Цвет Харуки алый

Таканори продолжал всё глубже и быстрее вливаться не только в дивные платьица, но и в неожиданные места съёмок. Всё происходящее уже не напоминало вторжение Чужого в его жизнь, лишь как родное вписывалось в трудовые будни. Как положено, с утра пораньше навёл марафет всех телесных мест, помедитировал в метро, дав себе установку на богатство и успех, прокрутил в голове оравший всю ночь за стенкой ужастик, и свежее майской розы вплыл в съёмочный процесс. Сценарий он перестал изучать где-то на второй неделе, тупо пробегая глазами по строчкам, в основном смотря с кем именно предстоит играть любовную любовь и к чему морально готовиться. Режиссёр последние пару дней был подозрительно доволен всеми и редко орал на подчинённых, порой воркуя с Такашимой слишком уж интимно, что навевало однозначные выводы. Хотя какое ему дело? Пускай делают что хотят. У Кая вообще была та ещё репутация, даже если кто-то и замечал неладное, то вслух об этом не говорили. Многоквартирный дом, дышащий на ладан, похоже, построенный в эпоху рождения его троюродной бабули, потряхивало от проходящего рядом хайвэя. Перила, за которые приходилось держаться, ходили ходуном, а солнце под слоем облаков сияло в зените. Третий этаж — не так уж и высоко, но тревожное чувство от длинного открытого коридора никак не могло улетучиться. Основные сцены были отсняты, оставались только крупняки и другой ракурс, а значит ещё несколько часов и можно будет преспокойно сваливать в бездушный номер отеля. А может и пройтись по лакшери району, поглазеть на бутики и напомнить себе, что вся эта роскошь ему не грозит. Дойдя до места отдыха всё на том же этаже, Таканори плюхнулся на раскладной стул, прикрывая тяжёлые ресницы, и закутался в висевший на спинке мягкий плед. Ну вот, практически тот самый неистовый парадайз. Всё ж для счастья иногда надо так мало. Он блаженно улыбнулся, ожидая, когда официант принесёт ему восхитительно сладкий коктейль с воткнутым зонтиком и помашет опахалом на его светлый лик. Жаль официант был всё ещё воображаемым, впрочем, как и лик, обманчиво светлый он источал мрачную усталость и по-прежнему не выспавшееся биополе. Таканори даже не обратил ни малейшего внимания на подозрительное присутствие всего актёрского состава, опять же не в свой рабочий день. Вот и не лень им переться во всякие жопы мира. Чтобы полюбоваться чем? Харукой чё ли? Тьфу, блять. Даже думать обо всём этом было тошно… и одновременно как-то приятно. Казалось, он уже смирился со всей этой творящейся голубой историей, но истончающаяся с каждой новой встречей, с этими двумя мужиками, надежда ещё была вполне жива и не желала так просто сдаваться в гомосексуальное рабство. — Харутян, привет, — скромно позвал голос извне. Бля, ну только тебя не хватало, сокрушенно подумал Таканори, нехотя приоткрывая правый глаз. Тошия возвышался над ним Токийской башней, держа руки за спиной и хитро улыбаясь. — Доброе утро, — пробормотал Таканори, на всякий случай оглядываясь по сторонам, убеждаясь, что он здесь не один. Кай с Кою в нескольких метрах мило перешептывались о чем-то наверняка безумно занимательном, а ещё чуть дальше, делая старательный вид, что они не знакомы, Каору и Кё. Несколько человек из стаффа меняли свет и передвигали камеры. — Харутян, если ты замёрзла, я знаю способ более приятный, чем плед, — Тошия прислонился бедром к перилам и смотрел куда-то в облачное небо. Вообще вид у него был настолько одухотворенный, что снова в его присутствии стало неловко. И главная проблема крылась, как оказалось, не в том, что он тоже мужик, а в том, что чувств к нему никаких особенных не возникало, в отличие от… — Мне и так неплохо, — ответил Таканори, не заботясь о вежливости, ибо этому человеку было вообще фиолетово как с ним ведут беседу. Ну или дело было в «Харутян», чем Тано бесстыдно пользовался. — Знаешь, я всё думал, как сделать тебе приятно… Таканори опасливо напрягся от такого начала. — … наверняка ты любишь такое. Тошия наконец повернулся, заглядывая в глаза, и тут же опустил взгляд, как будто смутившись. Его руки, до этого спрятанные за спиной, переместились вперёд, демонстрируя то, что было скрыто, то отчего у Таканори выступила во рту предательская слюна. Тошия держал в протянутых руках пластиковую прозрачную коробочку, в которой покоились несколько разных пирожных, настолько аппетитных на вид, что Таканори в который раз чуть не отдался за еду, роняя слезы благодарности. Но вовремя взял себя в руки, отлипая от манящих эклеров и сочно-красных ягод. — Это тебе, — просиял Тошия, подходя почти вплотную, ибо не шевелящаяся Харука продолжала глупо пялиться на лакомство, хоть и не должна была. — Спасибо на добром слове, — от души выдохнул Таканори, забирая подарок, и прижимая к мягкой груди. Безнадёжный вечер обещал стать приятным и скрашенным сладкой эйфорией. Наверно впервые он посмотрел на Тошию так искренне благоговейно, отчего тот просиял пуще прежнего, с удовольствием глядя на объект своей симпатии.

***

~ Грациозно пробираясь сквозь столпившийся в павильоне стафф, бережно прижимая к могучей груди внушительную пластиковую коробку, Тошия ищущим внимательным взглядом ощупывал собравшихся. Благодаря высокому росту его фигуру было видно издалека. Но никто из присутствующих не обращал на поиски цветочника особого внимания. Кроме затаившихся в тени, горкой выстроенных паллетов с овощами, двух непосредственных участников съёмок. Оба делали вид, что совсем друг друга не знают и не хватало только продуктовой корзинки для полного единения со съёмочной площадкой, оказавшейся по невиданной случайности ещё и овощебазой. Ожидая отмашки режиссёра, Каору со скучающим видом изучал разложенные авокадо, пока Кё перекатывал огурцы к помидорам, петрушку к баклажанам и обратно, словно подбирал цветовую гамму поприятнее. Тошию они заприметили ещё издалека и напряжённо ожидали его появления в своём огородном уголке. Впрочем, тот не заставил себя ждать, уже через пару минут подкравшись со спины. — Прошу прощения, — вкрадчиво полушепотом начал Тошия, — тут случайно никто не проплывал…? Не просачивался? Поймав на себе два хмурых неприветливых взгляда, он продолжил: — Я про Харутян, мне сказали она где-то здесь. — Как видишь, её здесь нет, — развёл руками Кё, упираясь взглядом в ужасающего вида розочки из сливок и крема под прозрачной упаковкой, плохо скрытой крупными ладонями Тошии. — Харутян, — нагло ухмыльнулся Каору, обнажая правую сторону зубов. — Так сильно нравится? — Нравится… — Тошия смущённо улыбнулся, сжимая пальцы, отчего упаковка с хрустом сжалась в его объятиях. — А знаешь чья? — продолжая давить улыбку и резво подкидывая в воздух авокадо, Каору, похоже, решил добить несчастного парня. От скуки. — Ч… Чья? — затаив дыхание в неверии, цветочник уставился на кудрявого прохвоста, совсем позабыв, что рядом имеется ещё один свидетель. — Моя! — довольная реакцией Тошии, физиономия Каору готова была треснуть от лживого самодовольства. — Этого не может быть! Я тебе не верю, — процедил цветочник, и повернулся к внезапно ожившему в его поле зрения Кё. — Это же ложь…? Харутян не могла… Кё в ответ пожал плечами, равнодушно перекатывая в пальцах веточку укропа. — Ну мы ещё посмотрим… — кинул вместо тысячи слов Тошия и удалился вновь на поиски своей единственной. Мимо них пробежала Рё с ворохом одежды в одной руке и косметичкой размером с чемодан в другой, не забыв сообщить, что съёмки задерживаются из-за того, что Кай-сан в пробке. — Кай-сан проклят? — недоуменно переспросил Кё в нервную спину девушки. — Я говорю, он застрял в пробке! Звонил только что, будет где-то через полчаса! — Ну зашибись, — вздохнул Каору и приложился плечом к паллетам. — Это правда? — Кё повернулся к нему, обдавая ледяным взглядом полуприкрытых глаз. — Мне откуда знать, я ему что, нянька? — Я про Харуку. Каору даже не постарался скрыть высокомерной улыбки, а поза его стала ещё более бесстыжей. — А ты как думаешь? По правде, Кё думал, что у этого засранца были все шансы завоевать пылкое сердечко Харутана, но говорить этого вслух, конечно же, не собирался. Осмотрев соперника с ног до головы, хмыкнув, произнёс: — Думаю у тебя очень богатая фантазия. — Да, уж с этим проблем точно нет, — Каору махнул ладонью от своего подбородка и ниже, будто хвалясь внешностью удачливого негодяя. — Тебе-то уж точно ничего не светит. — С чего это ты взял? — настала очередь Кё поднимать брови. — Ну-у-у с твоими выходными данными… и комплекцией… — оценивающий взгляд с жалостью прошёлся по невысокой фигурке, — только ворон на огороде до инфаркта доводить. Возмущённый смешок вырвался у Кё неосознанно. Он сурово глянул на Каору, который в расслабленной позе с руками, заправленными в карманы штанов, стоял в ожидании ответа, наверняка, чтобы выдать ещё пару искромётных шуток на любую фразу. — На этой ноте, — строгим тоном преподавателя японской литературы сказал Кё, — я попрошу вас извиниться. Каору уже открыл было рот, в готовности выдать заготовленную колкость, как до них донёсся истошный крик ворвавшегося в павильон режиссёра.

***

~ — Два кусочека дайкона, у тебяяя лежали на столе… Летящей походкой среди наваленных овощей и запаха фермы, тихо напевая себе под напудренный нос, Таканори настраивался на нужный лад. Хотелось бы задать несколько каверзных вопросов людям, которые выбирают такие колоритные места для съёмок, быть может тогда бы свет пролился на таинственный сюжет всей вакханалии, но в глубине души эта интрига была немного интересна. И даже Кою, как лучший друг и напарник свято хранил секрет, не выливая больше нужной для каждого дня информации. А ну и ладно. Это ж не порно, а всё остальное он переживёт! Таканори вертел в руке солидного размера дайкон с пушистой ботвой, свисающей, как конский хвост. Ногтем он проковырял ему два отверстия, где как бы должны быть глаза, и прочертил улыбающийся рот. — Ваш дайкон весьма привлекателен, может вы позволите мне слегка потрогать, хотя бы ботву… — вышеупомянутый овощ смотрел на него с недоумением и как будто не одобрял подобное отношение к собственной многоуважаемой персоне. — Я хоть и скромница, но умело обращаюсь с продолговатыми овощами… — заигрывающий тон снизил обороты, когда до Таканори дошло, как это должно выглядеть со стороны. — Пиздец докатился… Кто вообще в здравом уме будет заниматься подобным? До куда его довела эта роль? Были б деньги, давно пошёл бы к психотерапевту. Да уж туда самая верная дорога. Он присел на корточки, аккуратно поправляя подол гладкой шёлковой юбки и продолжая теребить ни в чем не повинный дайкон. Интересно, можно ли будет забрать его домой? А что, скажет Кою, мол это его Уилсон и жизнь без него не мила. Будут спать в одной кровати и вместе ездить по родным окрестностям Канагавы… И пускай в оригинале Уилсон погиб смертью храбрых, его Уилсон не такой, он останется с Таканори до конца. До конца чего, блять? Разумеется, до того самого, когда в очередном голодном приступе не сгинет в салате. — Мистер Уилсон был самым набожным членом нашей общины, но семья кротов с участка Такашим не знала пощады и оставила лишь это, — Тано задушевно читал посмертную речь над вырванным из ботвы стебельком, для достоверности шмыгнул носом, основанием ладони стирая невидимые слезы. В принципе, готов идти на Оскар, с такими-то талантами. — Могу предложить помощь в репетиции. Таканори вздрогнул от неожиданности и поспешил подняться на ноги, убирая многострадальный дайкон обратно на полку. — Да нет, что вы, я так… Настраиваюсь, — у него нервно дернулась щека в подобие улыбки. После конфуза поцелуйных сцен, на Каору смотреть было невыносимо. Тот до сих пор являлся в пошлых снах незваным гостем и лучше бы там и оставался. — А мне интересно услышать всю историю гибели этого парня, — Каору подошёл ближе, протягивая руку за спину Таканори и выуживая из груды одинаковых дайконов того самого Уилсона. — Если конечно леди не против поделиться. — Может как-нибудь в другой раз? Я извиняюсь, но мне ещё нужно поправить макияж… Да и съёмки вот-вот начнутся, а там история, уух... часа на два не меньше. — Что ж, — Каору игриво ухмыльнулся, уступая дорогу. — Тогда я осмелюсь пригласить… — Вот ты где, Харутян! Я тебя обыскался! — запыхавшийся Кою осчастливил скривившуюся в неподдельном ужасе звезду, тут же бросившуюся к нему чуть ли не в объятья, почти снося с ног. — Боже, ты так вовремя, даже не представляешь, что тут, блять, творится, — в сердцах выплеснул Тано, как только они отошли от Каору на почтительное расстояние. — Уже просят руку и сердце? — рассмеялся Кою, осторожно беря за локоть вскипевшего друга. — Это вообще не смешно! Это мешает мне сосредоточиться! — походка из девчачье робкой превращалась в резкую и агрессивно быструю, отчего Такашиме приходилось почти бежать за расстроенным другом. — Ну ладно тебе, внимание — это прекрасно! — попытался успокоить Кою, — это значит, что ты прекрасно выполняешь свою работу, только и всего. После окончания съёмок забудешь всё это, как дурной сон… Если конечно захочешь. — Да чё ты лыбишься! Мне прохода не дают, блин, не почесаться не пукнуть! — продолжал злиться Тано, и бросать гневные взгляды по сторонам. — Я всё понимаю, но сейчас надо успокоиться, ни к чему ранние морщины на прекрасном личике, — Кою развернул его к себе лицом и больно сжал плечи, да и вообще похоже сам начинал раздражаться. — Обещаю, я выслушаю все душевные излияния, обниму и спою колыбельную, только пожалуйста… Кай-сан сегодня очень не в настроении. И если я тебе ещё друг, то выложись на полную, как ты умеешь! Таканори закрыл глаза и очень глубоко вздохнул, прекрасно понимая, что Кою прав и нельзя его так подставлять. — Можно после съёмок я заберу Уилсона? — А? — Кою в недоумении склонил голову набок. — Да так, ничего, — Таканори покачал головой, уже чувствуя, как потихоньку его отпускает. Кажется, Каору хотел пригласить его на свидание… Или просто показалось? Яркий свет с площадки на секунду ослепил и заодно выжег остатки серого вещества. В пятне света среди овощной феерии возвышался один из избранных Харукой принцев, изящный и чересчур бесстрастный, для влюблённого по уши парня. Таканори закусил губу и смело шагнул вперёд под не меняющийся режиссёрский вопль.