***
Он не помнит, спала ли Это, когда он вышел из ванной. Он внезапно понял все. Этой ночью он не сомкнул глаз: до боли вглядывался в фотографии, развешенные на стенах, в заметки, пытаясь доказать себе, что он ошибся. Странное стечение обстоятельств, с Это он встретился накануне тех странных убийств. Она видела, как он убивает гуля. Она видела его удостоверение. Она прямо сейчас спит в его кровати. Кишо нервно расхаживал по комнате, нет, Это точно не убийца. Кто угодно, но не она. Сейчас ей семнадцать. Во время нападений Совы ей было тринадцать-четырнадцать. Это абсурдно. И они вместе обедали. Ей ни разу не становилось плохо после еды. От неё пахло кровью. Кишо ненадолго уловил этот запах на её волосах. Но для него все вещи пахли кровью, и тогда он подумал, что ему мерещится. Она говорила "первый район" вместо Тиёда. Привычка следователей. И гулей. В библиотеке она была в большом коричневом свитере, большом для неё, но он был бы как раз девочке, которую он нашёл через полтора часа. Все спуталось. У Это цепкая хватка, и она достаточно сильная, она смогла повалить его на землю. И она не спала в ту ночь, когда была убита четвертая жертва. Загадка, которую Арима так сильно хотел решить, складывалась, и Арима больше не хотел знать ответ. Первой, и достаточно рациональной мыслью было допросить Это прямо сейчас, и если все подтвердиться, убить. Когда Арима подошёл к своей кровати, на несколько секунд его взгляд задержался на её лице. Спокойном, почти умиротворенном, если не считать маленькой складки между бровями. Не давая себе поддаться странному чувству в груди, Арима потряс Это за плечо. Ей хватило лёгкого толчка, чтобы тут же вскочить, она резко села, дико озираясь по сторонам. — Черт... Хах, я забыла, что заснула у тебя, что случилось? — Арима мучительно сглотнул. — Тебе, похоже, приснился плохой сон. Я решил тебя разбудить. — Ага... — Это сонно упала на подушку. — Подожди, ты же не спишь на полу? — Её голос сипел от сна. — Нет. — Он лег с другой стороны кровати. Сна не было. Он молча смотрел в потолок, в какой-то момент голова Это устроилась на его ключице, и дышать стало чуть труднее. Потолок медленно серел.***
Маруде аккуратно завязывает бинт. Руки саднят под тугими повязками. По лицу начальника видно, что он усиленно подбирает слова. У Аримы нет сил обдумывать ответы, он чувствует себя усталым. Голова слегка кружится, видимо пускать себе кровь было не лучшей идеей. — Арима. — Маруде неловко замолкает, внимательно разглядывая собственные руки. — Со мной все в порядке. — заученные слова звучат глухо и искусственно. — Ты действительно считаешь, что так выглядит порядок? — Маруде шипит, пристально глядя в глаза. Арима не отводит взгляд.***
Я не смог её убить. С такой мыслью он провел ночь, глядя в потолок. Это открытие оказалось странным, тревожащим. В Солнечном Саду не было такого понятия, как "милосердие". Их учили убивать, не задумываясь. Ни сочувствия, ни жалости, ни сомнения. Арима часто чувствовал вину, но всегда после убийства. Он не сомневался, когда убивал старика и его милую жену, у них обоих были добрые улыбки. Он не сомневался, когда убивал молодую женщину, у которой было двое детей. Он слышал, как она сказала мужу идти, что она сейчас его догонит. Она самоуверенно ухмыльнулась, а потом он отрезал ей голову. Он не сомневался, когда убивал свою одноклассницу, почти подругу (он хотел, чтобы они дружили). Арима ненавидел политику отца, и насилие, возникающие с двух сторон, но он всегда подчинялся отцу. Странно, он чувствовал вину, но никогда словно не задумывался о своих действиях. Если бы от него потребовали убрать Ризе, то, разумеется, он бы не смог, ни сейчас, ни в будущем. Для него было бы неправильно убить свою сестру, но он никогда по-настоящему не видел ничего плохого в убийстве простых гулей. Да, его злило, что Вашу открыто и спокойно живут в мире, а их собратья обречёны на страдания. Да, он понимал неправильность убийства гулей, когда он сам наполовину гуль. Да, он ненавидел себя, за то, что убивал других. Но он продолжал подчиняться отцу. Он защищал систему, которую он ненавидел. Кишо чувствовал, что его разрубило пополам. Нет, не сейчас, давно, но он начал осознавать это только когда не смог выполнить приказ. Его разрывало на части, но у него связаны руки. Он все равно ничего не изменит. Зачем только он позвонил ей, зачем позволил им сблизиться, зачем дал ей свой номер, зачем пустил в свой дом? Ведь в самую первую встречу он понимал, что им не стоит общаться. Ведь после разговора с Ризе он твёрдо решил, что никого к себе не подпустит — решил, чтобы через час целовать её у всех на виду. Решил, чтобы после ждать встречи с ней. Арима понимал, почему нарушил собственное слово. Он плохо сходился с людьми, и где-то в глубине души надеялся, что если он продолжит общение, то не привяжется к ней так скоро. Как будто он не обжегся также с Тайши и Минами. Это лежала на его груди, и Кишо остро осознавал, что ему нравится их общение, и их странная дружба. Он бы хотел, чтобы это длилось дольше.***
— Мне нужно было подумать. — Поэтому ты причинял себе боль? — Я рефлексировал. — Слушай, — Маруде старается говорить мягче. — Так получилось, что я отвечаю за тебя. Я вроде как тебе не только начальник, но и воспитатель. Но мне трудно нести за тебя ответственность, когда я не понимаю, что с тобой происходит. Мы работаем вместе, а такая работа, как у нас, требует доверия. Поэтому ты должен доверять мне, хотя бы минимально. — Я доверяю вам. — Маруде скептически вскидывает брови. — Я же пил кофе, взятое из ваших рук. — Тогда ты доверяешь всем кофейням в Токио. — Не всем. Маруде осторожно подходит к Ариме и постепенно обнимает. Кишо дёргается, но пытается расслабиться. Это оказывается трудно. — Проблемы с отцом? — Ариме кажется, что его прошибает холодный пот. Он пытается успокоится и взять тело под контроль. Но дрожь в руках слишком заметная. — Что? — Извини, что обнял, не спросив, это была вынужденная мера. Это была проверка. Я заметил, что тебе комфортно только с ровесниками и женщинами. Любой бы шарахался от Мадо. Ну, в общем, моё первое предположение — проблемы с отцом. — Он давно умер, мы не были близки. — Кишо удаётся ответить хоть что-то. Из-за саркастичной манеры общения начальника Кишо ослабил бдительность, забыв, что Маруде невероятно умен. И если он узнает ещё что-то, его попросту уберут. Или завербуют. Отчаянье пронзило Кишо насквозь. Маруде был добр, очень добр к нему в последнее время. Нет, с самого начала, внезапно понимает Кишо. Оказывается, что за издевками скрывалась неумелая, неловкая забота. Позволив собственному состоянию зайти так далеко, Арима подставил под угрозу чужую жизнь.***
Это проснулась рано. Её волосы стояли дыбом после сна. Кишо одолжил ей свою расческу, за что получил неловкую улыбку. Они позавтракали яичницей. Это молча наблюдала за процессом готовки. — Не стоило мне оставаться. Мне сейчас очень неловко. — Все в порядке. — Арима наливает им кофе. Это молча пьёт. — Твоя одежда... — Просто оставь на кровати. Это уходит сразу после завтрака. — Встретимся сегодня? — Лицо у Это обеспокоенное, почти испуганное. — Где? — Давай на месте нашей первой встречи? В семь. На удивление, лицо Это разглаживается, словно она приняла какое-то решение. — Конечно. — Ему не нужно смотреть на неё, чтобы понять, что она улыбается.***
— Маруде-сан, я не собираюсь умирать. И я постараюсь себе больше не вредить. Начальник хмуро продолжал смотреть на него, тяжело пережевывая. Мясо было не жёстким, но Маруде явно хотел продемонстрировать своё недоверие как можно ярче. — И я способен решать свои проблемы самостоятельно. — Я оценил этот способ. — Есть другие механизмы преодоления. — Возможно, если Кишо будет использовать терминологию, ему удастся убедить начальника. — Ещё хуже? — Лучше, я думаю. Их просто надо найти. — Думает он. Маруде встал, чтобы вымыть за собой посуду. Кишо знал, чтобы исправить что-то, сломавшееся в нем, нужно время, которого у него нет. Это он понял, когда психика начала давать сбои. Кажется, тогда он в последний раз видел Тайши. Его спишут в утиль, если он не возьмёт ситуацию под контроль. Поэтому стоит убедить Маруде в собственной адекватности, и сделать так, чтобы у него больше не возникло подозрений. Никогда. — Завтра, в обеденный перерыв снова проведаю.***
Около шести Арима вышел из дома. Кофр привычно находился за спиной, хотя Кишо знал, что не воспользуется им. Просто привычка. Возможно, сегодня удастся решить все миром. Но Арима не был оптимистом. При входе во второй район Арима стал гораздо внимательнее, боясь пропустить нужную улицу. Время близилось к семи. Когда он повернул за угол, Это уже стояла там, спиной к нему. Вот так просто. Возможно, я сегодня умру. Эта фраза равнодушно стучала в голове. — Привет. — Между ними около трех метров. — Мне не нравятся брюнетки. Хотя, об этом я никогда не задумывался. Я ни с кем не занимался сексом. Я не могу ответить на четвёртый вопрос, потому что у меня нет записки. Касательно номера три, я почти знаю, в чем дело, но, если ты развернёшься, я отвечу однозначно. Она действительно поворачивается к нему лицом. Она не смеётся, и не улыбается. Её лицо — застывшая маска. Левый глаз — нормальный, серо-зелёный. Правый — черно-красный. Гулиный. А потом её маска раскалывается, и она смеётся. Не так, как раньше. Хрипло, надрывно. — Ты всё понял. — Да. — Что еще он может ответить. Арима медленно снимает кофр и кладёт на землю. Разноцветные глаза цепко следят за его действиями. — Я не собираюсь тебя убивать. — Это выразительно изгибает бровь, не веря. А потом сквозь лопатки выходят два острых, кроваво-красных искривленных крыла. Кишо чуть отводит голову в сторону, и кагуне проносится в нескольких миллиметрах от его щеки. Второе крыло бьёт под ноги. Кишо отшвыривает чехол подальше от себя, и замирает, не шевелясь. Правое кагуне нацелено прямо в грудь. Кишо не чувствует сомнений. — Какого черта? — Кагуне замирает, почти касаясь его. — Я же сказал, что не стану тебя убивать. Я даже сражаться не хочу. — Это хохочет, так зло, отчаянно. Кишо больно слышать такой смех. Она подходит к нему вплотную, а после с размаху даёт пощёчину. Очки слетают. Это замахивается снова, по другой щеке. На холодном воздухе капля крови кажется кипятком. — Почему ты не даёшь сдачи? — Это снова замахивается. — Я уже ответил. — Снова пощечина. — Почему ты не убьёшь меня? — Какой интерес, если ты не сопротивляешься? — Значит, мы надолго здесь застряли. Я не буду сопротивляться. Это отходит от него, и взгляд у неё недоверчивый, настороженный. — Так, у нас назревает явная проблема. Мы в тупике. — Да, кому-то придётся пойти на уступки. — Его голос звучит саркастично. Это долго смотрит на него. — Выпьем кофе, я замёрзла.***
Они идут по тёмной улице. Фонари горят с перебоями. Внезапно Это сворачивает за угол, Кишо молча следует за ней. Это подходит к двери с полу-обсыпавшейся надписью лав-отель.* Они заходят внутрь. За столом регистрации — усталая немолодая женщина. Кишо ловит взгляд Это, задаваясь вопросом, правильно ли он все понимает. Это пристально смотрит в ответ. — Полтора часа. — Её голос звучит уверенно-равнодушно. Это сосредоточено смотрит на него. — Второй этаж, третья комната налево. Они молча поднимаются по лестнице. Арима протягивает ключ Это, она открывает дверь и входит первая. Кишо включает свет. Это кидает куртку в кресло, на ходу скидывая ботинки. Арима медленнее раздевается, вдумчивее. Это подцепляет край футболки, плавно снимая. Кишо смотрит на её худую спину, лопатки красные из-за недавнего использования кагуне. Сам он разувается, подходит ближе. Это целует его, расстегивая его рубашку. Он зарывается ей в волосы. Её руки проворно стягивают с него рубашку. Они ненадолго отстраняются, снимая брюки и оставляя их скомканными на полу. Ему определённо стоит спросить, что происходит. Они стоят в одном нижнем белье, в дешёвом отеле, хотя ещё двадцать минут назад Это хотела его убить. Он смотрит на неё, и тяжело сглатывает. Вчера мельком он видел её голой, но сейчас у него есть время рассмотреть. — Ты очень красивая. — На удивление она краснеет, но взгляд остается острым и настороженным. Кишо подходит ближе, шаг за шагом. — В тумбочке должны лежать презервативы. — В её голосе шлышится приказ. — Мы действительно собираемся заняться сексом? — Она тонко улыбается. Кишо прикасается губами к её ключицам, тонким и острым. Он целует её медленно и вдумчиво. Мягкую кожу под ключицами, маленькую родинку на шее, шершавую кожу плеч. Он стягивает постепенно лямку бюстгальтера, старого и поношенного, и целует след, оставленный грубой тканью, который исчезает моментально. Он чувствует, как Это проходится губами по его плечу, а потом игриво прикусывает, но достаточно больно, чтобы он дернулся. Кишо стягивает вторую лямку, а после расстегивает застежку. Бюстгальтер валится к их ногам. Это обнимает его голову ладонями и притягивает для поцелуя, ещё медленного, почти невинного. А потом резко сдергивает с него трусы. И так же быстро избавляется от своих. Кишо наклоняется к тумбочке, доставая пачку презервативов. Это ложится на кровать, чуть расставляя ноги. Кишо замечает, что они оба остались в носках. Возможно, его смерть будет самой глупой в истории. Они снова целуются. Руки Кишо медленно начинают спускаться вниз, к маленькой груди, чуть ниже к ребрам, на этом моменте Это начинает смеяться. — Прекрати, щекотно. — Кишо послушно двигается дальше, но живот Это подгибается под его пальцами. — Нет там, стой, слишком щекотно. — И её смех, к которому он привык, а не тот, что слышал недавно. Кишо целует её под коленом, вверх по бедру, приближаясь к паху. Таз у неё острый, как и все тело. Кишо целует треугольник зелёных волос. Потом осторожно проникает внутрь. Лицо Это почти не меняется. Он двигается монотонно, медленно, понимая, что должен хорошо её подготовить, иначе он ей навредит. Все-таки, у них большая разница в росте. Чуть позже он добавляет второй палец. Это прикусывает губу, запрокидывая голову. Медленно, ещё медленнее. Им некуда торопиться. Возбуждение накатывает на него, и контролировать себя становится труднее. Это приподнимается на локтях, притягивает его ближе, покусывая за шею. Её руки движутся вниз, к его члену. Она медленно гладит руками, так же медленно, как он её. — Ты не передумала? — Нет. Кишо входит как можно медленнее, её руки обвивают его плечи. Он неотрывно смотрит в её лицо, как дёргаются её брови, как закатываются глаза, как чуть округляется рот, как краснеют её щеки. Очки мешают, сползая на кончик носа, и Кишо быстрым движением их поправляет. Это перебирает его волосы, её руки бегут вдоль позвоночника, он целует её плечи, её руки, все, до чего может дотянуться.***
Это медленно садится, все ещё тяжело дыша. Она слабо улыбается. Кишо тоже облокачивается на спинку кровати. — Ну, собственно, сегодня утром у меня было две цели: убить тебя или переспать с тобой, так что я довольна. Но ты не ответил на мой вопрос. — Я же уже сказал, что не нашёл последнюю записку. Меня отправили в отпуск сразу после этого убийства. — Ну, я могу озвучить его. Почему я убиваю? Кишо внимательно посмотрел на её лицо. Самоуверенный, лисий взгляд. — В начале я думал, что убийца — мужчина, у которого есть психологическая травма. Мать, может сестра, или девушка. Но уже после второго убийства я отбросил эту мысль. Всё были убиты совершенно различно. — Да, второе убийство было отстойным. Вот что бывает, когда скорость важнее качества. — После второго убийства я начал догадываться о социальном статусе, ну а третье убедило меня в причинах. Врач подсказала мне, что ты — женщина. — Так почему я убиваю? — Потому что у них были возможности, которых ты лишена, но они ими не воспользовались. Они не ценили свою жизнь человека. Ты завидовала каждой из них, наказывая за то, что они в пустую тратят свою жизнь. Первая, хотя и имела любящую мать, но находилась под постоянным давлением. Она не хотела жить, хотя ты отдала бы все, чтобы жить так, как она. — Все, хватит. — Взгляд Это из насмешливого превратился в затравленный. Какая-то ото всех скрытая печаль, рвущая душу. — Вторая поступила в университет, — Кишо чувствовал, что должен договорить. — Для гулей образование запрещено. Нужно иметь связи или уметь подделывать медицинские документы. Но она бросила университет, не понимая, как ей повезло. Не зная, что большинство гулей абсолютно безграмотны. И она связалась с плохой кампанией, позволила манипулировать собой. Третья загубила свою жизнь и здоровье, употребляя наркотики. В записке было сказано, что ты "Сова". Ты раскрыла свою личность, чтобы перетянуть внимание на себя, чтобы скрыть мотив убийства: ты наказываешь тех, кто в пустую тратит свою жизнь. Не знаю, что с четвёртой жертвой, но к ней ты определённо питала наибольшую ненависть. Искалеченность тела соизмерима с тем, что ты бы посчитала грехом, поэтому во втором случае у тебя не кончилась фантазия, просто за загубленную жизнь и за неиспользованные возможности нельзя наказывать одинаково. — Я...— Это облизала пересохшие губы. — А ты действительно умный. Быстро догадался. Поэтому я оставляла записки тебе. Ты такой же. За зря тратишь свою жизнь, никому не принося пользы, занимаясь нелюбимым делом и ненавидя собственную жизнь. — С чего ты взяла, что я не люблю свою работу? — Иначе ты бы убил меня не задумываясь. — Арима медленно прикрывает глаза, соглашаясь с ней. — Значит, ты перестанешь убивать. Я ведь уже все знаю. — Тебя я хочу убить в равном бою. Так что странные у нас отношения получаются. Подожди, — Это резко вскинула голову, — ты знал, что я тебя не убью. — Ну, у тебя были возможности, так что я предполагал, что если я не буду нападать, то и ты не нападешь. Так и произошло. — А если бы я все-таки напала бы на тебя всерьёз? — Мне бы пришлось защищаться, и если бы я победил, то не стал бы убивать, заключил бы в Кокурию. — Ты меня обманул. — Это перешла на шипение, а потом, как кошка, вцепилась ему в шею. Ариме потребовалось приложить усилия, чтобы скинуть её с себя. — Ты же не так хотела меня убить. — Я передумала. Ариме вдруг резко стало смешно от того, что они, голые, стояли на разных краях кровати, и кажется, намеревались драться. Хотя смех так и остался внутри, только губы чуть изогнулись. Но Это рассмеялась, упав на колени. — Что ж, во всяком случае наше последнее воспоминание друг о друге будет забавным. — Это подобрала с пола свое нижнее белье и начала одеваться. — Нам ведь не стоит больше встречаться. — Слишком оптимистично думать, что мы могли бы остаться друзьями. — Ну да, мы ведь только что переспали. — Она хитро вздернула брови. — Я не об этом. — Арима поднял свои брюки с пола. — Хотя мне понравилось наше общение. Это развернулась к нему так резко, что Арима удивился, как она не потеряла равновесие. — Что нас останавливает? — Кишо оторвался от своих брюк, растерявшись, правильно ли он понял. — Я имею виду, мы же можем вместе обедать. И ходить в библиотеку. Мы.. — Это на секунду остановилась, — Мы ведь одинаковые, на самом-то деле, просто будет меньше секретов. — Я бы очень хотел, чтобы мы были друзьями. — Он не хотел этого говорить, слова вырвались прежде чем он заставил себя заткнутся. — Мы, типа, друзья с привилегиями? Секс-друзья. — Она продолжала веселиться. — Нет, в смысле, — Кишо замолчал, пытаясь правильно подобрать слова. — Наверное стоит вернуться назад. То есть, мне понравилось, но... — Стоит вернуться назад. — Да. — Да, так будет лучше. Для нас обоих. Хорошо, что мы не влюблены друг в друга. — Это точно. — Но если что, я считаю допустимым, что бы мой друг меня целовал. — И Это озорно улыбнулась. — Я учту это обстоятельство. — И да, я ведь знаю, где ты живёшь, так что я буду приходить. — Да, я понял. Я редко бываю дома. Теперь похоже буду бывать ещё реже. — И у меня есть твой номер телефона. — Я просто буду игнорировать. Арима натягивает пальто и обувается. Это пытается прибрать растрепанные волосы. Кишо несколько раз усиленно моргает, но понимает, что очки — грязные, а не у него резко село зрение. Они спускаются по хлипкой лестнице, и должно быть, выглядят влюблёнными. На улице — темно и холодно. — Кстати, — Это сильнее натягивает воротник куртки на уши. — Помнишь, я тебе звонила, а ты уснул? Так вот, я рассказывала тебе о том, как я убиваю тех девушек. Поэтому это не ты умный, а твоё подсознание очень медленное, — И она со смехом скрывается в темноте. Все-таки, она убийца. Кишо чувствует странное, радостное умиротворение. Впервые в жизни он плюёт на всё предписания, и чувствует себя правильно.Сегодня все закончилось хорошо.