Ты единственная надежда, что я храню внутри

…

      Время бежит стремительно быстро, и отчетливо Леви осознает это, когда, выходя из стен клиники, понимает, что идет легкий снег. Он поднимает взгляд в небо, зимой, конечно же, темнеет быстрее, чем летом, и на фоне синего, пока не потемневшего, но близкого к этому неба пляшут крупные снежинки.       Город обычно не застилает снегом, и идет тот достаточно редко, больше в конце января, а сейчас всего лишь четверг первой недели декабря. Аккерман приподнимает ладонь, на ней сразу оседают около трех крупных хлопьев, что сразу же тают.       На улице свежо, на Леви теплое черное пальто и серый шарф, закрывающий шею, так что даже несмотря на то, что прохладно, ему комфортно на улице. Сюда он приехал из части на машине, сейчас заберет Эрена из «Сегансеи», и они вместе отправятся домой.       Он достает телефон, чтобы привычно набрать номер Йегера по памяти, потому что пальцам быстрее так, чем заходить в избранные контакты, и прикладывает телефон к уху.       Указания Крюгера о «сепарации», которые Леви пытался воплощать в жизнь, Эрена, привыкшего докладывать, где он и с кем, поначалу очень неприятно удивили, что было удивлением уже для самого Леви, потому что, как ему казалось, это не самая здоровая история, на которую он парня подвязал, и почему-то он думал, что Эрену станет легче, но из-за того, что Леви не упомянул о том, что этого следует придерживаться в рамках терапии, тот додумал причины самостоятельно.       Причем ему Эрен ничего не говорил, но по напряженному выражению лица было понятно, что думает тот о чем-то, как заведенный. И не сказал бы ничего, если бы Леви не потребовал объяснить, какого черта Эрен ходит как в воду опущенный.       Как по итогу оказалось, тот связал это с их ссорой и пришел к выводу, что Леви старается таким образом от него отвыкнуть.       «Я не хочу, чтобы тебе стало плевать на меня», — сказал ему Эрен, и Леви понял, что, несмотря на то, что между ними все пришло в более или менее привычное русло, Эрен все так же испытывает вину и страх того, что Леви его не простил.       Так Эрен и существует, на восемьдесят процентов из эмоций и уже на двадцать процентов из логики.       Эрен не берет трубку, и Леви закатывает глаза. Конечно, поначалу в такие моменты было трудно, но Леви активно борется с самим собой, понимая, насколько это на самом деле важно для них обоих, и даже неотвеченные звонки почти перестали вызывать чувство тревоги. Во всяком случае, Леви учится контролировать и это тоже.       Крюгер сказал, что поддерживать связь друг с другом — это вполне нормально и, если он будет иметь представление о том, что делает Эрен и где тот в разумных количествах — это тоже нормально, но вот формат — я там, с тем — вот адрес, надо искоренять, потому что в этом случае любое отклонение от так называемой «нормы» будет вызывать тревожность, и сейчас, учитывая то, что со Дня Благодарения и жуткого кошмара прошло три недели и примерно столько же они с Эреном «сепарируются», справляться с приступами стало определенно легче.       На смену неувенчавшихся успехом попыткам «просто» абстрагироваться и переключаться Крюгер посоветовал опробовать медитацию и дыхательные упражнения, и если поначалу Леви думал, что это бред, то, попробовав несколько раз, понял, что в этой практике находят буддисты.       Когда Эрен впервые увидел его медитирующим, то немало удивился, и Леви все ему объяснил, а на следующий день тот притащил домой крупные цветастые ароматические свечи и новую небольшую колонку с записанными на нее «массажными», как он сказал, треками.       И это было… очень мило, если честно.       Леви не может не думать о том, что уже через две недели Рождество и Эрену придется улететь к родителям хотя бы ненадолго, как бы сильно тот ни хотел остаться.       После случившегося вопрос о родителях и брате Эрен и вовсе больше не поднимает, видно, боится, и Леви, несмотря на то, что против знакомства, понимает, что это плохо. Плохо, что Эрен вообще чего-то боится и замалчивает, но Леви не очень-то в курсе, как с этим работать, потому что посадить перед собой и строго сказать «все нормально» едва ли решит проблему.       Они ведь даже их встречу с Зиком не обсудили, будто бы и не было ее, хотя Леви уверен, что это еще точно аукнется, иначе не может быть.       Аккерман убирает телефон в карман и направляется в сторону «Сегансеи», добираясь за привычные семь минут от парковки до розовой скамейки. Обходя окна, он заглядывает внутрь, сразу же вылавливая взглядом каштановую шевелюру Эрена.       Парень сидит за столом с Микасой, что склонилась над какой-то книгой, Кристой, которая трясет Эрена за плечо, перегнувшись через стол, и каким-то незнакомым крупным блондином.       Тот сидит боком, и Леви может видеть, что у того достаточно грубая, но тем не менее привлекательная внешность: сильный подбородок квадратной формы, широкие, но тонкие губы и нос с горбинкой.       Сам Эрен лежит лбом на столе зачем-то, не реагируя на Кристу, а этот самый парень, широко улыбаясь, что-то говорит и встрепывает его волосы.       Леви тихо хмыкает собственным мыслям и заходит внутрь. Он не снимает пальто, задерживаться он здесь не собирается.       — Привет, Леви! Ты вовремя, нам только-только завезли чайные листья из Индии, все очень хвалят, если хочешь, могу заварить! — с доброй улыбкой говорит Армин, привычно стоя за баром, мимо которого проходит Леви. Мужчина тоже останавливается и по-доброму оглядывает парня в форме.       — Привет, Армин. Спасибо, в следующий раз, я за Эреном, — отвечает Леви и, отказываясь от предложения взять заварку с собой, проходит к столу, за которым сидит Эрен.       «Сегансея» как всегда полная, и люди здесь совершенно разные, он видит и молодых ребят, возраста Эрена, и людей постарше: семьи или просто парочки. Если честно, обстановка в кафе настолько приятная, что даже Леви подпривык иногда проводить здесь время в ожидании, пока Эрен освободится со смены.       Плюс, заварку сюда закупают и правда отличную.       Он подходит со спины незнакомого парня, Криста замечает его сразу, но молчит, ожидая, когда Эрен поймет, что он пришел, Микаса сидит все так же уткнувшись в книгу, и отсюда он отчетливо замечает ее синяки под глазами. Эрен же продолжает лежать лбом на столе.       — Ты в норме? — спрашивает мужчина, глядя на него сверху вниз. Эрен резко поворачивает голову к нему, при этом не поднимаясь, а Леви прикасается к его волосам.       — Привет, любимый, — с улыбкой произносит Эрен, наконец выпрямляясь, но вместе с тем заваливаясь вбок и прижимаясь головой к его торсу, отчего Леви весь замирает, но Эрена не отталкивает. Он до сих пор не очень привык к тому, как открыто Эрен при своих друзьях и даже просто знакомых демонстрирует привязанность, но все же… нельзя сказать, что ему это неприятно. Наверное, наоборот. Сейчас он отчетливо понимает, что ему бы не хотелось, чтобы Эрен скрывал их отношения. — Я жутко устал, закончил смену двадцать минут назад, через неделю начинается основная сдача проектов, мы с Кристой станем живыми трупами, Микаса уже им стала, — тянет он, прикрывая глаза, и Аккерману кажется, тот может заснуть вот так вот привалившись к нему.       Леви, конечно, знает, что сейчас будет самое напряженное учебное время, но он уверен: парень справится. Он мягко гладит его волосы и переводит взгляд на остальных, произнося ровное «добрый вечер».       — Привет, Леви, — со вздохом произносит Микаса, уперевшись в ладони лицом. Кажется, что даже на чтение у нее сил не осталось.       Криста тоже сдержанно здоровается с ним, с улыбкой наблюдая за Эреном, который, кажется, действительно готов заснуть. Она выглядит единственной более или менее выспавшейся. Леви, наконец, переводит взгляд на незнакомого ему парня. Тому явно неловко оттого, что Эрен липнет к нему, во всяком случае он пытается смотреть только в лицо Леви и не опускать взгляд ниже.       — Здравствуйте, Райнер Браун. — Парень поднимается и протягивает ему руку. Ростом он точно как Эрвин, понимает Леви. Да и по комплекции чем-то похож.       — Леви Аккерман, — отвечает он, пожимая его руку в ответ той, что была до этого на макушке Эрена. Йегера то, что он здоровается с кем-то, не смущает, тот просто продолжает опираться на его живот головой, и Леви не может видеть, но уверен, что глаза у того закрыты.       — О, так вы… — Райнер указывает пальцем на Микасу, потом обратно на него, и Леви, и Микаса одновременно говорят:       — Мы не родственники.       — Мы не родственники. — Они с Микасой коротко усмехаются друг другу.       — Кстати, не факт, мы ведь это так и не проверили, — звучит снизу, и Леви переводит взгляд на Эрена.       — Поднимайся, ляжешь пораньше, еще не хватало, чтобы ты засыпал здесь. — Он мягко отстраняется, чтобы тот не мог продолжать пытаться подремать на нем, и Эрен, капризно вздыхая, поднимается со стула и потягивается. Одет он, вроде как, тепло, в синюю кофту с длинными рукавами, которая из-за того, что Эрен поднял руки, задралась и открыла полоску кожи, и плотные ровные джинсы.       — Да, сейчас зайду за вещами, и пойдем. — Он наклоняется и коротко клюет Леви в висок, прежде чем пойти в сторону служебной комнаты. Леви остается с Кристой, которой до сих пор отчего-то неловко смотреть ему в глаза, кажется, он пугает ее, Микасой, что полностью сосредоточена на книге перед ней, и с Райнером, о котором до сегодняшнего дня Леви знать не знал.       И ему уже даже почти не некомфортно, когда Эрен вот так вот сваливает, оставляя его на детей. Обычно такие моменты скрашивает Армин, который из всей компашки Эрена нравится Леви больше всего, но сейчас за столом виснет неловкое молчание, которое неловким кажется всем, кроме него и Микасы.       Впрочем, как и всегда.       Эрен возвращается быстро, с рюкзаком на плече и уже одетый в белую зимнюю куртку. Он прощается с Армином, потом подходит к столику, хлопает Райнера по плечу, говоря «увидимся еще», чмокает Микасу в затылок и подставляет щеку Кристе, прежде чем встает рядом с Леви.       — Пойдем? — с улыбкой спрашивает он, и Леви, невольно улыбаясь в ответ, кивает.       Они идут привычный путь от «Сегансеи» до машины Аккермана, что стоит на парковке клиники. По четвергам Леви все-таки начал разрешать Эрену ночевать у себя. Вторая четверть подходит к концу, Эрен пропадает в институте, еще и на работе, и Леви просто не может не скучать, находить время на буднях стало сложнее, и выходных кажется мало.       По пятницам лекции у Эрена начинаются не с раннего утра, ехать тому, конечно, дольше, но с учетом четверга получается, что половину недели они проводят вместе, а вторую как получится.       По большей части Леви, если Эрен может выбраться на перерыв, ловит его в «Сегансее», в которую приходит чуть ли не как к себе домой, или же Эрен ненадолго приходит к нему. Бывают дни, когда они вовсе не видятся.       — Кто сидел с вами? — Его тон ничем не отличается от обычного, но все же он не скрывает интереса.       — Райнер, он… хм… ну что-то типа хорошего знакомого, но не настолько хорошего, чтобы называться приятелем или другом, — задумчиво отвечает Эрен, повернув голову к нему и на самом деле давая достаточно хорошее определение.       — Я его раньше в вашей компании не видел. — На самом деле вообще ни разу, так что было достаточно странно увидеть кого-то, кого он не знает, но того, кто знает и Микасу, и Кристу и при этом может позволить себе погладить волосы Эрена.       — Он с нами и не бывает, как правило. Он и в «Сегансею» приходит не так часто, после клиники может зайти, и то не всегда, — отвечает Эрен и сам же замирает, будто сказал лишнего, но Леви не успевает обдумать это, так как парень продолжает: — Не уверен, что должен был говорить про клинику, но это же ты, так что ладно…       — Будто мне не плевать, чем он живет, — выдыхает Леви и после недолгой паузы продолжает: — Мне не понравилось, что он трогал твои волосы, — угрюмо произносит он, а Эрен приподнимает в удивлении брови. Он вдруг перестает идти и останавливает Леви за запястье, поворачивая его к себе.       Они прошли половину пути, и мужчина издалека может видеть свою машину.       — Тебе правда есть до этого дело? — удивленно спрашивает парень, а Леви смотрит на него, как на идиота.       Кроме того что он сам любит перебирать волосы Эрена при любом удобном случае, ему определенно не хочется, чтобы это делал кто-то другой, тем более какой-то незнакомый ему, но знакомый Эрену привлекательный молодой парень… Да и без привязки к Райнеру Леви, блядь, не хочет, чтобы кто-то, кроме него, так дотрагивался до волос Эрена.       — Конечно есть, Эрен… — на выдохе отвечает Леви, а парень, наклоняясь к нему, начинает улыбаться. Кажется, тот сейчас взорвется от радости, и насколько доволен сам Эрен, настолько смущен Леви. Благо хоть не краснеет, иначе у Эрена бы случился стояк от экстаза.       Снег все продолжает идти, и асфальт уже покрылся тонким белым слоем, которого не останется наутро. Снежинки крупными хлопьями оседают на волосах Эрена.       — По-моему, я умер и попал в рай… — улыбаясь, говорит парень тоном выше, а Леви закатывает глаза. Он хочет отстраниться, но Эрен не позволяет, продолжает с глупой улыбкой смотреть на него.       — Не неси ерунды.       — Ты приревновал к Райнеру! С ума сойти можно! Я-то думал ты выше нас, простых ревнующих смертных.       — Смотри не обкончайся прям здесь на радостях, сопляк.       — Ворчи сколько влезет, я… сейчас просто на седьмом небе, — усмехается Эрен, Леви опять хочет отстраниться, но Эрен буквально обхватывает его руками, крепко обнимая за спину. — Знаешь, если без шуток, он не вкладывает в это ничего… эм… такого, он типа вообще не про парней, он давно запал на Кристу, — Эрен говорит это, уткнувшись в волосы, а Леви, тцыкая, щелкает его по подбородку. В ответ он Эрена не обнимает.       — По-прежнему плевать, что он и куда вкладывает, Эрен, — отвечает Леви, и тот довольно вздыхает.       — Конечно. Леви, я после такого трудного признания… — Эрен опускает ладони на его щеки, слегка отстраняясь, чтобы посмотреть в глаза, — …вообще никому больше волосы трогать не дам.       — Мы посреди дороги.       — Плевать, — полушепотом говорит Эрен, наклоняясь. Его губы находятся совсем близко, аквамариновые глаза горят, словно два изумруда, но Леви все равно не позволяет себя поцеловать. В конце концов, они действительно стоят прямо посреди дороги. Эрен тцыкает, но послушно отстает от него, все же при этом беря его ладонь в свою. — Как будто я могу думать о нормах приличия, когда ты говоришь такие милые вещи!       — Я не сказал ни одной милой вещи, сопляк, — ворчит Леви, а Эрен явно назло ему смеется.       — Я все услышал, любимый, ты хочешь быть единственным, кто может прикасаться к этим волосам. — Эрен нарочно встает перед ним и свободной ладонью оттягивает прядь челки. — Признай, что это мило, — громким шепотом произносит он, широко улыбаясь, а Леви закатывает глаза, но тем не менее взлохмачивает его волосы, смахивая с них не успевшие растаять снежинки и тоже заражаясь улыбкой.       Все-таки Эрен… жуткий придурок.       Эрен не отпускает его руку, когда они решают, наконец, продолжить путь до машины. Навстречу им идет конопатая девушка, которая работает через несколько кабинетов от Крюгера. Леви узнает ее, потому что она всегда здоровается с ним, если видит.       Ее взгляд направлен вниз, к асфальту, она явно думает о чем-то своем, Эрен при этом смотрит на него, что-то говорит, и Леви замечает, как взгляд девушки скользит вверх.       — Привет, Эрен, — легко произносит она, прежде чем перевести взгляд на него, и Леви в удивлении выгибает бровь. Когда та понимает, кто перед ней, то ее тонкие брови ползут вверх. Выглядит она не менее удивленной, чем он сам. — Здравствуйте, капитан Аккерман, а вы… — Она не продолжает, переводит взгляд то на него, то на Эрена, и когда Леви поворачивает голову к парню, то видит достаточно неопределенное выражение лица. — Капитан Аккерман, рада вас видеть! Простите, я немного удивилась из-за того, что вы идете вместе. — Она начинает беззаботно улыбаться, и в ней больше нет того напряжения, что, Леви может поклясться, возникло между ними всеми. — Я имею в виду, знаете, когда ты знакома с людьми, но при этом не знаешь, что они между собой тоже знакомы… из этой серии. Эрен, я как раз собиралась в «Сегансею», взять кофе и домой. — Она указывает туда кивком головы.       — Привет, а мы идем оттуда, — с легкой улыбкой и беззаботным тоном отвечает Эрен. И если девушка объяснила, то на миг застывшее лицо Эрена удивило. Сейчас Эрен не выглядит даже немного напряженным, улыбается девушке, как и всем остальным. — Домой, — поясняет он, и Леви смотрит то на него, то на ее.       Или же ему показалось, и тот просто не ожидал кого-то резко перед собой увидеть?..       — Ну… не буду задерживать, рада была вас обоих видеть! — быстро прощается она и, дожидаясь их ответных слов, обходит, направляется дальше. Леви задумчиво хмыкает, а Эрен, не отпуская его руки, просто идет рядом, теперь ничего не говоря.       — А ты ее откуда знаешь? — с интересом спрашивает Леви. Вероятнее всего из «Сегансеи», но все-таки. Эрен переводит на него взгляд и легко пожимает плечами.       — Да из «Сегансеи». Из клиники к нам многие приходят и потом становятся постоянными клиентами, так что познакомились как-то, не помню уже… — Леви хмыкает и кивает. В принципе логично. Конечно, учитывая то, что Эрен работает поваром, он вроде как не должен знать всех в лицо, но он знает Эрена и то, как вокруг того неведомым образом скапливаются абсолютно разные между собой люди.       — Она психиатр в этой клинике, знаешь? — спрашивает у него Леви, а Эрен пожимает плечами, пытаясь не меняться в лице. Он видит, как фары серебристой машины мигают желтым — Леви разблокировал двери.       — Мы не общались толком, я знаю только, что она врач, — самым уверенным тоном, на который способен, отвечает Эрен, усаживаясь на пассажирское сидение машины и закрывая за собой дверь. Он пристегивается, хотя знает, что ехать половину минуты, и пытается угомонить участившееся сердцебиение, наблюдая за тем, как Леви обходит машину.       Эрен глубоко выдыхает.       Леви знаком с его психиатром. Из всех врачей, что работают в этой большой, в этой самой, мать его, огромной клинике города, Леви знаком именно с его чертовым психиатром.       Просто пиздец.       И повезло ведь еще, что Имир додумалась упомянуть «Сегансею» явно специально, прекрасно зная, что Эрен скрывает болезнь от «мужчины с ПТСР, с которым встречается». Он уверен, она это сделала, чтобы его ложь звучала убедительнее на случай, если Леви будет о ней спрашивать, и от этого любит ее еще немного сильнее.       И Эрену кажется, что постепенно чертов пазл его болезни складывается, вот Леви познакомился с Райнером, теперь знает, что Эрен знаком с Имир… парень нервно трет шарик трекера.       Ему кажется, у него остается все меньше и меньше времени, прежде чем все это выльется наружу, но черт возьми, прямо сейчас… он так счастлив, Леви простил его, вроде как… доверяет ему, они движутся дальше, вместе, не так, словно ничего не произошло, а продолжая путь, и с каждым днем становится все труднее держать все в тайне, он даже выключил отображение уведомлений родителей и Зика на телефоне. Мама особенно любит написать что-то типа «ты же не забыл выпить свои сраные таблетки, будто бы вся твоя жизнь не сводится к их приему». Ему приходится прислушиваться к своему настроению, чтобы, если что, сразу отправиться к Имир, и… в общем, это сложно, каждый раз, когда у Эрена хорошее настроение без причины или же усталость, грудь сразу сковывает страх, что все, он в фазе и ему надо что-то срочно придумывать.       Кроме всего прочего, вопрос с родителями, как Дамоклов меч нависает над Эреном. Рождество все ближе, оставлять Леви он не хочет, при этом надо и родителям что-то сказать о том, почему он не может приехать вместе со своей «девушкой».       Позавчера он впервые ответил на звонок Зика, они поговорили, брат извинился за то, что был слишком резок, но, как и ожидал Эрен, остался при своем мнении. Они договорились не обсуждать эту ситуацию до поры до времени, но Эрен прекрасно знает, что не оставит это брат так просто, не в его характере.       И Эрену постоянно кажется, будто Леви о чем-то в курсе, о чем-то знает, догадывается, но, конечно, это не так и это просто чертова паранойя от того, что он постоянно обманывает его. Эрена не покидает ощущение какой-то ебучей безысходности, и он не знает, как со всем этим справляться, но ему надо это сделать любой ценой, чтобы понять, как действовать дальше.       — Нам надо в продуктовый? — усаживаясь внутрь, спрашивает Леви, а Эрен, переводя на него взгляд, наблюдая за тем, как мужчина заводит машину и пристегивается, чувствует, как екает сердце.       — Да, давай заедем, — с улыбкой произносит он, укладывая ладонь на ладонь Леви, что лежит на коробке передач, и стараясь привести нервы хотя бы в относительную норму — Аккерман с легкостью считывает его настроение.       Леви мягко улыбается ему, привычным жестом взлохмачивает волосы, отчего на душе становится теплее, и Эрен подается к его руке, целует центр внутренней части ладони и открыто заглядывая в прозрачные серые глаза.       Он до ужаса боится потерять то, что сейчас у них есть.

…

      Самый любимый день в неделе у Эрена — это суббота, причем был он им чуть ли не с самого детства. Для начала, суббота — это выходной от школы, мама всегда готовила выпечку или что-нибудь вкусное, а если у папы был выходной, то в субботу они обязательно шли всей семьей либо гулять, либо в кино. Чуть позже суббота стала его свободным днем, он мог заниматься чем угодно, мог целый день зависать с друзьями, или же играть в компьютерные игры, или вообще пролежать в кровати и просмотреть мультики, мама вообще не трогала его даже с уборкой его комнаты.       Даже после того как он переехал в другой город, суббота все так же оставалась его любимым днем, прекрасный день, свободный от раннего подъема, в «Сегансее» он специально не брал смены и если приходил, то чтобы позависать, а не работать, да он мог занять себя чем угодно: отдыхом, хобби, свиданиями, чем, собственно, и занимался, пока не встретил Леви.       После встречи с ним его суббота изменилась, но осталась такой же любимой. Это единственный день, который они начинают и заканчивают вместе, посвящают его целиком друг другу.       В этот раз они решили провести весь день дома, даже утром не выходили, хотя, как правило, Эрен пытается вытащить Леви хотя бы прогуляться, но погода с самого утра радует только проливным дождем, серостью и холодным ветром, что можно почувствовать, когда Леви открывает окна, чтобы проветрить квартиру.       — Капитан Аккерман, ваш Тай Пин Хоу Куй готов, — с ухмылкой начинает Эрен, выходя с подносом, на котором стоят стеклянный небольшой чайник и две термозащитные чашки, которые Эрен честно своровал из «Сегансеи». — Заварен при температуре восемьдесят по цельсию! Залит на десять секунд, слит, потом залит на двадцать и вуаля — ваш чай готов. — Он кладет поднос на журнальный столик, шутливо делает поклон, взмахивая рукой, и с улыбкой смотрит на Леви, что сидит на диване.       Тот читал какую-то книгу в телефоне, но теперь все его внимание сосредоточено на Эрене. Пальцем тот подманивает его, и Эрен, приподнимая бровь, наклоняется к нему.       — Что?.. Что-то напутал? — Леви не отвечает, ловит его за футболку и, заставляя наклониться сильнее, мягко касается губ, отчего Эрен, прикрывая глаза, млеет. Это долгое касание, Леви поддевает его губы, целует верхнюю и нижнюю, мажет между ними языком, но, когда Эрен хочет углубить поцелуй, отстраняется.       — Спасибо, Эрен, все идеально, — искренне произносит Леви, и Эрен чувствует, как краснеет, сразу же отворачиваясь, чтобы тот этого не заметил, хотя… конечно же, Аккерман все прекрасно замечает. Это видно по тому, как тот ухмыляется, глядя в свою книгу. Наверняка уж не из-за того, что там происходит.       В квартире стоит уютная тишина, прерываемая только звуками дождя, Эрен немного мается, а потом решает улечься на диван рядом с Леви, уложив голову ему на колени.       Уже одиннадцать вечера, проснулись они не то чтобы рано, но Эрен как раз в том состоянии, когда вроде как уже просто хочется валяться, особо ничего не делая, но и спать нет желания. Он наблюдает за тем, как Леви отпивает чай из чашки, укладывая ее на подставку для стакана, которая каким-то неведомым образом всегда оказывается под его чашкой. Тот продолжает читать, его взгляд бегает от строки к строке, и Эрен, щелкая его по руке, в которой находится телефон, привлекает к себе внимание.       — Ты… очень давно не рассказывал мне о себе, — тихо говорит Эрен, заглядывая в его глаза. И это правда, последний разговор о прошлом Леви состоялся… достаточно давно. Эрен поворачивается со спины на живот, втягивает цветочный аромат с примесью табака от чая и обнимает Леви за торс, начиная улыбаться. Аккерман переводит на него взгляд своих невероятно красивых серых глаз, отключает телефон и пальцами убирает волосы с его лба.       Эрен любит такие вот ленивые дни, а разделять их с Леви любит еще больше.       — О чем ты хочешь послушать? — спрашивает Аккерман, начиная привычно перебирать его волосы между пальцами. Эрен ловит его ладонь и оставляет ее на своей груди, поворачиваясь обратно на спину.       Последний раз Леви рассказывал ему о себе подробно, когда у него была гипомания, после того, как он решил опробовать на себе пытку, о которой ему рассказал Леви.       Ему и по сей день становится не по себе каждый раз, когда он думает об этом, а ведь это до сих пор единственная пытка, о которой он знает, и Эрен хочет, но одновременно боится услышать об остальных. Хотя он не думает, что Леви когда-то… действительно расскажет ему, как все было.       Тому теперь реже снятся кошмары, правда, реже, но они как будто… стали страшнее, во всяком случае, Эрену так кажется, Леви дольше от них отходит, смотрит потом пустым взглядом и ничего не говорит, а Эрен знает, что такое нельзя вытаскивать из него клешнями.       — В прошлый раз ты закончил на моменте, когда познакомился с Фарланом, — отвечает Эрен, действительно помня все, о чем тот успел ему рассказать. Леви кивает. Он задумчиво смотрит вперед себя, а потом переводит взгляд вниз на него и мягко оглаживает его щеку.       — Я увидел Фарлана первый раз, когда он пытался своровать хлеб из небольшого продуктового, и у меня в голове сразу же возникла мысль, что ни один человек не будет воровать еду от хорошей жизни, — начинает рассказывать Леви, и Эрен улыбается от того, как быстро тот решил выполнить его просьбу.       — Тебе тогда было четырнадцать, да? — Эрен прижимается щекой к его руке и заглядывает в глаза.       — Да, около того. Я помог ему стащить еще что-то по мелочи, кроме хлеба, он еще был так удивлен, думал, что я что-то хочу от него взамен, но на самом деле… я просто хотел помочь ему и все. Мы разговорились после этого, я спросил, почему он ворует, а он, почему я помогаю, так он рассказал мне о своем доме Фостеров. — Леви задумчиво смотрит на Эрена. — Ты ведь знаешь, что это такое?       — Знаю, конечно! За кого ты меня держишь? — возмущенно спрашивает Эрен, а Леви мягко улыбается и треплет его по щеке.       — Просто спросил. Грубо говоря, он попал в какую-то строгую религиозную семейку, и как оно и бывает, хочешь еды — выполняй условия. Не выполнил условия — спи голодным. Насколько я знаю, это касалось и оценок в школе, и дисциплины, и иерархии в доме. С остальными детьми он тоже не ладил ни в какую, так что, конечно, его травили, отбирали еду, портили вещи, домашнее задание, кучу всякого дерьма делали, так что Фарлан пытался находиться дома как можно реже. Он подружился только с Изабель, которую взяли уже после него, она была младше нас на два года. — Получается и Изабель, и Фарлан тоже были сиротами, понимает Эрен. Они втроем жили без родителей. — Телефонов у нас, конечно, не было, так что у нас было место в городе, где-то посередине между их домом и моим, где мы встречались и проводили время вместе. Он не сразу начал брать с собой Изабель, но я понимал, что он переживает за нее, если она оставалась дома одна, так что предложил как-то погулять вместе. — Леви улыбается воспоминаниям, и Эрен чувствует, как сердце пропускает удар от этой мягкой печальной улыбки. — Она была таким шкетом, еще ниже меня, постоянно растрепанная и ужаленная. У тебя с ней… очень мимика похожа, — вдруг говорит Леви, и Эрен удивляется. Леви никогда раньше не упоминал этого.       — Мимика? — переспрашивает парень, и Леви кивает.       — Да, улыбка, взгляд, ты… отдаленно напомнил мне ее. Сейчас такого уже нет, но в начале у меня часто проскальзывала мысль об этом. — Интересно было бы увидеть, как они выглядели, с печалью думает Эрен. — Кенни особо не переживал о том, где я провожу время, обозначал мне время, когда я ему нужен, заранее говорил о делах, и я не подводил его с этим, так что в остальном был предоставлен самому себе. Как правило, мы с Фарланом и Изабель, которые сбегали от Фостеров при любом удобном случае, были почти всегда вместе, сначала просто шароебились по улицам города, а после того, как Фарлан пришел ко мне с синяками от побоев, я начал учить обоих давать сдачу, они начали зависать у меня дома еще чаще. — Он задумчиво смотрит в никуда и хмурится. — Когда я их первый раз привел, Кенни тоже был дома, и этот старый долбоеб решил, что мы можем помочь ему обчистить чей-то дом, находящийся в соседнем городе. Туда езды только два часа было. Документы ему какие-то нужны были или какая-то такая херня, уже и не помню, но я даже думать ему о них запретил. Не хотелось мне, чтобы они становились… ну, как я…       — Ты же понимаешь, что в том, что ты делал, твоей вины не было?.. Твой дядя просто использовал тебя… у тебя не было выбора. — Эрен поднимается с его колен и садится, повернувшись к нему всем телом и скрестив ноги под собой. Тот смотрит на него, но пожимает плечами.       — Я не был против, Эрен, меня это не пугало, и, если честно, я и угрызений совести не испытывал на тот момент, просто делал, что он говорил делать. — Леви неуверенно проводит ладонью по своим волосам. — Ты просто не понимаешь, я… был жутким вредителем. Кенни меня вышколил, выполнял его работу я на отлично.       — По мне, так ты просто делал то, что должен был для того, чтобы твоя жизнь была лучше. Если бы ты считал, что это нормально, то не был бы против и того, чтобы твои друзья помогали, а так ты ведь хотел оградить их от этого. — Леви задумчиво хмыкает и вновь пожимает плечами, а Эрен, мягко улыбаясь, гладит большим пальцем белесый след на его запястье. — Не думай о себе хуже, чем есть, ладно?..       — Не буду, — тихо обещает Леви, смотря вниз на их руки. — В общем, они стали постоянно зависать у меня. Кенни они не боялись, тот тоже не был против, ему, наоборот, было веселее. Когда время позволяло, учил нас всякому, — мужчина неопределенно взмахивает рукой в воздухе, но не поясняет, — но по большей части его даже дома не было. С проверками к Фостерам приходили не то чтобы часто, деньги на содержание им все равно выплачивали по бумагам, да и не сказать, что нас вообще волновало, что там будет с этой семьей, сам понимаешь, за то, что те постоянно сбегали, к ним и отношение было соответствующее, их там не кормили, не давали денег, так что и возвращаться туда по итогу не имело никакого смысла. Они потихоньку начали жить со мной, мы даже им кровать смастерили, все вместе, только на матрас надо было накопить денег, — рассказывает он, а Эрен с интересом смотрит на него, упирая локоть в колено, а челюсть в ладонь.       — Ты можешь… ну… сделать сам кровать? — с улыбкой спрашивает Эрен, а Леви неопределенно хмыкает.       — Ну, если будут инструменты и дерево, то да, там на самом деле ничего сложного нет. — Эрен восторженно смотрит на него, и Леви, усмехаясь, встрепывает его волосы. — Прекрати так смотреть, я не плотник, просто Кенни меня разному учил, и работе с деревом в том числе.       — Это прикольно, что хочешь говори, — фыркает Эрен, недовольный тем, что ему вообще приходится убеждать в этом Леви.       — Как скажешь, сопляк. В общем, где-то через год Кенни свалил с концами, не оставив даже сотни баксов, по дому мы смогли наскрести около двадцати, так что пришлось выкручиваться, надо было кормить и себя, и Фарлана с Изабель, так что я… продолжил заниматься тем, чему Кенни и учил, — продолжает Леви, откидываясь на спинку дивана и отводя от него взгляд. — Меня знали как его племянника, так что проблем найти грязную работу не было, во всяком случае, если таковая имелась, единственное, если раньше я кое-как был уверен в том, что меня не повяжут, а даже если — Кенни вытащит, то теперь понимал, что спины нет, а ответственен я не только за себя, но и за ребят. Если бы поймали меня, вся их жизнь изменилась бы в худшую сторону, — тот говорит об этом как о чем-то само собой разумеющимся, будто бы это так легко в пятнадцать лет взять на себя ответственность за двух таких же подростков. У Эрена от этого голова кругом идет, в пятнадцать… содержать семью — кажется ему чем-то невообразимым, наверное, потому что таковым и является.       — Ты практически стал их опекуном, да?       — Не знаю, не уверен, что это можно так назвать, с Фарланом мы ровесники, а Изабель младше всего на два года… была, — добавляет Леви, враз меняясь в лице. Эрен, разумеется, замечает это, но все, что делает, касается его запястья ладонью. — Иногда, когда вообще голяк был, приходилось воровать, но я… очень хотел для них нормальной жизни, хотел, чтобы у них было место, куда они могут прийти, где они знают, их будут ждать, поддерживать, хотел, чтобы у них была нормальная еда, деньги на какие-то их хотелки, которых, знаешь… не так уж и много было. — Леви грустно улыбается. — Все, что у Фарлана осталось от его погибших родителей, — дешевые металлические часы да гитара, на которой даже играть было невозможно. — Леви невольно гладит ремешок своих часов. — На новую гитару денег не хватало, но мы сменили струны на старой, нашли магазин музыкальных инструментов, там продавец нам объяснил, как восстановить ее для игры, так что мы копили на составляющие и потихоньку отремонтировали, и когда мы полностью погружались в ремонт, Изабель от скуки обрисовывала стены нашего дома, и… это, конечно, были детские рисунки, понятно, что шедевром их назвать было сложно, но тем не менее, у нее явно была предрасположенность, и мы с Фарланом начали копить ей на набор для рисования… — Леви тихо смеется, — черт, она была так счастлива, когда мы притащили ей мольберт с красками и кистями. Прыгала как заведенная, громко визжала. — Леви усмехается, явно поглощенный собственными счастливыми, но омраченными потерей воспоминаниями. — Это было хорошее время, несмотря ни на какие трудности.       Эрен берет его за руку, и Леви поворачивается к нему. Он улыбается, но то, с какой невыносимой печалью тот думает о них, заставляет сердце Эрена сжиматься. Фарлан и Изабель были бóльшим для Леви, нежели просто друзьями, они были его семьей, младшими братом и сестрой, за которых он был ответственен, и, узнавая от Леви больше и больше, Эрен понимает, почему тот никак не может пережить эту потерю.       Эрен понятия не имеет, как тому было больно, когда он узнал об их смерти или же… если стал этому свидетелем.       — Я подписал контракт в семнадцать лет, Фарлан планировал тоже уйти в армию, но Изабель было всего пятнадцать, и оставлять ее одну было ни в коем случае нельзя, хотя, если честно, я был против, чтобы и сам Фарлан служил. Штаты всегда воюют, и его могли в любом случае мобилизовать, а мне… понятное дело этого очень не хотелось.       — Но ведь ты сам пошел. — Леви кивает, а Эрен хмыкает.       — Я — другое. Я больше ничего не умел, плюс, мне было семнадцать — юношеский максимализм, абсолютная свобода… — Леви усмехается и переводит на него взгляд. — Я был уверен, что знаю все и обо всем, и не сомневался в себе ни на миг. Эту поганую черту я взрастил и в Фарлане тоже, к сожалению, так что, конечно, он меня не послушал, устроился на подработку, еле закончил школу и кое-как вместе с моими отчислениями жил с Изабель, которая тоже заразилась мыслями о контракте и ждала своего семнадцатилетия. Я был жуть как против, пытался отговорить их каждый раз, когда у меня получалось приехать в город, но они, блядь, такими упрямыми были… — Леви со вздохом зарывается в волосы, и кажется, об этом ему рассказывать сложнее, чем обо всем том, что он говорил до этого. Эрен касается его плеча ладонью и заглядывает в глаза.       — Если хочешь, можешь не рассказывать дальше, — тихо говорит Эрен, а Леви отрицательно качает головой, накрывая его ладонь своей.       — Все нормально, — просто отвечает Леви.       Он еще немного рассказывает про Фарлана и Изабель, про то, какими они были, про зудовую Изабель, что не могла усидеть на месте, про спокойнейшего, но до бесконечности упрямого Фарлана. Рассказывает некоторые истории из их детства, а заканчивает на том, что Эрвин помог спустя время перевести Фарлана и Изабель к нему в часть.       И Эрен теперь понимает, почему так мало знал о прошлом Леви, понимает, почему в его квартире нет ничего, что бы о нем напоминало… просто вся его жизнь, все прошлое, все счастливые воспоминания связанны именно с Фарланом и Изабель, о которых теперь ему даже рассказывать больно.       — Леви, — зовет Эрен немного позже, когда они стоят в ванной. Леви умывает лицо холодной водой, а Эрен, завязав челку кверху, наносит на лицо крем, — а сколько лет назад ты вернулся с войны?..       Этот вопрос немного удивляет мужчину, но тот не меняется в лице, когда отвечает на него.       — Чуть больше трех.       Получается, Леви было всего двадцать восемь, а на войну тот ушел и того раньше. Эрену сложно представить все это, сложно представить, что за ужасы тот видел.       Он смотрел фильмы про войну, про войну в Афганистане в том числе, и даже то, что показано в них — настоящий ад на земле, но Эрен знает, в реальной жизни дела обстоят куда хуже, в ней нет всемогущих главных героев, нет сказочного везения или нереальных совпадений, что идут на руку, нет врагов, что становятся друзьями, есть либо смерть, либо травмы и сломленная психика, с которыми человек возвращается обратно.       Человек, видевший ужасы войны, никогда не сможет стать тем, кем был до того, как их увидел. Он просто будет по-другому смотреть на мир. Так, как обычный человек никогда не сможет посмотреть.       Эрен наблюдает за тем, как Леви умывается, встает позади и крепко обнимает его со спины, отчего мужчина случайно мажет зубной щеткой себе по щеке. Эрен улыбается от того, что тот ворчливо буркает себе под нос, но не отстраняется от него. Парень, упираясь щекой в его влажные после душа волосы, прикрывает глаза, привычно вдыхая их запах.       Леви в его руках выглядит очень маленьким, и, несмотря на то, что он, кажется, может убить его одним ударом, Эрен, обнимая его, не может избавиться от мысли, что он хочет быть тем, кто оберегает и заботится о нем. Хочет, чтобы тот был уверен, что, что бы ни случилось, в каком бы настроении ни был, уставшим, злым, раздражительным, Эрен всегда будет рядом и поддержит.       Парень глубоко вздыхает и прикрывает глаза.       Он до безумия хочет быть тем, на кого Леви всегда сможет положиться.

…

      — Еще один экзамен, и я покончу с собой.       — Сегодня был первый, Эрен, — отвечает ему Энни, отпивая горячий какао из чашки-котика.       Они сидят в «Сегансее» за столом у окна, и, несмотря на то, что в кафе достаточно тепло, на улице даже не серость, а вполне себе безоблачное уже закатное небо, Эрену все равно холодно.       — Я знаю, но на всякий случай напишу завещание, Микасе отдам свой нерф, она единственная умеет им пользоваться, Леви оставлю плойку, а Армину… — Эрен задумчиво хмыкает, все так же продолжая лежать, уперевшись лбом в стол в красно-белую клетку, — мне уже даже отдавать нечего. Можешь забрать мои толстовки. Но не зеленую, ее отдам Леви, она ему нравится. — Он даже не смотрит на них, но слышит усмешку друга.       Эрен угрюмо вздыхает.       Всего лишь понедельник, а ему уже хочется спрятаться под одеяло и никуда не вылезать. Он попросил у дедушки Армина отпустить его в неоплачиваемый отпуск, денег у него пока хватает, но если что, можно попросить у отца ему перевести немного… хотя это жутко стыдно до сих пор просить денег у родителей. Конечно, именно они платят за его обучение в институте, но на личные расходы Эрен старается заработать себе самостоятельно. Впрочем, недавно именно папа ему перевел деньги на нерфы, но они условились, что это в счет подарка на Рождество.       Эрен с трудом проснулся сегодня, от Леви уехал достаточно поздно, хотел схитрить и остаться, но тот посадил его на такси и отправил высыпаться перед экзаменами. И он вроде бы поспал законные восемь часов, но чувствует себя так, словно спал три.       — Эрен, ты себя хорошо чувствуешь? — вдруг спрашивает Микаса, а Эрен, поворачивая к ней голову, пожимает плечами. Девушка слегка сводит брови. Перед ней находится небольшая порция лимонного сорбета, которую она ест медленнее, чем та тает.       — Прямо сейчас, как кусок говна, — на выдохе отвечает Эрен. — Наверное, надо съесть шоколад. — Он опять переводит взгляд на подругу. Та нахмуривает свои тонкие брови, и Эрен понимает, почему, и он все же надеется, что это не субдепрессия, а просто институтский заеб.       Если так посмотреть, все студенты сейчас находятся в нем.       Она ничего не успевает сказать, рядом с ней садится Жан, который отходил в туалет, и Эрен поднимает на него угрюмый взгляд исподлобья.       — Что ты так пялишься, Йегер? — сразу спрашивает тот, скрещивая руки на груди. На самом деле Эрен заскочил в «Сегансею» уже после того, как здесь собрались Армин, Микаса, Энни и Жан. Первые просто были на смене, Энни привычно заскочила к Армину, а Жан приехал после работы к Микасе, что вообще должно было значить, что Леви тоже должен отправиться домой, но, когда Эрен позвонил мужчине, чтобы спросить, тот ответил, что задержится с Эрвином.       Ебаный Эрвин.       — Трахнуть тебя хочу, — угрюмо отвечает Эрен, отчего Жан тут же резко краснеет и меняется в лице.       — Ты придурок, что ты такое несешь?! — Эрен закатывает глаза и поднимается со стула. Нет, на Жана его сегодня точно не хватит, надо идти в место, где вообще никого нет, и, к счастью, это место находится неподалеку отсюда.       — Ты куда, Эрен?.. — спрашивает Микаса, чуть сводя брови. Армин тоже поднимает взгляд, а Эрен, накидывая капюшон и доставая из кармана рюкзака наушники, отвечает:       — К Леви, посплю у него. — Там во всяком случае тишина, в общаге стены картонные, и отдыхать там днем смысла нет ровно никакого, все гремит, шумит и просто бесит.       — Но ты ведь только пришел, — расстраивается Микаса, и Эрен пожимает плечами.       — Не, сил нет. Увидимся. — Он легко взмахивает всем друзьям ладонью, почти не смотря на них, и, обходя стол, закидывает рюкзак на плечо.       Если бы ему пришлось сегодня еще и работать, он бы точно спрыгнул с крыши.       Он решает пройтись пешком, послушать музыку по дороге, но именно в этот момент ему звонит Зик. Эрен закатывает глаза и достает телефон. На брата, конечно, стоит его фотография и отдельная песня, что ассоциируется именно с ним. Эрен задумчиво смотрит на экран и, убирая звук, ждет, пока тот перестанет звонить.       «Ты прилетишь к родителям на Рождество?»       Почти сразу ему приходит сообщение, после того, как тот перестает звонить. Эрен задумчиво смотрит, но пока не отвечает. С Зиком он уже выходил на связь, чаще брал трубку, когда тот звонил, чем нет, но как только Зик начинал говорить о произошедшем, спрашивать, что случилось после того, как Эрен убежал, он заканчивает разговор. Не бросает трубку, просто переводит тему и говорит, что не хочет это обсуждать.       Сейчас же у него просто нет желания ни с кем разговаривать, так что Эрен даже сообщения не открывает, чтобы брат думал, что он просто не видит звонка.       Он уже решил, что на Рождество точно останется с Леви, потому что везти его в Бисмарк — откровенно плохая идея. Эрен ни родителям не рассказал о том, что встречается с мужчиной, ни Леви не рассказал о биполярном расстройстве, так что, как ни посмотри, дело дрянь. Самым лучшим вариантом, Эрен считает, будет остаться с Леви на Рождество, ведь у того еще и День Рождения в этот день, а к двадцать девятому, уже на мамин День Рождения, полететь в Бисмарк и остаться на недельку, встретив вместе Новый Год.       Конечно же, родители могут разобидеться, но Эрен решил, что, когда приедет, наконец расскажет им и про свою ориентацию, и про то, что встречается с Леви, и про то, что скрывает от того болезнь.       Это будет намного легче, чем стараться что-то объяснить по телефону.       Там уже будет понятно, как действовать, и главное, Леви будет далеко от всех разборок, и даже если родители отреагируют плохо, Эрен просто об этом ему не расскажет, пока сам не решит проблему.       Эрен немного ежится и кутается в белую куртку, когда в лицо дует ветер. Он ненавидит холод, а в этом году даже декабрь, который обычно в этом городе просто серый и дождливый, холодный и даже немного снежный. Конечно, не сравнится с Бисмарком, где зимой минус миллион, а летом, наоборот, плюс миллион, но все равно неприятно.       Ему хочется поскорее дойти домой и улечься в кровать. Конечно, надо готовиться к завтрашнему экзамену, но Эрен не уверен, что сможет сейчас сосредоточиться на подготовке.       Когда заходит в квартиру, он скидывает свой рюкзак к обуви, кое-как вешает куртку и проходит внутрь, сразу же направляясь в спальню. Даже руки мыть неохота. Он снимает с себя худи и джинсы, закрывает окно и занавески в спальне, откидывает покрывало и ложится под одеяло, накрываясь до носа и прикрывая глаза — веки наливаются тяжестью.       И Эрену по ощущениям кажется, что он закрыл и открыл глаза, но он понимает, что это не так, когда видит, что из закрытых занавесок больше не пробивается свет, покрывало, что он бесцеремонно сбросил вместе с одеждой, сложено, а уже на нем сложенными лежат его джинсы и худи.       Значит, Леви дома и не стал его будить.       Эрен зевает, трет глаза, пытается сесть, но опять валится на подушку и вздыхает. Кажется, он устал только сильнее, как такое вообще возможно? А еще он жутко хочет пить. Он поворачивает голову в надежде увидеть бутылку воды, но ее там не оказывается.       — Бля, — замученно выдыхает Эрен и с трудом, но все же поднимается. После одеяла холодно, и он слегка ежится и подходит к шкафу, чтобы достать что-нибудь и накинуть сверху. Эрен достает первую попавшуюся домашнюю футболку, надевает ее и выходит из спальни, вновь широко зевая.       Он чешет бок, пока шлепает по теплому полу до кухни. Леви в зале нет, значит, тот в кухне, и когда Эрен заходит в арку, то видит, что мужчина сидит над небольшой стопкой бумаг. Тот уже в домашней одежде, перед ним стоит чайник с заваркой и одна чашка на блюдце, в руке простой карандаш, он что-то себе помечает.       — Уже полночь, тебе лучше пойти спать дальше, пока не перебил сон, — Слышит Эрен и приподнимает брови. Он проспал почти семь часов, а чувствует себя так, словно не больше часа.       И это откровенно паршиво.       Мужчина смотрит на него, а Эрен качает головой.       — Охренеть, — выдыхает он. — Я за водой, пить хочу. Не думал, что выключусь так надолго. Ты давно пришел? — Эрен проходит мимо него, наклоняется, а мужчина приподнимает подбородок, чтобы Эрен мог привычно клюнуть его в губы.       — В семь. Думал тебя разбудить, но ты так закутался, что жалко стало. Ты что, плохо спал прошлой ночью? — Эрен наливает себе воды из фильтра и жадно пьет ее, слегка проливая к уголку губ и прикрывая глаза. Он тихо вздыхает от того, что, наконец, утолил жажду, и оставляет стакан в раковине.       — Спал, хер знает, почему так, — на выдохе отвечает Эрен и садится за стол, укладываясь лбом на скрещенные предплечья.       — Иди спать, — вновь говорит Леви.       — Мне надо готовиться. Иначе я ничего не сдам, — глухо произносит Эрен, если честно, сам не понимая, как должен сейчас готовиться. Наверное, ему надо надеяться завтра на удачу, хотя, где он — и где удача…       — Ты все знаешь, хорош ссаться, все ты сдашь. — Эрен переводит на него раздраженный взгляд, но, конечно же, мужчина выдерживает его.       — Можно мне остаться у тебя? — Леви просто кивает, и Эрен тихо благодарит, но остается сидеть, и смотрит на Леви, который возвращается к бумагам. — Что ты делаешь?..       — Эрен, иди спать, сон перебьешь, сколько раз повторять? — Эрен хмурит брови и резко встает со стула.       — Ладно, извини, блядь, что отвлекаю, — тихо отвечает парень, но, когда хочет выйти с кухни, Леви ловит его за запястье и останавливает. Мужчина медленно поднимается со стула и заглядывает в его глаза, хмуря брови.       — Ты что, не с той ноги встал?       — Нет, это ты повторяешь одно и то же, будто я тебе здесь мешаю, — отвечает Эрен, забирая свою руку и поджимая губы. — Я могу поехать в общежитие, не проблема. — Он снова хочет отойти, но Леви, немало удивляясь, отвечает:       — Угомонись. Я же сказал, ты можешь остаться, в чем вообще проблема? — Эрен чувствует, как к горлу подкатывает ком, но сейчас он чувствует не грусть или что-то типа того, а злость и обиду.       — Ты просто тона своего не слышишь! — Леви выгибает бровь.       — Хочешь поговорить за мой тон, сопляк?       — Не разговаривай со мной так, будто я твой солдат, — огрызается Эрен, немало удивляя Аккермана. Тот хмыкает и скрещивает руки на груди.       — Поверь, Эрен, ты отлично прочувствуешь разницу, если я начну говорить с тобой как с солдатом, — зло отвечает Леви и, не продолжая разговор, возвращается за стол. Он опять садится за бумаги, а Эрен, глядя на него, вспыхивает.       — Блядь, да ты что, гонишь?! — громко спрашивает Эрен, сжимая кулаки и заставляя того вновь перевести на себя недоуменный злой взгляд.       — Что ты доебался? Я просто сказал тебе пойти спать! — чуть громче отвечает Леви, откидывая карандаш, который подпрыгивает от удара и скатывается со стола. — Как ебнутый себя ведешь!       Эрен раскрывает глаза и сводит брови после этих слов.       Он смотрит на Леви и понимает, что, похоже, умудрился разозлить его. Черт, он действительно срывается на нем, так?.. Эрен несмело отступает и, разворачиваясь, быстрым шагом возвращается в спальню, тихо закрывая за собой дверь.       Он не включает свет и садится на кровать.       Черт…       Он прикрывает лицо ладонями и вздыхает. Зачем он так?..       Он обидел Леви?..       Дверь в спальню приоткрывается спустя минуту, запуская внутрь полоску света из зала. Эрен сводит брови, понимая, что, похоже, его сейчас ждет разговор, к которому он не готов, они с Леви поругаются, он обидит его еще сильнее, хотя Эрен не хочет этого. Лучше бы мужчине просто взять и выгнать его в общежитие.       Эрен нервно зарывается в свои волосы, а Аккерман прикрывает за собой дверь и садится рядом с ним. Он испытывает стыд и смущение от того, что грубо разговаривал с ним, и не переводит на него взгляда.       — Что с тобой происходит? — просто спрашивает Леви. — Экзаменов боишься?.. — Эрен вздыхает и кренится набок, пока не устраивается головой на плече мужчины. Он прикрывает глаза и отрицательно качает головой.       — Нет… — отвечает правду Эрен и чувствует, как Леви крепко обнимает его за плечо.       И Йегеру хочется провалиться на месте за то, что он вообще позволил себе так разговаривать с ним. Леви последний человек, на которого он имеет право срываться, что бы ни было, как бы хуево он себя ни ощущал.       — Тогда что? — Он чувствует, как пальцы Леви мягко гладят кожу его плеча.       — Мне… просто показалось, что я тебе мешаю, — честно отвечает он. И ему до сих пор так кажется, ему кажется, что его присутствие здесь лишнее, что он пришел сюда, остался без спросу, хотя Леви не разрешает оставаться по будням, а теперь слишком поздно уходить и тому просто совестно его выгнать.       — Маленький идиот, как ты можешь мне мешать? — на выдохе спрашивает Леви, поворачиваясь к нему. Эрен подается вперед, сгибаясь и упираясь лбом в место между его плечом и шеей.       — Не знаю, — вздыхает Эрен, а потом все-таки говорит: — Ты несколько раз сказал мне уйти, а я даже не видел тебя сегодня. — На его затылок опускает ладонь мужчины.       — Я не говорил тебе уходить, я сказал пойти спать, чтобы ты сон не перебивал. — Он чувствует, как на щеку ложится ладонь. Леви отстраняет его от себя, целует в щеку и нажимает на грудь, заставляя улечься на кровать. Эрен смотрит на силуэт мужчины, что продолжает сидеть над ним, и почти не видит его в темноте комнаты. Тот накрывает его одеялом почти по подбородок. — Ты же понимаешь, что единственная причина, по которой я не позволяю тебе оставаться здесь чаще, — это потому, что не хочу, чтобы ты просыпался посреди ночи из-за меня?.. Тем более, пока у тебя экзамены, Эрен. — Ладонь Леви касается его волос, и он сглатывает резко накопившуюся слюну.       — Понимаю, но не сейчас, — все так же честно отвечает Эрен, и Леви, тихо усмехаясь, ложится рядом с ним, поверх одеяла.       Парень ощущает, как быстрее начинает биться сердце, Леви лежит на боку почти вплотную, а Эрен на спине и не может прекратить ругать себя за то, что посмел сорваться.       Он чувствует, как лбом Леви прижимается к его виску, чувствует запах и прикрывает глаза.       — Маленький, жадный до внимания мальчик, — тихо произносит Леви, и Эрен грустно и совсем слабо улыбается, ничего не отвечая.       Рядом с Леви становится лучше. Намного спокойнее.       — Ты полежишь со мной, пока я не засну? — тихо просит Эрен, а мужчина, перекидывая через него руку, кивает.       И Эрен понятия не имеет, как Леви объясняет себе его поведение, потому что самому Эрену кажется, что все очевидно, что Леви правильно сказал и он просто ебнутый, но тот почему-то сам сгладил то, в чем точно виноват был Эрен, хотя не должен был.       — Засыпай, Эрен, — полушепотом произносит мужчина, и Эрен прикрывает глаза, поворачивая голову и касаясь лбом лба Леви. Он засыпает достаточно быстро, хотя в голове каша из несформированных мыслей, но, пропадая во сне, он чувствует, что Леви все так же лежит рядом, крепко обнимая его.       Еле проснувшись на следующий день, чувствуя себя абсолютно отвратительно, Эрен кое-как встает с кровати и шлепает в ванную, выключая будильник на телефоне, который Леви заботливо положил на зарядку.       Мужчины, конечно, уже нет дома, Эрен даже не проснулся, когда тот ранним утром собирался на работу, несмотря на то, что обычно старается хотя бы поцеловать его на дорогу.       Парень смотрит на себя в зеркало, на свои уставшие глаза, на будто посеревшую кожу и на опущенные вниз уголки губ. Он упирается в раковину двумя ладонями и опускает голову, понимая, что ему в срочном порядке нужны антидепрессанты, пока он еще в состоянии понимать это.       Экзамен Эрен с горем пополам, но все-таки сдает.

…

      В четверг после еще одной успешной сдачи проекта Эрен решает поехать к Леви, потому что единственный человек, которого в этом паршивом состоянии он может терпеть, — это именно Аккерман.       В автобусе приходится стоять, мест нет, но хотя бы не час пик, и никто не лезет своими вонючими телами ему в нос, что не может не радовать. Эрен прижимается лбом к своей руке, что держит поручень, в ушах инструментальная спокойная музыка, которая еще больше вводит в уныние, но Эрен пытался слушать что-то веселое. Однако все, чего захотел, — это выключить музыку нахрен, но звуки города раздражают еще сильнее, плюс, он ненавидит передвигаться без музыки, так что выбрал наименьшее зло.       До квартиры Леви он доезжает с несколькими пересадками, но из-за «Сегансеи» он знает этот путь наизусть. От остановки идти недалеко, и благо нет ветра, так что доходит он быстро и выкуривает сигарету, прежде чем подняться наверх.       Заходить в пустую квартиру уже даже не кажется непривычным. Он знает, что Леви задержится из-за сеанса психотерапии, что выпадает на вечер четверга.       Парень оставляет тяжелый рюкзак в прихожей, вспоминает, что надо закрыть входную дверь на замок, потому что Леви ругается, если он оставляет квартиру открытой, и решает, что надо, наконец, принять душ, потому что два дня он этим пренебрегал из-за отсутствия хоть какой-либо жизненной энергии. Вся уходила на то, чтобы подняться с кровати, умыться и поехать в институт сдавать чертовы экзамены.       В квартире как всегда стерильно чисто, и Эрену кажется, что он буквально самое грязное, что здесь находится.       Он стоит под теплыми струями воды дольше, чем планировал, просто потому что хорошо и выходить нет сил, так что Эрен присаживается вниз, обнимает свои колени и укладывается на них лбом. Потяжелевшие от воды волосы тут же облепляют его лицо, несколько струй попадают в нос и рот, но Йегеру все равно, он прикрывает глаза и уходит в легкую полудрему, позволяя сильному напору тропического душа помыть его самостоятельно.       По-хорошему, надо бы приготовить им что-нибудь на ужин, он, если честно, давно из-за экзаменов ничего не готовил, и даже полуфабрикаты, что он обычно делал мужчине, заканчиваются, но у Эрена просто нет сил на то, чтобы заготовить новые.       Леви никогда ничего не говорит ему на этот счет, и Эрен не уверен, из-за того ли это, что тому все равно, или же мужчина просто не хочет его лишний раз беспокоить. Когда Эрен об этом думает, ему кажется, что он абсолютно бесполезен, просто чертово место здесь занимает.       Он лениво сушит волосы феном, веки наливаются тяжестью, но он терпит и, когда влага с волос почти уходит, завязывает их в короткий хвост, потому что именно сейчас отросшие пряди раздражают щеки и шею. И Эрен старается не смотреть на себя в зеркале, потому что теперь каждый взгляд в отражение вызывает сочувствие у самого себя. Как можно быть настолько уебищным?..       Эрен вытирается полотенцем и подвязывает его на бедра.       Завтра, благо, нет экзамена, последние будут в начале следующей недели, и после, наконец, начнутся трехнедельные каникулы перед началом следующей четверти. Эрен как никогда ждет этих трех недель, возможно, это изменится, но сейчас все, что он может представить, — это то, как ляжет в кровать, закроет занавески и больше с кровати не поднимется.       Эрен выходит в зал не одеваясь, остается только в слегка влажном полотенце и идет в кухню, чтобы налить себе чай, кофе ему не хочется. Он смотрит на банки с различными заварками, не понимая, как Леви отличает их, сбоку лежит почти кончившаяся клубнично-цитрусовая добавка, и Эрен достает ее и фильтры, чтобы заварить чай сразу в кружке. Леви всегда говорит, что так чай не раскрывает свой вкус и надо каждые листья заваривать по-своему, но Эрен не такой задрот до чая, так что, засыпая первую попавшуюся заварку зеленого, он нажимает на кнопку чайника.       В квартире до ужаса тихо, и тишина буквально давит на Эрена, поэтому пока он оставляет чайник закипать, идет к телефону, что оставил в кармане куртки, чтобы посмотреть хоть что-нибудь на нем.       Он видит несколько уведомлений в общем чате с Микасой и Армином, видит несколько отдельных сообщений от Микасы и одно от Кристы по расписанию, но отвечать лень. Потом.       Покрутив ленту инстаграма, он понимает, что и это не помогает, голоса с видео на ютубе раздражают, раздражает все, если честно, и Эрен, забирая кружку с чаем, кладет ее на деревянную вставку дивана, выключает звук на телефоне и ложится вниз головой, чтобы просто отдохнуть.       Именно в этот момент в квартире раздается дверной звонок.       — Бля… — замучено тянет Эрен, поворачиваясь на спину и прикрывая лицо ладонями. Ну кого могло принести?.. И почему именно сейчас, когда Леви нет дома… Может, не открывать и уйдут? Наверное, это какие-нибудь свидетели Иеговы или прочие ребята, помогающие найти Иисуса.       В дверь опять звонят, и Эрена даже не мучает совесть за то, что он продолжает лежать, но потом, на третий звонок, он все же раздраженно вздыхает и поднимается.       Как будто ему хочется слушать эти ебучие звонки…       Он смотрит в глазок, и когда видит Эрвина Смита, то в удивлении приподнимает брови, а потом оглядывает себя. Он до сих пор в одном лишь полотенце, и ему не очень-то хочется ходить перед внезапно пришедшим мужчиной полуголым.       — Секунду, — произносит Эрен чуть более громким голосом, чтобы тот точно его расслышал, и, не дожидаясь ответа, уходит в спальню. Он закидывает полотенце в ванную, надеясь, что вспомнит потом обратно повесить его, иначе Леви надает ему подзатыльников, и быстро надевает домашние мягкие штаны и футболку.       Что Эрвин вообще здесь забыл?       Он возвращается обратно, открывает мужчине дверь, хмуро оглядывая его. Тот выглядит как всегда безупречно, на нем теплое пальто и шарф, обувь идеально чиста, а волосы уложены так, что ни одна прядь не выбивается.       — Здравствуйте, Леви нет дома, — ровным голосом произносит Эрен, глядя в глаза мужчины. Он надеется, что это заставит мужчину уйти.       — Здравствуй, я знаю, я пришел поговорить с тобой. — Эрен выгибает бровь, но отходит, пропуская мужчину внутрь и закрывая за ним дверь. Это странно, о чем тот вообще может хотеть с ним поговорить?..       Понятное дело, связывает их только Леви, но не их же отношения Смит пришел обсуждать.       — Откуда вы узнали, что я тут? — без особого интереса спрашивает Эрен, чувствуя, как усталость буквально наваливается на плечи. Как же ему неохота сейчас ни с кем разговаривать, тем более с Эрвином… — Леви вообще знает, что вы здесь?       Мужчина снимает пальто, вешает в шкаф и, не поворачиваясь к нему, отвечает:       — Нет, не знает, и думаю, будет лучше, если не узнает. — И уже после этих слов Эрен понимает, что его не ждет легкий непринужденный разговор, хотя… почему-то он и так это понимал, несмотря на то, что и сейчас не знает, что они вообще могут друг с другом обсуждать.       Тот самостоятельно берет с подставки для домашней обуви тапочки, а Эрена с каждой секундой все больше и больше раздражает сам факт его присутствия.       — А узнать, где ты, было не сложно. — Эрвин взглядом указывает на пока что не высохший браслет с зеленым шариком, и Эрен в удивлении поднимает брови.       — Каждый, что ли, может узнать, где я? — раздраженно спрашивает он, невольно касаясь шарика браслета кончиками пальцев.       — Не каждый, но я могу, — Эрвин проходит внутрь, как будто к себе, остается в центре зала и поворачивается к Эрену. Его руки находятся в кармане брюк, — ведь именно я заказывал этот браслет. Трекер, который находится внутри, нельзя купить в обычном магазине, ты же понимаешь? — Эрен тоже проходит за ним и встает напротив, скрещивая руки на груди.       Эрвин одет с иголочки, на нем штаны от костюма и идеально выглаженная рубашка, на манжетах которой сверкают явно дорогие запонки.       — Об этом Леви тоже не знает? — Эрвин хмыкает.       — Знает, правда, вряд ли думает, что я бы мог этим воспользовался. — Эрен сжимает зубы и чуть опускает голову, глядя на Эрвина более враждебно, чем до этого. Сердце начинает тревожно биться, но он пытается контролировать эту тревогу.       — Зачем вы вообще пришли? — Эрен отступает на несколько шагов и вздыхает. — Мне предложить вам чай или кофе, или я могу надеяться, что это быстрый разговор? — Он отводит взгляд и старается сдерживаться, чтобы не закатить глаза.       Присутствие Эрвина бесит, нервирует. Этот мужчина чего-то от него хочет, и Эрен понятия не имеет, что именно, но веет от него явно не дружелюбием.       — Можно. Молочный улун. Он должен стоять немного позади всех остальных банок, Леви редко пьет его. — Эрен уходит на кухню и все-таки закатывает глаза. Он, блядь, знает, что Леви пьет часто, а что редко, и в чертовых пояснениях не нуждается.       Пока парень заваривает молочный улун для Эрвина, тот усаживается позади него за стол, и спиной Эрен буквально чувствует, как его прожигают взглядом. На подставке дивана остывает чай самого Эрена, но он больше ничего не хочет пить.       Он ставит перед Эрвином чайник и блюдце с чашкой, буркая, что надо подождать, чтобы заварился, и садится напротив него, выжидающе глядя на мужчину.       Тот совсем слабо улыбается, понимающе глядя на Эрена.       — Почему ты смотришь на меня так, словно я уже сказал тебе что-то неприятное?       — Потому что вы явно планируете, — фыркает Эрен, а Эрвин, пристально глядя в его глаза, отвечает:       — Как посмотреть. — Эрен напрягается всем телом, а Эрвин, стуча по чашке ногтем, продолжает на него смотреть.       — Тогда начинайте, чего ждете? — на выдохе отвечает Эрен, и Эрвин хмыкает, наливая в свою чашку почти что бесцветный чай, который сразу дает свой приятный аромат.       — Я надеялся, что этого разговора получится избежать, но, судя по тому, что время идет, а ничего не меняется, я ошибался, — начинает издалека Эрвин. Эрен молчит, не перебивая, желая, наконец, услышать, какого черта происходит.       Что должно поменяться? Какого черта этот мужчина, каким бы близким он ни был Леви, говорит ему о том, что «что-то» должно меняться…       — Прошел почти месяц с тех пор, как ты сбежал, предполагаю, у тебя была гипомания.       Эрен широко раскрывает глаза и в шоке смотрит на мужчину, который отпивает из чашки чай, придерживая ее за ручку.       Что?..       По спине пробегается холодок, а слова застревают в горле.       Эрвин же продолжает спокойно смотреть на него, будто бы не сказал то, отчего у Эрена в прямом смысле глаза на лоб полезли. Его сердцебиение враз учащается, и он просто поверить не может, что услышал то, что услышал.       — Я думал, что та ситуация подтолкнет тебя наконец рассказать о своей болезни, тем не менее Леви до сих пор понятия о ней не имеет. — Эрен чувствует, как по виску стекает капля холодного пота.       Он выпрямляет спину, продолжает шокировано смотреть на мужчину, и сказать что-то до сих пор не является возможным.       Откуда он знает? Откуда он, черт возьми, знает об этом?!       Сердце яростно стучит, а грудь сковывает леденящим душу ужасом.       — Как?.. — тихо спрашивает Эрен, а Эрвин хмыкает. — Когда вы узнали?! — громче произносит он, поднимаясь со стула и упираясь ладонями в край стола.       — После нашей первой встречи, — спокойно отвечает Эрвин, будто бы говорит о чем-то обыденном, будто бы не говорит о том, что знает самый страшный секрет Эрена.       — Вы… вы что, копали под меня? — яростно спрашивает Эрен, отходя от стола. Он задевает собой стул, отчего происходит неприятный скрежет ножек по полу.       Эрвин усмехается, и Эрен сглатывает резко накопившуюся слюну.       Его это забавляет?..       — Это очень громкие слова, Эрен.       — А как это иначе назвать?! Какого черта вы лезете туда, куда не просят?! — Эрвин опять отпивает из чашки, а все, что хочет Эрен, — взять чайник, выплеснуть все содержимое ему в лицо и разбить об его безупречную голову.       — Нет. Я бы залез, если бы рассказал ему правду после того, как узнал о ней, — таким же ровным тоном отвечает мужчина, не сводя с него спокойного взгляда. — Или же сказал бы ее после того, как у тебя случился эпизод. Или же в любой другой момент. Так что с этим я не согласен. Пока что я ничего не сделал.       — Вы что, шантажировать меня пришли?.. — Эрвин тихо усмехается и качает головой.       — Какой же ты еще, оказывается, ребенок… Что, по-твоему, Эрен, с тебя можно взять?..       — Тогда какого черта вам надо?! — громко спрашивает Эрен, впиваясь в него злым взглядом.       — Угомонись. Прекрати кричать. Сядь, — строго отвечает Эрвин, меняясь в лице, и Эрен вновь раскрывает глаза. Какого… — Сядь и послушай меня. — Парень сжимает зубы и продолжает упрямо смотреть на него.       Что ему делать?..       — Говорите. Я слушаю. Чего вы хотите? — Каждое его предложение отрывистое, он уже не следит за голосом и даже не пытается держать себя в руках. Эрвин, глядя на него снизу вверх, указывает на стул головой, и Эрен, скрипя зубами, вновь садится напротив мужчины.       — Я хочу лишь одного, — начинает Смит, глядя в его глаза. — Чтобы ты рассказал ему правду.       — Я не могу рассказать, — честно отвечает Эрен, поджимая губы, а Смит вздыхает.       — Речь не идет о тебе. Он должен знать, элементарно понимать, с чем имеет дело. Тебе так не кажется?       Эрен сглатывает резко накопившуюся слюну и отводит взгляд.       Смысл, мать его, в том, чтобы Леви не знал об этом, потому что если тот начнет разбираться в том, с чем ему предстоит столкнуться, вся его жизнь превратится в круговорот неуверенности и недоверия. Он так же, как и родители Эрена, так же, как Зик и Микаса с Армином, будет постоянно всматриваться в его поведение, при каждом чертовом неотвеченном звонке нервничать, бояться с манией и гипоманией того, что он может совершить, терпеть в депрессии то, во что Эрен превращается, и всю жизнь, каждый чертов миг ожидать того, что Эрен сойдет с ума в очередной раз.       Снова и снова. Снова и снова без остановки.       — Но он не будет понимать, с чем имеет дело в любом случае! Думаете, от того, что он будет знать, ему будет легче?.. — Эрен сводит брови. — Не будет, а с учетом ПТСР это и вовсе невозможно, понимаете? Вся наша жизнь превратится в ожидание чертовых фаз! Он никак не сможет это контролировать, никак не сможет предугадать, зачем превращать его жизнь в это?.. — говорит он сипло и качает головой. — Он перестанет доверять мне, будет всегда ждать, что я… что я выкину что-то!       — Он и так, и так этого будет ждать, если ситуация повторится, а она, как мы оба знаем, не может не повториться, — ровным голосом отвечает Эрвин, словно вообще не слышит, что Йегер пытается ему донести. И Эрену кажется, что в этом ровном низком голосе звучит чертов приговор. — А в тебе говорят исключительно твои страхи.       — Во мне говорит ебаный здравый смысл! — громко говорит Эрен, опять поднимаясь. — Я не могу ему сказать! Понятно? Не сейчас! — Эрвин вздыхает и откидывается на спинку стула. — И вообще, вас это не касается ни в коей чертовой мере! Не лезьте к нам!       — Меня касается все, что касается Леви. Постарайся отложить это в своей голове, — отвечает Эрвин, тоже поднимаясь со стула.       Эрен зло усмехается и сжимает кулаки.       Сейчас, блядь, касается его все…       — Ну так и расскажите ему о том, что пришли сюда без его ведома и… — Эрен взмахивает рукой… — то, что используете трекер, чтобы выследить меня! — Эрвин устало вздыхает и сжимает пальцами переносицу. Выражение его лица точно такое же, как у Леви, когда того что-то раздражает.       Они с Леви не похожи ни в чем, даже больше, они кардинально разные, но в мелких деталях, таких как мимика, слова, манера говорить — Эрен все больше и больше узнает Леви, и кто из них от кого заимствует эти повадки — неясно.       — Сомневаюсь, что ты этого захочешь, ведь я расскажу ему и причину, почему сделал это. — Эрен сводит брови и отступает на шаг. — Эрен… я верю, что ты считаешь, что так лучше, возможно, даже могу поверить, что, скрывая болезнь, ты думаешь о нем, а не о себе, хотя с меньшей вероятностью, и тем не менее, я дал тебе достаточно времени. — Эрвин пристально смотрит в его глаза, его тон не терпит возражений. — Я мог понять, почему ты не сказал сразу, это не то, в чем легко признаться, но больше скрывать смысла нет никакого. Я пришел сюда не для того, чтобы тебя запугивать, я хочу донести то, что ты обязан рассказать правду, как бы страшно тебе ни было. — Эрен молчит, он не знает, что говорить, не знает, как доказать то, что правда в этом случае не приведет ни к чему хорошему. Эрвин просто не слушает его.       Ничто, мать его, не приведет ни к чему хорошему, потому что Эрен болен неизлечимой болезнью, и все, что он может сделать, — это полностью оградить Леви от нее, пока может, почему, черт возьми, это так сложно понять?..       В тот момент, когда Леви узнает о ней, это волей-неволей станет началом конца, что бы Эрен ни делал, что бы ни придумывал, вся жизнь Леви с ним превратится в постоянное ожидание пиздеца.       Он… просто не хочет превращать ее в это, он хочет хотя бы отсрочить это.       Эрен опускает взгляд и сглатывает резко накопившуюся слюну.       Эрен знает, что Леви не сможет быть с ним счастливым, он долго думал об этом, пытался придумать хоть что-то, но… прекрасно понимает, что ничего не придумать. Эрен знает, что ему придется рано или поздно уйти, потому что обрекать на это своего любимого… значит обрекать его на постоянные страдания.       Он связан по рукам и ногам.       И Эрен понимает, что ему надо быть готовым отпустить Леви, он пытается смириться с этим, пусть и выходит очень-очень плохо, но приближать этот момент самостоятельно? Как Эрвин вообще может от него требовать это?       — Ему будет хуже, если он узнает. Я не собираюсь причинять ему боль только потому, что вы так говорите сделать. — Эрвин лишь вздыхает, когда Эрен произносит это. Он смотрит на свои явно дорогие часы и качает головой.       — Я надеялся, что смогу убедить тебя, — произносит Смит, переводя взгляд голубых глаз на него. — Но Леви явно не преуменьшал, когда говорил о твоем упрямстве. Ты меня не слышишь и не хочешь слышать, вбил себе что-то в голову и свято в это веришь. — Эрвин выходит из кухни, и Эрен быстрым шагом идет за ним.       — Вы куда?..       — Скажи ему до Рождества, — не отвечая на вопрос, говорит Эрвин, выходя в прихожую. Он надевает свои туфли, а Эрен встает перед ним.       — Что?..       — Или я скажу ему сам. Я знаю, будет лучше, если ты это сделаешь, но если нет… — Эрвин не продолжает, а Эрен чувствует, как сердце опускается в пятки.       До Рождества?.. Эрвин дает ему две недели?..       — Вы не можете!..       — Могу, Эрен, — ровным голосом говорит Эрвин, и Эрену кажется, будто его жизнь рушится, словно чертова башня-дженга, от того, что один криворукий урод не оттуда достает гребаный блок.       Он нервно зарывается ладонью в волосы, сбивая хвост, и отводит от Эрвина взгляд. Что бы он ни сказал, Эрвин не будет слушать, он убежден в своих словах, и все, что может Эрен, — это просто… блядь смириться и ждать чертовы две недели до того, как все навсегда изменится.       Ему кажется, будто горло сжимают в тиски, вздохнуть не получается.       А Эрвин спокойно надевает свое пальто, повязывает шарф и обувь.       Эрен, все это время стоя в прихожей, даже не смотрит на него, поглощенный в собственные мысли.       Как же ему теперь быть?.. Что делать?..       Эрвин поворачивается к нему.       — Эрен, — зовет мужчина, и парень переводит на него отрешенный взгляд, — я понимаю, сейчас ты считаешь меня врагом, но я знаю, что так будет лучше. Для вас обоих. Постарайся и ты это понять. — Когда Эрен слышит это, то начинает тихо и истерично смеяться.       — Да пошел ты, — выдыхает он, отсмеиваясь и откидывая голову назад, а Эрвин, смотря на него странным взглядом, качает головой и выходит из квартиры. Эрен, слегка поворачивая голову, смотрит в закрывшуюся за тем дверь.       Две недели.       Осталось всего две недели, прежде чем Эрвин Смит разрушит его жизнь.       Леви приходит домой спустя час после тяжелого разговора, он заходит как всегда тихо, а Эрен, лежа на диване лицом к спинке, не чувствует сил даже подняться, чтобы привычно встретить его. Ощущение, будто даже воздух давит на него.       Тот идет мимо гостевого санузла, моет, скорее всего, руки, судя по включившейся воде, и потом, когда Эрен слышит его приближающиеся шаги, то поворачивается на спину, чтобы увидеть.       Леви обходит диван, смотрит на него и почти незаметно улыбается, и Эрен не может не улыбнуться ему в ответ.       — Привет, любимый, — тихо произносит Эрен. Леви садится на пол и нависает над ним, касаясь влажными ладонями лица и вовлекая парня в медленный глубокий поцелуй.       Последний раз он видел Леви, когда тот лежал рядом с ним после их ссоры, инициатором которой стал сам Эрен, и парень, правда, очень соскучился. Когда Леви рядом, Эрен чувствует себя не таким никчемным ничтожеством.       Пальцами Эрен зарывается в его густые волосы, а ладонью ощущает привычный колючий ежик выбритого затылка. Он раскрывает губы навстречу Леви, чувствуя, как мужчина, углубляя поцелуй, начинает мягко ласкать его языком. И, отвечая, между поцелуями Эрен тихо произносит его имя, привлекая к себе ближе, а Леви, прежде чем отстраниться, привычно целует сначала верхнюю губу, а потом нижнюю.       Мужчина мягко оглаживает его щеку, убирая волосы, и заглядывает в глаза, а Эрен чувствует, как сжимается его сердце.       Как он может рассказать ему?..       Как сможет жить без этого взгляда?       — Осталось немного, родной, потерпи, — тихо говорит ему Леви, и Эрен сводит брови.       Это… впервые, когда Леви зовет его вот так вот…       Родным.       Эрен подается к нему и обнимает за шею, прикрывая глаза и ощущая, как крепко его обнимают в ответ. Он вдыхает запах его волос, прижимает ближе, пока не утягивает к себе на диван.       Эрен перекидывает через него ноги, продолжая обнимать за шею, а Аккерман слегка отстраняется, заглядывает в глаза, и щеки Эрена наливаются кровью от его взгляда.       — Поцелуешь меня? — просит Эрен, сведя брови, и Леви, наклоняясь к нему опять, мягко и глубоко целует, раскрывая его наверняка покрасневшие и опухшие губы языком. Он укладывает ладонь на его талию, а вторую на щеку, притягивая ближе, и Эрен полностью отдает себя этому медленному и такому желанному поцелую.       Аккерман думает, что это экзамены, думает, что Эрен уставший и поникший из-за них, но через две недели Леви узнает правду, и Эрен не знает, как вынести эти две недели, с каждым днем все ближе и ближе оказываясь к концу того, без чего больше не представляет жизни.       Хочется плакать от собственной беспомощности, но это не выход, и все, что он сейчас может, — стараться запомнить, как хорошо находиться в этих любящих и крепких объятьях.

…

      Леви знает, что что-то не так, не может не замечать этого, но понять, в чем дело, не получается. Поначалу он предполагал, что дело в экзаменах. Они были единственным, за что можно было зацепиться, пусть это совершенно не в характере Эрена так падать духом из-за того, что ему надо сдавать то, что он и так знает. А учитывая то, что экзамены тот сдает, но ничего не меняется и парень все такой же… обессиливший и поникший, Леви убеждается, что дело совсем не в учебе.       Эрен отмалчивается на прямые вопросы, говорит, что все в порядке, пытается выжать из себя улыбку, которая кажется еще более вымученной из-за того, что тот старается, и, черт возьми, он же знает Эрена и понимает, что состояние, в котором тот находится сейчас, — совсем далеко от нормы.       Эрен обычно на месте не может усидеть, что-то хочет делать, говорить, задает миллион вопросов и жаждет миллион ответов, а сейчас… если он дома, то по большей части просто лежит на диване, почти не разговаривает, почти не улыбается.       Черт возьми, его состояние заметно даже тогда, когда Эрен вообще не с ним. Сообщений, которые обычно сопровождали его походу всего дня, теперь в разы меньше, и они короткие и совершенно непохожие на те, что обычно Йегер писал. И Леви не может не понимать, что тот что-то от него скрывает. Что-то, что очень сильно гложет его.       Он думает на родителей Эрена либо же на его брата, но по факту, он понятия не имеет, что происходит.       Сейчас они сидят дома, Леви сам предложил Эрену прогуляться, так как на улице хоть и прохладно, но не влажно и не ветрено, а тот только отрицательно помотал головой и укутался поглубже в плед.       — Ты сегодня почти ничего не ел, — произносит Леви, переводя взгляд на металлические часы. Уже шесть часов вечера, Эрен и завтракать-то не хотел, съел всего несколько ложек сладкой овсяной каши, что приготовил Леви, заел несколькими кусочками киви, своими бесконечными БАДами и сказал, что больше не может.       Парень сидит на диване, из пледа виднеется только голова с растрепанными волосами, под аквамариновыми глазами тени, а лицо осунулось. Телевизор включен, играет какая-то комедия, которая, наверное, смешная, но не веселит ни Леви, ни Эрена.       — Что-то не хочется, — просто отвечает Эрен, слегка поворачивая голову к нему. Леви присаживается рядом с ним и проводит ладонью по каштановым волосам. Он заглядывает в глаза парня и слегка сводит брови.       Сложно видеть, как обычно горящие глаза смотрят на него с такой бесконечной усталостью.       Ему хочется вытянуть из Эрена ответы, но тому и так плохо, и Леви хоть убей не знает, как себя вести и что предпринимать. Не очень-то у него дела обстоят с чуткостью.       — Хочешь, посмотрим что-нибудь другое? — Леви указывает на телевизор, и Эрен отрицательно качает головой. — Твои идиотские мультики можем посмотреть, Гриффины или Американского папашу. — Эрен начинает совсем слабо улыбаться, а Леви дотрагивается до его лба ладонью, потом прикасается губами.       Температуры точно нет.       — Ты посмотришь со мной? — тихо спрашивает Эрен, и его взгляд совсем немного оживает.       — Посмотрю.       — Тогда давай. — Эрен мягко улыбается и кренится набок, укладываясь головой ему на плечо.       Эрен привычно перекидывает через него свои длинные ноги, а Леви включает первую попавшуюся серию мультика, что тот просто обожает. Мужчина раньше не понимал, как это вообще можно смотреть, но, посидев с парнем несколько раз и услышав несколько неплохих шуток, высмеивающих систему и государство, решил, что не так все и плохо.       Правда, Эрену он в этом не спешит признаваться.       Леви кажется, что парень находится в полудреме, у него совсем слегка затекает плечо, и он осторожно меняет положение, подтягивая того ближе.       Его телефон начинает звонить спустя полторы серии, Эрен спит, и Леви, аккуратно перекладывая его ноги на диван, поднимается и выходит из зала в кухню, чтобы невольно не разбудить. Звонит Эрвин, и Леви прижимает телефон к уху.       — Слушаю, — произносит он, присаживаясь на стул.       Они с Эрвином беседуют не больше пяти минут, по большей части, конечно, о работе, прежде чем в кухню входит Эрен. Тот, видно, оставил плед на диване, остался только в домашней, более теплой, чем осенняя, одежде: мягкие синие штаны и теплая кофта с длинными рукавами.       Он почему-то угрюмо смотрит на Леви.       — С кем ты разговариваешь? — спрашивает парень, его тон более низкий, чем обычно, наверное, от недавнего сна.       — Я перезвоню, — говорит мужчина Смиту и, дожидаясь короткого ответа, кладет трубку. — Это Эрвин. — Эрен, подходя ближе, опускает взгляд и скрещивает руки на груди.       — Зачем ты ушел? — Леви недоуменно смотрит на него, а Йегер лишь сильнее хмурит густые брови. — У тебя что, секреты от меня?       У Леви от удивления брови ползут на лоб.       Это не первый раз, когда от Эрена прилетает что-то такое, что вводит Леви в полнейший ступор, и последнее время это происходит с завидной частотой. Мужчина вздыхает и сжимает пальцами переносицу.       — Ты сейчас серьезно?.. — на выдохе спрашивает Леви, поднимая на него взгляд.       Судя по лицу Эрена — да, серьезно.       Тот все так же угрюмо смотрит вниз.       — Ты ушел.       — Я не хотел говорить там, чтобы не мешать тебе отдыхать, и я не понимаю, почему должен оправдываться перед тобой, Эрен, — спокойным тоном отвечает Леви, хотя держать его спокойным прямо сейчас довольно сложно. Он начинает закипать.       Какого вообще черта происходит?       — Потому что я твой парень, — отвечает Эрен, поджимая губы. — Если ты вдруг не заметил.       — Тогда моему парню надо притормозить, потому что у меня кончается терпение. Сколько можно, Эрен? — Леви поднимается и встает перед ним, а Эрен, сводя брови, отступает. Его выражение лица быстро сменяется с угрюмого на растерянное, он, наконец, заглядывает в глаза Леви, но мужчина продолжает, не выдерживая: — Ты будто повод ищешь поругаться, что с тобой творится? — И это правда, Эрен если не лежит с пустым выражением лица, то находится в постоянном напряжении, постоянно видит то, чего нет, надумывает себе то, о чем Леви даже подумать не мог, и это все выливается в споры и мелкую ругань, и то потому что Леви слишком спокоен и видит, что с Эреном что-то не так.       И он бы подумать никогда не смог, что когда-то будет тем, кто сглаживает конфликты, но тем не менее, из раза в раз делает это, и сейчас ему уже просто не хватает терпения, потому что эти ссоры бессмысленны и не имеют под собой никакого основания, кроме того, что Эрен, похоже, просто хочет на нем сорваться.       У него такое ощущение, будто тот методично и упорно пытается довести его до скандала, иначе он просто не понимает, какого черта тот так себя ведет.       — Я не ищу повод…       — Тогда какого черта, Эрен?! — резко перебивает Леви и, обходя его, уходит в зал.       Он может сколько угодно стараться сгладить это дерьмо, но он тоже не железный.       Эрен, конечно, идет за ним, Леви слышит его шаги.       — Подожди, — просит тот и ловит его за руку. Ладонь у Эрена ледяная. Леви поворачивается к нему, видит, что глаза у Эрена блестят, словно тот вот-вот расплачется, но он знает, что это не так, просто… последнее время его глаза почему-то часто выглядят вот так. — Пожалуйста…       — Расскажи, что происходит, я же вижу, что что-то не так, — не выдерживает Леви, а Эрен качает головой.       — Ничего не происходит.       — Это неправда, — громче отвечает Леви, отводя взгляд и забирая свою руку. Эрен сводит брови и отрицательно качает головой.       — Ничего не происходит! — тоже слегка громче говорит Эрен, делая шаг к нему и укладывая ладони на его плечи.       — Это неправда, — тише повторяет Леви, обхватывая пальцами его запястья и убирая их от плеч. — У тебя… будто батарейка села, ты почти не ешь, плохо спишь, постоянно о чем-то думаешь, видишь того, чего нет, по-твоему, я могу этого не замечать?..       — Прости меня, — тихо произносит Эрен, опуская взгляд, и Леви сводит брови.       — За что ты извиняешься?.. — на выдохе спрашивает Аккерман. — Тебе плохо, я это вижу, не могу не видеть, но я не знаю, как тебе помочь, потому что ты ничего не говоришь! — Леви делает паузу, сглатывает резко накопившуюся слюну и поджимает губы. — Если не можешь по каким-то причинам, я не буду тянуть, но не срывай на мне это, потому что… — Леви вновь останавливается, а потом опускает взгляд. Ему самому стыдно в этом признаваться, но правда в том, что каждый раз, когда Эрен делает это, он испытывает странное и очень болезненное чувство обиды.       И он не уверен, что это вообще… нормально, обижаться на Эрена, ведь он старше, опытней, должен понимать, что Эрен, каким бы заботливым и чутким ни был, остается двадцатилетним парнем. И тем не менее, то, что чувствует, когда Эрен приходит к нему со своими странными и необоснованными претензиями, никак иначе, кроме как обидой, назвать нельзя.       — Мне больно… и я не понимаю, чем заслуживаю твое недоверие, — заканчивает мужчина, чувствуя, как Эрен подается вперед и обнимает его за спину, буквально повисая на нем.       Тот привычно пахнет собой и вишней от шампуня, его дыхание немного рваное, а сердцебиение быстрое.       — Прости, — все равно сипло извиняется Эрен. — Прости, я не хочу обижать тебя, ненавижу себя за это и все равно продолжаю, прости, пожалуйста. — Леви укладывает ладонь на его затылок, и его охватывает тревога.       Что происходит? Почему Эрен в одночасье так поменялся, что вообще такого могло произойти, что так сильно на него повлияло.       — Не извиняйся. — Леви гладит его волосы и мягко отстраняет. Эрен не смотрит на него, смотрит вниз в свои ноги, а мужчина мягко бодает лбом его челюсть, используя жест, который так присущ самому Эрену.       — Я не хочу отравлять тебе жизнь своим существованием, — тихо произносит Эрен, и Леви в шоке смотрит на него. Он всматривается в лицо парня и не может поверить, что действительно слышит то, что слышит.       Как тот вообще мог до такого дойти? Почему в его голове вообще присутствуют подобные мысли? После того как они помирились, между ними даже намека на конфликт не было, ничего не изменилось, ровным счетом ничего, так почему же Эрен выглядит настолько, Леви не побоится этого слова, несчастным?       Как мальчик, который в буквальном смысле вернул ему желание жить, может считать, что отравляет ему жизнь?..       — Ты лучшее, что в ней есть, прекрати нести чушь, маленький идиот, — тихо отвечает Леви, приподнимаясь и крепко обнимая его. Эрен тихо выдыхает, опять виснет на нем, утыкаясь носом в шею. — Поэтому хватит надумывать, что бы тебе ни транслировал твой брат, родители или кто еще, из-за кого ты в таком состоянии. Это ничего не меняет. — Леви гладит его волосы, а Эрен несколько раз кивает, не отстраняясь.       Они стоят так несколько минут, почти не двигаются. Леви чувствует, что объятья парня не становятся слабее ни на миг, и, привычно зарываясь пальцами в его волосы, мягко целует кожу шеи, куда дотягивается.       — Пойдем дальше смотреть твои дерьмомультики, — произносит Леви, и Эрен, нехотя отстраняясь, кивает.       — Ладно, — выдыхает Эрен, а Леви, беря его за руку, ведет к дивану. Он садится и утягивает за собой парня, который привычно липнет к нему, обнимая всеми своими длинными конечностями.       Мультик тот так и не смотрит, скорее, думает о чем-то своем, и нельзя сказать, что Эрен после его слов стал хоть немного… живее.       К десяти часам он выключается от усталости, причем засыпает так глубоко, что Леви, даже когда хочет разбудить его, чтобы тот переместился на кровать, терпит полнейшее поражение.       Мужчина принимает в полной тишине душ, после берет с кровати одеяло и подушку Эрена, чтобы лечь спать вместе с ним на диване. Он выключает везде свет, укладывает голову парня на подушку, ложится рядом, к спинке дивана, и накрывает их обоих одеялом.       Сон не идет, и это неудивительно, голова буквально взрывается от лезущих в нее абсолютно разных и неконтролируемых мыслей.       Он понимает, ему надо что-то предпринять, и не понимает, что именно, и больше всего голова разрывается от осознания того, что он вообще в душе не ебет, что делать, кроме того, чтобы просто быть рядом, что, похоже, ни черта не помогает.       И хуже всего то, что Эрен отчего-то не доверяет ему то, что так сильно тревожит его, и осознание этого причиняет глубокую боль.

…

      Леви замечает хвост почти сразу, и его это немало удивляет, но для начала он решает убедиться в том, что пасут действительно его.       Мужчина, следящий за ним, одет в светло-бежевое пальто, на голове фетровая шляпа того же цвета, и ходит тот специально опустив подбородок, чтобы прикрыть лицо, так что, скорее всего, Леви этого человека знает.       Сегодня у Эрена был последний экзамен, и Леви хотел придумать что-нибудь для него, правда, фантазия у него настолько скупая, что все, до чего он додумался, — это приготовить ужин хотя бы по видеорецепту, чтобы не накосячить, и уже в продуктовом, что находится прямо возле дома, он заметил, что за ним следят.       Эрен уже должен был отправиться к нему, а сам Леви только приехал из части, даже домой еще не заходил.       Эрену… едва ли стало легче, ходит все такой же поникший и уставший, и Леви надеется, что теперь, когда вопрос с институтом решен, они смогут вернуться к разговору о родителях и предстоящем Рождестве, который, видимо, гложет парня, хотя тот по-прежнему ничего ему и не рассказал.       Леви выходит из магазина, ничего не купив, решив, что сделает это, когда разберется с горешпионом. Мужчина за ним не заходил, но остался стоять неподалеку, чтобы его видеть. Он решает пойти по улице вперед в никуда, сворачивая, подмечая, что тот все так же идет за ним. Усмехаясь самому себе, Леви переходит дорогу и идет уже в обратную сторону. Мужчина не сокращает дистанции, наблюдает за ним издалека, и когда Леви окончательно убеждается, что следят именно за ним и его не паранойит, он решает потеряться из виду.       Ему удается сделать это незаметно через несколько домов, Леви обходит дворы, прикидывая, где именно тот может стоять, и, выходя вновь к лицевой части домов, оказывается за спиной своего нелепого преследователя, который озирается явно в его поисках.       Аккерман его и со спины не узнает, но видит, что у мужчины светлые, отдающие в золотой волосы.       Он бесшумно сокращает дистанцию с решившим пойти на его поиски мужчиной.       — Что вынюхиваем? — спрашивает Леви, и от его внезапно прозвучавшего голоса мужчина резко вздрагивает и с быстрым испугом в глазах поворачивается к нему. Аккерман выгибает бровь и скрещивает руки на груди, когда понимает, что перед ним стоит старший брат Эрена — Зик. — Да ты, наверное, шутишь… — Что ж, это достаточно неожиданно, но, во всяком случае, имеет место быть. Леви даже придумать не может, кому еще было бы интересно его пасти.       Тот прижимает руку к груди и выдыхает.       — Черт, как ты оказался за моей спиной?..       — Ты дерьмовый шпион. Что тебе надо, и откуда ты знаешь, где я живу? — ровным голосом спрашивает Леви, хотя вопросительным тон даже пахнет. Он требует ответа.       Аккерман не отводит пристального взгляда с явно начавшего нервничать мужчины.       — Нам надо поговорить. Насчет Эрена, — произносит Зик, пытаясь успокоить дыхание, а Леви не впечатлено хмыкает.       — «Нам» не надо. Я задал вопрос. Откуда ты знаешь мой адрес. — Старший Йегер явно чувствует себя не в своей тарелке, но пытается держать лицо.       — Видел, как Эрен приезжал к этому дому из «Сегансеи» несколько раз, довольно сложно не догадаться, к кому он ездил. — Леви вздыхает и качает головой.       — Так ты и брата своего пас? Отвратительно.       — Нам надо поговорить, Аккерман, — никак не комментируя его слова, повторяет мужчина.       — Назови хоть одну причину, почему я не должен прямо сейчас послать тебя нахуй и пойти домой. — Зик задирает подбородок и поджимает губы, и Леви, оглядывая его, в который раз убеждается, что в них с Эреном нет совершенно ничего общего. Только рост один, и все — абсолютно разные люди.       — Потому что Эрен болен, — отвечает Зик, и Леви в непонимании хмурит брови.       Чего?..        — Эрен болен, Леви, — повторяет тот, хмуря светлые брови. — И я считаю, тебе пора об этом узнать, потому что сам он никогда не расскажет, — вновь произносит Зик, и Леви кажется, будто почву выбивают из-под ног. Его глаза раскрываются от удивления, когда до него, наконец, доходит, что именно пытается сказать ему Зик.       — Ты… — Леви сглатывает резко накопившуюся слюну. — Ты что вообще несешь? Что значит болен?..       — Я не вру! — громче говорит мужчина, разводя руки, а Леви отступает на шаг, ощущение, словно кровь в жилах стынет, он отчетливо слышит биение своего сердца, свое участившееся дыхание. — Я прошу выслушать меня и все. Ради Эрена. — Зик смотрит направо, где находится какая-то небольшая кофейня, в которой Леви никогда не был. — Давай присядем, и я расскажу все с самого начала!       — Какое к черту присядем?! — громче спрашивает Леви, сжимая зубы. Что тот вообще пытается сделать? Чего добивается этими словами?       — У Эрена маниакально-депрессивный психоз, это психическое расстройство, и я не могу рассказать об этом в двух словах, так что успокойся и выслушай меня, а потом… сам принимай решение, — говорит мужчина на выдохе ровным тоном и не запинаясь ни на миг, будто бы не говорит что-то, отчего душа переворачивается.       Маниакально-депрессивный психоз?.. Что это вообще такое? Почему он этого не замечал? Как это выражается?.. И если это правда, неужели Эрен действительно скрыл от него нечто подобное?..       Да и… как такое вообще можно скрыть, неужели это возможно скрыть?!       Зик говорит «психическое расстройство», но сколько Леви уже знает Эрена?.. Сколько времени провел с ним, как долго засыпал в одной кровати?.. Разве мог он не заметить?       Это, черт возьми, просто не может быть правдой!       — Если окажется, что ты соврал хоть в чем-то — сломаю тебе ноги, Йегер, — сквозь зубы произносит Леви, первым толкая деревянную дверь кофейни и заходя внутрь.       Он слышит за собой вздох и тихое «потрясающе», прежде чем мужчина заходит за ним.       Леви не понимает, как реагировать на слова Зика, ему кажется, это все какая-то идиотская манипуляция, чтобы каким-то образом держать его подальше от Эрена. Он пристально смотрит на мужчину, пытается выявить в нем хоть что-то, что указывает на ложь, но не видит ничего, кроме уставшего взгляда серых глаз.       Официанты косо на них смотрят из-за того, что они ничего не заказывают, и Зик просит воду ради приличия.       — Говори, — сквозь зубы произносит Леви, понимая, что в горле стоит ком. Он боится услышать слова Зика, боится, что то, что тот говорит, может быть правдой, но черт возьми, смысл ему врать о том, что Леви может просто напрямую спросить у самого Эрена?..       Предчувствие никогда его не подводило, и сейчас оно не предвещает ему ничего хорошего.       — Наверное… — начинает на выдохе мужчина, опуская взгляд на свои руки. На безымянном пальце левой сверкает тонкая полоска кольца, которую тот начинает крутить, — стоит начать с самого начала. Не знаю, рассказывал ли Эрен много о семье, но мы с ним не родные братья, только по отцу, меня взяли в семью взрослым, мне было четырнадцать, и я понятия не имел, что у меня вообще был отец. Мама и ее родители скрывали от меня, всегда переводили тему, если я интересовался, и, если бы… не смерть мамы, я бы так этого и не узнал. — Мужчина переводит дыхание и продолжает: — Отец взял опеку надо мной, он и сам не знал, что у него есть еще один сын, и это…       — Я хочу знать о болезни, а не историю твоего безусловно печального детства, — зло перебивает его Леви, вновь произнося слова сквозь зубы, не в силах сдерживать эмоции. — Или ты время тянешь? — Зик устало на него смотрит и качает головой.       — Я просто хочу, чтобы ты понимал — я не желаю Эрену зла, он рос на моих руках! — Он делает паузу и заглядывает в его глаза, пытаясь донести искренность своих слов. — Я очень люблю его, мы все любим, его мать и отец, и все, что я делаю, я делаю только для того, чтобы защитить его.       — Последнее, что сейчас меня волнует, это мотивация твоих поступков, расскажи мне о болезни! — Леви поджимает губы и сжимает пальцами виски. От всего этого очень жестко разболелась голова. Просто невыносимо разболелась.       Зик вздыхает и разводит ладонями.       — Эрен с детства был шебутным, везде совался, за ним нужен был глаз да глаз, благо Микаса и Армин всегда были рядом. Эти дети спасли Эрена от стольких травм, что сосчитать невозможно, и мы привыкли к этому, привыкли, что Эрен постоянно на улице, постоянно исследует район и все, что могло ему быть интересно, единственным условием было не уходить далеко и отмечаться дома раз в час, позже, когда ему купили первый мобильник, даже этого не надо было делать, он просто отзванивался и всегда брал трубку. — Зик опять переводит дыхание. — Я иногда за ним присматривал, но Карла ему полностью доверяла, и самое главное, Эрен ей доверял, никогда не врал о том, где находится, старался не расстраивать и не подводить. — Леви сводит брови, а Зик продолжает: — Впервые я почувствовал что-то неладное, когда ему было пятнадцать, пять лет назад. Это… сложно объяснить, никто ничего не замечал, потому что, повторяюсь, Эрен всегда был словно заведенный, гиперактивный. Я уже учился и работал при клинике в другом городе, приехал домой на уикенд. Я спал, но неспокойно, услышал из его комнаты какой-то шум и решил проверить. Захожу — Эрен делает перестановку в комнате, потому что ему не нравилось, как стоит его письменный стол, сказать, что я удивился — ничего не сказать. — Зик качает головой, явно уходя в воспоминания. — Было шесть часов утра. Эрен и шесть утра? Это могло быть только в том случае, если тот не ложился спать вовсе, но был будний день — вторник, как сейчас помню, утром ему надо было в школу. — Зик отпивает воды и поднимает на него взгляд. — Он сказал мне, что я могу ему помочь, если хочу, но я ушел спать, только попросил не шуметь. Наутро я спустился к завтраку, к дому должен был приехать школьный автобус, и к нам привычно пришли Армин и Микаса, Карла почти всегда готовила завтрак на всех, провожая и отца на работу, и Эрен… буквально на месте усидеть не мог, сна не было ни в одном глазу, он ел стоя, разговаривал без остановки, говорил о том, какая прекрасная погода, какой чудный день и все прочее. Мне показалось это странным, но я скинул это на то, что просто отвык от того, чтобы жить с семьей. — Зик вздыхает и опять опускает взгляд. Смотреть в глаза Леви ему явно сложно. — После того случая Эрен ни разу не показался мне странным, каждый раз, когда я приезжал, он был в абсолютной норме, но, когда я приехал на Рождество в следующем году, я совершенно случайно услышал разговор Карлы и отца… Эрена не было дома, а они громко спорили: отец говорил матери, что с Эреном что-то не так, Карла не могла понять, почему тот вообще говорит подобные вещи. Я вмешался в разговор, и оказалось, отец тоже начал замечать странности в нем, он рассказал, что у того бывают абсолютно внезапные перемены настроения, будто по щелчку пальцев. Мог отказаться идти в школу без каких-либо причин, просто оставался в кровати и на все попытки поговорить просил закрыть дверь, а потом опять по щелчку пальцев приходил в норму. В другой день мог, например, с утра включить музыку и танцевать сам с собой в зале, никого не видя и не слыша, мог хулиганить в школе, хотя это на него не похоже, и подобных этому ситуаций было достаточно. Когда отец рассказывал об этом, у меня мурашки шли по коже, потому что я понимал… на что это похоже. — Зик вновь качает головой и тяжело вздыхает, опуская взгляд. — Отец по итогу спустил все на самотек, старался абстрагироваться, принял точку зрения Карлы, убеждая себя, что симптомов недостаточно, потому что и мания, и депрессия проявляются намного ярче, чем хорошее или плохое настроение. По правде говоря, ему просто не хотелось верить в это, а Карла упрямилась и говорила, что не даст пудрить Эрену мозги и что он подросток, приводила себя в пример, говорила, что у нее в подростковом возрасте было то же самое, но… конечно же, это не так, и она тоже убегала от правды. Мы все до последнего гнали от себя эти мысли, все-таки бóльшую часть времени Эрен был абсолютно нормальным, таким же, как и всегда, но болезнь, если за ней не следить, имеет свойство прогрессировать. Эрену было семнадцать, этот шкода, конечно же, научился доставать алкоголь, а при маниакально-депрессивном психозе он противопоказан. — Леви раскрывает глаза.       — Он говорил, что у него аллергия, — перебивает он, и Зик пожимает плечами.       — И это правда, — кивает Зик. — тем не менее, страшна как раз не она, от алкоголя, курения, приема наркотиков, стресса, различных триггеров от всего болезнь может обостриться, и… неужели ты никогда не замечал, что он сидит на таблетках?.. — Зик хмурит брови, а Леви молчит, вспоминая желтую таблетницу. — Или же он сказал тебе, что это БАДы… Это его любимая байка для новых знакомых.       Новых знакомых?..       Это Леви-то новый, мать его, знакомый?       Аккерман молчит, слова застревают в горле. Он не знает, что сказать, и не знает, что спросить, потому что у него слишком много вопросов.       Что это за болезнь? Лечится ли она? Почему Эрен… скрыл ее от него?       «‎Неужели просто не доверяет?» — с болью проносится в голове.       — Все вышло наружу, когда ему было семнадцать, это был его последний год в школе. Фазы начали проявляться сильнее, длиться дольше из-за того, что болезнь не держали под контролем. Эрен… мог пропасть и не появляться, никого ни о чем не предупредив, его начали задерживать за плохое поведение, он мог быть раздражителен, чуть ли не кидаться на всех или же, наоборот, быть на пике эйфории, в депрессию же запирался в своей комнате, ничего не ел, ни с кем не разговаривал… родители не понимали как реагировать, — Леви сводит брови, когда слышит эти слова, и ему страшно от того, насколько они сходятся с тем, что происходит последние недели, — но окончательно все изменилось после того, как однажды они пришли домой и застали его прямо в зале с тремя проститутками. Он мало того, что привел их в дом, так еще и щедро расплатился деньгами из сейфа отца, как ты понимаешь, заплатив им на порядок больше, чем следовало, и, как потом оказалось, мамиными украшениями, которые те благополучно своровали, пока кто-то из них занимался Эреном. — Леви приоткрывает рот в удивлении, а Зик тяжело выдыхает. — Его нельзя винить, в манию у человека повышенное сексуальное влечение, хочется много и всего сразу, а это был самый быстрый и легкий способ. Меня там не было, потом отец рассказывал, какой крик стоял на нашей улице, Карла была в истерике, отец не знал, что ему делать, никто не знал. Они хотели отправить Эрена в больницу, но тот сбежал, просто сбежал наверх, собрал какие-то вещи в рюкзак и спустился через окно, и ни Микаса, ни Армин не знали, где тот был. Схватил отцовские деньги, что остались — те самые из сейфа, и сбежал, куда глаза глядят. Родители, конечно, побежали к копам, но о чем речь — сбежал подросток, дня не прошло, кто бы вообще стал его искать?.. Но по итогу нашли… спустя десять дней. Я тоже приехал, Карла была в жутком состоянии, спать не могла, вся исхудала, отец тоже был близок к нервному срыву, Микасу и Армина я никогда не видел такими напуганными. — Зик прикрывает лоб ладонью, и, судя по голосу, ему очень сложно вспоминать те события, и Леви, внимательно слушая это, понимает, что задержал дыхание. — Позвонили родителям, сказали… что Эрена арестовали, мы мигом поехали в участок и увидели, что Эрен прикован наручниками к решетке, громко орал, матерился, у него был синяк на всю щеку, а губы разбиты — он напал на копа и его избили. А арестовали его за то, что он... умудрился за эти чертовы десять дней собрать последователей для борьбы против гребаных зоопарков. — Зик выдыхает и зарывается рукой в свои волосы. — Собрал идиотов, которые пошли к воротам зоопарка требовать, чтобы животных отпустили, и ладно бы просто пошли… я не знаю как, но этот идиот собственноручно сделал чертов коктейль Молотова! Какие силы уберегли нас от того, что он никого не ранил, что он не использовал этот чертов коктейль Молотова — я без понятия, иначе черт пойми, что могло бы быть!       Леви в шоке откидывается на спинку стула. Ему кажется, он слушает какую-то выдумку, что-то, что просто не может быть про Эрена, про его Эрена! Как это вообще может быть правдой?..       — Его приговорили к домашнему аресту, он носил на ноге браслет, который сигнализировал полиции, если тот отходил от дома на тридцать метров, и то отделался он этим только из-за того, что ему диагностировали биполярное расстройство и состояние мании. После этого… вся его жизнь изменилась, никто не мог понять, как действовать, как вообще… вести себя с ним. Мы, конечно же, не хотели отпускать его жить в другой город, потому что… ну как после того, что он сделал, вообще можно было об этом думать?.. — Зик опускается лицом на ладони. — Родителей убедила его психиатр, и то согласились они отпустить его сюда исключительно из-за того, что мистер Арлерт присматривает за ним и говорит о его состоянии Карле и отцу. Микаса и Армин тоже следят, конечно же, но они такие же дети, как и сам Эрен. А Эрен… безумно хотел уехать из города после того, что случилось. О случившемся знал весь город, приходили под дом, пялились, да и жизнь с родителями стала для него невыносима, а ведь он даже из дома выйти не мог. По сети он нашел здесь парня, у которого тот же диагноз, что и у него. Его зовут Райнер, возможно, ты и его знаешь. — Леви понимает, все встает на свои места. Все, чему он не мог дать объяснения, может объясниться тем, что у Эрена болезнь, о существовании которой он даже догадываться не мог. Будто бы сложился пазл, которому не хватало лишь одной-единственной гребаной детали. Мужчина нервно стучит короткими ногтями по столу, продолжая слушать Зика. — Они начали общаться, и Райнер свел его со своим психиатром, который до сих пор ведет Эрена. Она работает в клинике неподалеку отсюда, ее зовут Имир. — После того как Зик произносит это имя, глаза Аккермана лезут на лоб. — Поначалу Эрен общался с ней по видеосвязи из Бисмарка и познакомил с ней и родителей, сказал, что хочет лечиться у нее и ни у кого другого. Родители, конечно же, тоже с ней общались и до сих пор общаются, думаю, если бы не она, Эрена не отпустили бы учиться в этот город. Она убедила их, что так ему справиться с осознанием того, что он болеет, будет намного легче, чем жить в городе, где все тыкают на него пальцем, после случившегося.       — Твою мать… — выдыхает Леви. Еще и конопатая врач-психиатр из его клиники во всем этом замешана. Неужели вообще все вокруг, кроме него, знали о том, что Эрен болен?..       Сразу же всплывает в памяти застывшее лицо Эрена при встрече с ней. Значит, тогда ему не показалось.       — Таких эпизодов, как с зоопарком, больше не было, Эрен принимает лекарства, проходит лечение, но ты должен понимать, эту болезнь нельзя вылечить, можно лишь снизить продолжительность и интенсивность фаз, но это не значит, что их не будет вовсе. Он… — Зик делает паузу, а потом продолжает: — Может воровать твои деньги, может изменять тебе, врать, манипулировать и использовать так, как ему будет выгодно. Ты не всегда будешь понимать, когда он в ремиссии, а когда нет. И то, что он с тобой… вообще начал встречаться — скорее всего, тоже результат обострения, он никогда даже не смотрел в сторону мужчин, и я уверен, и этот период тоже вскоре пройдет.       Это ложь.       Как это вообще может быть правдой? Разве можно их связь назвать «периодом»?       — В тот день, когда мы впервые встретились, разве ты не заметил, что с ним что-то не так?.. — Леви молчит, он пытается вспомнить, вспоминает все предыдущие дни и с досадой осознает, что да… Эрен не был в норме. — И потом, он ведь сбежал… сколько времени его не было? Ты знаешь, где он был?       — Он рассказал обо всем, — отвечает Леви, Зик тихо усмехается.       — И ты ему поверил?.. — Леви раскрывает глаза.       — Конечно же, я ему поверил! — громче отвечает мужчина.       — Выбор, конечно, твой, но как думаешь, стал бы он рассказывать тебе то, в чем ему даже себе стыдно признаться?.. — спрашивает Зик, пристально вглядываясь в его глаза, и сердце Леви пропускает удар. — Он ведь даже о биполярном расстройстве тебе не рассказал, но ты все равно продолжаешь ему доверять?.. — Зик хмурится и хмыкает. — Хотя… людям свойственно верить в то, во что они хотят верить… это пройдет. Со временем — пройдет. — Мужчина переводит дыхание, и все слова, что были у Леви, вновь застревают в горле. Как этот человек может говорить что-то подобное с таким спокойным выражением лица?.. — Знаешь, я был о тебе худшего мнения, честно, но сейчас я вижу, что на Эрена тебе не плевать. Так может… — мужчина опять тяжело вздыхает, прежде чем продолжить: — может, пока не поздно, отпустишь его?.. — Что, мать его, он такое несет?.. Какое к черту «отпустишь»?.. — Насколько тебя хватит? Как долго ты сможешь жить так? — Леви поднимается со стула, его всего передергивает, он зло смотрит на Зика. — Теперь вы не сможете обманывать себя, потому что ты знаешь правду, понимаешь, с чем имеешь дело, и пока не поздно, отпусти этого ребенка, не беспокойся за него, он… — мужчина качает головой и на его тонких губах появляется грустная усмешка, — сможет переключиться, у него есть те, кто о нем позаботятся.       — Например, ты?.. Брат, который его пасет и выдает секреты в надежде разрушить его отношения? — зло спрашивает Леви, а Зик поднимает на него печальный взгляд серых глаз.       — Я знаю, он будет злиться на меня, он до сих пор зол после той встречи, но я его брат, я был с ним всю его сознательную жизнь, и пусть позже, но он простит и поймет, что и зачем я делаю. — Зик тоже поднимается вслед за ним и смотрит на него сверху вниз. — А ты, Леви, — начинает тот, хмуря брови, — ты кто такой?       Аккерман отступает на шаг и ничего не отвечает. Он вообще больше ничего не говорит Зику, просто разворачивается и быстрым шагом выходит из кофейни, пытаясь упорядочить в голове все то, что он услышал.       Зик говорил правду, в этом, черт возьми, нет никакого сомнения, кроме детальных подробностей, которые просто не придумаешь, его слова сходятся со всем, чему Леви так или иначе не мог дать объяснения. Они открывают ему глаза на то, что он раньше не замечал или же чему просто не придавал значения.       Леви идет быстрым шагом до своего дома, стараясь думать рационально, не поддаваться эмоциям, хотя не понимает, как вообще справиться со всем, что на него свалилось.       Становится понятно, почему Микаса и Армин так опекают Эрена, почему тот так вспыльчив, когда видит их чрезмерную заботу. Становится понятно, почему тот так сильно зависим от своих эмоций и настроения и, наконец, почему тот сбежал и никак не мог этого объяснить, а также… почему от него пахло чужими духами.       Неужели Эрен правда соврал ему?.. Неужели?..       Леви встряхивает головой. Черт возьми, он не должен делать выводы только из-за слов чертового Зика, должен услышать все от Эрена, наконец узнать правду от него такой, какой бы она ни была.       Когда Леви пытается ключом открыть входную дверь своей квартиры, но та оказывается открытой, он сразу же понимает, что Эрен дома. Тот просто ни в какую не может научиться запираться на замок, сколько бы Леви ему ни говорил об этом.       Сердцебиение учащается, мужчина нажимает на ручку двери и взглядом сразу же натыкается на парня. Тот стоит к нему спиной в зале, опустив взгляд вниз на свой телефон, Леви сразу же видит его рюкзак, что лежит ровно рядом с высокими кроссовками.       Кажется, парень и сам только что пришел, судя по тому, что на нем пока что обычная повседневная одежда.       Эрен поворачивает голову к нему, его волосы заплетены в короткий хвост, на лоб спереди падают короткие пряди, что не удалось собрать. Его волосы отросли особенно сильно с тех пор, как Леви впервые встретил его.       Черт возьми… как же много времени прошло.       — Привет, любимый, — тихо произносит Эрен со слабой улыбкой. Всматриваясь в его осунувшееся лицо, Леви понимает, насколько сильно Эрен похудел за эти дни, он все так же плохо ест, хотя на самом деле очень даже любит покушать.       И это его состояние — тоже ведь отражение болезни, не так ли?..       — Привет, — произносит Леви, снимая обувь и черный тренч. — Ты сегодня что-нибудь ел?..       Эрен не оставался у него с субботы, а сегодня среда, последний экзамен Эрена прошел, и тот сразу сказал, что приедет к Леви, а в понедельник и во вторник мужчина его не видел, по большей части тот курсировал между институтом и общежитием, даже в «Сегансею» не приезжал.       — Да… Криста взяла с собой, мы поели в институте после того, как все сдали. Что-то случилось? Ты странно смотришь. — Конечно, Эрен видит, не может не видеть. Эрен, в каком бы состоянии ни был, всегда чувствует его настроение.       Тот делает к нему несколько шагов, а Леви опускает взгляд.       Как ему сказать об этом?       Он чувствует, как на подбородок ложатся пальцы Эрена, тот приподнимает его голову и заглядывает в глаза, и Леви кажется, словно душа в теле переворачивается.       Как он мог не замечать?.. Он ведь… не заметил бы даже сейчас, если бы Зик ничего не сказал.       И почему Эрен скрывал от него?.. Неужели он совсем не заслужил его доверия?       — Нам надо поговорить, — произносит Леви, мягко отстраняя его ладонь от лица. Эрен недоуменно смотрит на него. — Присядь.       Парень хмурится.       — Что случилось? — сразу же напрягается тот, и Леви думает, может… начал со слишком неспокойной фразы? В конце концов, кто вообще расслабится после фразы «нам надо поговорить»? Как будто бы после нее может следовать хоть что-то хорошее… Тем не менее, Леви понимает, что этот разговор и так, и так не мог быть легким.       Леви проходит дальше, и Эрен идет за ним. Он трет рукав своего лонгслива, из-под которого виднеется яркий шарик трекера.       — Присядь, — просит еще раз Леви, хотя сам остается стоять. Он прижимает пальцы к своему подбородку и отводит взгляд от все же выполнившего его просьбу Эрена.       Как, блядь, вообще начать разговор об этом?       — Эрен…       — Ты меня нервируешь, — перебивает его парень тихим напряженным голосом, и Аккерман, слегка сведя брови, поворачивается к нему. Эрен ссутулил плечи, оперся локтями в колени и опустил взгляд. — Можешь уже сказать, что произошло?..       — Я… — редко случаются моменты, когда у Леви нет слов, настолько редко, что он даже не знает, как с этим бороться. Он смотрит на Эрена, на его потерянное выражение лица и просто не понимает, как себя надо вести.       Но он знает, что это нельзя замалчивать, эту проблему надо решить здесь и сейчас, узнать причины, почему Эрен скрывал, понять… как им вообще быть дальше, ведь Леви понятия не имеет, что такое биполярное расстройство или как там еще Зик это назвал… Он понял только то, что Эрен не может отвечать за свои поступки, не может… контролировать себя в определенные моменты.       Парень хмурит брови и поджимает губы.       — Да что, черт возьми, происходит?! — не выдерживает тот, и Леви тяжело вздыхает.       — Почему ты скрыл от меня? — он видит враз расширившиеся глаза Эрена. Тот недоуменно смотрит на него, взгляд начинает бегать, и Леви видит, как дергается его кадык, когда тот сглатывает слюну.       — О чем ты?.. — спрашивает Эрен. Аккерман опускает взгляд вниз.       — Ты знаешь, о чем. Почему, Эрен?.. — Эрен резко поднимается с дивана и в несколько шагов сокращает расстояние между ними. Его руки оказываются на плечах Леви, большие глаза с удивлением смотрят на него.       — О чем ты говоришь?! — громче спрашивает тот, а Леви, хмурясь, отступает на шаг. В его глазах страх, понимает мужчина, причем такой силы, что все лицо искажается этой отвратительной эмоцией.       — О твоей болезни, Эрен, прекрати… делать вид, что не понимаешь, о чем я, — устало отвечает Леви, решая не ходить вокруг да около, все равно… нет никакого варианта сказать об этом более чутко.       Он видит, как Эрен прикрывает рот ладонью и отступает на несколько шагов.       — Как ты узнал?.. Это Эрвин? Эрвин тебе рассказал?.. — Взгляд аквамариновых вновь начинает метаться, Эрен нервно шагает вперед-назад, будто места себе найти не может, а Леви, услышав эти слова, не на шутку удивляется. — Вот же сукин сын! — вскрикивает Эрен, и его голос звучит рычащим.       Эрвин?.. Эрвин знал?..       — Причем тут Эрвин?.. — непонимающе спрашивает Леви, и ему кажется, кто-то просто решил разыграть его, будто бы все вокруг сговорились и хотят свести его с ума таким вот уебищным способом.       Как только он более или менее справляется с собственными мыслями, пытается успокоиться, открываются какие-то новые ебучие факты, которые не имеют никакого смысла и которые ввергают его в еще больший шок.       — Он дал мне время до Рождества! Почему… он рассказал раньше? — громко спрашивает Эрен, и вряд ли этот вопрос вообще адресован ему. Эрен нервно зарывается в свои волосы, сбивая хвост, и Леви… понимает, что тот вообще сейчас не контролирует ни свои слова, ни эмоции.       — Да о чем ты говоришь? — не выдерживая, громче спрашивает Леви, ловя его за запястья, чтобы остановить. Эрен смотрит напуганными глазами, его губы побледнели, и выглядит он так, словно близок к истерике.       — Он приходил на прошлой неделе! Угрожал, что расскажет тебе обо всем, если этого не сделаю я! Спроси у него, если хочешь! — Эрен вырывает свои руки и опять отходит. — Черт… как же так?..       — Успокойся, просто объясни мне все, — просит Леви, не понимая, как ему успокоить Эрена и при этом совершенно не являясь спокойным самостоятельно. Его сердце гулко бьется, дыхание рваное, и от того, что он видит метания парня, легче не становится. Неужели все действительно так плохо, как говорил об этом Зик? — Зачем ты скрыл от меня это? Сколько еще собирался скрывать? — Неужели ты совсем не доверяешь мне, хочет продолжить он, но ему слишком страшно услышать ответ, который в буквальном смысле разобьет его сердце.       — А как я мог рассказать тебе, Леви?! — кричит парень, явно выходя из себя. Он поворачивается к нему, впивается в него взглядом и сжимает свои кулаки. Белки его глаз покраснели от напряжения. — Как я вообще мог в таком признаться?!       — Успокойся, Эрен…       — Что я должен был сказать?! Что мне нельзя доверять? Что я могу сойти с ума в любой момент и ты никак не сможешь этому помешать?! — громко перечисляет Эрен, начиная говорить быстрее.       — Это не так! — отвечает Леви, сводя брови.       Как тот может так думать?..       — Нет, это, блядь, так, Леви! Это так! Никто мне не доверяет! Я сам себе, черт возьми, не доверяю, с чего ты взял, что ты сможешь?!       — Эрен… — выдыхает Леви, стараясь его успокоить, но парень опять его перебивает:       — Я хотел скрывать от тебя так долго, как мог, понятно?! Но пришел твой ебаный Эрвин и сказал, что у меня есть время до гребаного Рождества, прежде чем он все тебе расскажет, но он явно не стал ждать!       Черт возьми, что здесь вообще происходило, пока Леви жил в каком-то ебучем сказочном неведении? Почему Эрвин знал, а он нет? Как так вообще могло выйти? О чем тот говорил с Эреном втайне от него?       — Это был не Эрвин, твой брат подкараулил под домом и рассказал все! — Эрен вдруг замирает и сводит брови.       — Зик?.. — сипло переспрашивает он, а потом начинает тихо истерично смеяться и запрокидывает голову. — Вот же сука!..       — Эрен, неважно, кто именно рассказал, меня волнует то, почему ты скрыл от меня что-то настолько важное, — перебивает Леви, подходя к нему и впиваясь взглядом в его потускневшие аквамариновые глаза. Эрен побелел всей кожей, и Леви уверен, если он коснется его рук, те будут ледяными.       — А для чего мне надо было тебе рассказывать? — непонимающе спрашивает Эрен, горько усмехаясь и разводя руки. — Чтобы лишать себя единственного человека, с которым я чувствую себя счастливым? Чтобы тот, кого я люблю, осознал, с кем теряет свое время?..       — Что?..       — Если это был Зик, значит, он не искал нужных слов… Скажи, он уже рассказал тебе о том, что я могу трахаться на стороне? — вдруг зло спрашивает Эрен, отступая от него. — Или, может, рассказал, что я могу без разбора тратить деньги? Воровать их? О, и скорее всего, он рассказал о том, как я чуть не бросил в администрацию зоопарка коктейль Молотова, не так ли?.. — Леви молчит, у него чувство, будто горло сжали в тиски, а Эрен, понимая все по его взгляду, всхлипывает, и Леви видит, как его глаза наполняются слезами.       Эрен… черт возьми, так же, как и Леви понятия не имеет, что ему делать. Что он вообще мог требовать от этого ребенка? Каких объяснений?..       — Эрен…       — Вся моя жизнь превратилась в сущий ад после того, как мне диагностировали этот ебаный психоз! — перебивает его Эрен. — Леви, он тебе… ни в чем не соврал, понимаешь?! Я бы больше всего на свете хотел, чтобы это было ложью, но это не так, и все, что он тебе сказал, — чертова правда, которую я ненавижу всем сердцем! — громче говорит Эрен, сжимая зубы и всхлипывая. — Я ненавижу это каждую чертову секунду своей жизни, ненавижу себя, ненавижу близких, которые, стоит мне быть чуть радостней или чуть грустнее, стоит не взять трубку, сидят на очке и думают, а не ебнулся ли я в очередной раз! Думаешь, мне хотелось превращать и твою жизнь в это?!       — Эрен, успокойся, это… это ничего не изменит для меня! — Эрен тяжело вздыхает и начинает тихо смеяться, а Леви непонимающе смотрит на него.       Неужели парень не верит ему?..       — Это уже изменило. Ты повесил на меня трекер, даже не зная, что у меня биполярка. — Эрен трясет запястьем с браслетом. — Ты не будешь мне доверять, было чудом и то, что смог после того, как я сбежал на два дня, и это… нормально, — выдыхает Эрен, качая головой. — Никто не доверяет, я привык. Ты был единственным, но теперь и этого я лишился, потому что Зик… и Эрвин, и все на этом чертовом свете очень хотят помочь там, где уже никто и ничто не сможет помочь.       — Это не так. — Эрен вновь усмехается, а Леви впивается в него упрямым взглядом. — Черт возьми, Эрен, это не так!       — У меня была любящая семья, самые лучшие друзья, которые только могли быть, в моей жизни не было слова «нет», мои отношения с родителями и братом были настолько близкими и доверительными, насколько не были ни у кого и никогда. Я всегда получал все, что хотел, и был за это благодарен, ценил все, что они делают, я… очень любил свою жизнь, — тихо начинает Эрен, совершенно не слушая его, — Почему это случилось именно со мной?.. Теперь все, что я приношу родным, — это боль, даже когда все хорошо, даже когда я в норме, они все равно живут в ожидании того, когда меня переклинит… боятся, контролируют меня, пытаются выяснять, что и как у меня с настроением, но даже если выяснят… что они вообще могут сделать?.. — сипло спрашивает Эрен, качая головой. — Ничего не могут.       Леви молчит. Он не знает, что сказать, не знает, что спросить, и не знает, как жить с тем, что узнал. Он понимает, ему нужно изучить болезнь, чтобы знать, как действовать, но, судя по словам Эрена… все это бессмысленно.       — Прости, что я втянул тебя в это, — вдруг тихо говорит Эрен, и Леви приподнимает брови. Тревога, что и так затаилась в душе, разрастается с новой силой настолько, что Леви едва ли может контролировать дрожь в руках.       — Что это должно значить?..       — Ты не будешь так жить, я не позволю, — продолжает Эрен, не глядя в его глаза. — Прости, я… я не хотел так поступать с тобой, я… просто полюбил и почему-то поверил, что все может быть хорошо, что все может быть, как у обычных людей. — У Эрена дрожат губы, и Леви, раскрывая глаза, подходит к нему, но парень не дает подойти, вытягивает руку и отстраняется.       — Я не понимаю, почему ты не веришь мне, почему считаешь, что это как-то изменит мое отношение к тебе. — Леви качает головой, нелепо отрицая, что Эрен вообще может произносить эти слова, верить в то, что говорит.       — Потому что это правда, — сипло отвечает Эрен, всхлипывая и отворачиваясь. — Я не могу… ты и так настрадался, сколько можно?.. Я не хочу причинять тебе еще бóльшую боль, чем уже причинил. — Эрен резко разворачивается, явно хочет уйти, но Леви ловит его за запястье, и тот, наконец, смотрит на него. В глазах стоят слезы, но взгляд уверенный, Эрен ни секунды не сомневается в собственных действиях и словах.       — Не решай за меня. Не смей решать за меня, Эрен! — громче просит Леви, удерживая его за руку. И, понимая, что нет ровно никакого результата, что все его слова проходят мимо ушей Эрена, Леви чувствует себя максимально ничтожно и беспомощно.       — Я решаю за себя, а не за тебя, — отвечает парень, его нижняя губа дрожит, тот вновь всхлипывает и забирает свою руку. — Я хочу, чтобы ты был счастлив. Очень сильно. Больше всего я хочу, чтобы ты был счастлив. Несмотря на то, что ты пережил в прошлом, несмотря ни на что, но я понимаю, что я не смогу тебе дать этого.       — Это, черт возьми, не так! Твоя болезнь ничего не изменит, ты вообще слышишь меня? — громко спрашивает Леви. Сердце сжимается, и Леви не понимает, как донести до Эрена свои слова, тот ничего не слышит, убежден в своей правоте, и Леви… не знает ничего об этой болезни, не знает, как с ней справляться, не знает, что она из себя представляет, но как он вообще сейчас может представить свою жизнь без Эрена?       — Помнишь, ты говорил мне… — Эрен переводит дыхание, глубоко вздыхает и уверенно смотрит в его глаза, забирая свою руку, — ты обещал еще в самом начале… что, если я захочу уйти, ты не будешь держать. Ты помнишь?.. — тихо спрашивает парень, и Леви в шоке раскрывает глаза.       Что Эрен такое говорит?.. Что значит «не будешь держать»?       — Что?..       — Так вот. Не держи меня.       — Как ты можешь так говорить?.. — на выдохе спрашивает Леви, отрицательно качая головой, а Эрен молча отстраняется и отходит. Он быстро надевает свою белую куртку, засовывает ноги в кроссовки, и Леви не может поверить в то, что видит. — Ты… действительно уходишь?.. — Эрен закидывает рюкзак на плечо и поворачивается к нему.       Они смотрят друг другу в глаза, и Леви хочет сказать хоть что-то, хотя бы то, что он любит его, но в горле ком, а Эрен достает что-то из бокового кармана рюкзака и кладет на стойку.       Аккерман понимает, что положил тот ключ от его квартиры.       Эрен так ничего и не говорит. Просто уходит из его квартиры, оставляя Леви стоять и смотреть на закрывшуюся с глухим хлопком дверь.       Леви буквально слышит, как гулко и быстро бьется его сердце, проводит ладонями по лицу, пытаясь прийти в норму, но он очень-очень далек от этой самой нормы.       Что ему делать?.. Что он вообще сейчас может сделать, если Эрен напрямую сказал ему оставить его в покое?       Пойти за ним?.. Или последовать собственному обещанию — оставить в покое?..       Леви помнит, как говорил парню это. Эти слова были будто из другой жизни, когда Эрен еще не проник под кожу. И сейчас тот просит… просто не держать его?       Но ведь тот сам, черт возьми, был с ним, зная о ПТСР, зная о кошмарах, о панических атаках и прочем дерьме, так почему он думает, что Леви не сможет?.. Почему не доверяет?       «Это другое», подкидывает ему сознание, и Леви понимает… конечно, он понимает, что это другое, но что это вообще может менять? Неужели Эрен думает, что может сказать эти слова, оставить чертов ключ от квартиры и уйти вот так вот?..       Леви быстро надевает свою обувь и выходит из квартиры, захлопывая за собой дверь. Лифт уже уехал, мужчина несколько раз нажимает на кнопку, но, разумеется, черт возьми, когда надо, тот едет до последнего этажа чертову вечность.       Он нажимает на кнопку еще несколько раз, психует и решает бегом спуститься по лестнице. Насрать. Так даже быстрее.       Когда Аккерман выбегает в подъезд, он быстрым шагом выходит наружу и ежится от резкого холода, обхватывая свои плечи руками.       Спины Эрена не видно, неужели так быстро ушел?..       Леви достает телефон из кармана, набирает его номер и прижимает трубку к уху, вновь вздрагивая от резко подувшего холодного ветра. Он слышит несколько гудков, а потом Эрен скидывает его звонок.       — Засранец, черт возьми, возьми ебаную трубку, — причитает Леви, вновь набирая его в телефоне и чувствуя при этом абсолютное отчаяние, потому что он знает: не возьмет. Потому что Эрен упрямый, и, если что-то вбил себе в голову, переубедить его просто невозможно.       Гудков больше нет, словно Леви и не дозванивается, и мужчина понимает, что похоже… Эрен и вовсе заблокировал его номер.       Неужели вот так все и закончится?.. И Эрен даже… поговорить с ним больше не захочет?       Леви тяжело вздыхает. Ему нужно что-то придумать, как-то разрешить эту чертову ситуацию, иначе он потеряет Эрена, а он… не может. Просто не может этого допустить.       Он набирает еще один номер по памяти, человеку, к которому у него тоже возникли вопросы после этого чертового разговора.       — Слушаю, Леви. — Слышит он голос Эрвина и прикрывает глаза, стараясь не звучать слишком зло, потому что эмоции бьют через край. Ему больно, он зол и в смятении, и ему нужны чертовы ответы.       — Откуда ты знал, что Эрен болеет? — спрашивает Леви, не приветствуя.       — О… так он рассказал? — В голосе Смита мужчина слышит удивление.       — Не он. Его брат. Скажи, ты засунул нос в его дело?..       — Ты сомневался в том, что я это сделаю? — спрашивает Эрвин, а Леви сжимает зубы.       — Еще хоть раз к нему сунешься, Эрвин… — сквозь зубы произносит Леви, чувствуя нарастающий гнев в груди.       — Я сделал это из-за тебя, — спокойным голосом отвечает мужчина.       — Он важнее.       — Никак не для меня.       — Я тебя предупредил, Эрвин, — произносит Леви, прикрывая глаза и сжимая пальцами переносицу.       — Все… в порядке? — спрашивает друг, и Аккерман, тяжело вздыхая, усмехается.       Если честно, все просто пиздец как не в порядке. И от порядка настолько далеко, насколько это вообще возможно.

…

      Эрен не выходит на связь. Прошла практически неделя, а Эрен просто не выходит на связь. Не видит ни сообщений, что Леви ему пишет, ни звонков, и по итогу он просто перестает пытаться.       Его съедала злость, и в те моменты, когда казалось, что ее невозможно терпеть, он думал поехать к общежитию или поймать его в «Сегансее», но это… быстро отступало. Что он вообще может сказать человеку, который не желает его видеть и слышать настолько, что после того, как ушел… просто вычеркнул его из жизни.       Он отрицал поначалу, видя вещи Эрена в своей квартире, тот… даже чертову приставку не забрал, оставил кучу своих вещей, кучу одежды и ушел, как будто и не было его. И Леви не мог поверить в то, что, похоже… все так и останется.       И, видно, это действительно конец, как бы Леви ни было плохо, как бы ему ни хотелось сдохнуть от осознания того, что он… даже поговорить больше с Эреном не сможет.       Он боится этих чувств, боится того, что с уходом парня от сердца будто половину оторвали, оставив кровоточить, сейчас Леви просто не помнит, как жил без него, не помнит, как просыпался и заставлял себя хоть что-то делать, и теперь не понимает, как дальше жить и вернуться хотя бы к тому состоянию, что было до того, как Эрен вообще ворвался в его жизнь.       Едва ли это вообще является возможным.       — Леви, ты до сих пор здесь?.. — Ханджи появляется на входе в тренировочный зал. Он лежит на спине на черном мате, ногами к зеркалам, и безучастно смотрит в потолок. — Послушай, уже восемь часов вечера, — произносит подруга, проходя внутрь, и Леви переводит на нее отрешенный взгляд, смотря на нее низом кверху.       — И что?..       — Может, хоть домой поедем? Или… если хочешь, можем поехать ко мне, посмотрим что-нибудь или просто поговорим. — Едва ли Ханджи на самом деле знает, как себя с ним вести.       Еще тогда он узнал, что и она была обо всем в курсе. По сути, знали о его болезни вообще все, кроме него.       И он бы мог злиться на них с Эрвином, но правда в том, что на злость к друзьям его просто не хватало. В этом не было смысла.       Ханджи же при этом раскричалась на Эрвина за тот разговор с Эреном, Смит, разумеется, совершенно не видел своей ошибки, и Леви плевать было, по сути, кто там прав, кто виноват, потому что дела это не меняло.       Никто не виноват в том, что Эрен просто не доверял ему.       Ханджи объяснила ему болезнь языком, который был ему понятен, сказала, что это не настолько… страшно, как рисовал Зик, и тем не менее, все симптомы, что тот ему описал… имели место быть.       Конечно, она пыталась обрисовать биполярное расстройство более контролируемым, чем и Эрен, и Зик… все эти фазы, гипомания, мания, депрессия, прочие термины, от которых голова идет кругом, симптоматика всего этого дела… блядь, разве это имеет значение, если Эрен все равно не хочет его даже слышать?..       — Я поеду домой, когда закончу. Не надо меня караулить, — устало отвечает Леви.       — Ты знаешь, где сейчас Эрен? — И это не впервой, когда Ханджи это спрашивает. Леви проверял, не смог сдержаться и смотрел расположение Эрена.       Оно не меняется, тот всегда в общежитии, и, если честно, Леви уверен, тот просто срезал браслет и кинул его где-то в комнате, потому что начались каникулы, через неделю Рождество, с чего вообще Эрену сидеть в своей маленькой комнате, если тот мог просто улететь к родителям?..       — Я без понятия, где он.       — Я бы на твоем месте убедилась, что все в порядке, — беспокойно говорит она, а он хмыкает.        — Что ты от меня хочешь? — устало спрашивает он, отводя взгляд и опять безучастно пялясь в потолок.       — Я правда не хочу тебя настраивать, — начинает подруга, нервно поджимая губы, — но я думаю, он находится в фазе депрессии, судя по тому, что ты описывал, и… его правда нельзя оставлять в этом состоянии, особенно учитывая то, что у него сейчас сильнейший стресс из-за вашего расставания.       — Это было его решение — расстаться, — как сказал Зик, об Эрене есть кому позаботиться, зачем это нужно делать тому, кого тот даже слушать не стал?..       — Да послушай же ты меня, упрямый баран! — вдруг громко говорит Ханджи, и Леви не на шутку удивляется. Он усаживается на мате и недоуменно смотрит на нее. — Я не хотела тебе говорить, потому что это сразу же настроит тебя на чертову паранойю, но я сама ей начинаю поддаваться!       — Да что ты хочешь от меня?.. Я же говорю, он меня заблокировал, судя по местоположению, не вылезает из своей комнаты, и я уверен, что он просто выкинул маячок и…       — Пожалуйста, Леви, позвони хотя бы его друзьям, убедись, что все нормально, и я больше… даже имени его не произнесу!..       — Объяснись, — произносит мужчина, поднимаясь с матов и пристально смотря во встревоженные глаза подруги. Ханджи он такой… давно не видел. Он понимает, она на пределе, нервничает, хотя для этого нет никаких оснований.       — Леви… биполярное расстройство второго типа не самое страшное психическое расстройство, это правда, оно поддается лечению, поддается контролю, но… — она сглатывает слюну, и от того, как звучит волнение в ее голосе, от ее взгляда, Леви начинает испытывать сильнейшую тревогу. Ханджи не будет выглядеть так без причины, не будет смотреть на него с таким беспокойством в глазах, — но… — она поджимает губы, — но существует чертова статистика! Пятнадцать чертовых процентов! Один из пяти совершает успешную попытку самоубийства, и мне страшно! Я молюсь, чтобы это не коснулось его, но у него явное обострение — депрессия, во время которой так или иначе возникает вопрос о смысле жизни, и это все выпало на ваше расставание, и... я просто хочу убедиться, что он в порядке, понятно?       — Что?.. — выдыхает Леви, широко раскрывая глаза. Какое… к черту самоубийство?.. Он буквально чувствует, как стынет кровь в жилах, как сердце падает в пятки, а горло сжимает неконтролируемым страхом. — Какого черта ты молчала раньше?!       — Леви, позвони его друзьям, найди его, я же говорю, я не хотела вводить тебя в паранойю, но я сама боюсь… — быстро говорит она, сведя тонкие брови. — Просто проверь, черт возьми, что с ним, а потом делайте оба что хотите, расставайтесь, сходитесь — что угодно!       Как вообще Леви может после этих слов ее слушать?..       Он мигом вылетает из зала, стремительно идет в раздевалку, достает телефон, не сменяя одежду и не принимая душ, надевает куртку и обувь. Чертовой сети нет, и Леви понимает, что начинают дрожать руки.       Этого не может быть… это… он просто найдет Эрена, но это не может его касаться! Просто не может...       — Черт… — он понимает, страх сковывает движения, перекрывает кислород, но он должен двигаться, он еле видит перед собой, зрение сузилось до точки. Быстрым шагом Леви идет на выход из части, игнорируя каждого человека, что попадается на его пути, и, когда на телефоне, наконец, появляется чертова сеть, находит в контактах номер Микасы — первой, кому он думает позвонить.       Леви бежит к машине, не чувствуя ни холода, ни ветра, ни снега. Он удерживает телефон у уха, садится внутрь и заводит двигатель. Трубку поднимают.       — Алло?       — Микаса, с Эреном все в порядке? — сразу же спрашивает Леви, выезжая на проезжую часть. Он наизусть знает, как ехать отсюда до общежития Эрена, и, несмотря на то, что перед глазами немного плывет, в ушах стоит гул, а сердце колотится так, словно хочет пробить грудную клетку, он едет, превышая скорость.       — Леви… — ее голос звучит напряженно, — мы… мы были уверены, что он с пятницы с тобой! — Мужчина раскрывает глаза. Он испытывает самый настоящий ужас, когда слышит эти слова, и, не контролируя исказившееся вмиг лицо, вжимает педаль газа.       — Я поеду в общежитие, найдите его! — громко говорит Леви, сбрасывая звонок.       Он давно не ездил так опасно, шашками, подрезая других и рискованно нарушая, ему плевать, на все плевать, потому что главным сейчас является найти чертового Эрена, убедиться в его чертовой безопасности, и потом все остальное, потом пусть игнорирует сколько хочет, но… если… если…       Желудок сводит спазмом, но Леви терпит, он не может позволить своему телу себя подводить, должен взять себя в руки и просто ехать. Он проверяет местоположение Эрена с телефона, оно не меняется, тот… неужели тот правда мог быть в общежитии все это время?..       Неужели… слова Ханджи, эта чертова статистика может коснуться его?..       Леви чувствует, как в бешеном страхе сжимается сердце.       Он этого не переживет.       Если с Эреном что-то случится, он этого не переживет.       Леви не знает как, но доезжает за гребаных пятнадцать минут. Он неровно паркуется, забывая заблокировать машину, и бежит к общежитию. Небо потемнело, а ветер и снег поднялись настолько, что куртку и волосы продувает напрочь.       Комендант не хочет его пропускать из-за позднего времени, но Леви насрать, он просто проходит, слышит ее громкий крик, но плевать, на все сейчас плевать, та кричит, что позовет охрану, что вызовет копов, но он уже исчезает на лестнице, что ведет на второй этаж, к блоку Эрена.       Студенты удивленно смотрят, как он пробегает мимо них, и когда Леви добирается до входа в блок, то дергает ручку несколько раз и понимает, что закрыто. Он начинает яростно стучать кулаком, чувствуя, что близок к панической атаке.       Ему плевать, как он выглядит со стороны, плевать на ужас, отраженный на его лице, ему кажется, если он прямо сейчас не увидит Эрена, не поймет, что с ним все нормально — сердце остановится.       Ему открывает рыжий сосед Эрена, и Леви толкает его в грудь, проходя внутрь без приглашения.       — Эй! Сюда нельзя так вламываться! — Слышит он, на него смотрят несколько пар удивленных глаз, Аккерман ничего им не говорит, стремительно направляется к комнате Эрена и, когда дергает ручку, понимает, что она заперта.       Почему она заперта?.. Почему, черт возьми, эта ебучая комната заперта, если Эрен вообще никогда не запирает гребаную дверь за собой?..       — Эй! — вновь звучит громкий голос парня, тот дергает Леви за плечо, и мужчина, сжимая зубы, перехватывает его руку и сжимает так сильно, не контролируя, что лицо парня искажается от боли. Тот громко вскрикивает от боли, и Леви отталкивает его от себя.       — Не лезь, мать твою! — громко произносит Леви, сжимая зубы, а парень испуганно смотрит на него. Он пятится назад и падает, прижимая к груди больную руку, а Леви опять дергает ручку двери и сводит брови. — Эрен! — зовет он безрезультатно.       — Я позову охрану! — громко кричит одна из напуганных соседок, он слышит ее быстрые шаги, та выбегает из блока.       — Он не выходит оттуда! И вчера тоже не выходил, что вам вообще от него нужно?! — громко спрашивает парень, и Леви раскрывает глаза.       Не выходил?.. Вообще не выходил из комнаты, а Микасе сказал, что он с ним, чтобы та не проверяла?..       Леви отходит на несколько шагов, примеривается и с силой бьет по ветхой двери ногой, тут же слыша крики студентов позади себя. Дверь с громким стуком открывается, отчего в комнате поднимается сквозняк, и Леви, забегая внутрь, видит Эрена на кровати.       — Эрен!.. — тот закутан в одеяло, в комнате жутко холодно, окно открыто, несмотря на то, что на улице снег, а комната не сказать, что хорошо отапливается, и, подходя ближе, мужчина с ужасом осознает, что по всему одеялу, которым Эрен накрыт, рассыпаны мелкие таблетки, высыпавшиеся из крупной цветастой таблетницы.       — Боже… — сипло произносит Леви, не веря увиденному и подходя к кровати. Он опоздал? Неужели опоздал?.. Парень лежит с закрытыми глазами… как, как тот мог не проснуться от такого шума?.. — Эрен! — громко зовет Леви, опускаясь на кровать и поднимая его за тело за спину. С глаз неконтролируемо текут слезы, он сжимает зубы, дотрагивается ладонью до холодной щеки, начиная слабо похлопывать по ней. — Черт возьми, Эрен! — сквозь зубы произносит он не в силах держать себя в руках. На небольшой тумбочке лежит перевернутая упаковка транквилизаторов, из которой также высыпались таблетки, Леви узнает их, потому что сам принимал такие, и знает, насколько они сильные. Он проверяет пульс на шее парня, но понимает, что ладони и пальцы не слушаются его, дрожат, а весь Эрен ледяной, и Леви…       — Что?.. — он слышит низкий хриплый голос, сердце пропускает удар, Леви поднимает взгляд на Эрена, тот смотрит едва ли осознанно, но, когда понимает, кто перед ним, глаза становятся большими и изумленными. — Почему ты плачешь?.. — хрипло спрашивает парень, сводя брови, и Леви, сжимая зубы, больше не сдерживает себя.       — Скажи, что ты ничего не сделал! — громко просит Леви, сгибаясь над ним пополам и опуская голову на плечо. Он обнимает Эрена под спину, не контролируя слезы и всхлипы. — Черт возьми, скажи, что ты ничего не сделал, Эрен!       — Леви… я, — голос Эрена срывается, и мужчина отстраняется, смотрит в глаза, что наполняются слезами. У Эрена дрожат губы, и Леви укладывает ладони на его щеки, те холоднее даже них, — я ничего не сделал! Я ничего не сделал, честно! — выдыхает тот, отрицательно качая головой. — Я... я думал об этом, но ничего не сделал, — признается парень, и от этого признания Леви становится страшно. У Эрена по щекам начинают стекать слезы, его губы дрожат, и Леви понимает, что сам не в лучшем состоянии. — Я… я думал, в чем смысл такой жизни?.. Зачем я вообще живу, если… не могу быть счастливым? — Леви сводит брови, ощущения, словно сердце разбивается на мельчайшие острые осколки. — Я хотел просто уйти, так бы всем стало легче, никто бы больше не думал обо мне, не страдал из-за меня, но… — Эрен громко всхлипывает и подается к нему, крепко обнимая за спину, а Аккерману кажется, что от этих слов рушится вся его чертова жизнь. Как он мог такое допустить? Как мог оставить Эрена в этом одиночестве и с этими мыслями?.. — но, если бы я сделал это… ты бы всю оставшуюся жизнь винил в этом только себя! — хриплым голосом заканчивает Эрен, начиная горько плакать.       — Боже… — выдыхает Леви, не в силах унять дрожь в теле от того, что услышал. Он крепче обнимает Эрена, чувствуя, словно горло сжали в тиски.       Что же они избежали?.. Что же, черт возьми… могло произойти, если бы Леви не приходил дольше?.. Если бы Эрен прожил в этом состоянии больше времени?       — Прости меня! — громко просит Эрен, плача навзрыд. Леви пытается успокоить дыхание, прижимает парня к себе, стараясь согреть, и потерянно смотрит вперед себя, потом на столпившихся при входе в комнату людей, которые не скрываясь шепчутся, а потом опять оборачивается к парню. — Прости! Прости меня! — сипло продолжает Эрен.       — Я люблю тебя, — произносит Леви, обхватывая его лицо и заглядывая в покрасневшие от слез аквамариновые глаза. Он берет руку Эрена и укладывает себе на грудь, где яростно бьется сердце. Эрен раскрывает глаза и пораженно смотрит на него, а Леви продолжает: — Что бы ни было дальше, что бы ни случилось, я буду любить тебя, доверять тебе, буду… делать тебя счастливым, так что пожалуйста, — тихо просит Леви, сводя брови и чувствуя, как с глаз по щекам скатываются последние крупные капли слез, — пожалуйста… никогда не оставляй меня, потому что… я не смогу этого пережить, — договаривает мужчина, притягивая парня обратно к себе.       В комнате до сих пор до ужаса холодно, за спиной он слышит голоса других, люди не могут понять, что здесь происходит, но понимают, что что-то из ряда вон выходящее, и не заходят, но как ему может быть хоть какое-то дело до них? Как ему может быть хоть до чего-то дело после того, что они сейчас пережили? Ему плевать на все, неважно ничего, кроме Эрена, кроме его рваного дыхания, его слез, от которых мокнет кожа и одежда там, где тот, продолжая мелко трястись, прижимается к нему.       Спустя время в комнату, расталкивая толпу, входят Армин и Микаса. Они выглядят не на шутку напуганными, Армин остается с охраной и комендантшей, которая поднялась вслед за ним, объясняет им ситуацию, а Микаса, вставая над ними, беспокойно оглядывает.       Она прижимает ладонь к губам, замечая рассыпанные таблетки и лежащую упаковку транквилизаторов, неверующе и со страхом в серых глазах смотрит на Леви, а сам он, продолжая удерживать Эрена, держа ладонь на его затылке, отрицательно качает головой.        «Он ничего не сделал», пытается донести он до нее без слов, и Микаса изнеможденно опускается рядом с ними, прижимаясь к спине Эрена. Армин тоже подходит к ним, но садится уже рядом с Леви и прикрывает лицо ладонями, а сам мужчина, сидя между тремя двадцатилетними детьми, чувствует себя абсолютно обессиленным.       Они везут Эрена в клинику самостоятельно, не вызывая скорой помощи, Леви… считает, что так будет лучше. Парень молчит, пока Леви одевает его в самую теплую одежду, которую находит в его комнате. Он берет телефон Эрена с собой, не просматривая кучу уведомлений от пропущенных звонков и сообщений, дает Микасе ключи от своей машины, а сам садится с Эреном на задние сидения автомобиля.       Едут в абсолютной тишине, Леви не отпускает его от себя, и Эрен не спит, но после слов Леви не сказал ни слова, так же не перекидываются и словом и Армин с Микасой, что неудивительно.       Леви, разумеется, не пускают пройти с Эреном, тот бросает на него пустой взгляд потускневших глаз, и его уводят врачи, Микаса как первое экстренное лицо заполняет всю необходимую информацию, которую заполняла уже сотни раз, а Армин сидит рядом с Леви.       — Ты в норме?.. — осторожно спрашивает парень, и Аккерман переводит на него уставший взгляд.       После того как узнал о возможности того, что Эрен может совершить суицид, увидел его в окружении высыпавшихся таблеток и под воздействием сильнейших транквилизаторов и услышал, что тот думал о том, чтобы покончить с собой?       Вряд ли.       Жизненных ресурсов едва ли хватает, чтобы удерживать лицо ровным, так что он просто смотрит вперед себя, пытаясь перезагрузиться после всего произошедшего.       Спустя тридцать минут в клинику забегает запыхавшийся Зик Йегер, которому набрал Армин, раз уж тот был в городе, и когда Леви видит его, то чувствует такой сильный прилив гнева, что не сдерживает себя.       Сил думать нет, сил анализировать поступки тоже, его не хватает на это, он резко поднимается, идет на Зика, который, опешив, не понимает, что происходит, и Аккерман толкает его в грудь к автоматически открывающимся дверям.       Мужчина теряет равновесие, спиной утыкается в перила крыльца, а Леви удерживает его за полы пальто, не давая упасть назад.       Этот урод не должен был лезть. Ханджи была права, Эрен должен был рассказать сам. Должен был быть готов к этому! Плевать, когда, плевать каким образом, но он должен был быть готов к тому, чтобы, блядь, рассказать об этом!       Он слышит удивленные возгласы Микасы и Армина, вскрик Зика, но ему насрать.       — Ты кусок ебаного дерьма, если с ним хоть что-то случится, хоть один гребаный волосок упадет с головы, я обещаю, я увезу тебя так далеко, где никто не найдет! Я буду отрезать от тебя по куску и на каждый ебучий национальный праздник присылать понемногу тебя твоей жене в цветастой подарочной упаковке! — чуть ли не рычит он, удерживая Зика и не давая ему поймать равновесие. Он смотрит в его испуганные серые глаза, чувствует, как Армин и Микаса пытаются оттащить его за руки, но куда им. — Ты меня понял?!       Возможно, Леви смещает гнев, возможно, он не прав, но как же тот, черт возьми, не вовремя полез со своими ебучими благими намерениями.       — Отпусти меня, псих! — кричит в ответ Зик, пытаясь вырваться.       — Что здесь происходит, черт возьми?.. — Слышат они новый голос, и Леви, сжав зубы, отталкивает мужчину от себя. Он переводит взгляд, видит в дверях Имир, которая с немалым удивлением смотрит на всю собравшуюся толпу.       — Кто вообще выпустил этого контуженного в люди?! — кричит Зик, яростно глядя на Леви, и Аккерман, сжимая зубы, опять подается к нему, отчего старший Йегер отступает, но Микаса удерживает его за грудь.       — Да прекратите уже, черт возьми! — громко просит она, и это, похоже, впервые, когда Леви слышит, что она повышает голос.       — Ты хоть знаешь, что он сказал мне?! Он сказал, что хотел покончить с собой, чтобы всем стало легче жить, чтобы никто больше не страдал из-за его болезни, и не сделал этого только потому что знал, что я этого не перенесу! Ты, блядь, представляешь, что было в его голове?! Представляешь, что бы было, если бы у него не было сдерживающего фактора?! Тебя, такого охуенно заботливого, там не было! — кричит Леви, не сдерживая себя. — Это он должен был рассказать мне обо всем, не ты, мать твою! И если ты еще хоть раз полезешь к нему со своей ебаной никому не нужной заботой, я!..       — Успокойтесь все! — громко прерывает его Имир, зло смотря на обоих. — Пожалуйста, пойдемте со мной, нам всем надо поговорить. Серьезно. Доктор Йегер, вас и вашей семьи это касается в первую очередь, — просит Имир, и Леви, поджимая губы, отстраняется от Микасы, что продолжала все это время удерживать его.       Он ловит ошарашенные взгляды Микасы и Армина, те переглядываются, потом смотрят на него, и Леви отводит взгляд.       Как же сильно он, черт возьми устал. Вымотан до предела.       Имир приглашает их в свой кабинет, всех сразу, и Аккерман, похоже, единственный, кто вообще имеет представление об этой клинике изнутри. Он видит дверь кабинета Крюгера, хмурится и проходит дальше.       Зик странно поглядывает на него, и, наверное, не будь они в клинике, Леви бы точно на нем сорвал всю чертову боль, которую испытал, может, и не по вине самого Зика, но точно из-за того, что тот влез не в то время и не в то место.       — С ним все будет хорошо, — первое, что говорит им Имир, когда закрывает дверь своего кабинета, и Леви становится немного легче дышать после этих слов.       Для пятерых людей места здесь явно мало. Армин и Микаса вдвоем садятся на кушетку, прижимаясь друг к другу плечами. Маленькие и до ужаса напуганные. Зик садится в кресло, а Леви остается стоять так же, как и Имир, скрестив руки на груди.       — Скорее всего, ему придется пробыть здесь до Рождества или дольше, но можете не переживать, я буду здесь за ним присматривать. — Девушка нервно трет руки и переводит взгляд на Зика. — Зик, ты как никто другой должен знать, что для лечения болезни важно не только медикаментозное лечение, не так ли?..       — Что ты хочешь сказать, Имир? — устало спрашивает Зик, нервно зарываясь в свои светлые волосы.       — Я хочу сказать оставить его в покое, — вдруг говорит девушка, и все они удивленно на нее смотрят. Имир зла, это видно невооруженным взглядом, но тон она сдерживает. — Каждый из вас… его семья, друзья, — она переводит взгляд на Леви, — мужчина, каждый из вас. Я знаю, как он вам важен, я представляю, как сильно вы переживаете, но вы задушили его. Особенно семья, особенно вы, Микаса и Армин. — Имир прикрывает глаза и вздыхает. — Каждый раз, когда он рассказывал о вас, я понимала, что вы перебарщиваете, но я не думала, что все дойдет до такого. Капитан Аккерман, Леви, — она произносит его имя, — я знаю, ты ничего не знал о его болезни, он до ужаса боялся рассказать, и с тех пор, как он встретил тебя, обострения стали случаться чаще, в этом нет твоей вины, дело все в том, что он находился в постоянном стрессе, потому что боялся, что ты обо всем узнаешь. Биполярное расстройство второго типа поддается лечению, эта болезнь контролируется, да, приятного мало, но мы работаем с тем, что имеем, но, Господи, — она переводит взгляд обратно на Зика, — это ведь не значит, что из-за этого человека надо душить контролем и заботой! — Она вздыхает и старается выровнять голос, хотя видно то, что дается ей это с трудом. — Я не должна говорить вам все это такими словами, таким тоном, но если вы хотите, чтобы мальчик принял болезнь, чтобы смог нормально жить, чтобы… — она переводит дыхание, — чтобы, наконец, успокоился и понял, что жизнь не кончилась с его диагнозом, прекратите постоянно напоминать ему о том, что с ним что-то не так. Я знаю, вы волнуетесь, знаю, что переживаете, но каждый раз, когда вы в сотый раз хотите спросить у него про таблетки, которые он не забывает пить, каждый раз, когда преувеличенно сильно пытаетесь выпытать, в каком он настроении, напоминаете о том, что ему что-то нельзя, думайте о том, что он все это видит и понимает. — Имир опирается спиной о свой стол. — Микаса, Армин, снизьте опеку, прекратите контроль, Зик, ты и родители Эрена… объясните им, что он — это не его болезнь, что он все так же их сын, в котором есть что-то, помимо биполярного расстройства, потому что даже его все убедили в том, что кроме этого в нем ничего нет. И Леви… — Имир переводит на него взгляд, — теперь, когда ты узнал, не уподобляйся, не видь в нем только болезнь, больше всего он боялся именно этого, из-за этого скрывал. — Она опять вздыхает. — Я знаю, я не должна говорить с вами в подобном тоне, должна вам объяснять все без какого-либо пристрастия, но ситуация просто выходит из-под контроля, ухудшается, и вина за это лежит совсем не на Эрене и даже не на болезни, а на том, как на эту болезнь реагируют самые близкие люди, так что, пожалуйста, услышьте меня, прислушайтесь и подумайте над тем, что вы делали не так и что вы можете сделать для того, чтобы все исправить, — на выдохе договаривает она.       Леви оглядывает всех присутствующих, понимая, что… видимо, он и не представлял, что именно, исходя из своей любви, делали родные Эрена. Микаса сидит как громом пораженная, Армин прикрыл лицо ладонями, а Зик со смятением в глазах смотрит на психиатра.       Мужчина понимает, они хотели как лучше, даже ебаный Зик, все их действия исходили лишь из благих целей, и вот, до чего это довело… Он вздыхает и первым выходит из кабинета Имир.       Он не отпустит Эрена, не отпустит, потому что Эрен нужен ему, потому что он нужен Эрену.       Со всеми… болезнями, сложностями, трудностями, со всем счастьем, заботой и безграничной любовью.       И у него больше нет сомнений в том, что ему делать.

…

      Эрена выписывают двадцать седьмого числа. Имир лично сопровождает его, а встречает только Леви. Микаса уехала к родителям к Рождеству, а Армин посудил, что станет здесь лишним.       Парень видит Леви сразу, он идет рядом с Имир, Эрен выше ее на полголовы, и девушка смотрит на него снизу вверх, когда тот останавливается, замечая Леви. Имир тоже переводит на него взгляд. На ее губах играет улыбка. Она поворачивается к Эрену, говорит ему что-то, удерживая ладонь на плече, и парень неуверенно улыбается ей в ответ, прежде чем она отходит.       Леви же ждет, не зная, готов ли Эрен вообще его видеть.       Парень в той же одежде, в которой Леви его сюда и привез, это теплая черная кофта, широкие джинсы и пуховик. Его волосы немного растрепаны, взгляд опущен. Он неуверенно идет к нему, и у Леви с каждым его шагом ускоряется сердцебиение. Он нервничает, но… черт возьми, как же он рад его видеть.       — Привет, — тихо произносит Эрен, вставая перед ним и глядя себе под ноги. Леви же наоборот осматривает его красивое, чуть осунувшееся лицо, его сверкающие аквамариновые глаза, что полны неуверенности и стыда.       — Привет, любимый, — так же тихо отвечает Леви, и Эрен, резко поднимая на него взгляд, приоткрывает губы, краснеет щеками и подается к нему, крепко обнимая за спину, после чего Аккерман выдыхает, укладывая ладонь ему на затылок и начиная улыбаться. — Я ужасно по тебе соскучился, — честно говорит он, чувствуя крепкие объятия и, наконец, вспоминая ощущение того, как Эрен всем своим немалым весом виснет на нем.       — Я тоже! Очень-очень соскучился, я думал о тебе постоянно, — быстро говорит Эрен, отстраняясь и заглядывая в его глаза. — Ты… — Он неуверенно смотрит на него, а Леви, забирая его руку в свою, продолжает мягко улыбаться.       — Пойдем. Дома поговорим, хорошо?.. — Эрен смотрит на их руки, переплетает пальцы и несколько раз кивает.       Сюда Леви пришел пешком, несмотря на то, что на улице достаточно холодно. Снега почти нет, зима в этом городе как всегда влажная, но редко снежная.       Эрен неуверенно поглядывает на него, Леви видит это, но тот так крепко держит его руку, что становится понятно — все позади. Все плохое, что могло быть, ушло с этими бесконечно долгими днями разлуки.       Они приходят домой, конечно же, быстро. Эрен чувствует себя очень неловко, если честно. Леви держит его за руку, идет рядом, как будто… ничего не было, и Эрен не понимает, начать ли ему разговор?.. Ждать, пока Леви сам начнет?..       Разумеется, он ничего не забыл, никогда не забывает, и сейчас, когда он возвращается в те дни, ему хочется убить себя, и на этих мыслях становится еще страшнее, потому что он действительно думал об этом. Думал о том, что в жизни нет смысла, что без него всем будет лучше.       Но Леви… отчего-то выглядит спокойным, несмотря на то, что забрал его из клиники после того, как сам же туда и отвез. К счастью, он не успокаивает его, позволяет самому пережить это состояние. Эрен знает, если бы тот начал повторять нарочитые «все хорошо, все нормально», ему бы не стало лучше.       Едва ли все хорошо или даже нормально…       В квартире пусто и светло. Леви не закрывал занавесок, и Эрен заходит внутрь за ним, но неуверенно топчется на пороге, а мужчина, оборачиваясь к нему, приподнимает бровь, молча задаваясь вопросом, почему тот не проходит дальше.       — Я… пропустил твой День Рождения, — неуверенно произносит парень, глядя вниз.       — Не страшно. Будут еще.       — Неужели ты совсем не зол на меня за все то, что произошло?.. — тихо спрашивает он, не снимая куртки и обуви, будто бы Леви еще не решил, хочет ли, чтобы он оставался здесь.       Йегер не выдерживает. Сам начинает разговор, хотя думал оставить это право за Леви, понимая, что тот заслужил его как никто другой.       — Неужели ты не разочарован?.. — еще тише спрашивает он, боясь услышать ответ.       — Ты знаешь, за все эти дни, пока ты лежал в диспансере, и до этого тоже… мне вообще не снились кошмары, — отвечает ему на это Леви, — ни одного. — Эрен недоуменно смотрит на него, а Аккерман подходит к нему, чтобы помочь снять пуховик. — Я это заметил всего несколько дней назад, — он… продолжает говорить об этом так спокойно, а Эрен, снимая обувь, позволяет мужчине утянуть себя за собой в зал.       — Это ведь… хорошо? — неуверенно спрашивает Эрен, заглядывая в его прозрачные глаза. Он пытается прочесть лицо Леви, пытается увидеть в нем хоть что-то, но видит лишь спокойствие и теплую, совсем слабую улыбку.       — Да, — отвечает Леви. Он стоит напротив него и продолжает держать его руку. — Эрен… я знаю, почему ты хотел скрыть от меня все, я не злюсь и не разочарован в тебе, конечно же, нет. — Эрен неуверенно сводит брови.       Леви старается его успокоить?.. Или же это правда?       — Зик рассказал о… проститутках?.. О деньгах там… — Эрен взмахивает свободной рукой, сильно краснеет, со стыдом вспоминая самый отвратительный момент своей жизни, а Леви кивает, не скрывая, и Эрену становится еще хуже. Он поджимает губы, а Леви берет его за обе руки. На запястьях Эрена нет ничего, кроме браслета, который не получилось бы снять, не разрезав.       — Твой брат не должен был рассказывать. И Эрвин тоже не должен был лезть.       — Ненавижу их за это, — выдыхает Эрен, опуская взгляд.       — Я говорил с Зиком, — отвечает Леви, а Эрен сводит брови, — говорил с Эрвином, — продолжает Леви, и это уже удивляет Эрена сильнее, — потом с Микасой и Армином. Думал и с родителями твоими поговорить, но решил, что момент с признанием в своей ориентации ты должен взять на себя. — Эрен пораженно смотрит на него, Леви спокоен как и всегда, а он… перестает что-либо понимать.       — В смысле?       — В прямом. Предупредил твоего брата о том, что будет, если он еще раз решит сымпровизировать хоть в чем-то, что касается тебя, сказал Эрвину, чтобы больше никогда не смел к тебе лезть, — Леви усмехается. — Поблагодарил Микасу и Армина за то, что присматривали за тобой так, как могли, сказал им не беспокоиться больше. — Эрен сводит брови, не понимая, к чему он ведет.       — Ты… хочешь сказать, что теперь ты будешь следить за мной?.. — неуверенно спрашивает Эрен, а Леви отрицательно качает головой.       — Разве за тобой нужно следить? — Эрен раскрывает глаза.       — Леви, я… не могу себя контролировать, ты же знаешь, — тихо произносит Эрен, поджимая губы. Мужчина хмыкает.       — Ты контролировал себя лучше людей, у которых нет биполярного расстройства, — уверенно говорит Леви, скрещивая руки на груди, и от этих слов что-то в сердце Эрена екает. — Всегда был пунктуален, ходил на работу и учебу, был на связи, а в период депрессии умудрился сдать все экзамены.       — Но это… а как же те два дня?.. — растерянно спрашивает Эрен, чувствуя, как сердцебиение ускоряется. Он не верит, что слышит эти слова, не верит в то, что Леви действительно думает, что говорит. — Хочешь сказать, я и тогда себя контролировал?..       — Насколько мог, — отвечает Леви.       — Но нормальный человек бы так не уехал!       — Нормальные люди также не просыпаются среди ночи с криками, не заставляют отчитываться о каждом шаге и не садятся спиной к стенам, потому что бзик, и все же мы имеем то, что имеем.       — Ты пытаешься меня оправдать…       — Тебя не в чем оправдывать. Это обстоятельства, с которыми мы справляемся так, как можем. При знании о том, что переживает человек в гипоманию и манию, то, что ты уехал на день и приехал обратно, кажется мелочью, не так ли? — Эрен отходит на шаг и неуверенно смотрит на него. — Если такое произойдет еще раз, у нас есть мера предосторожности. — Леви касается рукой его браслета, и Эрен невольно переводит на него взгляд. К этой вещи… он привык настолько, что даже не замечает ее.       — Ты веришь… что я тебе не изменял? — тихо спрашивает Эрен, а Леви хмурит брови.       — Я уже говорил, что верю.       — Но ты тогда не знал правды о том, что у меня биполярка!       — Теперь знаю. Почему я вдруг после этого должен не верить тебе? — Эрен в недоумении смотрит на него и качает головой.       — Я не понимаю… ты… разве не знаешь симптомы?..       — И тем не менее.       — Ты правда веришь мне?.. Правда доверяешь? — сипло спрашивает Эрен, до сих пор не веря, что Леви вообще так спокойно говорит обо всем этом. Ему кажется, он попал в какой-то сон, где сбываются все его мечты, но разве такое может быть после того, что он устроил? После того, как ушел, после того, как Леви нашел его в общежитии?       Леви ведь… плакал. Он плакал из-за него, хотя это кажется невозможным.       — Ты никогда не врал мне ни о чем, кроме того, что касалось биполярного расстройства, и то делал это потому, что боялся потерять мое доверие просто по факту своей болезни. Разве ты хоть раз соврал мне в чем-то другом? — Эрен сглатывает и отрицательно качает головой, а Леви делает шаг к нему. — Ну и почему тогда я не должен тебе доверять?       — Я… я не знаю, никто не доверяет, — отвечает Эрен, разводя руками, а Леви грустно улыбается.       — Это изменится. Со временем — изменится. И я не могу говорить за всех, но… у тебя есть, по крайней мере, один человек, который поверит каждому твоему слову и не усомнится ни в чем, что ты чувствуешь, — тихо говорит Леви, а Эрен приоткрывает губы. Он чувствует, как сердце пропускает удар, а по груди… растекается тепло. — Я знаю, это сложно, знаю, что ты ненавидишь эту болезнь, но тебе больше не придется в одиночку справляться с ней. Тебе может быть страшно, но ты должен всегда помнить: в фазу или нет — я рядом, что бы ни случилось, что бы ты ни сделал и как бы себя ни повел. — Эрену кажется, будто земля уходит из-под ног. Он… прикрывает губы рукой, потому что его улыбка слишком широкая, сердце бьется с такой силой, что кажется, ребра пробьет, но он счастлив. Он настолько счастлив, что ему трудно поверить в это и ему страшно, что все это какая-то иллюзия, сон и он проснется в своей палате, совершенно разбитый и одинокий. — Так что, Эрен… теперь твоя очередь поверить мне, — договаривает Леви, и Эрен теряет все слова, которые хотел сказать мужчине. — И действительно довериться.       У него даже мысли не вяжутся, потому что… как он вообще мог мечтать об этом? Мечтать о том, что Леви… действительно поверит ему, поверит в него, не изменит свое отношение. Что… что ему вообще еще может быть нужно, кроме этого?..       — Да, — произносит парень, убирая ладонь и открывая улыбку. Он открыто заглядывает в прозрачные глаза Леви. — Да, я верю тебе. — Леви кивает и берет его за руку, уводя за собой.       — Я никогда не показывал тебе этих вещей, но думаю, что раз я узнал всю правду о тебе, то и ты готов узнать всю обо мне. Если ты этого хочешь. — Они встают напротив двери, что находится возле спальни, и Эрен раскрывает в замешательстве глаза. Неужели сейчас тот, наконец, откроет ее?..       — Правда? — на выдохе спрашивает Эрен. — Ты готов?..       — У меня было время… подумать обо всем. — Леви нажимает на ручку двери, что оказывается открытой, пропускает его вперед, и Эрен видит комнату изнутри.       Здесь… чисто. Так же, как и во всей квартире. В глаза сразу же бросается гитара, висящая на стене. Видно, это гитара Фарлана, та самая, о которой рассказывал Аккерман.       Леви подталкивает его в поясницу, а сам входит вслед за ним.       — Я не заходил в эту комнату очень долгое время. — Мужчина открывает дверцы шкафа, внутри Эрен видит несколько висящих военных форм и также какие-то вещи на полках. — Не мог заставить себя, но потом… когда в первый раз после долгого времени зашел, понял, что эти вещи не должны погибать в пыли. — Леви проходит дальше, он достает несколько вещей из стола, среди них какие-то рисунки, жетоны и крупный фотоальбом. — Я не смотрел их, решил сделать это впервые вместе с тобой.       — Это… вещи Фарлана и Изабель? — с печалью в голосе спрашивает парень, а Леви кивает.       — Да. Из моего здесь только военная форма, — отвечает мужчина и встает напротив него, уверенно заглядывая в глаза. — Ты можешь спрашивать, что хочешь.       — А ты?..       — Я… стараюсь. — Леви опускает взгляд, а потом вздыхает. — После твоих слов… когда я увидел тебя в кровати в общежитии, что-то изменилось. Перемкнуло. Ты сказал, что не можешь со мной поступить так… уйти, потому что я бы винил себя, и это… так. — Эрен сводит брови, а Леви вновь смотрит на него с неопределенным выражением лица. — Точно так же, как я виню в смерти Фарлана и Изабель именно себя.       — Прости… прости за это, я никогда больше не заставлю тебя переживать подобное…       — Я знаю.       — Расскажи мне обо всем, — тихо просит Эрен, беря его руки в свои.       — Хорошо, — отвечает мужчина и глубоко вздыхает. — Я вышел с базы ночью, хотел осмотреться, мы готовились к очередному захвату территории, я хотел убедиться в том, что все пройдет по плану, без форс-мажоров. Фарлан и Изабель увязались за мной. Они всегда… пытались сделать это, но я запрещал, отправлял обратно на базу, но в последний раз почему-то разрешил пойти. Был уверен, что и так все будет хорошо, всегда бывало… По итогу, Изабель попала в самодельную ловушку талибов, ей ранило ногу, устройство издало звуковой сигнал, чтобы показать врагам, где мы, по нам начали стрелять, в Фарлана попала пуля, и не было… никакого шанса избежать столкновения, я мог или убежать, оставив их, и потом пытаться найти, или же, — Леви прикрывает глаза и опускает взгляд, — или же сдаться вместе с ними. Конечно же, я остался, как я мог их оставить, как бы я нашел их потом, да и… откуда я знал, что их не убьют на месте?.. Талибов было много, нас захватили, и Фарлан незаметно оставил на том месте свои часы, хоть что-то, что могло указать, где нас забрали, Эрвин… потом вернул мне их. — Леви вытягивает запястье, и Эрен понимает, что металлические часы, что Леви никогда не снимает, принадлежали раньше Фарлану. — Нас взяли в плен, долго везли, я… не буду рассказывать подробности, а я по ходу дороги скидывал наши жетоны. — Леви отстраняется, забирает что-то со стола и протягивает Эрену. Парень понимает, что это жетоны и есть. Он проводит большим пальцем по выгравированным именам Фарлана и Изабель. — Мой до сих пор находится у Эрвина… он не отдал мне его, хранит у себя. — Эрен кивает, побуждая продолжить, он ненадолго задерживает жетоны у себя в ладони, прежде чем отдает их обратно. — Мы пробыли в плену около полугода. — Эрен в шоке раскрывает глаза. Полгода?.. Целых полгода в плену?.. — Я видел… как они издеваются над Фарланом, Изабель же… — Леви сглатывает и опять опускает взгляд вниз, — ее насиловали… каждый раз… каждый раз, когда это происходило, мы были прикованы наручниками… — Эрен раскрывает глаза и делает шаг вперед по инерции, обхватывая Леви и прижимая к своей груди, он не думает много над тем, что делает… просто пытается показать этим жестом, что он рядом. Леви наверняка может чувствовать его ускорившееся сердцебиение, его буквально трясет от того, что он услышал. — Если бы Фарлан остался жив, на его запястьях были бы такие же шрамы, как у меня. Мы никогда не могли этому помешать, никогда не могли ничего сделать, и каждый раз, когда я вспоминаю об этом… — Эрен прижимает его крепче, щекой упираясь в его волосы. Он ничего не говорит, потому что едва ли есть хоть какие-то слова, которые могут быть уместными.       Он испытывает настоящий ужас, представляя… что пришлось пережить Леви, что приходится переживать. Неужели каждый раз Леви снилось именно это?.. Неужели каждый раз в своих кошмарах ему приходилось переживать этот ужас снова и снова?..       К горлу подступает ком, но Эрен пытается справиться с эмоциями, потому что сейчас он нужен Леви, сейчас нужно, чтобы он поддерживал его, никак не иначе.       — ..я испытываю такую боль и ненависть, что не хочется жить. Нас ломали, лишали духа, лишали всего того, что делало нас людьми, хотели лишить желания жить, но Изабель… была сильнее этого. Она верила, что мы выживем любой ценой, что сможем прожить счастливую жизнь и что, несмотря на то, что происходит здесь и сейчас, нас это не сломает… Я начал ждать, пытался не терять волю к жизни, не показывал страха ни им, ни талибам, и когда… нас наконец нашли, началась стрельба, солдаты палили во всех, поднялся шум, мы с Фарланом были как всегда прикованы, Изабель подбежала к двери, чтобы слышать, что творится, она понимала, что это наши солдаты, понимала, что пришли за нами, начала плакать от счастья, что за нами наконец пришли, и я… почувствовал такую надежду, как сейчас помню — стало плевать на все пытки, плевать на то, что мы втроем были искалечены. Фарлан кричал, просто громко кричал, а я все думал, что мы это пережили, что выберемся и через все пройдем как всегда вместе… — он прерывается и отстраняется от Эрена, поднимая на него взгляд, белки его глаз покраснели, и во взгляде слишком много неутихшей боли. — К нам ворвался один из талибов, тот, который чаще всего приходил, который… оставил большинство шрамов всем нам, — Леви тяжело вздыхает и поджимает побледневшие губы, — он знал, что умрет, у него не было шансов выжить, и он… просто перерезал ей горло. В мгновение. В одно чертово мгновение он лишил ее жизни, я… я помню, что громко кричал, я видел, как она упала, видел, как ее глаза пустели, а с шеи текла кровь, я… поверить не мог, что она мертва, что умерла в один миг, находясь так близко в свободе, а тот тем временем подошел к Фарлану, и Фарлан… даже ничего не понял, он смотрел только на Изабель, ему уже… было плевать на себя. — Леви судорожно выдыхает и нервно проводит по своему лицу ладонью. — Я должен был быть следующим, я… хотел быть следующим, но, когда настала моя очередь, тот просто упал передо мной, а в дверях стоял Эрвин, тот выстрелил ему прямо в голову… и я не помню ничего, что было дальше, я не верил, что их убили, не мог поверить, казалось, это все какой-то страшный нескончаемый кошмар. — Эрен сам не понимает, в какой момент с глаз полились слезы. Он удерживает Леви за плечи, потому что тому настолько больно рассказывать об этом, что он весь ссутуливается, съеживается. — Я не помню, как меня привезли в Штаты, едва ли помню, как лечили, был не лучше живого трупа, мне и не хотелось жить, я… не знал, как жить дальше без них, все, чего я хотел, — это вернуться в прошлое, чтобы меня убили там, вместе с ними. Я думал, почему выжил именно я? Почему я был третьим? Почему не кто-то из них? Ведь если бы не я, они бы даже в армию никогда не пошли!       — Ты не был виноват! Это не твоя вина от начала до конца! — громко говорит Эрен, встряхивая его за плечи. — И твои друзья никогда бы не обвинили тебя в этом!       — Я знаю, они… если бы они знали, что я выжил, если бы они только знали… они бы так сильно хотели, чтобы я продолжил жить, но откуда бы им знать?.. — Леви качает головой. — Я не верю в Бога, не верю, что есть загробная жизнь, и их… просто нет, не стало в один момент, а я так по ним скучаю, я так сильно скучаю по ним, Эрен, — сипло произносит Леви, заглядывая в его глаза, но глядя сквозь него. — По ее звонкому смеху, по нашим с Фарланом разговорам, по тому, как он бренчал на гитаре, пока я пытался поспать… и все, что я мог вспоминать о них до недавнего времени, были те чертовы полгода, что мы провели в плену… Эрен, — Леви наконец осознано смотрит на него, — я никогда не смогу это пережить. Никогда не смогу отпустить это, я знаю это, но я… знаю, — Леви запинается и вздыхает, — знаю, что больше всего на свете они хотели бы, чтобы я мог жить дальше. Ты… заставил меня вспомнить, кем они для меня были, заставил вспомнить так много счастливых моментов, что мы пережили и которые я от скорби начал забывать… — он часто прерывается, но продолжает говорить: — Ты вернул мне их, дал силы взглянуть в прошлое. — Леви укладывает ладонь на его щеку, смахивая слезы. — Вернул мне желание и смысл жить, двигаться дальше, и я… безумно люблю тебя за это, — признается Леви, сводя брови и заглядывая в его глаза, а у Эрена замирает дыхание.       Он всхлипывает и резко подается вперед, прижимая мужчину к себе, зарываясь пальцами в его волосы и обхватывая за спину.       — Я тоже, я тоже люблю тебя, — произносит Эрен, вдыхая запах его волос, — и мне так жаль, Боже, мне так жаль, что тебе пришлось пережить все это, Леви, — еще тише шепчет он.       — Мне тоже… — отвечает Леви, обнимая его за спину. — Мне… вручили эту ебаную медаль почета после всего случившегося, поблагодарили, сказали, что я должен помнить, что все это было не зазря, будто бы эта медаль… вообще хоть что-то из себя представляет. Я не захотел хранить ее здесь, где лежат их вещи, и видеть ее не хотел, думал выбросить, но Эрвин сказал, чтобы я не смел этого делать, потому что она говорит о моих заслугах, о том, насколько многим я пожертвовал, чтобы я помнил, как много сделал… и я спрятал ее в чертов комод, не знаю, почему послушал его, не знаю, почему не выкинул...       Эрен продолжает крепко обнимать мужчину, чувствуя, как потихоньку успокаивается дыхание и утихает дрожь в плечах. Леви слегка отстраняется от него, и Эрен заглядывает в его глаза. Тот… выглядит так уязвимо, и, опуская ладони на его щеки, Эрен наклоняется, чтобы оставить крепкий поцелуй на его лбу. Леви прикрывает глаза и тяжело вздыхает.       — Можем посмотреть… фотографии, — говорит ему мужчина, и Эрен несколько раз кивает. Он понимает, что Леви готов это сделать, и он… конечно же, будет рядом, когда тот впервые откроет свой старый фотоальбом.       Они перемещаются в зал. Леви сначала показывает Эрену рисунки Изабель, и парень понимает, что у нее и правда был талант. На рисунках есть и Леви, и Фарлан, даже Эрвин и Ханджи, многие другие, кого Эрен не знал и никогда не узнает.       Аккерман открывает альбом, и Эрен впервые видит… настоящую фотографию Леви. Тот выглядит совсем крошечным, хотя Леви говорит, что ему здесь четырнадцать. На фотографии есть и Фарлан с Изабель, и Эрен, проводя пальцами по контуру снимка, понимает, о чем говорил тот, когда сравнивал их.       Изабель… улыбается на фотографии широко и ярко, у нее огромные зеленые глаза. Фарлан выше обоих, он уверенно смотрит сверху, задрав подбородок, стоит справа, обнимает Леви за плечо, а в центре находится маленькая Изабель.       Леви говорит, что фотографировал их Кенни. Фотографий в альбоме не так уж и много, но почти на всех они либо втроем, либо вдвоем, чаще всего дома. Ближе к концу альбома находится рисунок Изабель, что та нарисовала, используя краски.       Это ее поздний рисунок, рассказывает Леви, и Эрен понимает, что не умеющий человек… не нарисовал бы так хорошо. На рисунке простым карандашом нарисованы они все, а когда Эрен открывает последнюю страницу, на которой есть фото, ему хочется вновь заплакать.       На фотографии вновь они втроем, в тех же позах, что на самой первой, только уже в военной форме и с жетонами на шее. Изабель так же широко улыбается, ее волосы завязаны в два коротких хвоста, Фарлан тоже, смотрит, как и раньше, а Леви широко ухмыляется, и Эрен понимает, что Леви внешне почти не изменился, только взглядом и выражением лица, хотя фотографии уже двенадцать лет.       — А это наш взвод, — тихо произносит Леви, открывая центр незаполненного даже наполовину альбома. Фотография не была включена в альбом, но находилась в нем. На ней много людей, но он сразу видит их троих. Они… действительно всегда были вместе, понимает Эрен, и, когда мужчина хочет закрыть альбом, Эрен кладет ладонь, мешая.       Он открывает страницу с последним фото.       — Я… хочу поставить ее в рамку. Если ты позволишь, — тихо говорит Эрен, заглядывая в его глаза, а Леви, переводя на него взгляд, достает фотографию и передает ему в руки.       — Да… думаю, я хотел бы этого, — отвечает мужчина, и Эрен, забирая фотографию, понимает, что теперь между ними нет никаких тайн, не осталось ничего, чего бы они друг о друге не знали, ничего, что бы друг в друге не приняли.       Он… не знает, что будет дальше, не умеет предсказывать будущее: с его расстройством, с пока что не до конца решенными проблемами Леви — кажется наивным верить в светлое и безоблачное будущее, но Эрен готов быть наивным, готов верить в то, что светлым и безоблачным будет и настоящее хотя бы потому, что сейчас они есть друг у друга.       Он не сомневается ни секунды в том, что, какие бы проблемы перед ними ни встали, они справятся, и, когда Эрен берет ладони Леви в свои, заглядывает ему в глаза, во взгляде прозрачных глубоких глаз он видит такую же безграничную уверенность.

…

      — Мы едем уже сто лет, может, ты все-таки скажешь, куда мы направляемся? — уныло произносит Эрен, настраивая переднее сидение так, чтобы полностью лечь. В машине играет новый альбом Дрейка, от которого у Леви дергается глаз, но что тот вообще может с этим поделать.       — Очень хочется слушать твой бесконечный треп, а, если скажу, он прекратится.       — Это сарказм? — с недовольством спрашивает Эрен, перекрещивая руки на груди.       — Возможно.       — В этой части города вообще ничего нет, — тянет Эрен, потому что они едут уже час и у него все затекло, а Леви даже не говорит, куда.       Дворники машины двигаются туда-сюда, стирая крупные снежинки с лобового стекла. Январь выдался очень холодным, несмотря на то, что, как правило, даже в январе погода почти не бывает совсем уж холодной.       — Кое-что есть, — неопределенно отвечает Леви и сворачивает направо. Эрен со вздохом поднимает сидение, чтобы посмотреть в окно, и когда он видит огороженную территорию, за которыми стоят надгробия, ему хочется ударить себя за последние полчаса, в которые он методично трахал мужчине мозг.       — Кладбище?.. — тихо спрашивает Эрен, выключая музыку. Леви, укладывая руку на его ладонь, делает звук как был.       — Все нормально, — говорит мужчина, переводя на него мимолетный взгляд. На его губах слабая улыбка, а Эрен нервно сглатывает резко накопившуюся слюну.       Какой же он все-таки невнимательный мудак… Он даже не додумался, что Леви, выходя по дороге, чтобы купить цветы магнолии, может сделать это для того, чтобы отнести букет на кладбище.       Леви паркует машину, поворачивается к нему, находя взглядом шапку, что Эрен снял, когда сел в машину, и надевает ее обратно ему на голову после того, как привычно встрепывает волосы.       — Пойдем. — Эрен, немедля, выходит из машины.       На улице ветрено и слегка снежно, и ему холодновато, несмотря на то, что на нем пуховик с капюшоном с искусственным мехом, который он накинул поверх шапки. Леви тоже тепло одет: пальто, что прикрывает колени, вокруг шеи обернут черный шарф, а на ушах теплые наушники.       Эрен привычно берет его за руку, и они заходят на территорию кладбища. Идут долго, все плиты покрылись тонким слоем снега.       Сейчас уже середина января, с событий тех дней прошло меньше месяца, и за эти «меньше месяца» Леви успел избавиться от кошмаров и начал проходить со своим психотерапевтом когнитивное-поведенческую терапию, а Эрен — почти переехать к нему в квартиру, рассказать родителям, во-первых, о своей бисексуальности, а во-вторых, о своих отношениях. Они обсудили многое, в том числе обострение расстройства, что выпало на Рождество. Эрен говорил с ними двумя по видеосвязи с лэптопа, сидя на кухне у мужчины, и Леви не участвовал в разговоре, но сидел напротив Эрена, держа его за руку.       Мама сказала, что любит его при любом раскладе, но ей нужно время, чтобы все обдумать, больше ее напрягли именно его отношения со взрослым мужчиной, чем ориентация, а отец промолчал и ничего не сказал.       Конечно же, Эрен переживал, надумал себе самого худшего, но вечером и от отца ему пришло сообщение, что, что бы ни случилось, он его любит и примет. Сейчас Эрен понимал, что им нужно время свыкнуться со всем этим, но он был счастлив, что они не отказались от него, хотя поначалу уходил из крайности в крайность и злился, что они отреагировали «странно».       Леви, как и всегда, угомонил его, сказав, что родителям нужно время и Эрен обязан им его дать.       «Эрен, у меня разница с твоей матерью в возрасте меньше, чем с тобой. Успокойся и не дави на них», сказал ему мужчина, и Эрен впервые задумался о том, что и родителям это может быть сложно, в конце концов, этой новостью он ошарашил их совершенно внезапно.       Скоро Эрену надо будет вернуться в институт, и он… если честно, не хочет возвращаться в общежитие, и, если Леви позволит ему, они могли бы подумать о том, чтобы начать жить вместе.       — Я здесь был лишь раз, — говорит ему Леви, и Эрен переводит взгляд. — Подумал, что надо навестить их. — Они встают перед двумя плитами, и Эрен сводит брови, когда видит имена.       Фарлан Черч и Изабель Магнолия.       На плитах нет пыли, и участки с могилами чистые, мужчина поясняет, что платит смотрителю кладбища, чтобы могилы всегда были в ухоженном состоянии.       Леви разделяет букет, кладет половину на одну могилу и половину на вторую. Эрен проходит за ним и касается плит пальцами, прежде чем переводит взгляд на мужчину.       Тот стоит в центре, касается обеих плит сразу, смотрит вперед и улыбается, и Эрен чувствует, как замирает сердце.       На волосах Леви оседает снег, от ветра пряди колеблются и лезут в лицо.       — Ты… ты как? — спрашивает Эрен, когда Леви отходит от плит и встает напротив. Сам Эрен останавливается позади мужчины и крепко обнимает его за плечи, закрывая его спину собой. — В норме?..       — Да. — Леви смотрит вперед. — Я хотел приехать сюда с тобой. Думал… чтобы хоть так они узнали, что я не один. Это… глупости, я знаю, я говорил, что не верю в загробную жизнь, но… — Леви замолкает, не продолжая, а Эрен, обнимая его крепче, прикрывает глаза.       — Это не глупости, — тихо произносит он. — Это не глупости, любимый, — еще тише говорит он, чувствуя, как на его ладони ложатся прохладные руки Леви, крепко сжимая их.       Они стоят так недолго, наверное, минут семь или десять, Эрен не считает. Он продолжает обнимать мужчину со спины, а сам Аккерман смотрит на могилы, не убирая рук с его ладоней. Он думает о чем-то своем, а Эрен, который, в отличие от Леви, верит, что все не кончается смертью, что что-то… точно ждет их всех по другую сторону, прикрывает глаза и про себя просит их больше не тревожиться.       И, возможно, если Фарлан и Изабель все-таки слышат его, если все-таки смотрят на них откуда-то сверху… они наконец могут быть спокойными, потому что Леви больше никогда не будет один.