30
И опять договорился я сам с собой. У Дэни же вечером возникло безотлагательное дело, всецело требующее её участия. Какое именно, она не удосужилась объяснить. Всё ссылалась на Катю и на то, что должна помочь подруге с чем-то крайне важным. А потом, ещё раз извинившись, повесила трубку. Я сам себе уже был смешон, но всё-таки хотел верить её весьма убедительному тону и искреннему сожалению. Работа на сегодня была выполнена, потому оставаться в стенах дома я не хотел — в одиночестве сознание начинало жить отдельной от меня жизнью. И я позвонил Ксавьеру, предложил встретиться на баскетбольной площадке. Спорт на какое-то время помог выкинуть из головы ненужные мысли. Но в следующие два дня всё повторилось — и работа, и мысли о Дэниэль вернулись. — Хей! — махнул мне связкой ключей от студии Тони, пока я провожал взглядом закончивших репетицию музыкантов. — Поднимешься на кофе? — прокричал я ему сквозь окно. — Угу, — живо затопал он по ступенькам. — Штэф, Ксавьер сказал, я тоже могу прийти сегодня. Подбросишь меня? — задыхаясь, протараторил он, войдя в кухню. — Вот бросишь курить — подброшу. Тони скептически свёл брови и потянулся за банкой с кофе. — Разве вечером больше никто не репетирует? — поинтересовался я. — Так в парке аттракционов какой-то праздник, будут гулянья, будут площадки для выступлений артистов. Наши музыканты ещё в начале месяца подали заявки на участие. — А ты чего не хочешь туда пойти? — поставил я перед ним тарелку с наспех состряпанными бутербродами. — Штэф, — недовольно покосился он на меня, а затем, отправив целый бутерброд в рот, пробормотал: — Так ты меня захватишь? — Только прожуй сначала, — хлопнул я его по плечу, спеша к входной двери, в которую кто-то настойчиво трезвонил. Оказалось, сосед Йенс зашёл сообщить, что они с женой уезжают в отпуск на пару недель, так что мне разрешалось «шуметь, сколько душе угодно». — Слушай, ещё момент, — продолжил Йенс, щёлкнув пальцами, будто только что вспомнил о чём-то важном. — Кристина хочет взять с собой все полотна… Короче, одолжишь чемодан? — Не вопрос, — усмехнулся я. — Пройдёшь на кофе? — Нет, спасибо. Сборы… — развёл он руками.31
воскресенье, 21 октября
— Эй, младшенький! — окликнула Ксавьера одна из его сестёр, едва мы успели спуститься со сцены к шумной толпе. — Не слишком ли грустная песня для подобного мероприятия? — появилась другая сестра; а затем тонкие руки, точно две змеи, обвили его шею, потянув за собой вниз. — Хей! — высвободившись из цепких объятий, довольно формально поприветствовал он сестру — подобием поцелуя коснувшись её щеки своей. Как я ни старался, но имён родственников Ксавьера припомнить не получалось. Мы пересекались только раз — прошлой весной на презентации альбома группы. Пронзительные голубые глаза сестёр, такие же, как у брата, остались самым ярким и, пожалуй, единственным воспоминанием от первой встречи. А до того дня я был знаком с ними лишь заочно. Если, конечно, информацию, что они старше Ксавьера и обе замужем, вообще можно было назвать «знакомством». — Добрый вечер! — поздоровался с нами, по всей видимости, муж одной из сестёр. Пожав Ксавьеру руку и хлопнув по спине со словами: «Скромный подарок от всех нас», он протянул красиво перевязанную коробку, тут же добавив: «Это идея Инес». — Значит ли это, что открывать его здесь было бы непоправимой ошибкой? — Ксавьер принялся трясти подарок, с любопытством вслушиваясь в шорох, доносящийся изнутри. — Открой же! Открой! — стали восклицать сёстры, помогая сорвать блестящую упаковку. — Вот чёрт! Моя старая футболка, — из-за собственного смущения криво улыбнулся он. На футболке красовался весьма забавный принт: кучерявый прыщавый ботаник с чёрной звездой вокруг правого глаза, точно как у Пола Стэнли из Kiss, а над головой парнишки надпись на английском: «One day I’m gonna rock». — Ты надевал её на все рок-концерты, помнишь? — вмешалась сестра. — Смотри, — выхватив вещичку из его рук, принялась она внимательно осматривать выцветшую ткань, очевидно, в поисках какой-то особой отметки, — на спине даже остались автографы! — Похоже, пророчество сбылось, — кивнул я на футболку. — Ещё как сбылось! — засмеялась всё та же сестра, потрепав Ксавьера по макушке. — У меня тоже для тебя небольшой презент, — вручил я пластмассовый коробок куда более скромного размера. — Моя визитка? — Ксавьер удивлённо посмотрел, больше не выражая никаких эмоций. — Та самая, что ты всучил мне на фестивале Feuertanz. — Вот чёрт! — выпалил он, прервав мою торжественную речь о «памяти и истоках». — Чувствую себя так, словно нахожусь на встрече выпускников, — вырвался из него сдавленный смешок. — Спасибо, ребята. Теперь будет чем завесить голые стены в новом кабинете, чтобы казаться таким сентиментальным ублюдком. — Ну спасибо, братишка… — Да брось, Инес, — обнял он сестру. — Это и впрямь очень мило — выкинуть несколько тысяч на вечеринку и получить в подарок хлам из папиного гаража. Это доказывает, что я действительно сентиментален. — Сави, ты мудак, — не выдержала вторая сестра. — С каких пор люди стали принимать шутки за чистую монету? — покачал он головой. — Ксавьер, Штэфан, сцена готова! — прокричал парнишка-техник. — Кажется, Сабина, ты хотела музыку повеселее. — Подмигнув сестре, Ксавьер скривил верхнюю губу в стиле Элвиса. И мы поднялись из оркестровой ямы вновь в свет софитов.32
А дальше всё покатилось к чертям. В самый разгар выступления мобильный начал неистово вибрировать в кармане брюк, сбивая меня с нужного настроя и вынуждая отвлекаться на то, чтобы нащупать кнопку сброса вызова. Но каждый раз, что я нажимал на «отбой», спокойствие воцарялось лишь на секунды. Затем телефон опять принимался за своё. Едва не выругавшись в микрофон, я достал донимающую трубку. На экране светилось: «Йенс Эберт». Заметив моё замешательство, Ксавьер вопросительно изогнул брови, продолжая напевать свои строки. Я и сам не знал, что могло понадобиться Йенсу, раньше он не проявлял подобной настойчивости. В голову полезли различные мысли, вплоть до абсурдных: возможно, Тони не до конца затушил один своих грёбаных бычков, и теперь студия и подземный гараж Эбертов полыхают адским пламенем. «В чём дело?» — кивнул Ксавьер, как только музыка затихла. Жестом показав ему, что мне нужно ответить на звонок, я направился за кулисы. — Полагаю, после столь энергичной поддержки вам всем необходимо наполнить свои бокалы… — краем уха услышал я речь Ксавьера, обращенную к публике. — Штэф, — вышел он следом, — это настолько безотлагательно? На самом деле вечеринка носила неформальный характер и ничего криминального, по сути, не произошло; однако не для Ксавьера, рассматривающего любое событие такого рода сквозь призму собственной работы, где никто и ничто не могло испортить его безупречный имидж или подорвать безукоризненную дисциплину. — Мой сосед, — указал я на телефон. — Да, должно быть, что-то серьёзное. Они улетают сегодня. Дай мне минуту… Ксавьер недовольно скривился и, засучив рукав рубашки, несколько раз ударил по циферблату наручных часов, очевидно, восприняв буквально мою фразу «дай мне минуту». Я перезвонил Эберту. К счастью, обошлось без пожара. Не вдаваясь в детали и развёрнутое объяснение, Йенс обескуражил новостью о какой-то сломанной двери и девушке Дэниэль, ожидающей меня перед домом. «Просто замечательно», — не зная, как поступить, сел я на стоящий рядом усилитель. — Штэф, ты идёшь? — выглянул из-за двери Ксавьер, но, оценив мой озадаченный вид, протяжно прохрипел, должно быть, готовясь услышать о возникшей проблеме: — Что случилось? Что-то с домом? — Нет, но придётся отлучиться, — ответил я, не сумев подобрать слов, способных описать причину таким образом, чтобы Ксавьеру она показалась уважительной. — Да без проблем, но, может, объяснишь? — с равнодушным холодом прозвучал его голос. — Сам толком не знаю, что произошло. — Окей, организую что-нибудь с твоими ребятами, — махнул он рукой, показав, что всё в порядке.33
Оставить машину на внутренней парковке студии оказалось определённо правильным решением. Дождь лил как из ведра. Бушевал ветер. На дорогах творился настоящий потоп, вдобавок никакой видимости. Будто стёкла залепили мутным целлофаном, за которым — чернота и мимолётно вспыхивающие рассеянным светом фары встречных машин. Ни разметки, ни возможных пешеходов не видно. Стрелка спидометра едва пересекала цифру «сорок». Это начинало действовать на нервы, и я повернул в сторону автобана, надеясь сократить путь, но просчитался — впереди из-за аварии нарисовалась пробка: ни развернуться, ни съехать. Между перевёрнутым автомобилем и длинной фурой, перегородившей почти всю магистраль, был лишь один узкий зазор для обеих сторон движения. Впрочем, застрять в пробке, безусловно, предпочтительней, нежели стать её причиной. К тому моменту, когда до меня наконец дошла очередь, медики скорой помощи успели погрузить пострадавших и уехать. Добравшись до дома, сперва я даже решил, что звонок Йенса был своего рода розыгрышем: ни поломанных дверей, ни Дэниэль. Только проливной дождь, барабанной дробью бьющий по крыше. Я прокричал «Дэни!», скорее, для себя, чтобы убедиться в том, что это какая-то ошибка. Но она поднялась с порога и показалась из-за ограды: с зонтиком в руке и по голову закутанная в нелепое оранжевое одеяло — точно потерпевшая кораблекрушение. Не успел я подойти ближе, как она истерично запричитала, рассказывая о случившемся и всё без конца извиняясь. — Ты давно тут? — попытался я прервать её сумбурный поток слов. — Не знаю, — простучала она зубами. Её губы потемнели от холода, а лицо было неестественно бледным. — Одеяло и зонтик одолжили твои соседи, я говорила, что не нужно, что я лучше пойду, раз ты не отвечаешь на телефон… — Да ты вся насквозь промокла, — поднявшись наверх, рассмотрел я её. — Что произошло? — Мой ключ сломался, оставшись наполовину в замке. Штэфан, прости, что я тебя… — почти заикалась она от озноба. — Тебе нужно согреться, — закрыл я свой зонт и поспешил отомкнуть дверь. — Ты был, очевидно, занят… Прости, я, наверное… — Уж не собираешься ли ты сказать, что тебе лучше уйти? — сочтя подобное развитие событий вполне вероятным, усмехнулся я.34
— Брось всё здесь, — указал я на одеяло, с которого уже успела накапать на пол приличная лужица. Зонт оказался абсолютно бессильным против ливня, которому так предательски подыгрывал ветер, то и дело меняющий направление дождевых потоков. — Пойдём, покажу, где ванная. И перестань уже извиняться, — как можно мягче произнёс я, взглянув в её, как мне показалось, готовые вот-вот разразиться слезами глаза. Определённо, это моя недовольная физиономия заставляла Дэни чувствовать себя виноватой. Но меньше всего мне хотелось становиться причиной чьей-то очередной истерики. Однако я злился не на неё, а на обстоятельства, сложившиеся для меня столь неудачно. Сколько раз я говорил себе, что в жизни ничего не происходит «вовремя». В «то» время, когда ты этого ожидаешь. Сколько раз я говорил себе, что нужно крепко держать руки на руле, что нужно пребывать в беспрестанной готовности к крутым виражам, так как в любой момент кто-нибудь другой, не справившийся с управлением, может выскочить на встречную полосу. И с тем, другим, возможно, ничего и не случится, а вот твоё изуродованное тело служба спасения будет вытаскивать из покорёженного автомобиля. Главное, чтобы не ногами вперёд. Сколько раз я говорил себе… и в очередной раз теряю контроль. — Здесь ты можешь повесить мокрую одежду. Вот душ, вот полотенце, там фен, этот кран для… Так, ладно, — прервал я краткий инструктаж, — твои зубы клацают, словно ты Щелкунчик, сейчас принесу что-нибудь сухое, во что ты сможешь переодеться. И пока я рылся в вещах, пытаясь откопать хоть что-то сносное, Ксавьер напомнил о своём существовании телефонным звонком. Полагаю, его негласный план получил желаемую корректировку, отчего теперь в его голосе я не услышал ни нотки упрёка. — Пойду заварю чай, — протянув свёрток одежды, прошептал я Дэни, продолжая слушать приятеля, уже с неподдельным интересом расспрашивающего о причинах звонка Йенса. До совершённой несколько дней назад глупости я никогда не посвящал его в проблемы своей личной жизни. Поэтому сейчас солгал, выдумав иную историю, в которой также фигурировала сломанная дверь, — дверь Эбертов, якобы попросивших меня о помощи. И вот я, как совестливый сосед, жду, когда приедет мастер, поменяет замок и вручит мне связку новых ключей. — Так понимаю, на тебя можно больше не рассчитывать, — заключил он. — Впрочем, вечер подходит к концу, так что… да. Слушай, ты извини, я там… — Да брось, всё в порядке, — оборвал я его, зная, что услышать искреннее сожаление от Майера — явление весьма редкое. — Тебя тут ещё Тони спрашивает, что передать? — Я обещал его подбросить. Можешь?.. — замешкался я, прикидывая, с кем бы он мог поехать. — Ну, с этим мы точно разберёмся. Ладно, меня требуют какие-то малознакомые лица, созвонимся завтра. «Что за день», — отложил я трубку.35
— Что-то ты быстро, — невольно улыбнулся я, когда Дэниэль бесшумно остановилась под аркой в кухню. — Выглядишь, как отъявленный рэпер, — не удержался я от комментария, оценив её нелепый наряд: безразмерные мешковатые штаны, чёрный махровый халат и капюшон, наперекосяк накинутый на ещё чуть влажные волосы. — Прости, что надела его. Но в одной футболке холодно, — подрагивая то ли всё ещё от холода, то ли от смущения сказала она и, очевидно, поймав мой взгляд, наглым образом разгуливающий по её груди, тотчас запахнула халат. — Признаться, он выполнял функцию декора ванной. Может, принести тебе свитер? Дэни отрицательно мотнула головой. — Я могу позвонить от тебя? — покосилась она в сторону радиотелефона. — Кому? — Почему-то её просьба вызвала во мне удивление. А ответ стал полной неожиданностью, настолько нелогичной и абсурдной, что я уже оказался не в состоянии совладать с собственными эмоциями, обрушив их на неё: — Скажи, зачем ты прибежала ко мне посреди ночи? Зачем нужно было вмешивать в это соседей? Какого чёрта я сорвал выступление на мероприятии друга? Какого чёрта я ехал с другого конца города к тебе? Для чего нужно было ждать меня? промокнуть до нитки! продрогнуть! Какого чёрта я вообще стою с этой кружкой чая?! Чтобы услышать от тебя: «Я лучше поеду к Кате»? Что ж ты сразу к ней не поехала?! — Когда я пришла к тебе, было не так поздно. Я не планировала, что я… Прости, но я же понимаю, что… Я же вижу, как ты на меня смотришь… — Ты не планировала… Боже, кто стоит за штурвалом в твоей голове? Естественно, за отсутствием аргументов она пустила в ход своё баллистическое оружие — слёзы. И к чёрту расчёты — авось попадёт. А что оставалось мне? Упиваться своей неуязвимостью и превосходством? — Так, нужно успокоиться, — развязал я галстук, из-за которого, казалось, уже было больно дышать. — Дай мне минуту на то, чтобы снять этот костюм. Уже кожа горит под ним. Потом мы выпьем по чашке чая и ты спокойно расскажешь, что произошло.36
— Боже, что это? Сделав глоток, Дэниэль скривилась от отвращения. — Добавил коньяка чуть больше нормы. — Чуть больше, это сколько? — закусила она долькой лимона. — Боже, какая дрянь! — Вот, возьми мой, — тогда, придвинув ей свою чашку, взял я бутылку и вновь добавил несколько капель спиртного. — Твои сведённые на переносице брови выражают явное недовольство, но лучшего средства я не знаю. — Одного лимона было бы вполне достаточно, — возразила она, всё же обхватив чашку ладонями, как это делают какие-нибудь горнолыжники для того, чтобы согреться. — Недостаточно. Раз ты до сих пор трясёшься от озноба. Нужно порыться в аптечке, может… — Ты собираешься смешать алкоголь с таблетками? В мгновение сузившиеся глаза сделали её взгляд таким донельзя укоризненным, что я, нервозно взъерошив волосы, застыл у приоткрытой дверцы висевшего над микроволновкой шкафчика, пытаясь осмыслить свои действия. — Благими намерениями вымощена дорога в ад. Слышал такое? — мягко улыбнулась Дэниэль. — Ты права… Интересно, кому принадлежат эти слова про дорогу и ад? — всматриваясь в темноту окна, задумался я над собственным риторически прозвучавшим вопросом. Но размышления были прерваны отражением Дэниэль — она с любопытством рассматривала чёрные татуировки на моих руках. — Похоже, теперь пришла моя очередь звонить другу в поисках спасения от твоего томного взгляда, — засмеялся я. — Прости, я… — тряхнула она головой, словно прогоняя непрошеные мысли. — Просто… наверное, это больно? — No pain — no gain. Слышала такое? — Я этого панически боюсь. — Ещё раз посмотрев на хитросплетённые узоры, Дэниэль скептически поморщилась. — Чего именно? — Иголок, уколов… — Ты же дочь врачей. Дэниэль только пожала плечами и, скинув капюшон со словом «смотри», зачем-то показала мне щёку. Теперь пожал плечами я. Тогда она потянула себя за мочку уха, подкрепив странное действие объяснением: — Нет серёжек. Только от одной мысли, что что-то может меня проколоть, становится страшно. Должно быть, в аду сейчас тоже льёт дождь. И где-то с кружкой какао, усевшись на подоконнике, грустит Сатана. Должно быть, игры с людским сознанием способны поднять ему настроение, раз он вложил эти слова в уста Дэниэль. Уверен, мысль, вызвавшую столь очевидное и резкое изменение моего лица, Дэниэль с лёгкостью прочла. — Расскажешь, как ты умудрилась сломать ключ? — решил я отвлечься и приготовить очередную порцию чая. — Обычно я бываю предусмотрительной, стараюсь предвидеть события на несколько шагов вперёд… — Обычно всё предусмотреть невозможно. В этом я лишний раз убедился сегодня. — Знаю, я сглупила. День на работе выдался напряжённым. Я планировала прийти домой и, как обычно, отправиться на пробежку, но вместо этого свалилась с ног от усталости. Когда проснулась, на часах было начало одиннадцатого. Голова раскалывалась пополам. От вечернего сна больше вреда, чем пользы. Ты же видел, там, на противоположной стороне перекрёстка, есть аптека. Ну что там идти, — повела она рукой, указывая на воображаемое расстояние, — дело пяти минут. Я даже куртку не надела, не говоря о телефоне. Не припомню и раза, когда замок хотя бы заедал… а тут такое. Герр Краус ложится спать очень рано, а в окнах соседей свет не горел. И… — Ну что тут идти-то до меня! — улыбнулся я, вторя движению её руки. — Прости. Кажется, не только сёстры Майера не понимают шутливой интонации. — Всё нормально. Мне приятно оказаться в твоём списке «страховок», — сел я рядом с ней. — Штэф… не надо так… — Называть вещи своими именами? Ничего не ответив, Дэниэль потупила взгляд. — Займёмся твоей дверью утром, идёт? — тогда сказал я, и Дэниэль поперхнулась чаем, посмотрев так, словно я предложил нечто невероятно кошмарное. А затем последовал до неприличия тактичный отказ. — То есть ты пришла ко мне одолжить отвёртку? — переспросил я, расхохотавшись от комичности ситуации. — Думаешь, справилась бы? — Ну, или нож. — За ним ты бы вернулась позже, поняв, что отвёртка мало чем может помочь. Протяжный горестный вздох. И я не смог удержаться от невольного жеста утешения, больше походившего на то, как Инес потрепала Ксавьера по макушке, пытаясь приободрить. — Не расстраивайся, завтра всё починим. — Ты хочешь, чтобы я осталась у тебя до утра? — наконец прозвучал вопрос, давно блуждающий за нашими разговорами. — Я хочу, чтобы и ты называла вещи своими именами. Мне кажется, в это мгновение застыла не только Дэниэль, но и время вокруг нас обрело форму ледяного хрусталя. Прошли секунды, но ответа так и не последовало. Ей-богу, я не понимаю ни её, ни её чёртову логику. — Мы будем спать в разных комнатах, если это единственное, что тебя гложет. Дэниэль продолжала молчать, о чём-то сосредоточенно думая, а я, убрав чашки со стола, остановился у раковины. — Тебя было бы намного проще понять, если бы ты хоть как-то… — Я не хочу ломать тебе жизнь, — чуть слышно произнесла она, а в моей голове щёлкнуло «поздно». То ли моя жизнь давно уже была переломана и нуждалась в гипсе, то ли это вот-вот должно было произойти. — Ломать жизнь? Дэни, ты единственный человек, чья нелогичность вызывает смех и искреннее умиление. Это было довольно смелое и эгоистичное заявление. Хотя что-то подобное ты уже как-то говорила. — Так почему ты… — Потому что ты сейчас сидишь здесь со мной, а не у кого-то другого, — ответил я, предугадав её вопрос. — Назови мне того, кто никогда не ломал жизни другого. Наше рождение ломает жизни родителей. Разве многие из них ставят это детям в упрёк? Подобные страхи бессмысленны. С такими страхами человек может смело претендовать на место богов. У нас у всех хранятся скелеты в шкафу. Знаешь, что я думаю? — подошёл я ближе. — Что спор был с самого начала бессмыслен, потому что мы оба знаем, кто выиграл. Остались только скелеты. Твои скелеты. Думаешь, если они напугали тебя, спасую и я? Молчание. Опять молчание. Очевидно, я попал в цель. — Мне не доставляет никакого удовольствия сносить защищающие тебя кирпичные стены. Все двери открыты, но зачем-то ты карабкаешься вверх. Или это своеобразный способ «плыть по течению»? В таком случае самое время обернуться и увидеть — за спиной-то белый флаг. Тишина. Дэниэль окончательно погрязла в собственных мыслях. Мне кажется, она не услышала ни слова из моих речей. — Дэни? — обратился я к ней. Реакции не последовало. Закусив губу, она продолжала почёсывать запястье со стеклянным взглядом, смотрящим сквозь меня. «Сносить стены» — именно это и осталось. А пока я только бился о них головой. — Хорошо. Давай доверимся течению. Полагаю, услышав эту фразу, подводящую черту под моим монологом, Дэниэль перевела на меня взгляд, а в её глазах сверкнули огоньки надежды, надежды на завершение отчего-то мучительной для неё темы. Как и прежде, все мои вопросы не получили ответов. — Ты уверен, что я могу остаться? — вдруг спросила. — Уверен в чём? Это начинало превращаться в глупое реалити-шоу. — В том… в том что, не будет проблем. Прости, — фыркнула она, — чушь сморозила. — Дэни, — усмехнулся я. — Интересно, в твоей голове та же «проблема номер два»? Пойдём, покажу комнату, в которой ты будешь спать. Не думаю, что здесь можно заблудиться, но всё же, если ночью что-то понадобится, можешь смело меня будить. Заблудиться тут и впрямь было невозможно. Я сделал полную перепланировку сразу, как только купил дом. И теперь протянувшийся от входа длинный коридор упирался в две двери: спальню и ванную. Справа за стеной, увешанной рамками с музыкальными наградами, жили Эберты. Слева были четыре комнаты и три двери: столовая, кухня, гостиная и кабинет. Попасть в кухню можно было только через столовую. — Что это за проблема? — спросила Дэни, проследовав за мной. — Ты невнимательно слушаешь лекции. Проблема перевода. — И как это относится ко мне? — На каком языке ты думаешь? — На французском, — пожала она плечами. — Но говоришь ты сейчас не на нём. Хочется верить, что каждый раз, когда твои мысли не коррелируют со словами, виной тому является плохо работающий переводчик, — достав одеяло с подушкой из ящика дивана, вышел я из комнаты, добавив: — Всё же принесу тебе свитер.37
Простояв под душем, раздумывая над событиями, вновь и вновь прокручивая сегодняшние разговоры, я пришёл к единственно логичному выводу: утро вечера мудренее. Будет правильным поступить так, как гласит пословица. Впрочем, иной альтернативы и нет — нужно дать мозгу передышку. Но ирония опять правила балом — меня остановил гуляющий по коридору синий свет, и вместо своей комнаты я зашёл в гостиную. — Ты не спишь? — спросил я, но Дэни, кажется, не услышала. Из-под вздымающегося небольшим бугорком одеяла торчала тонкая рука. Направив пульт в сторону телевизора, Дэниэль щёлкала с канала на канал. — Хороший фильм, — сел я на ковре перед ней. — Боже! Ты меня напугал! — выронив пульт, прохрипела она. — Хороший фильм, говорю. — Очень актуально, — всхлипнув носом, засмеялась она. — Как ты себя чувствуешь? Температуры нет? — хотел было коснуться её лба, чтобы проверить, но осёкся. — Вроде нет, — застыл её взгляд на моём лице, и между нами повисло неловкое молчание. — Фильм излишне перехвален, — тогда протараторила она. «Титаник» успел налететь на айсберг, а мы всё продолжали спорить, как можно было назвать его сценарий «сухим». — Ты ничего не понимаешь! — яро настаивала на своём Дэниэль. — Я не понимаю? Если бы я не понимал, то не стал бы спорить! Хоть большинство споров именно так и протекают, но… Не суть! — Штэф, нет! Ты постоянно перебиваешь! — Хорошо, объясни ещё раз. — История корабля — драматична, история Джека — трагична, история Джека и Роуз — абсурдна! Не бывает такого, — отчеканив каждый слог, произнесла она. — Ты не веришь в любовь? — Разве это любовь? — пренебрежительно фыркнув, кивнула она в сторону экрана. — Роуз влюблена в сказочную идею, а не в Джека. Ведь минуту назад она заверяла его в том, что ради него готова бросить всё, и, как только корабль причалит, она сойдёт вместе с ним. А что сейчас — преспокойно выслушивает беспочвенные обвинения в его адрес. — Как это беспочвенные? Бриллиант нашёлся в его кармане, пиджак ему не принадлежит. — Но она-то в курсе, что это клевета! — Но режиссёр неспроста этого не показал. — Тебя не переубедить, — сдалась Дэни. — Так вот что ты пыталась сделать, — засмеялся я, и, вспомнив строки известной песни, победоносно пропел: «Love's the funeral of hearts». — Вот именно, — прозвучала колкая ремарка. — Сердец. Множественное число. Заснуть под звёздами Атлантики было предпочтительней и менее болезненно, нежели потом влачить жалкое существование, до конца своих дней просыпаясь с мыслью: «Мне не хватило смелости». Дальше я спорить не стал, не стал говорить о данном Роуз обещании. Обещании выжить. Продолжение фильма мы смотрели, не проронив ни слова. А во мне возникло стойкое ощущение, что это я остался одураченным. И не только сейчас. Вместо передышки я лишь подбросил мозгу угля, раскочегарив его сильнее. В голове было столько вопросов, что я уже и не помнил, о чём спрашивал изначально. Возможно, опыт неудачных отношений наложил на Дэниэль отпечаток. Тогда это объясняло бы её странное отношение ко мне. На экране появились титры, а на моей шее — влажный след от ставшего горячим дыхания Дэни. Несколько капель пота, выступивших на её лбу, свидетельствовали о том, что возможная температура спала. — Дэни, проснись, у тебя жар. Нужно снять свитер, — прошептал я и, пробурчав что-то невнятное, она вытянула руки над головой. Ну нет, так жар будет у меня. — Давай сама. — Наконец удалось её разбудить. Ксавьер прав. Я занимаюсь тантрическим мазохизмом.