Говорили, что не будет так, Что сердца наши стучать не будут в такт. Да, мы разные с тобой, Но в друг друге с головой. Знаю, это не просто так, Это с неба нам дали знак. Я нужна тебе, как ты нужен мне, Навсегда, иначе как.
Олег долго думал над ответом, нервно поправляя съехавшие друг с друга бумажки. Поднять взгляд на собеседника не решался. Он прекрасно знал реакцию, давно выучил наизусть все привычки Цоя, характер, повадки. Брагин никогда не врал ему, говорил чистой воды правду. Сейчас же совсем была не та ситуация, когда от этого был бы толк. Олег не умел, да и не привык врать. Некая тяжесть образовалась внутри. Плюнув на правильность, испытывая в душе неприятные ощущения от своего вранья, мужчина, тяжело вздохнув, ответил: — Я отдал ваши бумаги в ординаторскую, Виктор Робертович. Можете не беспокоиться. Они вам нужны к какому сроку? — с надеждой в голосе спросил Олег. — Желательно сегодня. Пришли мне, пожалуйста. Ладно, пойду я. — Хорошо, они будут сегодня же вечером. Витя в ответ лишь мило улыбнулся и скрылся за дверью, оставляя медика наедине с возникшей проблемой. Дождавшись, когда Цой зайдет в лифт, Брагин хаотично стал перебирать всю макулатуру, лежавшую у него. Он взглядом пробегал по каждому листу, попадавшему под руку, мечтая отыскать то, что нужно. Не могли чертовы анализы исчезнуть из закрытого кабинета за одну ночь! Врач прекрасно помнил, как сам лично оставлял их на столе возле компьютера буквально вчера вечером после операции. Бумаги как сквозь землю провалились. Олег в панике взялся руками за голову. — Что же я натворил! — прошептал он, закрывая ладонями лицо. Делать ничего не оставалось, как звонить Марине, а после поднимать на уши весь Склиф, если документ не найдется в ординаторской. Олег переживал не на шутку: Цой с него три шкуры сдерет за эту оплошность. Да и кому могли понадобиться несчастные записульки врачей, где обычному человеку ни черта непонятно? — Давай, бери уже трубку! Алло, Марина, срочно беги в ординаторскую! — Брагин, я сейчас как бы операцию делать иду, — возмутилась Нарочинская. — Что за срочность такая? А сам чего? Ноги отвалятся? — Не до шуток сейчас! Вопрос жизни и смерти. Если до вечера бумаги с анализами Цоя о сумасшествии и родстве с Салтыковой не будут у него, завтра приходи на мои похороны. — Олег, ты себя сам слышишь? Он убийца и опасен! Я не хочу сталкиваться с ним лицом к лицу. Мне не по себе от всей этой истории. Тебе ещё не надоело? Марина недолюбливала Виктора, боялась его больше смерти. Она присутствовала на несостоявшейся казни и видела весь позор вдовца. Видела, в каком жалком виде находился тогда Цой. Она не понимала, почему президент решил помиловать убийцу. А ещё больше в её голове не укладывалось, как Олегу не было противно и боязно находиться в обществе сумасшедшего вдовца. — Марина, я друзей не бросаю, в отличие от некоторых, — сердито произнес Олег. — Мне хорошо с ним, ясно? И я буду рядом с Виктором Робертовичем во что бы то ни стало. Спасибо за помощь.***
Погода стала ухудшаться, когда Виктор переступил порог своего дома. Жилище встретило гробовой тишиной. Муж повез детей к родителям и еще не вернулся. Крестного с братом Цой тоже не обнаружил, что несказанно обрадовало: никто на нервы капать не будет. Боль в ноге по дороге усилилась и стала настолько сильной, что Витя с трудом поднимался по дубовой лестнице. Забраться на второй этаж для него было настоящей проблемой. Шумно выдохнув, брюнет спустился вниз по стене, снял туфли, давая свободу ноющим ногам. Здоровье начало портиться, как думал Виктор, после похищения. Покойный муж держал его не в самых лучших условиях: часто морил голодом, долгое время Цой не видел солнечного света, спал на холодном полу, отчего во время родов чуть не скончался из-за не вовремя начавшихся осложнений. Витя всегда хотел детей. Медики в один голос твердили ему одно и то же: рожать как можно скорее, чтобы не быть старородящим; меньше всего хотели бесплодия. Они с Юрой после рождения дочери много раз пытались сделать ещё одного малыша, но все попытки оказались тщетными, что бы они не пробовали. Брак начинал трещать по швам. Виктор понял это ещё давно — прекрасно видел отдаление Юры и сам не питал к нему прежних чувств. Когда-то крепкие отношения, проверенные временем, стали постепенно давать трещину. А Витя знал, что нельзя хранить в доме треснувшие предметы. Народные приметы он знал как никто другой. — Любимый, я дома! — позвал его Юрий. Не обнаружив супруга, мужчина отправился на второй этаж, где и произошла их встреча. Виктор ничком лежал на полу, мучаясь от страшной ломоты в ноге, держался рукой за неё, едва сдерживая горькие слезы. Каспарян не на шутку испугался. Мигом бросив портфель в сторону, подлетел к мужу, завалив вопросами. — Что с тобой? Витюнь, ты как? Глотая душащие слезы, Виктор, поднимая измученный взгляд, сдавленно ответил: — Юра, помоги мне. Не дойду до спальни сам, я еле поднялся сюда. Молча кивнув, мужчина заботливо поднял любимого с прохладного пола и понес на руках в спальню, единственное место, где сейчас больше всего желал оказаться Виктор. По дороге Юрий задавался вопросом: какая беда на этот раз коснулась его мужа? Он отсутствовал дома всего четыре часа. Поражало, с какой легкостью певец находил себе новые неприятности. И почему не хотел жить размеренной, тихой жизнью? Удивляло не меньше первого вопроса, крутившегося в сознании кредитора. — Какую отговорку придумаешь на этот раз? — строго поинтересовался брюнет, складывая руки на груди. — Кому на этот раз взбрело в голову убить тебя? — Никто не собирался убивать меня. Подагра это! Юрий ожидал услышать все, что угодно. Поверил бы во все, что бы не вылетело из уст Виктора. Он слепо верил каждому слову. Новость о смертельной болезни для него была как гром среди ясного неба. Витя слишком молод! Нельзя ему на тот свет. Меньше всего хотел Юра потерять любимого, ведь с огромным трудом сумел завоевать его любовь. У них все только начиналось, он не готов был терять Цоя так рано, не хотел и не мог. — Как давно? Брагин в курсе? — единственное, что сейчас смог выдавить из себя мужчина. Мозг отказывался воспринимать информацию. Не может такого быть. Почему лучших людей небо забирает раньше всех? — Он узнал первым, — сдавленно ответил Витя. — Я больше года принимаю лекарства, хожу на химические терапии, делаю все, чтобы жить. Олег говорит, что болезнь, вроде бы, отступает, а на деле мне осталось жить три года. Я уверен, все обойдется, Юр! Мы справимся. Я не стал говорить тебе. Не хотел, чтобы ты волновался за меня. — Ты мог рассказать мне раньше. Я бы все понял, смог бы помочь! Ты же, как обычно, поступил по-своему, не посвятив меня. Закатив недовольно глаза, музыкант огрызнулся: — Хорошо! Хорошо, давай я прямо здесь и сейчас позвоню Брагину. Он все подтвердит. Думаешь, мне есть смысл врать тебе? — Не надо. Давай дадим Олегу хоть один денек провести с семьей, — усмехнулся Юра, присаживаясь рядом с Виктором. — Проведем выходные вместе.За мечтой твоей, за судьбой моей <right>Там давно уже за нас все решили, <right>Хоть и мы ничего не просили. <right>За мечтой твоей, за судьбой моей <right>Мы с тобой — просто влюблённые двое. <right>Как быть? Нам быть, как быть?