***
Арима прекрасно знал, что случается, когда он спит недостаточно. Он оценивал своё состояние. Но его сны с каждым днём становились всё хуже и хуже, поэтому он решил не спать. Какое-то время. Он старался не думать, во что он ввязался. Чёрт, он впервые в жизни общался с гулями вместо того, чтобы убивать их. И они были так добры к нему, кроме Йомо, тот не скрывал своего намерения убить его. Но Ирими и Кома относились по-дружески с первой встречи, хотя не должны были. И они с Это были друзьями. Были же? Почему он чувствовал себя виноватым? Он чувствовал себя виноватым перед семьей за общение с гулями. Он виноват перед Ризе и Соутой, за то, что бросил их. Это ненавидит своего отца, они уже ненавидят его? Он виноват перед гулями за то, что делал недостаточно. И он виноват перед Это. Она так старается, работает ежечасно. И ещё он чувствовал себя виноватым перед Маруде, что было совсем бредово. Уже две недели он был помощником Киджимы. Маруде ничего не сказал на такую перестановку, но каждый раз, когда они встречались, взгляд бывшего начальника был более чем красноречивым. Но сейчас Арима работал в шестом районе, и видел Маруде крайне редко. Киджима ждал его в парке. Арима сразу заметил его невысокую скорченную фигуру на скамейке. Маруде почти сразу начал отпускать Ариму одного на задания. Киджима пока предпочитал совместную работу. — Доброе утро Киджима-сан. – Арима чуть склонился в приветствии. Киджима только кивнул. — Ночью в парке была резня. Этим делом занимаются другие. Мы просто понаблюдаем, кровь привлечет внимание гулей. Они её чуют, даже неосознанно. И как звери, идут на запах. – Киджима говорил медленно и плавно, будто в трансе. Арима согнул локти и уперся ими в колени, положив голову на руки. Было тепло без пальто – своим он укрыл Это, под землей было прохладно. — Я всё думаю, ты же здесь работаешь четыре года? – Арима утвердительно кивнул. – Управление правильно поступает. Какой смысл в этих Академиях? Человек лучше учится в бою. Нужно брать на работу молодых, а лучше сразу детей – они горят желанием, они молоды и сильны. И им ничего не надо, еда да сон– вот их приоритеты. Ты согласен? — Да, вы правы. – Арима представил Соуту, убивающего гулей. Восьмилетний мальчик на поле боя. Ему вспомнилось перекошенное белое лицо Акиры, впервые увидевшей смерть. Перед его глазами мелькали лица детей, которых ввязали в эту войну. О чем ты говоришь? Эти дети страдают из-за войны. Это была ребенком, которого разрушила эта война. Ты видел её глаза? Как много в них боли? Ты знаешь, что она – самый добрый человек, которого я встречал? Но она не может быть доброй потому, что доброта заставляет её страдать. Арима посмотрел в изуродованное лицо Киджимы. Неужели то, через что он прошёл, позволяет ему считать, что он видел истину в последней инстанции? Это дает ему право решать судьбу других людей? – Надо начинать как можно раньше. — Твои родители правильно поступили, разрешив работать в управлении. – Киджима усмехнулся. – Что с ними? — Они мертвы. – Просто ответил Кишо.***
Это проснулась почти такой же уставшей, какой была, когда засыпала. Её голова лежала на коленях Ирими, а ноги были укрыты пальто Аримы. — О, ты проснулась. Я как раз собиралась тебя будить. Ты такая милая во сне. – Ирими потрепала её по голове. — Этот придурок спал? – Это с силой потерла глаза. — Нет. Он пытался заставить Уту работать. На пару с Йомо-куном. Видела бы ты их единодушие. А потом я отрубилась. – Ирими проверяла сообщения на своем телефоне. – Юки должно быть ещё спит. Я позвоню ей позже. — Есть хочется. – Это сглотнула слюну. Она чувствовала себя так, словно не ела несколько лет. — Пошли со мной в Антейку. Я выдам тебе паёк. — Мне ничего не нужно от отца. – Прозвучало резче, чем хотелось. Это одернула себя. — Предлагаю я, а не он. Не знаю, что у вас случилось, но можем вам стоит поговорить? Он всегда говорил о тебе очень ласково. — Он бросил меня в канализации. Мне даже года не было. Я выросла в двадцать четвертом районе. Вот что случилось! – Злость захлестнула Это с головой. – А сам жил счастливо. В своём дерьмовом кафе с дерьмовыми гулями! – Это стояла задыхаясь. Ирими протянула к ней руку, но Это отшатнулась. А потом побежала. Солнце больно било по глазам, привыкшим к темноте. Это вспомнила свой первый день на поверхности. Она ушла из подземных туннелей. Ничего не изменилось. Она остановила посреди улицы, залитой солнечным светом. Она ушла их двадцать четвертого района, но ничего не изменилось. Она чувствовала, что ее колотит дрожь. В двух пальто должно быть жарко, но её бил озноб. Отец где-то варит свой кофе и улыбается всем: сотрудникам и посетителям, всем, кроме неё. Он улыбается Йомо, Ирими, Коме, и даже Уте. Это обняла себя за плечи, стараясь справиться с дыханием. Ей казалось, что воздуха слишком мало, и она задыхалась. Голова начинала кружиться. Она ненавидела их всех. За их фальшивые улыбки и поддельную доброту. Они отсиживаются в кафе и им плевать, что идет война. Всем было плевать на то, что тринадцатилетнего ребенка пытались убить взрослые. Это смотрела на свои руки, сгнившие, с копошащимися внутри червями, проеденные руки, в черной жидкости, с белыми прожилками. Это отдернула руки от себя, они снова стали прежними, но только выровнявшееся дыхание снова сбилось. Легкие горели, а она никак не могла вдохнуть. Она сходила с ума. Она ухватилась рукой за стену, она уже не понимала, где она находиться. Трупный запах был везде. Она не могла дышать. Руки метнулись к горлу, она отчаянно скребла свою шею, чувствуя натянутые мышцы и выступающие вены. Она не могла дышать. В глазах темнело, всё тело било судорогой. Она не могла дышать. Она открыла глаза не понимая, что происходит. Голова кружилась. Всё мышцы болели. Но она могла дышать. Какое счастье было дышать. Она аккуратно приподнялась – она не помнила, когда успела лечь или упасть. Её шатало, а мысли были нечеткими, но она могла дышать. Она снова посмотрела на свои руки, худые, белые, целые. Никаких червей.***
— Шеф, можно с вами поговорить? – Ирими мыла кружки, пока Йомо и Кома работали в зале. — Конечно, тебя что-то беспокоит? – Он наклонился к ней с ласковой, чуть видной улыбкой. — Что случилось с вашей дочерью? – Ирими внимательно смотрела в его лицо и задавалась вопросом, поймет ли она – лжет он или говорит правду. — Почему ты спросила о ней? Так внезапно. – Он покачал головой. — «Антейку» для меня как дом. А мы все, что-то вроде … семьи? – Она не знала, что такое семья. Может, она ошибается. – А её здесь нет. Но она ведь ваша дочь. – Она была уверена, что Это – дочь Йошимуры. Потому что они были в чем-то похожи. Не внешне. И не характером. Но в них было что-то общее. Какая-то точка соприкосновения. Потому что Это не было смысла врать – Кая всё равно бы помогла. — Я хочу, чтобы она была в безопасности. – Он грустно улыбнулся. — А в «Антейку» она будет в опасности? – Кая чуть усмехнулась. Их район самый мирный. — Я боюсь, что она будет в опасности рядом со мной. Я бы хотел, чтобы она работала здесь. – Ты лжешь. Кая поняла это внезапно. — А где она сейчас? – Пожалуйста, скажите, что не в двадцать четвертом районе. — Я оставил её со своим знакомым в двадцать четвертом районе. Уверен, он хорошо о ней позаботиться. – Шеф снова улыбнулся своей печальной улыбкой. О чём вы только думали? — Звучит ужасно. – Шеф, твоя дочь не в порядке. Это сбежала сегодня утром. Кая побежала следом, но не сумела догнать, а потом потеряла. Девочка казалась такой маленькой, когда спала, свернувшись калачиком. Арима чуть улыбался, когда укрывал её ноги. Почему эти дети должны быть такими несчастными? Арима выглядит совсем изможденным и отчаянным. Шеф, вы понимаете, что наделали? Вы жалеете? Кая вытерла руки о передник и достала телефон, набирая номер Это. Снова нет ответа. Насколько правильно, чтобы эти дети брали на себя так много? Кома прилип к экрану телевизора, почти забыв о своей работе. Снова говорили о нём. Кая порадовалась, что в кафе нет ни одного голубя, Кому раскрыли бы слишком быстро. Кажется, у него начиналась звездная болезнь. Многие говорили о нём плохо, но некоторые говорили равнодушно – и эти репортеры приводили его в восторг. Похоже, он выходил на улицы в поисках славы. Милый идиот. Это снова не брала трубку.***
У неё были галлюцинации. Эта мысль выбила её из колеи. У неё были галлюцинации. Это сидела за столом, боясь шевелиться. Она часто страдала ими в детстве, но потом они прошли. Чем больше она думала, тем труднее становилось дышать. Она хотела сходить в библиотеку и почитать – она мало знала о галлюцинациях, только то, что это были видения. И они наносили вред. Она снова задумалась о том, как урывочны были её знания о жизни. А потом ей стало страшно. Она не знала, чего боялась, но страх пропитывал всё её существо. Она боялась снова перестать дышать. Кофе перед ней стоял холодный и горький. Сколько ложек она положила? Шесть? Или больше? И столько же сахара. Тяжёлый и вязкий кофе неприятно оседал в пустом желудке. Ей надо поесть. Она снова отхлебнула кофе. Она видит белую стену, небольшое окно со стопкой книг на подоконнике. Стена в квартире Аримы всегда выглядит так. Стол такой же, как и всегда. Её руки такие же, как и всегда. Она видит перед собой белую кружку с черным кофе внутри. Правильно, она сама налила себе кофе. Никаких галлюцинаций. Прямо сейчас она в порядке. Она подскочила, когда открылась входная дверь. Арима. Ну конечно. Это же его квартира. Часы показывали полшестого. Он непривычно рано. Стоп. Она вернулась в квартиру около двенадцати. Она не могла просидеть больше пяти часов почти неподвижно. Нет, она вставала, чтобы сделать себе кофе. Сколько раз? Кофе был одинаково мерзким каждый раз. — Ты рано. – Она попыталась улыбнуться. — Да, начальника вызвали на собрание. Я сегодня свободен. – Он медленно разувался. – Мы вчера много сняли. Нужно только смонтировать. Может ещё один день для съемок, если Юки-сан обнаружит какой-то брак. Ирими-сан не звонила? – Это покачала головой. Она не слышала звонка. — Я ничего сегодня не написала. – Она была слишком усталой, чтобы чувствовать себя виноватой. Работа объемная, нужно правильно подгадать момент публикации. — Не против поесть суши на обед? Я купил их в магазине. – Арима поставил коробочку с суши на стол. — Мне все равно. Я никогда их не пробовала. – Это взяла свою кружку, насыпав кофе. Её уже мутило от кофе, но ей хотелось пить. — Ты в порядке? – Арима говорил нежно и тихо. — Да, все круто. Почему ты спрашиваешь? – Это улыбнулась ему. — Ты заливаешь кофе водой из-под крана. Я же включил чайник. – Это смотрела, как медленно капает вода в кружку, не совсем понимая, что не так. Потом выключила воду и отглотнула. Такой же холодный и мерзкий, как предыдущие. Они ели молча. Он выглядел таким же уставшим, какой она себя ощущала. — Включи музыку. Тишина отстой. – Она подцепила ещё один кусочек суши. Неплохо, хотя и рыба. — У меня нет кассеты. И я вернул проигрыватель. – Арима лишь улыбнулся одним уголком рта. Её успокаивала его недо-улыбка. — Жизнь дерьмо. – Она шутливо отсалютовала своей кружкой. – У тебя бывает такое, когда хочешь забыть всю свою жизнь? Абсолютно всю. Все воспоминания, все знакомства. Ничего не знать о себе прошлом и жить дальше, легко и весело. — Я хочу этого каждый день. – Темные волосы упали на его очки, а его взгляд потускнел. — Я тоже. – Жизнь без прошлого, без кошмаров наяву и во сне, без постоянной борьбы, тихая и спокойная. Она представила себе легкую и прекрасную, но голод, скручивающий внутренности напоминал: ты монстр, во веки веков.