Children of the sorrowful World

Я ору так, словно меня заживо грызёт мертвяк, и падаю на колени… На улице никого, кроме темнокожего мужчины в шапочке, который возится, набирая воду в большую пластиковую канистру, у пожарного гидранта. Услышав меня, он бросает своё занятие и бегом пересекает двор, приближаясь ко мне. Мой вопль переходит в истошные рыдания, когда мужчина начинает мне что-то говорить и гладить по голове. Я вцепляюсь в рукава его куртки и утыкаюсь лицом ему в плечо. Из-за рыданий не удаётся понять, что он говорит, но, скорее всего, это слова поддержки. В этом месте живут поистине странные люди, готовые оказать сочувствие абсолютно незнакомому человеку. Такое редко теперь встретишь. Тем более среди бывших заключённых. Этот мужчина видит меня, вероятно, в первый раз, но всячески пытается утешить. Чистый зимний воздух постепенно отрезвляет меня, а убаюкивающие объятия мужчины успокаивают. Он помогает мне подняться с холодного бетона и ставит на ноги, словно тряпичную куклу. Я ошарашено оглядываюсь по сторонам: небольшой тюремный двор, отгороженный с трёх сторон кирпичными блоками для заключённых и административным зданием, четвёртой его границей служат лёгкие металлические ворота. Несколько машин и деревянный стол со скамейками, даже взгляду зацепиться не за что. Темнокожий легонько подталкивает меня в спину, кажется, он хочет, чтобы я ушла с холода в здание. Я мотаю головой в знак протеста. - Мне нужно увидеть, где моя сестра теперь… лежит, наверное… Вы же ее похоронили? Не выбросили на растерзание животным и мертвякам? - Мой голос звучит низко и сипло, поначалу я его даже не узнаю. Мужчина, поняв, о чём я пытаюсь его спросить, указывает направление рукой: - Выйдешь за ворота и с южной стороны недалеко от забора, - он понижает голос. – Ты сразу найдёшь. Я киваю в знак благодарности и делаю несколько шагов в сторону ворот, но он останавливает меня: - Стой. - Мужчина снимает свою дутую куртку и набрасывает мне на плечи. – Так-то лучше. Он разворачивается и уходит. Куртка велика мне размеров на десять, и я в ней могу попросту утонуть. Я шмыгаю носом и пытаюсь его почесать, но из-за слишком длинного рукава у меня это не получается. Это заставляет меня ухмыльнуться. В этом вся я: вечно несуразная, вечно глупая. За пределами двора оказывается большая территория, огромный пустырь, огороженный проволочным забором высотой метров пять. Главный въезд укреплён тяжёлыми ржавыми воротами, возле них забор дополнительно усилен торчащими из земли деревянными кольями. По всему периметру, словно грибы, высятся смотровые вышки. Несколько тварей, шаркая ногами, бродят у ворот, клацают сгнившими зубами и скребут обломанными ногтями ржавый металл. Всё без толку - им сюда не пробраться. Сейчас я понимаю, что моё первое впечатление о тюрьме было ошибочно: это самое лучшее убежище, защищающее живых от мертвых. Я бреду сначала по грунтовой дороге до главных ворот, там сворачиваю на небольшую протоптанную тропинку, ведущую вдоль забора. Недавно выпавший снег хрустит под сапогами, как мороженое яблоко. Уже вечереет, солнце, спрятанное за бледно-розовой поволокой, медленно приближается к горизонту. Где-то в лесу, за забором, звонко щёлкает неизвестная мне птица. Темнокожий мужчина оказался прав, я сразу узнаю это место: несколько покосившихся деревянных крестов жмутся друг к другу. Моё сердце пропускает удар, чуть поодаль я замечаю свежую могилу с темнеющей, чуть припорошенной крошкой снега землёй на холмике. К глазам опять подступают непрошеные горячие слёзы, которые сдержать я абсолютно не в силах, да и не пытаюсь. Я начинаю надрывно рыдать, когда вижу, что на кресте чёрной краской раскосым почерком написано «София». Вздрагивая от всхлипов, я пытаюсь обнять крест, будто свою Софи. Я чувствую, как на меня снова накатывает состояние отупения, как было в библиотеке с Хершелем. Все останавливается: замирают словно в кино обитатели тюрьмы, в воздухе зависают снежинки, так и не коснувшись земли, размывается фон, тускнеют декорации. Я не считаю минуты, но время растягивается и замедляет свой ход. Как долго я стою на коленях и обнимаюсь с крестом, пытаясь придушить в себе рыдания? Софи… Моя маленькая Соф. Ведь ей было всего восемнадцать, совсем малышка с детским личиком. Ей бы надо сейчас веселиться с подругами и крутить романы, а она теперь - меня передёргивает от одной этой мысли - будет кормить червей в земле. Умерла так страшно в таком страшном мире. Больше я никогда не увижу её небесно-голубых глаз, маленькой ямочки на щеке, её красивых тонких пальцев. Она никогда больше не будет с тревогой ждать меня с вылазки, чтобы я, вернувшись, в очередной раз принялась рассказывать, какая нелепая ситуация опять со мной приключилась. Она не засмеётся своим переливчатым, словно звон колокольчика, смехом. Все просто потому, что её больше нет. Сначала мама, потом брат, а теперь ещё и Софи… У меня не осталось в этом мире больше никого… Напрасно я всегда думала, что каждую последующую потерю близкого человека пережить легче, чем предыдущую. Черта с два! Слёзы с новой силой текут по щекам, оставляя мокрые солёные дорожки, я ложусь рядом с могилой сестры и поджимаю ноги к груди. Я набираю в ладонь комочки мёрзлой земли с могилы и разминаю их. Немигающим взглядом смотрю, как песчинки сквозь пальцы сыплются на землю. Тот факт, что эти люди спасли нас с Софи, дал мне надежду, пусть даже ненадолго, а сейчас, когда надежду отобрали, мне стало стократ больнее. Больше никогда ни на что не буду надеяться - это лучше, чем подняться до небес, а потом камнем рухнуть вниз… Снова и снова земля крошится в моих руках, а я тихо скулю, не обращая внимания, что от холода я больше не чувствую пальцев. Песчинки, песчинки, песчинки, словно тоненькая темная ниточка… Хорошо, что эти люди отдают дань умершим. Хорошо, что Софи сейчас тут, а не растащена тварями и воронами где-нибудь по лесу. От этого мне спокойней. Постепенно слезы высыхают, и я успокаиваюсь. Песчинки, песчинки, песчинки… Мне должно быть холодно, но я не ощущаю ничего, сегодня я в очередной раз умерла. Сколько смертей мне суждено еще пережить, скольких людей еще потерять? Один из мертвецов с рыком набрасывается на проволочный забор, от чего тот мерзко дребезжит. Этот звук приводит меня в чувство. Пустота в моей душе медленно, но верно заполняется злобой, похожей на тугой узел свернувшихся змей. Мертвец снова и снова повторяет свой манёвр, а змеи в моей груди угрожающе шипят и завязываются всё туже и туже. Приподнявшись на локте, я оглядываюсь по сторонам. В нескольких метрах от меня валяется небольшая кирка: видимо, ею долбили мерзлую землю, когда делали Софи могилу, да тут и забыли. Я вскакиваю с земли и хватаю её прежде, чем успеваю осознать, что я делаю. Быстрым шагом, почти переходящим в бег, я направляюсь к центральным воротам. Кровь шумно пульсирует у меня в голове, а сердце отсчитывает быстрые удары. Боковым зрением замечаю, что какой-то молодой парень азиатской внешности успокаивает расшумевшуюся тварь, вонзив через ячейки забора железный ломик ей в голову. Парень оглядывается, услышав мои шаги. Он нахмурен, губы плотно сжаты в тонкую полосочку, ноздри раздуваются, жадно втягивая воздух. Азиат провожает меня взглядом, когда я приближаюсь к воротам. Сделав несколько тщетных попыток толкнуть створы ворот, я замечаю, что они скреплены короткой цепью, на которой защелкнут замок. Чёрт подери! - Открой ворота! – Я говорю достаточно громко, чтобы парень меня услышал, но он лишь недоумённо смотрит на меня. - Слушай, не то, чтобы… может, и не надо тебе туда? - азиат пытается подобрать слова, пока спешит ко мне. - Открой ворота! – цежу я. Парень еще пытается что-то мне возразить, я бросаю на него уничтожающий взгляд. Видимо, это подействовало на него, и он, оценив мой видок и решив, что со мной лучше не спорить, начинает рыться в своих карманах. Спустя несколько секунд он выуживает оттуда небольшой ключ и, чуть помедлив, отпирает замок. Тяжёлые ворота со скрипом медленно отворяются. - Не надо, а… - Парень кладет мне ладонь на плечо, думая, что этот жест меня слегка успокоит. Я резко дергаю плечом и стряхиваю его руку. Я знаю, что мне сейчас надо, свои бесполезные советы прибереги для других. Толкаю парня, проходя мимо. Тоже мне, нянька! Пять тварей медленно поворачивают головы на звук открывающихся ворот. Их шипение и хрипы становятся всё громче, у однорукого худого старика с жидкой бородкой изо рта капает мутная слюна. Как же я их ненавижу! Ненавижу всех и каждого! Каждую мерзкую тварь! Сейчас мне не до сантиментов и морали, что эти существа когда-то тоже были людьми. Ненавижу! Ближе всех ко мне находится седоволосая женщина в грязной, некогда белой ночной рубашке. Я подбегаю к ней и целюсь киркой прямо в лоб, но, не рассчитав расстояние до цели, промазываю. Кирка цепляется за её нижнюю челюсть, и та с хрустом отрывается от гниющего черепа и летит в сторону. Без половины лица этот мертвяк выглядит ещё ужаснее, распущенные волосы обрамляют жуткую рану, отчего та становится более устрашающей, бледные выцветшие глаза, не моргая, хищнически смотрят на меня. Во второй раз я не промахнусь. От точного удара голова твари взрывается, словно переспелая тыква. В стороны летят зловонные брызги крови и куски мозга. Адреналин закипает в моей крови, ненависть застилает глаза. Второй мертвяк получает удар по шее, хрупкие позвонки ломаются, и вот его голова уже держится лишь на лоскутах кожи. Эту тварь нужно добить. Пробивая ей голову, цепляю остриём кирки ещё одну, пусть и она сдохнет. И тут же поскальзываюсь на луже крови и падаю на землю, кирка выпадает у меня из рук. Ко мне тянется и хватает за куртку мёртвая девушка. Она валится на меня, прижимая всем весом сверху, и пытается оторвать кусок от моей шеи, лязгая зубами у уха. Мы катаемся по земле, словно огромный снежный ком, рыча и шипя. Я пытаюсь стряхнуть её с себя, но у этой девицы немало сил. Пинаю её коленом в живот и, собрав все силы, перекатываю мертвячку через себя. Теперь она повержена на землю, а я, резко вскочив, подбираю валяющуюся невдалеке кирку. Девушка поразительно похожа на мою сестру, и это приводит меня в бешеную ярость. Я вновь и вновь опускаю кирку на её голову. Это похоже на сумасшествие, перед глазами краснеет от крови, пульс отбивает бешеный ритм по сводам черепа, оглушая. Это ненависть на всех оживших мертвецов, на себя, что не уберегла сестру, и на проклятый Конец Света. Девушка больше не похожа на Софи, её голова превращается в кашу из мозгов и крови, которая при поднятии кирки омерзительно чавкает, а я всё ещё не могу остановиться. Я так увлечена, что забываю про другого мертвяка. Я замечаю его поздно - он уже слишком близко подобрался ко мне, - и с ужасом понимаю, что не успеваю развернуться, чтобы дать ему отпор. Как в замедленной съемке, за мгновение до того, как его зубы сомкнутся на моей шее, я вижу, как в нескольких сантиметрах от моего лица пролетает стрела с зелёным оперением. Мертвяк за моей спиной падает, убитый точным попаданием меж глаз. Внезапно становится тихо. Убрав с лица мокрые от крови мертвяков волосы, я поднимаю голову и вижу на ближайшей смотровой вышке Дерила, всё ещё держащего арбалет в боевой готовности. Рядом с ним, облокотившись на металлические перила, за мной наблюдает и Рик. Из бинокля, чтобы получше рассмотреть и посмаковать детали. Я сплевываю. Черт, устроила им зрелище! Надеюсь, они им насладились. Закусив губу, резким кивком благодарю Дерила за свою спасённую им уже во второй раз жизнь. Он кивает в ответ и опускает арбалет, а Рик всё ещё пристально на меня смотрит, теперь уже поверх отнятого от глаз бинокля. Кирка выскальзывает у меня из рук, и я быстро шагаю к воротам мимо изумлённого парня азиата. - Ого, ты круто их! – Парень, заперев ворота, догоняет меня. – Я ещё с утра хотел позвать Мишонн и убрать этих ходячих. Очень уж они расшумелись. Я морщусь и переспрашиваю: - Ходячих? - Ну да, мы их так называем. Меня, кстати, Гленн зовут. - Он протягивает мне свою руку для знакомства, но увидев, что мои запачканы чёрной кровью, резко передумывает и отдёргивает. Все-таки надо будет запомнить это слово. Ходячие… - Эмма, - бурчу я, пытаясь рукавом вытереть лицо. Тот темнокожий парень убьёт меня за его перепачканную куртку. Гленн широко улыбается: - Здорово. Ага, очень… Какое-то время мы идём молча, думая каждый о своём. Слышится свист, и Гленн оборачивается. Он кивает, видимо, беззвучный собеседник жестами что-то объясняет. Гленн становится серьёзным в лице. - Рик хочет с тобой поговорить. - Он ускоряет шаг и идёт в сторону корпусов, по пути шепнув мне: - Удачи! Я останавливаюсь и провожаю взглядом удаляющуюся фигуру паренька. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, я вижу, как Рик и Дерил спускаются с вышки. Лица у обоих более чем серьезные, а это значит, мне предстоит тяжёлый разговор…