62
понедельник, 23 февраля
Однако утром времени на разговоры не было — мы ушли в больницу, едва проснувшись. Когда же вернулись, мама только спросила, уехать ей или остаться. Эли чувствовала себя виноватой за то, что пригласила её, и если бы я попросил мать уехать, то лишь подлил бы масла в огонь к этому чувству вины. — Оставайся, — ответил я. — Тебя никто не гонит. Ты же знаешь, мы оба благодарны тебе за помощь. В десять часов приехал Ксавьер. Мы планировали вместе поработать, но он, ничего толком не объяснив, сказал, что хочет прокатиться до центра и что-то там показать. — Я ещё вчера обещал Эли уговорить тебя, — заговорщицки произнёс он. — Ещё вчера? — посмотрел я на неё. Они оба улыбнулись, и Эли сложила ладони в молитвенном жесте: — Я надену маску. Анализ на химеризм показал всё тот же высокий процент нашей идентичности. Цифры не понизились, а значит, отторжения не было. Магний наконец пополз вверх. Основные показатели крови тоже продолжали улучшаться, что свидетельствовало о медленном восстановлении организма. Я не думал, что пунктом нашего назначения станет многолюдное место, где запросто подцепить заразу, поэтому согласился. День был тёплым, хоть и пасмурным. Нестерпимо хотелось солнца и весны, но снег упрямо не таял: лежал вдоль обочин грязной слякотью. Я полагал, Ксавьер покажет нам какое-нибудь новое архитектурное творение, но он повернул на Курфюрстендамм и остановился напротив магазина Rebel United. — Ого! — вскрикнула Эли, прильнув к окну. На главном баннере витрины красовались наши с Ксавьером физиономии. Очевидно, в тот момент, когда Ксавьер пытался, скорее, придушить меня, нежели обнять, фотограф и заснял нас. На фотографии мы выглядели так, словно боролись и смеялись. На деле же тогда я едва сдерживал слёзы, стараясь не разрыдаться от самоотвращения. — Я дал добро, — обернувшись, сказал Ксавьер. — А со мной согласовать никто не хотел? — А ты был бы против? — улыбнулся он. — Зайдём? Домой мы вернулись с «сувенирными» футболками и фотографией, где мы втроём стоим напротив витрины с баннером. Эли показала фото моей маме, на что та бросила: «Это несерьёзно. Разве это работа?» «Не надо», — бессловесно кивнул я Эли, когда она уже явно собралась что-то ответить. В конце недели мать вернётся в Мюнхен вместе с братом, и я хотел расстаться с ней на доброй ноте. — Тоби сегодня заедет? — как бы между прочим спросил я её, пока мы обедали. — Он заболел, — ответила она. — О как! — хмыкнул Ксавьер, отражая и мои эмоции.63
В три часа Эли закончила тренировку со спортивным врачом. А мы с Ксавьером — работу над музыкой. Он предложил начать с intro и outro — с главной открывающей и заключительной мысли — чтобы в процессе обсуждения лучше понять концепцию альбома. И это действительно помогло. Мы накидали идей для аранжировки: с какими музыкальными инструментами поэкспериментировать, в каких песнях — на что и как — расставить акценты. С музыкой особых проблем не было, но названия «лунной песни» и альбома оставались моей головной болью. Большая часть текстов была написана, хоть и нуждалась в доработке, а вот для куплетов самой тяжёлой песни альбома мне никак не удавалось подобрать точные слова и свежие рифмы. На песню меня вдохновил сон о маяке и русалке. Я отчётливо помнил свои ощущения, когда проснулся: словно мне вырвали сердце. И если музыкой я добился нужного эффекта, остальные слова не желали приходить. Припев и оперная часть родились внезапно и сразу такими, как я хотел, но куплеты… — А ещё нужна обложка, — сказал Ксавьер и улыбнулся. Мы стояли на перекрёстке близ церкви Святого Николая, направляясь на встречу с фрау Леман — ждали, когда загорится зелёный свет, и продолжали обсуждать возможные варианты названия альбома. Одни песни переплетались с фэнтезийными элементами — мифами севера, сказками и даже «Солярисом» Лема — и были чистыми аллегориями. Другие касались космоса, разума, любви, жизни и смерти. И ни в одной песне не было ни христианства, ни негативных эмоций, которые раньше я выливал через творчество. — Может, луну? — пожал я плечами. — Куда? На обложку? — Ксавьер скривился. — Я тебе что говорил? Никакого Бетховена. — Море? — Ме-е, — кисло протянул он. — Маяк? Раз уж он в оперной песне. Ксавьер хмыкнул и сказал: «Надо подумать». — И назовём так же, — снова пожал я плечами, а Ксавьер снова хмыкнул. — Знаешь, — посмотрел он и на миг замолчал, — что-то мне не нравится эта оперная вставка. Не пойму, что с ней не так, — вдруг озвучил мысль, которую я и сам только что понял, пока прокручивал в голове текст оперной части, ища в нём идеи для названия. Я хотел сделать из песни эпическую балладу, подобную истории о Беовульфе, но это «оперное соло» не вызывало ассоциаций ни с северным морем, ни со штормами, о которых я пел. Понимание, что именно не так, пришло в тот момент, когда мой взгляд зацепился за два рога, торчащих из-за красных крыш зданий. «Рога» были башнями церкви Святого Николая, а церковь — музеем и концертным холлом. — Григорианское пение. Хоралы, — сказал я, и Ксавьер вопросительно изогнул бровь. — На бридже слова не нужны. Только звуки и… многоголосие. — И первый концерт устроим сразу же здесь, — рассмеялся он и кивнул на рога церкви. — Фрау Рихтер придётся по душе. Но идея интересная, нужно пробовать. А вот название… — Да, тоже чувствую… Что-то не то. — Длина, — отрезал Ксавьер. — У тебя какие-то комплексы? И почему-то только после того, как он саркастически промычал, я прочувствовал этот визуально-графический дискомфорт, представив на обложке оба слова: Remnant и Lighthouse. — Нужно или короче, или длиннее, — скорее самому себе сказал я, и Ксавьер кивнул. — С элементом оригинальности. Если уж музыке выставил такие требования, то доводи и остальное до ума. Сегодняшняя встреча с фрау Леман стала последней. И, пожалуй, самой душевной. У меня больше не было времени на занятия — с завтрашнего дня мы начинали готовиться к приезду музыкантов. Поэтому с фрау Леман я договорился увидеться, когда приступлю к записи альбома.64
Пока мы с Ксавьером выбирали, где поужинать, позвонил брат — сказал, что и сегодня у него не получится к нам заехать. — Да, уже наслышан о твоей болезни. Надеюсь, не заразная, — усмехнулся я. — Ты не дома? — спросил он. — С Ксавьером. Едем перекусить. — Вы в центре? Я подскочу. Разговор есть. Мы доедали десерт, когда Тоби наконец появился. Ввалился в кресло напротив и, протяжно выдохнув, расплылся в виноватой улыбке. — Стильно, — кивнув на его свитер с воротником до подбородка, пожал я брату руку. — Вынужденно, — выдохнул он. — Ты ведь про болезнь не всерьёз? — уточнил я, не понимания, что стоит за этим «вынужденно». Тоби оттянул воротник и показал шею, покрытую фиолетовыми засосами. — Аллергия? — засмеялся Ксавьер. Тоби мотнул головой и стал рассказывать про свою новую темпераментную пассию, которая не захотела отпускать его к жене, потому и разукрасила ему шею. — Завтра летим в Испанию на неделю. Надеюсь, за это время сойдут, — сказал он и, подозвав официанта, заказал водки. — Ты об этом хотел поговорить? — спросил я его. Тоби снова протяжно выдохнул и замотал головой: — Она беременна. Третий месяц. Ксавьер присвистнул, а я просто смотрел на брата, теряясь в словах и путаясь в эмоциях. Его отношения с Моникой не всегда были гладкими, но в последние годы стали лучше. Прошлой весной, когда Тоби рассказал о своей измене, я был удивлён не самим фактом измены, а тем, что ошибался на его счёт. Полагал, Тоби переосмыслил приоритеты. Оказалось, что тогда, что сейчас я понятия не имел, что для него значила его семья. — Ты хочешь уйти от Моники? — спросил я, как только вернулась способность говорить. — Нет, — ответил он и залпом осушил стопку. А дальше посыпались вопросы: «Что мне делать? Как уговорить на аборт?» Я не знал, что ему сказать, не представлял, что он вообще хотел услышать. — Штэф? — посмотрел он. — Что думаешь? — Что ты сам виноват, — вырвалось у меня. — Да пошёл ты! — Подскочив с места, Тоби направился к выходу. Вот и поговорили. — Забей. — Ксавьер похлопал меня по плечу. — Кто-то ему должен был это сказать. Хочешь, заедем ко мне? Выпустишь пар. Мяч покидаем. Я отказался. Боялся, что мать за время моего отсутствия снова могла напиться. Однако, когда приехал домой, застал всех в гостиной за просмотром кино.65
вторник, 24 февраля
Ксавьер позвонил ни свет ни заря, сказал, нужно поехать посмотреть помещение под репбазу, что он нашёл рядом с Шарите. Обветшалая двухэтажка из белого кирпича, в которой два офиса сдавались в аренду, находилась в пяти минутах от дома — на противоположном берегу канала, в гуще промышленных зданий, сервисных центров, оптовых баз и складских помещений. Вход внутрь был сбоку — по крутой каменной лестнице, ведущей сразу на второй этаж — в крошечную «прихожую» с двумя дверьми: пластиковой — напротив входной и стальной — справа. За грязно-белой пластиковой, по словам сторожа, находился «мусор», а за стальной — узкий тёмный коридор ещё с тремя дверьми: туалетом и комнатами под нашу музыкальную базу. — В первой сделаем зону отдыха, во второй — репетиционную. Ты всё записал, что нужно привезти? — спросил Ксавьер, когда мы уже сели в машину. — Вроде. — Раскрыв блокнот, я зачитал ему список оборудования. — Обогреватели ещё, — добавил он. — Там стены под четыре метра, радиаторы не прогреют. — Всё равно что-то забудем. Хорошо хоть магазины стройматериалов рядом. Спешим так, словно… — Разве спешим? — усмехнулся он. Наверное, потому что время для меня остановилось ещё в декабре, любое движение сейчас ощущалось острее. Я не мог вернуться к привычному ритму жизни, чувствовал себя застывшим во времени и застрявшим в этой бесконечной зиме. Ещё и брат не выходил из головы. В полдень мы с Тони выехали из Берлина и через пять часов добрались до родного города, в отличие от столицы совершенно не заснеженного, но туманного. Крис и Михаэль за это время привезли звукоизоляционные панели, подготовили оборудование и вызвали службу перевозки. Мне оставалось проверить, всё ли на месте, взять обогреватели, собрать мебель и необходимую мелочь: ковры, принтер, электрочайник… — Ты когда домой? — Крис кивнул Тони, пока мы помогали погрузить всё в фургон. — До первого марта обучение, потом, — посмотрел он на меня, — останусь помогать. Вчера нашёл базу. Ещё дел Ксавьер накинул на две недели вперёд. — А жить где? У Майера, что ли? — Ну да, — улыбнулся Тони. — А у вас какие планы? Тоже сайд-проекты? — спросил я обоих, и Крис с Михаэлем закивали. — С Густавом виделись? — Нет, — ответил Михаэль. — Он там своим клубом всецело занят. — Фанаты довольно спокойно восприняли его уход, — сказал я. — Да, — согласился Крис, погрузив последнюю коробку с вещами. — Рано или поздно это должно было произойти. Не он, так кто-то другой. — Кто? — посмотрел я на него, не понимая, меня ли он имел в виду. Но он ответил: «Я». — Летом еду в Мексику. А потом хочу сосредоточиться на компьютерных играх. Получил несколько предложений. Музыка, озвучка… Что-то устал я от тур-автобусов и сцены. А ты? — взглянул он на меня. А я чувствовал, что за три месяца без каких-либо выступлений соскучился по сцене так, что у самого кожа зудела. Мне катастрофически не хватало живой музыки. Дома, когда я проводил часы за работой в студии или заходил послушать репетирующие группы, это не так остро ощущалось. В полночь мы вернулись в Берлин. Помогли службе перевозки выгрузить и поднять вещи. Потом я вызвал Тони такси, а сам, едва не заснув за рулём, кое-как добрался до дома.66
среда, 25 февраля
В среду Ксавьер, я и ещё трое парней с лейбла, вызвавшихся помочь, с шести утра занимались базой: обустроили комнату отдыха и частично поклеили звукоизоляционные панели в репетиционной. В полдень меня сменил Тони, а я поехал домой перекусить. В кухне и гостиной никого не было, хотя Эли с Жюльет давно должны были вернуться из больницы. Я помыл руки, обработал антисептиком и уже собрался подняться в спальню, когда краем глаза заметил маму, собирающую в своей спальне чемодан. — Что ты делаешь? — не придумав лучшего вопроса, спросил я её. — Оставляю тебя с твоими сатанистами, — кинула она, продолжая складывать вещи. Я не стал спрашивать, пила ли она, попросил дыхнуть, но в ответ получил пощёчину. — Ты специально добавляешь проблем? — Проблемы ты сам себе создаёшь. Сатанист! Что ты, что твоя Эли! Вот вас Бог и покарал! Мне стоило титанических усилий, чтобы совладать с эмоциями и не опуститься до рукоприкладства. Стал искать бутылку из-под алкоголя, надеясь, что и в этот раз в матери говорил он, но ничего не нашёл. Закрытая бутылка вина по-прежнему была в кухне, больше — ничего. — Штэф… — Изрядно напугав, Эли коснулась моего плеча, пока я рылся по нижним полкам кухонного шкафа. — Ты дома? — взглянул я на неё. — А Жюльет? — В магазине. — Что произошло? Эли пожала плечами, и на её глазах заблестели слёзы: — Мы поругались. — Такси вызови! — прокричала мать из спальни, и внутри меня что-то взорвалось. Я орал на неё так, что мне уже самому требовалась помощь санитаров. Но мать хотя бы замолкла. Я запер её в спальне, сказав, что выпущу, как только сам соберусь в аэропорт. Боялся, что не услежу за ней и она выскочит из дома и вместо аэропорта ломанётся в ближайшую пивную. А потом мне придётся искать её по всему Берлину. Тоби улетел развлекаться в Испанию, Монике с малышом и без того проблем хватает, скидывать на неё ещё мать… Единственным выходом я видел рехаб. Я позвонил брату, хотел спросить адрес центра, в который он в прошлый раз помещал её, но только произнёс: «С матерью проблемы», как Тоби ответил: «Ну вот и занимайся. Она и твоя мать», и отключился. Пришлось звонить Монике, объяснять ситуацию. — Я прилечу в Мюнхен вместе с ней и сам отвезу в центр реабилитации. До Тоби не удалось дозвониться. Ты помнишь адрес центра? — Тоби в командировке, — ответила она, и я почувствовал себя такой же скотиной, как брат, за то, что нагло лгал ей. — Ты не уговоришь её. Тебя она не послушает. Пока не изменишь свой образ жизни, люди не будут воспринимать тебя всерьёз. — Я не понял, что именно Моника имела в виду и почему так сказала. — Я общалась с Сарой вчера, — пояснила она, прежде чем я что-либо спросил. — Говорит, ты занят музыкой. Пропадаешь где-то целыми днями. Пошёл по стопам брата? У вас это, видимо, в крови — оставлять жён, когда вы нужны им больше всего. Сам довёл мать. Неудивительно, что у неё сдали нервы. «Это в ней говорят гормоны. Это всё гормоны», — зацикленно повторял я в мыслях, уже жалея о звонке. Нужно было найти реабилитационный центр в Берлине, а не трогать Монику. — Ладно… — Моника шумно выдохнула. — Я всё устрою. Не нужно прилетать. Говорят, сейчас новая вспышка гриппа, ещё подцепишь, пока будешь шляться по аэропортам. Оставайся с женой. Я сама сейчас поговорю с Сарой. Напиши потом время прилёта. Её встретят. Я обыскал весь дом, но так и не нашёл бутылок из-под спиртного. От матери алкоголем не пахло, но иной раз ей и бокала хватало, чтобы развязать язык. Благо Жюльет не стала свидетельницей этого скандала. Когда она вернулась, Моника успела убедить мать в необходимости реабилитации. Честно говоря, я не верил, что мать её послушает, поэтому тоже попытался до неё достучаться. Сказал, что если она вернётся в Мюнхен и попойки продолжатся и там, это отразится на Монике, и, как следствие, на малыше — её внуке. Если она срывалась, не всегда могла остановиться самостоятельно. Иногда она это даже понимала и признавала. Вечером я отвёз её в аэропорт. А следующим днём она написала, что уже в рехабе. Просила прощения. Весь четверг — с утра до поздней ночи — я занимался репбазой вместе с парнями с лейбла. В пятницу мы подключили оборудование и докупили мелочи, о которых забыли: антисептики, маски, очистители воздуха и ароматизаторы, чтобы перебить запах клея и прочих строительных химикатов.67
суббота, 28 февраля
С самого утра моросил дождь, по улице клубился густой туман. Эли лежала на кровати — ломая голову над логотипом и названием альбома, исписывала лист за листом словом «Remnant»: разными цветами и шрифтами. А я стоял перед шкафом и перебирал футболки. Наверное, впервые в жизни, собираясь на обычную встречу, не знал, ни что надеть, ни почему выбор одежды меня вообще волновал. — Нет идей? — спросил я, когда Эли отбросила очередной исписанный лист. — А у тебя? — улыбнулась она и кивнула на вешалки. — Нужно было привезти из дома весенних вещей. — Чем твои весенние футболки отличаются от зимних? — Дома есть не только чёрные, — усмехнулся я и пожал плечами. — Нужно было пригласить музыкантов к нам, не так бы нервничал, — подойдя из-за спины, обняла она. Всю дорогу до Шёнеберга я пытался унять волнение. Даже не ожидал, что буду настолько переживать. В голове крутились десятки вопросов, которые я почему-то не задал Ксавьеру раньше. Мы обсудили с ним контракты музыкантов, их обязательства перед лейблом, сумму гонорара, сроки работы… но я не додумался спросить, подписали ли они какой-нибудь документ, запрещающий им разглашать что бы то ни было обо мне и моей личной жизни. Я боялся, что в прессу и соцсети просочится информация о моих истинных причинах нахождения в Берлине. Боялся статей с гипертрофированной драмой в заголовках: «Истинная причина ухода группы в отпуск: рак…», «Смертельно больная жена лидера группы…», «Умирающая жена…» — Ты всерьёз думаешь, я мог упустить это из виду? — спросил Ксавьер, когда я не выдержал и позвонил ему. — Понимаю, ты и без того на взводе, но… Всё под контролем. Они все подписали соглашение о неразглашении. Там длинный список, включающий в себя ещё и запрет на разглашение любой информации, дискредитирующей Sony. — Ну раз и Sony в списке… — усмехнулся я. — А ты, собственно, где? Я на месте, — сказал он, и в тот же момент я заметил его чёрный Audi, повернувший на парковку у нужного дома.68
Квартира парней располагалась на втором этаже шестиэтажки на Хаупштрассе. В окружении типично берлинских светлых строений этот тёмно-коричневый дом выглядел до безобразия современно. — Ты с ними уже встречался? — спросил я Ксавьера, пока мы поднимались по лестнице. — Да, утром. Помогал заселиться, — ответил он и нажал на звонок, а из меня вырвался какой-то судорожный выдох. Я старался подавить волнение, но ничего не выходило. Внутри послышались шаги и голоса. Щёлкнул замок, и дверь открылась. Парни — все пятеро — стояли в прихожей. — Микко, — первым протянул мне руку гитарист. — Теон. Можно просто Тео. Я пожал руку второму финну. Оба выглядели в точности, как на видео: длинные светлые волосы, голубые, почти бесцветные глаза, пирсинг в ушах. У Тео ещё на крыле носа и губе по металлическому кольцу. — Вы точно не братья? — в шутку спросил я, отметив схожесть в чертах лиц обоих. — Нет. Но мы оба из Тампере, — улыбнулся Микко. — Андрей, — на чистом русском произнёс клавишник, а затем добавил по-английски: — Но, если сложно, можно Энди. — Джованни, — чеканя слоги, с присущей итальянцам экспрессией пропел гласные барабанщик-Иисус. Впрочем, сегодня его волосы были собраны в пучок, оттого я и не сразу узнал его. — Можно Джо, — улыбнулся он, и мы пожали руки. — Дэниел, — последним протянул руку басист. — Можно Дэн. — Хорошая квартира, — не зная, чем заполнить вдруг возникшую неловкую паузу, тогда сказал я, рассматривая необычный дизайн прихожей: четыре чёрные колоны, одна стена тёмно-зелёная, другая тёмно-синяя со светодиодной лентой, опоясывающей нишу с постером — репродукцией «Тайной вечери», — только вместо Иисуса в центре стола сидела Мэрлин Монро, а двенадцать апостолов — культовые актёры и певцы прошлых лет: Брандо, Чаплин, Элвис… У плаката — высокий столик из белого дерева и два барных стула. Напротив входной двери — шершавая стена из бежевого камня, на стене — зеркало в позолоченной раме, в углу — красный холодильник в стиле 60-х. Между прихожей и кухней — длинная деревянная столешница с врезанной в неё плитой и раковиной. — Лейбл нашёл вам хорошее пристанище. — Лейбл? — усмехнулся Ксавьер, сбросив куртку. — Нет, это они сами. У нас уже бюджет не позволял. Я нашёл им небольшую двушку на окраине… Но… — скривился он, так и не договорив. — Там даже гитары негде было поставить, — засмеялся Микко.69
Когда мы расположились в просторной гостиной, оказалось, парни нервничали ещё больше меня. Все то и дело неуклюже шутили, а разговор крутился вокруг промозглого берлинского февраля. — Угощайтесь. Всё домашнее. Nonna-made, — закончив расставлять тарелки со сладостями, улыбнулся Джо. — У нас и выпить есть что. Покрепче кофе. — Микко кивнул на пол, где у широкого окна стояли бутылки с алкоголем. — Но вы за рулём, поэтому… при следующей встрече? — Я не пью, — тут же сказал Дэн. — Я тоже, — улыбнулся Андрей. — Басист и русский и не пьют? Ты где их откопал? — засмеялся Микко и вопросительно посмотрел на Ксавьера. — Действительно. Какие-то difettate, — хохотнул Джо и сел рядом со мной, а я только сейчас почувствовал, как сильно от него разит парфюмом. — Вы простите, что у нас только десерт и кофе с чаем, — сказал он. — Мы купили кружки, ложки, тарелки, а про ножи забыли. Я привёз салями, а её порезать нечем. — Ну, может, оно и к лучшему, — проскрипел смехом Ксавьер. — Первая встреча. Обойдёмся без ножей. Да и времени у нас в обрез. Я через три часа уезжаю до вторника в Мюнхен, поэтому давайте сразу к делу, — раскрыв блокнот, зашуршал он страницами. — План работы я составил. Времени на отдых будет мало. Вложения в проект большие. Завтра утром за вами заедет Тони, покажет репбазу, даст ключи. Сегодня обустраивайтесь, а завтра соберитесь, сыграйтесь, настройте всё под себя. Если чего-то из оборудования не будет — сообщите Тони. Над альбомом начнём работать со вторника. Я хочу присутствовать на первой репетиции… Я быстро говорю? — оторвался он от своих записей и посмотрел на парней: все, точно застывшие статуи, неподвижно сидели, глядя на него. — Может, нам записывать? — спросил Тео. — Не надо. Я выслал вам расписание на почту. Сейчас просто озвучу. Пока расписаны две недели… Вы пейте, пейте. А я буду говорить, — сделал и он глоток и продолжил: — Из масштабного: уже в марте нужно выпустить первый сингл. Работу над альбомом не подгоняю, но сингл нужен сейчас. Я договорюсь с радиостанциями, запустим. Совсем без музыки нельзя. Следом — журналы. Тони за выходные найдёт вам оператора… Будет снимать ваши репетиции. Какие-то отрывки, чтобы был контент. Соцсети и сайт запускаем на неделе. Пока без логотипа, но было бы неплохо, если бы он был. — Ксавьер посмотрел на меня и снова сделал глоток. — Сегодня-завтра мне пришлют шрифты для названия группы. Я скину, выберешь, но… Штэф, это временное. Будут идеи лучше — заменим. Сейчас главное — предпромоушен. Детали потом. И было бы неплохо запустить мерч, пока твоё имя, — указал он на меня двумя пальцами, — продаётся. Фотографы, стилисты, одежда для съёмок — это найдём бесплатно. Фотосессию, скорее всего, устроим на следующей неделе. Нужны фото для сайта. Думаю, через Rebel United и провернём. Я поговорю с Арне. Ему — реклама, нам — спонсор. Всем хорошо. С имиджмейкером я пока не определился. В ближайшие дни решу вопрос. И тогда с вами проведут инструктаж. Вроде по основному пока всё, — выдохнул он. — По поводу чего инструктаж? — кивнул ему Дэн. — Хотя бы как выглядеть на репетициях для видео, — ответил Ксавьер и засунул печенье в рот. — Наверное, вы не ожидали, что всё будет так, — обратился я к парням. — Признаться, я и сам не того хотел, когда просил Ксавьера найти музыкантов. И был в лёгком шоке после озвученных им планов. — Вас позвали на запись, а тут… В любом случае спасибо, что приехали, да и вообще заинтересовались предложением. — Кто бы в здравом уме отказался? — хмыкнул Джо. — Когда сам глава немецкого Sony предлагает работу, выступая в роли продюсера… — А я-то глупо надеялся, что дело во мне, — в шутку сказал я и похлопал Ксавьера по плечу: — Как-то упустил момент твоего звёздного часа. — Я сам его упустил. Всё в лучших традициях рок-н-ролла: в один день проснулся знаменитым, — засмеялся он. — Штэф, можно личный вопрос? — спросил Микко, и я кивнул. — Почему мы? Почему не со своими парнями решил писаться? — Ты не говорил? — посмотрел я на Ксавьера, и он отрицательно промычал, жуя печенье. — Я не планировал этот проект. Группа взяла паузу, поэтому парни занялись своими сайд-проектами. Да и… в общем-то я хотел написать именно что-то своё. Думал занять себя музыкой, пока мы в Берлине… Моя супруга… — Ксавьер говорил, она здесь на лечении, — скорее вопросительно произнёс Микко. — У неё лейкемия, — сказал я, как есть, и, не давая никому возможности вставить сочувствующее слово, тут же добавил, что сейчас у неё всё хорошо и она идёт на поправку. — С группой мы это решили ещё в ноябре — докатываем тур и брейк на год. Но в декабре у меня полились идеи новых песен. Проблема ещё в том, что с парнями у нас не получилось бы сработаться. Это соло-альбом, а мы привыкли работать на равных. Поэтому сейчас… — Нужны музыканты, которые сделают то, что им скажут, и так, как им скажут, — закончил мою мысль Ксавьер. — Но, собственно, я готов выслушать и ваши идеи и замечания, если они будут… — Подожди. Он, — Микко кивнул на Ксавьера, — говорил, мы нужны не только для записи, но и для будущих живых выступлений. Так как же брейк? Хотя я выпил лишь чашку кофе, мне казалось, это был алкоголь. Голова шла кругом, и, наверное, я понимал ещё меньше парней, что происходит и почему Ксавьер умолчал о половине озвученных им планов. У меня не было ответа на вопрос Микко. А если бы я сказал: «Не знаю», Ксавьер бы парировал тоном задолбавшегося друга и продюсера: «Не начинай», поэтому я просто дёрнул плечом. Парни продолжали молча сверлить взглядами, но меня словно лопатой огрело. Как будто мозг, отключившийся после встречи с Рэем, вдруг включился сейчас и я осознал, каких наломал дров. — Пока без брейка, — сказал Ксавьер. — Раз время позволяет, нужно писаться. А лайвы — это потом. Не знаю, может, дело было в самом Ксавьере? Став исполнительным директором Sony, он отдалился от живой музыки и на собственную продюсерскую деятельность у него не осталось времени. Возможно, оттого он так загорелся проектом. Он рассуждал о записи, о выступлениях, а я сидел, слушал и ощущал, как задыхаюсь. Единственный ответ, который у меня был на все вопросы: «Я не знаю». Ни зачем, ни почему, ни для чего мы это делаем так быстро и с таким размахом.70
Я боялся вконец испортить первую встречу, потому и вызвался отвезти Ксавьера в аэропорт, хоть парни и предложили посидеть с ними. Сил притворяться, что всё отлично, не было. И я не понимал, в чём проблема: мы всё согласовали, всё обсудили, всё решили, но всё внутри меня кричало, что я совершаю ошибку. Может, мама с Моникой были правы? Мы сидели в машине на парковке аэропорта. Ксавьер говорил по телефону с Тони, а я смотрел на дворники, смахивающие со стекла непрерывно льющиеся потоки мутной воды, и думал, что, если с этим дождём не придёт весна, я сойду с ума в этой беспросветной зиме. — Ну, вроде всё, — закончив инструктаж, сколько раз в сутки выводить Гаса, Ксавьер повесил трубку. — Ты поэтому оставил Тони у себя? — Я бы взял Гаса с собой, — улыбнулся Ксавьер, — но тогда бы ему пришлось сидеть в номере. Ты, кстати, не хочешь к нему заехать? К Тони. У него закончился тренинг. Сегодня был последний день. Он бы тебе показал, над чем работает. Ну… по группе. — Удивительно, что ты вообще доверил ему ведение проекта, учитывая вложения. — Думаешь, не справится? В Тони я не сомневался. За последний год он сильно изменился, стал едва не копией самого Ксавьера. — Просто не ожидал от тебя, — сказал, как думал. Ксавьер опять улыбнулся и ответил в своём стиле: «Просто так дешевле». А потом задал вопрос, который я всё же надеялся не услышать: «Что не так?» — Ты о чём? — пожал я плечами, однако прекрасно понимая, что вопрос касался парней и нашего знакомства. — Они тебе не понравились? Считаешь, не сойдётесь? — Напротив. — Тогда я тебя не понимаю. — Я сам себя не понимаю. — Штэф, — сделался его взгляд донельзя пронзительным, — ну мне-то не лги. В чём проблема? — Считаю это возможной ошибкой. Позвать их было ошибкой. Ты делаешь из нас какой-то коммерческий проект. А когда начнётся запись, выставишь песням требование — быть «форматными»? Я смог бы сам со временем записать всё. В крайнем случае на запись позвал бы парней или знакомых. Знаю, сам просил тебя найти кого-то. Это… это всё было на эмоциях. Ты же видел. Зачем согласился? — Иначе ты сгоришь. — Я могу сгореть? — Я даже невольно усмехнулся. — Да ты уже горишь. Ты потерял мюзикл. Нужна была замена. Мне кажется, только благодаря этой потере ты и поднял свою музыку на новый уровень. Взбесился и выдал своё лучшее соло. Потерять и его — вот это будет ошибкой. — Я боюсь… — Я в курсе, — отрезал он, не дав договорить. — И парни тоже в курсе. Мы будем стараться всё делать быстро из-за тебя, а не потому что я или лейбл давит. Пока у тебя есть время — давайте работать, возникнут сложности — тебя все поймут. Никакой коммерции. Никакого формата. У тебя полная свобода действий. Я семь лет шёл к этой должности. И сейчас могу помочь тебе так, как никто и никогда. И ты знаешь, что без тебя меня сейчас здесь бы не было. Это ты меня в своё время привёл на ваш лейбл, познакомил с нужными людьми… — Ты и без меня добился бы всего. — Возможно. Но с тобой вышло быстрее. Даже если проект провалится, я не стану тебя упрекать. Мы попробовали. Я… из-за всего, что сейчас с тобой происходит, я больше боюсь не провала. Не хочу, чтобы ты выгорел, как музыкант. — На миг он замолчал и ободряюще похлопал меня по плечу: — Думаю, тебе нужно поговорить с Эли. — А что она может сказать, кроме как: «Конечно, ты должен работать, а не сидеть со мной»? — Ну, ты всё равно поговори, и… знаешь, возьми паузу. Проведи выходные дома, а парни пусть сами там пока сыграются. Во вторник я вернусь, и мы вместе всё обсудим: как работать, что точно возьмём первым синглом. Хотя выбор очевиден — твоя «лунная соната». Только название смени, — раскрыв свой рюкзак, принялся он рыться в поисках чего-то. — А ты вообще зачем в Мюнхен-то? — Я? Э-э… — замялся он, — у Селин Дион тур. В Германии она играет в середине июня. Нужно собрать команду и получить аккредитацию. — Разве зарубежными исполнителями занимается не мюнхенский офис? Или они на тебя и это повесили? Да и вообще — какая команда? Она не со своими? — Смеёшься, что ли? — оторвавшись от рюкзака, взглянул он на меня. — Со своими, конечно. Хочу наших ребят отправить понаблюдать, поучиться. А это только через Мюнхен можно. — И Тони тоже? — Нет. Тут нашим бы места выбить. Достать вам с Эли билеты? Она же, как и Селин, из Канады, ей наверняка понравится. — Эли из Франции. — Ну-у… — протянул он и рассмеялся: — Ты меня понял. Ладно, я пошёл, — достав из рюкзака документы и билет, засунул он их во внутренний карман куртки. Ещё какое-то время простояв на парковке, раздумывая, куда поехать: домой или всё же заскочить к Тони, я выбрал Тони. Хотел поздравить его с окончанием курсов и обсудить работу, раз время позволяло. Я планировал пробыть у него час-другой, но мы заговорились допоздна. Тони без конца рассказывал о том, что уже подготовил, показывал шаблоны сообществ в соцсетях, говорил, чем будет их наполнять, с кем общался по поводу рекламы. Показывал списки графических дизайнеров, видеомонтажёров, фотографов, переводчиков и прочих фрилансеров, готовых работать с нами бесплатно. — Ты сам всех нашёл? — Да, — в его голосе послышались нотки гордости. — Их даже уговаривать не пришлось. Они хотят с тобой поработать, сделать себе портфолио. И они реально крутые, просто никому неизвестные. — Ксавьер должно быть в восторге, — усмехнулся я. — Ну, ладно. Давай до вторника. Надо ехать.