Цвет Харуки алый

— Доброе утро, милая! Этот бодрый крик Такашимы отчетливо стоял в ушах, пока Таканори суетливо собирал в дряхлый рюкзак вещи, проверял в порядке ли документы, одновременно с этим левой пяткой пытался сбрить отросшую щетину с подбородка и залить в себя отвратительно крепкий переваренный кофе. Как гром среди ясного неба голос друга сообщил о незапланированной поездке на соседний остров, где должны были продолжиться съёмки. И никаких возражений не принималось. Лишь угроза вылета из проекта прибавила скорости сонному туловищу — Таканори даже не хотел смотреть на часы, понимая, что ещё, наверное, нет и шести утра, ибо за окном только-только занимался рассвет, а шумно каркающие вороны лениво подавали признаки жизни. Не успев насладиться уютными сновидениями в нынче собственной мягкой постели, не до конца открывшимися глазами, он спотыкался обо все предметы немногочисленной мебели, дабы не опоздать на рейс. По информации Кою у него было примерно минут сорок, чтобы доехать до аэропорта. Чёрт, он что, по его мнению, истребитель?! Благо в ещё недавно прогрызанном молью кошельке теперь сияла пышностью пачка кэша, и можно было позволить себе вызвать такси, вместо того, чтобы бежать спринтером к станции и делать сотню пересадок. По дороге он клевал носом в свой же рюкзак, пуская сладкую слюнку, и как бы не переживал по поводу неожиданного отъезда, а сердце гулко не стучало о рёбра, на каждой асфальтовой выбоине он подскакивал от неглубокого сна. По прибытии на место таксист не очень-то вежливо попросил на выход, видимо, не испытывая сочувствия к лохмато-помятому пацану. Но Таканори не обиделся, уже из машины завидев встречающего у входа в аэропорт Кою, да и вообще всё утро походило на грубо смонтированный наркоманский клип, а посему обращать внимание на подобные мелочи было недосуг. Кою подлетел к нему, помогая выколупать убитую недосыпом тушку из такси. — К чему такая спешка? — хмуро спросил Таканори, еле поспевая за другом, который сразу рванул в здание аэропорта. — Даже не спрашивай, я сам прихуел, когда Кай-сан позвонил с утра. Так что не переживай, тут все сегодня такие… на взводе, — Такашима скакал вперёд и только вперёд, ловко обращаясь со своими длинными ногами, в которые нехотя приходилось залипать, чтобы не сбиться с пути. — Все?! — нахмурился Таканори, хватая Кою за локоть. — Кто это «все»? — Ну все, да, — отмахнулся друг, вприпрыжку преодолевая ступени эскалатора. — Все, кого ты уже знаешь, не переживай. Так, нам сейчас в туалет, я там припрятал походный набор Харутян. И нам бы поторопиться, ибо, — он глянул на часы, чертыхнулся и продолжил: — Осталось пятнадцать минут до начала. — Начала чего? — всё ещё плохо соображал Тано. — До вылета? — До начала съёмок! — Каких, блять, съёмок? Где? Здесь? — Таканори оглядывался вокруг, с трудом догоняя Кою, но не смог заметить ничего похожего на съёмочную группу или специальное оборудование, да и вообще хоть чего-то напоминающего камеру или пушистый микрофон — вроде как главные атрибуты кинопроцесса. Кою пробормотал что-то себе под нос, явно что-то нецензурное, и завернул в туалет, заталкивая туда всё ещё тормозящего Таканори, подперев на всякий случай дверь с внутренней стороны уборочной тележкой. Выудив из одной из кабинок пухлый чёрный пакет, он начал доставать все необходимые принадлежности для перевоплощения, и Тано пришлось на время захлопнуться, отдавшись профессиональным рукам друга, заодно немного подремав под успокаивающими движениями вокруг него. Как Кою ни старался, а всё же привести в полноценный облик Харуку не удалось. Быть может виной тому стало пассивное участие в сборах главного героя, или нехватка времени, но за такой короткий срок получилось только кое-как надеть лёгкое сиреневое платье и уложить парик. От макияжа пришлось почти отказаться, а колготки так некстати пустили несколько стрелок от дёрганных движений. В таком виде даже кастинг в низкопробную дораму не пройти… а как в таком виде он будет проходить паспортный контроль даже подумать было страшно, но Кою заверил, чтобы по этому поводу он не переживал, там всё схвачено. Ну раз схвачено, то ладно. Хоть переживаний и без этого хватало, как выяснилось совсем скоро. Продираясь сквозь бушующий ветер взлётной площадки, под бдительным контролем друга, Таканори таки дошёл до намеченной цели, где его с безмятежным видом ожидал Кё. Одет тот был как всегда броско, но вместе с тем одновременно сдержанно — чёрная облегающая рубашка с такими же чёрными рюшами вдоль пуговиц, заправленная в чёртовы обтягивающие штаны, которые грешным делом уже приходилось однажды наблюдать. Хотя сейчас это волновало меньше всего, ибо ветрила, сравнимый с ураганом Ирма в Атлантическом океане, слава богу, не давал сосредоточиться на грязных мыслишках, абсолютно выбивая всё лишнее и заставляя придерживать волосы и взбесившийся подол. Кою что-то прокричал, отходя от актёров, но Таканори не слышал ничего, кроме гула самолётов и шума ветра. Вроде бы времени у них было не так много, наверно на пару красивых дублей, поэтому все торопились, только Кё казалось не волновало ничего из происходящего. Он отстранённо смотрел куда-то вдаль, стоя очень близко к суетливо поправляющему одежду Таканори. — Нас уже снимают?! — попробовал докричаться до партнёра Тано, убирая с глаз вездесущие локоны парика. Хотя всё же несомненный плюс в этом был — не накрашенная физиономия просто не сможет засветиться на экране. Лишь бы парик не дал дёру при такой-то погодке. Кё подошёл ещё чуть ближе, оказываясь чуть дальше, чем расстояние поцелуя, и не став обременять себя какими-то репликами только коротко кивнул. — А говорить что-то надо? — снова крикнул Таканори, и сквозь каштановые волосины пытался рассмотреть хоть что-то, но удачными эти попытки назвать было сложно. Кё лукаво улыбнулся губами и пожал одним плечом, будто предоставляя выбор Таканори. Хотя все прекрасно понимали, что говорить что-то в этом фильме было бесполезно, даже, когда шла полноценная запись. И несмотря на это, губы Кё беззвучно начали двигаться, а тепло его тела начинало ощущаться уже не невесомо или воображаемо — Таканори готов был поклясться, что чувствует на своём бедре его руку. Но он лишь, как загипнотизированный пялился через паутину фальшивых локонов на эти привлекательные губы, совершенно не понимая какого чёрта так сложно отвернуться. Словно попадая в гравитационное поле этого человека начинала происходить неведомая магия, затягивающая всей эмоциональной тяжестью в пьянящие дебри совершенно потусторонней империи. Если Таканори и хотел зажмуриться, сгоняя с себя эту пелену, то почему-то не стал. Недавно сонный организм будто вновь ожил, да ещё и с таким эффектом, словно прибухнул пару банок энергетика. Где-то на задворках внутренний голос снова начал подкалывать, называя всё происходящее долбанной содомией, в которую Тано с удовольствием погружался с каждым новопрожитым днём. Очередной порыв ветра и новый хлёсткий удар волос по щекам, отгораживающий их от внимательной камеры. Тут Таканори подумалось, что это был бы отличный момент для романтичного поцелуя. И как ни странно подумал он это не от лица Харуки… — Ты мой пятый океан, Чудо-человек, — донеслось до его ушей. Кё не кричал и даже, как будто сильно не повышал голос, но Таканори отчетливо слышал слова, мелодично вплывшие в затуманенный эфир его фантазий. — Пусть небесный наш роман длится целый век… Таканори слегка повернул голову, как умственно отсталый пялясь на спокойное и в то же время хитрое лицо Кё, склонившегося над его плечом. Кажется, он только сейчас понял, что напрочь перестал дышать, пока вслушивался во вкрадчивый тембр приятного голоса. Он даже не заметил прожигающего взгляда с периферии, которым сверлил их действия ещё один участник запутанных отношений. Ему хотелось стоять вот так на ветру как можно дольше и слушать странные стихи или что угодно другое, чувствовать, как благородно руки Кё прижимают бешеный подол платья к его ногам без какого-либо умысла. Наверно, поделись он с кем своими мыслями, его бы приняли за наивного идиота, ничего не смыслящего в таких делах. Но Таканори хотелось думать именно так. И после того, как к ним наконец подбежал Кою, укутывая задеревеневшую героиню в огромный не по размеру пуховик, призывая собираться на рейс, Тано глубоко вздохнул, отрываясь от своих внутренних терзаний и от Кё. ~~~ Стараясь освободить тяжёлую голову от разгула фантазии, Таканори полностью отдался визуальному простору, залипая на словно нарисованные облака в овал иллюминатора. Плавное покачивание самолёта процессу полностью способствовало, оставляя только расслабленность мышц и безмятежную дрёму сознания. Развалившись в мягком кресле, подобрав подол так, чтобы не мешал вытянуться ногам, он почти ушёл в героиновую нирвану, летая в атмосфере аморфного существования. Раз картошка, два картошка... Ленивые мысли наконец заполнили голову, перетекая в самое лёгкое облако, в котором он-таки отыскал свою бурлящую мужскую ниву, и больше никогда не отпускал. Мягкий толчок в плечо привёл его в чувство и сонной мухой он повернул голову на раздражитель… Чёрт. А ведь только удалось забыть, что его соседом был Кё, который по-видимому сладко уснул, всем телом кренясь в его сторону. Пару минут поразмышляв на тему отодвинуться ему или нет, Таканори всё же остановился на последнем, совершенно искренне себя оправдывая, что двигаться-то ему собственно некуда. Краем глаза он заметил сидящего через проход Каору, который на первый взгляд тоже отъехал в страну Морфея, но задержав на нём несмелый взор, Таканори понял, что тот украдкой сверлит их с Кё нескрываемым подозрением. Или это снова разыгравшееся воображение… Лучше бы вообще не оборачивался, честное слово. Тихо выдохнув, он вернулся к облакам. Даже на судьбу свою тяжкую жаловаться не хотелось. Подперев щеку рукой, наверняка стерев и без того сдутые ветром румяна, он против воли снова начал перебирать последние события в голове, не особо пытаясь разложить всё по полочкам, как квитанции по квартплате, коих уже прилично скопилось в его новоприобретенном жилище. Но что-то упорно складываться там не хотело. Понять в чём-таки дело не составляло труда, а вот принять это всё не хватало ни храбрости, ни мужества. А признаваться самому себе в том, что он слабак, хотелось ещё меньше. Скромная надежда ещё жила где-то глубоко. Настолько глубоко, что даже Аквамену не добраться. Мирное сопение Кё стало как будто ближе. Глаза Таканори слипались от недосыпа и, сознание наконец заволокло приятной дымкой, как откуда ни возьмись, некий голос заставил его очнуться. — Миллион, миллион, миллион алых роз… — звучный бас Тошии заполнил пространство салона, вынуждая обратить всё невнятное внимание на свою персону. Размахивая букетом тех самых алых роз, о которых он так мелодично голосил, цветочник как-то уж слишком легко перемахнул на сидения перед вылупившимся на происходящее безумие Таканори, и чересчур радостно начал выдёргивать по одной розочке из букета, метко кидаясь ими в свою любимую. Ошалев от подобной наглости, Тано открыл и закрыл рот, не найдя нужных слов, чтобы противопоставить счастливой улыбке Тошии. Тот же продолжал творить лепестковую феерию, громко смеясь и всё ещё напевая. Интересно, их не снимут с рейса как особо опасных шизофреников…? Словно в тумане, Таканори ощутил по левую руку движение, обернулся и готов уже был схватиться за сердце под сдавливающим корсетом, которого почему-то не оказалось — Кё ласково взял его за руку, проводя по его ладоням своими, и как по волшебству на одном из пальцев засияло кольцо с огромным бриллиантом в карат так сто пятьдесят… — Поздравляю с годовщиной, любовь моя, — Кё улыбался как ушибленный, отчего вместо подобающих в такой ситуации радостных чувств, Таканори почувствовал дурноту, перемешанную с пиздецким страхом за свою, похоже, потерянную холостяцкую репутацию. Не сводя упоротого взгляда, Кё продолжил: — Я так счастлив, ведь у нас скоро будет малыш. ЧЁ БЛЯТЬ?! Таканори вырвал руку, очумелым взглядом ощупывая все свои конечности и потрогал живот, который со скоростью света начал раздуваться, как на дрожжах, превращаясь в огромного размера шар. Тошия продолжал беспечно смеяться, поздравляя молодых и бросая розы теперь и в счастливого будущего папашу. Только Таканори вообще хоть кто-то спросил?! Внезапный рык и автоматная очередь разрубили задорный беспредел счастливой оргии — Каору наперевес с М-16 вывалился в проход, угрожая застрелить всех, кто был в его поле зрения. Ждать у моря погоды, видимо, тот не собирался и с криками «ЗА СЕБЯ И ЗА ХАРУКУ!» направил пушку на ничего не замечающего, кроме своей невесты, Кё. Несколько выстрелов и несостоявшийся отец стёк к ногам Таканори, оставляя кроваво-красный след на сидении, отчего Тошия засмеялся пуще прежнего, посыпая оторванными лепестками новоиспечённый труп. Таканори поднял голову, встречаясь взглядом с Каору, а затем и с чернеющим дулом его автомата. Оглушающий выстрел и Тано встрепенувшись проснулся на том же месте, в относительной тишине и безопасности, готовый заорать от столь красочного сна, больно прикусил язык, и постанывая вернулся в исходное. Пиздец, и приснится же такое… Трясущимися руками он пригладил парик, под которым всё вспотело и начинало чесаться, на всякий случай проверил всё ли в порядке с животом и пальцами, на которых слава яйцам не наблюдалось никаких помолвочных украшений. Умыться бы. Он посмотрел на Кё, всё также мирно посапывающего в его плечо и решительно поднялся, аккуратно огибая расставленные коленки пассажиров. Дурацкий сон отрывками ещё врывался в сознание, красочно напоминая о себе, отчего ощутимо передёргивало и заставляло проклинать всех и вся, в том числе шелковый подол, липнувший к голым ногам. Добравшись всё же до туалета, Таканори дёрнул дверь, ударив кого-то внутри кабинки. — А, простите, тут заня… — зависнув на полуслове, и не сообразив сразу ретироваться, Таканори, как вкопанный уставился на парочку, каким-то чудом запихнувшуюся в узкую кабинку, во вполне себе недвусмысленной позиции, окутанную дымом известного, но судя по запаху запрещённого происхождения. Те, похоже, не сразу заметили, что их застукали, но, когда дошло, Кою резко захлопнул дверь, наверняка возвращаясь в объятия режиссёра. Бля… Может это ещё сон? Передумав умывать лица, Тано в неком ступоре вернулся обратно на свое место. Теперь к картинкам с розами цветочника и пулемётных очередей прибавилась проворная рука друга, опытно шурудившая в штанах Кая и звуки их тяжёлого дыхания. Чёрт. Чёрт чёрт Чёрт. Господи, спаси Японию, а… Ну хотя бы меня, попросил у облаков Таканори, старательно отбрасывая куда подальше логичные мысли после увиденного. ~~~ Для того, чтобы найти девственные сугробы в разгар осенней поры всей съемочной группе пришлось подняться высоко в горы. Для этого нужно было вставать в несусветную рань, и наскоро собираться в поход. Таканори даже не успел распаковать вещи, не говоря о том, чтобы прогуляться по землям Хоккайдо и попробовать местную кухню, которую так расхваливал Кою по дороге в отель. Вообще смотреть в глаза друга после самолётного откровения было слишком неловко, что-то спрашивать тоже не особо хотелось, а тот ничего сам не говорил, так что пришлось запихнуть увиденное куда подальше в отдельный ящик памяти и по возможности, никогда не доставать… Хотя, в медицинских целях может было бы и неплохо поинтересоваться кое-какими вещами. Может быть когда они останутся наедине… Таканори смачно разгрыз мятную карамельку, заменяющую желанную дозу никотина и огляделся. Вокруг и правда было очень красиво — горный пейзаж, заснеженный и не тронутый, колоритно смотрелся бы на любой плёнке. И в который раз он преисполнился гордостью за то, что участвует в таком проекте, благодаря несусветной удаче, которую он так часто мысленно грубо охаживает всевозможными эпитетами. Взятый в прокат автобус довёз их максимально далеко, но всё равно пришлось долго идти до наилучшего места, в котором могли расположиться и операторы, и световики, и остальные участники съёмок. Слава всему сущему — все актёры не попёрлись в такую даль, оставив главных действующих лиц практически тет-а-тет. И вот это сильно коробило безумно бьющееся сердечко. Нет, сердечко не Харуки, как положено, а Таканори. И не от большой любви, а от беспокойства и какой-то глупой боязни. Он несмело скосил взгляд на идущего в нескольких шагах Шинью, чуть прихрамывающего и утопающего по щиколотки в снегу. Одетый в белое длинное пальто, тот гармонично вписывался в общий антураж природы. Но, несмотря на всю внешнюю привлекательность и даже в каких-то моментах очарование, которое, похоже, распространялось на всех, кроме Таканори, Шинья был всё ещё холоден, как льды Антарктиды и себе на уме. Впрочем, все здесь были не от мира сего, в чём Тано убеждался ежедневно. Наконец, они остановились на приличной поляне, которая удовлетворила Кая по всем параметрам, и группа тут же начала расставлять аппаратуру и суетиться с внешним видом актёров. Таканори кутался в пуховик, натягивая рукава на пальцы и терпеливо сидел в раскладном кресле, пока сонная с опухшими глазами Рё гримировала героиню, добавляя то тут, то там сияния как минимум достойного Афродиты. Пока он старался держаться на границе разумного и не впасть случайно в очередной безумный сон, подкравшийся Кою напялил ему на руки нежнейшие пушистые варежки, девственно-белые, словно нетронутые снежные скопления под высокими голыми деревьями. Таканори лениво оценил выбор подобного аксессуара и заодно порадовался, что хоть такие мелочи в данных условиях канонично соблюдались хотя бы заботливым другом. Ещё б рейтузы кто подогнал и сапоги потеплее, но на это видать фантазии не хватило, поэтому Таканори предстояло морозить сокровенные чресла в коротком платье и абсолютно не согревающих полуботах, кроваво-красных, как, у мать её, миссис Клаус на рождественской ярмарке. Ещё б шапку в тон и можно развлекать детишек, как в старые добрые на бесчисленных подработках. В целом, настроение его не то чтобы плохое, возможно было улучшить только мыслями о скором завершении долгого дня, чем Таканори и старался себя занять, пока под прицелом вездесущего глаза камеры, лежал в снегу и одновременно двигал всеми конечностями, образовывая вокруг себя силуэт ангела. Тем же самым в паре метров от него занимался Шинья, которого благодаря слою снега видно не было, но судя по выкрикам режиссёра именно это и происходило. Задницу уже неимоверно холодило, ноги свело от постоянного однообразного движения — он будто пытался всплыть на поверхность абсурда собственной жизни, совершенно позабыв, по причине потенциального обморожения мозговых клеток, что вообще тут делает и какого чёрта ещё не сдох под аккомпанемент падающих на лицо снежинок, уже даже не тающих на его коже. Даже Кейт Уинслет в небезызвестной сцене выдали тулуп и валенки, а он, походу, всё же чем-то провинился и сейчас огребает по полной за свои прегрешения таким вот незаурядным способом. — Эй, Харутян, ты чего не поднимаешься? — неожиданный голос сверху вынудил приоткрыть глаза, но яркий солнечный свет больно резанул, отчего он подслеповато прищурился, скривив все мышцы лица. — А? — выдохнул Таканори, с трудом разбирая черты наклонившегося над ним человека в обрамлении сияния, будто нимба, спадающие длинные волны волос и бархатный голос. Неужели он всё же помер и сейчас к нему явится сам Иисус? — Я говорю, чего лежишь, так и простудиться недолго. Человек решительно тряхнул Тано за плечи, отрывая от земли и проследил, чтоб тот не грохнулся, поддерживая за спину. — Совсем рехнулся, Такашима? Да на ней же лица нет, давай сюда куртку, — недовольный голос, какое-то шуршание. До Таканори, словно сквозь толщу воды, доходило происходящее — голос Каору, который все же не Иисус, торопливая речь Кою рядом, потом на его плечи опустился уже знакомый безразмерный пуховик. Похоже, он все-таки вырубился там в сугробе. — А ты что здесь делаешь? — с трудом разлепив губы, догадался задать самый актуальный вопрос Тано, обращаясь к Каору, и грея нос в воротнике куртки. — Да вот, мимо проходил, кофе тебе принёс, — тот улыбнулся слишком широко и впихнул горячий стаканчик в замёрзшие пальцы, которые не спасли даже варежки. Откуда в горах кофе? Хотел было спросить Таканори, но подняв взгляд на своего собеседника, все мысли ускакали прочь, оставляя в голове звенящую пустоту, и он поспешил отвернуться, ища глазами Кою. Тот же как-то недоверчиво поглядывал на Каору, вполуха слушая наставления Кая, и выглядел как будто виноватым, что вообще-то было ему не свойственно. — Леди надо бы хорошенько согреться и, пожалуй, в моём арсенале имеется несколько хороших способов, только вот боюсь ты их не оценишь, — Каору усмехнулся в свой кофейный стакан, и указал головой в ту сторону, где, кажется, их ждал автобус. — Разве съёмки уже закончены? — нахмурился Таканори, уже немного придя в себя и неловко топчась на месте, разумно отодвинувшись от сердобольного поклонника на приличные пару шагов. Хотя, что уж лукавить, погреться в горячих объятиях имело свой резон. Если, конечно, речь шла именно об этом… — Не думаю, что, отбросив копыта от холода, от леди будет много толку, — он поджал губы и хмуро оглядел крючевшегося и приплясывающего ча-ча-ча Таканори. — Хотя если это есть в планах нашего гения, то я бы на твоём месте с ним поспорил. — Я б поспорил, да только язык не шевелится, — тут Тано не врал — челюсть его действительно стучала от холода, а язык с трудом отлипал от нёба, хотя казалось горячий кофе-то должен был это исправить. — Ну тогда я всё улажу, — кивнул Каору и ласково провёл рукой между его лопаток, почему-то оказываясь слишком близко. — Дойдёшь до автобуса? Таканори вроде бы помнил куда идти, а потому согласился, собирая разбежавшиеся по черепу мысли воедино и обернувшись увидел, как режиссёр с крайне недовольной миной выслушивает убедительные доводы Каору о том, почему Харутян скоропостижно свалила в середине съёмок. Кою молча стоял с ними рядом, как будто не принимая ничью сторону и, напряжённо задумавшись, глядел вслед Таканори. Идти до автобуса было действительно близко, каких-то минут десять, хотя дорога до поляны заняла около получаса, и Тано уже удобно расположился в уютном нутре салона на вельветовом диванчике, чувствуя, как начинает гореть лицо и ляжки, отходя от холода. Всё бы ничего, только вот непрошенные мысли снова возвращались в привычное русло, гоняя одно и то же заевшей пластинкой. Он даже с радостью отвлёкся на пиликнувший мобильник, где увидел сообщение от друга, мол «нам дали час перерыва, отдохни пока, я скоро к тебе приду». И на этом спасибо, подумал Тано. Вроде бы до этого он дико хотел спать, и сейчас в тепле хорошо было бы вздремнуть, раз временем хоть и не долгим он располагал. Но вместо этого, он глупо таращился в окно на замерший горный пейзаж, абсолютно остекленевшим взглядом, и глубоко вздыхал, ощущая, как всё его ещё недавно неплохое настроение упало ниже плинтуса, заставляя прокручивать в голове то, что он совсем прокручивать не хотел. По крайней мере не сейчас. ~~~ Если бы не остатки здравого смысла Таканори бы завалился спать на придверном коврике, которого не было, но желание от этого факта не убавилось. Он с раздражением сдернул с головы остопиздевший парик, от которого голова чесалась так сильно, что хотелось самоликвидироваться. Парик благополучно улетел куда подальше, и если бы не ангельское самообладание, платье бы затрещало по швам и нашло бы свой конец где-то недалеко от могилы парика. Отыскав в себе последние силы, Таканори поплёлся в душ, отвлекая себя какими-то дурацкими мыслями, например, тем что у него единственного был отдельный гостиничный номер с собственным санузлом, ибо остальным актёрам в этом плане повезло меньше. Или о том, как школьницы, живущие на Хоккайдо, не отмораживают свои нежные ляжки в коротких юбках, почему для них не разработается специальная форма по погодным условиям. Куда смотрит министр образования вообще? Вряд ли обморожение конечностей благотворно влияет на успехи в учёбе. Ведь сегодня он как никогда прочувствовал всю боль и страдания от местного климата. И когда бы он вообще о таком задумался, не примерив девчачий образ? Мужикам, конечно не понять… тьфу, опять за своё… То ли дело толстокожие тюлени в Северном Ледовитом океане, или те же киты, мощные и красивые, совсем не знающие подобных проблем. Или по-джентльменски предложенный ароматный кофе, аккуратные руки, сжимающие хрупкий картонный стаканчик, такие сильные и очень ласковые, вкупе с по праву самоуверенной снисходительной ухмылкой на привлекательных губах… Таканори глубоко вздохнул, отмахиваясь от внезапно вклинившегося в эфирный поток Каору, и тряхнул головой, прогоняя видение. С этими бестолковыми мыслями он вывалился из душа, предварительно закутавшись в пушистый гостиничный халат с весёлой эмблемой подмигивающей снежинки на спине. Практически дополз до кровати и обессиленно завалился, облегченно вздыхая. Таканори мог бы вырубиться за мгновение, несмотря на то, что курить хотелось неистово, и голова была обмотана полотенцем, да и вообще поза трупа для сна была не из любимых. Но кого это волновало, когда веки так сладко пощипывало, а мягкий халат окутывал уютной нежностью измученное за нелегкий день тело. Неожиданно гостиничный номер разорвало три учтивых стука в дверь. Таканори подпрыгнул на кровати, практически оказавшись на полу. — Харутян, ты ещё не спишь? — донёсся глухой, но достаточно громкий голос. Сон как рукой сняло. Таканори резко выпрямился, ещё больше закутавшись в полюбившийся халат, в панике придумывая как поступить дальше. — Харутян, я слышу, что ты не спишь, — игриво продолжил голос, без сомнений принадлежавший Тошии. — Сука-сука-сука, — бормотал Таканори, бесшумно продвигаясь к окну, будто он смог бы выпрыгнуть с шестого этажа без последствий. — Харутян! Знаешь, я не мог уснуть и понял, что должен увидеть твоё лицо, — вещал Тошия, пока его ненаглядная судорожно соображала, как быть дальше. — Господи, блять, ну какого тебя принесло, — шептал под нос Таканори, решившись подойти к двери и послать незваного ухажера. Понимание, что он не успеет переодеться, а уж тем более принять образ Харуки за три секунды, пришло моментально и единственный способ избавиться от Тошимасы был поговорить. — Я не одета, я не могу открыть, — пропищал Таканори в закрытую дверь, на всякий случай навалившись на неё всем телом, как будто там не один влюблённый придурок, а целая разъяренная толпа гопников. — Харутян, это не проблема, мне только одним глазком на твой светлый лик посмотреть и сердце моё будет спокойно… Некстати Таканори вспомнил свой упоротый сон в самолёте с Тошией и букетом алых роз. Он в отчаянии застонал, проводя ладонью по лицу. — Тоши-кун, давай поговорим завтра, сегодня я очень устала. — Но Харутян, я не прошу много, мне так хочется тебя увидеть. Пожалуйста. — Тоши-кун… — Хару-тян… — Сучара, — сквозь зубы прошипел Таканори, чувствуя себя полным идиотом. — Хара-сан, вы, кажется, ошиблись номером… Сердце Таканори пропустило пару ударов, когда ещё один знакомый голос вклинился в их тупой разговор. Сразу заплясали картины одна другой краше, где обладатель этого голоса сейчас же выдаёт его с головой первому встречному с дальнейшими не самыми приятными вытекающими. Таканори быстро сообразив, что к чему побежал к своему рюкзаку, доставая оттуда солнцезащитные очки и медицинскую маску. Напялив их, поправил съехавшее полотенце и халат, вернулся к двери, повернув замок. — Хара-сан, шли бы вы в опочивальню, не пугайте молодых девушек в столь поздний час, — снова раздался спокойный голос. Таканори на всякий случай глянул на часы, которые показывали почти полночь. А ведь и правда, мог бы притвориться спящим наглухо, ещё и всхрапнуть для достоверности. — Да, наверно, ты прав… Спокойной ночи, Харутян, — расстроено произнёс Тошия и, видимо, ушёл восвояси. — Спокойной ночи, — запоздало отреагировал Таканори, и немного приоткрыл дверь. Перед ним тут же возник человек с зелёными волосами. В очках было трудно рассмотреть что-либо, но Таканори неведомым самому себе образом, ощутил прожигающий до самого чувствительного нутра взгляд, который, похоже, видел больше, чем закутанную нелепую мумию. — Спасибо, — промямлил Таканори, и уже было хотел захлопнуть дверь, но не тут-то было. Кё продолжал молча смотреть, даже не пытаясь что-то предпринять или уйти, ну или хотя бы моргнуть. — Спасибо большое, — Таканори кивнул и как будто что-то в его голове щёлкнуло, пока он смотрел в эти тёмные окутывающие глаза. — Не за что, — нараспев тихо произнёс Кё, сильно толкая дверь. — Что ты…? Таканори отлетел на пару шагов назад, оказавшись в беспомощном положении. Сердце бешено заколотилось в груди, ладони вспотели, пока Кё за три секунды оказался рядом и яростно сорвал очки и маску с его лица. полотенце тоже упало куда-то в сторону могилы париков и платьев. Халат немного съехал с одного плеча, и Таканори чувствовал себя не просто неловко, а как мышь в клетке и вот наглый отожранный кот пытается его сожрать, не иначе. Глаза Кё пылали чем-то новым и жадным. Руки двигались уверенно и чётко, зная, чего хочет их хозяин. Таканори зачарованно застыл, волнительно ожидая продолжения, коротко простонал, когда пальцы Кё вцепились в его затылок и потянули на себя. Горячий поцелуй при соприкосновении губ — немного шершавых и таких вкусных… Таканори судорожно вздохнул и резко зажмурился, а открыв глаза понял, что всё так же стоит у чуть приоткрытой двери и пялится в пустой коридор. — В смысле…? — прохрипел он, прищурившись всмотрелся внимательнее, огляделся по сторонам и никого не обнаружив, вернулся в номер. Рухнул на кровать, зарываясь лицом в подушку, и надеясь, что эта галлюцинация была только в его голове, а не в голове Кё. И когда тот вообще успел уйти? И что это было? Таканори же чувствовал всё, даже сильные пальцы в своих мокрых волосах. И жёсткие требовательные губы на своих губах. И этот бешеный взгляд…. — Идиот, — сам себе вынес диагноз Мацумото Таканори, переодевающийся в девочку для роли в сопливой мелодраме с тупым сюжетом и всратыми диалогами.