его болезни, тот и в ремиссии, в которой сейчас находится, едва ли контролирует собственные эмоции. Причем… если мальчик поначалу создает впечатление поверхностного беззаботного доброго паренька, то после близкого с ним общения становится понятно, что характер у него отнюдь не простой, Леви, скорее всего, сразу это понял. — Ладно… большое спасибо, что пришли и согласились помочь, до встречи. — Видно, что Эрен говорит это на автомате, и мыслями он уже не с ними. Он обходит их столик и выходит из кофейни, оставляя их друг с другом наедине.       Они переглядываются, Петра вздыхает и опускает лицо на ладони. Ханджи усмехается такой реакции.       — Знаешь, это был не настолько тяжелый разговор, чтобы так вздыхать, — с улыбкой произносит она, глядя на племянницу, а девушка передергивает плечами.       — Не знаю почему, но сейчас мне было очень сложно сидеть напротив него, хотя мы уже встречались и такого вообще не было, — задумчиво отвечает девушка, переводя на нее взгляд. — Я… даже кофе себе не заказала, хотя шла сюда, думая о том, что жутко хочу чего-нибудь сладенького с американо. Сейчас и вовсе аппетит пропал, — тише заканчивает она, надувая щеки, а Ханджи разводит руками.       — Это из-за того, что у него сильная энергетика. Видно, тебе раньше не приходилось с такими людьми сталкиваться. — Петра скептично смотрит на нее, а Ханджи фыркает. — Что?       — Майор, вы серьезно верите в эти… штуки про вселенскую энергию и прочую чушь? — спрашивает девушка со слабой улыбкой, подзывая рукой официантку, чтобы та приняла у них заказ.       Девушка, кивая, жестом показывает, что подойдет немного позже. Бедная, работает одна на все кафе, не считая бариста.       — Это совсем не чушь, глупышка, некоторые люди, например, как Эрен, способны влиять на настроение окружающих, посмотри хоть на нас, мы обе ехали сюда если не в прекрасном расположении духа, то точно не уставшими, но после не такого уж и долгого разговора обе чувствуем вялость, ты и вовсе аппетит потеряла. — Петра задумчиво смотрит на нее, а потом поджимает губы и дует щеки.       — Ну… ведь он был таким расстроенным, конечно, это не могло не повлиять!       — И часто на тебя настолько действует плохое настроение людей, которых ты едва знаешь, что аж аппетит пропадает? — с улыбкой спрашивает Ханджи, и Петра, не найдя, что ответить, пожимает плечами. — Правда, подобное работает в обе стороны, Эрен эмпат и сам не умеет абстрагироваться, я это поняла, когда Леви рассказал нам одну из историй с фронта, она не была грустной, но ему было тяжело вспоминать об этом из-за Фарлана и Изабель, и… ты бы видела Эрена в этот момент… — Ханджи улыбается воспоминаниям. Если честно, это было настолько удивительно, видеть, как Леви кого-то обнимает и успокаивает, что до сих пор не верится, что она стала этому свидетелем. — Это хорошо на самом деле, он может чувствовать Леви, несмотря на то, что знают они друг друга относительно недолго. Думаю, как раз из-за этого ему удалось так быстро забраться ему в душу. — Петра задумчиво смотрит на нее и хмыкает.       — Тем не менее, как бы он его ни чувствовал, по вашим словам, он все равно натворил что-то, отчего капитан сам не свой. Помимо тренировок он вообще перестал с нами разговаривать… — вырывается у нее, и она поджимает губы, отводя взгляд. Ханджи усмехается. — Он только начал открываться , и вот снова…       Конечно же, люди быстро привыкают к хорошему, и даже Петра, добродушная и отзывчивая Петра, злится на Эрена, но это неудивительно. Она всегда тянулась к Леви, с самого детства, и лучше, чем остальные ребята, понимает, что с тем что-то происходит.       — И вот опять все стало, как было до встречи с Эреном, да? — с усмешкой произносит Ханджи, и Петра, осознавая ее слова, краснеет и отводит взгляд. — Разные случаются обстоятельства, мы обе не знаем, что на самом деле произошло, так что… — она легонько щелкает ее по лбу, отчего девушка ойкает, — не суди о ситуации так однобоко, ладно? Нехорошая это черта, — произносит она, ловя взгляд ярких янтарных глаз. Девушка вздыхает и мягко улыбается ей.       — Да, — тихо отвечает она. — Вы правы, майор.       К ним, наконец, подходит официантка, чтобы принять заказ, и Петра, все же не заказывая сладкое, отдает свое предпочтение лунго.       Позже Ханджи свяжется с Эрвином, которого придется убедить в том, что эта авантюра не закончится ничем плохим, а пока что с предвкушением думает о том, как отреагирует Леви на несанкционированный праздник у себя дома.

…

      Эрен стоит рядом с Армином у прозрачных дверей закрытой «Сегансеи», держа между пальцами пока незажженную сигарету. Сейчас всего девять утра, он совсем не выспался, и его подташнивает, так что он не уверен, что правильным решением будет курить, хоть и очень хочется.       В День Благодарения их кафе не работает, и Армин пришел сюда так рано с ключом только из-за того, что продукты для праздника хранятся внутри, но, в отличие от него, Армин хотя бы жаворонок, утром выглядит и чувствует себя прекрасно, а вот ближе к вечеру начинает зевать через предложение.       Ханджи уже отписалась Эрену о том, что Леви уехал к Эрвину, добавила, что тому даже не пришлось что-то придумывать, и теперь Эрен ожидает Петру, что вот-вот должна подъехать к «Сегансее».       — Слушай… а ты вообще собираешься отвечать Зику? Он мне звонил вчера вечером, жуть как переживает, — вдруг спрашивает Армин, а Эрен переводит на него взгляд и фыркает.       Да уж, после случившегося он игнорирует брата вообще везде, где только может, не отвечает ни на звонки, ни на видеозвонки, ни на обычные сообщения, даже в общем семейном чате никогда не отвечает ему напрямую.       Он ответил только Пик, которая набрала один раз, чтобы поговорить с ним о случившемся, но и ей сказал, что пока что не хочет разговаривать с Зиком и тот может хоть обзвониться ему.       После того, что тот учудил на их встрече, после всех тех слов, что говорить был не должен, Эрен не может делать вид, что все нормально. Он злится и пока что не готов к разговору с ним, ведь самое ужасное то, что его брат бесспорно уверен в своей правоте, уверен, что делал все «во благо», только вот Эрену к черту такое благо не сдалось.       Тем более, он и так знает, что услышит от старшего брата, — я все это сделал ради тебя, я беспокоюсь, блаблабла, и Эрен знает, Зик не врет, он действительно переживает, только вот методы выбирает паршивые.       Пусть переживает в стороне, если все, что тот может сделать, — выставить Эрена шлюхой, что сменяет человека на человека, а Леви мудаком, страдающим от кризиса среднего возраста или какой-то подобной херни.       Мама и папа наверняка не знают об их внезапно случившейся ссоре, иначе тут же начали бы названивать обоим, чтобы выяснить, что вообще такого могло случиться, что Эрен обижен на Зика. Видно, брату хватает такта хотя бы им ничего не рассказывать, ведь если родители начнут выяснять, они выяснят.       И, конечно, Эрен бы мог винить Зика не только в этом, он бы мог обвинить его вообще во всем случившемся, но едва ли в этом вообще существует какой-то смысл. В фазе он непредсказуем, и понятное дело, Зик был причастен к тому, что его триггернуло, но винить его за это было бы неправильно, хоть и легче.       Это Эрен был тем, кто сбежал, а он давно понял, что перекидывать свою ответственность на окружающих — бессмысленно. Во всем всегда виноват только он.       — Не хочу я пока с ним разговаривать, — устало отвечает Эрен, заводя отросшую челку назад, чтобы не лезла в глаза, а по итогу и вовсе накрывая голову капюшоном черной толстовки. — Можете ему так и сказать, если опять будет звонить. Сомневаюсь, конечно, но, может, до него дойдет, что даже благие цели не оправдывают такого вот поведения. Тебя просто там не было, Армин, ты бы его видел! Сидел, блядь, будто судья, и такую херню нес, что до сих пор стыдно, когда вспоминаю! Леви, наверное, вообще решил, что все в моей семье такие же придурошные. — Эрен горько усмехается. — Хотя, с чего бы ему думать иначе, я тоже хорош… Черт еще знает, что Зик сказал ему после того, как я сбежал.       — Прекрати уже прокручивать все это в голове, делу этим не поможешь, а себя загоняешь, — угрюмо отвечает Армин, скрещивая руки на груди и глядя в его глаза. Он, как всегда, одет достаточно прилично даже в девять чертовых утра: в белой рубашке, поверх которой находится легкая коричневая куртка, и джинсы. Эрен же решил надеть черное худи, поверх него кожанку, а вниз черные мягкие спортивные штаны, за его плечом находится крупный рюкзак.       Армин шел из дома налегке, только телефон и ключи от дома и «Сегансеи» разложены по карманам.       — Знаю, но это сложно… — вздыхает Эрен, кладя невыкуренную сигарету обратно в пачку и убирая ту в боковой карман рюкзака. — Я отчетливо помню все, что делал, я говорил с этими девчонками о Леви, рассказывал о нем… Я к тому, что мне казалось, что я был в себе, но у меня все равно не формировалась мысль, какую жесткую дичь я творю. Ведь еще повезло, что наткнулся на хороших девчонок, Армин, я ведь был без цента в кармане и съебался за сто километров от города! Башка просто взрывается от этого…       — Ну знаешь… — на выдохе говорит Армин, начиная мягко улыбаться. — Это не самая жесткая дичь, что ты делал во время мании. — Эрен хмыкает, но тоже улыбается, а Армин укладывает ладонь на его плечо. — Хватит думать, Эрен, сейчас есть дело поважнее, помнишь?       — Да, ты прав, — после небольшой паузы отвечает Эрен, замечая подъезжающую к кафе легковую машину. Через лобовое стекло он видит Петру, та тоже сразу их замечает, хотя это неудивительно, они одни стоят перед прозрачными дверьми «Сегансеи». Петра взмахивает рукой, а Армин поворачивается к нему и улыбается.       — Милая девушка, — подмечает он, а Эрен хмыкает.       — Да, хорошенькая. Помнишь, когда мы с Жаном подрались? — Армин усмехается и качает головой.       — Забудешь такое…       — Вот он про нее говорил. Что Леви с ней типа встречается. Придурок. — Сейчас они, конечно, вспоминают об этом с улыбкой, но черт… как же он взбесился, когда увидел их вместе. Армин заинтересовано наблюдает за тем, как девушка паркуется и глушит мотор машины. — Я, когда их вместе увидел на следующий день, чуть не озверел, таким жутким идиотом себя чувствовал потом, когда Леви сказал, что девушкам мимо. — Армин тихо смеется, и Эрен тоже начинает улыбаться.       Черт, это было не так уж и давно, но произошло столько всего, что кажется, будто прошло много времени. Его улыбка становится грустной, и он опускает взгляд. Интересно, будет ли когда-нибудь все как раньше?.. Или ему даже надеяться на это не стоит?..       Петра выходит к ним, ее глаза прикрывают солнечные очки, рыжие волосы завязаны в хвост, а губы растянуты в вежливой улыбке. Одета она легче, чем они, в светлое платье, поверх которого надета джинсовка, щиколотки у нее тоже голые, хотя ветер достаточно прохладный, несмотря на солнечную погоду.       С другой стороны, им сегодня не гулять.       — Привет, — с милой улыбкой произносит она, снимая очки и оглядывая их обоих. — Я оставлю багажник открытым, можем перенести все туда. — Она поворачивается к Армину. — Петра Рал, приятно познакомиться.       — Армин Арлерт, взаимно! — с улыбкой произносит Армин, пожимая ее руку. — Пойдем, я открою «Сегансею».       Они проходят вперед, и пока Петра интересуется о кафе, нахваливая обстановку, Армин рассказывает о том, как его дедушка, переехав сюда сто лет назад, занялся развитием этого места.       Эрен же, стоя немного позади них, заглядывает в свой телефон.       Он привычно включает свой чат с Леви. Сегодня он мужчине ничего не писал. Это первый день, когда Эрен вообще никак не обозначился, а последнее сообщение, которое он ему отправил, было простым:       «Спокойной ночи»       Петра осматривает кафе, пока Армин и Эрен относят пакеты, набиты они до отвала, и, конечно, еды там больше, чем на четверых, но он решил приготовить самые основные блюда, и не считая самóй крупной индейки и продуктов для начинки, он взял все для фасолевой запеканки, много клюквы, сладкий батат и картошку для пюре, а также все ингредиенты для тыквенного пирога, буквально накануне он уточнял у мамы именно ее рецепт, который успел запамятовать.       Каждый год, до того, как он переехал сюда, именно они с мамой подготавливали праздничные столы, Зик тоже как-то пытался помогать по первости, но больше предпочитал смотреть с отцом и мистером Аккерманом футбол, который, как правило, в День Благодарения на спортивном канале шел весь день.       Это первый год, когда у Эрена не вышло улететь к родителям, но он не жалеет, в конце концов, у мамы там папа, у папы мама, у Зика есть Пик, им не будет без него одиноко.       Он знает, что Зик сейчас должен быть в городе, мама говорила, что в этом году на День Благодарения они у родителей Пик, а в Рождество уже у них, но все же… он не хочет с ним пересекаться, хотя тот предложил встретить этот праздник вместе.       Вчера вечером Эрен созванивался с родителями, и мама, и папа выглядели хорошо. Сидели в обнимку на самом удобном на памяти Эрена диване в зале их дома и рассказывали о своих планах на праздник.       В День Благодарения, когда Эрен был маленьким, да и подростком тоже, они всей семьей с утра ходили в пункты выдачи еды, чтобы раздавать ее малоимущим. Микаса и Армин с родителями тоже всегда проводили этот праздник с ними, как, собственно, и остальные.       Позже, если позволяла погода, они шли все вместе гулять в парк, а потом они с мамой уходили домой, чтобы начать готовить праздничный ужин на всех. Часто к ним присоединялись миссис Арлерт и Аккерман с Микасой и Армином, и на кухне начиналось все основное веселье.       После этого праздника они все стабильно набирали минимум по килограмму, и больше всех из-за этого, конечно же, переживали худющие мама и миссис Аккерман, вторая была еще миниатюрней, чем мама, и при этом ругала себя за лишнее съеденное громче всех.       У Эрена этот праздник всегда будет ассоциироваться с семейной теплотой.       Когда они заканчивают с загрузкой продуктов в машину, Петра прощается с Армином и идет к водительскому месту, а Эрен, переводя взгляд на друга, ловит его ласковый взгляд и немного смущается.       — Что ты так смотришь?       — То, что ты делаешь, — так здорово, — мечтательно вздыхает парень, мягко улыбаясь ему. — Леви… наверное, даже представить не может, как сильно важен для тебя. — Эрен пожимает плечами, а Армин заглядывает ему в глаза. — Мы с родителями, дедушкой и Микасой будем ждать тебя дома, ладно? Приходи, как закончишь, если все же не решишься остаться. — Даже родители Армина, что постоянно находятся в командировках, приехали, чтобы провести этот праздник с семьей, и это здорово. Армин жуть как соскучился по ним.       — Конечно приду, и, Армин, — Эрен улыбается ему и двумя ладонями встрепывает прямые блондинистые волосы, отчего друг кривит лицо и пытается вырваться, — спасибо тебе большое, ты меня очень выручил, — произносит он, отстраняясь, и Армин улыбается, отвечая, что ему было совершенно несложно.       Эрен усаживается на пассажирское сидение, пристегивается и коротко машет ему из окна, прежде чем Петра нажимает на педаль газа.       В салоне отчетливо пахнет женскими несладкими, но приятными духами, тихо играет радио с каким-то хитом, который Эрен слышит везде, но не любит, а Петра надевает солнечные очки обратно. Солнце светит прямо в лобовое стекло, отчего даже Эрен щурится, опуская козырек.       Едут они в немного неловкой тишине. Раньше бы Эрен обязательно нашел какую-нибудь тему для разговора, но правда в том, что его голова забита столькими мыслями, что сил придумывать что-то просто нет.       Ханджи обещала предупредить их, если что пойдет не по плану, и она не вдавалась в подробности о том, как уговорила Эрвина на все это дело, но сказала, что с этим не возникло никаких проблем.       Эрвин для Эрена и вовсе является темной лошадкой, и почему-то парень думал, что того будет не так-то просто уговорить, но он рад, что все обошлось и именно Ханджи взяла на себя эту обязанность.       Эрен вздыхает, а Петра, оставляя машину на бесплатной парковке неподалеку от дома Леви, поворачивается к нему.       — Тебе не стоит так переживать, я уверена, ему понравится, — с добротой говорит она, а Эрен кивает и криво улыбается.       — Я тоже очень на это надеюсь, — тихо отвечает он ей. Эта парковка находится чуть дальше, чем та, что предназначена для жильцов, но не настолько, чтобы они не унесли пакеты. Конечно, он берет самые тяжелые, хоть Петра и возникает о том, что может тоже взять хотя бы один потяжелее, но не повесит же он на девушку тяжелые пакеты, пусть та и говорит о том, что для нее это не вес.       Они кое-как открывают входные тяжелые двери дома, Эрен диктует ей, что вводить в домофоне, и, проходя подъезд, привычно здоровается со знакомым консьержем.       Его сердце ненормально быстро бьется, а ведь он даже пока в квартиру Леви не зашел, но это… отчего-то кажется жутко сложным. Он не получил от Леви ни весточки с тех пор, как тот выгнал его, и, если честно, чем ближе к его квартире оказывается Эрен, тем сильнее он понимает, что его до ужаса пугает мысль о том, что, Леви, возможно, собрал его оставшиеся вещи и просто пока не передал их ему.       Не то чтобы у Эрена было много вещей в его квартире, но все же.       Впрочем, понимает парень, нет никакого смысла гадать, он узнает это прямо сейчас. Они поднимаются в лифте все так же молча, Петра немного тревожно смотрит на него, но Эрен понимает, он слишком громко думает, отчего и выражение лица у него соответствующее.       Когда лифт со звонким «дзинь» останавливается на последнем этаже, Эрен поднимает пакеты, что оставил на полу, чтобы руки отдохнули. Они подходят к квартире Леви. Ключ лежит у него в боковом кармане рюкзака, и ему приходится опять опустить пакеты. Конечно, он бы мог сказать Петре открыть дверь, но он хочет сам сделать это.       Эрен поворачивает ключ несколько раз и открывает дверь. Квартира встречает его привычной чистотой и прохладой от открытого окна, Леви всегда оставляет так перед уходом. Первые разы, когда Эрен приходил сюда раньше, чем сам Леви, он буквально замерзал оттого, что в квартире было холоднее, чем на улице, но по итогу привык, сформировав привычку и у себя в общежитие оставлять окно открытым.       Они с Петрой заходят внутрь, оставляя пока что на полу пакеты с продуктами, Эрен снимает кроссовки, снимает рюкзак и привычно заходит в ближний санузел, чтобы помыть руки.       Он поднимает на себя взгляд, понимая, что опять весь побледнел от нервов, и проводит прохладными влажными ладонями по лицу, стараясь привести себя в норму. Ему просто надо осмотреться, наверное, тогда у него появится хоть какая-то ясность.       — Эрен, мы же накроем в зале? — Слышит он голос Петры и выходит к ней. Девушка стоит возле стола и с приподнятой бровью спрашивает: — А куда делся стул? Их вроде было шесть. — Эрен неловко зарывается в свои волосы и вздыхает, не отвечая на вопрос.       — Вам хватит стульев. Давай я все отнесу на кухню, а ты пока застели стол, — просит он, разворачиваясь, и его взгляд цепляется за деревянную вставку дивана. Он слегка сводит брови и подходит к нему, прикасаясь пальцами к собственным плетеным браслетам.       Значит, не выкинул. И даже не убрал никуда, только положил в ряд друг к другу, понимает он, чувствуя, как по коже пробегаются мурашки. Он поворачивается к Петре, та странным взглядом смотрит на него, а Эрен, проверяя время в телефоне, произносит:       — Давай начнем? — Он мягко улыбается ей, чувствуя небольшое, но облегчение, и девушка, копируя его улыбку, кивает.       Сначала они раскладывают продукты по степени важности и очередности приготовления. Самым муторным будет почистить овощи и подготовить индейку, а в остальном все достаточно просто и понятно. Убирать за собой придется очень внимательно, не очень-то хочется оставить Леви на полу какую-нибудь кожуру от картошки или следы масла. Тот всегда жуть как ворчит из-за этого, если Эрен неаккуратно готовит.       Они открывают окно в кухне, чтобы запах не застаивался, кладут под стол пакеты для мусора и принимаются чистить овощи.       Эрен уже снял толстовку, оставшись в черной футболке, которую не жалко заляпать, если что, а вот зачем Петра надевала светлое платье, зная, что будет готовить, остается вопросом, он уступает ей единственный фартук.       Все-таки традиционные блюда Дня Благодарения достаточно жирные и могут оставить пятна, которые вряд ли просто вывести.       Эрен постоянно ловит ее заинтересованные взгляды на себе, переговариваются они только насчет процесса готовки и сервировки стола. С собой по его просьбе она принесла несколько украшений из искусственных листьев, а он в рюкзак уложил оранжевую скатерть и плетенный рог с ветками и сухими цветами, упаковав его так, чтобы не повредить по дороге.       Петра явно хочет спросить о чем-то, но, видимо, либо стесняется, либо боится, что ее вопросы он сочтет неуместными, так что молчит. На самом деле и у Эрена есть многое, что он хотел бы узнать у нее, и раз уж так вышло, что они сидят здесь вдвоем, он думает, ничего страшного, если они немного поговорят, не случится.       — Ты же знаешь Леви с детства, да? — начинает он, смотря на нее исподлобья и поворачивая картошку в руке. Он чистит ее быстрее, чем Петра, что неудивительно. Когда они с Микасой наперегонки чистили картошку в детстве, он почти всегда у нее выигрывал, хотя это было довольно-таки сложно. Но мамы ставили на кон небольшие деньги и использовали их азарт, чтобы не делать муторную работу самостоятельно.       Петра слегка приподнимает брови в удивлении от его внезапного вопроса, но быстро меняется в лице.       — Да. — Она окунает чистую картошку в воду и укладывает в таз, куда они складывают почищенные корнеплоды. — Мне было тринадцать, они с Ханджи служили не в этом городе, ей было сложно находить время приезжать, так что мы с мамой иногда приезжали сами, чтобы ее навестить. Ханджи моя родная тетя, если что. — Эрен кивает. Он знает об этом, запомнил.       — Расскажешь мне… каким он был?.. — тихо просит Эрен. Леви тогда было около двадцати, и Эрен пытается представить его, но почему-то не выходит. У Леви и так внешность «маломерка», парень уверен, что в двадцать тот выглядел и вовсе как подросток, но он никогда не видел его фотографий.       Кажется, будто у Леви их вовсе нет, хотя, возможно, так оно и есть. Петра хмыкает и погрустневшим взглядом смотрит на него.       — Ну, — она задумчиво жует губу, — если честно, я не могу сказать, что капитан стал кардинально другим человеком, это не совсем так. Когда я была маленькой, он мне жутко нравился, я за него даже замуж засобиралась. — Она тихо смеется, слегка краснея от смущения, а Эрен приподнимает бровь, хотя девушка этого не видит, слишком ушла в собственные воспоминания. — Он казался таким плохим парнем, у него был очень злой юмор, знаешь, когда ты смеешься над чем-то, за что, наверное, попадешь в ад, но тебе все равно ужасно смешно. — Она мягко усмехается и берет в руки батат, начиная чистить его, а Эрен внимательно слушает ее, не прерывая.       Это до безумия интересно и важно, и это то, что у Леви никогда бы не вышло ему рассказать.       — Мама немного остерегалась его поначалу, потому что он больше походил на бандита, а не солдата, но все это было видимостью. Он, конечно, был грубоватым, не искал правильных слов, говорил то, что думает, но знаешь, когда мы с мамой приезжали, он каждый раз покупал мне игрушку или что-нибудь сладкое в подарок. — Она опять улыбается воспоминаниям и переводит взгляд на Эрена. — Я вообще обожала навещать Ханджи, мы приезжали ненадолго, дня на два-три, не больше, но весело было всегда! Мне даже посчастливилось познакомиться с его друзьями, Изабель меня в первую встречу очень красиво нарисовала, у меня до сих пор дома лежит ее рисунок. — Петра вдруг с грустью вздыхает, а Эрен жадно вслушивается в каждое ее слово. Каждая новая деталь, что он узнает о Леви, кажется безумно важной, про армию тот ничего ему и не успел рассказать, про Фарлана и Изабель тоже, и Эрен рад, потому что хоть так может представить, кем был Леви до войны. — Я их видела всего пару раз, но то, как они вели себя друг с другом, то, как общались… Леви сирота, как ты, наверное, знаешь, и эти люди заменили ему семью. Потерять их было слишком большой утратой, так что… неудивительно, что он поменялся, — продолжает рассказывать она. — Ты знаешь, он ведь был абсолютно безбашенным, как рассказывала мне Ханджи, вытворял в армии такое, за что других бы выгнали, на него только Смит нашел управу, он считал, что Леви слишком ценен, чтобы отсеивать его, но в армии, да и во всей военной структуре слишком важна иерархия и дисциплина. Думаю, ему нравилось его бесстрашие плюсом к талантам, которыми тот обладал, так что он взял его под свое крыло. Насколько я знаю, их дружба началась с услуги за услугу, и первой, оказанной Смитом, было то, что тот сделал так, чтобы и Фарлана, и Изабель перевели служить к нему, — договаривает она, а Эрен задумчиво кивает и опускает взгляд, переваривая то, что он услышал.       Губы растягиваются в грустной улыбке. Он рад, что сейчас Леви не одинок, что есть люди, которые искренне любят и переживают за него, ведь если бы тот остался совсем один после такой ужасной потери, если бы ему пришлось проходить через все совсем одному… черт знает, что бы было.       — Это ужасно, что ему пришлось пережить так много, и я рад, что вы были рядом, — искренне произносит Эрен, даже не представляя, насколько больно было Леви, когда тот узнал о смерти своих родных. — Вы помогли ему справиться с этим, и я вам всем за это очень благодарен. — Он смотрит на Петру, но та отчего-то кажется поникшей. У нее достаточно миловидная внешность, она миниатюрная и худенькая, у нее большие светло-карие глаза, что сейчас с тоской смотрят на него.       — Спасибо тебе тоже, Эрен, — отвечает она, и парень хмурит брови, не понимая, за что вообще можно его благодарить, ведь он познакомился с Леви сильно позже случившегося.       Петра справляется с готовкой легко, выполняет все, что он говорит, и не ошибается вообще ни в чем. Они немного болтают о том о сем, больше не возвращаясь к прошлому Леви.       Девушка говорит о том, что не готовила уже очень долгое время, потому что ее жизнь крутится вокруг части, а там есть своя неплохая столовая, рассказывает немного о том, как решила подписать контракт, хотя мама отговаривала, но ее слишком тянуло к армии.       В перерыве между готовкой, он наливает им обоим кофе, ей американо, а себе латте с карамельным сиропом. Она хвалит прожарку зерен и рассказывает о том, как Леви кошмарил консультанта, когда выбирал эту кофемашину.       Эрен улыбается, слушая об этом, и сам рассказывает о походах в продуктовые, где Леви кошмарил уже его, чтобы укладывал все в корзину не как попало и доставал то, что ему надо с задних полок, так как там всегда свежéе.       Они управляются с большинством блюд до двух, и чем меньше времени у них остается, тем больше нервничает Эрен, убирая за ними последние свидетельства готовки.       Он так надеется, что Леви это порадует, а не разозлит.       Они с Петрой сервируют стол на четырех человек, на оранжевую скатерть кладут коричневую подложку, а в центр плетенный рог с цветами. Он решает украсить венком из листьев дверь с внутренней стороны и, получив сообщение от Ханджи, что Эрвин с Леви будут через полчаса, оглядывает получившийся стол взглядом.       Квартира, конечно, почти не украшена, но оранжевая скатерть и яркие блюда на столе, пожалуй, неплохо справляются с задачей создания праздничной атмосферы. Выглядит все красиво, аппетитно и контрастно, стол буквально ломится от еды, и не хватает только главного блюда — индейки, но ее Петра достанет из духовки, когда все сядут за стол, чтобы не остывала.       Он грустно улыбается и надевает обратно свою толстовку. Ему вот-вот надо будет уйти отсюда.       Эрен раскрывает занавески, чтобы пустить в комнату больше живого света. Запах в квартире стоит восхитительный, и Эрен лишь слегка приоткрывает окно наверх, просто чтобы он не застаивался и оставался все таким же вкусным.       — Я уверена, что он оценит это. — Слышит он ее голос и поворачивается. Она стоит у арки и смотрит на него теплым взглядом, а Эрен, слабо улыбаясь в ответ, кивает.       — Да… объясни ему потом, что и сколько хранить, если не запомнила, напиши, я напомню, по поводу того, как запекать тыквенный пирог, поняла? — спрашивает он тихо и, дожидаясь ее положительного кивка, добавляет: — Я сейчас подойду. — И после ее быстрого «хорошо», отходит от окна и направляется к спальне.       Эрен, если честно не хотел сюда заходить, но подумал, что, если это вообще последний шанс оказаться здесь? Петра не задает вопросов, а Эрен прикрывает за собой дверь и прижимается к ней спиной, осматривая комнату.       Конечно, здесь до смешного чисто, окно приоткрыто из-за того, что Леви любит ложиться спать в прохладе, а кровать накрыта темным покрывалом и привычно заправлена так, что ниоткуда не торчит ни сантиметра лишней ткани. Эрен проходит дальше, гладит ворсистое покрывало ладонью и усаживается на кровать.       Он смотрит на тумбочку, где в ряд сложены оставшиеся браслеты, которые перетягивает его же резинка для волос, Леви и отсюда не убрал его вещи, и, судя по всему, не убрал их ниоткуда.       Эрен тихо вздыхает и, испытывая какой-то непонятный стыд, приподнимает покрывало, чтобы открыть подушку, на которой спит Леви. Может, со стороны он покажется каким-то помешанным, но на самом деле он просто не знает, как справиться с собственной тоской по этому человеку. От него будто кусок живой плоти оторвали.       Эрен прикрывает глаза и ложится на подушку, сильно втягивая носом запах волос мужчины, что остался на ней.       В груди все сжимается, когда он чувствует свежий аромат его шампуня. От волос Леви всегда пахнет именно так, и Эрен, еще раз вдыхая, вспоминая это чувство, быстро поднимается с кровати и накрывает ее покрывалом обратно, словно сделал что-то, что делать запрещено.       Он проводит ладонями по лицу и вздыхает. Ему следует взять себя в руки.       Эрен еще раз оглядывает комнату, прежде чем выйти из нее, прикрыв за собой дверь. Петра сидит на отодвинутом от праздничного стола стуле, смотрит что-то в телефоне и, когда слышит тихий хлопок двери, поднимает на него взгляд. Она не успевает ничего сказать, как в квартире раздается звонок, и Эрен, чувствуя, как сердце падает в пятки, весь подбирается.       — Это Ханджи, не переживай, — с улыбкой говорит Петра, прекрасно заметив, как он дернулся и изменился в лице, и Эрен шлепает себя по лбу.       Видно, от нервов последние остатки мозга потерял, Леви бы не стал звонить в собственную квартиру…       Эрен сам открывает ей дверь, вместе с тем поднимая рюкзак, что оставил на полу возле прихожей, и закидывая лямку на плечо.       — Пахнет аж из коридора, но запах просто божественный! Вы такие молодцы, детишки! — Она проходит внутрь ураганом, и как только в квартире появляется Ханджи, становится на несколько децибелов громче.       Он совсем коротко здоровается с ней и почти сразу же прощается, поглядывая на время. До половины третьего осталось всего-ничего, на телефон ему уже пришло несколько сообщений в общий чат от Армина и Микасы, наверное, надо уже отправиться к ним, хотя, если честно, у него нет никакого настроения праздновать.       Придет к Армину, посидит немного за столом и уляжется в его комнате спать.       Эрен старается не задерживаться ни в подъезде дома, ни возле дороги, зная, что Леви замечает и видит абсолютно все. Не хотелось бы попадаться ему на глаза.       К половине третьего мама присылает в общий чат фотографию их стола. Дом как всегда ярко украшен изнутри и снаружи, и именно она приучила Эрена к тому, что в праздники весь дом должен соответствовать, ведь если они не устроят себе праздник — никто не устроит. Так было и у бабушки с дедушкой тоже, как она рассказывает, правда, Эрен не застал в сознательном возрасте никого из них.       Он не знает, кто фотографировал родителей, видно, та самая подруга-соседка, о которой говорила мама, на фото он видит папу, маму и родителей Микасы, а позади них полный стол еды.       Эрен отвечает ей множеством радостных смайликов и словами о том, что обязательно позвонит по видеосвязи чуть позже, и достает наушники. Не хочется ему больше думать, а от мыслей музыка спасает, пожалуй, лучше всего остального.

…

      Леви даже подумать не мог, что запах, стоящий на его этаже и бьющий в нос сразу, как только лифт открывает двери, может исходить именно из его квартиры, и из-за этого, когда он открывает входную дверь, запах слышится сильнее, а перед ним оказываются Ханджи и Петра, он не на шутку удивляется и первым делом поворачивается к Эрвину, чтобы логично спросить, какого хрена вообще происходит.       Они ему ни слова не сказали про то, что хотят сделать нечто подобное в День Благодарения в его квартире, так что, конечно, это его шокирует. Когда он проходит внутрь и натыкается взглядом на стол и немногочисленные украшения, в его голове закрадывается логичное сомнение.       Он смотрит на еду, проводит пальцами по оранжевой скатерти, а потом поворачивается к Эрвину, что снимает верхнюю одежду, и замечает, что на входной двери находится украшение из декоративных осенних листьев.       Леви ловит выжидающие и почти одинаковые взгляды Ханджи и Петры. Ждут хоть какой-то реакции, понимает мужчина.       — Это Эрен? — только спрашивает он у них, хотя ему, если честно, даже подтверждения не нужно. Он знает, что Эрен, это… очень в его духе. Он переводит взгляд обратно на праздничный стол, чувствуя, как от осознания происходящего внутри все переворачивается.       Этот стол выглядит так, будто его сняли с картинки какого-то кулинарного журнала с праздничным выпуском про День Благодарения, не меньше. Яркий, красивый, еда выглядит так, словно ее готовили для фотографии, он… не очень-то и знает, что именно должно стоять на столе в этот праздник, но понимает, что Эрен, видимо, приготовил все традиционные блюда, и Леви… никогда не сидел за таким.       Он уверен, что готовил это Эрен, он даже уверен в том, что это было его идеей, а значит, парень был здесь, когда он поехал к Эрвину, который, как и Ханджи с Петрой, молчал, как партизан.       Леви вновь мажет пальцами по оранжевой скатерти, что так чужеродно смотрится на этом столе, и переводит взгляд на друзей. Петра слегка потерянно смотрит на Ханджи, не понимая его реакции, что неудивительно. Леви и сам не может ее понять.       Ханджи в свою очередь скрещивает руки на груди.       — Ну, конечно, это было его идеей, есть сомнения? — спрашивает подруга таким тоном, будто даже задать этот вопрос было глупостью. Она обходит стол и встает напротив него. — Мы виделись с ним буквально на днях, они с Петрой пришли сюда с утра, Эрвин взял на себя роль громоотвода, а я, как всегда, была той, кто следит за тем, чтобы все прошло по плану. — Она начинает улыбаться, когда говорит это, подходит к нему и указывает головой на стол. — Только посмотри на это, действительно впечатляет, не так ли?.. — с восторгом спрашивает она, а Леви, прослеживая за ее взглядом, может думать только о том, что сегодня целый день, как сам не свой, думал о том, что Эрен впервые за все время, пока они не общаются, не написал ему чертового «Доброе утро, любимый».       Эрен начинал каждый свой день с этого гребаного сообщения, это было видно по тому, как иногда тот писал рано утром, просыпаясь к первой лекции, а иногда к обеду, около полудня. И каждый раз тот писал это чертово слово, от которого у Леви душа переворачивалась.       — Начинайте без меня, — уверенно говорит Леви, отходя от стола, и Эрвин ловко перекрывает ему путь, заставляя его напрячься и посмотреть на себя. Тот достает из своего кармана небольшой черный пакет и подкидывает его, чтобы Леви поймал на автомате.       — Батарейка внутри, работать будет до пяти месяцев, в зависимости от того, как часто будешь использовать, — произносит Эрвин, и Леви долго смотрит на мужчину, не уверенный, что должен говорить, а тот начинает понимающе улыбаться, глядя в глаза пронизывающим взглядом, которым читает его, словно открытую книгу. — Думал отдать по окончании ужина, но, кажется, понадобится он именно сейчас. — Леви сжимает в руке пакет и, кивая, тихо благодарит его.       Он еще раз обводит взглядом их всех.       — Спасибо, — произносит он, выдерживая небольшую паузу. — Всем вам. За то, что сделали все это, — он обводит стол рукой, — мне это… очень важно, но я должен отойти, — договаривает он, не испытывая смущения или стыда за то, что оставляет их вот так. Он понимает, что сейчас в приоритете совсем не ужин, и он знает, что друзьям даже объяснять этого не надо. Леви, черт возьми, даже куртку и обувь не снял, когда зашел, так был ошеломлен тем, что происходит. Надо будет потом провести влажную уборку. — Я вернусь, садитесь за стол без меня, — говорит он и пулей выходит из квартиры.       Он достает телефон из кармана куртки, второй рукой сжимает то, что передал ему Эрвин, и проходит дальше лифтов, к лестнице, потому что ему буквально нужно двигаться, кажется, что кровь в теле буквально вскипает.       Леви не знает, что именно чувствует, ему кажется, что в нем смешалось то, что друг с другом вовсе смешиваться не должно, но он точно знает, что, наконец, созрел для чертового разговора. Он не раздумывает долго над номером Эрена, нажимает на значок вызова, быстрым шагом спускаясь вниз по лестнице, и, когда в трубке начинают звучать гудки, он с замиранием сердца ждет ответа.       Все утро он терзал себя мыслями о том, что Эрен просто устал пытаться выйти на связь. Испытывая стыд за собственную слабость, успокаивал себя мыслями, что, возможно, тот просто пока не проснулся, но понимал, что все это бред. И, конечно, Леви знал, что, несмотря на собственную злость и абсолютное непонимание происходящего, он не смог бы отпустить Эрена, это… кажется просто невозможным, и Леви понимает, что это самая что ни на есть слабость и зависимость от другого человека, но ничего не может с этим сделать.       Откладывать их разговор больше не имеет никакого смысла, им надо к чему-то прийти. Теперь он хотя бы знает, что можно ожидать от Эрена, им обоим надо принять решение, как действовать дальше.       — Леви. — Слышит он низкий голос Эрена в трубке и оступается на последней ступеньке. Он вздыхает и возводит голову кверху. То, что даже от голоса Эрена учащается сердцебиение, — такой жуткий стыд, как ему вообще реагировать на подобное? Он словно какой-то… мальчишка, когда дело касается этого парня, ни черта не контролирует, ни себя, ни свои чувства. — Алло, ты слышишь?..       — Где ты сейчас? — спрашивает мужчина спокойным голосом, опираясь спиной на стенку возле лестниц. Он смотрит вперед себя и вслушивается в то, что слышит. Эрен не один, судя по голосам на фоне.       — Я у Армина, — тихо отвечает парень и замолкает, больше ничего не говоря. Видно, он чувствует себя намного смелее, написывая ему сообщения, читая которые, Леви испытывает еще больший неконтролируемый эмоциональный ураган.       — Почему сбежал, Эрен? — со злостью спрашивает Леви, поджимая губы, и слышит тихий вздох. — В чем смысл?       — Я… боялся, что ты разозлишься, если останусь, — тихо, но не сомневаясь в своих словах отвечает Эрен. — Ты не ответил ни на один мой звонок, ни на одно сообщение, конечно, я ушел, ведь ты наверняка не хочешь меня видеть, — быстрее говорит Эрен, выдерживая небольшую паузу перед этим. — А смысл в том, чтобы ты провел этот день с теми, кого любишь, а не в одиночестве, я знаю, сам бы ты никуда не пошел… — договаривает парень, и мужчина, грубо усмехаясь, отвечает:       — Я буду ждать тебя под домом, — он слышит тихий удивленный вздох. — Нам есть, что обсудить.       — Ты злишься на меня за это?       — За то, что ты пришел ко мне домой с утра, приготовил ужин, как с картинки, и собрал всех близких мне людей? Нет, Эрен, на это я не злюсь, — Он вновь контролирует голос, делает его безэмоциональным и ровным и слышит в трубке какое-то шуршание, потом вновь отдаленно голоса, а следом хлопок двери.       — Я вышел, поеду на автобусе, буду минут через десять, может, чуть больше, смотря сколько буду ждать, — тихо отвечает парень, и Леви кивает самому себе.       — Хорошо. — Леви сжимает в руке небольшой пакет, что передал ему Эрвин. Он ничего больше не говорит, не говорит ничего и Эрен, и Аккерман первым нажимает на отбой, собираясь силами для нелегкого разговора.       Эрен действительно приходит достаточно быстро, Леви ждет его, сидя на скамейке, что стоит неподалеку от дверей в подъезд его дома. Он замечает парня издалека, Эрен одет во все черное, смотрит по сторонам и, когда натыкается на него взглядом, замирает, а потом, взяв себя в руки, направляется в его сторону.       Леви продолжает сидеть, он откидывается на спинку скамьи и осматривает парня, скрестив руки на груди. Эрен встает прямо перед ним и смотрит в собственные ноги, не спеша смотреть ему в глаза. Его лицо говорит громче него. Леви кажется, он не видел его вечность.       Он подмечает явные синяки под глазами, небольшие ранки на искусанных пухлых губах. Его волосы прикрывает черный капюшон от толстовки, что торчит из-под кожаной расстегнутой куртки, только длинная челка падает на лицо.       — Ты плохо спишь, — тихо произносит Леви, не спрашивая, утверждая и слегка наклоняя голову, пытаясь заглянуть в его глаза, но Йегер избегает его взгляда. Тот ничего не говорит, его пухлые губы слегка поджаты.       Леви вздыхает и тоже отводит взгляд.       На улице еще совсем светло и солнечно, легкий ветер раздувает его волосы, а деревья с не до конца опавшими листьями яркими красно-оранжевыми пятнами украшают придомовую территорию.       — У меня было столько слов, чтобы сказать тебе, но вот ты стоишь передо мной, и я без понятия, что говорить, — говорит мужчина на выдохе, переводя взгляд обратно на парня, тот сводит брови и, наконец, поднимает на него глаза. Леви видит, как тот судорожно вздыхает и нервно трет пальцы рук.       — Леви, я… — несмело начинает Эрен, но замолкает и ничего по итогу не говорит, а Леви усмехается, отчего парень прикрывает лицо руками и отступает.       Аккерман тоже молчит.       Не очень-то у них клеится разговор. Если честно, Леви думал, что они поругаются или хотя бы будут говорить друг с другом на повышенных тонах, но сейчас, все, чем они являются — это двумя жутко уставшими людьми.       — Мне так жаль, мне так сильно жаль, что все это произошло! — Вдруг слышит Леви тихий и быстрый голос Эрена. Тот резко усаживается перед ним на корточки и укладывает ладони на его колени, заглядывая в глаза. И от того, как Эрен смотрит на него своими яркими блестящими аквамаринами, у Леви замирает сердце.       Эрену нельзя так на него смотреть, нельзя использовать такой вот взгляд, это должно быть просто запрещено.       — Мои извинения ничего не меняют, я причинил тебе боль, — запыхаясь так, словно бежал, говорит Йегер, — и только я виноват в том, что происходит между нами, но… — парень сглатывает и сводит брови, — но я не знаю, как все исправить! Я боялся приходить, боялся, что если ты меня увидишь, то окончательно решишь бросить, я… я не хочу, чтобы все заканчивалось! Не хочу терять тебя! — Леви приподнимает брови, когда слышит эти слова. Он медленно наклоняется, укладывая пальцы на подбородок Эрена, чтобы остановить метания его глаз и заставить смотреть только на себя.       — Ты думаешь, это так легко? Бросить тебя… — хмурясь спрашивает Леви. — Думаешь, это как пластырь сорвать, Эрен?       — Но ты не отвечал мне!.. — громче говорит Эрен, сводя брови, а Леви отводит ладонь от его лица.       — Я злился и до сих пор злюсь, — тоже повышая тон, но в меру, отвечает Леви, а потом поджимает губы и отворачивается от него. — А ты… видно, хочешь, чтобы я решил все за нас двоих, как будто бы я имею… хоть малейшее, блядь, представление, что надо делать! — Эрен сам берет его руку в свою и укладывает себе на щеку. И Леви чувствует ей его теплое дыхание, тот накрывает его ладонь своей и прикрывает глаза, вдыхая у его запястья.       У Леви от этого жеста щемит сердце.       — Я тебе не изменял, — на выдохе говорит Эрен, сжимая его ладонь крепче и заглядывая в глаза. — Не предавал тебя! Я не смотрю ни на кого, не думаю ни о ком, кроме тебя, и все это просто гребаная ошибка и недопонимание! — С каждым предложением голос Эрена становится все громче, словно этим он хочет добавить веса своим словам, вот только, каким бы громким он ни был, его слова остаются просто чертовыми словами. — Я жалею каждый день о том, что устроил. — Его голос дрожит, и Леви тяжело вздыхает, а потом свободной рукой сжимает переносицу. Он понимал, что этот разговор будет тяжелым, но представление и реальность — слишком разные вещи. Оставаться спокойным дается ему все сложнее и сложнее. — Я знаю, все это звучит как ложь и оправдания, но я говорю правду, пожалуйста, поверь мне… — тише договаривает Эрен, — пожалуйста…       Леви долго смотрит в его глаза, Эрен продолжает удерживать его ладонь на своей щеке, виновато и потерянно смотрит на него.       — Ничего не было?.. — спрашивает Леви, а Эрен кивает несколько раз.       — Не было. Она полезла — я отказал. Мы ночевали в одной палатке: я, она и ее сестра, и в машине ехали вместе. — Леви приподнимает брови, пытаясь представить все это, а потом зло усмехается и убирает свою руку.       Ночевал в одной палатке на каком-то обоссанном фолк-фестивале, накурился и нажрался наркоты, а потом улегся спать с какими-то непонятными девками… просто пиздец. Эрен явно видит по его выражению все чертово отношение к произошедшему и опять укладывает ладони на его колени, привлекая внимание к себе.       — Ничего не было, Леви!       Леви молчит, молчит и Эрен, и, если честно… ему так сильно хочется верить в то, что тот говорит. Он смотрит в его глаза, стараясь найти там хоть что-то, что указывает на ложь, но видит лишь страх и искренность, видит, что тот говорит правду, или… хочет видеть это, выдает желаемое за действительное.       Может ли он на самом деле просто обманывать сам себя?       — Ты сомневаешься, — тихо произносит Эрен, сглатывая слюну и убирая свои руки. Он неуверенно выпрямляется и смотрит на Леви сверху вниз со сведенными бровями.       — Да, — честно отвечает мужчина, отводя взгляд. — Да, потому что ты не можешь доказать, что не трахался с ней. — И это правда. Все указывает на то, что Эрен изменил ему, но он… все равно понимает, что верит не чертовому здравому смыслу, а Эрену.       Он просто не может поверить, что Эрен, млеющий от одного его взгляда, мог так поступить.       — Не могу, ты прав. — Леви усмехается и качает головой, и он ожидает, что увидит во взгляде Эрена вину и смирение, но парень упрямо смотрит на него, хмуря свои густые брови и поджимая пухлые покрасневшие от укусов губы. — У нас есть только мои слова, других доказательств не может быть, — Леви понимает это, понимает, что не может иметь никаких доказательств, кроме слов Эрена, и… это сложно. Он привык опираться на факты, а не слова, и ему настолько сложно, что от мыслей начинает болеть голова, но он все равно не может поверить, что Эрен его предал. Он долго всматривается в лицо парня, старается найти в нем хоть что-то, а Эрен вздыхает, потом опускает голову, как провинившийся ребенок, — но пожалуйста… поверь мне? — тише просит парень, и Леви вдруг слышит тихий всхлип. Он сводит брови, вглядывается в его глаза внимательнее и понимает, что парень не плачет, но… похоже, очень близок к этому.       Леви тихо вздыхает и качает головой.       — Ты такой плакса, Эрен, — тихо произносит Леви, и после слов этих у парня заканчиваются силы сдерживаться. Белки его глаз тут же краснеют, по щекам стекают несколько слезинок, и Эрен старается не меняться в лице, старается держаться, и Леви не выдерживает и, наконец, поднимается со скамейки, подходя ближе. Он вытирает большими пальцами крупные слезы с его щек.       — Я… я чувствую себя очень беспомощным, когда не могу донести правду, а у меня нет ничего, кроме нее, — выдыхает Эрен, его голос дрожит, а слезы крупными каплями оседают на длинных ресницах, прежде чем покатиться вниз, чтобы остановиться у его пальцев. — Я не должен плакать, знаю, что не должен, но последнее время это постоянно происходит, — продолжает Эрен, прерываясь на обидные всхлипы.       — Не плачь, Эрен, — просит Леви, вновь утирая проступившие слезы и оставляя ладони на его щеках. — Не из-за того, что не должен, просто… очень сложно видеть твои слезы, — договаривает он, и эти слова ни на секунду не показывают то, что на самом деле он испытывает, когда видит их.       Он никогда не мог переносить слез близких людей, но видел их слишком часто, и теперь видеть слезы Эрена вовсе кажется невыносимым.       — …мне кажется, вся моя жизнь рушится, — всхлипывая, выдыхает Эрен, опуская голову, — пожалуйста, прими решение вне зависимости от того, плачу я или нет, иначе… оно будет не твоим, и это не приведет ни к чему хорошему, — просит он, и Леви, делая шаг вперед, прижимает его к себе. Он укладывает одну ладонь на его затылок, что скрыт капюшоном, а второй обхватывает поясницу. Ему приходится слегка приподняться, а Эрену, наоборот, согнуться. Парень крепко обнимает его за спину и утыкается носом в место между плечом и шеей, что тут же намокает от резко хлынувших слез, плачет только сильнее. Леви этим объятием будто нажимает на спусковой крючок, после которого Эрен по-настоящему отпускает себя, но, может быть… ему надо выплакать все это, и единственное, что может сделать Леви сейчас, — это подставить ему свое плечо.       — Я верю, что ты не спал с ней. Я верю, что ты не врешь, — произносит Леви, и его слова искренние. Он обнимает Эрена сильнее и прикрывает глаза, чувствуя привычный запах парня, по которому успел так сильно истосковаться, — но ты же понимаешь, что это только часть проблемы, Эрен?.. — Йегер кивает несколько раз и мягко отстраняется от него, оставаясь стоять почти вплотную. Леви вновь утирает его покрасневшие щеки, а потом достает из кармана куртки то, что передал ему Эрвин. Парень продолжает всхлипывать, но видно, что слова Леви успокоили его. Тот неуверенно смотрит себе под ноги, а потом поднимает взгляд. — Я заказал это на прошлой неделе, — говорит Леви, пристально глядя в его глаза. Он свой выбор сделал и сделал его, конечно же, в пользу Эрена, это… если честно, было очевидным даже для него самого, несмотря на всю злость и обиду, что он испытывал. Теперь же настала очередь парня принимать решение, — так что… ты должен понимать, что мое решение не продиктовано ни твоими слезами, ни чем-либо еще, кроме меня самого. — Эрен сводит брови, когда он говорит это, но не произносит ни слова, позволяя ему договорить: — Ты… действительно умудрился вытворить то, что напрочь выбило меня из колеи. Первый раз — случайность, Эрен, — Леви пристально следит за его реакцией, — второй — совпадение, а третий — закономерность, и я не буду смиренно ждать ни второго, ни третьего. Я… не прощу тебя, если после всего, что произошло, ты опять выкинешь нечто подобное. Как бы ни злился, что бы ни произошло, но тем не менее… — Он протягивает Эрену пакет, и тот недоуменно смотрит, доставая из него аккуратный плетенный браслет. Нитки у этого браслета достаточно толстые и прочные, они качественно сплетены между собой, а по центру находится крупный ярко-зеленый шарик. Эрен ничего не понимает, он рассматривает браслет, а потом переводит недоуменный взгляд на Леви. — Я знаю, насколько ты свободолюбив, знаю, что не терпишь, когда тебя в чем-то ограничивают, но то, что ты сбежал без каких-либо средств к связи и к существованию, делает тебя слишком ненадежным, в первую очередь для тебя самого. — Эрен до сих пор непонимающе смотрит на него, но не перебивает. И Леви знает, он говорит с Эреном сейчас как капитан с солдатом, а не как его мужчина, но свою точку зрения ему всегда легче объяснять именно в подобном тоне. — В браслете — трекер. Привязан к моему телефону. Наденешь его — и я смогу в любой момент узнать, где ты с точностью до пяти метров. — Эрен раскрывает глаза, но Леви спокойно выдерживает его шокированный взгляд. — Кроме этого, я против баловства наркотой, плевать раз в месяц, раз в год, я не потерплю этого. И, если я еще хоть раз увижу тебя объебанным или на отходняках, а будь уверен, я это пойму, отправишься прямиком в наркологичку. Это условия, Эрен, принимать их или нет — твой выбор, — заканчивает Леви.       Йегер молчит, он пристально рассматривает браслет, слегка нахмурив брови. На его щеках подсыхают красные дорожки от слез. Сам браслет темно-коричневого цвета, ярко-зеленый шарик с маяком зафиксирован прямо по центру, порвать его невозможно, разве что разрезать.       — Я не вру тебе насчет того, где нахожусь, — тихо произносит Эрен. Ему явно не нравится это, разумеется, не нравится, и тем не менее он все равно протягивает свою левую руку, поднимая рукав толстовки и показывая запястье, на котором неизменно находятся несколько браслетов.       Он вкладывает браслет в ладонь Леви и упрямо смотрит в глаза.       — Он не для того, чтобы проверять тебя, делать мне больше нечего, — раздражено отвечает Леви. Просто если Эрен вдруг опять исчезнет, он сможет без труда найти его на любой точке чертовой карты. А если при поиске Леви обнаружит срезанный браслет, то что ж… — Эрен, — зовет он его, вглядываясь в аквамариновые глаза. Леви вздыхает, но говорит ровным тоном: — Это непростой шаг, и тем не менее, если ты согласишься, то должен будешь всегда носить его. Я завяжу его на узел, который ты не сможешь развязать, чтобы снять — придется срезать. И если ты еще раз пропадешь, а все, что я смогу найти — твой браслет, я не буду слушать объяснений. Это будет концом, — договаривает Леви, не прервавшись, и по взгляду он понимает: у Эрена нет сомнений в правдивости его слов. — Ты меня понимаешь? Ты согласен?..       — Разве не я протянул тебе запястье? — хмурясь, спрашивает Эрен.       — Ты не дослушал до конца, когда сделал это, — отвечает мужчина, а Эрен, кивая, делает шаг к нему и склоняет голову, утыкаясь носом в его волосы. Леви может чувствовать, как носом тот втягивает воздух, и от этого жеста его сердце начинает биться быстрее.       — Я бы ни от кого такого не принял, это правда… — тихо произносит парень, чувствуя привычный запах чайных листьев. Его рука находится между ними, — но я согласен. — Услышав эти слова, мужчина кивает и, отстраняясь, примеряет браслет на запястье Эрена.       Парень, не отводя взгляда, наблюдает за тем, как Леви завязывает его на самый прочный узел, который только помнит. Убедившись, что веревки не пережимают кожу, и устроив шарик по центру запястья, Леви отпускает его руку.       Эрен осматривает браслет, крутя запястьем, тот особо не люфтит, но и не совсем плотно прилегает к коже, ему должно быть комфортно, а с учетом того, что Эрен постоянно носит что-то на запястьях, раздражать тоже не должно, хотя к небольшой тяжести шарика придется все-таки привыкнуть. Парень накрывает запястье рукавом толстовки и переводит взгляд на мужчину, который и так все это время не сводил с него глаз.       Леви чувствует, как ускоряется сердцебиение, и, прежде чем отпустить себя, произносит:       — Сделай так, чтобы мне ни разу не пришлось использовать этот ебаный браслет, Эрен. — Парень в удивлении сводит брови, а потом нависает над ним, опуская ладони на его шею. Леви резко вдыхает, а Эрен прикасается лбом к его лбу, гладя узкие щеки большими пальцами.       — Можно я поцелую тебя? — полушепотом спрашивает Эрен.       — Тебе до сих пор не надо спрашивать, — отвечает мужчина, прикрывая глаза и подаваясь ему навстречу.       Эрен крепко целует его, и оттого, что он плакал, его губы соленые. Он привычно пахнет вишней и сигаретами, и Леви, прижимаясь к нему всем телом, чувствует, как руки парня обвивают шею, а поцелуи становятся глубже и ненасытней. Становится плевать, что они на улице, становится плевать на все, кроме Эрена, его поцелуев, его запаха и тихого шепота о том, что он скучал.       Никого больше не существует.       — Я тоже, — в его губы отвечает Леви, заглядывая в большие аквамариновые глаза. — Я ждал каждого… чертового сообщения, Эрен, — выдыхает он, а парень сводит брови.       — Правда?.. — тихо спрашивает Эрен, притягивая его в объятие и упираясь щекой в волосы. Леви прикрывает глаза и обнимает его за спину, не в силах надышаться им.       — Правда, — уже даже не реагируя на глупые переспрашивания очевидных вопросов, отвечает Леви. — Пойдем домой, думаю, твои пособники там уже заждались, — тише говорит он, чувствуя, как к щекам приливает кровь. Хорошо, что Эрен этого не видит. Тот все так же обнимает его, прижимаясь щекой к волосам, и не спешит отпускать.       — Немного… постоим так, ладно? — совсем тихо просит тот, и Леви, крепче обнимая его за спину, ничего не отвечает. Он и сам вряд ли смог бы так быстро отстраниться.       Несмотря на то, что этот разговор был, мягко сказать, нелегким, Леви чувствует всепоглощающее спокойствие, пока Эрен находится здесь, в его руках, и отпустить его сейчас кажется просто невозможным.       Никто не выглядит даже на миг удивленным, когда Леви заходит в квартиру вместе с ним. И Эрену немного неловко от того, что те, пусть и не стали свидетелями чего-то личного, но тем не менее прекрасно понимают, что происходит. И все же каждому хватает такта делать вид, что ничего особенного и не произошло.       Разве что Петра понимающе смотрит, но не более того.       На удивление друзья Леви не садились за стол, пока они не пришли, хотя время уже больше трех, но все тарелки до сих пор чистые.       Эрен помогает Петре вынести сочную индейку из духовки и только сейчас понимает, как на самом деле был голоден все это время. Он входит в число тех людей, что на стрессе не могут есть, что, наверное, не так уж и плохо, но теперь ему кажется, он сможет самостоятельно съесть всю индейку и сверху заесть ее пюрешкой.       И наблюдая за тем, как друзья Леви усаживаются за красивый стол, чувствуя его ладонь, что успокаивающе гладит по предплечью, Эрен понимает, что все это может закончиться с новой фазой, которая рано или поздно, но наступит, и он… просто хочет забыть об этом хотя бы сейчас.       Хотя бы в этот праздник.       Леви садится в центр стола, а Эрен по его левую руку. Эрвин сидит напротив него по правую руку Леви, и Эрен ловит на себе его изучающий взгляд. Он не может не замечать того, как кричит интуиция, ему кажется, что от этого человека еще будут проблемы, пусть тот никоим образом это не показывает. Они и словом-то не перекинулись сегодня, кроме приветствия, и тем не менее Эрена чуть ли не передергивает от его холодного расчетливого взгляда. Ему кажется, словно Эрвин сканирует его, как рентген.       Взгляд его голубых глаз мажет по браслету на его руке, и отчего-то Эрен уверен, что тот прекрасно знает, что это такое, иначе взгляд на нем бы не остановился.       — Мы же будем выполнять все традиции? — хитрым голосом спрашивает Ханджи, оглядывая их всех. Она сидит около Эрвина и обращается к каждому. Леви приподнимает бровь. — Ну, взяться за руки и выразить благодарность, Леви! В этом же суть Дня Благодарения! — чуть тянет она, в ее голосе слышится возмущение, словно Аккерман уже отказался.       — А без того, чтобы я чувствовал себя идиотом, никак? — спрашивает Леви, а Эрен, переводя взгляд на него, начинает мягко улыбаться. Он очень соскучился по его ворчанию.       Эрен берет одной рукой ладонь мужчины, а второй Петру, что сидит рядом. Леви с неопределенным выражением лица смотрит на него, а Эрен продолжает улыбаться.       — Я благодарен за то, что сегодня, несмотря на то, что вся моя семья находится очень далеко, я этого не чувствую, — уверенно говорит Эрен, начиная первым и переводя взгляд на Петру. Он понимает, этот обряд для Леви, скорее всего, в новинку и, наверное, ему надо дать время подумать над тем, что он скажет, но все же он должен через это пройти — Ханджи права, это важная часть празднования.       Петра тянется к руке Ханджи, держа ее сильно выше над столом, чтобы ненароком не испачкаться едой, а Ханджи берет за руку Эрвина, который в свою очередь усмехаясь с Леви от нелепой для них ситуации, тоже берет его за руку. Эрен в этот момент переплетает пальцы с мужчиной, бросая недолгий взгляд на Эрвина, который и не смотрит в его сторону.       — Я благодарна тому, что жизнь свела меня со всеми, кто сейчас сидит за этим столом. Каждый из вас чему-то научил меня и продолжает направлять и открывать что-то новое. — Она обводит их всех взглядом и останавливается на Эрене, который даже на миг не задумался о том, что эти слова распространяются и на него тоже, несмотря на то, что она сказала «каждый из вас». — Даже ты, Эрен! Мама давно забросила попытки научить меня готовить, но сегодня мне было очень интересно это делать с тобой. —Она чуть крепче сжимает его руку, и Эрен искренне улыбается ей в ответ, чувствуя, как невольно краснеет.       — Тебя не жизнь с ними свела, а я! — возмущенно говорит Ханджи Петре, которая едва слышно фыркает. Эрвин усмехается ее комментарию.       — Ты бы хотела, чтобы она выразила всю благодарность исключительно тебе? — спрашивает мужчина, а Ханджи цокает и закатывает глаза.       — Не то чтобы против, я не люблю, когда мои заслуги принижают, но да ладно! Я хочу поблагодарить за приготовленную вами еду, она вся выглядит просто восхитительно!.. — Ханджи с маниакальным взглядом осматривает стол, а потом переводит взгляд на Эрена и Леви. — И вы не представляете, как было сложно вас дождаться и ничего не трогать!       — Нам до ужаса стыдно, очкастая, — как всегда спокойно отвечает Леви.       — Я заберу с собой всего понемногу, все равно все не съедите, — протягивает она, а Леви закатывает глаза. Все переводят взгляд на Эрвина, и Ханджи довольно улыбается. — Да начнется агитация.       Эрвин качает головой, с доброй улыбкой глядя на нее, а потом переводит взгляд на Леви. Эрен видит, что и мужчина тоже с интересом смотрит на него, ожидая, что тот скажет.       — Что ж, я хочу выразить благодарность каждому из вас, — начинает Эрвин уверенным голосом, и Эрен внимательно наблюдает за ним. Мужчина сидит как по струнке, с вытянутой спиной и широко расправленными плечами. Его голос тверд, а взгляд холодных голубых глаз пристален. Он не видел этого мужчину с той самой встречи в ресторане, и теперь, когда знает его возраст, ему становятся заметны седые волосы, что сливаются со светлыми, их не так уж и много, но тем не менее они есть. Виски и затылок у Эрвина выбриты, но, в отличие от Леви, у него нет челки, и волосы сверху пострижены и зачесаны назад. В уголках его глаз и губ проглядывается небольшая сетка морщин, они совершенно не бросаются в глаза, у него достаточно острые скулы и вытянутое лицо, крупный нос с горбинкой, который совершенно его не портит, и очень широкие густые брови. Эрвин ненамного выше него, но из-за массы кажется сильно крупнее, несмотря на то, что Эрен и сам по себе плечистый. — Ханджи, за твою чуткость и заботу, — говорит он ей, Зое производит нарочитое «аввв», но по ее порозовевшим щекам понятно, что ей важны его слова. Тем временем Эрен хмыкает про себя. Чуткость?.. — Петра, за готовность прийти в тот момент, когда в тебе нуждаются. — Петра смущенно улыбается ему, произнося тихое «спасибо», и Эрвин, тоже улыбаясь ей, переводит взгляд на него, впиваясь в глаза своим пронизывающим взглядом. Эрен старается не меняться в лице и не отводить взгляда, хотя это жуть, как сложно. — Эрен. — Эрвин отчего-то начинает улыбаться, и Йегеру… почему-то не нравится эта улыбка. — За твою искренность и смелость. Именно эти качества очень ценит Леви, и, если он выбрал тебя своим партнером, значит, они однозначно есть и в тебе. — Эрен приподнимает брови, не справляясь с возникшим удивлением, и Леви, подмечая это, фыркает:       — Эрвин, мы не на свадьбе, мог бы не пояснять. — Эрвин усмехается, переводя, наконец, взгляд на Аккермана.       — Леви… все, что я в тебе ценю, не перечислить. Я доверяю тебе. Полностью и безраздельно. Тебя можно поблагодарить за многое, но я поблагодарю просто за то, что ты есть, — договаривает Эрвин, продолжая смотреть Леви в глаза и слегка наклоняясь к нему. Эрен видит, что тот сжимает его ладонь чуть крепче, когда говорит это, а Леви, усмехаясь, открытым взглядом смотрит в его глаза.       Леви смущен, это видно невооруженным взглядом, но Эрен окончательно убеждается в этом после того, что тот произносит:       — Спасибо, Эрвин, я буквально растаял. — Леви всегда уходит в сарказм или ворчание, если смущен, и Эрен понимает, что его злит это, но он, конечно же, не показывает ничего подобного и усилено контролирует выражение своего лица.       — Твоя очередь, пчелка, — тянет Ханджи, а Леви закатывает глаза, наконец, отводя взгляд от Эрвина.       — Назовешь меня пчелкой еще раз…       — И ты ничего не сделаешь, — продолжает за него подруга, а Леви, оглядывая всех присутствующих, задерживает взгляд на Эрене.       Эрен тоже смотрит на него, чувствуя, как злость отпускает. Он ведь даже подумать не мог, что проведет этот день вместе с ним — их первый День Благодарения. Что бы ни было, он хочет вспоминать этот день с улыбкой, и тратить его на додумки и ревность кажется глупостью.       Эрен гладит большим пальцем его ладонь и улыбается, кивая, а Леви обводит их всех взглядом.       — Я благодарен за то, что не один, — ровным голосом произносит Аккерман, ничего больше не добавляя, а Эрен чувствует, как сердце пропускает удар, когда понимает, что мужчина совсем слабо, едва приподняв уголки губ, но улыбается. Невольно оглядываясь на друзей мужчины, Эрен понимает, что и те в удивлении смотрят на эту самую улыбку.       Леви говорит короче всех, но это, пожалуй… самые важные слова, что прозвучали сегодня за этим столом.       Позже они приступают к ужину, на фоне совсем тихо включен телевизор с трансляцией парада из Нью-Йорка. Эрен делает много фотографий на телефон, чтобы сохранить память об этом дне. Он фоткает стол, фоткает Ханджи, Петру и даже Эрвина, несмотря на свое неоднозначное к нему отношение, то, как они кушают, разговаривают, снимает короткие видео и, конечно же, фотографирует Леви, который напрочь отказывается позировать, пока ест, из-за чего на фотографиях, сделанными Эреном, везде жует, причем нарочно глядя при этом в объектив камеры самым вредным взглядом, на который способен.       Эрен отправляет некоторые Микасе и Армину в общий чат, чтобы не переживали о нем, получая в ответ и их фотографии, а потом решает попросить у Петры, с которой, как он осознает, ему комфортнее всего общаться из всей «компании» Леви, сфотографировать их с ним вместе. Это немного неловко, Леви совершенно не знает, как реагировать на камеру, но Эрен, усаживаясь с ним рядом, обнимает его за плечо, говорит не думать о фото и расслабиться.       Так спустя несколько фотографий, попыток Эрена сделать что-то с угрюмым лицом Леви, ворчания по этому поводу самого Леви и пытающейся найти нужный ракурс Петры у них появляется еще одна хорошая совместная фотография.       Под ней только не хватает надписи «Счастливого Дня Благодарения» и хоть на открытки печатать, и Эрен с искренней радостью показывает ее мужчине, ловя его спокойную улыбку.       Петра и Ханджи уходят первыми, после того как убрав со стола на кухню полупустые тарелки с едой и пересервировав его при помощи Леви, Эрен выносит тыквенный пирог со взбитыми сливками. Тем надо успеть провести время еще и с мамой Петры — сестрой Ханджи, и Эрен укладывает им с собой по куску пирога.       Эрвин остается немного подольше, и Эрен впервые видит, как те с Леви взаимодействуют друг с другом без отвлекающего фактора в виде Ханджи, и надо отдать должное, разговаривать те могут вообще не прерываясь, достаточно много рассуждая о третьих вещах, и если раньше Эрен думал, что сошлись те на том, что одинаково смотрят на мир, то, немного послушав их, понимает, что их мнения не сходятся в большинстве тем, которые они обсуждают.       Тем не менее, они не уходят в активные споры, напротив, достаточно аргументировано доносят свою точку зрения, оставаясь каждый при своем мнении. И, думает Эрен, Эрвин явно является тем человеком, с которым Леви смог бы без какого-либо труда находиться двадцать четыре на семь.       В его голове крутится мерзкая мысль о том, что они ведут себя как старая замужняя парочка.       Они провожают Эрвина вместе, Эрен и ему тоже передает крупный кусок пирога, пусть тот и пытается вежливо отказаться.       Эрен встает рядом с Леви, пока мужчина надевает обувь и накидывает сверху бежевый плащ, поправляя перед зеркалом мятые участки, которых, как самому Эрену кажется, нет. Мужчина выглядит чересчур холеным, и Эрен вдруг четко осознает, что именно его напрягает.       Они с Эрвином разные настолько, насколько вообще возможно. Эрвин объективно привлекателен, серьезен, и Эрен уверен, что не бывает моментов, когда тот выглядит неопрятно, всегда расчесан, ухожен, он правильно и красиво разговаривает, уверен в себе без нарочитого выпячивания этой самой уверенности, силен физически и, скорее всего, духовно, может поддержать, похоже, любую тему, они с Леви успели обсудить даже чертово искусство, о котором сам Эрен, блядь, вообще ничего не мог сказать, кроме нравится — красиво, не нравится — хрень какая-то.       И если Леви действительно нравится такой типаж мужчин, то Эрен понятия не имеет, что он в нем нашел, потому что… ну, ему двадцать, все, что он любит, — это готовить, смотреть странные мультики и сериалы, много гулять и играть в видеоигры.       Культурно он никак не просвещается, максимум, когда бывал за границей, посещал музеи и прочие достопримечательности, в Штатах он и в музеи-то не ходит, последний раз был по школьной программе.       Да и внешний вид… не сказать, что Эрен всегда аккуратен, за гигиеной он следит, это правда, но Леви не один раз делал ему замечания по поводу глажки той же одежды, одевается Эрен тоже всегда в обычные повседневные шмотки, в которых преобладают худи и толстовки, волосы из-за структуры и густоты чаще кажутся растрепанными, чем аккуратными…       И в отличие от Эрвина он… никогда не делал ничего важного, да и не планировал ничего «для людей»… думал только о себе и своих близких.       Грубо говоря, он проигрывает этому мужчине по всем фронтам, и вряд ли Леви этого не замечает.       С Леви Эрвин прощается достаточно коротко, а Эрену Эрвин пожимает руку со словами «до скорой встречи, Эрен».       Когда за тем закрывается дверь и они остаются наедине друг с другом в тишине, Леви поворачивается к нему, а Эрен неуверенно на него смотрит. Он опускает взгляд, а потом быстро поднимает его, с небольшим прищуром глядя на мужчину.       Конечно, они помирились, но так же, как и у него, он уверен, и у Леви остался сильный осадок от произошедшего, и вести себя как ни в чем не бывало вряд ли получится, тем не менее, им надо как-то двигаться дальше.       — Пойдем, уберем со стола? — неуверенно спрашивает Эрен, взлохмачивая собственные волосы, а Леви хмыкает.       — Ты и предлагаешь уборку, — с усмешкой отвечает тот, но идет внутрь квартиры, чтобы заняться как раз этим.       Они открывают в зале и в кухне окна, чтобы проветрить квартиру, выключают телевизор, звук которого и так был едва ли слышен. Еды осталось не так уж и много, но как оно обычно и бывает после праздников, именно ей они и будут питаться весь следующий день, скорее всего, что-то даже придется выкинуть. Они убирают сначала посуду и подложки под тарелки, и Эрен решает пока что оставить оранжевую скатерть и плетенный рог и также не убирает и с двери украшение из листьев.       Пусть побудут.       Пока Леви сливает заварку чая, Эрен идет на кухню и начинает складывать оставшуюся еду по контейнерам. Посуды, если честно, использовано куча, и Леви, возвращаясь на кухню, сначала разбирает посудомоечную машину, что утром собирали после готовки Петра и Эрен, а потом начинает мыть уже свежую.       Они не разговаривают, молчание не кажется гнетущим, но каким-то… неспокойным. Тем не менее, несмотря на свое неоднозначное состояние, у Эрена есть четкое ощущение того, будто бы он вернулся домой после долгого скитания непонятно где.       В кухне уже проветрилось, свет включен, но не ярко, хотя Леви никогда не включает его полностью, Эрен прослеживает взглядом по банкам с чаем, понимая, что соскучился и по чаю от заварки, который с Леви начал намного чаще пить. Он переводит взгляд на мужчину. Тот на удивление для самого себя не переоделся в домашнюю одежду, как был в плотных джинсах и сером лонгсливе с открытыми ключицами, так в них и ходит. Только тапочки свои надел.       — Слушай, — начинает Эрен, неуверенно глядя на него. Тот, продолжая размерено мыть посуду, переводит спокойный взгляд на него. — А с Эрвином… вас когда-нибудь связывало что-то, кроме дружбы?.. — Конечно, этот вопрос достаточно внезапный после того, что они молчали, но во всяком случае, Эрен не знает, когда еще сможет задать его так, чтобы тот не звучал внезапно упавшим с неба.       — Нет, — просто отвечает Леви, переводя взгляд обратно на тарелку, что находится у него в руках, и ополаскивает ее от пены. — И, Эрен… — Леви вздыхает, — начнешь ревновать к Эрвину — настучу по голове, не занимайся ерундой, — договаривает мужчина. Его тон совсем слегка меняется, становится более строгим, но вопрос Эрена хотя бы его не злит, что… уже хорошо, наверное. Хотя Эрену немного неприятно, что мужчина тормозит его.       Как будто бы он еще не начал ревновать, думает про себя Эрен, правда, ревность к Эрвину… другая. Во всяком случае, Эрен ощущает ее совсем по-другому, она ощущается глубже, чем та, что он обычно испытывает.       Леви и Эрвин дополняют друг друга, понимают не просто с полуслова, а с полувзгляда, и… это, конечно же, здорово, что у Леви есть такой человек, но Эрен и сам хочет быть для него таким, хотя понимает, что никогда не сможет добиться подобного, хотя бы из-за своей болезни.       — Я просто спрашиваю, мне интересно, потому что вы знакомы с ним сто лет, а он даже сейчас, ну… довольно привлекательный тип. — Он неуверенно зарывается в свои волосы. — Плюс, вы явно на одной волне, и мне интересно, — повторяется Эрен, закрывая холодильник и подходя к Аккерману. Он начинает убирать помытую посуду в посудомоечную машину, как Леви всегда и делает теперь после активной готовки, а Леви опять переводит на него взгляд. — Он никогда… мм… не знаю, не привлекал тебя в таком смысле? — Мужчина устало вздыхает, а Эрен смущается. — Ты можешь не смотреть так?.. — Леви домывает последний стакан и тоже начинает укладывать все внутрь.       У Эрена никогда не получается сделать это настолько же геометрично красиво, как у Аккермана, тот переставляет и то, что он уложил, чтобы вместилось и промылось больше посуды.       — Я не думаю, что ты хочешь говорить об этом на самом деле, — отвечает ему Леви, а Эрен непонимающе смотрит на него, слегка недоуменно сведя брови.       — Это еще почему?.. — Леви скептично смотрит на него, включая режим в посудомойке и закрывая ее. Она начинает тихонько жужжать, нарушая тишину кухни. Леви же снимает резиновые перчатки, которые Эрен тут же выкидывает, пока мужчина промывает руки.       — Потому что ты неадекватно реагируешь, — просто отвечает Леви, пожимая плечами. — Вспомни хоть последний раз, когда я упомянул, что не девственник на жопу? У тебя чуть ли не истерика случилась, и повторений мне сейчас не хочется. — Эрен слегка смущенно смотрит на него и отводит взгляд. Да… этот момент он помнит, но в свое оправдание думает, что происходило это во время гипомании, так что он реагировал на многие вещи острее, чем реагирует в нормальном состоянии.       Хотя, конечно, откуда Леви может знать об этом. Наверное, он просто считает его полным ебанатом.       — Это другое, и… это неважно. — Леви строго смотрит на него, но Эрен продолжает упрямо смотреть в его глаза, выдерживая взгляд. — Сейчас ты здесь, со мной, так что, что бы ты ни рассказал, это ничего не изменит. — Сколько Эрен себя помнит, он был собственником до тех людей, которых считал близкими и своими. Он ревновал родителей к Зику, ревновал Армина и Микасу к одноклассникам, если замечал, что кто-то пытается с ними сблизиться, ревновал Зика к его друзьям, когда тот предпочитал проводить время с ними, нежели с самим Эреном.       С возрастом эта черта стала более осознанной и контролируемой по отношению к родным, но с тех пор, как Леви появился в его жизни, она дает о себе знать постоянно.       У Леви не было отношений до него, тот говорил об этом, и Эрена это, к собственному стыду, жуть как радует, но откуда он знает, может, Эрвин был какой-то неразделенной любовью, от которой остался осадок?..       — Ладно… — произносит мужчина, он встает напротив Эрена, который опирается спиной на кухонную тумбу. — В армии я трахался направо и налево, отношения и всякая любовная херня меня не интересовала, я в это не верил и не хотел ввязываться ни во что подобное, просто наслаждался жизнью без всяких обязательств. Эрвин стал первым, кто смог меня заинтересовать, с ним всегда было интересно беседовать, плюс, как ты и сказал, он был очень привлекательным, так что потрахаться я, конечно, тоже был не против, но я понимал, что это повлечет за собой кучу неудобств, во-первых, с ним бы точно не получилось ограничиться одним разом, учитывая то, что он мне нравился, во-вторых, он технически был моим начальником, как и сейчас, так что, как ни посмотри, а везде были одни проблемы, так что я пресек эти мысли на корню. — Эрен выдерживает паузу, переваривая то, что он сказал. Значит, понимает Эрен, он все же был в какой-то степени прав. И Леви, который бегал от отношений и чего-либо серьезного, смог заинтересовать только лишь Эрвин. Прикусывая губу, он спрашивает:       — Он знает об этом?..       — Он все обо мне знает. Включая и это, — спокойно отвечает Леви, а Эрен чувствует, как сжимается в груди, но старается не показывать то, что его задевает услышанное. Наверное, он до конца надеялся, что Леви и не думал об Эрвине никогда в таком ключе, но это было настолько маловероятно, что, наверное, он просто идиот. — Ты расстроился, — понимает Леви, хмурясь, а Эрен качает головой.       — Прости, — тихо отвечает Эрен, чувствуя, как на лицо ложится слегка прохладная ладонь. Леви хочет, чтобы Эрен смотрел на него, но он пытается отвести взгляд, чтобы совсем уж не выдавать себя. — Это правда ничего не меняет, я сам хотел узнать. Плюс, сейчас важно совсем другое. — Леви кивает и отстраняется от него. На щеке остается влажный след, после того как тот убирает руку.       — Это было действительно очень давно, — просто отвечает Леви и, дожидаясь его кивка, оглядывает комнату еще раз, убеждаясь, что в кухне чисто, а потом уходит в зал. Эрен же думает о том, что, наверное, раньше после такого разговора Леви бы обязательно обнял его.       Сейчас этого не произошло.       Время до ночи они занимают просмотром совершенно неинтересного сериала, который даже не замечают, думая каждый о чем-то своем. Эрен крутит шарик от нового браслета между большим и указательным, задумчиво глядя вперед себя. Он понимает, что не может вести себя, как ни в чем не бывало, не может как обычно улечься к мужчине на колени, не может прерывать его вопросами во время просмотра, жутко беся этим, ничего не может. Видимо, присутствие друзей Леви смягчало… моменты их взаимодействия, но теперь, когда они остались наедине друг с другом, оба не знают, как себя вести.       Где-то к одиннадцати Леви поднимается с дивана и говорит, что он в душ, а потом спать, оставляя Эрена в одиночестве. Он не взлохмачивает его волосы, как делает это обычно, просто бросает короткий взгляд и уходит в спальню, а Эрен, слыша тихий хлопок двери, прикрывает лицо той же рукой, на запястье которой теперь находится браслет с маячком.       Кто бы мог подумать, что он когда-нибудь позволит повесить на себя чертов трекер, но правда в том, что он согласился бы даже на ошейник, если бы это было условием для прощения. Он осматривает браслет вблизи, крутит запястье, разглядывая прочный замысловатый узел, а потом и сам яркий шарик с трекером.       Родители тоже пытались заставить его ходить с маячком, но Эрен наотрез отказался, устроив при этом такой скандал, что те больше ни разу не возвращались к этому вопросу, но вот он сидит в браслете, зная, что, если Леви придется его использовать, это станет концом их отношений.       Спустя двадцать минут Эрен не выдерживает и заходит в спальню. Свет горит только от ночника, здесь привычно прохладно, покрывало сложенным лежит на комоде, а дверь в ванную закрыта. Эрен смотрит на мужчину, тот уже лежит в кровати, прижимается спиной к спинке, его ноги вытянуты, волосы влажные после душа, одеяло пока что откинуто. Тот, скорее всего, читает, судя по взгляду, направленному в телефон, но отрывается от книги и поднимает взгляд на Эрена.       Леви пока что надел только спальные штаны, чтобы не намочить кровать, а торсу дает высохнуть самостоятельно, как обычно и делает.       — У тебя завтра есть лекции? — Эрен ничего на это не отвечает. Есть, но он не пойдет на них, и Леви не даст никуда пойти.       Парень снимает с себя черную футболку, кидая ее, куда придется, потом мягкие штаны и носки, оставляя их на полу, и Леви хмурится, явно желая сделать ему замечание, но замолкает, когда Эрен забирается на кровать и, подбираясь ближе, усаживается на его бедра.       Леви напрягается всем телом, немного удивленно смотрит на него, а Эрен, забирая телефон из его руки и откладывая его, крепко обнимает Леви за шею и прикрывает глаза, тяжело вздыхая.       — Обнимешь меня? — тихо просит он, в ту же секунду чувствуя, как руки Леви обвивают его корпус и прижимают к себе. Кожей к коже они касаются друг друга, Эрен вдыхает запах его волос, зарывается в них пальцами, привычно проводя ими по выбритым участкам, наслаждаясь ощущением ежика, и нажимает на шею, чтобы Леви посмотрел на него. — Ты знаешь, что я понял?.. — спрашивает Эрен и, дожидаясь едва слышного «что» от мужчины, взгляд которого потихоньку покрывается пеленой, продолжает: — У нас с тобой… не было ни одного официального свидания… — Леви тихо хмыкает, и в этом звуке Эрен улавливает едва заметный смешок.       — Официального?.. — спрашивает тот, и Эрен несколько раз кивает, оглаживая его лицо и шею. Леви смотрит на него своими прозрачными льдинками, его руки обвивают поясницу, подтягивают к себе ближе, а парень убирает пальцами его пока что влажные волосы, полностью открывая красивое, словно точенное, лицо мужчины. — Что это значит? — Леви говорит полушепотом.        — Ну… Может, пойдем в субботу?.. Только мы с тобой. Целый день. Можем сходить сначала позавтракать, потом погулять… пока погода позволяет, а то… зима скоро, похолодает. К закату можем пойти, например, в летний кинотеатр, я знаю одну хорошую площадку на крыше, там… очень красивый вид открывается на город. Если ты захочешь. — Эрен целует его волосы и крепче прижимается, чувствуя, как волна тепла уходит вниз по груди прямо к паху. — Потом пойдем ужинать, я посмотрю какие-нибудь… красивые места со вкусной необычной едой, а потом вернемся домой. — Эрен слегка отстраняется, привычно смотрит на Леви сверху вниз, всматриваясь в родные глаза. Леви смотрит на него так же, как и раньше, с трепетом и теплотой, и от этого тревога в сердце Эрена почти что отпускает. Леви откидывается полностью на спинку кровати, его ладони аккуратно лежат под его лопатками, а потом скользят вниз, оставаясь на бедрах. — А потом мы вернемся домой, — он берет ладонь Леви в свою и укладывает себе на щеку, прижимаясь к ней и целуя белесый шрам на запястье, — и я буду любить тебя всю ночь напролет, я так соскучился, Леви, — совсем шепотом произносит он, чувствуя, как и вторую ладонь мужчина укладывает на его щеку, — так сильно соскучился…       — Я тоже до ужаса скучал, Эрен, — так же шепотом отвечает мужчина, отводя каштановые волосы ему за уши и вглядываясь в глаза. — Иди ко мне.       Леви глубоко целует его, и Эрен позволяет отпустить себя. Он чувствует, будто сердце готовится вырваться из груди от того, что, наконец, чувствует мужчину всем своим телом. Кожа буквально горит под прикосновениями его пальцев, и, целуя его, он понимает, что никак не может насыться, наслаждается его губами так долго, насколько хватает воздуха. Мужчина гладит его волосы, зарывается в них пальцами, нажимая на шею, чтобы притянуть ближе и углубить и так глубокий поцелуй, а в перерывах между ними всматривается в лицо так, будто вспоминает черты. И Эрен, даже не думая о том, чтобы слезть с его бедер, нависает над ним и губами касается каждого миллиметра его лица.       — Я люблю тебя, — на выдохе произносит Эрен, чувствуя, как вновь сжимается сердце, когда объятья усиливаются. Аккерман прижимает его ближе, и Эрен отчетливо чувствует его возбуждение. Его губы касаются чувствительного соска, язык мягко обводит его, и Леви прикусывает кожу вокруг него, пока пальцами другой руки оглаживает грудь и второй сосок, отчего Эрен вздрагивает всем телом, не сдерживая хриплого стона.       Что же ему делать? Как ему сохранить то, что у них есть? Как дать Леви то, в чем тот нуждается больше всего? Как дать стабильность и уверенность?       Эрен не знает, он ничего не знает, кроме того, что сейчас не хочет ни на чертов миллиметр отстраняться от мужчины.       Леви долго ласкает его, он оглаживает его тело буквально везде, прослеживает пальцами каждый изгиб, каждую особенно чувствительную зону и долгим взглядом смотрит, наблюдает за каждой его реакцией, всматривается в каждую эмоцию. Он постоянно отводит волосы от его лица, когда челка падает на лоб и глаза, постоянно поворачивает к себе за подбородок, не давая отвести от себя взгляда, и смотрит-смотрит-смотрит. На приоткрытые влажные губы, с которых слетают тихие стоны, на покрасневшие от близости щеки, на блестящие возбуждением глаза.       Эрен размеренно покачивается, все так же сидя на его бедрах и удерживая себя при помощи плеч Аккермана, а тот, обхватив его спину сильными руками, толкается внутрь, издавая низкие красивые стоны в глубокие незаканчивающиеся поцелуи. Отстраниться друг от друга хоть на миг не является возможным, и каждый раз, когда Леви подается навстречу, входя глубже, Эрен вздрагивает в его руках и стонет в губы. Он чувствует, как мужчина оставляет следы от ногтей на его спине, а парень не может не думать о том, что его тело вновь будет усеяно следами, к которым он привык и видом которых наслаждается.       Леви прикусывает угол его челюсти, целует туда же, где уже оставил метки, и, упираясь носом в место под ухом, крепко прижимает к себе, вдыхая его запах, а Эрен, вплетая пальцы в его волосы, понимает, что хочет всю жизнь находиться в его руках.       Уже глубокой ночью в темноте Эрен, лежа головой на подушке, отличающейся по цвету от другого постельного белья, тихо спрашивает:       — Почему моя подушка другого цвета? — Его голос звучит громким в тишине комнаты, хотя говорит Эрен полушепотом. Мужчина лежит рядом, его лица из-за темноты Эрен почти что не видит.       — Я не менял ее, — отвечает тот, поворачиваясь под одеялом лицом к нему. Теперь они лежат друг напротив друга, и Эрен чувствует, как к его щеке прикасаются прохладные пальцы.       — Почему? — непонимающе спрашивает Эрен. Держать глаза открытыми становится сложно, он очень хочет спать, но все же ему интересно. Он не сразу заметил это, только тогда, когда Леви пошел за влажным полотенцем, как и Эрен не имея сил на полноценный душ.       — На ней остался твой запах, — так же тихо отвечает Леви, и его голос не вздрагивает ни от смущения, ни от стыда. Будто бы это что-то само собой разумеющееся, будто от услышанного Эрен не ощущает, как по телу пробегаются мурашки, а сердце начинает биться быстрее.       Он пододвигается к Леви ближе, они находятся под одним одеялом, и если Леви надел свои спальные штаны, то Эрен даже на то, чтобы надеть белье, сил не нашел. Парень укладывается макушкой под его подбородок и прикрывает глаза, чувствуя, как мужчина обнимает его за плечи, упираясь носом в его волосы.       — Ты пойдешь со мной на свидание?.. Ты так и не ответил, — тихо спрашивает Эрен, его сердце бьется все так же быстро, и он уверен, что Леви может чувствовать это так же, как он сам может чувствовать быстрое сердцебиение Аккермана.       — Да, — просто отвечает Леви, и Эрен, прикрывая глаза, улыбается.       Впервые за все эти долгие дни он чувствует, что он там, где должен быть, в квартире Леви, в его постели и самое главное — в его руках.

…

      — Братик, просыпайся, — отдаленно слышит Леви тихий голос Изабель и старается открыть глаза, что сделать получается с трудом. Кажется, он опять выключился от бессилия, потому что не помнит, как заснул. Леви пытается сфокусировать взгляд и всматривается в лицо девушки, что склонилась и встревоженно смотрит на него своими большими раскосыми зелеными глазами. Леви вдыхает затхлый запах, к которому уже привык настолько, что даже не замечает.       Он не помнит, когда последний раз был под солнцем, когда последний раз вдыхал свежий чистый воздух.       Сейчас он лежит на жесткой и плотной ткани, наверняка его уложили сюда друзья, тело сильно ломит и болит, в голове вата. Конечно, он сразу узнает их общую темную камеру на троих, что тускло освещается оранжевым светом от почти что затухшей свечи в фонаре. Сомнительно, что ее поменяют в скором времени, придется опять сидеть в почти кромешной темноте, которая скрасится только утром, когда из небольшого прямоугольного отверстия сверху пробьются несколько полосок света.       — Надо обработать твои раны, — тихо произносит Изабель, мягко проводя ладонью по правому плечу. Прикосновение не причиняет боли, видно, она нашла одно из немногих неповрежденных мест на его теле.       — Я помогу подняться. — Слышит Леви и поворачивает голову, чтобы увидеть Фарлана. Тот подползает к нему, его лицо в кои-то веки почти чистое, скорее всего, недавно приносили воду, но не еду. Щеки парня сильно впали, как и у Изабель.       Парень наклоняется над ним, осматривает его раны, отчего лицо искажается глубокой печалью и злостью, и, аккуратно поддерживая за живые места, приподнимает, помогая опереться на себя, чтобы Изабель могла снять прилипшие бинты.       И Леви честно терпит боль, хотя кажется, что тело охватывает огнем. Когда бинты отстают от многочисленных ран, он кое-как сдерживается, только шипит сквозь зубы, но вот когда доходит до груди, у него не получается сдержать громкого стона боли и непроизвольно брызнувших с глаз слез.       Лбом Фарлан прижимается к его виску.       — Тчш… все хорошо, Леви, мы рядом, — полушепотом произносит друг, гладя его плечо, стараясь успокоить, а Леви вновь стонет сквозь зубы, пытаясь хоть как-то сдержаться, но едва ли это является возможным с учетом того, что с груди вырезали кусок мяса.       Ему хочется выть от боли и бессилия, но не при них, он не может позволить себе это при них. Леви открывает глаза, перед ними пелена от яркой боли, но он видит Изабель, что сидит перед ним на коленях. Возле нее крупный таз с чистой водой, какие-то мази и явно новые бинты.       Аккерман хмурится. Это не первая перевязка, но медикаменты явно новые.       — Где… где ты это достаешь?.. — Голос хрипит, и Леви испытывает дерущее чувство в горле, когда спрашивает это. Изабель не смотрит в его глаза и молчит, но взгляд меняется, когда она осматривает рану на его груди, и, прежде чем начать обрабатывать, она промывает вокруг раны водой, не касаясь самогó центра напрямую. — Изабель, где…       — Тчш, — просто издает она, и он крепко сжимает зубы. Он знает. Не достать здесь ничего просто так, и предложить Изабель этим тварям может не так уж и много…       Она молчит, больше не издает и звука, молчит Фарлан, и Леви чувствует, как к горлу подступает комок, мешающий вздохнуть.       — Если ее не обрабатывать, у тебя начнется заражение, такое… не может зажить само по себе, — с болью в голосе все-таки произносит она, поднимая на него взгляд своих больших зеленых глаз. Леви сводит брови, а потом откидывает голову назад, больно стукаясь затылком.       Больше боли или меньше — плевать. Все, что он испытывает, — это кромешное чувство безысходности. Сколько времени они уже здесь?.. Он потерял счет, кажется, что вечность.       Теперь еще и из-за него ей приходится…       — В следующий раз… не нападай ни на кого, не пытайся ничего сделать, — просит она, прерывая его мысль. Она смотрит то на него, то на Фарлана, упрямо жмет губы, а Леви резко сжимает зубы, когда она возвращается к обработке открытой раны. Он чувствует, как Фарлан берет его за руку, и Леви не специально крепко сжимает ее, но тот терпит резкую боль и продолжает успокаивающе гладить по плечу. — Что, если бы ты его убил?! Они бы… они бы не остановились на этом! — Ее голос звучит громче, напугано, а Леви лишь слабо усмехается.       — Что еще они могут сделать?.. — непонимающе спрашивает он, не глядя им в глаза. — У них в руках… и так самое дорогое, что у меня есть. — Он качает головой и вновь жмурится от боли, прикрывая глаза и стараясь хоть как-то вытерпеть боль. Он даже не смотрит на то, что творится с его грудью, знает… вряд ли там что-то обнадеживающее, но Изабель всеми силами пытается вылечить его рану.       — Они могут убить тебя! — громко произносит она, и Леви вновь усмехается.       И что?..       — Я не боюсь смерти. — И его уже даже не пугает та честность, с которой он в этом признается. Если бы он был здесь один, то, может, у него бы остались хоть какие-то силы сопротивляться, но жить, день за днем наблюдая, как издеваются и держат в страхе самых близких людей?..       — А я боюсь! — вдруг громко отвечает Изабель, упрямо впиваясь в него зелеными раскосыми глазами. — Вы… устали, я тоже, я… тоже очень устала, безумно устала! Но они не смогут нас сломать, не смогут сломать меня, что бы ни делали! — она прерывается, ее дыхание сбивается, и она упрямо качает головой. — Пускай… пускай сейчас мы ничего не можем, но когда-нибудь мы выберемся отсюда, плевать когда, полгода-год-два! Пусть десять лет! Я верю, что сможем, и мы… будем жить, вопреки всему, назло этим тварям, назло всей чертовой судьбе! И я не дам вам обоим сгинуть здесь, слышите! Вы оба! Я не позволю вам! Мы выберемся отсюда все вместе, и у нас будет вся жизнь впереди, счастливая и беззаботная! — Леви чувствует, как на его щеки ложатся маленькие аккуратные ладони, в глазах Изабель стоят слезы, Фарлан укладывает вторую ладонь ей на затылок и тянет к себе, обнимая с громким всхлипом, который не силах сдержать.       Фарлан оказывается между ними, обнимает ее с одной стороны, а с другой держит его, прижимаясь так, чтобы не причинять боли.       — Мы выживем, я знаю, нет у нас другого выбора, — уверенно произносит друг, все так же упираясь лбом в его висок, а к своей груди прижимая маленькую девушку. — Мы просто обязаны, и мы… не оставим здесь за собой ни одной живой жизни, убьем каждого, — с рыком произносит он, его голос дрожит от ярости, что тот испытывает, а Леви прикрывает глаза, ладонью находя руку Изабель, а виском прижимается ближе к другу.       Тело продолжает гореть, грудь сжимает, и даже дышать больно, но от того, что они рядом, он понимает, что чувствует силы: силы жить, силы терпеть все пытки, все унижения.       Пока они живы, и у него есть смысл жить, и он не может позволить себе сдаться.       Фарлан помогает перевязывать раны, Леви все равно чувствует ужасную боль, но после обработки мазью становится немного, но легче.       Они почти сразу после того, как она накладывает бинты, слышат неродную приближающуюся речь. Ни Фарлан, ни Изабель не знают в идеале пушту, только отдельные слова и предложения, так что уловить то, о чем они разговаривают, у них не выходит. Конечно, и парень, и девушка разом напрягаются, Фарлан прижимает их к себе сильнее, Изабель и вовсе в страхе жмется к нему, а Леви хмурит брови, пытаясь прислушаться, но он… почему-то ничего не может разобрать. Будто они говорят на каком-то другом диалекте, очень неразборчиво.       Они слышат их приближающиеся шаги, по ощущениям там двое людей, тащат что-то за собой. Изабель прячется за спину Фарлана, они оба в ужасе смотрят в сторону двери, а Леви не испытывает страха, как всегда одну лишь пустую безысходность.       Металлическая дверь с тяжелым скрипом открывается, но никто не заходит, голосов больше нет, будто и не было вовсе, и Леви хмурится, а спустя миг на каменный, усеянным толстым слоем песка пол скидывают тело. Они все вздрагивают от глухого стука, с которым то упало, и Леви старается рассмотреть его, но слишком тускло.       Леви аккуратно выбирается из объятий Фарлана и на коленях, так как нет сил встать, двигается в сторону двери по полу, чтобы понять, что происходит. Он чувствует, как ломит все тело, ран на ногах нет, только ушибы, но боль в них ощущается не меньше, хотя она отходит на второй план, когда Аккерман с удивлением понимает, что в дверях никого нет.       Та осталась открыта, а вместе со скинутым телом пропали и шаги, и голоса, Леви даже вдали теней не видит. Тело будто появилось из ниоткуда.       — Изабель, Фарлан, будьте наготове, — тихо говорит Леви, переставая что бы то ни было понимать. Он поворачивает голову к друзьям, те так и сидят, обнявшись. Своим телом Фарлан полностью закрывает девушку, отчего у Леви что-то сжимается в груди. Они… всегда это делают, когда за ними приходят, но это никогда не дает никакого результата. — Там никого нет! — говорит он им, но родные не смотрят на него, они просто замерли и не двигаются. — Что, черт возьми, происходит?.. — спрашивает Леви уже сам у себя, понимая, что те слишком напуганы… боятся даже двинуться.       Мужчина вздыхает и решает подобраться ближе к телу. Это парень, на нем не военная форма, одежда все черная и разорванная в некоторых местах, тот наверняка оказывал сопротивление, прежде чем его взяли, но Леви не может видеть его лица, оно отвернуто в другую сторону.       Новый пленник? Им раньше никого не подбрасывали и тем более не оставляли дверь вот так открытой без присмотра. Это странно.       Леви медленно подбирается к нему, испытывая резкую боль от каждого движения. Его сильно избили после того, как он напал на одного из талибов. Тот… занес внутрь камеры бессознательную Изабель, и когда Леви увидел ее вид, ее избитое лицо… потерял какой бы то ни было контроль над собой. Он напал в состоянии аффекта, даже не помнит, как, но избил того почти до смерти голыми руками — талибы просто забыли пристегнуть его к наручникам.       На громкие крики быстро прибежали двое других, и Леви увели, чтобы потом вернуть обратно еле живым.       Но не убили. Он знает, что между собой они называют его бешеным псом, и, видно, так же, как и Леви, думают, что в смерти он скорее найдет свой покой, чем наказание.       — Эй?.. — зовет Леви парня. Тот не подает признаков жизни, судя по отсутствию движения груди, мужчина понимает, что тот вряд ли дышит. Конечно, надо проверить пульс, но все же неужели подкинули труп? Но зачем? Какой в этом смысл? — Он, похоже, мертв, — произносит Леви, оборачиваясь к Фарлану и Изабель. Те сидят, не сменив позы, и Леви, хмыкая, выглядывает за дверь. Может, это проверка?.. Другого объяснения Леви просто не может найти.       Леви склоняется над парнем, тянет менее травмированную руку, чтобы повернуть к себе голову и посмотреть в лицо, и замирает, когда понимает, кто перед ним. Его глаза расширяются сначала от удивления, а потом от ужаса. Рот раскрывается в немом крике, дыхание перехватывает, а с глаз брызгают слезы.       — Не может быть! — громко шепчет он, подбираясь на болящих коленях, он игнорирует боль в руках, укладывает их на лицо парня, но все, что видит, — это приоткрытые пустые безжизненные глаза. — Очнись, черт возьми, тебя не должно быть здесь! — Он начинает хлопать парня по щекам, трясет его, проверяет пульс, которого нет, и беспомощно оглядывается, вокруг все темнеет, он больше не видит открытой двери, не видит друзей, остается только он с мертвым телом в руках. — Нет-нет-нет, этого не может быть, это невозможно! — начинает причитать он, тряся тело, будто бы это может помочь, будто это вернет ему жизнь. — Только не ты, очнись, черт возьми! — громко просит Леви, начиная бить его по щекам, но холодное лицо не меняет выражения, и в никуда смотрят полуоткрытые аквамариновые глаза, потерявшие свой цвет. — Нет! — громко кричит он, продолжая трясти парня в безуспешных попытках привести в чувства. — Нет! — Леви резко выкидывает из сна, он садится на кровати, громко кричит, видя перед собой темноту, а в ней потускневшие аквамариновые глаза. От неконтролируемого страха желудок сжимает спазмом, Леви резко слезает с кровати, больно бьется коленом, наощупь открывает дверь в ванную, не включая свет, и, доползая до толчка, с громким стоном вырывает.       Голова гудит, в ушах звон, его будто наизнанку выворачивает, он ничего не видит, ему настолько плохо, насколько вообще может быть. Перед глазами до сих пор труп Эрена, и всю кожу пробивают дрожью от того, что он видел во сне.       Он сплевывает слюну, в носоглотке горит, он сжимает виски и лоб пальцами, отползая от толчка, и чувствует, как ему в руку вкладывают стакан воды. Леви кое-как фокусирует взгляд, сводит брови, понимая, что выглядит жалко и ничтожно.       — Не смотри, — просит Леви, пытаясь отстраниться, но ему не позволяют. Эрен не включил в ванной свет, сейчас глубокая ночь, окон здесь нет, и в комнате кромешная темнота, он даже видеть парня не может. Его до сих пор трясет, и он не знает, как унять эту дрожь. Эрен усаживается рядом, помогает выпить воду, которая льется с уголков губ, потому что и его руки тоже трясутся от резко прерванного сна и испуга.       Он не хочет, чтобы парень видел это, не хочет, чтобы Эрен видел его настолько слабым, и пытается отстраниться… от него наверняка воняет блевотиной, но Эрену плевать. Подаваясь вперед, тот крепко обнимает его, укладывая ладонь на затылок и прижимая к себе.       Леви судорожно вздыхает, а парень только крепче обнимает его, не давая отстраниться.       — Все хорошо, я рядом, — хриплым ото сна голосом произносит Эрен, целуя его волосы, а Леви чувствует, будто горло сжимают в тиски. — Все хорошо, любимый, — повторяет он, и Леви, прикусывая внутреннюю часть губ до боли, подается вперед, обнимая парня за спину.       Он сжимает зубы, чтобы не издать ни звука.       Тело у Эрена привычно горячее, тот всегда как печка, особенно после сна, и Леви почти не видит его, но он хочет увидеть его глаза.       После этого чертового сна… Леви до безумия хочет увидеть его живые яркие глаза.       Сердцебиение потихоньку успокаивается, они сидят на полу ванной почти не двигаясь, разве что Эрен мягко гладит его спину и волосы и ничего не говорит. Леви тоже не знает, что сказать, как объясняться, но Эрен и не просит. Он просто рядом, держит его, словно спасательный круг, не позволяющий утонуть в этом чертовом отчаянии.       Спустя время он слегка отстраняется, обводит пальцами его лицо и не торопясь помогает подняться, на ощупь включая прохладную воду, чтобы мужчина мог умыться, а сам, нажимает на спуск унитаза и подбирает пустой стакан воды с пола, чтобы они ненароком не сбили его в темноте.       Леви, конечно, не видит себя в отражении, он моет лицо ледяной водой, чтобы отойти от сна, несколько раз ополаскивает рот, пытаясь избавиться от отвратительного привкуса рвоты, и, заканчивая, сам берет руку Эрена, все это время стоявшего позади него, чтобы отвести обратно к кровати.       Здесь он хотя бы в синем свете из окна может видеть парня.       Подобные сны ему до этих пор не снились. Это всегда были воспоминания, даже когда Эрен появлялся, даже когда сам Леви пытался вспомнить о нем, чтобы прервать сон, тот никогда не… появлялся вот так, словно был там, вместе с ними.       Обычно вместе с Эреном Леви понимал, что видит сон, а в этот раз… этого не случилось.       Черт возьми, он будто вживую увидел мертвое тело Эрена, и от воспоминаний об этом пронизывает холод.       Аккерман включает свет ночника, отчего они оба сразу щурятся, но Эрен, как и он сам, молчит. Он усаживает парня на кровать, а сам встает между его ног, укладывая ладони на лицо и приподнимая, чтобы всмотреться в глаза.       Живые, хоть и сонные, яркие и напуганные. Леви большими пальцами прослеживает по изгибам его бровей и вздыхает. В свете ночника при полной темноте за окном его глаза кажутся зелеными. Они большие и раскосые, прямо как у Изабель когда-то были.       Леви сглатывает и отводит взгляд. Он помнит ее безжизненный взгляд, помнит, как яркие зеленые глаза потеряли свет. Ее с Фарланом обоих убили прямо при нем, в один миг, и он должен был быть мертв, если бы не Эрвин.       И Леви до сих пор не может понять, почему третьим в тот день был именно он, почему выжил… не кто-то из них.       — Леви?.. — Эрен встревоженно смотрит на него, тихо зовет, и Аккерман фокусирует на нем печальный взгляд.       Он так сильно хочет, чтобы Эрен прожил долгую и счастливую жизнь. Леви согласен даже на то, чтобы не участвовать в ней вовсе, лишь бы эти глаза продолжали быть такими же яркими и живыми. Мужчина приподнимает его лицо за щеки, оглаживая их, и хочет отстраниться, но Эрен ловко ловит его за запястья.       — Ты куда?..       — В зал. Я не буду спать. Не хочу.       — Ты… уверен? — спрашивает Эрен, тревожно хмурясь, а мужчина кивает.       — Да. — Может быть, он и заснул бы, но, если честно, не хочет. Сон до сих пор слишком свеж в памяти, и… ему бы отвлечься, а лежа в темноте в попытках заснуть, даже несмотря на то, что Эрен рядом, он едва ли сможет это сделать. — Ты спи, я почитаю или что-нибудь еще. — Он наклоняется и оставляет на лбу Эрена поцелуй, но тот все равно не отпускает его.       — Я хочу с тобой!       — Нет. Спи. Не подстраивайся под это… я бы этого не хотел, — честно говорит Аккерман, и Эрен сначала хочет возразить, Леви видит это по его упрямому взгляду, но все же угрюмо кивает, отпуская его руки и отчего-то делая так, как он хочет.       Видимо, понимает, что у него просто нет сил на долгие споры.       Леви накрывает его одеялом, выключает свет и выходит из комнаты, прихватывая с собой плед из комода и широкую футболку. Он аккуратно прикрывает за собой дверь, стараясь не хлопать, мажет взглядом по двери соседней комнаты и вздыхает.       Он не понимает, что с ним происходит, и если раньше его страхи и кошмары были одним целым, полноценными воспоминаниями о себе, о Фарлане и Изабель, то теперь его подсознание выкидывает такие финты, от которых тело прошибает пронизывающим ледяным ветром.       Леви усаживается на диван и смотрит вперед себя. Кое-что он может понять и без Крюгера, сеанс с которым должен был состояться сегодня, но отменился по инициативе Леви из-за сюрприза.       Этот кошмар ему ясно дал понять, что он вновь испытывает страх за чужую жизнь. Страх, которого он лишился со смертью Фарлана и Изабель.       И, конечно, Леви понимает, это то, с чем ему надо бороться, потому что жизни Эрена абсолютно ничего не угрожает, и пока это не разрослось в паранойю, ему надо с этим что-то сделать, иначе он превратит их жизнь в ебаный ад.       Он слышит, как дверь спальни приоткрывается с совсем тихим скрипом. Все-таки вышел, со вздохом думает Леви, поворачивая голову в сторону тихих шагов. Эрен виновато смотрит на него, вставая перед ним, на нем только нижнее белье, он прикрывает живот своей подушкой.       — Можно мне полежать с тобой?.. — тихо просит он, сводя брови. — Не могу заснуть.       Не прошло и пяти минут, как Леви ушел из спальни, разумеется, не может. Мужчина уверен, Эрен даже не пытался, но все же он поднимается с дивана и накрывает плед на манер простыни, а Эрен, мягко улыбаясь, опускает свою подушку и ложится ближе к спинке.       Его глаза совсем сонные, несмотря на то, что Эрену явно тревожно за него. Они не разговаривают, Леви ложится к нему спиной, чтобы не провоцировать ни себя, ни его на начало разговора, так что засыпает тот почти сразу, обняв и пригревшись об его спину.       И Леви выжидает некоторое время, вслушивается в его размеренное дыхание, прежде чем повернуться. Лицо Эрена совсем слегка освещается синеватым светом из неприкрытого занавесками окна, его глаза закрыты, густые волосы разметались по подушке, на которой сейчас лежит и сам Леви.       Мужчина приподнимает ладонь и почти невесомо проводит пальцами по изгибу его брови, переходя на гладкую щеку.       — Я тебя люблю, — шепотом признается Леви, всматриваясь в его лицо.       Он признается самому себе в первую очередь и, наверное, это очевидно. Наверное, он знал об этом задолго до произнесенных вслух слов, но теперь, сказав их, он также признается и в том, что, что бы ни случилось, Эрен для него в приоритете даже над самим собой.       Леви наклоняется и оставляет осторожный поцелуй на его переносице, прежде чем опуститься виском на его грудь и прикрыть глаза.       Кто бы знал, что после всего, что он пережил, он все еще будет способен не просто испытывать сильные чувства, а буквально утопать в них.       Кто бы мог подумать, что его желание найти сносный чай неподалеку от клиники приведет к тому, что сердце начнет биться для кого-то, а не просто так, качая кровь по организму.