Цвет Харуки алый

С самого утра Таканори тщетно пытался отделаться от упаднических нездоровых настроений в стиле Линчевского артхауса, и перенести себя на волну туповатого лайта а-ля Дневники Бриджет Джонс. Но лучше бы его башка представляла собой огромный ластик, чем то, чем она была в реальности — медленно кипящим чугунным котлом из раздражения и вселенской обиды на все сущее. Несправедливость кармы, чёртовы колготки, постоянно врезающиеся в самое сокровенное, перманентное отсутствие шуршащих купюр, которых хватило бы на заветный сочный стейк и бокал игристого. Не то чтобы он неистово жаждал гламурной жизни, но хотя бы со вкусом удовлетворять свои низменные потребности не помешало бы. К тому же заевшая в печенках бессонница грозила превратить его в Тайлера Дёрдена, если в ближайшем будущем он не найдёт себе изолированную от посторонних звуков уютную нору. Но обещанный аванс всё же немного согревал его меркантильную душонку, невольно погружая в вереницу розовых грёз о собственном просторном особнячке на Бора-Бора, красном кабриолете и мускулистом молчаливом бодигарде по имени Хорхэ, умело разминающим его уставшие конечности. Не так уж и много ему нужно было для обычного счастья… Таканори завис перед зеркалом, продолжая растягивать свои щеки в подобие улыбки. Правда тонны грима не особо позволяли мимике проявить себя, оно и к лучшему — нуарных, как полярные ночи, синяков под его глазами почти не было заметно. К тому же подобные манипуляции с собственной физиономией хоть немного бодрили. В отличие от его душевных терзаний и лишений убогой жизни, Харутян всегда должна быть в форме. Свежей и лучезарной как весенний погожий, мать его, денёк. Снова съехав в меланхолию тлена, Таканори решительно похлопал себя по припудренным щам, покрутился из стороны в сторону, даже сотворил скромный реверанс, собираясь войти в образ. Сегодняшний прикид ему даже нравился. Темно-синий бархат длинного платья с чёрным ажуром вставок смотрелся весьма недурно. Да и бешеные шпильки, были благосклонно заменены на удобные «лодочки». Зря что ли он весь вечер проедал плешь Такашиме за халявным ужином, очередным актом доброй воли в фонд поддержки всех нуждающихся бомжей киноиндустрии. Бомжи тоже люди. Благо Кою сердобольно помнил об этом и поддерживал чем мог на правах старого друга. Оглядев себя напоследок с ног до головы, Таканори аккуратно поправил неизменный парик. Подойдя к маленькому приоткрытому окошку гримерки, с наслаждением сделал пару глубоких затяжек ожидавшей сигаретой и, захабарив остатки до лучших времен, покинул тесное помещение трейлера, напоминавшего больше кабинку туалета, нежели полноценный актёрский будуар. Самое необычная площадка за недолгие съёмки — обычный салон красоты. Казалось бы, всё до тупого просто, но салон был не декорацией в павильоне, а самый настоящий в шумном районе города. Благо его личный вагончик стоял почти вплотную к узкому проему улочки, в котором и расположилась… Таканори прищурился, всматриваясь в название парикмахерской, вывеска гласила что-то невнятное, и кажется даже китайское. Может, он перепутал? Но по картинкам стильных причёсок на окнах сориентироваться было несложно. Таканори уверенно шагнул в прохладное помещение, тут же оказываясь окутанным химическими, но приятными запахами, шумом десятка фенов и неизменными командами режиссёра и Такашимы, организовывающих процесс. Оглядевшись вокруг, он понял, что стилисты, наяривающие женские головы, были вообще не актёрами, эти люди явно здесь работали по прямому назначению, и как будто с неодобрением косились на весь процесс, мешающий им творить. Впрочем, это были проблемы не Таканори, а посему, он смело поймал за локоть пробегающего мимо Кою, который тут же обернулся, просияв глянцевой голливудской эмалью. — А вот и ты, малахит моего сердца, — смачно жевнул баблгамом, направляя друга в нужную сторону, усадил в удобное крутящееся кресло. — Место встречи сегодня здесь, сценарий выучила? — Его и умственно отсталый выучит, — усмехнулся Таканори, разглядывая себя и Кою в огромном зеркале. На заднем плане, под светом ярких ламп мелькнуло зелёное пятно, тут же скрывшееся в толпящемся стаффе. Таканори проводил пятно отчего-то взволнованным взглядом и стал судорожно припоминать строки сценария, в котором не было ничего напоминающего сцены с Кё. Он так сильно напрягся в задумчивости, что проморгал все напутствия Кою, склонившегося над его ухом и вполголоса рассказывающего о его партнере по сцене. — … не в настроении, так что представь что-то приятное. — А? — Будь душкой, Харутян, спустись с розовых небес, — Такашима приподнял брови для убедительности и щелкнул пальцами перед носом отъехавшей героини. Таканори уже начинал привыкать к суетливой беготне киношников, которых по-прежнему было немного, но создавать атмосферу тотального переполоха видимо было у них в крови. Кто-то кричал, кто-то носился с проводами, кто-то переставлял баночки на полке у зеркала перед Таканори, строившего в это самое зеркало самые невинно-робкие выражения лица. Он не сразу заметил, что недалеко от него, в тени входной ширмы, стоит не реагирующий ни на какие внешние признаки человек, а когда обратил внимание, тот полоснул по «актрисе» холодным равнодушным взглядом и отвернулся. Ишь, какой крутой… Хотя, присмотревшись повнимательнее, Тано действительно счел парня интересным: высокий и тонкий, словно только ступил на землю из объятий Кристиана Диор, в свободной белоснежной блузке обрамленной воздушным жабо и изящными кистями рук, выглядывающих из рукавов. Одиннадцатым чувством Таканори понял, что это его сегодняшний партнер, о котором что-то говорил Кою. Сейчас он даже пожалел, что не слушал пламенную речь. Лицо человека (интенсивно покопавшись в памяти сценария удалось вспомнить имя Шинья) не выражало ровным счетом ничего, будто отлитая из гипса маска музейной статуи. Стопроцентно каменное и ледяное. Морозные мурашки прошили позвоночник. Десятки фенов включились одновременно, вода в кранах и, разумеется, для полного перехода в оглушающую атмосферу так кстати начался какой-то шумный фестиваль. А что сегодня за праздник…? Непонимающе глянул в окно Таканори, наблюдая в доступном проёме шествие огромных платформ и какие-то ритуальные танцы. Да что за херня? Как они вообще поместились на этой улице, туда еле влезли гримерные трейлеры… «Мамма Мия! Кажется, я умер и попал в театральную постановку дьявола… Клянусь больше никогда не притворяться женщиной!» Громогласный «МОТОР!» со спины, и Таканори уже полностью в образе, позабыв все свои клятвы и страхи. Он вперился взглядом в зеркало, не только глазами, но и затылком ощущая ледяное молчание Шиньи, который неизвестно когда напялил черный фартук и перчатки, вооружился расческой и заколками, виртуозно завернул Харутян в шуршащую накидку и начал безжалостно оттягивать каштановые локоны парика с такой ненавистью, что захотелось позорно сбежать куда подальше от столь недружелюбной ауры. Но Мацумото так просто не сдается. Вцепившись в подлокотники кресла, сохраняя фэйс на уровне между «пожалуйста, ещё» и «господи, блять, как больно», он закусывал нижнюю губу — аккуратно, чтобы не смазать блестящую помаду — и всеми фибрами надеялся, что парик не подведет и останется там, где ему положено, а не в руках своего потенциально будущего… А действительно кого? Мужа, что ли? Харука для этого так отчаянно льнёт к каждому встречному? Хер её знает, чем руководствуется его альтер эго. Надо спросить у Такашимы, вдруг тот в курсе. Радовало одно — в таком положении с партнером особо не поболтаешь, а значит, можно просто корчить неравнодушное ебало, и не забивать башку очередным словесным бредопотоком. Возможно это только показалось, но почему-то подумалось, что этот парень Шинья, демонически закручивающий очередной цилиндр бигуди в волосы Харуки, тоже не против такого расклада. Еще Таканори надеялся и верил, что это не сам он заслужил такой холодной первой встречи, а всё дело в самом человеке и его характере. Вот ну и как эта дура Харутян может с первого взгляда влюбиться в айсберговую глыбу? Нонсенс, даже по меркам самой сокрушительной романтической нудятины. Джек уже самостоятельно и с удовольствием оторвался от двери, на которой удобно расположилась Роза Доусон, полностью монополизировавшая спасительное пространство сцены — превосходство парикмахера чувствовалось однозначно и непоколебимо. Что было написано у того в сценарии Тано не знал, но Шинья иногда нагибался к его уху и делал вид, что что-то мило нашептывает, хотя даже в зеркале было заметно, что это угрожающее воркование вот-вот выльется в массовую кровавую бойню, и первой полетит голова бог знает чем провинившейся Харуки. Таканори незаметно вздохнул с облегчением, когда колдующие руки Шиньи синхронно с криком «СТОП, СНЯТО» убрались с его макушки. Так и не услышав ни единого слова от партнёра, он поразился собственной выдержке, но в глубине души всё же ощущая себя пустым местом, благодаря стараниям белокурого принца. М-да, с кем только не встретишься в творческих кругах… Волосы парика были стильно уложены в кудрявый шик 80х, так пышно, что можно было задеть люстру или зачем-то всегда присутствующий на съемках микрофон. — Ну что, милая, ты сегодня на высоте! — подбежавший Кою, вручил ему в руки стаканчик с горячим ароматным кофе, и немного приобнял за плечи, негромко продолжив: — Молодец, что прислушался к моим шикарным советам, я-то думал ты всё пропустил мимо своих прекрасных ушей. Кстати причёска отпад, хоть сейчас в «Грязные танцы», была б машина времени! — Ага, — Таканори отпил немного кофе, и всё же решил тихонечко и осторожно поинтересоваться: — слушай, а кто этот Шинья? Он что, немой? Такое чувство, что он фильмом ошибся или типа того… — А, да не обращай внимания, он всегда такой, Кай-сан его для разнообразия взял, — как-то странно усмехнулся Кою, и Тано подумал, что тот что-то не договаривает, но решил оставить вопросы на потом, для более подходящей обстановки. — Ты пока иди в гримерку, дальше работаем по старой схеме, а мне пока надо с Каем переговорить, — он заговорщицки подмигнул, забирая недопитый стаканчик обратно и на ходу залпом влил в себя оставшийся кофе. Таканори проводил искрящуюся уверенностью фигуру недовольным взглядом и уже было хотел поскорее удалиться из салонного антуража и переодеться в любимые безразмерные шмотки, как почувствовал что-то прохладное на шее сзади. Он порывисто обернулся, обнаруживая за спиной выросшего из-под земли человека с зелеными волосами, который очень ловко подцепил что-то в его парике и с вальсирующей элегантностью распутал один из локонов. — Прости, у тебя тут… — полушепотом выдохнул Кё, очень медленно отрывая руку от шеи Таканори, ласково полоснул пальцами по горячей коже, вызывая локальную смену температур, от которой мурашки побежали не только по спине, но и как будто по мозгу. — А? — Таканори непонимающе и завороженно смотрел на спокойное лицо Кё. Откуда он тут взялся и что вообще делает не в свой день съёмок? Шустро и уже не в первый раз за день пронеслось на задворках разума, также быстро улетучившись. — Я говорю, тут кое-что забыли, — Кё улыбался губами, с любопытным прищуром глядя на всё ещё не пришедшую в себя Харуку, и продемонстрировал в тонких пальцах фиолетовый пластик бигуди, по-видимому, забытой в его волосах. Задержал плавный взгляд на удивлённом лице, вкладывая парикмахерскую примочку в вялую ладонь, невесомо проводя подушечками пальцев теперь и по запястью. — А… что ты здесь…? Спасибо, — кивнул Таканори, и только хотел спросить что-то ещё, но тот, словно растворился в мельтешащем, собирающем аппаратуру стаффе. Тревожное моросящее чувство где-то внутри подсказывало, что Кё о чем-то догадывается, если вообще не знает наверняка. Но это бред. Они с Кою приняли все меры предосторожности, а Тано был уверен, что ни разу не прокололся. Или всё же не доглядел…? Глупо поморгав пышными ресницами в пустоту и для уверенности встряхнув кудрями, Таканори сжал в кулаке бигуди, отчаянно не понимая какого хрена стал внезапно таким популярным среди мужской половины населения. Нет, он не забыл, что сейчас он «девушка», но флюиды-то не те, флюиды-то из другого лагеря, этого просто не может быть… Хотя кого он обманывает, конечно может. В этой индустрии ещё и не такое бывает с юными талантами. Он очень надеялся, что это просто его разыгравшееся воображение, и он в упор не видит всех намёков и скрытых предложений различной степени пошлости. Но вот сейчас… это был подкат? Нет-нет… Ну точно же! Сам когда-то подобным образом девчонок клеил, что уж тут лукавить. Ноготь на большом пальце, который он сгрыз почти до основания от смятения, невеселых мыслей и догадок, уже горел от острых зубов. Таканори глубоко вздохнул, заходя в свой трейлер, задернул видавшую виды облезлую шторку на крохотном окне, и в сердцах сорвал парик с головы, бросая на крошечный столик. По-хорошему надо было разобраться с этими невербальными сигналами с внешней стороны или дать понять, что он не заинтересован… Может сказать, что он лесбиянка? Но сейчас так впадлу было думать, он так устал за прошедший день, и к сожалению, вечер не обещал быть томным или хоть немного расслабляющим, да и Кою всё ещё не было на горизонте… где его носит? Таканори решил, что сегодня он точно уломает друга на душевный разговор за порцией мисо рамэна, и пускай тот только посмеет отказать.