Цвет Харуки алый

Одергивая вечно задирающееся платье, Таканори нервно осматривался по сторонам, зыркая из-под пышной каштановой челки парика. Первый день съемок оказался непростым для его тонкой душевной организации. Постоянные мысли о том, что его вот-вот раскроют или того хуже сдадут в полицию, как опасного извращенца, не покидали голову, хоть Кою и уверил, что «всё будет пучком»… Мало верилось в такое, ибо с какой стороны Таканори бы не смотрел на себя в зеркало, увы, разглядеть милую девушку не получалось. Но слишком велика была его тяга к высокому искусству, как и к вкусной еде, например, или постоянности уютного футона. Бомжи, конечно, тоже люди, но в меру. Просторный павильон рядом с железной дорогой нашелся быстро и Кою, ждавший друга у самой неприметной двери, шустро провел до гримерки, всучил новый (хотя, кто его знает) шмот и скрылся за дверью, подмигнув и пожелав удачи. У Такашимы, наверно, всё же был талант к костюмированию, ибо платье вновь село идеально, и снова эта девчачья окраска, на этот раз нежно-бежевая в озорной цветочек. Таканори даже умудрился сделать самостоятельно сносный мейк, который не преобразил его до неузнаваемости, но придал лицу неистовое сияние, за которым он надеялся скрыть свой мужественный нос. Финальный взгляд в зеркало и, оценив себя баллов так на девять-десять по десятибалльной шкале помятых девиц, он просочился из своей гримерки на свежий воздух, по привычке закуривая, дабы унять беспокойно дрожащие пальцы перед первыми ступенями головокружительной кинокарьеры. К черту! И чего он так разнервничался? — Не ты ль на свете всех милее, сапфир души моей? — пробасил он, намотав шелковую прядь парика на указательный палец. Таканори шумно выдохнул дым, попытался натянуть на лицо скромную улыбку и стрельнуть накрашенными глазами в сторону мусорного бачка, который не оценил его стараний и как будто послал нахер молчаливым равнодушием. — Так, а ну-ка, ты это брось! — неожиданный голос Такашимы вывел из испуганного ступора, и бьющая ладонь по его пальцам с сигаретой непониманием отозвалась во встречном взгляде. — Как это «брось»?! Да это ж единственная радость в жизни, Шима, — Таканори присел на корточки, задирая платье, приоткрывшее небритые ноги, просвечивающие через тонкий капрон, подобрал ещё дымящуюся сигу, снова всунув её в рот, — Ты итак лишил меня мужского достоинства, оставь хоть это! — Не забывай, что Харука-тян не курит, это вредно для её белоснежной кожи, — недовольным тоном мамки декаданса сказал друг, забирая из губ потрепанный падением окурок, меняя на какие-то исчерканные листы. — Это план сегодняшних съёмок… Нори, здесь тебя могут увидеть, поэтому будь паинькой и получишь премию. — Да понял я, понял, — с досадой смотря в безжалостное лицо Кою, он добавил в свой список ненависти ещё одну причину для страданий. — Хару-тян только бухает не в себя и спит на помойке, а курить это конечно преступление. — Ну ладно тебе, — примирительно усмехнулся Такашима, шлепнув его по плечу. — Ты и не заметишь, как бешеный водоворот актерской жизни не даст тебе времени на перекуры. Нам пора, Кай-сан ждёт. И знаешь, — немного помедлив продолжил тот, — ты к следующему разу ножки побрей, а то неприлично. — Неприлично мужику колготки напяливать, а брить ноги… Думаешь, надо? — с обреченным вздохом Мацумото представил процесс экзекуции над собственными ни в чем не повинными конечностями и его передернуло от кровавой фантазии драматичнее рядового Райана. — Думаю, твои будущие поклонники оценят старания, как и ты свой нехилый гонорар на банковском счете, разве нет? — Подмигнул Такашима, проталкивая друга за дверь оранжереи. По замыслу режиссера сцена должна была быть снята одним дублем, без прерываний. Смысл прост как десять йен — заглянувшая в стремного вида оранжерею, героиня встречает сказочно прекрасного принца, который по идее влюбляется с первого взгляда, но Харука тоже не промах и отвечает взаимностью, млея перед загадочным и таким красивым персонажем. Таканори пятнадцать раз прочитал две страницы, всученные Такашимой, и охреневая от тупости сюжета в котором вместо диалогов значилось «импровизируйте», судорожно пытался понять с кем придется иметь дело и сообразить хоть какие-то наброски пылкой речи влюбленной парочки. Но кроме невыносимой чуши или заезженных фраз из всем известных голливудских мелодрам в голове можно было покатить шаром для боулинга — кегли отсутствовали. Пока режиссер орал на кого-то из стаффа и искал неизвестно где потерявшегося принца, Кою бегал по площадке, как ужаленный выполнял все его прихоти, на Таканори кто-то светил яркой лампой на высоком штативе, а за стеклянной стеной оранжереи с грохотом проносились один за одним скоростные поезда. — Его там, блять, что, в клоаку засосало?! — донеслось до ушей Таканори и он опасливо покосился в сторону Кая. — Такашима, передай ему, что тяжело сломанными руками собирать выбитые зубы! — Всё-всё, идёт наш цветочник, не ори, Кай-сан! — Такашима словно в роли заправского миротворца остудил пыл закипающего босса, тыкая скрученным в трубочку сценарием в сторону вальяжно заплывшего в помещение высокого парня. — Да неужели! — уже спокойным голосом сладко проворковал режиссёр. — Так, все по местам! По местам все! Дыхание Таканори перехватило от одного вида подошедшего почти вплотную избранника главной героини, его внимательный взгляд прожигал неподдельным интересом, изучал и сканировал будущую звезду экрана. — Кажется, я вас где-то уже видел, — задумчиво протянул принц, приглаживая густую шевелюру чёрных волос. — Может, в рекламе диетического йогурта? Таканори отчаянно замотал головой, ещё не хватало, чтоб этот сияющий в доспехах вспомнил все социальные рекламы, просмотренные по телику, и узнал в образе невинной красавицы вонючего бомжа. Пиар так себе. Да и секрет фирмы надо было блюсти без промахов. По сценарию красавчика цветовода звали Тошия, больше никакой полезной информации найти в задроченных листах не удалось. Таканори поднял скромный взгляд, всеми силами сохраняя образ невинной барышни, украдкой оглядел с ног до головы, ведь прикид у того был под стать роли — расстегнутая рубашка цвета капучино с узором вышитых пальм небрежно накрывающая спортивную фигуру и белую майку-алкоголичку, ничем не примечательные джинсы и лакированные чёрные туфли. Выходная часть его лица наверняка сводила с ума всех девчонок, не Ален Делон, конечно, но вполне молодой Кен Ватанабэ в лучшие годы своей карьеры. Таканори позавидовал удаче родиться с такой мордашкой и внушительным ростом, краем сознания вспоминая где мог лицезреть сие чудо, которое если ещё не знаменито, то благодаря внешности ни одна дорога в мир популярности и аллеи славы не будет для него закрыта. Заметив на себе заинтересованный взгляд, Тошия понимающе усмехнулся, непринуждённо поправляя воротник рубашки, и под дикий крик режиссёра «МОТОР!», подошёл на шаг ближе, тут же состроив на лице одухотворенную увлечённость. Свет на площадке приглушили до интимного, за стеной очередной поезд с грохотом ворвался в диалог. — Хару-тян, знаешь ли ты, вдоль ночных дорог, я шел босиком, не жалея ног, — с чувством выдал флорист, слова которого утонули в постороннем шуме, заглушающем даже мысли. — Я знаю, милый, вчера я была в универмаге, покупала томаты, а они подорожали на двести йен! — восхищенным шепотом произнес Таканори, преданно заглядывая в глаза ухажеру. А ведь и правда, любимые помидоры нынче выросли в цене неимоверно. — Сердце моё теперь в твоих руках, — Тошия взял ладони Таканори в свои, прижимая их к силиконовой груди, — Не потеряй его, и не сломай… Касание было нежным, но всё естество лже-Харуки вопило о гребаной абсурдности происходящего, как и впивающиеся в задницу колготки. Спокойствие и сосредоточенность! Полное погружение в роль. Таканори завороженно глядя на избранника из-под опущенных накладных ресниц, намалеванных килограммом туши с придыханием продолжил: — Я мечтаю отовариваться на центральном рынке, но от моего дома туда не едет ни один автобус… — Так, стоп! — крик режиссера заглушил даже звуки поездов. — Милая, кто учил тебя этим зажатым манерам? Раскрепостись, выпусти наружу всех своих девственных демонов, чтоб парня накрыло! Больше огня в глазах! Таканори кивнул, расправляя плечи и под натиском чужих крепких рук смело придвинулся ближе. Съёмки длились почти до вечера, поза молящейся монашки словно врезалась в его тело, руки ломило, рожа чесалась от косметики, хотелось умыться, пожрать до разрыва желудка и проспать часов пятнадцать. Нет, конечно, у него бывали роли гораздо хуже, но ему никогда не приходилось так долго и усердно нести всякую чушь в глаза людям, да ещё и одновременно старательно хранить гендерную интригу перед всеми. Но его усилия не пропали даром, как он понял буквально после последнего «Стоп, снято!», партнер по сцене смотрел на него с нескрываемым вожделением, будто и правда поверил всей продуктовой драме, хотя вряд ли что-то на самом деле слышал. Не придав большого внимания такому интересу к его персоне, списав все на вынужденный образ, Таканори реактивно сбежал в свою гримерку, устало закуривая и ожидая сигнала от Такашимы, что можно нахер сваливать из этого ада в безопасный и скучный реальный мир.

***

Жрать хотелось так, что сводило челюсти, но спать хотелось ещё больше. После этих нескольких дней съемок он чувствовал себя как выжатый лимон, ноги болели от узких туфель, глаза щипало от тонн стойкого грима, а про злоебучие парик и корсет вообще вспоминать не хотелось. Интересно Дастину Хоффману было так же сложно, когда он играл свою знаменитую Тутси…? А чем, собственно, Таканори Мацумото хуже? Всё получится, главное не облажаться, засунуть куда подальше свою мужскую гордость, слиться с образом милашки Харуки и двигать вперёд, где его непременно ждут слава и успех. Несмотря на всю смертельную усталость глубоко внутри приятно щекотало от мыслей «вот она актёрская жизнь с шумной суетой на съемочной площадке и ослепляющим светом софитов», и это только начало, а в итоге, кто его знает, какой ошеломляющий финал ждёт этот пусть и трындецки странный фильм. — Я че спросить-то хотел, — Таканори поудобнее переложил уже нагревшуюся «раскладушку» к левому уху, прижимая плечом. — Сценарий я прочитал, но там что-то мутное и диалогов почти нет, да и с концовкой непонятно. — Добро пожаловать! Какой пакет услуг предпочитаете? У нас есть… — Мне на всю ночь и ещё бронь на завтра. — А? Какая бронь? — донёсся недоумевающий голос Такашимы. Работник в идеально выглаженной белоснежной рубашке выжидающе смотрел на Таканори, дежурной улыбаясь, пока тот одной рукой усердно копался в своём объёмно набитом рюкзаке, другой придерживая мобильник. — Хотя нет, давайте на всю неделю и ту, что побольше. — А? Ты че там делаешь? — Да, та что с матрасом и только ночной пакет, ага, — удостоверение личности наконец-то было найдено, а рюкзак-таки свалился на пол и был раздражённо пнут. — Черт! Это я не тебе. — Ты в отеле, что ли? Таканори пододвинул к себе бланк бронирования, принявшись наспех шкрябать свои данные. — В манга-кафе. — Мог бы и у меня перекантоваться, — добродушная усмешка и металлический щелчок зажигалки. — Раз настолько все дерьмово. — Нет уж, спасибо. — Ваша комната номер 307, — вежливо поклонился все тот же «выглаженная рубашка», протягивая ключ-карту. — Приятного отдыха. — Как будто шлюху снял, — пробурчал Таканори в трубку, закидывая свой тяжеленный рюкзак на плечо, и побрел по тусклому коридорчику вдоль дверей комнат, закуривая на ходу. — А ты наверняка до сих пор водишь к себе толпы девок. Я бы с радостью припарковал свой зад где-нибудь на твоём диване, но… — Да это когда было, — от заразительного смеха Кою желудок снова свело голодной судорогой. — Уже совсем и не толпы, и не то чтобы девок. — А кого? — Таканори не с первого раза умудрился приложить ключ как надо, зажал сигарету в зубах, пристраиваясь бедром, чтобы открыть дверь. — Мужиков что ли. — В актёрской богеме разные тусовки бывают… — Ооой… ну как же я забыл, ты ведь у нас не из простых… — Молодой человек, — раздался крайне возмущенный голос рядом. Невысокая женщина неопределенного возраста, чуть ли не в домашнем халате, сердито взирала на него, скрестив руки на груди. — Не могли бы вы потише, здесь люди вообще-то спят. — Да? А я думал дрочат, — тихо усмехнулся Таканори, уже наполовину исчезая в своей комнате. — Пардон, мадам. — Я буду жаловаться! Из уже раскаленной мобилы доносился приглушенный ржач Такашимы, заставляя улыбнуться и захлопнуть хлипкую дверь, оставляя недовольные возгласы по ту сторону. Переполненный заманавшестью Тано, от души плюхнулся на обтянутый кожзамом матрас, занимавший все пространство микро-номера, скидывая надоевший рюкзак. — Эй, нарушитель общественного спокойствия, поскорей бы тебе уже свою хату снять. — Думаешь, я не мечтаю об этом каждую ночь? А сейчас даже на пожрать по-человечески бабла нет, — окурок был безжалостно раздавлен в пепельнице, и тут же неугомонный желудок снова напомнил о себе. — И не подумай, что я снова жалуюсь. — Значит Харутян надо как следует постараться, — противно высоким голосом протянул Кою. — Такими темпами Харутян скоро будет вываливаться из платьев, — в тон ему отозвался Таканори, томно с придыханием продолжив: — Если бы только прекрасный принц пришёл спасти её, одолжив немного бабла на помаду и чулки. Такашима снова рассмеялся, вынуждая отодвинуть измученный мобильник от чувствительного слухового аппарата. — Твой тембр уже гораздо лучше, чарующе. — В жопу тембр! Я уже согласен и на рис с соевым соусом. — Ладно, — сдался Кою, отчего Таканори неосознанно сглотнул голодную слюну, предвкушая. — Встретимся где-нибудь через час, заодно и сценарий обсудим.