Лесной царь

Каждый с малых лет знает, весна – жизни новой начало. Подснежники, словно над самой смертью победа, из-под земли выберутся. Птицы перелетные в родные края вернутся, трелями надежду на жаркое лето пробуждать. Соберутся парни да девки в кружок, хороводы будут водить, зиму проклятущую гнать, весну-красну кликать. То днем, когда солнышко ясное да теплое землю дланью своей широкой гладит. Но наступит вечер, спрячется солнце, погаснет золото его, и ветер ледяной прилетит. Он как вздох зимы умирающей - поежиться заставит, да теплее в тулуп укутаться. А уж ночка весенняя и вовсе тьмой пугает. Растаял снег искристый, зимой зеркалом лунный свет отражающий, а травы сочные еще не застлали поляны своим пышным ковром. Черное все вокруг стоит, неприветливое. Куда ни глянь, темнеют стволы голые, в корнях их звезды запутались, в талой воде небо опрокинулось. Не одну только жизнь весна дарит. С лихвой она за труды свои возьмет и паводком, и болезнями. Старики баяли, что во времена древние, забытые, когда их прадеды еще детьми неразумными были, приносили весне в откуп девицу красивую али парня молодого. Коли девицу жертвуют - быстрее тепло придет, все легче весне с помощницей работу свою нужную делать. А ежели парня – припозднится весна, но лето плодородным будет, да осень урожайной. Волк лежал в корнях старого дуба и безразлично смотрел на звезды. Если верить старикам, удачное у селян лето выдастся. Хотя он не молод, да и не красив. Вряд ли весна чудище такое на откуп возьмет. А ежели не возьмет, к чему жертвы ненужные?! Зверь, тихо рыкнув, с огромным трудом поднялся и побрел ему одному известной дорогой.

***

Руки онемели и не слушались. Лучина давно не горела, только черные угольки плавали в глиняной плошке. Милада медленно поднялась со стула, на котором уснула, и с удовольствием потянулась. Сон прогнал все тревоги и страхи, только где-то в глубине души остался неприятный, колючий осадок. Вставив новую лучину в красивый кованый светец, девушка зажгла огонек. Тот, неуверенно затрепыхавшись, пару раз лизнул плоть осины, распробовал и загорелся ровным оранжевым светом. Травнице захотелось прогуляться по ночному лесу. Подышать запахами весны: талая вода, черная земля, свежий холодный ветер. Все это манило её сегодня сильнее, чем обычно. Милада вышла в сени и отворила дверь. На крыльце лежал волк. Казалось, на лестницу он вполз из последних сил и замер там недвижим. Знахарка зажала ладошкой рот, чтобы не закричать. С гнилых ступеней ручьями бежала алая кровь. Упав на колени, девушка обняла зверя за шею, пытаясь почувствовать его дыхание. Она трогала шершавый нос, ласкала мягкие полукружья ушей, целовала закрытые глаза. Все было тщетно. Сердце больше не билось, а дыхание не вздымало могучую грудь. Не помня себя от горя, Милада растопила печь и, втащив тяжелое тело в дом, до утра колдовала над страшными ранами. Она вылила все свои зелья и использовала все мази. Пела древние баллады и заклинания, гладила свалявшийся мех, смахивая слезы окровавленными ладонями. «…В танце диком у огня преврати в золу меня, Только чтобы милый мой, целым прискакал домой Ни стрела и не топор, ни меча стальной узор, Ни молва, ни клевета…. Гори мак и череда, И шиповника цветок, и ромашки лепесток, Только чтобы мог принесть ветер мне благую весть» От слез голос стал похож на неразборчивый хрип. Так и не допев своего заклинания, травница легла рядом с недвижимым зверем и закрыла глаза.