Children of the sorrowful World

Сознание подобно волне, с тихим шелестом накатывающей на песчаный берег и неспешно отступающей обратно в океан. Океан... Окрашенный предзакатным солнцем в бледно-розовый цвет, чуть покрытый рябью мелких волн. Слышу, чайки кричат, провожая последние лучи светила. Пахнет йодом и водорослями, что разбросало по берегу после шторма... Я никогда не видела океан. Тепло. Вязкими струйками разливается по телу, наполняя каждую клеточку согревающим светом. Мне совсем не больно, неужели это значит, что меня больше нет? Не больно и легко. С этим можно смириться, ведь даже в смерти есть свои плюсы: наконец-то я смогу увидеть самых любимых людей. Осталось только дождаться этого момента... Как там в книгах описывают - с неба опускается столп белого сияющего света, и ты медленно поднимаешься по нему под неземное пение ангелов. А наверху к тебе уже тянут руки соскучившиеся за долгую разлуку близкие. Чёрта с два, врут всё в книгах... Резкий рывок вынуждает меня впустить в лёгкие воздух и открыть слипшиеся от слёз глаза. Боль не заставляет себя долго ждать, возвращаясь в ту же секунду, как я осознаю, что всё ещё жива. Я чувствую, что снова, как в люльке, нахожусь в руках Рика Граймса, вновь несущего меня куда-то. Он беспокойно дышит, и я совершенно неосознанно подстраиваюсь под его ритм дыхания. Пристраиваю голову на груди Рика и закрываю глаза. Линялая рубашка его насквозь пропиталась кровью, металлический запах, которой сводит с ума. Совсем близко, но в то же время так далеко, слышится голос Гленна. С протяжным стоном открывается тяжёлая дребезжащая дверь, а свет сменяется полусумраком. Неужели я дотянула до тюрьмы? Ещё одна дверь распахивается без скрипа, но куда более резко. По тому, как напряглось тело Граймса, я делаю вывод, что открыл он её с ноги. - Боб! Хершель! Сюда! - Громогласный крик сотрясает грудную клетку Рика, и я невольно морщусь - в моём состоянии все звуки умножаются в стократ. Нахожу в себе силы открыть глаза. До тошноты медленной каруселью плывут едва узнаваемые очертания библиотеки. - Боб! Хершель! - снова повторяет Рик, но ответом ему служит лишь тишина. - Гленн, её нужно куда-то положить, освободи стол! Неожиданно для меня появившийся Гленн одним резким движением смахивает со стола, что стоит аккурат посредине библиотеки, раскрытые книги, письменные принадлежности и блокнот с детскими рисунками. О нет... Предчувствуя новую волну нечеловеческой боли, обхватываю шею Граймса руками и начинаю беззвучно скулить, уткнувшись ему в плечо и отчаянно мотая головой. - Эмма!.. Тихо, тихо... Тихо, скоро всё пройдёт. - Уложить меня на стол оказывается не такой простой задачей. Клещом вцепившись в Рика, я ни в какую не собираюсь его отпускать. - Эмма, ты понимаешь, что надо найти Боба или Хершеля?! Только они смогут тебе помочь. Я очень быстро их отыщу. Как только мои руки размыкаются, а лопатки упираются в твердую столешницу, и я готовлюсь к очередной порции страданий, раздаётся спасительный голос запыхавшегося Стуки: - Рик, что случилось? Саша сказала, что срочно нужна моя помощь... О чёрт... - Немигающе смотрю, как меняется в лице Боб, заметивший моё плачевное состояние, и всего перепачканного кровью Рика. Голос становится сиплым и надтреснутым. - Укусили? - Нет, огнестрел. - Граймс на секунду отвлекается, отвечая чернокожему доктору. Этого достаточно, и я вновь смыкаю руки, обхватывая Рика за шею. - Эмма!.. На нас напали. - Он перехватывает меня поудобней. - У неё сильное кровотечение. - Тогда сюда! И скорее! - Стуки напряжен, в его голосе проскальзывает нервозность. С трудом поворачиваю налитую свинцом голову, когда мы оказываемся в медкабинете. Стуки носится по нему как кипятком ошпаренный, хватаясь то за одно, то за другое. Однако в результате его хаотичных движений на кушетке появляется белая чистая накидка, а на небольшом металлическом столике на колесиках растёт гора необходимых медицинских инструментов. Когда я гляжу на них с неприкрытым ужасом, в голову закрадывается не очень хорошая мысль, что лучше бы я сейчас находилась без сознания. - Клади её на кушетку. - В голосе Боба появляются приказные нотки, когда он, стоя спиной, надевает марлевую маску и натягивает одноразовые перчатки. - И Гленн, ты здесь? - Да, тут. - Из полумрака материализуется фигура азиата. - Чем-то нужно помочь? - Отойдём на пару слов. Не знаю, о чем шепчутся Боб и Гленн, отойдя за ширму, за которой спрятана пара больничных коек. Именно на одной из них я очнулась, когда впервые попала в тюрьму... До помутнения перед глазами сжимаю зубы, когда Граймс медленно опускает меня на кушетку. Та боль, которой я так боялась, незамедлительно даёт о себе знать. Разрядами тока проходя вдоль позвоночника, она заставляет меня выгнуться, не позволяя раненому боку соприкоснуться с поверхностью кушетки. Горячая слеза медленно скатывается по виску и теряется в растрёпанных волосах. По крайней мере сознание всё ещё остается при мне. Гленн, кивая Бобу, спешно торопится куда-то прочь и в дверях чуть не сбивает с ног появившегося Хершеля. - Господи... - только и произносит старик немного опешив, глядя на меня. - Её что... - Пуля. - С опасно поблескивающими ножницами в руках рядом со мной материализуется Боб. - Похоже... - Он чуть склоняет голову набок, когда сверху вниз рассматривает кровоточащую рану. - Сквозное... Да, так и есть. Слышатся металлические щелчки и треск разрезаемой ткани майки. Оказывается, до этого момента я и не подозревала, что такое настоящая боль... Боб аккуратно обследует дыру в моём боку, а мне мерещится, будто это - самая настоящая средневековая пытка. Если бы у меня были силы, я бы уже сломала кушетку - намертво цепляюсь пальцами за её края и стискиваю их, когда доктор Стуки в очередной раз прикасается ко мне. Окружающий мир становится в разы ярче, я вижу, как Хершель, полуобернувшись к нам боком, собирает трубки капельницы и соединяет с пластиковым пакетом, наполненным прозрачной жидкостью. - Сейчас будет немного больно, придётся чуть-чуть потерпеть. - Стуки даже не дожидается моего согласия, руки в латексных перчатках беспощадно мнут мне живот, то резко надавливая, то поглаживая. Я больше не могу сдерживаться, поэтому визжу, словно меня заживо кромсают ножом. Визг выходит странным - до смешного гортанным и сдавленным. В горле всё пересыхает, распухший и искусанный до крови язык едва помещается во рту. - Непроникающее... Живот не вздут, спазмов нет, скорее всего, внутреннего кровотечения нет. Но всё равно... Будем ждать. Она потеряла много крови, надо поставить капельницу. - Бобу едва удается переорать мои крики, когда он обращается к старику. Тот останавливается на мгновение, прекратив суету и сложив руки в молитвенном жесте у лица, тихо произносит: - Слава Богу, милостивая Дева Мария... Так странно... Странно, что я до сих пор не оглохла от собственных криков и слышу то, что Хершель произносит шепотом. Поистине невероятные вещи творит с человеком боль. Не говоря уже от том, что я не вижу ничего, кроме снующих вокруг меня врачей и молчаливого Рика, стоящего в стороне и опирающегося руками на спинку рассохшегося деревянного стула. Они словно в вакууме, а вокруг ничего, пустота... - Нужен морфий, - заключает Боб, когда заканчивает осмотр, - она уже достаточно натерпелась, а мне ещё необходимо провести ревизию раны. О нет... Это даже звучит жутко... Отчаянно мотаю головой, но Стуки, попавший, наконец, в поле своей непосредственной профессиональной деятельности, непреклонен. - Да, да... Где-то было немного, сейчас... - В чуть подрагивающих от напряжения руках старика появляется шприц, наполняемый морфием из ампулы со сколотым горлышком. По сравнению с тем, что я сегодня пережила, это оказывается совершенно безболезненной процедурой. Тонкий кожаный ремень, заменяющий докторам жгут, обвивается вокруг руки, мгновение - и в вену впивается и удобно устраивается толстая игла катетера. Расслабляющий эффект наркотика проявляется практически сразу же, и я изнеможённо откидываю голову на подушку кушетки. Хершель, держа меня за руку и легко поглаживая по волосам, стоит рядом и улыбается сквозь пышную бороду: - Все будет хорошо, сейчас Боб закончит, и ты сможешь поспать... А завтра будешь как новенькая! Я киваю и облегчённо вздыхаю. Веки наливаются свинцом, но я стараюсь моргать как можно чаще, чтобы не провалиться в глубокий сон. Не время ещё спать, я же не знаю, что из себя представляет ревизия Стуки. Вдруг сейчас засну, а после проснусь без половины бока, включая также руку и ногу... Мало ли... Врачам вообще не стоит полностью и безоговорочно доверять... Морщинистая рука мягко сжимает мою ладонь... - Рик, там это... Дерил с Мэгги вернулись, - слышится запыхавшийся голос Гленна, из-за Хершеля, закрывающего собой мне весь обзор, я не вижу паренька. Но, судя по частому дыханию, он здорово устал от выполнения задания, порученного Стуки, и теперь обливается потом. - У них все хорошо? - впервые после продолжительного молчания подаёт голос Рик. - Более чем. Но об этом поговорим позже. Хершель облегчённо выдыхает и отходит чуть в сторону, поправляя прилаженную к ручке навесного шкафа капельницу, а мне открывается вид на довольную физиономию счастливо щурящегося азиата. Капельки пота чуть поблёскивают на курносом носу, в руках запрятана затейливо ограненная бутылка... Рик отрывается от спинки стула и кивает, в задумчивости запустив пальцы в кучерявую шевелюру. - Дерил очень разозлился, когда узнал, что произошло, - вмиг становится серьезным Гленн, - он просто с катушек съехал, давненько я его таким не видел... Гленн, пожалуйста, заткнись! Не нужно мне хотя бы сейчас напоминать о Диксоне - без него тошно. Мне даже не интересно, из-за чего тот бесится... Хотя, нет... Совсем немного интересно, но знать это вовсе не обязательно. Помолчи! - И знаете, похоже, он скоро придёт сюда. - Видимо, Гленн не внял моим безмолвным мольбам. - Боб, я, кстати, едва нашёл. Держи, и я пойду уже к Мэгги, ладно? Бутылка, которую до этого держал азиат, переходит из рук в руки, и я слабо понимаю, зачем Гленн притащил... Водку? - Спасибо, Гленн, - пыхтя и отдуваясь от духоты медицинского кабинета, шепелявит Стуки. Приподнимаюсь на локтях, сопровождая взглядом тот путь, что проделывает спиртное. Отвернув алюминиевую крышку, Стуки наполняет водкой металлическую миску, по форме напоминающую фасолину. Кювету, кажется, если я ничего не путаю. И туда сразу же отправляются медицинские инструменты. Гленн тихо выскальзывает прочь, с самой искренней улыбкой пожелав мне скорейшего выздоровления. Заметив, с каким подозрением я смотрю на проводимые им манипуляции, военный врач пожимает плечами: - Других способов стерилизации у нас нет... Ты зачем встала? Быстро ложись обратно! Я даже толком ничего понять не могу, как Хершель мягко надавливает мне ладонью на ключицу, вынуждая лечь. Но опуститься на кушетку я не успеваю, так как ворвавшийся с гневным криком Диксон, заставляет меня подскочить выше прежнего. - Жива? Она, блять, жива? - Охотник мечется словно тигр в клетке, грозно размахивая арбалетом. Пересекая широкими шагами крошечное помещение кабинета, он то ли специально не смотрит в мою сторону, то ли на самом деле не замечает меня. Беспокойный взгляд скачет по присутствующим, упорно игнорируя мою развалившуюся на кушетке персону. - Дерил, с Эммой все в порядке, - наперебой пытаются успокоить охотника Хершель с Бобом и Риком. - Это всего лишь царапина, опасности для жизни нет, - уверяет Боб, изображая перепачканными кровью руками примирительный жест. Диксон резко останавливается, словно запнувшись за внезапно материализовавшееся препятствие: - Всего лишь царапина? - озлобленно выплевывает слова Дерил... И я понимаю, почему он так бесится. Находясь в эпицентре заварушки, мы и не догадываемся, какое впечатление создается у людей, только узнавших о моем ранении. Бьюсь об заклад, вся машина, брошенная совсем близко к корпусам - вместо привычной парковки, - заляпана кровью. И никто толком ничего сказать не может, что произошло... Ворочаю тяжелой головой, окидывая помещение взглядом. У Рика даже лицо в крови, не говоря об одежде, на полу валяются красные изрезанные лоскуты, которые некогда были моей майкой. Из небольшого зеркала, висящего на противоположной стене, на меня таращится... Нечто. Белое как мел лицо, синюшные губы дрожат оттого, что зубы отбивают мелкую дробь, и угольно-чёрные мешки под глазами - в гроб краше кладут. Хороша... Хотя, какое вообще Диксону до меня дело? Странный он, говорит, что я его достала, а на деле - психует и злится, что меня ранили. Или просто из-за того, что его не было на вылазке с нами? Он, что, считает, будь он поблизости, все было бы по-другому? Будто бы мы не встретились с каннибалами? Все равно. Не хочу сейчас думать о причинах странного поведения Диксона, единственное, что мне хочется - чтобы он сейчас же заткнулся. Делаю неимоверное усилие, чтобы процедить хотя бы пару фраз. - Не ори так - у меня голова разрывается. - Слова царапают пересохшее горло, а голос звучит как-то совсем по-старушечьи - надтреснуто, бесцветно.- И да, я жива... Я могу себе позволить взглянуть на Диксона из-под опущенных ресниц. По лицу охотника пробегает тень недоверчивого сомнения, но по яро играющим желвакам понятно - он еще долго не сможет остыть. - Нам нужно поговорить. - Граймс кладёт руку на плечо товарища, осаждая его последующие попытки сорваться с места и снова начать буянить. Все-таки каким же диким и абсолютно неуправляемым иногда бывает этот реднек. И если бы рядом с ним вовремя не появлялся здравомыслящий Рик, Диксон давно бы наломал кучу дров. Думаю, до встречи с Граймсом он был совсем другой. Все мы были другие... Дерил сжимается, втягивая голову в плечи и потупив взор. Мне кажется, он буквально за пару секунд постарел лет на двадцать. И не знай я, что он достаточно молодой мужчина, решила бы, что передо мной находится совсем старик, почти ровесник Хершелю Грину. - Я не знаю, что произошло, когда вы были в городе, но я думаю, это нужно обсудить со всеми, - немигающе смотря куда-то в пространство, отзывается старый ветеринар. - Стоит созвать Совет. Совет старейшин. Собрание наиболее уважаемых членов нашего маленького общества. Хершель, Дерил, Рик, Кэрол и Гленн. Они собираются по наиболее значимым проблемам, касающимся в основном быта, защиты от ходячих и распределения обязанностей между людьми. Даже меня как-то Рик приглашал поприсутствовать на одном из собраний к моему плохо скрываемому удивлению. Тогда речь шла о дополнительном укреплении забора по всему периметру. Впрочем, толку от меня на Совете было мало - я лишь слушала других, крепко держа язык за зубами. Рик наскоро соглашается, подойдя ко мне и сжав мою ладонь, шёпотом желает мне здоровья. Я прошу его умыться, чтобы не ходить в таком виде по тюрьме, пугая людей. Он, поджав губы, чуть растянувшиеся в подобии улыбки, кивает, а я провожаю взглядом спину удаляющегося прочь Диксона. Кабинет резко пустеет, и мы с Бобом остаёмся вдвоём. На самом деле словосочетание "ревизия раны" только звучало страшно, на деле же Стуки, обколов мой бок обезболивающим, удаляет из раны кусочки отмершей ткани и запекшиеся сгустки черной крови. Это совсем не больно, только немного щекотно, поэтому я даже отвечаю на вопросы доктора и рассказываю о произошедшем, нарочно умалчивая о куче человеческих костей и похищенном рыжем парне. Заклеив квадратиком лейкопластыря рану и перевязав белоснежными повязками, туго опоясываюшими живот, Стуки, переполненный энтузиазмом, осторожно перекладывает меня на кровать за ширмой и обещает, что назавтра я буду как новенькая. Впрочем, столь оптимистичному прогнозу я не особо верю, но всё равно счастливо улыбаюсь довольному проделанной работой Бобу. Моя импровизированная больничная палата сегодняшним вечером напоминает проходной двор. Не успевает Стуки и след простыть, как появляются Саша и Бэт с Джудит на руках. Малышка улыбается и тянет ко мне малюсенькие ручонки. Жаль, что у меня совсем нет сил обнять её. Пощебетав со мной на отвлеченные темы, не касающиеся моего ранения, девушки уходят, оставив пару тёплых одеял. Гленн и Мэгги приносят горячий бульон. Хершель с Бобом попеременно заглядывают, чтобы проверить капельницы. Я уже сбилась со счёта, сколько литров лекарств они успели в меня влить. Мишонн, просьбу к которой я передала через Сашу, заносит целую футболку. Даже Карл, чуть потоптавшись у входа, в конце концов оставляет на тумбочке рядом с кроватью несколько номеров своих комиксов. Он появляется поздно вечером, когда я беспокойно ворочаюсь, пытаясь принять удобную позу, в которой раненый бок не будет ныть, а катетер - больно тянуть проткнутую вену. Мне хочется забраться с головой под одеяло, когда он молчаливо садится на стул рядом с кроватью и устало роняет голову на грудь. В затянувшемся молчании я глупо таращусь, как Дерил дёргает нитки, торчащие из пришитой на колено брюк заплаты. Говорить мне с ним не хочется, да и не о чем... - Прости, - наконец выдавливает Диксон, не поднимая глаз и надуто сопя, - это неправда, я не считаю тебя навязчивой. Прости... Ты хорошая, это просто я мудак. Натягиваю одеяло к груди, стремясь закрыться им полностью, игла резко шаркает по вене, и я недовольно морщусь. Я не знаю, что сейчас сказать, а Дерил, видимо, ждёт ответа. Наши взгляды случайно пересекаются, и в голубых глазах охотника вспыхивает искра боли. - Чертов Тайриз со своими тупыми заморочками, я не был готов к таким вопросам! Поэтому и ляпнул лишнего. - Теперь он сцепляет руки в замок и начинает щёлкать костяшками пальцев, не сводя с меня глаз. Невыносимо, что аж зубы сводит от этого противного звука. - Я не умею просить прощения, но извини меня, пожалуйста, Эмма... Вздыхаю. Оправдания Дерила неубедительны от начала и до конца, но я хватаюсь за них, как утопающий за соломинку. - Ладно... Неужели я это сказала? Сказала, так как Диксон тут же, опустив глаза, расплывается в смущённой улыбке. Почти задыхаюсь - столь редко можно увидеть, как Дерил улыбается. Явно сейчас доволен собой, что смог всё исправить, не прилагая особых усилий. А я... Я бесхарактерная размазня, если готова за такую улыбку простить столь паршивое отношение к себе... Подтягиваю колени и, приподнявшись, устраиваюсь на подушке поудобнее. Пальцы перебирают ломаный ритм по колючему одеялу. Из внутреннего кармана жилетки Дерил достаёт небольшой шуршащий пакет и протягивает мне со словами: - Стуки сказал, ты потеряла много крови, и сейчас тебе нужно есть больше мяса. - На пакетике, который я верчу в руках, крупными буквами, почему-то стилизованными под полоски бекона, написано "Сушёная говядина". - Завтра принесу с охоты что-нибудь посвежее, а пока ешь это. - Спасибо, но я уже поужинала, - откладываю упаковку мяса на тумбочку, - съем завтра. - Нет! - принимать мои возражения, видимо, не входило в планы Дерила, и он недовольно шипит, - тебе нужно набираться сил, и вообще, ты тощая как сушёная рыбина... Раздражённо закатываю глаза и сама не верю своим ушам, когда за сомнительным комплиментом следуют извинения. Кошусь на Дерила, как он тщетно пытается сдуть прилипшую ко лбу влажную прядь волос. В помещении душно. И должно быть, жарко - из-за недомогания я не чувствую жары, наоборот, мне холодно. Меня слегка потряхивает озноб, скорее всего, поднимается температура. - Ты можешь считать этот день своим вторым днём рождения. Если бы пуля прошла хотя бы чуть-чуть левее... Боб говорит, ты в рубашке родилась, иначе бы... - Дерил!.. - предупреждающе начинаю я, но он, как нарочно, не останавливается. - А ещё он сказал, что если завтра или послезавтра рана начнёт гноиться... - Перестань! Я все поняла! - раздосадованно стаскиваю мясо с тумбочки. Надавливаю на пакетик, и он расходится по шву, выпуская резкий запах залежалого вяленого мяса. Повертев полоску говядины в руках, отправляю её в рот. Мясо такое жёсткое, что я едва могу его разжевать, отдельные волокна липнут к нёбу и забиваются между зубов. Гадость, но иначе Дерил не отстанет. - Ты тоже. - Протягиваю раскрытый пакет Диксону, и тот, смерив подозрительным взглядом сначала мясо, а потом и меня, выцепляет небольшой кусочек. Довольно киваю, когда охотник морщится, пытаясь разжевать говядину. В воцарившемся молчании я отворачиваюсь, чтобы перекрыть зажимом капельницу, которая уже практически на исходе. Пластиковый зажим замирает в пальцах, когда я, улыбнувшись, спрашиваю у ковыряющегося в зубах охотника: - Лесоруб? - Что? - Будь Диксон компьютером, он бы сейчас завис, противно пища и показывая синий экран. - Лесоруб, - упрямо повторяю я и, чтобы извилины у опешившего охотника не задымились, добавляю: - Вы с Заком играли в игру. Угадай, Кем Раньше Был Дерил Диксон, так он её вроде бы называл... Плечи Дерила опадают, когда он горестно вздыхает, я тоже готова заплакать от одного только воспоминания о Заке. Храбрый мальчишка, выступивший против целого полчища ходячих в ветеринарном колледже. Настоящий герой... Часто моргаю и прикладываю ладони к пылающим щекам: - Мой вариант - лесоруб. - Неа. - Дерил вытягивает ноги, разваливаясь на стуле, и хитро глядит на меня. - Тогда... Ты разводил лошадей. Ну, а что... - спешно добавляю я, - я же вижу, как ты ладишь с нашей лошадкой. Нет? Дерил фыркает в кулак, отворачиваясь и отводя глаза в сторону. Стул под ним угрожающе скрипит, когда охотника потряхивает от беззвучного смеха. Я густо краснею из-за того, что предложила настолько глупый вариант. - Нет, Эмма, - выдыхает Дерил, когда, успокоившись, снова поворачивается ко мне. - Пожалуй, для тебя будут те же правила, что и для Зака: один день - одна попытка. - Хорошо, - соглашаюсь я. Напавшая дремота, заставляет устало зевнуть. Дерил проворно собирается уходить, когда я сползаю вниз по подушке и осторожно поворачиваюсь на левый бок. Глаза слипаются, и я едва вижу, как охотник останавливается, замешкавшись у ширмы, нерешительно топчется на месте и смотрит себе под ноги. - Эмма? - Я неразборчиво мычу в ответ, а он, прочистив горло, продолжает: Сам-то я ничего в этом не смыслю, но Мэгги сказала, что это любой баб... девушке понравится. В общем, вот... Я широко распахиваю глаза, когда из-за пазухи охотник достаёт серого плюшевого мишку. Он такой маленький, что совершенно нелепо смотрится в огромных ручищах Диксона. Если бы так сильно не хотелось спать, я бы сейчас ошарашенно удивлялась, но... Протягиваю руку с торчащей трубкой капельницы, принимая подарок и тут же прижимая его к груди. – Спасибо… Дерил кивает и, не отрывая глаз от пола, спрашивает: – Может, тебе что-то нужно? Найти, принести? Ты только попроси, я что хочешь сделаю. Казалось, я ждала этого вопроса. Сон будто рукой снимает. Какая возможность отомстить Диксону за ту обиду, что он нанес мне сегодня, вырисовывается! И плевать, что я простила его - такого шанса поддеть Дерила у меня долго не будет. Я мгновенно расплываюсь в довольной улыбке, походящей на оскал. В ответ Диксон подозрительно щурится, уже ожидая от меня какую-нибудь гадость. Что ж, интуиция его не подводит. – Да, знаешь, кое-что нужно, - я едва сдерживаю себя, чтобы не превратиться в Чеширского кота. Мой голос так и сочится издевкой. – Ну? - Дерил нетерпеливо переминается с ноги на ногу, топчась у самого края ширмы, готовый тут же отступить за нее в случае, если я попрошу что-то невыполнимое. – Тампоны с тремя каплями… – Будешь ими дыру в боку затыкать? – Почти… - Скривившись, разочарованно огрызаюсь я. Моя идея не срабатывает, хотя должна была выстрелить. Диксон остается невозмутим и спокойно отвечает: - Если не получится найти, возьму прокладки. Черт, выпутался засранец! Видимо, он не из тех впечатлительных джентльменов, что чуть не в истерике закатывают глаза, заслышав о средствах женской гигиены. Те остатки крови, что еще есть в моем теле, приливают к щекам, и они начинают гореть. Я киваю, и не дождавшись от меня больше ни слова Дерил уходит прочь. Впервые за долгое время я, наконец, остаюсь одна. Счастливо улыбаюсь, зарывшись носом в мягкий мех медвежонка и вдыхаю едва уловимый запах пыли, на душе становится тепло. Стуки оказался не прав - сегодня не второй мой день рождения. Если календари, что ведёт Хершель, верны, сегодня мне стукнуло двадцать пять... Откуда Дерилу было знать, что его подарок этим вечером пришёлся как раз кстати... Зря Боб говорил, что я уже назавтра буду как новенькая. Ни на следующий день, ни через день, ни через три я не покидаю пределов медкабинета. Свалившая меня высокая температура, не даёт даже самостоятельно, без посторонней помощи, добраться до туалета. Все эти дни ко мне кто-нибудь заходит. Саша и Бэт приносят каждый вечер очередную порцию новостей. Дерил прикармливает земляникой, что собирает в жестяную банку из-под оливок на моей земляничной полянке, и так же рьяно следит, чтобы я плотно ела. Стуки ежедневно меняет повязку. Вопреки прогнозам Диксона рана не гноится и остаётся чистой, за что нужно поблагодарить военного доктора. Накануне пятого дня, во время очередной перевязки, я замечаю, как неловки и угловаты движения Боба, и он то и дело хватается за левое плечо. На мои вопросы о случившемся, он лишь отмахивается, говоря, что вывихнул его, таская с Гленном и Карен хлам в нежилой блок... И только спустя пять дней я, опираясь на стены, выползаю на общий завтрак под летним навесом, расположенным прямо во дворе. Натянуто улыбаюсь, желая доброго утра каждому, кто подходит ко мне и дружелюбно интересуется моим здоровьем. Ухватившись за алюминиевую столешницу и придерживая раненый бок, втискиваюсь между Бэт и Сашей, уже протягивающими мне миску с разваренной кашей и дымящийся горячий чай. Гленн о чем-то шепчется с Мэгги, держа девушку за руку и вертя обручальное кольцо на её пальчике. Завидев меня, азиат расплывается блаженной улыбкой, радуясь, что я наконец вышла на свет божий. Карл уныло возит ложкой по тарелке. Глядя на его фигурное размазывание каши, осознаю, что аппетита совсем нет. Поджимаю губы и запускаю пальцы в растрёпанные волосы. - Вы разобрались с теми людьми? Вот так, прямо в лоб. Если до этого тихие разговоры за столом образовывали монотонный гул, то после моего вопроса воцарилась гробовая тишина. Слышно даже, как вьётся над остатками каши в кастрюле назойливая муха. - Мы... Договорились с ними, - осторожно отвечает Рик, оглядывая присутствующих и оценивая их реакцию. - Они обещали нас не трогать... Перешёптывания возобновляются, словно ничего только что не было, а я так и остаюсь сидеть с открытым ртом, пытаясь переварить услышанное. - Подожди, Рик, что значит - обещали? - переспрашиваю я, обхватив ладонями кружку и глядя, как медленно оседают на дно чаинки. Пережитый кошмар вновь ясно встаёт перед глазами, и я начинаю злится на излишнюю дипломатичность Граймса. - Разве их обещанию можно верить? А где гарантия, что однажды, уйдя с Диксоном на охоту, мы не станем чьим-то обедом? Я-то что - одни мослы, а вот из Дерила получатся отличные стейки... Последнее можно было бы и не говорить, но слова вылетают быстрее, чем я успеваю подумать. Гленн хрюкает в кружку, подавившись чаем, а я получаю пинок под столом от Диксона. За столом вновь становится тихо. Сердито хмурю брови, ведя в Граймсом баталию взглядов - его, насупленный, против моего, раздраженного. Какого опять чёрта ситуация с каннибалами, живущими по соседству, пущена на самотек? - Эмма, - предостерегающе начинает Рик, - поговорим позже... - Да. - Я отставляю нетронутый чай и неуклюже вылажу из-за скамейки. - Позже. Прошу меня извинить. Отхожу на достаточное расстояние, свернув за угол и скрываясь от обеспокоенных жителей тюрьмы, и бестолково разглядываю носки кроссовок, мелкие выбоины и камешки в бетоне под ногами. К чёрту все эти недомолвки! За то время, что я лежала в медицинском кабинете, никто и словом не заикнулся о тех мерзких уродцах, поедающих себе подобных, а теперь смотрят на меня, как на инопланетянку. Что-то холодное и шершавое утыкается мне в ладонь... Я взвизгиваю, резко отскочив в сторону, и тут же сгибаюсь пополам от боли, стиснувшей бок. По щекам помимо воли катятся слезы. В лицо утыкается собачья морда, и с радостным визгом на меня обрушивается грязно-рыжее слюнявое создание. Отпихиваю собаку, защищаясь от её любовных нападок выставленным вперёд локтем, и рассматриваю её, когда она, наконец, перестает юлить и, сев и наклонив голову набок, ждёт моих дальнейших действий. Розовый язык вывалился изо рта, хвост отбивает чечётку по бетону. Если у псины и есть аристократические крови, то они сильно разбавлены самой обычной неказистостью. Простая дворняга, тощая и покрытая колтунами свалявшейся шерсти... - Эмма... Я оборачиваюсь на голос Дерила, а псина с не менее радостным визгом, чем тот, когда она напала на меня, несётся к охотнику и, подбежав, ластится к его рукам. - Дерил, что это за собака? Ты в курсе, что она меня чуть до инфаркта сейчас не довела? - Обычный песик... Я его с вылазки привез, да?.. - Диксон щекочет брюхо развалившему на земле псу. - Как же я мог оставить такого красавца одного, правда? Возится, как с маленьким ребёнком... Псина повизгивает, соглашаясь с охотником, и слюнявит ему руки огромным языком. Раздражённо хмурю брови и закатываю глаза: о красоте этой собаки можно спорить бесконечно. - Ну, и как же ты его зовешь? - Отодвигаюсь ближе к стене, опасаясь, что пёс воспримет мой голос, как сигнал к действию. - Я еще не придумал, - отзывается Дерил, не прекращая играться с животным. Покатываюсь со смеху, вспомнив, как однажды, когда я ещё только осваивалась в тюрьме, помогая ухаживать за животными, спросила у Карла, как зовут козу... Оказалось, что козу зовут просто - Коза... На вопрос, почему у нее столь оригинальное имя, мальчик весьма недовольно ответил: "Спроси это у Дерила". Тогда у меня не хватило мужества поинтересоваться об этом у Диксона, зато сейчас эта история вспомнилась как нельзя кстати. - Ну, зная, как ты умеешь давать имена, собака, наверное, будет Собакой... - Ой, Уотсон, отстань!.. Лаки... - чуть задумавшись произносит Дерил. Пёс, похоже, оставшийся довольный выбором имени, радостно тявкает, - да, Лаки... Именно так. - Счастливчик, значит, - повторяю я, пробуя на вкус имя нового четвероного члена нашего общества. - Где ты его нашёл? - На стоянке грузовиков, у шоссе. Бедняга прятался под машиной, спасаясь от ходячих, пришлось помочь ему. Кстати, смотри сюда... Поворачиваю голову в направлении, которое показывает Диксон и замираю в изумлении. На отгороженной стоянке, потеснив легковые автомобили, стоит бензовоз. Пузатая серая цистерная пестрит нарисованными по бокам языками оражевого пламени. - Полная, - предвосхищая мои мысли, гордо говорит Диксон, деловито вставив руки в боки. - Мы сможем запустить генераторы... - восторженно выдыхаю я. Можно зарядить завалявшийся плеер, нагреть, наконец, горячей, а не едва теплой, воды для душевых, даже посмотреть пару фильмов, если наши старейшины расщедрятся на подобное. - Это здорово! - Да... - подтверждает Диксон, но тут же переводит разговор в другое русло, выудив из кармана брюк пачку сигарет. - Зря ты... - он затягивается, жадно подкуривая скрученный цилиндрик Pall Mall, - начала за завтраком говорить на... неприятную тему... Тянусь губами к фильтру сигареты, чуть привстав на носочки. Охотник недоверчиво протягивает сигарету, давая мне сделать затяжку. - И что? - А то, - раздражённо трясёт головой Диксон, пытаясь убрать лезущую в глаза челку, - ты же знаешь, мы бы не оставили это просто так. Тем более они вычислили нас и подходили слишком близко к тюрьме... Ничего не предпринимали, но всё же... Мне становится не по себе... Гоню прочь дурные мысли, обхватив себя руками и подняв голову, глядя на небо. Сегодня пасмурно, тяжёлые облака плывут совсем низко, почти касаясь крыш корпусов тюрьмы. Совсем низко носятся ласточки, разрезая воздух маленькими острыми крыльями и ловя назойливую мошку. Скорее всего, вечером пойдёт дождь. - Почти никто из людей не знал о них, о каннибалах. После того, как ты подняла эту тему за завтраком, мы попали в неловкое положение. Я не знаю, как Рик теперь будет выкручиваться... В общем, Эмма, этих... людей... больше нет. Что? Я не ослышалась? То есть, как так - нет? - Мы не смогли бы жить с такими соседями. Их было восемь, совершенно чокнутые фанатики... Что-то типа секты с ритуальными свечами и прочим дерьмом. - Увидев, что я прикрыла глаза, Диксон дожидается, когда я буду готова воспринимать информацию дальше. Сделав последнюю, самую глубокую затяжку, он выбрасывает окурок и притаптывает ногой, чтобы окончательно потушить и продолжает: - У них во главе была девчонка, кто-то наподобие пророка нового времени. Эти лысые придурки её беспрекословно слушались. Стуки сказал, что у неё было что-то с кровью, рак или какая-то похожая болезнь... Так вот, она почему-то решила, что для выздоровления ей нужна человечина, мясо и кровь... Её шестерки... В общем, не оставляли её голодать... Так вот, значит, где Стуки повредил плечо... А мне так беззастенчиво врал, придумывая небылицы. - Дерил... - Я хватаюсь за голову, сходя с ума от того, что сейчас услышала. Виски разрывает невыносимая мигрень, раненый бок тоже внезапно даёт о себе знать - тянущая боль по-садистски медленно скручивает мышцы в одеревеневшие жгуты. - Там были дети? Охотник с отвращением сплевывает, когда произносит страшные слова: - Да, Эмма, были... Маленькие тонкие косточки и черепа с ещё молочными зубами... Часто моргаю, опускаясь на колени. Вцепляюсь в шерсть притихшего Лаки и обнимаю пса, притягивая его к себе. Пальцы застревают в колтунах, а слова комом застревают в горле. Я абсолютно опустошена... - Его бы надо помыть и расчесать. - Это все, что я могу сказать сейчас... *** Кэрол подкрадывается бесшумно, когда я, взяв себя в руки и успокоившись, чищу картофель на летней кухне. Ведро медленно наполняется очищенными овощами, а гора кожуры на моих коленях становится всё больше и больше. Пальцы неприятно скрипят от белого налета крахмала... Это единственное, чем я могу помочь Карен и остальным людям, пока окончательно не поправлюсь. Ножик застывает в воздухе, так и не коснувшись клубня, когда женщина прямо, без обивняков, задает вопрос: - Эмма, скажи мне честно, что у тебя с Дерилом Диксоном? Блин, вот я попала...