Бестиарий. Злая любовь Мин Юнги.

БЕСТИАРИЙ. НИЖНИЙ МИР. ГОД НАЗАД. Намджун и Тэхен все-таки остаются на ночь в Бестиарии, несмотря на то, что Юнги сильно против. — Да, епт, я посплю в гостиной, ты же знаешь, мне все равно на этот шум снаружи! И потом, тебя, как врача, не волнует мое состояние? А вдруг мне поплохеет? — на самом деле, Намджун уже совсем пришел в себя. Но хитрожопится, как может. Лучше уж пусть на него фырчит Юнги, чем прожигает тоскливым взглядом мелкий. Может, после суток, проведенных со своим Доктором Мином, он не сразу начнет самоуничтожаться? — Сговорились, — покачал головой Мин, и пошел закрывать ставни снаружи пункта, по пути приказав Джуну зарядить капканы. Старшие управляются уже в сумерках, и когда Юнги запирает дверь и окна на ставни изнутри, Тэ начинает слышать нарастающий шум. Топот лап, шуршание кожистых крыльев, рычание и предсмертные визги первых жертв гудящей линии напряжения. И звуки этой зловещей возни только нарастают, словно кто-то гонит толпы тварей на убой, а они и не против. Это так же мерзко, как и страшно. А у Мин Юнги на лице крупными буквами послание лично для Ким Тэхена: «А Я ПРЕДУПРЕЖДАЛ, БЛЯТЬ!» …Тэхен снова лежит в крохотной спальне Юнги. Оказывается, тут нет окна, потому что задняя стена дома вплотную притерта к отвесу скалы. Минус — нет света. Плюс — не слышно ночных шабашей, ведь это действительно жуть, как бы Тэхен ни храбрился. Когда Тэ зашел сюда впервые, он этого не заметил. Хотя, он тогда бы и стадо носорогов не заметил, не то что отсутствия какого-то там проема в стене. Юнги появляется на пороге и зависает взглядом на парне. Ким Тэхен смотрится в этой убогой обстановке, как роза в помойном ведре. Неуместно. Слишком нарядно и ярко, не смотря на то, что на нем из одежды одно одеяло. Но как бы Мин ни был счастлив, что Тэхен провел с ним этот умопомрачительный день, он очень хочет, чтобы младший сейчас находился в безопасности. Как можно дальше от этого места. И не важно, насколько сильно сам Юнги будет от этого страдать. Тэ лежит в свете желтого, тряпичного абажура лампы — Мин всегда будет благодарен Джуну, что, кроме всех вещей, прихватил в тот жуткий день и ее. Она, как маяк во тьме, напоминает смотрителю Юнги, что где-то у него есть дом. Мин ныряет под одеяло, обнимает Тэ и закрывает глаза. Оба засыпают мгновенно, и ночь пролетает кометой. А утром Тэхен спрашивает у Юнги возможность прийти еще раз. Точнее, требует. Старший пробует возмутиться, мол, Сталкер за стеной и утро, но шалеет на второй секунде, и вообще готов на все, что угодно. Вокруг полная тьма, только электронные цифры часов подсвечивают растрепанные волосы и линию скул Тэхена. А еще — точеный силуэт шеи и плеч. Это невыносимо. Мелкий наглец еще и выставляет яркость будильника на полную, на миг оторвавшись от Юнги. Он хочет, чтобы тот его видел и не смел ни сопротивляться, ни бухтеть. — Ты с ума меня сведешь, — стонет Мин, и смеется, забывая про все. Закрывает глаза, чтобы раствориться в своем счастье на несколько коротких минут. Ради которых он потом будет жить. И ждать обещанных встреч раз в месяц — так они договорились. Через полчаса все трое завтракают за крошечным столиком у кухонной зоны, а потом Мин открывает окна, впуская неизменно пасмурное утро в дом. Тоскливый пейзаж, к которому вряд ли можно привыкнуть, если не надеяться, что однажды покинешь это место. …Намджун уходит вперед. Смотритель не может их проводить, ему нельзя покидать Пункт, но он плюет на правила, и провожает. Он весь путь держит Тэхена за руку, переплетя их пальцы. Они идут так метров пятьсот, или около того, а потом Мин, кривясь, сообщает, что должен возвращаться. Тэхен целует Юнги, и в этих поцелуях — вся любовь, что у него есть и обещание вернуться. — Я всегда с тобой, мой мальчик. В каждой секунде твоего времени. Но уходи как можно скорее, пожалуйста, — умоляет Юнги. И Тэ уходит. Уходит, забирая с собой всю миновскую душу, все сердце, всю его жизнь. Потом Намджун снова идет позади, и рассказывает Тэ про Бестиарий, дополняя то, что мелкий уже слышал от Юнги. Попутно Сталкер сканирует местность. Пусть и утро, и в теории безопасно, но Мин сумел накрутить его своим беспокойством за Тэхена. — Джун, ты лучший друг на свете. И самый большой дурак, — сказал он ему прошлым вечером, когда они заряжали капканы возле дома. — Ты бы видел его. Он не спал, не ел, нашел в моем доме единственный косяк и чуть им не отравился! И вообще, спасибо бы сказал! — начал было оправдываться тот. — Спасибо. Но ты не понимаешь, — с тихим отчаянием выдыхает Мин, — можешь думать, что я сумасшедший, но я всегда чувствовал. Нет, я ЗНАЛ, что Тэхену сюда нельзя. Не спрашивай, откуда. — Откуда? — Мне редкую ночь, за год до всего этого, не снились кошмары, в которых мой Тэхени тут погибает, — злобно признается Юнги. — И что? Ты влюблен и боишься за него. Ничего мистического. И вообще, Доктор Мин, ты же " ДОКТОР МИН «, ну постыдился бы. Кошмары не сбываются, у тебя обычный невроз! — Ох, да кому я это говорю? Все, затыкайся. Иначе будешь ночевать на улице! Сталкер в ответ нагло ржет и перечисляет Юнги обязанности смотрителя. Мин пытается метнуть в Джуна капканом, и конечно, промахивается. Потом они курят, подпирая красную дверь спинами, И Юнги, зажав в зубах сигарету, проверяет у друга пульс. И обещает красиво нарядиться на его похороны, если что. Все-таки беспокоится. В принципе, обычное общение Мин Юнги и Ким Намджуна. …Но почему-то, почему-то Сталкер запомнил это признание Юнги. Оно отложилось нехорошим осадком у него в душе. И Намджуну сейчас просто хотелось бежать к Подъему, чтобы поднять Тэ домой. А потом… А потом все завертелось внезапно и жутко, как в одном из кошмаров Юнги. Карликовые мантихоры, так же как и остальная фауна этого мира, спят ночами. Но Джун совершенно забыл, что в брачный сезон они активны круглые сутки. Тэхену не повезло. Сталкер увидел движение мелкой, не больше обычной белки зверушки в нескольких метрах от Тэ. И тут же выхватил свой кольт из кобуры, попутно крикнув Тэхену, чтобы тот бежал. Тупица Намджун. Он крикнул " Беги Тэ!», но не сказал куда. Если бы на месте мелкого был Сталкер, то он бы рванул по прямой не обернувшись. Но не знающий здешних бед и порядков Тэ… Он растерянно обернулся к Джуну и спросил: «Куда бежать, хен?» Сталкер убил мантихору, но она еще до выстрела выбрала цель, и долетела до нее даже мертвая. И умудрилась ткнуть жалом парня под лопатку. Она оставила жало в теле Тэхена, и тут же подохла. Джун с ревом схватил мелкого, стягивая с него пуховик, надеясь, что она его не достала. Но на карамельной тэхеньей коже уже расплывалось синюшное пятно от ультратоксина, которым было заряжено жало этой твари. Потом все завертелось уже не как в кошмаре Юнги, а как плохом фильме ужасов. До Подъема было ближе и Сталкер рискнул отнести уже бессознательного Тэхена в Верхний Мир. Он преодолел оставшиеся двести метров с Тэ на руках на таком адовом адреналине, что кажется, даже не запыхался. Скорая приехала практически сразу. И потом, сидя в холле главной сеульской больницы у реанимации, Ким Намджун поверил в кошмары Юнги, в вещие сны, в призраков, в Будду, и молился на врачей, которые сейчас спасали Ким Тэхена. А на следующий день, спустившись в Нижний Мир Ким шел к Юнги как на расстрел. — Юнги, он жив! Я клянусь тебе, он стабилен и его спасут! — кричит Сталкер обезумевшему парню. Тот уже час гонял Намджуна от Пункта до берега океана и обратно. Едва не убил, кинув в него своим старым микроскопом. Пытался утопить, но Громила оказался против. Гнал на капканы, но этот ублюдок оказался везучим, и ни в один не попал. Но потом все-таки догнал и дважды врезал Джуну по морде. С такой силой, что у Сталкера кровь полилась и из носа, и изо рта. А потом они оба сидели на берегу, в отдалении друг от друга, не понимая, что дальше. Что? Левиафан тревожно разглядывал своими птичьими глазами то одного дурака, то другого, и профилактически порыкивал, чтоб те снова не вздумали драться. А они и не дрались. Если бы Юнги решил забить Намджуна тогда до смерти, он бы не стал сопротивляться. Потому, что понимал, НАСКОЛЬКО он облажался, приведя сюда Тэ. А Доктор Мин как раз и пришел в себя, когда понял, что Сталкер подставляется под удары. — Сука… — цедит он, с ненавистью отпихивая от себя Джуна. И идет к кромке океана, закрыв лицо. И уж лучше бы он и правда добил Намджуна, чем рыдал сейчас, валяясь на холодном песке. Сталкер знал, когда к Юнги можно будет подойти. Он выждал час. — На вот, выпей, — ткнул он в закаменевшее плечо Мина стаканом, на треть наполненным водкой. — Пошел ты, — ответил Юнги, но уже без злости. И взял стакан. Как бы ни хотел сейчас Мин Юнги навсегда избавиться даже от воспоминаний о Ким Намджуне, а сам Намджун — никогда больше не попадаться Юнги на глаза, оба понимали, что без их совместных усилий Тэхену не выжить. Потому они как следует выпили, помирились, и стали думать, как спасти Тэ. БЕСТИАРИЙ. НИЖНИЙ МИР. НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ. — Я держу его, держу! — хрипит сквозь зубы Намджун. Он сидит на песке и крепко прижимает к себе спеленутого в одеяла Тэ. Путь из больницы на пляж Нижнего Мира занял больше часа. И парни старались не думать сейчас, каково пришлось Тэхену. — Ты молодец. Справился, — ответил ему Омега, изо всех сил борясь с головокружением. Он тоже сидел на холодном берегу и, наверное, восхитился сейчас бы мрачными красотами Нижнего Мира, но было не до того. Еще хорошо, что они тут появились на рассвете. Иначе пришлось бы отбиваться от всякой бестиарской дряни. Хоть в чем-то повезло. Сокджин, почти так же бережно, как Сталкер Тэхена, держит дорожную сумку с медикаментами. Он набил ее всем необходимым для поддержания жизни пациента и даже больше. Доктор Джин хорошенько почистил кладовую лаборатории больницы перед уходом. Спуск в Бестиарий — это и для здорового человека радость та еще, а для Тэхени… Сталкер и его Омега знали, что парень может не перенести этого, но деваться было некуда. И Ким Намджун чудом приземлился на ноги, и это же чудо помогло ему не выпустить из рук Тэ. И кислородная маска все так же плотно закрывала его лицо, а кардиомонитор все так же пищал, выдавая отчет о сердцебиении. — Выдохни уже, Джуни, он дышит, — тихо сказал Омега после быстрого осмотра пациента, и обратился теперь уже к самому спящему Тэхену: — Держись солнышко, пожалуйста… Я очень, очень тебя прошу… Все самое страшное уже позади, правда. Поверь мне… Мы почти победили… У Сталкера желваки и сжатые челюсти от этой нежности в голосе Сокджина. Но он, не теряя времени, находит в рюкзаке тряпичные носилки, аккуратно опустив перед этим тело пациента на берег. Парни кутают Тэ в дополнительные одеяла, потому что температура его тела упала с момента выезда из больницы с нормальной до тридцати пяти и семи. Плохо. Это плохо. Намджун и Джин как можно быстрей разворачивают носилки и буквально несутся к Пункту номер семь. Впрочем, Джун был совершенно уверен в том, что если что-то изменится за этот гребаный год с Тэ, смотритель этого самого Пункта номер семь об этом узнает. Почувствует, или погадает на мертвых крысах — неважно. А может поймет по составу воздуха, в котором появится дыхание Тэхена. Джун даже не верил, а знал, что как только их ноги коснутся бестиарского берега, Юнги кинется к ним навстречу. И поэтому Альфа вообще не удивился, когда увидел на горизонте летящий к ним навстречу силуэт доктора Мина. И тут же со скал сорвался визгливый Археоптерикс, а из черной воды океана, далеко от берега, вынырнули морды Левиофанов и обеспокоенно заухали. Юнги, задыхаясь от бега, взмокший, как попало одетый, подскочил к Сталкеру, и потянул на себя одеяльный кокон. Он, казалось, не заметил ни Намджуна, ни Сокджина, все, что его интересовало, было сейчас внутри одеял. — И тебе привет, Мин, — Сталкер укоризненно посмотрел на него. — Осторожно, Юнги — сонбенним, ему холодно, Вы же понимаете, это опасно, — предупредил его Омега. — Насколько ему холодно? — Мин тут же замер, заметил Джина, смерив его колким взглядом. — Тридцать пять и семь, но сейчас, скорее всего еще ниже, — виновато ответил доктор Ким. — Ччерт! — Мы донесем его до Пункта, и… — начал было утешать Мина Джун, но тот перебил его: — Мы не успеем. Если сейчас же не согреть его тело, он… Мы не успеем… — Есть грелки, я взял много, можно… — Омега расстегнул сумку и вынул оттуда пачку белых пакетов, — Я бы и сам, но не думал, что это так критично… Я все делал правильно, сейчас пациент стабилен, поэтому… Но Юнги не слушал. Он снова стал выдирать Тэхена из рук Сталкера, а когда тот засопротивлялся, он заорал на него: — Зови Громилу! Попроси его согреть Тэ, быстрее! И зашагал к краю океанского обрыва с Тэхеном на руках. Альфа и Омега на миг застыли, не понимая, что делает Мин, но… Громилу не пришлось звать. Его громадная морда на мощной шее вынырнула из черной воды ровно возле ног Юнги без единого всплеска. — Громи… Я наверное идиот… Но пожалуйста, помоги этому детенышу. Ему холодно и ему куда хуже, чем было мне тогда! Помнишь, как ты спас меня? Можешь сделать так еще раз? — попросил Сталкер, стоя за спиной Юнги. Не смотря на ледяные воды океана, Левиафаны имели невероятно горячую кровь. Вокруг их тел всегда стоял пар, как в сауне, а их хилые, и совершенно беспомощные в первые годы жизни детеныши, выживали благодаря теплу их родителей в прямом смысле этого слова. Громи понял, о чем его просили. Вообще-то, он понимал куда больше этих глупых двуногих. Левиафан, примериваясь, посмотрел на сверток с Тэхеном одним, потом другим глазом, воркуя при этом, как огромная птица. Юнги вдруг что-то понял, и принялся освобождать Тэ от одеял и сдирать с него датчики, которые, кажется, уже приросли к его телу за этот год. Громи одобрительно фыркнул и вдруг начал вытягивать свою шею над водой до самой своей необъятной, трехметровой груди. Затем он завалился назад, на спину, показывая над поверхностью черной воды свой пышущий паром, огромный живот. Продолжая урчать что-то, притерся к обрыву так, чтоб Юнги мог опустить тело Тэ на брюхо Дракона прямо с берега. И самому бесстрашно пойти следом. Альфа и Омега, остолбенев, смотрели на это отчаянное действо, и понимали, что это либо чудо, либо безумие. Левиафан тем временем убедился, что Тэ и Юнги легли у него ровно посередине чешуйчатой груди, осторожно и плотно прижал их к себе передними ластами метровой ширины, и начал медленно грести задними конечностями и хвостом от берега, в строну своей стаи, которая ухала и звала его за пределами видимости. Когда Громила превратился в точку на горизонте, парни обессиленно опустились на песок, не замечая холода. — Надеюсь, мы не совершаем сейчас ошибки… — шепчет Сокджин. И чувствует, что сейчас просто вырубится от накатившей усталости. — Я знаю одно. Мы сделали все, что могли, — честно отвечает Намджун. Сталкер достает грелки, распихивает их по карманам Омеги и кидает оставшиеся на песок, под их озябшие задницы. Они сидят, прижавшись друг к другу, перед бесконечностью черных вод, и наблюдают бестиарский рассвет. — Поспи. Я присмотрю за тобой, — Альфа обнимает своего Омегу и всматривается в горизонт. Джин послушно кладет Намджуну голову на плечо и тут же начинает сладко посапывать. … Юнги казалось, что он умирает. Или уже умер. О чем он только думал, прося Водяного Дракона о помощи? Где они сейчас, он не понимал, только чувствовал, что почему-то проваливается в сон. И сопротивлялся как мог, потому что был уверен, что это — последние секунды, в которые он видит лицо Тэ. И вообще — это последние секунды их жизней. " Вот ведь дурень, этот вертлявый двуногий. Просил помочь, а сам никак не успокоится», — удивился Дракон и высказал свое недовольство Юнги. А со стороны это выглядело так, как будто Громила дыхнул со всем своим ревом и жаром необъятной пасти на обоих парней. " Ну вот. Так лучше", — медленно подумал Громила и продолжил свой путь. В десяти километрах от берега, никем из людей не изученное и не замеченное до сих пор, несло свои воды теплое и чистое течение. Там Драконы рождали и растили своих детей. Туда сейчас и заплыл Левиафан. И спокойно выпустил из своих объятий два неподвижных тела. Потому, что в этой воде не тонули даже новорожденные.