Мгла

17:28 Чжэнси отводит взгляд от часов, на которые сегодня смотрит слишком часто. Потому что этот, да и предыдущие дни тянутся как жвачка на палящем солнце, прилипшая к подошве. Потому что без беспрерывного перманентно скрывающегося на речитатив голоса Цзяня, который иногда даже в Чжэнси вызывал натуральное несварение и хренов нервный тик, пиздец как непривычно. Несварение пропало, нервный тик тоже, а вместе с ними и сам Цзянь хер знает куда запропастился. В первый день Чжэнси откровенно наслаждался небывалой свободой и чудо господне — слышал собственные мысли, не сбиваемые забористым пиздежом. На седьмой день мысли стали тяжелеть, оседать неприятным осадком в черепушке вплоть до пульсирующей головной боли. Блистер с аспирином, к которому он полгода не притрагивался почти опустел всего-то за неделю. Вы побили новый рекорд, хотите сыграть ещё раз? Чжэнси щёлкает пультом, бездумно переключая каналы, в общем чате их одноклассников, куда Сяо Хой ответственно добавила его, щёлкают сообщения в основном от девчонок, к которым недавно присоединился и Цуньтоу. Он выпускает пульт из рук с яростным желанием удалить этот чат, иначе телефон просто разорвет от количества ненужных сообщений начиная от «гляньте, какая у меня собака!» и заканчивая «кто как, а я сегодня в дрова». Кто как, а Чжань сегодня не в настроении, потому что он опять тычет пальцем в чат с Цзянем, который стал на полтонны сообщений в день легче. Ему уже действительно кажется, что того взяли в плен, ведь скупые ответы «да», «нет», «все ок» это нихуя не по-цзяневски. А «как ты себя чувствуешь?», «не заболел?», «мне приехать?» — нихуя не по-чжаневски. Ещё не по-чжаневски коситься на пакеты с едой, что глаза мозолят с самого утра. И уж точно, блядь, не по-чжаневски, вставать и расставлять всю эту дрянь в системном порядке, от мала до велика на невысоком столике, только для того, чтобы — господи боже, он совсем рехнулся — сфотографировать и отправить Цзяню. Там ведь его любимые чипсы со вкусом свинины на гриле, пара пачек из каракатиц, которые Цзянь уплетает по особым поводам под пиво, а ещё куриные ножки в меду. И ко всему прочему: «я купил ту игру, двигай ко мне». Цзянь в сети Ответа нет 18:37 Чжань в тупую виснет на сложном моменте игры, который пройти, хоть ты тресни, не получается. Зомби атакуют, патроны кончаются, а он дохнет под отвратительное чавканье и завывания. В голове, как на зло ебашит знакомым звонким: «Сиси, попробуй ещё раз и разъеби их всех!». Взгляд, словно примагниченный липнет ко всё ещё открытому чату, где висит идиотское фото еды, половину из которой Чжэнси умял в одиночку. И сам Чжань уж точно идиот. Потому что стал вести себя в точности, как Цзянь. И это пиздец. Это не по-чжаневски. 19:49 Гудки из динамика расползаются вибрацией по столу и это уже третий, мать его, звонок недоступному в данный момент абоненту, которому нужно оставить голосовое сообщение или перезвонить позже. Чжань серьезный и основательный, но в голову лезут несерьёзные и совершенно безосновательные переживания о том, что такой тупой мудак, как Цзянь мог угодить в переделку. В драку, под машину, да с его беспокойной задницей может приключиться что угодно, ведь язык без костей, башка без царя или как там эта пиздливая поговорка звучит. А Чжань ведь ответственный дохуя. Он до сих пор помнит, как дал тому обещание защищать и оберегать. Рыцарь хренов. Вырасти он мечтал, сильнее стать. Но ху́ево ощущение того, что сила тут не поможет, а у Цзяня проблемы посерьёзнее, все крепнет с каждым днём. От бед с башкой, которые, к слову, у Цзяня были всегда, спасать того все ещё не научился. А пора бы уже. Обещание дано и отступать от него уже поздно. И даром, что Цзянь тоже вырос, что в академии их гоняли, как псов, что тот и сам может за себя постоять всегда и везде, что это от Цзяня порой нужно защищать. Все это, бля, даром. Сраное беспокойство один хуй свербит за грудиной натужным гулом. 20:47 У Чжэнси все всегда идёт по плану. По четкому, обдуманному до малейшей детали. И сегодняшний день выбивает из разряда «всегда», потому что план катится к черту, игра не идёт, закуски остыли, третья банка пива отправляется в мусорный пакет, а Цзянь так и не отвечает. Серьезно, если его не похитили, не избили до смерти или хотя бы до потери сознания, если не украли херов телефон, а Цзяню не отбили память, то Чжань самолично со всей ответственностью выполнит все эти пункты сам. Телефон взрывается звоном, а внутри Чжаня взрывается надежда, от неожиданного осознания которой, он даже роняет джойстик. Колючее беспокойно в груди накрывает настолько, что вместо того, чтобы бережно поднять упавшее, Чжань тянется к телефону и взамен долгожданного облегчения испытывает не то разочарование, не то ухабистую злость. Сотни сообщений в общем чате. Ноль в личном. — Да? — Чжэнси даже не пытается скрыть раздражение в голосе. — Братан, мы все тебя ждём, ты где? — среди шумов и чужого взрывного смеха слышится голос Цуньтоу, который всеми силами пытается их переорать. — Я же написал, что не смогу приехать. — раздражение только растёт, когда Чжань понимает, что тот уже дошел до кондиции, когда отъебаться от него практически невозможно. Садится на диван, не зная сколько времени займет то самое «отъебаться» и готовится выслушивать всю ту херню, что будет нести Цуньтоу. А нести он будет явно много, ведь его язык уже заплетается. — Я слишком хорошо тебя знаю, отвлеклись уже от игр и приходи к нам, веселье в самом разгаре! — тот чуть не задыхается, когда говорит про веселье и от этой щенячьей радости Чжэнси только морщится. Веселиться он не особо умеет, в разговорах и поддержании общих тем не так хорош, как Цзянь и да и вообще ему легче молча хлестать алкоголь, чем плестись на танцпол. — Подумаю. — цедит он, только бы Цуньтоу поверил и отстал. — Тут и думать не надо, девчонки тебя все ждут, ты бы видел, как все похорошели, это просто кладезь какой-то. — заговорчески шепчет Цуньтоу, словно сообщает самую сокровенную тайну мира. — Говорят, Цзянь тоже скоро должен подтянуться, вы не вместе? Ебаный ж ты нахуй. Чжань сглатывает паскудно, рвущееся через голосовые связки «кто говорит?». Потому что этому кому-то хочется набить рожу едва ли сильнее, чем самому Цзяню. Эгоцентричному пиздюку сегодня здорово достанется. — Что? Нет. Скинь адрес, я одеваюсь. *** 21:20 Чжэнси топчется у входа, рядом с такими же припозднившимися придурками, как он сам. В баре душняк, от которого хочется тут же съебаться обратно в холод улицы или попросить персонал включить кондеры, для чего-то же они тут висят. Въедливый запах мяса на гриле уже сочится в одежду и волосы, а терпкий дым табака стрянет в глотке. Он едва не сносит официантку с огромным подносом на руках, сбивчиво извиняется и двигает дальше, к самому шумному столу, где уже разглядел макушку Цуньтоу, который самозабвенно толкает тост, да плещет из шота прямиком на стол ярко жёлтый коктейль. — Чжань Чжэнси! Сюда, я придержала тебе место! — только завидев его, Сяо Хой машет вытянутой рукой, привлекая к себе внимание, а Чжэнси хмурится, ведь действительно, мест больше нигде нет. А должно быть целых два. Для него, да Цзяня. — Здорова. — рассеяно бормочет он, высматривая белобрысую голову, в которую непременно — точно говорит — запустит самым увесистым подносом. Ту, которой тут ещё нет. Сяо Хой подскакивает с места и липнет алыми губами к щеке. Впервые в жизни Чжэнси рад, что не побрился и щетина будет неплохим барьером против таких неожиданных выпадов. Она ойкает и отстраняется, потирая губы. — Мужик, как добрался? Быстро ты! А где Цзянь? — от Цуньтоу у него барьера нет, в особенности, когда тот пытается закинуть руку на его плечо. Чжэнси порой кажется, что он херов социопат в особо опасной стадии, потому что прикосновения и вся эта дружеская хуета не про него совсем. Перекидываться с кем-то словами — одно дело. Совсем другое, когда тебя жмут со всех сторон голыми руками. Он отмахивается от назойливого товарища и падает рядом с Сяо Хой, двигаясь к самому краю — подальше. Зависает с кружкой пива поднесенной к губам, когда понимает, что с Цзянем даже не задумывался о том, что ему некомфортно. Тот доканал его своей тактильностью, довел до белого каления, приучил за какой-то огромный промежуток времени. Чжань привык к его рукам на собственном теле. Они ни разу не напрягали, не стряли поперек глотки, не вызывали пиздецкого раздражения. Блядский Цзянь приучил его к себе. Он фыркает, отмахивается от своих дерьмовых умозаключений и отпивает пенное. Просто Цзянь это Цзянь. И никакой привычки тут нет. Просто Цзяню всегда можно было то, что другим нельзя, так уж повелось у них. — Это я у тебя хотел спросить, ты же сам мне сказал, что Цзянь скоро будет. — махнув в приветствие всем остальным, Чжань перегибается через стол, чтобы Цуньтоу его услышал. Голос тонет в звоне стаканов да лязге посуды. Сяо Хой всегда отличалась тем, что выбирала для встречи самые шумные места, удивительно, как она ещё не утянула всю честну́ю компанию в клуб, там то уж точно заебись бы пообщались. — А, так это не ты сказал мне, что он вот-вот должен подойти? — парень часто моргает и всерьез задумывается, даже губу прикусывает для театральности. Чжэнси уже хочется встряхнуть его за грудки, чтобы восстановить мыслительный процесс, как тот мотает головой. — Тогда я не знаю! — Кончай пить, все мозги уже растерял. — ворчит Чжэнси устало опускаясь на место, чувствует на себе изучающий взгляд слева. — Мы так давно не виделись, но ты ни капли не поменялся! — Сяо Хой настойчиво придвигается ближе, а сбегать с длинной лавочки на пол совсем не вариант. Чжэнси уже не так терпеливо, как раньше косится на часы. 21:35 — Ага, ты тоже. — глубокий вдох и ответ на выдохе. Стоит учитывать, что Чжань вообще забыл, как она выглядела в школе. Один хвостик или два, какая к хуям разница? Они же не общались толком. Помнит только, что та атаковала его вниманием, которое ему на хуй не упало. А ещё помнит, как Цзянь спасал его от Сяо самыми, сука, нелепыми способами. Апогеем был совместный поход в туалет. Чжань и сам не замечает, как уголки губ ползут вверх, а глотку пробирает хриплым смешком. — Я писала тебе в ВиЧате, но ты почему-то не отвечал, вот мне и пришлось просить Цуньтоу, чтобы он набрал тебе, я боялась быть назойливой. — она выглядит искренне виноватой и это немного даже подкупает. Но не настолько, чтобы наконец расслабить булки и не быть на стороже. Он внимательно следит за аккуратными движениями, плавными и совсем уж изнеженными, только бы его опять не коснулись. Не нравится. Не готов. — Все в порядке, я все равно закончил все дела и решил заскочить сюда. — уже мягче говорит он, слизывая с губ пену. Пиво в баре оказалось вкусным, но слишком уж мягким. Обычно они с Цзянем брали темное, горьковатое, от которого слегка вяжет язык. Он хмурится, достает телефон, пока Сяо Хой отвлекала девчонка сидящая с другой от нее стороны и снова жмёт на чат с Цзянем. Хочет написать что-нибудь, да распаленный горячительным мозг отказывается выдавать мало мальски подходящие варианты. — Я рада, что ты пришел! — Сяо отвлекает его и Чжэнси недовольно морщится, но все же щёлкает блокировкой и кладёт телефон на стол экраном вниз. — Мне всегда было интересно как ты поживаешь, но ты, видимо, сменил номер после школы. Она поджимает губы и читать ее проще, чем детскую книгу, ей-богу. Похожа на грустного кролика, которому не досталось порции струганой моркови. — Ага, было дело. Кто-нибудь ещё должен прийти? — интересуется он, как бы между прочим и шарит в кармане в поисках ещё одной таблетки аспирина, ведь от паскудного гула вокруг в голове ебашит пульсация боли, отдающей куда-то в затылок. Тут веселье и жизнь бьёт ключом. Гаечным. Прямиком в висок Чжэнси. А добивает его всеобщий вскрик «выпьем!» и девчачий визг, когда кто-то роняет закуску на стол. Сяо Хой заразительно смеётся и смотрит ему в глаза, когда их стаканы сходятся звоном. Чжань не выдерживает зрительный контакт больше трёх секунд, за которые становится кристально ясно, что сюда он припёрся зря, потому что она от него теперь не отстанет. Да и подмога в лице Цзяня опаздывает, пропускает звонки и смс. Да и хуй с ним. Чжань сам себе подмога, поэтому он намеренно делает вид, что не замечает как Сяо Хой то и дело краснеет, смотря на него. Ему ведь по сути похуй. — Даже не знаю, вроде все здесь. — она рассеяно глядит на всех и каждого и то ли действительно забыла о главном для Чжаня человеке, то ли делает вид, как и он сам. Он снова виснет от своих уже даже не идиотских, от по-настоящему уебанских мыслей. Цзянь — самый важный человек? Вот уж пиздец. Докатился Чжэнси, пиздуй к врачу, провериться надо, ты кажется поймал тепловой удар или траванулся бодяжной алкашкой. Он думает. Долго, блядь думает, упорно, перебирая вообще всех своих знакомых и родственников, пока не выдыхает через стиснутые зубы, потому что даже если он чертосвки пьян, даже если так сложились обстоятельства и причинно-следственные связи, то в любом случае, действительно, сука, действительно, самый важный на данный момент… — Цзянь. — Что? — удивляется Сяо Хой, заботливо сгружая в его тарелку целый стейк с общего стола. — Цзяня нет. — бормочет на полтона тише, словно не хочет, чтобы его припизднутые мысли услышал хоть кто-то. — Ах, точно, как я могла не заметить! Прости, просто этот коктейль оказался слишком крепким, вот я и… — она запинается, взмахивает рукой, словно пытается подобрать нужные слова и в этом жесте он узнает Цзяня. — Впрочем, я думала вы с ним всегда вместе поэтому… Хочется сказать, что Сяо Хой блядски права. Всегда вместе и ему уже хватило блаженных семи дней отдыха, семи дней гнетущей тишины, семи дней, когда он буквально не знал куда себя деть что на работе, что дома. Семи ужинов и обедов без Цзяня. Ему хватило. — Да забей. Как жизнь? — забить он говорит именно себе, потому что Сяо Хой и так по боку тут Цзянь или нет. — Скучновато, времени на личную совсем не остаётся, тем более, что я пытаюсь быть на хорошем счету в нашей компании. А у тебя? — она неловко ставит стакан на стол, с которого тот чуть не свалился, если бы Чжань натасканный неуклюжестью Цзяня не перехватил его перед тем, как тот полетит вниз, разбрызгивая прозрачный коктейль на все, что придется. Чжэнси одергивает руку, когда понимает, что крепко ухватился пальцами за ладонь девушки, реакция которой немного удивила. И когда она успела первой перехватить стакан он совсем не заметил. Зато отчётливо видит напрашивающуюся улыбку на губах, с которых подчистую смыло помаду. — У меня тоже мало времени. — говорит, прочистив горло. А на деле свободного сейчас так много, что он в тупую убивает его там, где быть его не должно. Потому что просиживать зад, в барах это не по-чжаневски. — Нет же, я о личной жизни! Чжэнси ты всегда был таким закрытым, а мне ведь интересно что с тобой происходило, пока мы не виделись! — она стопорится почти на каждом слове, с каждым словом все больше краснеет, словно под тонкой кожей вспороли все капилляры разом. — Работа — это моя личная жизнь, другой нет. Да и в ближайшее время не появится. — он устало зарывается пальцами в волосы, прикрывает глаза. Он в душе не ебет зачем болтает с Сяо об этой бессмысленной хуйне, когда на деле должен вызвонить Цзяня и надавать ему оплеух, хотя бы словесных, ведь этот белобрысый паршивец на ряду с работой. Затесался в личное. Он горько усмехается. Ещё одно ебнутое в край умозаключение, которых сегодня неоправданно много. Каждое из которых чистейшая правда. — Почему же? — она обмахивается рукой, ведь в такой жаре холодного действительно недостаточно. — Потому что я не смогу уделять время человеку, который будет рядом: все элементарно. Меня в любой момент могут вытянуть на смену. Кто станет это терпеть? — Наверное тот, кто любит тебя. — говорит совсем тихо, на одном дыхании, которого не хватает даже на эту простую фразу, что Сяо даётся совсем не легко. С девчонками всегда так. Они слишком много вкладывают в одно лишь слово. Они не понимают, что за ним стоит что-то гораздо большее, масштабнее, на порядок, нет, на все порядки выше. Ну или только Сяо Хой этого не понимает, зато понимает Чжэнси. Любовь она не с проста. Чтобы до этой тихой гавани допереть, придется землю носом рыть, зубами перекусывать острые железные прутья, собственные привычки, загоны, заебы, все это в клочья, в кровавый фарш, потому что любовь это не просто слово. Это что-то особенно важное в каждом действии и бездействии. Они равнозначны и что одно, что другое могут погубить эту хилую субтильность в одно движение. Может от того Чжэнси даже и не задумывался полюбить кого-то. Он для этого слишком неповоротливый и безучастный. Слишком Чжэнси для любви, если хотите. — Что? — ему здорово повезло, что Сяо заговорила об этом в момент, когда уши резануло новыми всплесками-прысками смеха. Можно выдохнуть и сделать вид, что нихуя не расслышал. Господи, благослови шумные места. — Я отойду. 21:59 Чжань берет телефон Цуньтоу, который тот любезно одолжил и выходит на улицу, где наконец выхватывает свежий воздух без примеси алкоголя, духов, еды и табака. Пахнет снегом, зимой с ярким выхлопом машин. И это гораздо лучше. Ему даже в телефонной книге рыться не приходится, чтобы по памяти набрать нужный номер. Протяжный гудок Напряжный гудок Слишком-сука-длинный-гудок — Цуньтоу, я же сказал, что не приеду, зачем ты названиваешь мне через каждый час? — слышится тихое, почти убитое и простуженное. Чжань замирает на пару секунд, вцепляется в телефон сильнее. — Какого хера ты мне не отвечал? Я, блядь, уже подумал, что ты подох в хре́новой подворотне! — Чжэнси шипит в трубку и не помнит, честно не помнит, когда в последний раз Цзянь так его выбешивал. Уже не до фантомного, а до вполне реального, слышимого через шум улицы хруста жил да костей в сжатом кулаке. — Сиси… — на том конце слышится немая истерика и Чжэнси в точности может сказать, что Цзянь подскочил с кровати, как ошпаренный и мечется по комнате. У каждой его громкой и тихой истерики были стадии, кондиции, ключевые действия. Каждую из них Чжань вызубрил, выштрудировал, запомнил от и до. С каждой из них самолично сталкивался и боролся. — На кой хуй я вообще сюда поперся и ждал тебя что тут, что дома, блядь? — облегчение — Цзянь живой, Цзянь говорит, Цзянь не в сраной канаве мертвым телом — накатывает с той же силой, что и сраное осознание, что все даже хуже, чем он предполагал. У Цзяня проблемы и он даже не позвонил ему, а значит это финальная стадия. Тотальный пиздец. Серьезнее, сука, некуда, потому что Цзянь всегда, без «но» и «если» обращается к Чжаню с ворохом своих больших и маленьких проблем. Понятно лишь одно — случилось что-то сверх того, что Цзянь может выдержать. — Я не здоров, не хотел тебя заражать. — должен звучать буднично, вместо этого сквозит атомным взрывом и разрухой в неебических масштабах. Цзянь может врать кому угодно, он не учел одного, ведь говорит сейчас с тем единственным кто способен распознать каждое малейшее изменение в бешеном количестве его пизданутых интонаций. — Через трубку? У нас так теперь болезни передаются? Срочные новости: воздушно капельный отменяется, новая система заражения людей по радио волнам! — Чжэнси не замечает, как сам срывается на речитатив, которым обычно рубит Цзянь. — Придурок. — Уже тише, спокойнее. — Я сейчас приеду. — Почти шепотом, но до пизды стойким, такой не терпит возражений от слова совсем. — Сиси, нет! — новая истерика, уже локальная, собирающаяся где-то в гортани удушающим спазмом. — Нет, я не могу. — Почти обречённо. — Просто дай мне переболеть это. — Сто пять баллов по шкале отчаяния из десяти. Да, Чжэнси различает. Да, каждый неровный вздох и изодранный выдох. И от этого хочется немного задохнуться самому. Потому что, да, Цзянь точно намеренно от него отдаляется. — Чжань Чжэнси, я тебя нашла! — на плечи ложатся хрупкие руки, из-под которых Чжэнси нервно вырывается, потому что это рушит его зацепки и рвет нити все тех же причинно-следственных, которые он пытался отследить. Сяо Хой ахает, когда Чжань отходит подальше, потому что он, блядь, ещё не закончил. — Это… Сяо Хой? — резко со ста пяти до двухста пятидесяти, что уже выше точки кипения самого Чжэнси. — Да какая блядь, разница! Только попробуй ещё раз не ответить мне и я проломлю твою башку, понял меня? — в венах кипит красная, пузырится злость, вырываясь угрожающим хрипом и Чжань совсем, сука, не шутит. Цзянь это знает, потому предусмотрительно замолкает и внимательно его слушает. Цзянь тоже умеет читать его интонации. Все наизусть, на зубок, на инстинктивном, сука, уровне. — Меня и так всего ломит, но спасибо за заботу. Не стоит приезжать, серьезно. — до боли смазано, дохуя неуверенно. — Дай мне немного времени. — На выдохе, со срывом. — Повеселись там за меня и не выходи на улицу без шапки. — С пронзительной заботой, от которой вмазать ему хочется ещё больше. О себе надо заботиться, мудак ты сраный, а не о других. — Предупреждаю в последний раз, Цзянь И, не будь таким легкомысленным обмудком. И ещё одно, что бы там ни случилось, хватит от меня бегать. Буду через полчаса. — все сводится к тому, что если Цзянь сам о себе позаботиться не может — по голосу же ясно, что не в состоянии — то это ложится на плечи Чжэнси. И ему нисколько не трудно. Он так и привык. У него вся жизнь сводится к этому. Сводится к Цзяню и его ебанутым заскокам, вывертам мозга, нестандартному мышлению. И чтобы там Чжань себе ни думал, один хуй, Цзянь стоит на блядском первом месте со своей блядской лучезарной улыбкой, которою он не видел целых, господи-боже, семь дней и уже подыхает от нехватки витамина Д. От нехватки личного светила в лице этого белобрысого уебка. А когда он там успел стать личным светилом, ярким палящим шаром в небе, нехватка которого ощущается особенно остро прямо, блядь, сейчас, он подумает позже. Он сбрасывает звонок, прежде, чем Цзянь придет в себя и запретит ему, выдавая оправдание за оправданием, в которые Чжань в жизни не поверит. — Чжэнси, ты уже уезжаешь? — за спиной его легонько дергают за куртку. Чжань и забыл, что все это время тут вертелась Сяо Хой, которая зачем-то распаленная вышла на улицу. Так и заболеть недолго. — Да, мне пора. Передай это Цуньтоу. — он поворачивается и отдает ей телефон, настойчиво игнорируя скисшую мордашку девушки. Ему не до этого. Сейчас вообще ни до чего кроме аптеки и жилого комплекса, в который ноги принесут сами. — Вот как… Чжань я могу кое-что у тебя спросить? — вместе с телефоном она перехватывает его руку, точно боится, что он сбежит. — Давай поскорее. — он нетерпеливо оглядывается, вылавливая из столпившихся около бара людей, таксистов, готовых содрать с каждого втридорога. А он готов им заплатить. Сяо Хой мнется, опускает голову, закусывает губу и цепко вцепляется в его руку одеревеневшими пальцами. Собирается, делая глубокий вдох и заглядывает ему в глаза: — Ты нравился мне ещё со школы и когда я увидела тебя сегодня, то поняла, что эти чувства всё ещё остались. Если у тебя никого нет, мы могли бы стать парой? 22:11